Текст книги "Пси"

«Искушение собой», часть 1. Три года назад

– Это Хельга.

Она поздоровалась по-мужски, за руку. Фальшивая рыжесть волос, свитер жуткой расцветки на три размера больше, на запястьях браслеты, фенечки, нитки с бисером. Экзальтированная руководительница литературного кружка, в который Андрея затащила Светка. «Приобщиться к современной культуре», по ее выражению.

– Мы сегодня недолго. Светик, давай после ко мне? Бусинка мне такой мед привезла, чудо! Мне с тобой кое-что обсудить надо. Хорошо? Вы посидите, послушайте. Я сегодня читаться не буду, может из ребят кто-то интересное принес.

Литераторы Андрею не понравились. Каждый что-то заунывно бубнил, остальные хлопали и восхищались. Скучный сеанс взаимного поглаживания. «Кукушко-петушко петтеинг», – как выразилась Светка. Он с трудом дождался окончания заунывных чтений.

– Даже не думай отказаться. Ко мне. Заодно мальчика твоего посмотрю. – Хельга окинула пронзительным взглядом Андрея. – Ты же давно хотела его показать.

Они оказываются соседями. Десять минут прогулочным шагом, не больше. Квартира новой знакомой произвела странное впечатление: захламленная, со старым осыпающимся ремонтом, но в тоже время уютная и с особой атмосферой. И множеством странных личностей, непонятно как помещающихся в трех комнатах.

– Хеля! Хеля, ты мне купила пряников? – кричит кто-то, стоило им появиться на пороге.

– Кто видел мои тапочки? – гремит тяжелый бас из ванной.

– Всем замолчать! – визжит женский голос. – Я буду петь!

Хельга развела руками и подмигнула со значением.

– Идите на кухню. Я сейчас сумку брошу и сделаю чай.

На кухне парочка играла в карты. И судя по смеху и тому, как быстро они сбежали, игра шла на раздевание. Кажется, девушка выигрывала.

– Да уж, – Андрей покачал головой, – странное место.

Светка хитро улыбнулась и, не дожидаясь хозяйки, поставила чайник.

– Тебе понравится. Расслабься и получай удовольствие, как от необычного приключения. Это самое удивительное место в городе.

Андрей с опаской присел на табуретку. Провел пальцем по клеенке на столе и недовольно поморщился. Наводить чистоту здешние обитатели не любили.

– Не вредничай. – Светка потрепала его по макушке. – Главное, тут атмосфера хорошая.

– Угу.

Андрей вытащил пачку сигарет и пододвинул к себе переполненную пепельницу. Какой-то шутник целенаправленно втыкал туда окурки, пытаясь выложить цветок. Ядовитую хризантему на могилке здорового образа жизни.

– Не скучали без меня?

В кухню ворвалась Хельга и заметалась по комнате птицей: распахнула форточку; что-то убрала в шкаф; выбросила окурки в мусорное ведро; достала из холодильника тарелку с блинами, с подсохшими по краям и завернувшимися, как свитки древней рукописи.

– А мед весь сожрали, представляешь? Но у меня где-то варенье было, яблочное.

Банку с ним тоже не нашли. Чай сели пить с твердыми, как гранит, сушками. Андрей кинул одну в чашку и ложечкой гонял по кругу, исподтишка наблюдая за хозяйкой, болтающей о каких-то своих, непонятных ему, делах со Светкой.

– Кажется, наш мужчина заскучал.

Хельга отставила пустую кружку и потерла ладони, словно собралась пообедать гостем.

– Посиди в комнате, Светик, пока я твоего мальчика посмотрю. Хорошо?

Девушка кивнула, подмигнула мужу и выпорхнула из кухни.

– Не бойся, не съем! – Хельга засмеялась и встала, чтобы налить себе еще чая. – Ты ведь все равно не веришь в эзотерику, тонкие миры, ауру и прочее? Я угадала?

– Не верю. – Андрей пожал плечами, выловил ложечкой сушки и попробовал раскусить.

– Правильно, нечего в эту хрень верить. Каждый гуру мнит себя пупом земли, выдумывает ерунду, а последователи потом копья ломают, у кого правда правдивее.

– Я, в принципе, материалист.

– Еще лучше! Тогда просто считай это блажью одинокой женщины, решившей позаигрывать с мужем подруги. Договорились? Вот и ладненько. Дай левую руку.

– Линия жизни у меня длинная, – усмехнулся Андрей, протягивая ладонь.

– Да? Ну и хорошо.

Она провела кончиками пальцев от запястья вниз до подушечек и накрыла ладонь своей. Глубоко вдохнула, закрыла глаза и замерла, как дайвер, опускающийся в темную глубину.

Мгновения, как пузырьки воздуха, лопались одно за другим. Тик-так, отщелкивали секунды, как костяшки древних счет, часы на руке. Молчала странная женщина напротив. Молчал Андрей. Ладонь Хельги сделалась горячей, невыносимо тяжелой, как расплавленный свинец. На миг Андрею почудилось – в ответ на жар внутри пробудилось что-то, отмахнулось тяжелой лапой и глухо рыкнуло.

– Ай! – Хельга отдернула руку. – Фу таким быть.

Она с укором покачало головой.

– Притворился паинькой, а сам еще тот гусь.

Андрей пожал плечами. Ему уже поднадоела эта игра.

– Не пробовал заниматься какими-нибудь практиками? Осознанными сновидениями или чакры развивать? У тебя бы получилось.

– Ерунда. Я не верю в эту муть.

– Жаль, очень-очень жаль. Хочешь узнать, что я увидела?

– Не очень.

– Ах, так, Фома-неверующий! Ладно. Я тебе докажу.

Хельга ткнула его в грудь указательным пальцем.

– Если я тебе приснюсь, ты поверишь? А? Только не сегодня, а, скажем, через неделю. Поверишь?

– Не приснишься.

– А вот и да! Спорим? Обещай, что тогда придешь в гости еще раз.

Андрей кивнул. Внутри закипало глухое раздражение на хозяйку дурацкой квартиры.

– Нам пора уже. В следующий раз доспорим.

Светка не стала возражать и позволила увести себя домой. Сам себе Андрей пообещал больше не ходить в гости к этой чокнутой Хельге.

* * *

Она ему так и не приснилась. Но Светка уехала в гости к маме, Андрею было скучно, и он зашел в гости по-соседски. Хельга обрадовалась, как старому другу, совершенно забыв про спор, а он и не напоминал. Затем пришел еще раз, и еще. Начал появляться в сумасшедшей квартире регулярно. Вдруг распробовав атмосферу легкого безумия, странные разговоры и ночные посиделки, он влился в местную компанию.

Квартира жила в особенном ритме. То вдруг все начинали читать Кастанеду, цитируя куски и пытаясь выращивать «настоящий» пейот в горшочках, на поверку оказывавшийся обычным кактусом из ближайшего цветочного магазина. То ежевечерне, громко ухая, практиковали холотропное дыхание. Или бросались изучать распечатки с методиками процессингами саентологов. Мода на учения и эзотерические практики менялась каждую неделю. Новую игрушку брали, пробовали на вкус и бросали так же легко, как находили. Наблюдая за этими увлечениями, Андрей посмеивался, поддакивал, но никогда не принимал участия, считая происходящее забавной безобидной глупостью и все больше убеждаясь в своей правоте.

* * *

Тишина разбудила Андрея посреди ночи. В окна пялилась темнота поздней осени, бродячим пунктиром прорезанная светом от фонарей и проезжающих машин. Потолок над головой казался дном колодца, полного холодной воды.

Такого раньше не случалось: обычно Андрей падал на подушку и засыпал до утра. Откуда эта бессонница? Заболел? Выпил много кофе перед сном? Ответа не было.

Мысли, переваливаясь неуклюжими пингвинами, сбегали одна за другой, оставляя наедине с хмурой и опасной тишиной. Андрей отстраненно наблюдал, как она хозяйничает внутри. Незваная гостья неспешно осматривала закоулки души. От сияющих «башен духа» (другого названия Андрей не мог придумать), где мимоходом дергает колокола чувств, она спускается в «палаты разума», щелкая клавишами арифмометров мыслей. И ниже, в темные подвалы, где царит «Оно». Вечное чудовище, грызущее кости памяти и крутящее колесо жизни.

Тишина спустилась ниже, в самые сокровенные глубины. Она шла в сером полумраке пещер, оставляя на толстом слое пыли следы узких босых ступней. Туда, где тушей левиафана в гигантском зале спит механизм. Безумная смесь башенных часов, ядерного котла и стальных цилиндров. Тишина с глазами, сияющими звездным светом, с нежностью погладила стальной бок загадочной машины и рывком опускает рычаг с желтой рукояткой, запуская спящее нечто…

Андрей закричал. Вскочил, ударил рукой по выключателю. Теплый свет отогнал привидевшийся в полудреме кошмар. Потирая внезапно онемевшее лицо, Андрей побрел на кухню.

Задернув шторы, он пил чай, медленно приходя в себя. Видение, слишком плотное и осязаемое для сна, растворялось с каждым глотком. Он закурил, окончательно просыпаясь.

Несмотря на поздний час, за стеной ссорились соседи. Глухие крики было не разобрать, только слышалось, как орут друг на друга два голоса. Андрей потер пальцами лоб над переносицей – там, где говорят должен быть «третий глаз», ощущалась тугая тяжесть. Словно наружу из черепа лезла холодная, отвратительно скользкая змея.

«Сука, – внятно произнес мужской голос в затылке Андрея, – убил бы».

– А? Что?

«Бросить этого придурка, пусть себе другую дуру найдет», – вторил женский визгливый голос.

– Кто здесь?

Андрей вскочил. И тут же рухнул на колени, потеряв равновесие. Голова кружилась, ноги отказывались держать. Его стошнило только что выпитым чаем, смешанным с горькой желчью. Пытаясь встать, он схватился за стол, но только стянул на себя клеенчатую скатерть. Чайник опрокинулся и поток горячей воды плеснул в лицо. Сброшенная сахарница осыпала, как снегом, сладкой крупой. Руки скользили по полу в зловонной луже. А голоса под черепом не унимались.

«Идиотка, мать ее».

«Хер поганый, импотент конченный».

«Крыса долбанная».

«К маме! Уеду к маме. Пусть сам тут вошкается. Ой, мамочка!»

Пойманный в ловушку бессилия, Андрей упал на спину. Осколки посуды больно впились в правый бок. На мгновение взгляд прояснился. Кухня, привычная и маленькая, будто раздвинулась, разрослась в целую вселенную. А вокруг центра этого мироздания, вращались огромные прозрачные дуги астролябии, отмеряющие жизнь, смерть и минуты сущего. Круги с черточками делений, стрелки, указывающие непонятные направления, дуги с непонятными символами. И центр этого всего – он сам. Гвоздь, на котором держится мир. Созерцающий, как детали механизма неспешно проворачиваются вокруг самих себя.

Видение оборвалось. Кухня, перекрашенная рассветом в апельсиновую корочку, снова сжалась до нормального размера. Кислый запах бил в ноздри. На ладонях застыла грязная пленка, шелушащаяся и противная. Андрей поднялся и, держась за стенку, с трудом добрел до ванны. Сбросил одежду прямо на пол, включил душ и встал под обжигающие струи.

Придя в себя, Андрей прибрался на разгромленной кухне, поставил на плиту кофейник и попытался вспомнить события этой ночи, стыдясь выковыривать из памяти обрывки смутных образов. Не понимая, что произошло, то подозревая себя смертельно больным, то подозревая в отравлении съеденную за ужином рыбу.

«Где мама», – неожиданно спрашивает детский голосок за лобной костью.

Кофе сбежал, шипя растекся по плите. Но Андрею было все равно.

«Надо к терапевту записаться, опять бессонница. Пусть таблеток выпишет, тех зеленых, по рецепту», – дребезжало старушечье карканье.

«Ненавижу будильник», – хрипел бас.

Голоса один за другим появлялись в голове и так же исчезали. Кричали, спорили, говорили о непонятных вещах. Спутанные и сбивчивые. Как обрывки телеграмм на взорвавшейся почте.

Проваливаясь в них, и раз за разом выныривая как пловец на гребне волны, Андрей начал различать отдельные голоса. А следом пришло узнавание. Вот тетя Валя с первого этажа считает оставшиеся до пенсии деньги. Это Вадик из соседнего подъезда, комментирует утреннюю передачу по телевизору. А томный, с хрипотцой голос – Галка из квартиры напротив. Думает о новом хахале.

Не выдержав, Андрей бросился к входной двери. Схватил куртку, впихнул ноги в новые кеды, смяв задники. Кубарем скатился по лестнице. Задыхаясь, не обращая внимания на лужи, побежал в сторону парка.

Гвалт в голове не унимался. Но теперь звучали другие голоса, незнакомые. Целый хор, шепчущий наперебой. Их слова не складывались в осмысленные фразы, рассыпаясь, как разбитый хрустальный бокал.

Первые сто метров в парке Андрей пробежал не останавливаясь. Только за поворотом аллеи, когда стихли все посторонние слова в голове, рухнул на лавочку. Задышал, разевая рот, как пойманная рыба. Закашлялся, сплевывая горькую слюну. Стало чуть легче. Улеглась паника, подгонявшая все это время шпорами страха.

– Спокойно. Спокойно, дружище. Это просто померещилось. Наверное, действительно траванулся чем-то. – Андрей, не в силах сдерживаться, успокаивал сам себя вслух. – Это галлюцинации. Самые обычные глюки. Чем там травились в Средние века, что видели ангелов? Спорыньей? Вот и я, кажется, этим самым. Нажрался, а теперь брежу. Держаться! Сейчас полегчает, пойти домой, выпить угольных, воды побольше, даже лучше чая, чтобы выводилось быстрее. Лечь спать. Оно пройдет, точно, назавтра буду как новенький.

Мимо проходил старик в шляпе. На длинном поводке – молодой эрдельтерьер. Собака подбежала к Андрею, махнула хвостом, обнюхала мокрые кеды. Эй, человек, может, поиграем? – светится в умных глазах.

Старик дернул поводок. Взгляд безразлично скользнул мимо сидящего на скамейке молодого человека.

«Наркоманье, – прогудел в голове Андрея голос. – Уже и до парка добрались. К стенке всех. К стенке! По пуле каждому!»

– А рука поднимется? – от неожиданности, Андрей вслух спросил у голоса.

– Поднимется! – резко выкрикнул ему старик, подтягивая к себе собаку. – Лично бы вас всех расстрелял, гадов!

Догадка обжигала, не давала себя ухватить, вырывалась.

– К стенке! Всех!

Старик не унимался. Сорвался на визг. Дребезжащий звук ударил по ушам. И одновременно тот же голос таранил череп изнутри. Одним и теми же словами.

Раскаленная ненависть жгла мозг тысячей игл. Невыносимо! Андрей вскочил и, не разбирая дороги, бросился бежать, между деревьев, неловко размахивая руками, поскальзываясь на мокрой листве. Прочь! Прочь! Позади многоголосым тысячеглавым орущим чудовищем стоял город, непрерывно орущий бессмысленные слова.

Дорожки закончились. Парк перешел в запущенный лес, где летом так хорошо было гулять со Светкой. Не сбавляя скорости. Андрей все бежал и бежал. Цеплялся одеждой за ветки, падал на скользких спусках, впивался пальцами в раскисшую глину. Лишь бы скрыться от воющих голосов.

Под старым дубом Андрей споткнулся о морщинистый корень и рухнул на багровые листья. Желудок взбунтовался, и его стошнило горькой вонючей желчью. Сплевывая желтую слюну, он вдруг услышал тишину. Голоса ушли, оставив в одиночестве. Медленно, как сомнамбула, Андрей сел. Привалился спиной к бугристому стволу. Вытащил мятую пачку и закурил.

Только к вечеру, когда закончились сигареты, а сам окончательно замерз, Андрей решился вернуться в город. Грязный, с безумным взглядом, мусором, застрявшим в волосах, расцарапанным лицом, вздрагивая от каждого шороха, пробирался по темным улицам. Голоса не возвращались, но их смутная тень заставляет дрожать колени. Не решившись зайти домой, он пошел в то единственное место, где была смутная надежда на помощь.

– Господи!

Хельга зажала рот ладонями.

– Что с тобой?

Она сама сорвала с неожиданного гостя одежду в заскорузлой корке грязи. Затолкала под душ, открутив кран почти до кипятка. Стоя под обжигающими струями, Андрей, наконец, начинает приходить в себя.

Чистый, накормленный, в махровом женском халате на голое тело, Андрей сидел на маленькой кухне среди вечного бардака и пил мутный, пахнущий травами чай. Хельга примостилась напротив, смотря с тревогой и удивлением. Она явно не ожидала такой выходки от правильного до зевоты друга.

– Рассказывай, что за безобразие ты учудил?

– Хель, мне кажется, я спятил…

– Ничего нового, дорогой. Все мы не в своем уме. Белые кролики тебе не мерещатся?

– Ты не понимаешь! Это кошмар! Я все время их слышу! Как голову сунул в улей. Я думать не могу! Как дебил, только ногами дрыгаю. Не могу!

Хельга с размаху закатила Андрею пощечину.

– Тряпка! Прекрати истерику. Визжишь как резаная свинья.

Посчитав, что одной оплеухи будет мало, она плеснула прямо в лицо чаем из кружки. Пока Андрей, опешивший от неожиданности, беззвучно шлепал губами, швырнула в него полотенце.

– Вытрись. Успокойся и рассказывай по порядку.

Медленно, запинаясь и внезапно начав заикаться, Андрей рассказывал все с самого начала. Закончив историю, уткнулся в кружку с остывшим чаем. Хельга, не сказав ничего, вышла из кухни.

«Сейчас дурку вызовет», – пронеслось в голове Андрея. Мысль несла облегчение и спокойствие.

Нет, Хельга вернулась почти сразу с бутылочкой из темного стекла в руке. Набрала из-под крана воды, накапала туда из пузырька, считая вслух капли. Ровно тридцать.

– Пей. Сейчас пойдешь и ляжешь спать, в дальней комнате. Закройся на щеколду, чтобы никто не мешал. Утром поговорим.

Свернувшись калачиком на узком диване Андрей мгновенно заснул.

Утром вчерашние события казались бредом, и разговор с Хельгой не клеился. Андрей стыдился, сам не зная чего, и уходил от ответов. Но не так-то просто было вырваться из рук маленькой женщины. Она упорно мучала вопросами, заставила выучить несколько дыхательных упражнений, а в конце вручила длинный ключ на веревочке.

– Помнишь, летом выбирались на дачу? Она сейчас пустая. Если почувствуешь то же самое – езжай туда. Хоть на попутке, хоть пешком, но доберись. Заляг на дно. По дороге позвони мне. Понятно?

Андрей благодарно кивнул и постарался быстрее уйти.

Следующие несколько дней он ходил, как пришибленный, но кошмар больше не возвращался. Ключ, вначале полежав на тумбочке в прихожей, перекочевал в ящик стола и потерялся под ворохом бумаг. Жизнь пришла в норму. Андрей сам себя убедил, что в тот день отравился и просто бредил.

Позже, в другой жизни, он узнает, что это был «заворот» – первое пробуждение пси-массы.

«Блудный пасынок», часть 2. Сейчас

Впервые за долгие месяцы по-настоящему чистый, пахнущий мылом и цветочным шампунем Андрей сидел на кухне. Кутался в махровый халат, слишком маленький для него, но бесконечно уютный после казенной одежды ЛИМБа. Пил чай, жевал хлеб с вареньем и слушал поток нескончаемой болтовни Хельги. Прерывать ее не хотелось, пусть себе говорит. Слова шумели прибоем, а он наслаждался ощущениями дома, свободы, чистоты и тепла, смешивающимися в опьяняющий коктейль.

Через ощущение счастья наглым непрошеным гостем прогрызался червячок беспокойства.

– Хель, а где все?

– Кто?

– Ну, – Андрей неопределенно махнул рукой, – наши, старая тусовка. Я сначала не сообразил, тишина полная. Раньше ведь не протолкнуться. Кто-то постоянно ел, пил, вопли, крики. А сейчас мы с тобой вдвоем целый вечер.

– А. – Женщина скривилась. Губы сложились в презрительную усмешку.

– Разбежались. После… – Хельга замялась. – Ну, ты понимаешь. Перестали заходить. У всех сразу дела, учеба, работа. Попрятались, хотя их никто пальцем не тронул.

– Понятно.

Хельга внимательно посмотрела на Андрея.

– А ты? Расскажешь?

В ее голосе слышалось что-то странное. Вина? Любопытство? Болезненное влечение? Андрей не разобрал, да и не хотел это делать.

– Только не сейчас. Давай не будем портить вечер моими личными ужасами.

– Ладно, не стану тебя мучить расспросами. Захочешь – сам расскажешь. Кстати, помнишь Юльку? Рыжая такая, и глаза выразительные. Иду недавно, а она из магазина выходит, нос к носу столкнулись. Я говорю – привет пропащая, почему не заходишь? А она…

Андрей кивал и поддакивал в нужных местах, не вникая в смысл. Рыжая? Да хоть блондинка. Какая разница? Он совершенно не помнил людей, о которых говорила Хельга. Как отрезало. Придется знакомиться заново, связывая имена, лица и голоса в единое целое.

Рассматривая исподтишка Хельгу, он вдруг понял, как она постарела. Дело было не во внешности. Исчез «фирменный» огонек сумасшедшинки, когда-то манивший к ней людей. Голос стал надтреснутым, словно сломался внутренний стержень. А в глубине потухших глаз таилась пугающая темнота, которую никак не удавалось рассмотреть.

– Хель, а как там дом?

– Какой?

– Мой дом.

– А! Да все хорошо. Куда он денется.

Она отвела взгляд. Андрей не стал настаивать. Время разобраться еще будет. Уж очень хорошо было сейчас.

– Ты спать, наверное, хочешь? Устал после дороги? Давай я тебе постелю в маленькой комнате. Там тихо, помнишь? Идеальное место, чтобы отдохнуть.

– Хорошо. Я, и правда, с ног валюсь.

Шуршание чистой простыни по коже отозвалось в теле райским блаженством. Одеяло показалось ладонью бога, заботливо укрывшего любимое создание.

– Доброй ночи. Сладких снов тебе.

Щелкнув кнопкой выключателя, Хельга вышла. Из-под двери пробивалась полоска света, дорожка счастья.

– Все позади, – прошептал сам себе Андрей, – все кончилось. – И мгновенно заснул.

* * *

Проснулся он рывком, мгновенно выдергивая себя из небытия. Что-то было не так. Лунный бледный свет освещал комнату. Тишина середины ночи, ватная и плотная, прерывалась странным вкрадчивым звуком. Шкряб. Шкряб. Кто-то невидимый стоял за дверью. И неуверенными движениями дергал ручку.

Шкряб! Очередная попытка увенчалась успехом. Дверь медленно распахнулась. На пороге стояла Хельга. Голые ноги, белая полоска трусиков, футболка с кроликом на груди. Под опущенными веками дергаются глазные яблоки. Пальцы ритмично сжимаются и разжимаются.

Пошатываясь, как сомнамбула, женщина сделала шаг в комнату.

– Хельга?

Она не услышала. Еще шаг. Руки поднимаются, словно ищут препятствие перед собой. И снова шаг, теперь в сторону кровати.

– Дай.

Голос пустой, обезличенный, чужой.

– Хельга!

– Дай.

Вскочив на постели, Андрей отпрыгнул прежде, чем она коснулась его.

– Хельга!

Он не мог докричаться. Шатаясь, не открывая глаз, женщина шла на него, как по запаху. Андрей уворачивался, как от чумной, отскакивал. А она спотыкалась о кресло, углы мебели, но упрямо пыталась добраться до гостя. Тянула руки, умоляла замогильным голосом «отдать». До чертиков напуганный странным поведением Хельги, он отступал все дальше и дальше. Она под контролем? Но почему ведет себя, как зомби из дешевого фильма? Или под наркотой?

– Хель!

Зажатый в угол, он выкрикнул ей в лицо и ударил под дых.

Жалобно всхлипнув, Хельга осела на пол.

Всколыхнулась разбуженная пси-масса. Заворочалась внутри барьера блокатора. Но этого оказалось достаточно. «Холодная»! Как он сразу не увидел? Она «холодная». Причем уже давно, наверное, еще со времен его ареста.

– Прости. Ты как?

Андрей наклонился над женщиной, протянул руку, собираясь помочь. Хельга оттолкнула его. Размазывая слезы обратной стороной ладони, поднялась. И ушла, яростно хлопнув дверью.

Снова ложиться он не стал. Пошел на кухню и сварил кофе. До самого утра курил одну сигарету за другой, вглядывался в темноту за окном и вздрагивал от мысли снова заснуть. Что если бы он не услышал, как она пришла? Ничего хорошего, это он точно знал.

Те, кому убили пси-массу после первого заворота, «холодные», все равно оставались другими. Лишенные всего, они бессознательно чувствовали пси-массу. Тянулись к «горячим», как пьяница к недоступной бутылке, не в силах получить вожделенное, скатывались в неконтролируемую агрессию. Андрей видел в ЛИМБе жертвы «холодных»: сходя с ума от близости пси-массы, они чаще всего выкалывали в приступе гнева психотам глаза. Трое таких слепцов жили в соседнем бараке. Андрею сегодня повезло.

* * *

Утром на прокуренную кухню вышла Хельга. В покрасневших глазах женщины стоял ужас.

– Прости, Анрюшка. Я не хотела. Веришь?

– Когда это случилось?

Она закашлялась и распахнула окно, выпуская дым. Отставила табуретку к противоположной стене, боясь приближаться к Андрею.

– Почти сразу, как тебя арестовали. Я испугалась. Что мне было еще делать? Все разбежались, бросили меня. А там сказали, амнистия для тех, кто придет сам. У меня мама сердечница, она бы не пережила, если бы меня в лагерь. Что я должна была делать? Что?!

– Я все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Тебя выворачивает наизнанку, а помочь некому. Все друзья разбегаются, как от чумы. Сестра трубку бросала, когда я звонила. Я спать не могла – ждала, когда за мной придут. Соседи здороваются, а я думаю, настучали они уже в комитет или нет? Работу бросила, хари видеть их не могла. Жила, не знаю на что. А вы смылись, все!

– Я был в лагере, Хель. При всем желании не мог бы помочь.

– Другие были! Но вы же богоизбранные, вам помочь – что себе руку отгрызть. Суки!

Хельга сорвалась на крик, впадая в истерику. Рот ее скривился, руки сжались в кулаки. Она готова была броситься на мужчину. Избить, искалечить, растоптать.

– Ты бросил меня! Это я тебя спасала, когда тебе было плохо. А ты бросил!

Стакан с водой стоял рядом, и Андрей, не раздумывая, плеснул в лицо Хельги.

– Успокойся.

Она разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. Плач был похож на глухое карканье.

Андрей взял кухонное полотенце и подошел к ней. Вытер слезы и воду с рук, лица, шеи.

– Ну. Не надо. Все прошло.

Хельга вдруг обняла его, уткнулась лицом в живот. И принялась неразборчиво причитать.

– Они меня бросили! Представляешь? Только заметили, что со мной не так – разбежались, как крысы. Я звонила, ходила, никто даже разговаривать не хотел. На другую сторону дороги переходили, гады. А как «надела браслет», понабежали. Стали называть гуру, в глаза заглядывать. Чуть не молились, сволочи. Я их всех выгнала. Не хочу видеть. Иуды.

Рыдания не стихали. Андрей чувствовал, на животе футболка становится мокрой от слез. Он автоматически гладил ее по голове и чувствовал, как нарастает боль в голове. Разбуженная близостью «холодной» пси-масса ворочалась, пузырилась, разрывая виски тупыми ударами.

Рыдания прекратились. Хельга отстранилась и посмотрела на него снизу вверх. С тоской и болью. В распахнувшемся халате Андрей увидел ее грудь. Темные маленькие соски, родинка справа. Никакого желания не возникло. Только раздражение и усталость.

– Я сейчас.

Запахнувшись, женщина вышла из кухни.

Вернулась она нескоро. Андрей успел сварить кофе, снова накурить на маленькой кухне и окончательно впасть в мрачное настроение.

– Сделать тебе яичницу?

– Давай.

Зашипело масло на сковородке. Было видно, как Хельга делает вид, будто ничего не произошло. Она затянула веселую песенку, но радость в голосе звучала фальшиво.

– Хель, а где ключи?

– Что?

– Ключи от моего дома. Я туда поеду. Страшно устал, хочется побыть в одиночестве. Соскучился. Сварю кофе, устроюсь на мансарде…

– Андрюш…

Хельга, стараясь не встречаться взглядом, поставила перед Андреем тарелку с яичницей.

– Ты же когда уехал, ну то есть тебя забрали, не сказал, что с ними делать. Только записку с ключами оставил, вроде как посмотреть. Ходила туда иногда. Убирала. Но далеко же, часто не наездишься. Сам понимаешь, дом требует ухода. А у Мишки и его девушки, у них сложная ситуация была. Родители у него дачу продали.

– Короче, Хель.

– Я подумала: пусть живут, дала ключи. Ну, пока тебя нет. Я не знала, когда ты вернешься. А теперь как их выгнать? Им жить совсем-совсем негде. Так даже справедливо, помнишь, ты их дачей пользовался? Я решила, что так будет правильно. Тебе они не помешают. Мишку ты знаешь, девушка его тоже очень хорошая. Ты бы знал, какие у них трудности. И родители против.

– Это у меня трудности. Я сам буду решать, кто будет жить в моем доме. Давай ключи.

– Ты ешь, а то остынет. Ключи у Мишки, они ведь там живут.

– Ясно.

– Ты ведь их не выгонишь?

Андрей подцепил вилкой кусок яичницы и сунул в рот. Подгоревшая корочка с одной стороны и недожаренный белок с другой отбили всякое желание завтракать.

– Посмотрим. Если дом в порядке, пусть живут.

– Андрюшка, ну, пожалуйста, им же некуда идти!

– Я сказал, посмотрим.

Настроение стремительно портилось. Ноющий голос Хельги, отвратительная яичница, запах скисшего молока.

– Пойду, наверное. Сигареты закончились, значит, пора валить.

– Может, еще кофе хочешь?

В голосе женщины послышалось облегчение. Липкое, отвратительное.

– Нет, мне хватит. Где мой рюкзак?

Она попыталась чмокнуть в щеку на прощанье, но Андрей отстранился. Дверь квартиры хлопнула за спиной. Выйдя из подъезда, он вытащил последнюю сигарету, смял и бросил на асфальт пустую пачку. И, перебивая дымом горький вкус, пошел к остановке. Больше он сюда не вернется, ни за что.