Текст книги "Шоссе в никуда"

Глаза он открыл в последний момент. На долю секунды, такую жизненно важную, мозг растерялся, а затем лишь обреченно констатировал – все, уже не успеть, однако руки, повинуясь очевидно напрямую не связанному с мозгом инстинкту выживания отчаянно крутанули руль в сторону. Все, что мог сделать водитель встречной фуры, уже и так выехавшей на обочину, – это еще раз посигналить пролетевшему в считаных сантиметрах от его бампера внедорожнику. Вернувшись в свою полосу, Лунин убрал ногу с педали газа. Еще некоторое время «хайлендер» катился по инерции, затем постепенно начал замедляться. Илья включил аварийку и остановился на обочине. Вопреки распространенной поговорке, сердце вовсе не ушло ни в какие пятки, наоборот, судя по всему, от страха оно подпрыгнуло и теперь неистово билось прямо в голове Лунина, отчего каждый его удар отзывался резкой болью в висках. Все еще нервно дрожащими руками Илья с трудом отстегнул ремень безопасности и вышел из машины. Он несколько раз глубоко вдохнул прохладный утренний воздух, смешанный с выхлопами проносящихся по шоссе машин, и почувствовал, что ему стало легче. Лунин хотел было немного отойти от дороги, но склон показался ему слишком крутым и скользким от утренней росы. Илья неуверенно обернулся, но затем решил, что его вряд ли здесь кто-то узнает, и потянул вниз молнию на джинсах.

Вернувшись в машину, Лунин налил в стальную крышку от термоса крепкого, собственноручно сваренного им утром кофе и стал делать маленькие, торопливые глотки, не дожидаясь, пока кофе хоть немного остынет. Почувствовав себя чуть бодрее, Илья выплеснул недопитый кофе в окно, убрал термос в сумку и вновь выехал на шоссе. Следующие два часа Лунин провел, напряженно сжимая руль обеими руками и пристально вглядываясь в несущуюся ему навстречу черную асфальтовую ленту. К его удивлению, дальнейшее путешествие не было омрачено никакими неприятностями, так что спустя некоторое время он немного осмелел и прибавил громкости радио, после чего, спустя несколько минут, увеличил и скорость.

Мост Лунин увидел издалека. Поднявшись на вершину довольно большого холма, дорога делала петлю, а затем плавно спускалась к реке, позволяя любоваться открывающимися видами. Мост был великолепен. Две гигантских стальных дуги оранжевого цвета возвышались над дорожным полотном на добрых два десятка метров. От этих оранжевых дуг к пролетам моста тянулись ярко-синие стальные нити, которые при ближайшем рассмотрении оказывались толстенными тросами, выкрашенными краской по металлу.

Илья вспомнил прочитанную им около года назад в Интернете статью. Автор заметки уверял, что мост, построенный по проекту знаменитого шведского архитектора, должен был быть выкрашен немного в другие цвета. Дуги должны были окрасить в желтый, а стальные тросы – в голубой цвет, в соответствии с цветами шведского флага. По замыслу автора проекта все это великолепие должно было напоминать проезжающим россиянам о существовании такой пусть и небольшой, но тем не менее замечательной страны, как Швеция, и способствовать укреплению дружеских отношений между двумя государствами. Однако, как это часто бывает в жизни, в ничем не омраченные отношения двух партнеров беззастенчиво вклинился третий. Хотя возможно, что в данном конкретном случае этот самый третий был вообще не в курсе своего вмешательства.

Открытие моста планировалось сделать настолько торжественным, насколько это было в принципе возможно в рамках имеющегося у области бюджета. На него были приглашены все, кого только губернатор Сергиевич смог пригласить, начиная от полномочного представителя президента в федеральном округе, заканчивая министром дорожного строительства и заместителем главы президентской администрации. В связи с таким, не часто случающимся событием, когда в области оказывались сразу несколько должностных лиц старше его по положению, губернатор за неделю до грандиозной официальной церемонии решил лично осмотреть уже фактически готовый мост, а заодно провести репетицию торжественного открытия.

Когда кортеж из нескольких черных «лендкрузеров» подкатил к мосту, оркестр грянул «Прощание славянки», звучавшее, по мнению областного министра культуры, а по совместительству любовницы губернатора, максимально патриотично и торжественно из всех предложенных вариантов, а девушки в осовремененных национальных костюмах, отличающихся от оригинальных большим размером кокошников и меньшей длиной юбок, плавно засеменили навстречу высокопоставленным мужчинам в темных костюмах.

Очевидно, Сергиевичу не понравилось увиденное еще из машины. Когда он выпрыгнул из внедорожника, губернаторское лицо выражало крайнюю степень возмущения.

– Вы что, суки, вообще охренели? – Он злобно уставился на выстроившихся перед ним девиц в коротких юбках.

– А я говорила, надо хотя бы колени прикрыть, – зашипела на ухо художественному руководителю ансамбля народного танца министр культуры, – они же у вас, как на панель вышли!

– Зато красиво, – невозмутимым шепотом отозвался худрук, – и потом мост, панель… мне кажется, разница непринципиальна.

– Кто? – сорвавшимся в высокий фальцет голосом выкрикнул губернатор. – Я спрашиваю, кто все это гадство устроил?

Министр культуры уже начала было выталкивать на середину образовавшейся перед губернатором пустоты упирающегося худрука, когда Сергиевич решительно шагнул вперед и, миновав расступившихся в стороны девиц в кокошниках и прочих встречающих, остановился у ограждения, за которым рабочие ускоренно наносили дорожную разметку на свежеуложенное асфальтовое покрытие. Губернатор вытянул руку и ткнул пальцем куда-то в небо.

– Это что?

Окружающие непонимающе притихли.

– Вы меня что, спрашиваю, подставить решили? Сюда сам Фролов приедет, а вы мне тут хохляцкий флаг во все небо намалевали. Вы что, международную обстановку совсем не улавливаете?

– Так ведь по проекту же, Иван Юрьевич, – вышел вперед немолодой коренастый мужчина, красноту лица которого только подчеркивала надетая на голову белая каска, – ведь все согласовано…

Сергиевич несколько секунд, не мигая, смотрел на застывшего перед ним начальника строительства.

– Перекрасить. Все перекрасить, – наконец выдавил из себя губернатор.

– Так ведь не успеем же, – изумился краснолицый.

– У вас есть шесть дней, шесть ночей, – высокий худой Сергиевич нависал над собеседником, – куча времени. И потом еще сутки, чтоб все тут отмыть как следует.

Считая разговор завершенным, он направился к своему автомобилю.

– Так, а это, в какой цвет красить-то?

Вопрос заставил Сергиевича остановиться и ненадолго задуматься. Он вновь взглянул на мост.

– Вместо желтого оранжевый сделай, нормально будет, веселенько. Голубой убери, голубой – это как-то… – губернатор поморщился, – покрась синим, только поярче, понасыщеннее.

Передние колеса гулко ударили по стыку моста, через долю секунды то же проделали и задние. Вовремя заметив предупреждение об установленных камерах, Лунин сбавил скорость и теперь неторопливо катился по пролету, пытаясь разглядеть, не проступает ли где сквозь нанесенный впопыхах верхний слой краски истинное желто-голубое обличье железного исполина. Так ничего не разглядев, он миновал мост, еще раз громыхнув на стыке, но скорость прибавлять не стал. Где-то совсем скоро должен был появиться съезд с шоссе. Тот самый съезд, решение свернуть на который стало роковым для ожидающей приятной остановки на отдых семьи.

Асфальт под колесами сменился ухабистой колеей. «Хайлендер» подъехал почти к самому обрыву и остановился. Выйдя из машины, Лунин немного полюбовался делающей замысловатую петлю рекой, затем вновь нырнул в салон внедорожника и достал из сумки папку с документами. Положив папку на капот, Лунин извлек из нее несколько распечатанных им еще вчера фотографий. Его аликановский коллега не поленился и прислал по электронке два десятка снимков, из которых Лунин выбрал всего четыре. Илья взглянул на снимки и огляделся по сторонам. Судя по всему, если пройти обратно в сторону шоссе метров тридцать, то он окажется на том месте, где стоял «лендкрузер» Красновых, молодой пары, которая и вызвала полицию на место преступления. Автомобиль Веретенниковых находился еще дальше, возле растущей прямо у обрыва огромной раскидистой сосны. Хороший ориентир, не перепутаешь. По словам Никиты Краснова, он заметил, что БМВ начал моргать фарами, заинтересовался и пошел к незнакомой машине. Илья неторопливо двинулся в сторону одинокой сосны. Подъехав к берегу, водитель БМВ сделал почти полный разворот. Почти. Судя по фотографии, внедорожник стоял наискосок от обрыва, повернувшись к нему одновременно кормой и правым бортом. Первым Краснов обнаружил Андрея Веретенникова. Мужчина лежал метрах в пяти от машины, и Краснов чуть было не наступил на него. Увидев окровавленного, полуживого человека, Никита поначалу растерялся, но потом совладал с собой и сразу же начал звонить в службу спасения. Поняв, что происходит что-то странное, к нему подбежала жена, Наташа, чей истошный вопль заставил не подававшего признаков жизни мужчину открыть глаза и, с трудом шевеля губами, прошептать: «Катя… там… Света. Помоги им…» – после чего он окончательно потерял сознание. Поняв, что мужчина был не один, Никита заглянул в БМВ, но в машине никого не оказалось. Обойдя внедорожник, вначале он увидел лежащую прямо под задним бампером девушку, тоже всю в крови, а затем в нескольких метрах от машины тело женщины.

Лунин взглянул на фотографию. Кажется, именно здесь и лежала Екатерина Веретенникова. Лунин подошел вплотную к обрыву. Почти отвесный склон не осыпался только потому, что густо зарос кустами облепихи, чьи корни и удерживали берег от того, чтобы сползти вниз. Екатерина упала лицом прямо в один из таких, росших на самом верху склона кустов, и он не позволил ей соскользнуть на землю. Судя по фотографии, над обрывом торчали только ноги несчастной, а ее тело висело на сломанных теперь ветках. Илья задумчиво потеребил мочку уха. Похоже, женщина видела нападавшего или нападавших, если их было несколько, возможно, на ее глазах уже рухнул от ударов ножом муж, а затем та же участь постигла прятавшуюся за машиной дочь. И тогда женщина, понимая, что пощады не будет, решилась на единственно возможную попытку к спасению. Она бросилась к обрыву, намереваясь скатиться вниз, к реке, но сделала это слишком поздно. Кто-то настиг ее, прежде чем она успела сделать последний прыжок. Ножом били ей в спину, раз за разом погружая длинное лезвие в еще живое тело. А затем… затем она либо сама упала замертво, либо ее совсем легонько подтолкнули, впрочем, особого значения это сейчас не имело. Илья еще некоторое время слонялся по берегу в тщетной попытке найти в высокой траве что-нибудь, не замеченное осматривавшей место преступления следственной группой. Это действительно было бы неплохо. Найти то, что никто не смог обнаружить, причем это «то» должно оказаться именно тем самым, что поможет раскрыть преступление здесь и сейчас, чем-нибудь таким, что сразу укажет нам на рост, вес, особые приметы, а лучше паспортные данные злоумышленника. Лунин знал, что преступники не так уж и редко теряют свои документы прямо на месте преступления. Ничего удивительно в этом он не видел. Это только в фильмах за всяким жестоким убийством скрывается хладнокровный и изощренный ум. В жизни, как правило, к преступлениям приводит откровенная глупость, в спутницы к которой попадают то неуемная жажда денег, то безрассудная ревность, то безудержное желание продемонстрировать свое физическое превосходство.

Не найдя в высокой траве ни паспорта, ни какого-либо другого документа, указывающего на личность преступника, Лунин вздохнул и направился к машине. Судя по всему, преступник не был законченным идиотом и не оставил явных следов своего пребывания на берегу. По мнению Ильи, это значительно сужало круг возможных подозреваемых. Утешая себя этим глубокомысленным заключением, Лунин сел в «хайлендер» и выехал на шоссе. Он не проехал и двухсот метров, как неторопливо двигавшаяся перед ним в правом ряду «королла» заморгала поворотником и вскоре съехала с дороги на проселок, тянувшийся в сторону берега. Еще через пару сотен метров Лунин заметил третий съезд к реке, а потом еще один. Шоссе тянулось вдоль реки на протяжении нескольких километров, и Лунин успел насчитать с десяток поворотов. Удивительно было то, что он сумел свернуть именно в тот, который был ему нужен. Илья довольно чмокнул губами. А вот Веретенниковым сворачивать туда явно не стоило. Да уж, не повезло людям.

Глава 2

– Если я правильно понял, из машины вы вышли не сразу. А что вы там делали-то? Илья пристально смотрел на сидящего перед ним человека.

Мужчина смутился, явно не зная, что ответить.

– Ну так? – нахмурился Лунин.

– Понимаете, – заторопился Краснов, – мы живем с мамой. И папой. В общем, с родителями. С Наташиными родителями, – уточнил он.

– И что я должен понять? – удивился Лунин.

– Ну как же, – Краснов доверительно подался вперед, – у нас Гришка. Пацан. Шесть месяцев ему. А квартира двухкомнатная. Теперь понимаете? Гришка либо орет, и все вокруг бегают, либо спит. Это, значит, все на цыпочках. А нам-то с женой тоже вместе побыть хочется. Вдвоем, ну вы понимаете. А где быть, если мама у нее уже на пенсии. Целыми днями дома сидит. Представляете? Я ей говорю, мама, сходите воздухом подышите, а она мне, ничего, у меня в комнате форточка приоткрыта, воздух ко мне и сам приходит. Я ей говорю, мама, сходите в кино, а она мне знаете что?

– Что?

– Ничего. С дивана пультом от телевизора помахала, и все.

– Да уж, – Лунин сочувственно вздохнул, – улучшать вам надо жилищные условия. Хотя, если честно, – Илья взглянул на разложенные перед ним фотографии, – глядя на вашу машину, и не подумаешь, что у вас такие трудности.

– Вот, вы еще. – На лице Краснова появилось обиженное выражение. – Мне теща за этот крузак все мозги вые… выела, теперь вы вот. Ему уже шесть лет считай, вот в сентябре будет. Не так уж дорого стоит, между прочим. А мне по работе надо, чтобы тачка солидно смотрелась.

– Даже так?

В протоколе допроса в графе «место работы» уже было указано, что Краснов Никита Александрович трудится в частном охранном предприятии «Гарант» в должности заместителя директора, однако кого и от кого «Гарант» охраняет, Лунину было неизвестно.

– Ну да, – кивнул Краснов, – у нас контингент работает, честно скажу, так себе, люди простые. Ты, если ими руководить берешься, должен на них впечатление не только словами производить.

– А чем, кулаками, что ли? – Илья с сомнением посмотрел на Краснова.

– Да всем, порой и кулаками, но это, конечно, крайний случай. Надо, чтобы они понимали, кто главный. Нутром чуяли. А для этого все имеет значение. И как ты говоришь, и как выглядишь, и на чем ездишь. А мотаться много приходится. Мы ведь и нефтебазы за городом охраняем, и рудники, по золоту три артели. А они вообще за сто километров в тайге.

– Так ведь и платят, наверно, неплохо? – Лунин сам не знал, зачем задал этот вопрос. Возможно, слишком уж заманчиво блестела решетка радиатора красновского «лендкрузера» на фотографии.

– Да чего там платят. – Никита недовольно поморщился. – Контора дядьки двоюродного, когда шел, так он обещал чуть не золотые горы. Теперь вот уже два года все за него тяну, а так обещаниями и питаюсь. А с них навару не шибко много.

– Угу. – Лунин сложил губы трубочкой и отложил в сторону фотографию «лендкрузера». – Так, значит, вы с супругой какое-то время сидели в машине. Правильно?

Краснов кивнул.

– Ничего необычного не видели, не слышали?

– Да нет, конечно. У нас радио играло, да и с заднего сиденья разве что разглядишь?

– С заднего, угу… – Держащая ручку рука Лунина замерла над протоколом допроса. – В смысле – с заднего? Вы оба сзади сидели? А кто за рулем тогда был?

– Слушай, майор, – не выдержал Краснов, – ты чего? Реально не понимаешь или дуру гонишь? Мы приехали, пересели на заднее сиденье… Трахались мы там, черт тебя дери!

– А что вы так нервничаете? – Лунин положил ручку на стол и откинулся на спинку кресла. – Давайте немного поспокойнее.

– Поспокойнее, будешь здесь поспокойнее. Я второй день только про это и думаю.

– Про что?

– Про то. Мы в машине этим делом занимались, а рядом, в тридцати метрах от нас, люди умирали. Ладно, днем. Так не успел ночью заснуть, мне этот БМВ чертов приснился. Стоит и габаритными огнями мигает, зовет меня. Я подхожу, а они там все трое, ну этот мужик и две бабы, сидят на земле, к машине прислонившись. Машина белая, они сами все в белых одеждах, а на животе у каждого красное пятно с футбольный мяч размером. И сидят они так тихо, словно мертвые уже давно, а потом эта девица, молодая которая, глаза открывает и говорит мне так ласково: «Где же ты был, Никитушка? Почему шел к нам так долго?» А я, значит, возьми, да и ответь ей: «Так ведь пришел же». А она: «Пришел, только поздно. И мы уже умерли, и ты весь в крови замарался». И тут я смотрю под ноги себе, а там лужа крови уже с них троих натекла огромная, а я почему-то босой, стою посреди этой лужи, а кровь уже мне по щиколотку поднялась и дальше идет.

Лунин взял со стола ручку, словно намереваясь занести в протокол все сказанное Красновым, но записывать ничего не стал.

– Я бежать кинулся, чтоб из этой лужи на сухое место выбраться, а ничего не выходит, ноги в этой крови вязнут, и затягивает меня в нее, будто в болото. Проснулся весь мокрый от пота, сердце колотится. Время глянул – три часа ночи. Подумал и не стал больше ложиться, так до утра и сидел, телевизор смотрел.

– Да уж, сон в летнюю ночь, – пробормотал Лунин. – Вам бы успокоительное попить или к психологу.

– Ага, к психологу, – хмуро буркнул Краснов, – у нас городок-то маленький, завтра вся округа знать будет, что у Никитки Краснова крыша поехала. Нет уж, я сам как-нибудь разберусь. Без психолога.

– Не знаю, станет ли вам от этого легче… – Лунин открыл лежащую на столе папку и, немного порывшись в ней, достал лист бумаги, исписанный мелким неразборчивым почерком. – Согласно заключению экспертизы, смерть обеих женщин наступила достаточно быстро, – шевеля губами, Лунин искал нужную строчку, – Екатерина Георгиевна, правда, какое-то время была еще жива, но предположительно не так долго, может быть, полчаса от силы, а вот дочь ее погибла почти мгновенно. Так что к вашему приезду они были уже мертвы.

– А мужик этот?

– Ну тут, конечно, сложнее. – Лунин вздохнул. – Он потерял столько крови, что врачи не очень понимают, почему он до сих пор жив.

– Ну вот, видите.

– Что – вот? – Лунин убрал документ в папку и вновь склонился над протоколом. – Вы думайте о том, что если он все еще не умер, то именно благодаря вам. Возможно, от этого станет легче. Так, а у вас же отпечатки пальчиков вчера сняли?

– Сняли, сняли, – недовольно проворчал Краснов, – и у меня сняли, и у Наташки. Я так поначалу подумал, нам хоть спасибо скажут, что скорую вызвали, а по факту чуть прямо там нам наручники не нацепили.

– Так порой бывает, – извиняющимся тоном пробормотал Илья, – бывает, что человек начудит что-нибудь, а потом сам и скорую вызовет, и полицию. Вы, кстати, в армии где служили, в каких войсках?

– В десантных, Псковская дивизия. – Краснов машинально распрямил плечи.

– Десантник, значит. – Лунин кивнул и сделал быструю запись в протоколе. – А ножевому бою вас там, в десанте, обучали?

– Нас там много чему обучали, – нахмурился Краснов, – а это к чему сейчас вопрос был? Вы что, реально думаете, что это я их всех порезал? Да я их даже знать никого не знаю, ни мужика этого, ни баб его!

– Насколько я знаю, – пожал плечами Лунин, – чтобы человека убить, с ним знакомиться не обязательно. Места на берегу было не так много, в машине убитых могла слишком громко играть музыка, вы подошли, сделали замечание, вас в ответ оскорбили.

– И что? – напрягся Никита.

– И все. – Лунин поставил точку и протянул протокол Краснову. – Я вас ни в чем вовсе не обвиняю, я просто объясняю, как чисто гипотетически ситуация может выглядеть со стороны. Протокольчик подпишите, пожалуйста.

– Чисто гипотетически! Что у вас тогда будет грязно? – Краснов внимательно прочитал протокол и размашисто расписался на каждой странице. Я свободен?

– Вы? – Лунин улыбнулся. – Ну конечно же, Никита Александрович. Пока можете идти. Супруга ваша, кстати, подошла?

Краснов вскочил на ноги и быстро кивнул.

– Ну и замечательно! Попросите ее зайти, мы с ней тоже немножко побеседуем.

* * *

Кардиомонитор равномерно попискивал. Некоторое время Илья заинтересованно разглядывал проплывающие по экрану кривые, каждый пик которых символизировал очередной удар никак не желающего останавливаться сердца. Лунин вновь взглянул на белое безжизненное лицо. Оно было абсолютно неподвижным, казалось, уже навеки погрузившимся в царство вечного покоя, и лишь торчащая изо рта пациента гибкая трубка, подсоединенная к аппарату искусственной вентиляции легких, оставалась последней тонкой нитью, удерживающей Веретенникова в мире все еще живых людей.

– Ну, Яков Моисеевич, и что вы скажете? – Лунин оглянулся на стоявшего рядом заведующего отделением, маленького, уже немолодого мужчину с лицом напоминавшим Бориса Березовского в период его лондонского одиночества.

– Честно скажу, Илья Олегович, не знаю, – развел руками врач.

– Что именно вы не знаете? – уточнил Илья. – Мне бы хотелось понять, когда я смогу пообщаться с вашим пациентом.

– Ах это. – Яков Моисеевич окинул Лунина оценивающим взглядом. – Ну, если вы будете контролировать лишний вес, то, думаю, лет через тридцать пять – сорок эта беседа вполне может состояться. Хотя, в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Но за весом вам последить надо, это точно.

– Я не понял, – нахмурился Илья, – вы что, думаете, что он еще лет тридцать вот так пролежит?

– Ну что вы, – завотделением ласково улыбнулся, – думаю, этот пациент надолго у нас не задержится. Я понимаю, с точки зрения этики, пока человек жив, так говорить не совсем корректно, но ведь вас интересует реальное положение дел. А вот вы, господин следователь, вполне еще поживете. Но насчет веса примите мой совет к сведению.

– Непременно, – искренне пообещал Лунин.

– Могу вам в Среднегорске порекомендовать хорошего диетолога. – Яков Моисеевич подхватил Лунина под локоть и увлек его за собой из палаты. – Згут Михаил Абрамович, замечательный специалист, чудеснейший! А если вы скажете, что от меня, он непременно сделает вам скидочку, небольшую, конечно.

Дверь за вышедшими людьми закрылась, и Андрей Веретенников остался в палате один. Кардиомонитор продолжал уныло попискивать, слишком редко для того, чтобы считать человека, к которому он подключен, живым, но все же недостаточно редко, чтобы признать его окончательно мертвым. Мозг Андрея глубоко спал. Он не заметил визита Лунина и не услышал слов Якова Моисеевича, он вообще не воспринимал настоящее. Впрочем, своего прошлого он тоже не помнил, так же как и не знал, есть ли у него будущее.

* * *

Он увеличил угол подъема беговой дорожки еще на градус и удовлетворенно улыбнулся. Организм работал как часы, причем часы очень хорошие, возможно даже, швейцарские. Хотя, кто сейчас носит швейцарские часы? У кого денег нет, те о них могут только мечтать, ну а те, у кого деньги водятся, сплошь украшают запястья сделанными в Китае умными часами, позволяющими не расставаться со своим телефоном даже в те редкие минуты, когда он не лежит в кармане. Такое ощущение, что швейцарские часы ввозят в Россию исключительно для того, чтобы их могли потом показывать в выпусках новостей, рассказывающих о задержании очередного коррумпированного чиновника, полицейского или губернатора. У них почему-то непременно обнаруживаются залежи этих шедевров часового и ювелирного мастерства. Андрей положил ладони на рукоятки беговой дорожки и взглянул на монитор. Сто сорок… сто сорок пять. Нормальный пульс, пожалуй, можно еще немного прибавить скорости. Вот откуда у них столько этих часов берется? Неужели покупают? Вряд ли. Он сам человек совсем не бедный, но у него всего штуки три или четыре валяются где-то в столе. Уже и не помнит, когда надевал последний раз. Нет, наверняка не покупают. Значит, дарят. Точно дарят! А зачем? Зачем дарить человеку что-то ненужное, да еще такое, чего у него и так хоть отбавляй? А потом этот человек, в общем-то неглупый и вполне солидный, выглядит на экране полным идиотом, когда стоящий рядом с ним здоровенный бугай в натянутой на лицо балаклаве демонстрирует телезрителям коробку с несколькими десятками дорогущих часов. По одной этой картинке сразу становится все ясно – эта мразь, которая еще вчера проводила совещания в своем кабинете, делая вид, что радеет за благое дело, на самом деле воровала по-крупному. На этом, в принципе, можно расследование и заканчивать, да и суд – лишняя трата времени. Посчитать, сколько там часов у него в этой коробке накопилось, да и выписать по годику за каждый «Ролекс». А что? Быстро, эффективно, а главное, электорат будет доволен. Он вновь коснулся ладонями датчиков пульсометра. Сто пятьдесят пять… сто шестьдесят. Выше задирать планку явно не стоит, все же уже не пацан. Он уменьшил угол наклона на два градуса и сбавил скорость до десяти километров в час. А что, если эти самые часы им дарят не просто так, не от отсутствия хоть капли фантазии, а со смыслом? Если это своеобразный намек, мол, время твое тикает потихоньку, скоро все выйдет. Этакая черная метка, только вручают ее не один раз, а несколько, чтобы до человека постепенно дошло. И у каждого есть свой лимит этих меток, согласно званию и занимаемой должности. У полковника МВД, к примеру, десять «Патек Филипп» и пять «Брегетов», у такого же полковника, но уже из ФСБ – вдвое больше, у губернатора или генерала к коллекции фээсбэшного полковника можно добавить еще десяток «Ролексов» или «Улиссов». Хотя, тут конечно большой вопрос, к кому надо приравнивать губернатора, к генералу ФСБ или только к полковнику? Нынче такие полковники пошли, что, пожалуй, любого губернатора переплюнут.

Он обнулил наклон дорожки и, уменьшив скорость до пяти километров в час, перешел с бега на ходьбу. Генералы, губернаторы… что одни шакалы, что другие. И от первых, и от вторых лучше держаться подальше, хотя это нелегко, если твой бизнес набрал хоть сколько-то заметные обороты. Андрей вытер пот со лба полотенцем и, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернул голову к соседу слева. Светловолосый, рыхлый мужчина лет сорока пяти неторопливо переставлял ноги на выставленной на минимальную скорость беговой дорожке и, ни капли не стесняясь, в упор разглядывал Веретенникова.

– Чем-то помочь? – Андрей знал, что новички, а судя по внешности, мужчина явно был новичком в спортзале, часто не знали, как изменить угол наклона беговой дорожки или выбрать нужный режим, а подойти к инструкторам стеснялись.

– Помочь? – удивился вопросу мужчина. – Нет, спасибо. Я сам дойду.

– Ну, как знаете. – Андрей остановил беговое полотно и уже собрался сойти с тренажера, когда мужчина негромко его окликнул:

– Веретенников? Андрей?

– Ну да, допустим.

Андрей нахмурился. Он не любил, когда незнакомые люди обращаются к нему по имени. Было в этом что-то, на его взгляд, излишне фамильярное.

– Допустим, – обрадовался начинающий физкультурник, – а я, допустим, Алексей. Алексей Косарев. Как такой вариант, интересно звучит?

Веретенников внимательнее всмотрелся в оплывшее лицо мужчины. Да, за столько лет оно сильно изменилось, сразу и не узнать. Говорят, что глаза у человека не меняются. Врут, конечно. Глаза были совсем не такие, как двадцать лет назад, теперь они были какие-то выцветшие, усталые.

– Леха? – наконец неуверенно выдавил из себя Андрей.

– Ну так. – Мужчина расплылся в довольной улыбке и, забыв выключить беговую дорожку, соскочил на пол. – Что, не признать?

– Ну да, есть такое дело, – согласился Веретенников, – ты ж раньше худющий был, ходил по ветру. А теперь… – Андрей запнулся, подбирая нужное слово.

– Что, разжирел, хочешь сказать? – расхохотался бывший однокурсник. – Да ты не мнись, чего там. Я сам знаю, что разжирел. Чего сюда и притащился. Решил, так сказать, за ум взяться. Или за жир. В общем, хочу скинуть килограммов пять. Да ты такое лицо не делай. Я сам знаю, что надо десять. Но цели же должны быть реальными и достижимыми. То есть реально достижимыми! Помнишь, ты сам эту фразу придумал, а потом ходил и две недели подряд всем талдычил так, словно это великая мудрость.

– Ну да, только я через пару недель угомонился, а к тебе, гляжу, на всю жизнь прилипло.

– А чего, хорошая фраза, мне нравится, – пожал плечами Косарев, – можно сказать, мою бизнес-модель отражает.

– Ну и как она?

– Кто? – не понял Алексей.

– Моделька твоя. До каких размеров выросла?

– Знаешь, не жалуюсь. – Косарев огляделся по сторонам, словно боялся, что их разговор подслушивают. – Ты тут еще долго? А то можно посидеть, накатить немного по случаю такой встречи.

– Я-то уже все, на сегодня свое отпахал, – усмехнулся Веретенников, – а вот ты, похоже, тут только нарисовался.

– Ну и хватит пока, – Алексей беззаботно махнул рукой, – я читал, в тренировки надо постепенно втягиваться. А то можно сердце посадить. Так что, поедем, малость на грудь примем? Причем, знаешь что, давай-ка прямо ко мне, посмотришь, как я живу, посидим по-человечески, поболтаем.

– Ох, Леша, ты как был змей-искуситель, так и остался. Ладно, поедем. После тренировки пить – это, конечно, страшное дело, ну да ладно. Не каждый день такие встречи бывают.

– Тогда вперед!

Косарев жизнерадостно закинул на плечо полотенце и устремился к выходу в раздевалку. Покачав головой, Андрей выключил работающую на холостом ходу беговую дорожку, вынул из держателя бутылку с водой и неторопливо двинулся вслед за бывшим однокурсником.

Середина апреля выдалась значительно теплее обычного, посему, завершив ритуальный осмотр хозяйского дома, расположиться решили в беседке. Косарев отдал нужные распоряжения по телефону еще из раздевалки спортивного клуба, так что к приезду хозяина дома и его гостя почти все было готово. Опрокинув по паре стопок отборного, настоянного на кедровых шишках самогона, бывшие однокурсники удобно расположились в ротанговых, накрытых мягкими пледами креслах и, как и положено старым приятелям, не видевшимся много лет, предались воспоминаниям, а также выяснению, что и с кем за эти долгие годы успело случиться.

– Я-то был уверен, что ты в Москве, да и наши все так считали. – Веретенников почувствовал, как разбегающееся от желудка тепло коснулось пальцев рук. – Хорош самогон, ничего не скажешь!