Текст книги "Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы"

В более позднее времена древности античные писатели высоко чтили труды Гераклита, именно этим объясняется, что до нас сохранились около 130 отрывков из его произведений.

В. Ф. Асмус»

21

Татьяна оторвала глаза от тетради. Уже стемнело.

Подумала: «К чему вдруг попалась в руки эта тетрадь, кем оставлена, случайно или нет?»

Через все небо не спеша, уверенно, подтверждая правильность рассчитанной специалистами траектории, медленно пролетал спутник. Мерцали звезды, свиристели сверчки. Казалось, что свиристят звезды, донося через мириады световых лет звуки своей, уже давно несуществующей и в то же время существующей для нас жизни.

На соседней скамейке магнитола пела про Арлекино, для которого есть одна награда – смех: ха-ха-ха – ха-ха, ха-ха-ха – ха-ха.

Потом по радио стали передавать местные новости:

«Новым руководителем области назначен Лизов Виталий Ильич.

Виталий Ильич Лизов родился в 1953 году. В этом году умер Сталин и страна наконец начала постепенно избавляться от тоталитарного гнета. Были прекращены репрессии», – в заслугу Лизова поставил диктор.

«Всю свою сознательную жизнь Виталий Ильич посвятил защите интересов простых тружеников. Голос сердца призвал его на баррикады свободы и защиты молодой российской демократии у Белого дома, когда полчища реакционеров стремились задушить молодую российскую демократию!» – продолжал захлебываться от восторга диктор…

«Руководство Преображенска возглавит Игорь Григорьевич Косиченко. Город ему давно и хорошо знаком. До этого он был главным архитектором Преображенска.

Его первым заместителем назначен Василий Николаевич Лынев, человек новой формации, предприниматель, преследовавшийся за свои взгляды прежним режимом.

Большие перемены произошли на Преображенском инструментальном заводе. Бывший генеральный директор, защитник Белого дома Виктор Петрович Коротов переведен на работу в правительстве новой России.

Директором завода назначен Витов Владимир Иванович.

А теперь послушайте легкую музыку».

Голос диктора смолк.

На некоторое время снова засвиристели звезды, а затем группа «АББА» запела «про мани-мани ин зе рич мен…»

И звезды умолкли.

– Василий, ай да молодец! – обрадовалась за него Татьяна. – И ведь молчал, не хвастался, вел себя достойно.

Подумала и решила: «Если предложит замужество, будет настаивать, то соглашусь, стану его женой. – И в следующую секунду сказала себе: – Не знаю. Нет, не знаю, стану ли».

Татьяне и раньше встречались такие люди. Может быть, менее везучие, не настолько уверенные в себе. Она задумывалась, чтобы объяснить, чем другие не похожи на Василия, и не могла. Спросила себя: «Таня, а ты его любишь?» и не смогла ответить. Посмотрела в черное небо, на расшумевшиеся звезды, снова повторила: «Не знаю. Нет, не знаю, стану ли». Снова открыла тетрадку и начала читать. Сначала, чтобы отвлечься от мыслей, потом заинтересовалась и увлеклась.

Она читала рукопись повести. Повести о двух братьях, обладавших сверхспособностями. Были они то ли из другого мира, то ли из другой Вселенной. Эти братья помогали гениям разных эпох совершать открытия, изобретения. Татьяна читала, как эти братья помогали финикийцам придумывать алфавит, как в Эфесе беседовали с Гераклитом. Читала о встречах этих людей с Архимедом, Пифагором, Леонардо да Винчи, Коперником, гениями других эпох. Всё, о чем она читала, было написано так, что ей казалось, будто она находилась рядом с героями, слышала их беседы, видела, как и что происходит. Казалось, будто это она разговаривала с Гераклитом, Рафаэлем, Леонардо да Винчи, Декартом, Гуком…

– Извините, вы тут случайно не находили тетрадь? – Перед Татьяной стоял молодой мужчина.

– Что? – Татьяна еще не совсем пришла в себя после чтения.

Мужчина улыбнулся и повторил:

– Я тут где-то тетрадку оставил. Вам не попадалась?

– Попадалась. Вот она, – Татьяна протянула улыбчивому парню тетрадь. – Прошу прощения, я прочитала без разрешения. Но ведь и спрашивать было не у кого.

– Ничего страшного. Главное, что нашлась.

– Это ваша повесть?

– Моя, – парень покраснел, смутился и в свою очередь спросил: – Плохая?

– Что вы! Я давно не была под таким впечатлением от книги. Как будто видела все, что было с вашими героями – Никлитием и Андресом. Видела бурю, Зенона, Гераклита. А что будет с ними дальше?

– Не знаю. Пока не знаю, – парень снова смутился. – Вы первая, кто это читал. Меня зовут Константин.

– Татьяна, – она протянула Косте руку.

Тот пожал. Не сказал дежурное «очень приятно», отчего Татьяна прониклась еще большей симпатией к парню.

Они долго болтали на скамейке, Константин проводил Татьяну домой. От ее дома пошли в гости к нему, болтали обо всем на свете. Потом Костя провожал Татьяну. К утру влюбились. Встречались каждый день. Сразу после работы. Приходили к той самой скамейке, где познакомились, бродили по парку, берегу, иногда заходили в какое-нибудь кафе и говорили, говорили. Татьяна рассказала Косте про свою жизнь. Про отца, про мужа. Костя – про своих родителей. Рассказал, как начал писать сначала стихи, потом попробовал сделать рассказ. Получилось. Татьяна спрашивала, не пытался ли он напечатать. Константин не верил в такую возможность и говорил, что сначала надо наработать хороший багаж. Написать несколько сильных повестей, рассказов, а потом идти в редакцию.

Татьяна не знала таких людей. Те, кто ей встречался, были другими. Нет, они не были глупее или проще. Просто были другими. С ними ей было неинтересно. А может быть, дело было вовсе не в интересе. Просто Татьяна полюбила этого человека.

Она подолгу размышляла, вспоминала школу, вспоминала, как ей казалось, что она некрасивая, уродливая. Она плакала из-за этого, не ходила на школьные вечера, сразу после уроков бежала домой, учила уроки, читала книжки и старалась поменьше бывать на людях. Когда в десятом классе один мальчишка из класса назначил ей свидание, она не пошла, думала, что пацаны хотят посмеяться над ней. Говорить с матерью о бедах было бесполезно, и Татьяна замкнулась. Однажды в гостях у отца она разревелась и у нее вырвалось:

– Зачем вы меня такой уродиной родили. Я вам этого никогда не прощу!

Отец вытаращил глаза, долго на нее глядел, а потом засмеялся.

Татьяна рыдала, а он хохотал. Когда истерика у дочки кончилась, он подвел ее к зеркалу и сказал:

– Да, уродина. Глаза красные, волосы всклокоченные, губы поджатые. Сама сгорбленная, скрюченная. Смотреть противно. – А потом спросил: – Довольна? Такой и хочешь быть всегда?

– Не хочу! – захлюпала носом Татьяна.

– Не хочешь! Так не будь!

Он достал, наверное, все деньги, которые были у него дома, взял Татьяну за руку и повел по магазинам. Друзей у отца было множество, и хотя в тогдашних торговых точках ничего не было, в подсобках, в кабинетах завмагов имелось все. За три часа Татьяну нарядили в самое модное, самое красивое. Стуча невысокими каблучками настоящих итальянских туфелек, Татьяна с отцом вошли в единственный тогда в городе салон красоты. Через два часа оттуда вышел другой человек. Заходила затюканная девочка, а вышла…

Но отец на этом не успокоился. Они пошли в ювелирный магазин, и он подарил дочке сережки и узенький, необычайно трогательный перстенек с зеленым камешком.

Когда вернулись домой, отец снова подвел дочку к зеркалу.

– Ну?

Оттуда глядела красавица.

– И никогда не смей горбиться, ходи, расправив плечи, высоко держи голову и улыбайся. Улыбайся людям, себе, солнцу. Мне! Ты у меня, доченька, самая красивая. Самая любимая! – Он поцеловал Танюшку и прослезился.

Татьяна тогда долго обнимала отца, целовала. Поверила в себя.

Появились кавалеры. Смешные одноклассники наперебой приглашали после школы на танцы, в кино.

В институте тоже не было отбоя от ухажеров. Потом вышла замуж. За человека с простыми, примитивными интересами. Сама стала почти такой.

Она ещё несколько раз встречалась с Василием Лыневым, теперь Василием Николаевичем, большим человеком. Василий ей не казался другим. Был таким же, как и остальные. Более ловким, хватким, смышленым. Но таким же, как десятки других, которых она видела изо дня в день. Она решила: не нужно ей это замужество. Практичная, умная, сумела так расстаться, что дружеские отношения сохранились.

Другое дело Костя. С ним ей было интересно. А может, дело было вовсе не в интересе. Просто полюбила этого человека. Полюбила и всё. Другие стали не нужны.

Поженились тихо. Никаких «Горько!!!» никто не кричал. Пышных автомобильных кортежей, нарядов и прочей мишуры не было. Дорогих подарков не дарили. Свадьба прошла мило, по-домашнему.

22

Татьянин кирпичный завод начали приватизировать. Был этот завод небольшим, но весьма привлекательным предприятием. Директор, старичок коммунистической закваски, не имел родственников, жена умерла лет пять назад, сам он болел и директорствовал только потому, что когда-то имел хорошие связи в области. Что такое приватизация, не хотел разбираться и поручил проведение всех мероприятий Татьяне.

Чтобы разобраться, она пошла к Лыневу. Василий по старой дружбе вызвал председателя этого самого комитета по приватизации, и тот растолковал Татьяне, что скоро все станет частным. У государства останутся только военные заводы да стратегические объекты.

Посоветовал скупить как можно больше акций своего заводишка. Взять для этого кредит в банке. Василий Лынев помог договориться с банком.

Татьяна убедила директора провести приватизацию по выгодной для них схеме. Продала все, что было возможно. Уговорила Костю продать свою квартиру. Скупила у рабочих по дешевке кучу акций, получила 45 процентов акций завода и уговорила остальных акционеров сделать ее председателем совета директоров.

В стране начался строительный бум. Разбогатевшие нувориши строили коттеджи, дачи, гаражи. Завод работал в три смены. Вложения Татьяна быстро окупила. Они даже купили на имя Константина квартиру, взамен проданной, и машину. Начали строить коттедж. В ней проснулся азарт. Азарт капиталиста.

Но активная работа завода привлекла внимание бандитов, и всё рухнуло. Не помогли ни знакомые, никто. Тяжелая это была для Татьяны и Кости история, пришлось отдавать свои акции. Взамен всучили даже не деньги, а полуразвалившуюся мастерскую по ремонту сельхозтехники с названием ТОО «Прогрессор».

Им еще повезло, живыми остались. Старичок-директор отказался продавать акции бандитам и попал на своей служебной «Волге» в аварию. Налетел МАЗ, и бедняга заживо сгорел. МАЗ был в угоне, и того, кто был за рулем, конечно, не нашли.

Другого несговорчивого акционера хулиганы избили так, что стал инвалидом. Хулиганов, естественно, тоже не нашли. Остальные крупные акционеры получили какие-то копейки. С рабочими тоже не церемонились. Новый директор объявил по заводскому радио, что если не продадут ему акции в недельный срок, будут уволены с завода. Народ продал.

Оказалась Татьяна безработной. У Константина в НИИ к тому времени тоже наступили тяжелые времена. Зарплату не платили месяцами.

А из налоговой инспекции подоспела бумага – дорогие капиталисты, владельцы ТОО, налоги надо платить!

И отправились они за город, поглядеть, где это ТОО располагается.

Зрелище было удручающим. На огромном, кое-где загороженном дворе стояла кирпичная мастерская с провалившейся крышей. В ней три ржавых станка, пресс, печка для кузнеца, наковальня, куча угля и два поломанных трактора. При всем этом пес во дворе и сторож, старичок в маленькой на четыре комнаты конторе, метрах в двадцати от мастерской.

Сторож рассказал, что в мастерских работало человек пять из ближайшей деревни. Мужики работящие, мастеровые, но зарплату им не платили, и они перестали сюда ходить почти год назад, занялись кто огородами, кто свиней стал разводить.

– Только все это дурь. Одни хлопоты получаются. Возить в город не на чем, стоять на базарах милиция не дозволяет. Гоняют. А перекупщики скупают за бесценок, – закончил дед.

Костя очень скептически смотрел на развалины «Профессора».

Татьяна, наоборот, закусила удила. Она обозлилась на бандитов. Мало того что отняли акции кирпичного завода, так еще нагло и бессовестно всучили долги от какой-то МТС сталинских времен. Два раза содрали с нее шкуру. Она решила во что бы то ни стало добиться успеха. Сделать из этих руин ферму. Успешную и прибыльную.

– Очень хорошо, Костя. Нам здорово повезло, – начала она убеждать себя, а заодно и Костю. – Эти бритоголовые дебилы развалили тут все. Значит, больше не сунутся. Они и кирпичный завод развалят. Посмотришь, года через два. Там у нас была часть завода, а здесь все наше, Костя, все! Ты технарь, умница. Ты же все знаешь. Договоримся с толковыми мужиками из деревни. Восстановим станки, отремонтируем тракторы, арендуем землю, разведем скотину. Заработаем в сто раз больше, чем на заводе.

– Потом приедут крепкие пацаны и все отнимут, – подытожил Константин. – У нас, Танюша, все бизнесы заканчиваются одинаково. Тебя что, не научила история с акциями?

– Ну, если честно, ничего мы там особенно не потеряли. Вместо проданной твоей квартиры купили другую, даже получше. Долги раздали, даже машину купили. И тут, ты посмотри, Костенька, цех, два трактора, дом в четыре комнаты.

– Крыша проломлена, станки проржавели, тракторы тоже, долги какие-то перед налоговой, – закончил Константин.

– Костя, милый, это всё наше. Все восстановим. Всё сделаем. Я еще из бандитов кирпич вытрясу и шифер для восстановления.

– Как бы они из тебя душу не вытрясли.

– Не вытрясут. Они ищут акции нашего директора, а только я знаю, где они.

– Танечка, угомонись. Убьют.

– Костя, я угомонюсь, а жить на что мы будем? У меня работы нет. Твой институт тоже на ладан дышит. Здесь не разбогатеем, так и с голода не умрем. Посадим весной огород, твою квартиру сдадим в аренду, жить станем здесь.

– Таня, я в сельском хозяйстве ничего не смыслю. Это же не дача, чтобы в земле лопатой ковырять для удовольствия. Здесь много чего знать надо.

– Узнаем. Возьмем книги и прочитаем. Да и люди помогут.

Костя махнул рукой и согласился.

– Пантелей Фомич, а как вы думаете, согласятся те, кто здесь был, снова начать работать?

– За бесплатно – нет. Дураков больше нету, – оживился сторож.

– А за плату. Только не за оклад, а за процент от прибыли?

– Разговор такой у нас был. Мужики фантазировали на эту тему. Но гарантии нужны. Сами понимаете. Веры ни в кого нету.

– Правильно, вера кончилась. Гарантии нужны, – согласился Константин.

Они попросили сторожа отвезти их в деревню, чтобы встретиться и поговорить со всеми, кто прежде работал в мастерской.

Встретились. Поговорили. Костя не скрывал, рассказал, как им достались мастерские, как бандиты вынудили взять этот «Прогрессор». Рассказал, что пути у них два: или бросать его, или поднимать.

Толковали долго. И про то, чем вообще стоит заниматься, что выгодно, а что принесет убытки. И про то, как распределять прибыль, как и кому продавать. И о многом еще говорили. Договорились.

И начались у Татьяны и Кости хождения по администрациям, по чиновникам, по банкирам, по сотне различных контор, служб, бюро и прочая, прочая, прочая.

За каждый бланк заявления или обоснования или еще неведомо чего и для чего требуемой бумажки заплати. За каждое заполнение бланка тоже. А сам не заполнишь. Не сумеешь. Костя попробовал, хотя и кандидат наук, и вроде неглупый, но наделал ошибок. То в той строчке не то написал, то в другой. А как надо заполнять, нигде не написано. На стендах бланки с заполнениями вывешены совсем другие, просроченные.

А чтобы подписи все собрать, по городу метаться надо как угорелому. И так получается, что если в одной организации принимают просителей в понедельник, то и в других тогда же. А не успел от одной до другой добежать и в очереди отстоять до положенного часа – жди дня два, а то и неделю до следующего приемного дня. Самое же забавное – это сроки. Пока все подписи собрали и пришли к самому главному чиновнику для последней подписи – срок действия первой подписи истек и начинай беготню сначала!

Очень всё это было продуманно сделано. Сразу и не сообразишь зачем. А вот зачем – в каждой конторе объявление, что фирма такая-то за вас заполнит и у чиновников подпишет документы, только денежки плати. Побегает народишко, побегает, да и придет в фирму эту, отдаст долларов двести, а то и пятьсот, те за полчаса заполнят бланки, у чиновников подпишут и пожалуйста – готово. А фирмы эти возглавляют родственники чиновников. Вот так-то.

Короче говоря, к весне Костя и Татьяна успели. Подписи собрали, землю, свинарник, многое что еще в колхозе развалившемся в аренду взяли и кредит получили.

Татьяна даже со своего бывшего кирпичного завода, вернее, у нового директора, вырвала почти бесплатно старенький трактор «Беларусь» с прицепом, грузовик и четыре КАМаза кирпича.

Начали они с помощью собравшейся команды сельскохозяйствовать. Действовали по известному каждому несмышленышу принципу: не клади все яйца в одну корзину. Поэтому сеяли и пшеницу, и гречиху, и подсолнечник, и кукурузу, и картошку сажали, и кур стали разводить, и свиней. Мастерские ремонтировали технику и для себя, и для всех близлежащих таких же нищих колхозов. Денег ни у кого не было, поэтому договаривались делать ремонт под будущий урожай. Придумывали много чего, выкручивались.

Год был урожайный. Собрали, продали. Получилось неплохо. Костя зимой стал снова писать рассказы, готовил материал для повести. Про «Георгики» Татьяне рассказывать начал. Про Вергилия.

И на следующий год тоже неплохо получилось, но зачастили, почуяв выгоду, чиновнички разных мастей с проверками, а за ними бандиты. И мужики из их команды все чаще матерились и пили от безнадеги.

Затосковал и Костя. Дружок его закадычный Петр бросил НИИ, завербовался к нефтяникам на север, благо хорошие математики там были нужны, и уехал. Остался Константин вдвоем с Татьяной. Тяжело было, но держались. Чтобы не завыть с тоски, Костя писал повесть. За зиму дописал. Назвал «От альфы».

Часть вторая
От альфы

1

Незначимая по понятиям космоса, но гигантская для Земли глыба своим ледяным дыханием коснулась планеты, скрылась в бездне Вселенной, разрушив единство и уравновешенность этого мира.

Катастрофа была глобальной, разрушения непоправимыми. Погибли многие. Погибли мудрейшие.

Тем, кто уцелел, уже не хватало сил передвигать каменные глыбы, раздвигать воды, управлять людьми, их мыслями. Направлять их на сотворение, а не на уничтожение.

Страх и алчность овладевали смертными.

Время мыслей, подтвержденных знаками, увиденными в бесконечном космосе один-два раза в тысячелетие, ушло.

Наступало время больших потерь и мелких достижений.

Наступала эра видимых вблизи очами понятий. Очевидность стала мерилом правильности идей. Очевидность владык, озвученная к ним приближенными и вбитая в мозги остальному большинству.

И пошли через долгие времена караваны пустозвонов. И запели акыны с ишаков про красивые глаза, глубокие, как озера. Про высокие горы, про черное горе, посланное за непослушание владыкам и непонятным богам. Про золотое солнце, зеленые плодородные сады и нивы, в которые попадут лишь те, кто будет беспрекословно подчиняться. Запели про вечное счастье, но не теперь, а потом, когда-нибудь, счастье для всех, которое наступит, если…

И золото стало мерилом жизни. А власть мерилом золота и знаний.

И расплодились проходимцы. И стали чужие мысли выдавать за свои, а свои за мысли Бога.

2

По каменистой, прожаренной июньским солнцем дороге шли двое. Один, лет двадцати, высокий, крепко сложенный, в монашеской одежде, был скорее похож на воина. Его звали Ни-клитий. Второй, года на два моложе, плечи его были не так широки, мышцы еще не налились той безграничной силой, которая была у его друга, но опытный путник по первому взгляду сумел бы определить, что Андрес был в этой паре главным.

Эти двое – все, что осталось от прежней, сожженной, разграбленной, уничтоженной цивилизации. Только их Верховный жрец отпустил. Только они остались. Его прежняя гордость. Его надежда. Его будущее. Они родились почти одновременно. Два года для двухсотлетнего жреца были незначащим мгновением, пылинкой, неразличимой в столетиях, которыми он мыслил, в которых жил и в результате проглядел то, что было в двух шагах. Конечно, он знал о заговорах, лицемерии и двуличности окружавших его жрецов из местных жителей. Но звезды вели его, а боги говорили: выбери себе преемника из второго по значимости рода, и они перегрызутся между собой. Потом убери обоих и снова назначь преемника. Делай так до бесконечности, пока не найдешь достойного. Увы, достойных не было. Не было ни среди близких, ни среди дальних.

Семьдесят лет назад, отчаявшись найти достойного, он повелел приносить для осмотра всех двухлетних мальчиков. Жрец мгновенно определил бы того самого преемника, о котором все чаще задумывался, по которому тосковал. Приближенным объяснил, что боги так требуют, что отобранные им после обучения будут воинами личной охраны каждого из свиты. А чтобы не вздумали в эту группу после его решения подсовывать своих детей, приказал забирать их у родителей навсегда, давать другие имена и лишать права наследования, чьими бы детьми те ни оказались.

Особых надежд на этот шаг Верховный жрец не возлагал, но приближающаяся гибель созданного им мира уже тогда была ему видна. Звезды говорили, что гибель близка. Но они же говорили, что связь будущей и его цивилизации есть. Тоненькая, непрочная, как паутина крестовика, но есть. И он осматривал детей. Благословлял их, наиболее одаренных отбирал у матерей для своей охраны. Бедные иногда благодарили, но чаще слышались вопли и крики матерей. Хотя знали, что детям во дворце жить будет лучше, легче, что им не грозит смерть от голода или на тяжелых работах. Но матери были матерями. Кто захочет отдать своего ребенка. И детей прятали. Тогда он разрешил родителям один раз в год встречаться с детьми. И когда те увидели, как крепнут их дети, как умнеют и становятся недосягаемыми для других сверстников – прятать прекратили. Лишение же наследства – тоже сделало свое дело. Аристократы не желали лишаться наследников.

Гвардия медленно росла, постепенно все управление страной перешло в ее руки, но годы шли, а ребенка, которому Верховный жрец мог бы передать свое место, не было. Уже на окраинах государства появились смутьяны и лжепророки, уже доносчики и стражники не успевали хватать их, а преемника не было.

Чудо случилось только двадцать лет назад. Нищенка Салех, жена разорванного волками пастуха из каменистой пустыни, привела для благословения сына. Жрец вначале подумал, что ему почудилось, но мальчик читал его мысли. Более того, он был настолько умен, что не говорил никому об этом. Жрец щедро наградил мать и, расспросив, откуда сын, кто их предки, отпустил женщину, разрешив два раза в год, в отличие от остальных, навещать его. Мальчика он назвал Никлитием. А через два года эта же пастушка принесла ему для благословения второго сына, который родился уже после гибели мужа. Жрец взглянул на ребенка, приказал свите удалиться и, когда остался с матерью и ребенком без свидетелей, встал на колени перед женщиной. Он поцеловал подол ее платья, поднялся с колен и только после этого сказал:

– Расскажи, кто твой муж, кто ты, не утаивай ничего от меня, я всю свою жизнь ждал этого чуда и только теперь дождался. Рассказывай, не спеши. Каждая мелочь, каждое мгновение значимо и важно в твоем рассказе. Я слушаю. Со мной будь откровенна и правдива. Ничего не приукрашивай и ничего не преуменьшай.

И женщина рассказала. Рассказала про чудо, которое произошло два раза.

Дети были не ее. Она находила их в одном и том же месте, в огромных каменных завалах в пустыне. Каждый раз перед этим ночью ей было видение. Видение Бога. Потом ночное небо вспыхивало ослепительным огнем на мгновение. Она вставала со своей лежанки и шла в пустыню. Первый раз не знала зачем, но точно знала куда. Услышала детский плач и нашла мальчика. Когда через два года все повторилось, она уже не шла, а бежала на то же место, и снова там лежал малыш.

Кто их оставлял, она не ведала. Но открылась только ему, жрецу, а больше никто об этом не знает. Так было ей сказано в видении, и она молчала.

На вопрос, кто ей это сказал, она не знала ответа.

Жрец выдержал паузу и сказал

– Это дети Бога. Никто более не должен знать об этом, иначе погубишь и детей своих, и себя…

3

Нет уже жреца, их Учителя. Нет мира, в котором они росли. Но мир людей остался. Никлитий и Андрес шли в Ханаанскую землю. Затем им предстояло перебраться в Финикию, в Сидон. Оттуда на попутном корабле по Великому морю, через Алашию и Родос в Милет или одну из многочисленных финикийских колоний на берегу Эгейского моря. Но это были ближайшие планы, а пока они шли по раскаленной летним солнцем пустыне.

Редкие кустарники и следы от прошедших недавно коз и овец указывали, что поблизости должна быть вода. А значит, и люди, кров и отдых. После очередного холма показалась небольшая роща вокруг полувысохшего озерца. В тени деревьев отдыхало стадо, следы которого они заметили утром. А чуть подальше, около шатра из грубой ткани, на костре в котелке варилась похлебка. За первым шатром немного поодаль виднелось еще несколько.

Братья подошли к поселению. Навстречу вышел сухощавый, высокий пастух с посохом. Уверенность, с которой он держался, показывала, что он глава рода и хозяин стада. По черной, недлинной бороде братья поняли, что он не так стар, как желает казаться.

Андрес поклонился и приветствовал хозяина. Пожелал благополучия и достатка его роду. Высказал все, что положено говорить в таких случаях. Его знание местного этикета даже в интонациях и паузах удивило хозяина.

– Многих странников приходилось видеть мне. Со многими вступать в беседу. Но немногие знают обычаи правильного приветствия. Ваш вид говорит о молодости, а речи о мудрости и знаниях, свойственных скорее покрытым сединами старцам, чем юношам. Видимо, Бог открыл вам знания, скрытые от простых смертных.

– Благодарим тебя за добрые слова. Мы всего лишь путники из Офира. Направляемся в Сидон. А знания наши от учений и уважения к твоему роду и тебе, – ответил Никлитий.

Братья поклонились пастуху.

– Будьте гостями. Проходите в шатер. Омойте руки и ноги. Напейтесь овечьего молока. Как будто Господь подсказал мне сегодня зарезать барашка. Скоро приготовится еда. Прошу вас разделить нашу трапезу. А пока отдохните. Вижу, что путь ваш был долгим и тяжелым.

Братья поблагодарили хозяина. Умылись, прилегли отдохнуть в тени деревьев и в следующую минуту уже спали.

Когда Андрес проснулся, Никлитий бодрствовал. Он вел неторопливую беседу с гостеприимным хозяином. Пастух расспрашивал о происшедшем в Офире. Слухи о бунте и разрушении храмов донеслись и до этих, весьма далеких и глухих мест. Рассказывал, что на это плоскогорье пришел его предок, к которому во сне явился Бог и повелел оставить своего отца, отправиться в поисках места для жизни дальнейшей.

После долгих скитаний тот вместе со своим семейством пришел в эти места. Нашел здесь несколько оазисов с озерами, наполняемыми весной из стекающих с гор ручьев. Он преумножил свои стада, стал выращивать зерна. Чтил Бога. Соблюдал законы его. И жертвенник сделал из камней нетесаных, и жертвы приносил мирные и за грехи свои.

Род увеличился. Как и положено по закону, умирая, он оставил все наследство старшему сыну. Однако все главные для жизни рода решения принимаются на совете всех братьев. Хотя последнее слово всегда за старшим.

Живут они в мире и трудах. Пропитания хватает. Но опасаются воинственных соседей, от которых приходится постоянно охранять стада и покупать в Финикии железные мечи и другое оружие в обмен на племенных овец и шерстяные ткани, которые ткут женщины их рода.

Дочки хозяина приготовили для гостей угощение, и весь род вечером собрался, чтобы узнать о событиях в ближних странах, поговорить о проблемах жизни, о том, как их преодолевать. Как оградить свой род от бедствий. И самое главное, вспомнить предания предков, их рассказы о Боге, который привел сюда, и событиях чудесных и необъяснимых, случавшихся с ними или предками.

Несколько дней братья пробыли у пастуха и его соплеменников.

Когда же прощались, Андрес, волнуясь и немного не столь торжественно, как ему хотелось, обнял пастуха и сказал:

– Род твой величайший из всех родов. Поверь мне, я знаю, что говорю. Пройдет много лет, сменится много поколений и от рода твоего произойдет великий Пастырь. Для нас большая честь быть гостем в доме твоем.

Он поклонился, и братья, оставив удивленного пастуха, покинули оазис. Они шли вдохновленные сказанным.

– Великий пастух даже не подозревает, кого подарит человечеству его род. Кто явится миру через сотни лет, чтобы изменить мировоззрение людей, – произнес Никлитий.

– Да, брат. Редко кому удается прикоснуться к великим предвестникам, чья жизнь будет потом превращена в легенду, перепутана, изменена по вечной людской привычке до неузнаваемости, так, что кроме имени ничего правдивого не останется. А сколько бедствий будет потом. Ты помнишь, Учитель рассказывал.

– Помню. Только, как я знаю, он и сам многое не представлял. Я видел такие бедствия, по сравнению с которыми все, что с нами случилось и еще будет, представляется детской шалостью…

– Я тоже это видел, – тяжело вздохнув, ответил Андрес.

4

В Сидон братья добрались без особых проблем. Правда, два маленьких приключения все же произошли. Первое – на четвертую ночь после их остановки в оазисе у гостеприимного пастуха, возле деревеньки, название, которой они даже узнавать не захотели.

Не желая тревожить жителей, они расположились на берегу речки, развели костер, варили похлебку из вяленого мяса и чечевицы, которыми их снабдили в оазисе. Вели разговор о том, как проще будет перебраться в Грецию – через Великое море на попутном корабле или верхом на лошадях через Киликию, а затем через Боспор.

Легкий ветерок обдувал тела, и они, искупавшись, отдыхали, наслаждаясь вечерней прохладой, тихим шуршанием речки, запахом готовящейся еды. Никлитий первым почувствовал новый запах, запах людей и пот лошадей. Он, не меняя положения тела и тона голоса, сказал:

– Андрес, кажется, нам придется еще немного потрудиться сегодня. Ты слышишь?

– Да, я почувствовал, чуть позже тебя. Их шестеро. Четверо с бронзовыми мечами и двое с железными. Луков нет. Двое крадутся с моей стороны и четверо с твоей. Потренируемся или просто напугаем их?

Братья не успели договорить, как из кустарника, окружавшего берег, выскочили здоровенные мужики. Они бросились к костру в надежде убить утомленных путников и поделить добычу. Но почему-то удары мечей пришлись мимо лежавших путников, а те, которые замешкались, рубанули своих. Как это могло случиться, понять они не успели, потому что были отброшены с переломанными шеями на двоих оставшихся. Те, не устояв, свалились.