Текст книги "Я, Лунин…"

Глава 9,
в которой влиятельные жители Среднегорска понимают, что не так уж и влиятельны

Три года назад, точнее, чуть меньше

Закончив телефонный разговор, Сергиевич вновь поднял трубку, теперь уже внутреннего телефона, и приказал секретарю отменить все назначенные на вторую половину дня встречи, а заодно распорядился, чтобы машина была готова к выезду. Конечно, могут еще начать названивать из Москвы, их ведь буквально распирает под вечер, особенно в пятницу, с какой-нибудь, якобы неотложной, ерундой. Но, в конце концов, на то он и губернатор, чтобы иметь возможность самому регулировать свой рабочий график. На сегодня хватит, главное дело он уже сделал. Ну, не так чтобы вот прям своими руками, но ведь это кто на что учился. Он, Сергиевич, поставил задачу, и вот теперь она, наконец, выполнена. Тендер проведен. Проведен грамотно, красиво, без сучка и задоринки. Все, как положено, несколько участников, начальная стоимость контракта даже снизилась на целых двести миллионов. Сергиевич улыбнулся. Восемнадцать миллиардов восемьсот миллионов рублей. Такова конечная сумма. И это просто замечательно, а еще замечательнее то, что эта сумма достанется не абы кому-то, не этому наглецу Рассказову, как говорят, пытавшемуся пролезть к кормушке за его, губернаторской, широкой спиной, не столичным прохиндеям, готовым ухватиться за что угодно, лишь бы платили деньги. Нет, деньги достанутся правильному человеку, который сделал правильные выводы из состоявшейся месяц назад встречи и не стал искать окольных путей, а просто как следует все обдумал и дал верный ответ. Жаль, конечно, что Кольцов не может сразу перечислить всю сумму, пока от него в качестве аванса поступили лишь жалкие сто миллионов, но ничего. Потекут деньги рекой из бюджета, зажурчит ручеек и в его сторону. Кольцов обмануть не посмеет, не та у него ситуация. А попробует юлить, так ему кислород перекрыть труда не составит. Эх, из полей уносится печаль…

Весело насвистывая, Сергиевич быстрым шагом пересек кабинет и открыл дверь, ведущую на лестницу, по которой можно было прямиком спуститься прямо во внутренний двор областной администрации, избегая встреч с, возможно, еще сидящими в приемной посетителями. Скучавший на лестничной площадке охранник торопливо спрятал в карман телефон.

– Все, Миша, хватит с нас на сегодня работы, – обрадовал его Сергиевич, – едем домой.

Уже из машины Иван Юрьевич позвонил жене, предупредил, что приедет пораньше, и попросил поставить на холод шампанское.

– Лидочка, ты пару бутылочек убери, пожалуйста. А лучше, знаешь, давай сразу три. Будем сегодня только шампанское пить.

– Есть повод? – По голосу жены было слышно, что она рада его хорошему настроению.

– Еще какой. – Сергиевич, зажмурившись, представил перед собой миллиард зажженных свечей на гигантском торте, которые ему вот-вот можно будет задуть.

Москва напомнила о своем существовании, когда машина губернатора уже подъезжала к загородной резиденции. Взглянув на экран, Сергиевич нахмурился. Причины для звонка этого человека, на первый взгляд, вроде бы не было, но раз он звонил, значит, и причина существовала, вот только губернатору пока она была неизвестна.

– Иван Юрьевич, как поживаете, как настроение ваше? – заботливо прошелестел голос находящегося за три тысячи километров собеседника.

– Мое почтение, Михаил Дмитриевич. – Сергиевич прижал трубку поплотнее к уху, – вроде бы грех жаловаться.

– Жаловаться вообще грех. – В телефоне послышался негромкий смех. – Если я не ошибаюсь, Иван Юрьевич, у вас сегодня тендер должен был состояться. Как все прошло, без происшествий?

– Так а какие там могут быть происшествия? Все в штатном порядке.

– В штатном – это замечательно, – похвалил собеседник. – В таком случае вы и во всем остальном действуйте в штатном порядке.

– Извините, Михаил Дмитриевич, я не очень понял. – Сергиевичу вдруг стало холодно, и он зябко поежился. – Какой именно порядок вы имеете в виду?

Некоторое время трубка молчала. Сергиевич уже хотел было уточнить, слышит ли его собеседник, но не успел.

– Я имею в виду, что пять процентов суммы контракта должны поступить на предоставленные вам реквизиты. Срок исполнения – неделя, в противном случае итоги тендера будут аннулированы.

– Как аннулированы? – Иван Юрьевич почувствовал, что голос его испуганно задрожал.

– А что, вы думаете, мы не знаем, что все три участника тендера принадлежат фактически одним и тем же лицам? И что всех прочих вы исхитрились не допустить до торгов. Сергиевич, не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Вы меня поняли?

– Понял, – обреченно пролепетал Иван Юрьевич.

– Хорошо. И еще, Сергиевич. Казаться умнее, чем вы есть, тоже не следует. Это может быть вредно для головы. Надеюсь, вы и сейчас меня понимаете.

– Я понимаю, я все понимаю.

Иван Юрьевич действительно понимал. Пока он, идиотски улыбаясь, надувал щеки, чтобы набрать в них побольше воздуха, кто-то другой разом задул весь миллиард горящих свечей и ушел, унося с собой предназначенный ему, Сергиевичу, торт.

– Ну и замечательно, – подобрел собеседник. – Кстати, скажу по секрету. Через три недели будет рассматриваться вопрос о выдвижении вашей кандидатуры на второй срок. Я намереваюсь вас поддержать, Иван Юрьевич.

– Спасибо, спасибо, Михаил Дмитриевич, – больше всего Сергиевичу хотелось сейчас разбить телефон, а затем громко, в голос, разрыдаться, – буду вам очень обязан.

– Ничего, – прошелестело в телефоне, – свои люди, сочтемся.

Супруга встречала Ивана Юрьевича на крыльце. К ее удивлению, от радостного и оживленного человека, с которым она общалась менее получаса назад, не осталось и следа. Сергиевич прошел на примыкающую к крыльцу террасу, рухнул в первое попавшееся кресло и замер, устало закрыв глаза. Поняв по выражению лица мужа, что случилось что-то очень неприятное, Лидия Сергеевна замерла в нерешительности. Она знала, что в такие мгновения супруга лучше не беспокоить, но и уйти в дом не решалась, вдруг ему что-нибудь понадобится, а ее не окажется рядом.

Она оказалась права. Просидев неподвижно пару минут, Сергиевич открыл глаза и медленно, словно у него болела шея, повернул голову.

– Ты здесь? – При виде жены лицо его подобрело. – Принеси-ка нам выпить. Посидим с тобой на свежем воздухе.

– Шампанское? – на всякий случай уточнила Лидия Сергеевна в надежде, что случившаяся неприятность, возможно, была не так уж и значительна.

– Нет, водку, – разрушил ее предположения Иван Юрьевич, – будем пить водку. Не чокаясь.

– Кто-то умер? – всплеснула руками Лидия Сергеевна, мысленно перебирая всех знакомых ей сотрудников областной администрации преклонного возраста.

– Нет, пока все живы, – хмуро отозвался на переживания супруги Сергиевич, – хотя, знаешь, лучше бы, если б кто-нибудь умер, все веселее было бы.

* * *

От шлагбаума, перекрывающего въезд в резиденцию губернатора Сергиевича, до автоматических украшенных изящной ковкой ворот усадьбы Рассказова по прямой было не более трех километров. Если же следовать по дорогам общего пользования, расстояние это увеличивалось почти вдвое, но в любом случае было невелико, чтобы добраться на машине и десяти минут не потребуется.

– Может, прямо сейчас поехать да морду ему набить?

Рассказов сделал еще один глоток и протянул обтянутую воловьей кожей флягу своему спутнику. Тот отрицательно покачал головой, и они продолжили неспешную прогулку по извилистым дорожкам, опутывавшим почти всю территорию усадьбы. Шедший рядом с Павлом Дмитриевичем мужчина был с ним почти одного возраста, хотя и выглядел несколько старше. Причиной тому были непомерно разросшиеся с годами, неаккуратные, пепельного оттенка брови, а также несколько глубоких морщин, пересекавших его высокий, тяжелый лоб и уходивших прямо в заросли седых, жестких волос.

– Кому, Сергиевичу? Гениальная идея. – Спутник Рассказова небрежно похлопал его по спине и иронично добавил: – Успехов тебе, Паша.

Михаил Афанасьевич Дорохов был знаком с Рассказовым почти тридцать лет, из которых последние десять, после ухода в отставку с должности начальника уголовного розыска одного из районных управлений внутренних дел Среднегорска, работал у него руководителем службы безопасности. Эти давние, проверенные временем и многими пережитыми вместе испытаниями, отношения позволяли ему держаться с Павлом Дмитриевичем на короткой ноге и иногда даже посмеиваться над своим работодателем.

– Ну а что? – Выпитый коньяк наполнил Рассказова оптимизмом. – К нему меня пропустят без проблем, а потом, как охранник уйдет, так я нашему дорогому губеру мозги и вправлю.

– В этом я как раз не сомневаюсь, – улыбнулся Дорохов. – Только что потом, Паша? Я буду тебе передачки в следственный изолятор возить?

– Да ладно тебе, – отмахнулся Павел Дмитриевич, – нам бояться нечего, и так в Сибири живем.

– Сибирь, Павел, она большая, – хмыкнул, не соглашаясь, Дорохов, – есть такие места, что тебе и в кошмарных снах не снились. Так что давай ты фляжечку свою мне отдашь, погуляешь со мной немного, успокоишься, а потом пойдем в дом чайку попьем.

– Фляжку тебе, разбежался. – Рассказов недовольно встряхнул плечами. – Ты мне лучше, Миша, скажи, чего делать будем, ежели ничего делать нельзя? Губеру в морду дать нельзя, Стрельникова за шею взять ты мне тоже не даешь. А как быть тогда, Миша? Ты понимаешь, в конце концов, на какие деньги меня выставили?

– Я понимаю, – угрюмо отозвался Михаил Афанасьевич.

– Ни черта ты не понимаешь, – резко обернулся к нему Рассказов. – Пол-ярда, Миша! Пол-ярда! Это бешеные бабки, даже для меня. И что мы сделали? Мы и пальцем в ответ не шелохнули. Это что, правильно?

– И что ты своим пальцем делать собирался? В замминистра тыкать? – повысил в ответ голос Дорохов. – Тебя самого в ответ так бы ткнули, костей не соберешь. Я понимаю, если бы у нас на него хоть какая-то зацепка была, так ведь нет ничего. Мои парни и его пасли, и окружение его, если бы хоть где-то этот левый референт засветился, то все, мы его разом взяли бы и всю информацию вытрясли. Но нет его, Паша. А раз нет, то и доказать ты ничего не можешь, как бы ты ни был уверен, что Стрельников всю эту аферу подстроил.

– В багажник его загрузить, в лесок вывезти да потолковать как следует, – буркнул, уже успокаиваясь, Павел Дмитриевич, – сам все и расскажет.

– Ты понимаешь, какая это статья? – покачал головой Михаил Афанасьевич. – И ты от нее не открутишься, даже если он и отдаст тебе твои деньги. Или ты его в этом лесочке навсегда оставить хочешь? Так ведь, если он исчезнет, ты первым подозреваемым сразу и окажешься.

– Так и что, простить? – вновь напрягся Рассказов.

– Подождать, – Дорохов дружески положил руку ему на плечо, – немного подождать. Пусть он подуспокоится, немного расслабится, еще каких-нибудь врагов себе наживет, тогда мы о себе и напомним.

– Больно долго ждать придется, – вяло возразил Павел Дмитриевич, вновь отвинчивая колпачок на фляжке.

– Не думаю. Год, два от силы. Но я думаю, что нам и это время скучать не придется. – Михаил Афанасьевич загадочно усмехнулся. – Есть у меня одна идейка. Дай-ка мне фляжечку, я горло промочу малость.

Глава 10,
в которой Лунин разговаривает с навигатором и получает шлепок по ягодицам

Квартира Лунину понравилась. Расположена она была на втором этаже старого четырехэтажного дома. Такие дома обычно в народе называют сталинками, несмотря на то, что многие из них построены значительно позже смерти отца всех ныне разбежавшихся кто куда народов. Все три окна двухкомнатной, обставленной хоть и не новой, но все еще пребывающей во вполне приличном состоянии мебелью, выходили на тихий переулок, по которому общественный транспорт не ездил вовсе, а машины, если и появлялись, то происходило это совсем не часто. Осмотревшись в квартире и убедившись, что в холодильнике пусто, Илья оставил Рокси обживаться на новом месте, а сам отправился на поиски ближайшего продуктового магазина. Долго искать не пришлось. На первом этаже соседнего углового дома, выходившего одним из фасадов на достаточно оживленную улицу, по которой, как показалось Лунину, излишне часто и излишне громко проносились трамваи, располагался небольшой магазинчик, в котором Илья смог купить почти все, что ему было нужно.

К тому времени как пельмени сварились, Рокси уже успела расправиться со своим кормом и, покинув кухню, облюбовала себе для дневного сна одно из кресел в гостиной. Прежде чем приступить к трапезе, Лунин включил маленький, висевший в углу на стене телевизор. Под негромкое бормотание ведущего, ласково расспрашивающего какую-то немолодую незнакомую Илье женщину, судя по жеманным манерам и периодическому заламыванию рук актрису, о тяготах ее судьбы, Лунин тыкал вилкой в очередной пельмень, обмакивал его в кетчуп и отправлял в рот. Испытания, выпавшие на долю престарелой служительницы Мельпомены, Илью не очень заинтересовали, особенно с учетом того, что самым тяжким из них было не путать имена четырех супругов, замужем за которыми успела побывать звезда театральных подмостков. Как понял Лунин, двое из них были известными театральными режиссерами, а четвертый, последний, снял свою, необыкновенно талантливую, как постоянно подчеркивал ведущий, супругу в нескольких фильмах.

Пока одна женщина неутомимо рассказывала всей стране о своей судьбе, Илью больше интересовало развитие отношений, правда исключительно рабочих, с другой женщиной, которая пока ничего о себе ему не рассказывала. Лунин раз за разом мысленно возвращался в кабинет Ирины Владимировны, общение с которой, по всем признакам, началось не самым лучшим образом. Шестакова явно была не в восторге от самой возможности участия родственника подозреваемого в расследовании, и от одной лишь фразы Ильи о том, что он больше не Лунин, вряд ли отношение к нему сильно переменилось. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы показать себя с наилучшей стороны. Конечно, самым лучшим из всех возможных вариантов было бы привести Шестаковой другого подозреваемого, причем не абы кого, а именно того, кто совершил убийство на самом деле.

– Если только это не Толька, – пробормотал Илья, с сожалением глядя на пустую тарелку. – Только не Толька, – повторил он и восторженно причмокнул губами.

Произнесенная фраза вдруг показалась ему необыкновенно поэтичной, она даже заслуживала того, чтобы быть записанной в небольшой коричневый блокнот, которым Лунин обзавелся еще во время своего пребывания в больничных стенах. В этот блокнот, содержимое которого Илья скрывал от всех, даже от Светочки, он записывал мысли, которые приходили ему в голову в процессе длительного ничегонеделания. Конечно, записывал Илья не все мысли, а только те, которые казались ему интересными. Были ли они интересны кому-то еще, кроме него, Лунин не знал, так как показывать блокнот кому бы то ни было стеснялся.

Но сделать запись не удалось. Взглянув на часы, Илья понял, что времени на то, чтобы сохранить столь ценное изречение, у него уже не остается. Все дело было в том, что, вернувшись из магазина и приняв душ, он вдруг ощутил такую неимоверную усталость, что тут же завалился спать, забыв поставить будильник, и теперь, если только он хотел приехать в следственный комитет к двум часам, ему надо было срочно выходить из дома.

В кабинет Шестаковой Лунин вбежал на две минуты позже оговоренного времени. Судя по тому, что Ирина Владимировна в момент появления Ильи подкрашивала губы, глядя в небольшое складное зеркальце, его опоздание было для нее не очень обременительно.

– За вами гнались? – Она насмешливо взглянула на запыхавшегося Лунина и с таким громким щелчком захлопнула зеркальце, что Илья даже забеспокоился, осталось ли цело стекло.

– Не люблю опаздывать.

Заняв уже вполне привычный ему стул для посетителей, Лунин всем своим видом постарался дать понять, что готов к совместной работе.

– Итак, с чего мы начнем?

– С чего хотите, с того и начинайте, – растянула свеженакрашенные губы в улыбке Ирина Владимировна, – вы же у нас специалист по раскрытию нераскрытых мною преступлений. Я бы еще добавила, по пере-раскрытию уже раскрытых. Вот вы и скажите мне, что нам надо делать.

– Вот оно как, – Илья задумчиво потер неожиданно зачесавшуюся левую бровь, – а вот я обычно после обеда добрее становлюсь. Не только после обеда, а вообще, на сытый желудок.

Повернувшись всем корпусом к Шестаковой, Лунин оперся локтями о стол и как можно доверительнее спросил:

– А вы-то сегодня обедали?

– Можете не сомневаться, – Ирина Владимировна едва заметно кивнула, – я стараюсь не пропускать столь ответственное мероприятие.

– Да? – недоверчиво переспросил Илья. – И что же у вас сегодня на обед было?

– Творог, – коротко отозвалась Шестакова и, видя вспыхнувшее в глазах собеседника непонимание, добавила: – Обезжиренный творог.

– Творог, – непонимающе кивнул Лунин. – А из еды?

– А что вам еще надо? В столовую я не хожу, у меня от их готовки изжога. Так что покупаю в соседнем магазине творог. Вам, кстати, тоже рекомендую. У них свежий, каждый день завозят.

– Творог, – с грустью повторил Илья, – ну тогда все понятно.

Что именно ему стало понятно, Лунин не объяснил, мгновенно сменив тему:

– Тогда, если вы не против, я бы хотел осмотреть место преступления. Ну а по дороге вы мне расскажете, что, собственно, произошло.

Спускаясь по лестнице, Илья, пытаясь проявить галантность, предложил:

– Я так думаю, лучше на моей машине поехать.

– Естественно, – на мгновение обернулась уже успевшая спуститься на целый пролет ниже Шестакова, – неужели вы думаете, что я буду ради вас бензин жечь.

В машине разговор тоже не задался. Ирина Владимировна лишь коротко пересказала Илье то, что он уже и так знал, а на вопросы Лунина отвечала с такой неохотой, что после нескольких безуспешных попыток разузнать какие-то новые, еще неизвестные ему подробности, он тоже замолчал, и единственным говорящим существом в салоне автомобиля остался навигатор, подсказывающий дорогу в Старое Ясачное, село, в котором Илья не был уже четверть века.

– Я правильно понимаю, что единственная улика, которая указывает на Лунина, – Илья запнулся, ему было непривычно произносить свою фамилию, говоря о другом человеке, – это найденные часы?

– Этого мало?

«Через двести метров поверните налево».

– Но ведь могут быть разные варианты, как эти часы там оказались. Сам Лунин что-то вам объяснил?

«Через пятьдесят метров поверните налево, затем триста метров прямо».

– Нет.

– От навигатора я получаю больше полезной информации, – констатировал Илья, оба его собеседника в ответ промолчали. – Вы мне говорите, куда поворачивать, я здесь не очень ориентируюсь.

– Это вы у кого спрашиваете? – ехидно поинтересовалась Шестакова.

«Вы достигли назначенной цели», – гордо провозгласил навигатор.

Лунин плавно, стараясь не выдать своего раздражения, утопил в пол педаль тормоза.

– Ирина Владимировна, уважаемая, – повернулся он к своей спутнице, когда «хайландер» остановился, – не будете ли вы так любезны подсказать, куда мне сейчас повернуть, направо или налево? Или мы так и будем стоять посреди дороги?

– Сейчас прямо, на следующем перекрестке берите вправо, это как раз будет улица, где живет ваш… – Шестакова нахмурилась и после недолгого молчания договорила: – Где живет Лунин.

– Общение с вами не только приятно для меня, но и необыкновенно полезно для продвижения нашего расследования, – усмехнулся в ответ Илья.

Свернув направо, «хайландер» неторопливо покатил по улице, на которой Лунин провел значительную часть своего детства. Как оказалось, за прошедшие двадцать пять лет сильно изменились оба. Взаимное неузнавание было настолько сильным, что Илья даже притормозил возле одного из высоких заборов, на котором рядом с глухой железной калиткой был закреплен адресный указатель.

– Радужная, девять, – прочитал Илья и неуверенно оглянулся на Шестакову. – Вообще ничего не узнаю. Когда я был здесь последний раз, таких заборов никто не строил. Перед домами палисаднички низенькие, а в них почти у всех цветы росли, а у некоторых вишни.

– Что вы хотите, – пожала плечами Ирина Владимировна, – везде все меняется, здесь тоже. И заборы, и дома за этими заборами совсем другие, да и люди в этих домах, знаете ли, поменялись.

– Ну да, наверное, много новых людей появилось, – согласился Лунин.

– Я не об этом. Люди могли стать совсем другими, даже при условии, что это все те же самые люди. Не знаю, понимаете ли вы меня. Здесь притормозите, в проулок не будем сворачивать, там встать негде.

– Что же тут непонятного? – пробормотал Илья, заглушая мотор.

Они вышли из машины одновременно, но если Шестакова сразу же направилась в узкий проезд, соединяющий две длинные, протянувшиеся через все село улицы, то Илья остановился, оглядываясь по сторонам. Дом тетки был где-то совсем недалеко, но Лунин по-прежнему не узнавал ничего вокруг. Неожиданно в голову ему пришла мысль. Замерев, он набрал полные легкие воздуха и зажмурился. Спустя несколько мгновений Илья разочарованно выдохнул. Запах детства, который он попытался в себя вобрать, бесследно исчез с улицы, которая за годы его отсутствия стала совсем чужой.

– Вы что там, медитируете? – окликнула его уже ушедшая шагов на двадцать вперед Ирина Владимировна. – Или набираетесь смелости?

– Скорее, второе, – себе под нос пробормотал Лунин и бросился следом за вновь повернувшейся к нему спиной Шестаковой.

Пройдя еще несколько метров по узкому проулку, зажатому между двумя высокими, выложенными из красного кирпича заборами, Ирина Владимировна остановилась и обернулась к догоняющему ее Лунину.

– Здесь ее и нашли, – указала она рукой на обочину, – уже на следующее утро. Место, сами понимаете, не сильно оживленное.

– Ну да. – Илья скользнул взглядом по узкой полоске каменистой земли между забором и проезжей частью, затем поднял голову выше.

– Если вы ищете камеры, то их здесь нет, – насмешливо прокомментировала Шестакова.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Если бы у вас была запись видеонаблюдения, вы бы мне о ней сказали сразу, как только я приехал. И тогда сейчас я бы уже возвращался в Среднегорск. Вы можете поточнее показать, как лежало тело?

– Поточнее, вы как себе это представляете? Или вы думаете, я сейчас здесь улягусь, чтобы вам все продемонстрировать?

– И на каком расстоянии от тела находилось орудие убийства? Палка с гвоздем, я ведь не путаю?

Поняв, что от Лунина так просто не отделаться, Ирина Владимировна предложила:

– Знаете, лучшее, что могу вам посоветовать, – это, когда мы вернемся в управление, посмотреть дело. Там полно фотографий да видеозаписи тоже есть. Мещерская лежала примерно здесь, наискосок, голова чуть ближе к забору. Палка валялась на земле рядом с ней.

– С какой стороны?

– Между убитой и забором.

– А часы?

– Часы были у ее ног, точнее, под ногой. Их обнаружили, когда медэксперт начал осматривать тело.

– Интересно, – пробормотал Лунин. – Тогда последний вопрос. Под ногой, где именно? Под бедром, под голенью?

– Можно сказать, под пяткой. Мещерская была в кроссовках, и вот как раз из-под левого кроссовка часы и достали.

– Левой, – машинально поправил Илья.

– Что – левой? – не поняла Шестакова.

– Левой кроссовки. Кроссовка – это она, женский род.

– Кто бы мог подумать, – удивилась Ирина Владимировна, – всегда в мужском писала.

– Я думаю, им все равно, – улыбнулся Илья. – Скажите, вот если рассматривать ситуацию сугубо теоретически, может так быть, что убитая в тот момент, когда ей нанесли удар, сама держала в руках эти часы?

– Теоретически? – с усмешкой прищурилась Шестакова.

– Ну да, вот смотрите. – Илья достал из кармана ключи от квартиры. – Я начинаю падать, разжимаю руку, ключи летят мне под ноги.

При этих словах Лунин неожиданно повалился на землю и жалобно застонал.

– Как вы натурально падаете. – Ирина Владимировна с опаской сделала шаг к нему и опустилась рядом на корточки. – У вас все нормально?

– Камни тут очень острые, – признался Лунин, болезненно сморщившись и пытаясь опереться на локоть, – посмотрите, где ключи лежат.

– Вот они, ключи ваши. – Шестакова вытащила связку у Ильи из-под ног. – Вы что, рухнули для того, чтобы доказать, что убитая сама часы уронила?

– Ну а что, убедительно ведь? – Кое-как поднявшись, Илья попытался отряхнуть себе спину.

– Не то слово, – засмеялась Ирина Владимировна, – а чтобы доказать, что и самоубилась она тоже сама, вы себе по голове чем-нибудь тяжелым гвазданете? Жаль, палок поблизости не видно. Стойте спокойно, я сама вас отряхну.

– Я думаю, на сегодня следственных экспериментов достаточно.

Илья послушно замер, немного раскачиваясь после каждого полученного по спине удара ладони.

– Немного чище стало, но все равно лучше все постирать. – Лунин не знал, умышленно или нет, но последний хлопок угодил ему по ягодицам. – Стиральная машинка в вашей квартире имеется?

– Вроде была, – кивнул Илья, – даже утюг есть, так что завтра буду при полном параде.

– А с делом вы сегодня знакомиться собираетесь?

– Собираюсь. Надеюсь, моя грязная спина не смущает вас до такой степени, чтобы помешать этим планам?

– Надейтесь, – усмехнулась Ирина Владимировна и направилась в сторону автомобиля, предоставляя Илье возможность рассматривать ее безупречно чистую и столь же безупречно прямую спину.

Усевшись за руль, Лунин уже потянул на себя дверь, когда услышал удивленный женский голос:

– Илюша?

Начатое движение руки было уже не остановить, и дверь с шумом захлопнулась. Повернув голову, Илья увидел метрах в двадцати от машины Татьяну Васильевну. На мгновение он растерялся, не зная, как лучше поступить, затем, не открывая двери, помахал тетке рукой и завел двигатель.

– Вы к ней разве не выйдете?

Илья не разобрал, чего в голосе Шестаковой было больше, удивления или упрека.

– Нет, – Лунин дернул рычаг переключения скоростей со стояночного режима, – я здесь не ради нее.

Вывернув руль до упора вправо, Илья сдал задом к чьим-то выкрашенным черной краской железным воротам и тут же закрутил руль в противоположную сторону. Белый «хайландер» проехал прямо почти через всю улицу, затем повернул на перекрестке налево и исчез из вида, а тетка все стояла неподвижно, прижимая левую руку к груди. Из глаз ее текли слезы, и если бы сейчас кто-то вышел из черных стальных ворот, возле которых недавно разворачивался белый внедорожник, то этот человек мог подумать, что она чем-то очень расстроена, не то внезапным появлением Лунина, не то его быстрым, безмолвным исчезновением. Но если бы этот человек подошел на несколько шагов ближе к плачущей женщине, он с удивлением бы заметил, что с лица ее не сходит слабое подобие улыбки, а губы при этом тихо, почти беззвучно повторяют:

– Приехал Илюшенька, слава богу, приехал…