Текст книги "Эндорфины красоты: История про бизнес и вдохновение"

Глава 6
Диалектика перехода количества в качество

После первых побед салона «Моне» на Новинском и с появлением положительного денежного потока я решил продолжить свое «салонное увлечение». Время было тяжелое, длинных денег для больших инвестиционных проектов на рынке невозможно было найти, поэтому салонный бизнес нравился мне еще и быстрым сроком окупаемости. Это позволяло пережить затянувшийся кризис.

На Новокузнецкой улице у меня пустовало коммерческое помещение. Я довольно долго не мог сдать его в аренду, так как по ряду причин оно не подходило многим ритейлерам. Тут-то я и решил открыть второй «Моне».

Расположение салона, несмотря на то, что это был Центральный административный округ, Замоскворечье, исторический центр Москвы, нельзя было назвать самым бойким местом. Тем не менее недалеко от него находилась Плехановская академия, где я учился, поэтому я знал в этом районе каждый дом, каждую улицу. Свои первые деньги я заработал именно в этом районе, сдавая на реализацию в магазины модные футболки, привезенные из Канады дядей моего однокурсника-корейца, который был тренером первой профессиональной команды боксеров. Словом, я знал, что район здесь тихий, но дорогой, с престижным жилым фондом. И я решил попробовать открыть «Моне» в расчете только на жительниц окружающих кварталов.

Елена Рословцева на первом обучающем семинаре французского маэстро Жана Бернара в салоне на Новокузнецкой, 2000

В соседнем доме располагался достаточно раскрученный салон красоты, который на тот момент уже просуществовал лет пять, имел солидную клиентскую базу и хороших парикмахеров. Этот салон работал в том же ценовом сегменте, что и «Моне». В тот момент я задумался: смогу ли я конкурировать с ним? Это был жизненно важный вопрос.

На тот момент мой опыт в салонном бизнесе вряд ли можно было назвать большим. Найти парикмахеров лучше, чем в этом салоне, было очень сложно. Географическая привлекательность у нас была одинаковой. Я не мог себе позволить инвестировать в салон и его раскрутку в разы большие, чем у конкурентов. И, стало быть, победить простыми способами не было никакой возможности.

Я старался понять, как «Моне» может стать лучше, чем соседний салон, и сколько времени, сил и средств уйдет на борьбу за право считаться лучшим в районе.

Ведь если твой салон номер два, то клиенты пойдут к номеру один, а мастера, которых ты нанял, будут постоянно шантажировать тебя тем, что уйдут туда, где больше клиентов.

Я считаю, что в любом бизнесе важно понять, кто твои конкуренты, сколько их, какой у них опыт, насколько профессионально построен их бизнес. И главное – проанализировать их отношение к своему бизнесу: какие задачи они перед собой ставят. Надо постараться определить, какое количество бизнес-операций в единицу времени – день, месяц, год они способны воплотить в жизнь. Начиная любое дело, надо трезво смотреть на положение дел и в индустрии, и в конкретной бизнес-ситуации. Нужно браться только за то, что вам действительно по силам. Не следует бездумно лезть в пекло конкурентной войны, чтобы спустя пять лет понять: у вас не хватило денег или сил на создание вашего любимого дела.

Проблема часто заключается в следующем: когда мы думаем о конкуренции, то видим продукты и услуги, а не личности основателей бизнеса и людей, работающих в их командах. Но дело в том, что мы конкурируем не с салонами, а с конкретными личностями, с их сильными и слабыми сторонами, с их амбициями, которые питают бизнес и создают успешные салоны и продукты. Мы анализируем салон, качество стилистов, прайс-листы, маркетинговые акции, а надо анализировать личности и команды, которые работают или собираются начать работать в вашем бизнесе в пределах вашего маркетингового кольца.

Принимая решение об открытии «Моне» на Новокузнецкой, я приехал в соседний салон, чтобы взглянуть на того, кто им руководит. Это была интересная блондинка, производившая впечатление умной и успешной женщины. Я смотрел на нее и размышлял, будет ли она каждый день работать с таким же энтузиазмом, страстью и настойчивостью, как я? Будет ли она внедрять в своем салоне столько же идей каждый месяц, сколько я на Новинском? Есть ли у нее амбиции создать лучший салон в Москве? При всей человеческой симпатии, которую она у меня вызывала, я понимал, что пять лет благополучного существования в роли единственного приличного салона в округе привели ее в состояние рутинной пассивности. Она решала текущие организационные проблемы, поддерживала салон на должном уровне, но совсем не думала о том, что он может стать еще лучше. Я почувствовал, что она относится к работе по принципу: если это работает, зачем что-то менять.

Когда я осознал это, то возможность победить стала более очевидна. Я размышлял, что пусть не сразу, но на дистанции в 1–2 года у меня и «Моне» есть более 50 % шансов на то, чтобы отобрать пальму первенства у этого салона.

Так и произошло. Некоторые парикмахеры, нанятые мной во второй «Моне», через три месяца перебежали работать в этот раскрученный салон, ссылаясь на то, что у нас что-то «неправильно». Это был нормальный для мастеров нового салона эгоистичный подход: скрывать желание прийти на все готовое и сразу получить материальные блага прикормленного салона красивыми словами о «неправильности» места, которое, кстати, их усилиями должно становиться лучше и лучше каждый день. Было понятно, что дело не в неправильности, а в том, что человек ищет, где лучше, а рыба – где глубже. И я, в принципе, был к этому готов.

Но уже через полгода ситуация изменилась. «Моне» на Новокузнецкой провел такое количество акций и семинаров, что стал более заметен в районе и завоевал доверие жительниц этого тихого уголка московского центра. А уже через год к нам приходили устраиваться на работу парикмахеры из того соседнего салона.

Мне часто говорят, что у меня странное понимание течения времени. Я считаю, что в час или день можно успеть больше, чем планируют многие. И гораздо больше, чем многие пытаются успеть. Я умещаю в единицу времени максимум действий. И только если уже падаю с ног от темпа или вижу, что команда не успевает переваривать мои идеи и это сказывается на качестве, то сбавляю скорость. Как было написано в книге «Бизнес в стиле фанк»[1]1
  К.А. Нордстрем, И. Риддерстрале. Бизнес в стиле фанк. Капитал пляшет под дудку таланта. Манн, Иванов и Фербер, 2008.


[Закрыть]: «У нас нет выбора в будущем – быстрый или мертвый».

Я много путешествовал, наблюдал за жизнью салонов в разных странах, читал про разные подходы в построении бизнеса и все время пробовал, внедрял новые идеи. Не обязательно постоянно генерировать грандиозные начинания. Для успеха достаточно делать маленькие шаги, но часто, каждый день, и это будет драйвить ваш бизнес. Бизнес медлительных людей не умирает, только пока имеется запас ресурсов, превышающий ресурсы конкурентов. Инноваторы, те, кто мыслит быстро, способны выжить и победить в конкуренции с более сильным участником рынка за счет большого количества внедрений продуктивных идей.

Изменения маленьких деталей каждый день, максимальное их количество в единицу времени – вот залог победы!

Даже если из ста идей – а именно так я жил первые десять лет в «Моне», постоянно пополняя раздел своих заметок под названием «100 идей для моих салонов», – не все приживались, все равно те 20–30 проектов в год, которые оказались успешными, меняли бизнес к лучшему и делали заметными мои салоны. Я менял фасад, вкладывал деньги в обучение мастеров, придумывал новые и новые акции. Я наполнял эндорфинами салон. Это были порой едва заметные изменения, но все вместе они приводили к существенным качественным сдвигам, которые рано или поздно начинали замечать клиенты. В политэкономии это называется «переход количества в качество». Я в Плешке изучал работы классиков марксизма, но относился к ним, как и все студенты, без должного внимания. А оказалось, что многие философские мысли, которые когда-то казались оплотом социалистической идеологии, на самом деле очень продуктивны для частного предпринимательства. Именно принцип диалектического развития, переход количества в качество и принес мне победу в конкурентной борьбе с соседним салоном, число изменений в котором было гораздо меньше, а качество все это время не улучшалось. И, как известно, если качество не меняется, то оно все по тем же законам диалектики становится хуже.

Клиенты чувствуют места, где качество постоянно растет, где происходит ежедневная движуха, где работают сотрудники с энтузиазмом, с желанием становиться лучше каждый день. Когда это происходит, в книге отзывов появляются записи типа: «Я была сегодня в «Моне». Я в восторге! Не к чему придраться. Все сделано качественно, как со стороны сервиса, так и со стороны мастера. Провела в салоне шесть часов. Спасибо!»

Когда я читал такие отзывы, то понимал, что не зря занимаюсь салонным бизнесом, и моя деятельность приносит пользу и радость.

Глава 7
Пожар в арт-кафе «Пикассо»

В первый год после открытия «Моне» я часто думал о том, хочу ли я дальше развивать это направление. Дело в том, что я был всеядным предпринимателем. Мне хотелось попробовать свои силы в разных бизнесах. Я называл это состояние «карман не успевает за новыми идеями».

Плюсов у бизнеса в индустрии красоты было много. Во-первых, я понимал мотивацию и частоту спроса на услуги салонов: волосы растут на 1,3 см в месяц. Они растут всегда, и в кризис тоже. Во-вторых, рынок качественных парикмахерских услуг не был насыщен, а кризис его и вовсе опустошил. Тогда у меня даже не появлялось мысли о том, что я создаю сеть салонов, которая потребует от меня максимальной концентрации усилий и умений.

Поэтому в том же здании на Новокузнецкой улице я решил открыть арт-кафе «Пикассо», в интерьерах и в самой концпеции которого мне хотелось выразить свое восхищение творчеством великого художника. Я не стал приглашать «известных» дизайнеров, а позвал на помощь тех же студентов, участвовавших в регулярном обновлении «Моне» на Новинском, и с их помощью реализовал в «Пикассо» свои творческие амбиции.

Вечеринки в «Пикассо»

Одну стену мы сделали из грубо сваренных кусков черного металла, которые воспроизводили собирательный образ минотавров с полотен и рисунков Пабло Пикассо. В нос железному полузверю было вставлено отполированное в некоторых местах кольцо размером с дверной молоток на замковых воротах. Мы предлагали всем гостям взяться за кольцо Минотавра, чтобы улучшить свою сексуальную энергию. Другую стену занимало сделанное из кусков обоев панно по мотивам «Авиньонских девиц» маэстро. Получался своеобразный инь-ян Пикассо: мужское и женское начала смотрели друг на друга, наполняя пространство эндорфинами страсти.

Я купил для кафе антикварную мебель из красного дерева. В углу мы поставили садовые качели и насыпали настоящей морской гальки. Столешница стойки бара представляла собой плиту из эпоксидной смолы, на «дне» которой также была композиция на тему работ Пикассо, а также «валялись» разные артефакты из кубистской вселенной Пабло. В кафе стоял китайский гарнитур, превращенный в интернет-кафе. Иначе как словом «эклектика» мое заведение невозможно было описать. Так как оно открывалось больше для души, из любви к искусству, то я пытался соединить атмосферу китайского театра с плодовитой энергией Пабло Пикассо.

Директором кафе я нанял артиста театра. Он как никто меня понял и помог вдохнуть жизнь в мой креативный проект. По вечерам три раза в неделю мы организовывали в «Пикассо» различные перформансы. У нас проходили представления Театра теней, выступали артисты Театра кукол имени Образцова, «шалили» мимы из питерского Театра-студии «Лицедеи».

Мы создали собственную музыкальную группу, которая часто выступала на сцене «Пикассо». Провели кастинг, похожий на «Фабрику звезд», и выбрали трех очаровательных ребят с отличными вокальными данными. Группу мы назвали «Богемные мальчики». По нашему замыслу, они должны были петь на французском.

Арт-кафе начало обрастать соответствующей аудиторией. К нам стали приходить телевизионщики, киношники, журналисты и диджеи. Наши необычные и провокационные перформансы вызывали восторг у многочисленных посетителей.

В 2000 году на День всех влюбленных у нас проходило мероприятие под названием «Самый страстный поцелуй». На сцене мы установили кровать с сеткой-рабицей, которую нашли в одном из общежитий. На ней «влюбленным» предстояло соревноваться в искусстве поцелуя. За две недели до него в Москве был объявлен конкурс – мы искали колоритных персонажей, которые должны были стать «влюбленными» и, в первый раз увидев партнера на сцене, исполнить самый страстный поцелуй. В жюри сидели все знаменитости Москвы: арт-критики, артисты Театра «Сатирикон», певицы, ведущие радиостанции «Европа Плюс» и главные редакторы глянца. Успех мероприятия был ошеломляющим.

Я ощущал, что мое арт-кафе появилось в нужное время в нужном месте. Звезды очень любили «Пикассо». У нас проходили показы дизайнеров и снимались первые реалити-шоу. А журнал GQ анонимно прислал к нам своего журналиста, который для первого выходившего в России номера написал большой материал под заголовком «Странное место для необычных людей». Оно таким и было. Атмосфера кафе соответствовала моему состоянию души: я тогда носил яркую одежду и чувствовал себя человеком с Монмартра конца XIX века, организующим веселые вечеринки для друзей-художников, ищущих свободу в жизни и творчестве.

Новый год в «Пикассо» был самым ярким праздником. У нас не было отбоя от гостей. Все знали – эта ночь запомнится на всю жизнь. Мой офис располагался в подвале здания на Новокузнецкой улице, в одной комнате сидел я, в другой бухгалтер, в третьей – мой секретарь, а за неделю до Нового года под лестницей поселился поросенок, который радовал своим визгом всех приходивших ко мне на встречи. Я только закончил читать книгу про Анри де Тулуз-Лотрека, в которой описывались забавы монмартрской богемы. Для своего времени они были невероятными провокаторами и авангардистами. Вот и я решил в новогоднюю ночь собственноручно выпустить поросенка в зал, чтобы немного эпатировать гостей.

Кстати, первые корпоративы салонов «Моне» проходили в арт-кафе «Пикассо» и также с незабываемыми представлениями. И вот однажды прозвенел звонок: «Александр Павлович, – раздался в трубке тревожный голос директора «Пикассо», – наше кафе сгорело». Приезжаю. Кругом пожарные машины. Вхожу в наше заведение и вижу, как сквозь клубы дыма по колено в воде появляются фигуры пожарных с брандспойтами. Я «доплываю» до кухни и встречаю грустный взгляд моего управляющего. Шеф-повар говорит, что у нас через пять часов свадебный банкет.

Я понимаю, что мы просто не имеем права отменять торжество, и превращаюсь в мистера Вульфа, персонажа из «Криминального чтива», который решает проблемы. Мы откачиваем воду, боремся с запахом гари и, поскольку заготовки блюд для свадебного стола покрыты толстым слоем пепла, спешно меняем меню банкета. Выносим на улицу качели и ставим у входа красивого администратора с хлебом-солью и шампанским. Ее задачей было поить, кормить и развлекать гостей свадьбы столько, сколько нужно, чтобы повара успели приготовить новые блюда.

Арт-кафе «Пикассо», 2000

Молодоженам вся эта импровизация очень понравилась. Думаю, они запомнили свою свадьбу «с дымком» и при свечах.

Пожарные дознаватели установили причину пожара: короткое замыкание на кухне. Ресторан был оперативно отремонтирован и мог снова принимать посетителей. Но для меня это происшествие стало знаком того, что с ресторанным бизнесом надо прощаться. Мне было 27 лет, у меня бывали взлеты и падения, я испытал себя во многих бизнесах, каждый из них многому меня научил. Пришла пора выбрать главное дело на ближайшие годы. Следовало подвести итог, сделать работу над ошибками. И я решил, что надо сфокусироваться на «Моне» и развивать салоны, пока они не выйдут на высокий уровень выработки эндорфинов у гостей и у меня, как у владельца бизнеса.

В 2004 году мне выпала честь нести по Москве огонь Афинских олимпийских игр. Мой участок был между Серпуховской и Павелецкой. Олимпийский огонь передавали как эстафету по всему миру, чтобы в конце пути зажечь олимпийскую чашу на родине Олимпийских игр – в Афинах.

Когда я стоял посередине пустого Садового кольца и ждал кортеж мотоциклистов с факелоносцем, то сердце колотилось от волнения и желания, чтобы олимпийский огонь не погас на протяжении моего этапа эстафеты. Мне было очень важно донести его и передать следующему факелоносцу. На меня смотрели тысячи людей. Ноги были ватные. Я, как в замедленной съемке, бежал вдоль толпы, в которой в тот момент находилась и моя семья. Я видел восторг в глазах моей дочери. Меня переполняли гордость за то, что причастен действу, в котором участвуют тысячи бегунов, и ответственность перед миллиардами людей, ждущих открытия Олимпийских игр. Принимая решение сфокусироваться на салонах, я испытывал схожие чувства. Я осознавал, что мне предстоит сделать нечто значимое в жизни многих людей. Я знал, зачем и куда иду сам, и понимал, что обязан построить достойное будущее для идущих за мной людей «Моне».

Глава 8
Треугольник Давида

Как-то в 2002 году я с дочкой позировал Саше Давиду в ЦДХ, где у него проходила персональная выставка. Полинке было тогда три года. В руках у нее был Микки Маус. Саша писал нас в своей уникальной манере, которую он называл «оранжевый импрессионизм». Во время перерыва в работе над картиной я спросил у Саши, кто, по его мнению, является настоящим художником: тот, кто пишет картины для себя и хочет, чтобы они нравились прежде всего ему самому, или тот, для кого чужое мнение важнее собственного, и он делает все для того, чтобы его работы понравились зрителю, коллекционеру, галеристу?

Саша попросил бумагу и начертил свой любимый священный треугольник. В нижнем левом углу он написал «Я», в нижнем правом – «Ты», над верхним углом треугольника он написал слово «Бог» и в скобках «Высший разум». После пририсовал три стрелочки: от «Я» к «Ты», от «Я» к «Богу» и от «Бога» к «Я».

И тут он сказал слова, которые я вспоминаю очень часто: «Каждый художник должен заниматься творчеством и браться за работу, держа в голове эти три вектора:

Треугольник Давида

«Я» – работа должна нравиться мне самому, «Ты» – то, что я делаю, должно нравиться другим людям, «Бог» – в моей работе должно быть высшее духовное начало. Только у таких произведений есть шанс не потеряться в потоке времени и жить вечно. Когда художник так подходит к работе, у его картины есть шанс остаться в истории навсегда».

На мой взгляд, это должно быть главным правилом всех творческих людей, чем бы они ни занимались, будь то живопись, режиссура или работа в «Моне». Только когда есть три вектора в мыслях художника, в творческой работе может быть найден смысл, а это дает шанс создать что-то стоящее.

Жить и работать с таким подходом крайне сложно. Часто приходится видеть, как на вернисаже или в галерее художники пытаются продать свои работы хотя бы за какие-то деньги, покрывающие издержки на создание полотна. Стремясь понравиться, угодить зрителю, они экономят на всем: на материалах, на технике, на эмоциях, поскольку в душе не уважают своих «покупателей» и считают их профанами. Не имея желания достучаться до людских сердец, они хотят просто получить деньги за свой труд. Им не хватает орлиного полета, умения подняться над реальностью, понимания того, что настоящий смысл их творчества может быть увиден и оценентолько тогда, когда арбитром их работы выступает не покупатель и не член отборочной комиссии выставки, а сам Бог, Высший духовный разум.

Картина Александра Давида «Александр Глушков и Полина Глушкова», 2002

Те, кто этого не понимают, всегда эгоцентричны в своем творчестве, в их успехах они видят только свои заслуги, в неудачах же винят всех вокруг. О результатах своего творчества они говорят всегда одно и то же: «Вы ничего не понимаете в искусстве».

Я тогда понял, что Саша знает что-то такое, чего невозможно прочитать в книгах или увидеть на выставке, но что определенно было и в его работах и картинах художников, которые мне нравились.

Через год Саши не стало. Как и он сам, его философия и «треугольник Давида» навсегда остались в моей памяти. Они стали одним из важнейших правил в моей работе, в моем отношении к жизни и к салонам «Моне».

Глава 9
Мечта об устойчивости

В 2002 году я открыл третий салон «Моне» – на Долгоруковской улице. С «А'Кеем» тогда пришлось расстаться. С момента его открытия прошло пять лет, бизнес развивался стабильно и не требовал больших энергетических затрат, и некогда сговорчивая арендодательница решила, что неплохо было бы расторгнуть договор аренды со мной и начать самой вместе со своей дочерью управлять бизнесом, который построил я. При расторжении постоянно звучала фраза: «Нам хочется, чтобы дочка занималась красивым бизнесом». Видимо, мой «А'Кей», работавший как часы, со стороны казался простым, не требующим больших вложений, сил и времени бизнесом, который легко взять и продолжить лишь за счет «прикормленного» места. Однако позаимствовать у меня успех моего первого салона оказалось совсем не так просто. Несмотря на навязчивый и грубый хантинг персонала «АЖея» со стороны новоиспеченных владельцев бизнеса, вся команда осталась со мной и перешла работать в третий салон «Моне». Преданность людей компании – одна из самых важных ценностей для меня. В результате переезда мы, конечно, потеряли тех клиентов, для которых географический фактор стоял на первом месте. Но мы быстро наработали новых гостей, а мастера только приобрели больше возможностей. Я благодарен всей команде за то, что в тот непростой момент все сплотились, мобилизовались и показали мне, что с хорошей командой на борту и в шторм не страшно.

Несмотря на все это, я продолжал двигаться в салонном бизнесе на ощупь. Чтобы перестать наступать на все грабли подряд, мне надо было переосмыслить свой пятилетний опыт работы в индустрии красоты.

Было очевидно, что я попал в сложную ситуацию «обычного работодателя необычных людей». Оказалось, что только собственной энергией и повышенной работоспособностью можно было снизить зависимость этого бизнеса от капризов персонала. Конечно, так не могло продолжаться вечно. Рано или поздно я мог просто выгореть, устать и в один момент потерять все наработанное. По сути, «Моне» после четырех лет развития нельзя было назвать бизнесом в полном смысле слова: стоило мне ослабить руки на рулевом весле, и лодка неминуемо разбилась бы о рифы. И эта чрезмерная зависимость «Моне» от меня мне совсем не нравилась.

В Европе, за исключением столиц самых крупных стран, салоны красоты – это чаще всего малый, семейный бизнес. Собственник сам стоит за креслом с ножницами в руках и может подменить любого «звездного» мастера. Он кропотливо передает свое ремесло детям или преемникам. Большинство клиентов там переходят по наследству от отца к сыну вместе с бизнесом, вместе с местом, куда многие десятилетия ходили стричься жители окрестных домов, вместе с именем, которому доверяли несколько поколений людей. В такой ситуации персоналозависимость достаточно низкая. Все сотрудники держатся за свое место, ведь другое найти непросто. Поэтому «звездная болезнь» в европейских салонах – явление редкое, а «уникальный мастер» реализует свои амбиции за счет собственных сил и средств, а не на деньги работодателя.

Годы, прошедшие с момента открытия «Моне» на Новинском, наглядно показали мне, что в новой России свой путь развития индустрии красоты. Советские ГОСТы и артикулы убивали творческое начало в парикмахерском деле, но они хотя бы позволяли ранжировать парикмахеров по разрядам и классам. Будоражившее умы парикмахеров в 1990-е желание выйти за рамки жестких стандартов в сочетании с жаждой самореализации (в первую очередь в материальном плане) за короткий срок разрушило систему координат, позволявшую адекватно оценивать того или иного специалиста. В результате взыскательному клиенту при выборе мастера приходилось ориентироваться на множество противоречивой субъективной информации, либо рисковать своим имиджем, так как качества услуг не гарантировал никто. Даже самый именитый стилист мог подстричь из рук вон плохо, после чего утверждал, что создал шедевр. И доказать обратное было невозможно.

В те годы в России уже вовсю работали салоны красоты, представлявшие известные европейские сети. В основном в них стригли отечественные парикмахеры – то есть те же люди, что приходили наниматься и в «Моне». При этом цены были существенно выше, чем в других салонах Москвы, а ежедневное количество клиентов примерно такое же. Что же привлекало туда людей: имя основателя сети или иностранные корни салона, либо то, что эти же вывески можно увидеть на улицах Лондона и Парижа? Мне было очевидно, что гости надеются получить там «европейское» качество услуг, которое гарантировал им известный бренд.

Тогда же в России начался бурный рост числа сетевых компаний. Выбирая между безымянным магазином шаговой доступности и соседним с ним магазином известной сети, покупатели все чаще отдавали предпочтение второму, ведь он гарантировал им предсказуемое качество товаров и честную цену. Что касается людей, которые в ту пору искали работу, то многие стремились стать сотрудниками сетей, потому что понимали: делать карьеру там легче, быстрее и интереснее.

Собрав вместе два этих фактора, я понял, что единственный шанс «Моне» добиться стабильности и процветания – это превратиться в сеть и быстро увеличивать число салонов в Москве. На руку мне было и то, что жительницы столицы тогда хотели потреблять услуги красоты в невиданных прежде объемах: новые салоны «второй волны» появлялись как грибы после дождя. Однако не все они добивались успеха… Мне часто звонили знакомые представительницы прекрасного пола и просили записать их к действительно хорошему парикмахеру. Я записывал и лично следил за тем, чтобы мастер сделал все исключительно и даже великолепно. Только я был для них гарантом качества и справедливой цены, но пора было передавать эти функции бренду «Моне», сделав его синонимом качества услуг и высокого уровня сервиса.

Масштаб сети значительно снижает издержки на привлечение клиентов. Кроме того, в рамках сети легче наращивать качество услуг, развивать компетенции, создавать здоровую конкуренцию среди парикмахеров внутри «Моне» и на входе в него. Размер сети и звучность имени должны были создать в умах парикмахеров здоровое и вполне объяснимое желание устроиться в «Моне» и в дальнейшем гордиться своим местом работы.

Я хотел, чтобы мой бизнес стал устойчивее, а значит, мне надо было развивать его и вширь – ускоренными темпами наращивать количество салонов, и вглубь – работать над брендом, внешним обликом салонов и их внутренним содержанием, начиная с качества услуг. И то и другое мне было очень интересно. И это была амбициозная задача, успешное решение которой сулило немало эндорфинов.

Однако прежде чем начать масштабироваться, необходимо было получить четкие формулировки того, что именно я намерен тиражировать. Для этого мне предстояло стать самым престижным работодателем в индустрии красоты.