Текст книги "Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы"

Про одного из таких деятелей местная газета в рубрике «Народные умельцы» написала, что тот умудрился сложить садовый домик из пустых бутылок, скопившихся за время непутевой без-дачной жизни. Сообщалось также, что скреплял он эти бутылки цементным раствором и лишь по углам использовал кирпичи. Правда, газета не упоминала, что бутылки он устанавливал горлышком наружу и пробками не затыкал, поэтому, когда дул ветер, то страшный вой не давал соседям заснуть. А одна старушка, приехавшая погостить к родственникам и не подозревавшая о причине воя, к утру сошла от страха с ума, и врачи еле вернули её к нормальной жизни.

После смерти родителей заботу о дачных насаждениях Петр свел к минимуму.

На даче он появлялся раза два в месяц. Окапывал деревья, пропалывал в лунках под ними сорняки да изредка подкармливал навозом, которого родители заготовили лет на десять впрок. Огородную деятельность Петр прекратил, хотя картошку все-таки высаживал.

Костя Колесов время от времени помогал другу, за что щедро награждался осенью яблоками и другими дарами окультуренной природы. При этом он каждый раз упоминал «Буколики» и говорил, что когда-нибудь, подобно Вергилию, опишет современную садово-огородную деятельность.

В этот раз подружки ехать на дачу не захотели, и друзья, не слишком огорчившись, отправились вдвоем.

– Больше пива нам достанется, – подытожил отказ женской половины Петр.

Пока Костя собирал дрова, ветки и старые сучья для костра, Петр окучил и прополол картошку.

Вместе они подровняли лунки под деревьями, скосили особо возвышавшуюся траву и навели порядок в доме.

К вечеру, когда от солнца осталась только яркая рыжая бровь, а небо начало темнеть, приятели развели костер, умылись чистейшей водой из колодца, вырытого еще под руководством Петиного отца на заре дачной деятельности.

Пламя постепенно уменьшилось, и друзья, выпив по рюмочке из предварительно охлажденной в этом же колодце бутылки водки, занялись нанизыванием кусков свинины на шампуры.

Мясо они нарезали, переложили луком, посыпали перцем, солью и обильно залили соком лимонов ещё дома. Теперь оно дошло до кондиции, стало сочным, почти белым и нуждалось только в одном – быть изжаренным и съеденным.

Высокий ворох горящих веток исчез. Костер прогорел и превратился в прозрачный слой раскаленного воздуха над ярко-красными углями. Костя разровнял угли, установил с двух сторон бывшего костра кирпичи и сверху над этим сооружением уложил шампуры с кусками мяса. Жир закапал, угли зашипели, и воздух наполнился божественно вкусным запахом.

Выпив за то, чтобы шашлык не подгорел, Костя слегка сбрызнул его пивом для придания фирменного запаха. Пивом же наполнил две литровые стеклянные кружки, давным-давно, еще в студенчестве для хохмы похищенные в пивбаре, и сказал:

– Давай, дружище, еще по рюмочке, а потом расскажу историю. Услышал её давно, да случая не представлялось тебе рассказать. Короче, это не выдумка.

Прошлой осенью послали нас в колхоз. Собирать картошку. На неделю. Колхоз в самом дальнем углу области. Никто из наших там еще не был. Так вот, километрах в трех от колхоза стоит деревенька. Мы, когда гуляли, на нее и наткнулись. Живет в ней человек двадцать. Одни старики и старухи. Из молодежи никого. Из среднего возраста тоже. Вообще-то этим сейчас не удивишь. Молодежь бежит из деревни, но там случай особый. Там молодежи и не было аж с восемнадцатого года. А история вот какая.

До революции помещик в этой деревни жил. Богатый. Наверное, самый богатый на всю губернию. Держал он винокуренный завод, лесопилку, еще несколько заводов у него было, и все работало как часы. Прибыль не капала по капле, а текла широкой рекой. Мужик был он умный и, когда началась революция, укатил за границу. А в деревне слух прошел, что огромную часть своих денег барин не увез, а закопал, причем в нескольких местах, чтобы если искать будут, не всё нашли.

И начал местный народишка этот клад искать. Сначала несколько мужиков, а потом, когда выкопали кувшин с десятком серебряных и золотых монет, вся деревня копать стала.

Пшеницу сеять перестали, скотину порезали и роют, роют, роют. Обносились. Новую одежду купить нету денег, а сшить не из чего. Живут впроголодь. Едят только то, что бабы на огородах сажают – капусту да картошку. Одичали. Все время молчат да землю копают. Клад ищут. Говорить почти разучились.

Усадьбу барскую по дощечкам разобрали. Фундамент вырыли. На последнем камне пятак нашли, и все. Другие бы плюнули на это дело, по городам разъехались. Новую жизнь начали, а у этих одна цель – клад. Не мог, говорят, барин все с собой увезти. Закопал. Еле ходят, а копают.

В середине тридцатых всех мужиков и половину баб, как саботажников колхозного строительства, попересажали. В пятидесятых те, которые уцелели, вернулись в родную деревню и сперва тайком, а затем в открытую принялись за старое.

В других деревнях детей рожают, люди учиться стали, дома новые построили. Хотя и тяжело, но все-таки слегка получше жить стали. А эти молчат и копают. Зачем? Для чего?

Люди вокруг жили, влюблялись, детей рожали, внуков нянчили, а эти…

Петр разлил остатки водки по рюмкам, друзья чокнулись, выпили, запили пивом. Помолчали. Потом Петр достал из сумки свернутые пополам листы и начал чтение очередных полезных советов.

Как отличить поддельный камень

Иногда невозможно точно определить природное или искусственное происхождение камня. Для непрофессионалов в этой области есть несколько простых визуальных способов диагностики.

Бриллиантовая огранка алмаза устроена таким образом, что весь свет, входящий в камень, полностью от него отражается, поэтому если вы посмотрите бриллиант на свет, то увидите лишь блестящую точку.

Рубин. Если вы видите крупный, красивый, густо окрашенный камень, можете быть уверены – это синтетический рубин (в природе такие встречаются довольно редко). Настоящий рубин никогда не бывает абсолютно «чистым» – включения, увиденные через лупу, смотрятся как микроскопические белые пятнышки. Также характерно неравномерное распределение цвета в камне, маленькие изогнутые полоски видны только при хорошем увеличении.

Стекло довольно легко отличить от драгоценного камня по твердости (оно без усилий царапается иголкой), а если прикоснуться к нему кончиком языка, то камень будет холодным, а стекло окажется теплым.

– Да, – протянул Костя, – много фальши и подделок нынче вываливают на нас. Попробуй, разберись, где алмаз, а где стекляшка. Где правда, а где наоборот. Это ты верно подмечаешь.

16

Коротов не сразу почувствовал перемены в городской ситуации. Однако когда стали из недели в неделю снижаться доходы от кооперативов, когда зачастили проверки инспекций и знакомый Звягина следователь прокуратуры сказал, что помочь ничем не может, что дела в отношении, как он выразился, «зарвавшихся и жиреющих на теле трудового народа» кооператоров находятся под контролем областного прокурора, понял, что надо перехватывать инициативу.

Коротов сообразил, кто стоит за всеми этими проверками. Он пробовал беседовать по душам с горисполкомовскими чиновниками. Выяснить, как можно надавить на Лизова, прижать его, не получалось.

Оказалось, что все, кто хоть как-то был связан с его заводом, либо сокращены, либо отправлены с почетом на пенсию, либо переведены в службы, не связанные напрямую с аппаратом района и города.

– Ну, сучара Лизов, – злился Коротов, – все концы обрубил. Да как быстро докумекал. Хорошо кадровую службу поставил. Ну да мы на тебя найдем управу. Укоротим, комсомолец хренов.

Работу против Лизова он поручил тому же Звягину. Идея была проста и традиционна. Собрать информацию, подтасовать некоторые моменты и представить в обком. Сразу всего не выкладывать, самый жареный и сомнительный компромат приберечь на финал, когда проверять будет некогда и в ход пойдут эмоции, а не факты.

Звягину идея не понравилась, но высказывать свое мнение он не привык. Сказал традиционное «Есть» и вышел из кабинета Коротова. В своем же маленьком кабинетике стал размышлять.

Уже не впервые Коротов поручал ему такие мерзопакостные дела. Однако раньше он это обосновывал заботами о процветании завода, его сотрудников:

– Коллективу в нынешних тяжелых условиях традиционными методами не выжить. Ты это сам отлично понимаешь, Николай, – говорил он тихим голосом, как бы приобщая Звягина к высшей государственной мудрости, делая его соратником, посвященным в таинства процессов перестройки во всесоюзном масштабе. – Ситуация в стране изменилась, а законодательство отстает. Я в Москве обсуждал это. В Совмине, там так и сказали: «Законодательство постепенно подтянем, а пока проявляйте инициативу».

Звягину вначале такое отношение льстило, но постепенно, сравнивая слова и конкретные дела Коротова, он всё более скептически настраивался к своему начальнику. Хотя был благодарен за помощь в лечении, устройстве на работу. Да и деньги в последнее время перепадали ему немалые. Но деньги и появлявшаяся власть не перевешивали старую выучку и убеждения. Он знал, что такое хорошо и что такое плохо.

Одно дело, когда со своими ребятами-афганцами он ломал уголовников или бывших спортсменов, обиравших кооператоров и организовывал охрану кооперативов. Но на этот раз! Собирать компромат на первого секретаря райкома. Да его самого из партии выкинут, если узнают.

«Это дело по моему бывшему ведомству, – рассуждал Звягин. – Если бы я, когда там работал, узнал, что какая-то сволочь копает под первого секретаря без санкции прокурора, а только потому, что тот прижал хвост дельцам, я бы этого энергичного молодого человека раскрутил лет на десять».

В голову Звягина лезли разные мысли, он пытался анализировать их, но все рассуждения заканчивались одной фразой: «А на хрена это мне надо!».

С другой стороны, деньги, которые получал как председатель охранного кооператива, лишними не были. Стоит ему отказаться от приказа Коротова, как вылетит он и с завода, и с председателей в пять минут. А на одну пенсию жить неохота. Так и ушел в этот вечер Звягин с работы, не решив, как ему действовать.

17

Лизов про козни Коротова узнал быстро.

– Компромат собирает. Ну ладно, бог в помощь. Мы тебе, дорогой товарищ Коротов, тоже сделаем козью морду.

Лизов уже давно собирался подготовить экологическую акцию против коротовского завода.

Рассуждения его были по-своему справедливы.

– Завод городу практически не помогает, а экологию отравляет. Особенно непонятна давняя история с вывозом урановой стружки и вообще с захоронением ядовитых заводских отходов неизвестно где. Да и теперь этот Коротов людей продолжает гробить, а денег на строительство медицинского центра не дает, – проговаривал Лизов свое будущее выступление перед активистами местного экологического клуба «ЭКОМИР».

Выступление состоялось. Прошло весьма бурно. Экологические спасители мира, почувствовав, что Лизов на их стороне, взвинтили общественность города. Именно тогда и появился на привокзальной площади тот знаменитый транспарант против Преображенского инструментального завода:

«ПИЗ – НЕТ»

Коротов в это время был в очередной командировке в Москве, Витов тоже уезжал и, увидев возле вокзала надпись, приказал провожавшему его председателю профкома организовать ответную акцию:

– Собери митинг трудящихся. Пусть народ выступит. Сам расскажи про заботу завода о городе. О бесплатных путевках в заводской санаторий, пионерлагерях. И ответный плакат организуй, хлесткий, лаконичный. Короче, действуй.

Витов уехал, профкомовский босс провел митинг и уже поздно вечером, вспомнив приказ, впопыхах написал и повесил ответный плакат.

Да так повесил, что наутро город обомлел – через всю площадь, прямо перед памятником Ленину на красном сатине метровыми белыми буквами гордо колыхалась на ветру надпись:

«Преображенский Инструментальный Завод – ДА!»

Естественно, Преображенский инструментальный завод было написано аббревиатурой.

Народ, который, как известно, никогда не ошибается, давно подметил, что дуракам везет. Так случилось и с председателем профкома ПИЗа. Другой бы на его месте вылетел со своей хлебной и непыльной должности в два счета, а ему хоть бы хны, даже благодарность получил от начальства и, что весьма ценно при его должности, любовь народа.

Жители, особенно мужское население, стали на сторону завода и с удовольствием по поводу, а то и без повода повторяли пресловутый лозунг, брошенный в массы главным профоргом. Когда какой-нибудь интеллигент-эколог визгливым тенорком начинал выступать против вредоносного завода, заявляя, что пора прикрыть эту радиоактивную шарашку, мужики улыбались чему-то своему и выдавали в ответ уже известный вам лозунг. Правда, его же они выдавали по многим другим поводам.

Лизову этот лозунг здорово подгадил в его борьбе с ПИЗом. Но он не собирался отступать. Наоборот, его борьба с Коротовым ожесточалась. К ней подключились силы обкома, в котором авторитет Лизова после «газификационных» побед стал внушителен.

Вообще, для Лизова ситуация складывалась благоприятно. Начали ходить разговоры, что его собираются забрать в обком вторым секретарем или сделать председателем облисполкома. Наверное, так бы со временем и произошло, но случилось совсем другое.

Произошло ГКЧП.

О том, что сотворитель перестройки генсек Горбачев уехал в отпуск в Фарос, сильно заболел и не может сам рулить, а если рулит, то не туда, куда надо, и чтобы страна не угодила в кювет, вернее, в пропасть, и Лизов и Коротов узнали, как и остальные жители Преображенска, по телевизору. Однако в отличие от обывателей им необходимо было принимать решение о своем отношении к этому действу. А принимать ох как не хотелось. Ошибиться было очень легко. И информированному в столичных делах Коротову и менее информированному Лизову. Поэтому оба они сразу ушли на больничный, и для пущей важности один лег в заводскую медсанчасть на предмет обследования сердца, а другой в районную больницу, примерно с тем же диагнозом.

Однако на третий день после знаменитого телевыступления ГКЧПистов, более известного под названием «выступления с дрожащими руками», увидев их бездеятельность и одновременную весьма энергичную деятельность правительства РСФСР и других ельциновских структур, извергавших шквал газетных и радиообращений, устраивавших в Москве митинги, начали соображать быстрее. Проштудировали в последний раз работу В. И. Ленина о том, что во время восстания надо добиваться успехов «ежедневно и ежечасно» и что «промедление смерти подобно», в один день и даже час выехали в столицу и на следующий день столкнулись в бюро пропусков Белого дома. Коротову как депутату проникнуть в цитадель будущей демократии было просто, и он, получив пропуск, устремился искать приемную Ельцина.

Лизову этого сделать не удалось, и он, чувствуя, что ситуация для него ухудшается, решился на отчаянный для партработника шаг – записался в ополчение Белого дома.

Первая ночь прошла в организационной неразберихе. Ходили слухи, что вот-вот начнется штурм. Приехали КамАЗы и завалили дороги железными трубами, бетонными блоками и еще чем-то строительным. Ретивые и неопытные старшие постоянно перекликали и пересчитывали своих ополченцев. Лизов матерился про себя, но стойко боролся со сном и холодом. Под утро, увидев нескольких человек с усатым полковником во главе, обходивших так называемые посты, подбежал к ним и, представившись, как ему казалось четко и по-военному лаконично, рассказал, что его город поддерживает Ельцина в борьбе с ГКЧП, сам он стоит тут насмерть и просит указаний по дальнейшей деятельности. Один из полковничьей свиты вытащил блокнот и, сказав: «Очень хорошо. Мы рады приветствовать вас в рядах защитников новой России!», записал его фамилию и выдал специальный пропуск.

– Сегодня состоится расширенное заседание Президиума Верховного Совета. Подходите, послушаете, а после него найдите меня и обсудим, что вам лично делать.

– Есть, – ответил Лизов.

Свита проследовала дальше, а он сумел наконец попасть в Белый дом, шел по коридору и обдумывал, что ему лично делать.

Руководство области сдуру поддержало ГКЧП, надеясь получить за скорость и энтузиазм лавры, и, кажется, здорово просчиталось. При хорошей постановке вопроса он, Лизов, мог стать первым человеком в области. Но Коротов, к кому удалось ему проникнуть? С кем встречался? Что говорил? Чего добился? Лизов размышлял. На боку его висела сумка с дурацким противогазом, который выдали вместо оружия. По внутренней радиосети повторяли речь Ельцина на митинге.

Как по заказу, в коридоре появился Коротов, в расстегнутом пиджаке, согласно ситуации демократично, без галстука, он шел навстречу Лизову, раскинув в стороны для объятия руки и на такую же ширину растянув лицо в улыбке.

– Лизов! Виталий Ильич! Здравствуй, дорогой! Рад тебя видеть! – Коротов обнял его, похлопал по спине и расцеловал.

– И я тебя приветствую, Виктор Петрович! – Лизов был обескуражен сначала вообще встречей, но еще больше столь дружеским и фамильярным обращением своего противника.

– Отойдем в сторонку, поговорить надо. Большое дело намечается, – продолжал с тем же напором Коротов.

Лизов пришел в себя и в ответ сказал первое, пришедшее в голову:

– Есть хочешь? – И вытащив из противогазной сумки кусок колбасы, разломил ее пополам и протянул Коротову. То же сделал он и с хлебом.

– Ну, ты даешь! – воскликнул Коротов, взял протянутое и высокопарно продолжил: – Этот кусок дорогого стоит. Спасибо тебе, Виталий Ильич. Потом вспоминать будем, как на баррикадах кусок хлеба по-братски делили.

Лизов от такой наглости чуть не подавился. Но уже приобретенные руководящие навыки сыграли свое.

– Виталий, ни к чему нам с тобой во врагов играть. Ситуация, видишь, какая. Все меняется. Вместе мы многое сможем. Чего там, давай говорить по-простому. Ты сюда за областью приехал? Возьми ее. Мне она не нужна. Я тебе помогу.

– Ну, области не мы с тобой делим, – дипломатично начал Лизов и, с секунду промолчав, продолжил: – А за дружбу спасибо. И тебе буду рад помогать. Ты-то чего для себя хочешь, не меньше чем министерство? Рад буду помочь.

– Ну, ты, Виталий Ильич, голова, но министерства тоже не мы с тобой делим, – добродушно засмеялся Коротов. – Сегодня или завтра очень многое может решиться. Главное, попасть в новую обойму. Давай действовать вместе. И кто старое помянет, тому глаз вон. Договорились?

Лизов крепко пожал протянутую руку Коротова и сказал коротко, но весомо:

– Я – за!

Так началась смена приоритетов, партнеров, правил игры, ценностей и прочего, и прочего. Да чего там приоритетов, началась смена всей жизни, всей страны…

Слова и фразы: «процесс пошел, консенсус, мышление (с ударением на ы), перестройка, ускорение» начали уходить в прошлое.

Чуть позже ушли в прошлое, но не забылись людьми, жившими в те времена, цены: темный хлеб – 16 коп., батон – 22 коп., вареная колбаса – 2 руб. 80 коп., молоко – 20 коп., водка 0,5 л – 2 руб. 87 коп, мясо в магазине – 1 руб. 80 коп., мясо на базаре – 3 руб. 50 коп., пиво, 0,5 л – 22 коп., билет в кино – 10–50 коп., проезд в трамвае – 3 коп., в троллейбусе – 5 коп., в автобусе – 6 коп., спички – 1 коп., сахар – 78 коп.

На поезде из какого-нибудь областного центра, за 1000 километров от Москвы, в столицу доезжали в купейном вагоне за 16 руб., на самолете – за 22 руб.

При этих ценах рабочий на заводе получал от 120 до 300 рублей в месяц, инженер – примерно так же. Директор среднего завода 500–600 рублей. В НИИ кандидат наук – 300, а доктор – 500 рублей. Врачи, учителя и другая интеллигенция 100–250 рублей. Плюс премии иногда до 50 процентов от оклада.

Да, добрые старые времена уходили. Уходила система строгой иерархии, распределения, баланса между желаниями, возможностями и общественным мнением. Начиналось нечто иное…

18

В этом ином паразиты, пробравшиеся к власти, растаскивали, разворовывали страну, и «полезные советы», собранные и записанные Петром Григорьевым, увы, не помогали.

Паразиты в вашем доме

Всем хозяйкам прекрасно известны маленькие жучки, которые водятся в крупах – хрущаки. Однако они очень боятся чеснока. Поэтому около продуктов каждые две недели нужно раскладывать очищенные дольки чеснока. Чтобы предупредить расселение зловредных жучков по всей квартире, нужно чаще мыть полки шкафов и полы горячей водой с мылом. Если жучки все же расползлись, можно обработать комнаты хлорофосом.

Средство от тараканов

Уничтожать тараканов можно с помощью буры. Порошок буры смешивают с равным количеством муки или сахарной пудры и распыляют на плинтусах, в щелях и т. д.

Без пятен на одежде

Чтобы почистить воротник пиджака или жакета, разведите 1 ложку нашатырного спирта в трех ложках воды. Подложите под воротник чистую тряпочку, а другой легко протирайте его раствором, убирая пену, до тех пор, пока он не станет чистым.

Паразитов в доме под названием СССР становилось всё больше, грязи тоже. И никакой чеснок, никакая бура справиться с расползавшейся заразой не могла. Никакой нашатырь не чистил и не приводил в чувство, а вот пены становилось всё больше и больше…

19

В областной центр из столицы Лизов прибыл, не заезжая в родной Преображенск. Вместе с ним приехал представитель Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР и Коротов.

После короткого обсуждения на внеочередном заседании областного Совета народных депутатов, которое начал представитель, обрисовавший сложившуюся ситуацию как «победу прогресса над отжившим прошлым и торжество идей демократии».

Затем слово предоставили Коротову, который, кратко обрисовав героическую защиту Белого дома и свою причастность к этому мероприятию, предложил избрать на должность председателя облисполкома «героического защитника этой самой демократии и, как уже говорилось, прогресса над отжившим прошлым или чем-то еще, Виталия Ильича Лизова, вместо ушедшего на пенсию прежнего председателя.

После поддерживающих выступлений восьмерых депутатов прения прекратили, спросили, кто против, кто воздержался, кто за, и единогласно выбрали.

Причем если бы эта часть заседания была записана на магнитофон, то она прозвучала бы примерно так:

«Ктопротиввоздержалсянет. Кто за – единогласно».

В этот же день Лизов подписал целую папку документов. В этой папке были и характеристики, и анкеты, и выписки из… Чего только в папке не было, была даже справка об участии в обороне Белого дома, а завершала всё рекомендация-ходатайство на назначение Коротова заместителем председателя Комитета по внешнеэкономическим связям при Совете Министров РСФСР.

На председателя сторговаться с московскими революционерами Коротову не удалось. Но и эта должность была предметом вожделения, зависти и, следовательно, лютой ненависти многих и многих. В ее выторговывании принимал участие одно-оборонщик Лизов, и его участие оказалось для Коротова весьма полезным.

А великий советский народ, особенно та часть, которая называлась интеллигенцией, завороженно следил по телевизору за новым политическим действом. Разинув рты, поддерживая и одобряя, слушал народ речи вождей, демонстративно прикрытых бронежилетами, хотя никто в них стрелять не собирался. Глядели провинциальные граждане на пляшущих возле танков парней и танкистов, которые толком не знали, зачем им сюда приказали прибыть, и пили водку, пиво, откупоривая бутылки о крышки железных ящиков для ЗИПа.

Восхищались отчаянным усатым полковником-вертолетчиком с автоматом наперевес, прилетевшим с несколькими помощниками в Крым на правительственном пассажирском самолете, чтобы освобождать неизвестно от кого первого президента СССР. Сочувствовали люди семье этого президента, правда, и сами не знали, в чем именно сочувствовали.

Глядел народ, глядел, да и не заметил, как перестал быть и великим, и советским. Не заметил, что проиграл в этой мыльной и дешевой политической опере именно он да возглавлявший и вдохновлявший его на перестройку и гласность Президент СССР – первый и последний.

А выиграл пострадавший, как некогда Чичиков, за правду бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Выиграл усатый, пахнущий дорогим коньячком и одеколоном, полковник, ставший после шоу с освобождением президента генералом. Выиграли все, кто был около них, играл в эту игру, кто поставил на эту лошадку. Тот не ошибся.

Еще какое-то время растерянного президента и его семью показывали по телевизору. Он по инерции повторял слова про то, что надо «углубить», с ударением на второе у, процесс перестройки, построить «социализм с человеческим лицом», но народ уже переставал «в едином порыве одобрять решения родной партии и правительства», превращался в электорат, и вообще, мода на лысых президентов уже закончилась. Как и говорили пророки из юмористов-сатириков, после лысого президента пришел волосатый. В моду входило выражение «панимаш», в смысле «понимаешь» с долгой паузой, чтобы все поняли, и «вот такая загогулина». Позднее «ваучер», «приватизация», прозванная еще позднее «прихватизацией». Новые ребята расхватывали, вырывали друг у друга куски, продавали и перепродавали всё, что было построено, слеплено на поте и крови этого самого вечно безмолвствующего свободолюбивого на словах, а на деле тысячелетнего раба – народа.

А в остальном все шло своим чередом. Показывали латиноамериканские сериалы. Женщины после работы рыдали над несчастной судьбой миллионерш и варили щи. Мужчины забивали козла и в длинных очередях за пивом и едой обсуждали политические события.

Бедный и любимый мой народ! Что Moiy дать тебе я? Ты меня родил, выучил, выкормил. Вправил мне мозги, научил быть добрым и честным, а если некуда деться, то и приврать, и сплутовать, в общем, научил выживать, работать и чего-то полезное прибавлять к огромной моей Родине. А я-то чего могу, сам? Без тебя. Да ничего… Только любить тебя могу. Любить так, как, наверное, никакой другой народ не может любить свою землю. Свою Родину.

Прости меня, читатель. И сам не знаю, как вырвались эти слова. Вырвались и всё. После хотел вычеркнуть, да не посмел. Потому что навряд ли еще когда напишу. Постесняюсь. А уж если вылетело слово, то его, как воробья из пословицы – уже не воротишь…

20

Татьяне было спокойно. Вчера начался отпуск.

Она хотела получить его осенью. Чтобы отдохнуть от суеты завода. Именно осенью, когда заканчивается летняя истерия с бетоном.

Еще из детства, когда ей было лет шесть или семь, а отец с матерью жили вместе, Татьяна помнила, что в начале осени по воскресеньям они надевали парадные одежды и после обеда шли гулять в заводской парк.

Парк был огромный, с духовым оркестром, аттракционами, продавщицами, торговавшими с лотков на развес разноцветными шариками мороженого. Таня всегда шла посредине, родители держали ее за руки, она подпрыгивала, повисала на руках, поджимала ноги, отец и мать раскачивали ее, как на качелях, и все вместе смеялись. Все это сложилось в детской голове, как счастье, да так и осталось навсегда. Поэтому и начало осени Татьяна воспринимала, как надежду на встречу со счастьем. Нет, не конкретным, как говорят, поздравляя с днем рождения на работе, «счастьем в личной жизни», а вообще, просто счастьем.

Выспавшись до полудня после года работы с подъемами в половине шестого, с уходом на работу в семь часов, не спеша позавтракав, Татьяна отправилась в тот самый парк.

Она не была здесь лет десять. Парк оказался не таким уж большим. Оркестра давно не было. Мороженщиц тоже. Возле старого, с обшарпанными и давно не крашенными колоннами заводского дворца культуры стояло маленькое, уцелевшее с семидесятых годов стеклянное кафе, из которого время от времени выходили полупьяные мужики.

Заходить в него Татьяне не захотелось, она прошла дальше, вышла на центральную аллею с редкими скамейками, увидела на одной забытую кем-то толстую тетрадь, присела, наугад открыла страницу и прочитала: «Законы Мерфи».

Еще со времен института, когда Татьяна впервые услышала загадочное тогда для нее название «Физтех», в который ездили поступать лучшие медалисты из их школы и проваливались, а потом легко поступали на престижные факультеты других вузов, она составила представление о физиках, как о людях из иного, более высокого, почти нереального мира. Все, что как-то касалось того мира, было ей интересно, притягивало, вызывало уважение и немного страшило.

Тогда же кто-то из ребят их класса, приехав на каникулы, дал почитать книжку «Физики шутят». Книжка понравилась. Потом она много раз хотела ее перечитать, но книжка затерялась.

Увидев знакомое по той книжке название, Татьяна продолжила читать:

«Закон Мерфи

Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.

Следствия

Из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше.

Предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.

Первый закон Чизхолма

Все, что может испортиться – портится.

Следствие

Все, что не может испортиться – портится тоже.

Второй закон Чизхолма

Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем.

Следствия

1. Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже.

2. Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили.

Закон Паддера

Все, что хорошо начинается, кончается плохо.

Все, что плохо начинается, кончается еще хуже.

Прикладная мерфология

Законы Клипштейна в приложении к производству:

Система обеспечения надежности выведет из строя все другие системы.

После того как из защитного кожуха будет выкручен последний из 16 болтов, выяснится, что сняли не тот кожух.

После того как кожух закрепили 16 удерживающими болтами, окажется, что внутрь забыли положить прокладку.

После сборки установки на верстаке обнаружатся лишние детали».

Вдохновленная пессимизмом прочитанного, Татьяна пере-листнула страницу, однако вместо продолжения забавных законов, придуманных для укрепления духа молодых экспериментаторов, обнаружила там совершенно другое. Крупными буквами был написан и дважды подчеркнут заголовок:

ГЕРАКЛИТ ЭФЕССКИЙ

«На занятой ионийскими городами узкой полосе земли на западном побережье Малой Азии, кроме Милета, в котором возник греческий материализм, выделился также город Эфес – родина философа Гераклита.

Учение Гераклита – не только один из образцов раннего древнегреческого материализма, но также и замечательный образец ранней древнегреческой диалектики.

Гераклит – аристократ по рождению и по своим политическим взглядам. Он враждебно относился к демократической власти, пришедшей в его родной город на смену власти старинной родовой аристократии.

Во времена Гераклита сочувствие большинства в Эфесе было уже не на стороне аристократии. Возможно, что именно поэтому Гераклит уклонился от общественно-политической деятельности. В уединении он написал все свои произведения.