Текст книги "Вилла мертвого доктора"

Боковых наружных пожарных лестниц, как в Нью-Йорке, в Сан-Франциско или в том же даун-тауне Лос-Анджелеса, в Шеппард-Хаузе нет. Значит, надо посмотреть, где ход на крышу. Тот замечательный монтер, которого полиция задержала – скорее всего, просто, чтобы создать видимость активности, – как он залезал на крышу и спускался?

В здании между тем шла обычная работа. Вот она, жизнь… Хозяина и создателя этой клиники совсем недавно застрелили здесь, в его кабинете, а сегодня все идет так, как будто ничего и не произошло. Так все и должно быть, наверное.

Больных немного, но в клинике Фелпса дело было поставлено так, что их никогда не бывает много.

– Вы же знаете, доктор Ричард терпеть не мог, чтобы кто-нибудь долго ждал приема. – Кристина, помощница и доверенное лицо Фелпса на протяжении многих лет, называла профессора только по имени. Олег догадывался, в чем тут дело. Кристина была филиппинка. Об исполнительности, внимательности, услужливости филиппинских женщин ходили легенды, да Олег и сам это знал, еще после первого, очень давнего визита в Манилу. Но филиппинцы не могут произносить букву Ф. Совсем не могут. И пытаться тут что-то исправить трудно, почти невозможно. Значит, нужно искать выход. И выход находится: «Доктор Ричард, босс Ричард». Чем плохо?

Между прочим, не такой уж экзотический это недостаток, как может показаться. Сколько в России людей, для которых произнести букву Р – целая проблема. Вот они и выбирают такие слова, где нет этой буквы. Все естественно.

– И вообще я не знаю, – сказала Кристина тихо, – как я дальше буду здесь работать.

У Олега с Кристиной возникли доверительные отношения еще тогда, когда он приводил к Фелпсу своего московского знакомца. Олег и сам не знал, как и почему это произошло – может быть, потому, что в разговоре Олег упомянул имя Хосе Рисаля, национального героя Филиппин, а потом и прочел две строки из его стихов, которые давно знал.

И Кристина это запомнила и оценила. Вряд ли она была любительницей поэзии, для нее наверняка тут другое было важно – что культуру ее народа знает и ценит человек, выросший в совсем другой культуре.

– Я это вам говорю, – продолжала между тем Кристина. – Знаете, как сейчас тяжело найти работу. Всегда тяжело, а сейчас – особенно.

Олег знал. Шел 2007 год, в стране рецессия, цифры безработицы угрожающе поднимались, и особого просвета видно не было.

– У меня к вам дело. – Олег решил сменить тему. – Я хочу побыть у вас тут некоторое время. Просьба – не обращайте на меня внимания. Время от времени я буду у вас что-то спрашивать, какие-то детали мне понадобятся. А какое-то время буду просто ходить по коридорам и смотреть – объясните сотрудникам, если к вам обратятся, что тревожиться не надо, ничего необычного не происходит. Договорились?

Кристина кивнула с готовностью.

– Тогда – первая просьба: пойдемте к вам в кабинет, и вы мне покажете, как и что вы делаете.

Работать с Кристиной оказалось легко и приятно. Она четко отвечала на вопросы, не говорила лишнего, обращала внимание на важные, с ее точки зрения, моменты.

Особенно интересной для Олега была та часть разговора, которая касалась документального оформления лечебного процесса. Олег, как и большинство людей, не имеющих к медицине профессионального отношения, о медицинских документах не особенно задумывался. Больному нужно, чтобы его вылечили. Помогает лечение – он доволен, не помогает – ругает медицину и докторов на чем свет стоит.

Но то, какое количество времени тратят врач и его помощники на записи в истории болезней, на введение файлов в компьютеры (тогда, в 2007-м, отчетность в медицине еще была во многом «бумажной»), на заполнение десятков различных форм, – об этом Олег просто не задумывался.

С другой стороны – что же тут необычного? Пациент пришел и ушел, а как следить за тем, какое лечение назначено, какие лекарства, процедуры, какие анализы? Что и как сделано по этим назначениям, что они дали или не дали – как это все запомнишь? Невозможно, конечно, хотя память хорошего врача сродни памяти актера, которая иногда кажется бездонной… Но у актера на сцене есть суфлер, а врач работает без страховки.

Но это – одна сторона дела.

А есть вторая – за врачом осуществляется надзор. То есть никто не лезет в его текущие дела и не отменяет или обсуждает назначенное им лечение – за исключением особых случаев, разумеется.

Но это все – пока дело идет гладко. Но вот ситуация, когда лечение не помогло больному. Он продолжает болеть или, боже упаси, помирает. Вот тут-то все бумажные и электронные документы уже чуть не в лупу рассматривают в поисках ошибки.

– Минимум четверть рабочего времени на это уходит, – поясняла Кристина. – А я еще вам не говорю о получении денег со страховок. Во-первых, существует, вы знаете, такая должность – биллер, это человек, который оформляет счета. Врач принял больного – все оказанные ему услуги должны быть положенным образом обработаны, закодированы и переданы в страховую компанию, которая уже будет производить оплату.

Если учесть, что у многих людей страховых компаний как минимум две, – уже понятна сложность задачи.

– Это сначала кажется, что все просто и логично. – Кристина села на своего конька. – Но вот посчитайте, сколько услуг оказывает одна наша клиника. Четыре врача – четыре профиля, у каждого – свой инструментарий, своя техника, свой аппарат. Кроме того, у нас работают специалист по ультразвуку, рентгенолог… Ну а остальные необходимые процедуры и анализы мы делаем на стороне – в специализированных лабораториях. И это – у нас! – Кристина перевела дыхание. – У нас маленькая клиника, доктор Ричард хотел именно такую. А представьте себе – попадаете вы в отделение экстренной помощи! Там десятки специалистов разного профиля, и каждый принимает участие в вашем лечении, и отовсюду приходят вам счета. Это огромная машина. Размеры этой машины даже мне самой трудно представить. Босс, кстати, очень эту систему не любил и ей не доверял. Вы смотрели его выступление две недели назад, на их семинаре? Нет? Хотите кассету? У меня, кажется, осталась запись.

Да, Олег, конечно, хотел посмотреть кассету. Он ведь никогда не видел Фелпса на трибуне. Что же касается счетов за лечение… Скажите о них любому американцу и посмотрите на выражение его лица. У каждого найдется чем поделиться… Олег до сих пор помнит, как один раз оказался в «эмердженси» – здешнем отделении «Скорой помощи». Считалось, что с сердечным приступом, но ребята оказались грамотные и быстро разобрались, что речь идет о неполадках в желчном пузыре. Приступ ликвидировали, Олега отправили ночевать домой, а потом пошли счета – от анестезиолога, от кардиолога, от гастроэнтеролога. И еще – из лабораторий: анализы, анализы, анализы. Да, Олег примерно представлял себе, как работает эта гигантская машина, и про себя не раз молился о том, чтобы с ней не сталкиваться.

Отложив кассету, принесенную Кристиной, на стол в ее кабинете, Олег отправился гулять по клинике. Проверил балкон – так и есть, большая часть его выходит в приемную, но есть еще одна, угловая дверь, ведущая внутрь. Из коридора на этом помещении надпись: «Процедурная». Заперто. Надо проверить, кто и когда здесь бывает. С боковой дверью все просто – там подсобка у здешних техников. И с крышей вроде проблем нет – все именно так и обстоит, как техник кабельного телевидения описывал.

Итак, я пациент и пришел на прием. Выйдем из здания. Вероятно, меня подвезли на паркинг – это сразу уровень второго этажа. Я зашел в клинику и поднимаюсь на третий этаж, скорее всего, в лифте. Прозрачная шахта, и лифт бесшумно скользит в ней, а за стеклянными стенами – чудесный горный склон и небо над ним. Удивительно, но даже орел парит в небе – вроде бы для полной живописности.

Итак, выход в коридор. Общая регистратура. Две девушки с наушниками и микрофонами – чтобы руки не были заняты. Стандартная улыбка.

– Вы к кому на прием?

Олег показал удостоверение. После вчерашнего у девушек вопросов нет. Напротив, ожидание – будет ли Олег спрашивать о чем-нибудь?.. Нет, не будет пока. Значит, записаться в стандартном листе пришедших. Сесть в кресло и ждать.

– Можно попросить у вас расписание работы врачей?

Пройтись по общему коридору, из которого, как маленькие бухты, углубляются в здание уютные приемные, а в них – кабинеты докторов. У Фелпса и приемная побольше, и кабинет. Но нет, Олег пока сюда не зайдет. Он еще раз воспользуется лифтом – спустится в нем на первый этаж, поднимется на третий. Поможет въехать в лифт старушке в инвалидном кресле – и снова на второй. А здесь ее уже ждут: «Почему вы спустились сами, миссис Сандерсен? Я же сказал девушкам, что я здесь и уже поднимаюсь за вами!» Интеллигентного вида плотный человек решительно вошел в лифт, взялся за ручки кресла и покатил старушку к выходу. Олегу показалось, что он посмотрел в его сторону не очень дружелюбно. С чего бы это? А с того, что человек на работе. А работы тут никто не хочет лишиться… Итак, покатил водитель старую леди. Грамотно покатил – заранее широко распахнул прозрачную дверь вестибюля, двинулся к ожидающему микроавтобусу. Оставил на минуту свою даму в кресле и откинул панель механического подъемника. Давно уже все машины, занимающиеся медицинской транспортировкой, оборудованы такими подъемниками. Недешевое удовольствие, но, если хочешь зарабатывать, – умей и тратить. А бизнес в медицинской транспортировке в Калифорнии огромный. Еще бы – пожилых людей становится все больше, у каждого из них – льготы…

Так, теперь выйти из лифта и проделать весь путь по лестнице пешком. Тут – другой коридор, Олег это уже видел вчера. И отсюда врачи могут входить в свои кабинеты, минуя общую приемную. В начале коридора – дверь коменданта здания. Олег взял у него ключи от кабинета Фелпса – от внутренней двери и от наружной.

– У кого, кроме вас, есть дубликаты ключей?

– Насколько я знаю, ни у кого. – Комендант был озадачен и еще, видимо, не до конца пришел в себя после случившегося. – То есть, конечно, у каждого доктора есть ключи от их помещений, но так, чтобы все, – нет, ни у кого.

– Значит, когда нужно что-то отремонтировать или, к примеру, попасть в помещение в неурочное время, – это по вашей части? Только к вам обращаться?

– Выходит, так. Хотя… – комендант почесал в затылке, – хотя у профессора тоже были свои ключи от всего. Я вот сейчас думаю – где он их держал? В сейфе у себя, что ли? Я это потому говорю, что он в смысле хранения сам-то себе не очень доверял. – И продолжал, отвечая на вопросительный взгляд Олега: – Нет, конечно, он все помнил отлично и не терял ничего – я не это имею в виду. Просто он все, что можно было отдать кому-нибудь на хранение, тут же и отдавал. Если бумаги – Кристине, если что-то по хозяйственной части – обычно мне… Я почему говорю, я же не придумываю. Он и свой комплект ключей мне хотел отдать. А я ему и говорю – какой, говорю, смысл держать два комплекта ключей у одного человека? Идея же вроде в том, чтобы они в разных руках находились? Он рассмеялся, и больше я этих ключей не видел.

…Теперь войти в кабинет Фелпса с задней стороны. Прикрыть дверь. Все это время, пока Олег беседовал с охранником, в коридоре никого. Идеальный путь прохода к шефу в этой немноголюдной клинике. Олег достал мобильный, набрал Сандру. Звонок приняли немедленно.

– Слушаю, шеф!

– Ты уже беседовала с Зоей?

– В процессе.

– Пожалуйста, не забудь узнать, есть ли у нее ключи от клиники. Или не так: они наверняка есть. Постарайся их получить. Пока все.

– Есть, сэр. – Сандра обожала время от времени демонстрировать официальную субординацию.

Итак, снова кабинет Фелпса. Вот он сидит за своим столом. Приходу нового человека не удивился. Вдвойне примечательно – значит, вошел знакомый. Человек, который появился со стороны внутренней двери – комнаты отдыха и коридора. И это хозяина кабинета совершенно не удивило – стало быть, происходило это не в первый и не во второй раз. Таких людей у любого руководителя не так много – во всяком случае, куда меньше, чем тех, которые без стука входят в основную дверь.

Кто же ты, человек, пришедший к профессору в разгар рабочего дня и потом таинственно исчезнувший? Мотив, мотив нужен, мотив…

Кстати, как это он сумел исчезнуть так бесследно? Да, клиника маленькая, но это все же клиника – пациенты, техники, врачи, медсестры… Что же он – вышел на паркинг и уехал? Кто-нибудь да заметил бы постороннего в машине.

И камеры слежения, хоть нынешний комендант их расположил бездарно, а Фелпс никогда этим не интересовался – уж он-то с его аналитическим умом в два счета расставил бы все как надо. Но что теперь говорить? Что было, то прошло, и камеры стоят бездарно, и все-таки въехать на паркинг незамеченным невозможно. Олег вчера просматривал с Кристиной записи – она, сверяясь с записью больных, пришедших на прием, уверенно назвала все автомобили, кроме «Лексуса»-внедорожника. Но и это прояснилось вчера же – у уролога был на приеме новый пациент. Ему позвонили, он подтвердил, что этот «Лексус» цвета мокрого асфальта – его авто.

Значит, тот, кто стрелял в Фелпса, пришел пешком. Олег неторопливо вышел из кабинета, тщательно запер дверь и снова без лифта спустился на паркинг – на ту его сторону, где он не был до этого. Паркинг занимал сравнительно небольшую – метров тридцать на десять – асфальтированную площадку на склоне горы. С одной стороны – Шеппард-Хауз, с другой – въезд на паркинг с улицы, а с двух других сторон вплотную подступают деревья. Лес не лес, но и не ухоженный сад, уж это точно. Олег прошел вдоль метровой высоты бордюра, которым кончался асфальт, и вскоре нашел, что искал, – в глубь деревьев вверх по склону уходила тропинка.

* * *

Рэдфорд позвонил в машину уже на обратном пути.

– Алек, как вы, дружище? Что-то проясняется? – И, выждав минуту: – Я понимаю, что не все просто. Я тут поручил помощнику порыться в своем архиве – он нашел приличное количество видео и публикаций, где фигурирует покойный Ричард. Там и выступления перед выборами, и интервью, и домашние какие-то записи, наверное. Что скажете, это может помочь?

– Все может помочь, Мэл.

– Тогда завтра это будет у вас. А вы, если что нужно, звоните мне на мобильный. Я вам дал свой личный номер?

– Тот, что сейчас у меня на экране?

– Он самый. Как вы понимаете, он не для всех.

– Понимаю. Спасибо большое.

– Знаете… – Рэдфорд вздохнул. – Не выходит у меня это убийство из головы. Вы – человек с большим опытом, вам не привыкать. Мы в политике – люди тоже не слишком жалостливые, прямо скажу. Сам не знаю, почему меня так зацепило… Но я знаю, что, когда мне наносят личное оскорбление, я этого не прощаю. А убийство Ричарда – это для меня именно личное. Простите, у меня вторая линия, не отключайтесь…

И через несколько секунд:

– Алек, поделюсь с вами – я даже жене об этом не рассказывал – скажет, совсем парень на старости лет тронулся… Одним словом, я сегодня видел сон. Как мы с Ричардом в горах, лезем по скальному склону. Подъем трудный, он впереди. Он был альпинист получше меня, зато в теннис я его постоянно «наказывал». Да… Он – впереди. И вдруг страховочный крюк срывается. То ли он его плохо забил, то ли камень треснул… И Ричард летит вниз. А я пытаюсь его удержать, но рывок такой сильный, что я чувствую – вот-вот сам сорвусь… И просыпаюсь. Что скажете?

– Даже не знаю, Мэл. Я редко вижу сны.

– Сны видят все, только большинство из них мы забываем. И я, и вы. Ладно, и это забуду. Просто хотелось с кем-то поделиться, а вы, я знаю, к Ричарду хорошо относились…

– Спасибо, это так.

– Завтра, значит, все пришлю. Берегите себя, Алек.

* * *

– Какие-то эти ребята… – Сандра долго искала нужное слово. – Какие-то они… мелковатые, что ли? – И, поскольку Олег выжидательно смотрел на нее, она продолжила мысль: – Это, может быть, и не по делу, сэр… По вашим рассказам, по той информации, которую собрал Ким, по разговорам – этот профессор покойный, Фелпс, – он был человек крупный. Значимый был человек – я правильно понимаю? А жена его – ну не знаю, не за этим я к ней ходила, но впечатление такое – когда идешь рыбачить и ожидаешь крупную рыбу, а на леске вытягиваешь пучок травы.

– Ты считаешь, она ни при чем? – Потемкин с симпатией относился ко всем своим помощникам, а к Сандре – в особенности. Острый глаз, быстрый ум, язык как бритва. И при том – осторожность и здравый смысл. Редкое сочетание. Для красивой женщины – особенно редкое…

– Она при том, что сделала его семейную жизнь невыносимой – это я точно могу сказать. То-о-чно, – протянула Сандра. – Но к убийству она непричастна. Она – не той категории человек. Она могла отравлять и наверняка отравляла мужу жизнь, дико ему завидовала вместо того, чтобы радоваться его успехам. Она считает, что именно и у кого лучше в жизни устроено – а мы с вами понимаем, что у соседей на газоне всегда трава зеленее… Словом, типичный несостоявшийся человек. По тому, что она рассказывает, как помогала Фелпсу писать докторскую диссертацию, – можно подумать, она была его соавтором по меньшей мере. А то и идейки свежие ему подкидывала… Тогда как реально это участие заключалось в том, что она от руки ему выполняла некоторые иллюстрации – Фелпс почему-то доверял это ей.

– Как это – «почему-то»? – усмехнулся Олег. – Из твоих же собственных слов следует, что Зоя эта страдает от ощущения собственной незначительности. А Фелпс был человек умный. Вот и старался как-то сгладить ситуацию…

– Ключи у нее, – продолжала Сандра, – монолог, который я выслушала по поводу забывчивости и неорганизованности профессора, я опускаю. Зоя уверяла, что никому и никогда этих ключей не давала. Однако если учесть, что лежали они в гостиной, прямо на полке, на видном месте – потенциальный злоумышленник мог их взять без труда.

– Ты их оставила ей?

– Вы что, меня собираетесь уже увольнять? – Сандра кокетливо подняла глаза. – Нет, конечно. Вот они. В лабораторию?

Ключи уже в прозрачном кульке, Сандра была профессионалом высокого класса и понимала Олега с полуслова, а иногда – и без слов.

– Меня интересует главным образом недавнее дублирование – делали с этих ключей копии или нет. Попроси обратить особое внимание вот на эти три. – Олег указал на ключи от кабинета Фелпса, один – от главной двери, два – от запасного выхода. – Какие еще впечатления?

– Она скорее довольна жизнью… Пока. Разумеется, не демонстрирует это, но и не скрывает особенно. – Сандра вдруг стала серьезной. – Не понимает, еще не понимает, что этот ее актер никакой радости ей не принесет. Он настолько замкнут на себе, что все остальное для него – только декорации, и она в том числе.

– Она что-нибудь говорила об их отношениях?

– Неопределенно. По моим впечатлениям, она в него влюблена – насколько женщины этого типа вообще могут быть влюбленными. Она готова его содержать, тратить на него деньги, делать подарки, ничего не ожидая в ответ. А Грэг принимает это все как должное. Десять лет разницы… – Сандра вдруг вскинулась. – Да ерунда – эти десять лет разницы, когда люди нормальные.

Олег побарабанил пальцами по столу.

– Значит, Грэга ты тоже в расчет не берешь?

– Некого брать в расчет, шеф. Третьестепенный актеришка на содержании у богатой тети.

– Консультант Амальдено, – спросил Олег совершенно серьезно, – вы ведь не собираетесь закрывать наш отдел? Откуда такая категоричность? Каждую неделю практически у нас новое дело, и каждую неделю мы убеждаемся, что в самой слабости может скрываться преступная сила, в самой тишине – угроза. Я с вами согласен – этот Грэг, видимо, плохой актер и человек не из лучших, только вот способен он на убийство или нет? Уточню: способен ли убить сам и способен ли подготовить убийство – хотя бы самым примитивным способом?

– Нет, сэр, точно – нет. – Сандра говорила грустно. – Простите, если я позволяю себе ненужные отклонения, то это только потому, что преступных намерений я в этих людях не вижу. Преступное разгильдяйство – да, пожалуйста. Они могут способствовать убийству, сами того не зная, но быть его инициаторами – на любом уровне и в любой форме – вряд ли могут. Нет, сэр, не могут, – твердо добавила Сандра после паузы.

– А третий? Этот бизнесмен…

– Сатырос… – тут же подхватила Сандра. – Самый хищный из трех. У него авторемонтная мастерская средней руки в Бурбанке. Не самая маленькая – пять подъемников. Есть там у него какой-то партнер – то ли из Молдовы, то ли из Украины – простите, я их не очень различаю. Этот Майкл Сатырос был самым вежливым и радушным из трех, и вообще как личность произвел самое самостоятельное впечатление. Он хитрый, хищный и себе на уме – впрочем, чего еще ждать от эмигранта в первом поколении, который прошел все то, что им положено пройти, – и уцелел. От людей этой породы можно ждать чего угодно – хотя бы потому, что, попав к нам и обнаружив, что тут существует свобода не только в том, чтобы ругать президента, но и свобода делать бизнес и еще свобода обманывать государство и потребителей… – Сандра перевела дыхание. – Самое главное – знать, как именно обманывать, чтобы за это не поплатиться. Узнав это, некоторые люди начинают этим заниматься.

– Постой, постой… – Олег и вправду был озадачен. – Портрет этой категории яркий, но к нам-то это какое имеет отношение?

– Почти уверена, что никакого. – Сандра вздохнула. – Потому что я не вижу никаких связей между Сатыросом и Фелпсом. То, что они раз в три месяца виделись, когда Зоя была с Фелпсом, а ее подружка Элен – со своим Майклом, – это еще не связь.

По словам Майкла, он к покойному профессору относился почтительно. Я ему верю. Знаете, есть люди малограмотные, которые ненавидят тех, кто знает больше них, – получается, они весь мир ненавидят… Утрирую, конечно. А есть люди, которые по тем или иным причинам не получили нужного образования, знают меньше, чем сами хотели бы, но это заставляет их к тем, кто знает больше – таким, как Фелпс, к примеру, – относиться с уважением. Это уважение люди типа Сатыроса не считают нужным даже скрывать. Они в этом куда мудрее и сильнее тех, первых… И знают это. Вот Сатырос наш – бизнесмен именно такой породы. Думаю, что он искренне уважал Фелпса, относился к нему как младший к старшему. Хотя и склонен слегка иронизировать над ним.

– Элен?

– Эта – покрупнее Зои. Стремится, и не без успеха, над ней шефствовать… Такая, знаете ли, дамская дружба-соперничество. Сама она – хороший бухгалтер. По-моему, даже сдала экзамен на бухгалтера высшей квалификации – так она говорит. Я еще не проверяла – с людьми этого типа каждое слово надо проверять, но думаю, что в данном случае она не врет. Раньше работала в крупной компании, примерно год назад ушла. Но не просто ушла – предварительно подготовила себе клиентуру для частной практики. Так что теперь работает дома, на отсутствие клиентов, кажется, не жалуется. То есть материально хорошо обеспечена, имеет домик в горах – опять-таки, я пока не проверяла, но, судя по ней, думаю, что дом для среднего класса вполне приличный. С Сатыросом они уже года три – и это тоже показатель. Насколько я вижу из того, что Ким мне передал, у него, после очень короткого первого брака, всегда были любовницы, но он никогда и не думал жениться. И любовницам особенно задерживаться в этой должности не давал – то есть избегал образования более тесных отношений, более сильных привязанностей… А вот Элен у него задержалась – что само по себе для него необычно.

Характер у нее сильный. И она – себе на уме. Вот если бы она была женой Фелпса, я бы так определенно об отсутствии угрозы с этой стороны не говорила.

– Но Зоя ведь под ее сильным влиянием, разве не так?

– Так. Но я говорила об Элен только в смысле потенциальной угрозы. А мотивов ее возможной агрессии против Фелпса у нас нет никаких.

* * *

– А теперь, уважаемые дамы и господа, я счастлив, что могу внести некоторое разнообразие в плавное течение нашего вечера. – Председательствующий в смокинге обвел глазами зал. Камера прошла по круглым столикам, за которыми сидели дамы в вечерних туалетах и драгоценностях и черные как жуки мужчины.

В массивных серебряных канделябрах горели витые свечи.

– Слово имеет наш почетный гость, человек, таланты и обаяние которого наша ассоциация по достоинству ценит уже много лет, а наши избиратели уважают его за то, что благодаря его мудрому представительству их голос слышен в верхних эшелонах власти нашей великой страны. Сейчас он выйдет на трибуну, чтобы представить вам нашего следующего оратора. Слово – конгрессмену, достопочтенному Мэлвину Рэдфорду.

«Даже так…» – Олег покачал головой. Теперь он понял, чье лицо ему казалось в зале таким знакомым. В смокинге и в бабочке Рэдфорд выглядел иначе, чем у него в кабинете… Ну да ладно. Значит, настолько они близки, что именно Рэдфорд представляет Фелпса. Хорошо.

– Уважаемый председатель! Члены президиума ассоциации! Дамы и господа! – Рэдфорд, взошедший на трибуну с широкой улыбкой, сейчас говорил подчеркнуто серьезно и сосредоточенно.

– Все мы озабочены судьбами нашего непростого сегодняшнего мира. Все мы в меру сил работаем над тем, чтобы сделать этот мир лучше. Мы обязаны делать это потому, что на нас лежит ответственность за жизнь и судьбу следующих поколений нашей великой страны…

Дамы и господа! Сейчас перед вами выступит человек, который никогда и никого не оставляет равнодушным. Хотя неравнодушие это может быть очень разным. Меня, скажем, добрая часть того, что он говорит обычно, повергает в ужас… – Человек на трибуне под одобрительные смешки зала поднял руки, как бы сдаваясь на милость победителя. – Тем не менее – мы все ценим неординарность. Мы все чтим благородство помыслов. Мы все приветствуем стремление сделать наш мир лучше.

Вот почему я с удовольствием предоставляю слово блестящему члену вашего сообщества профессору Фелпсу!

Фелпс поднялся на сцену из-за столика, за которым остались Зоя и пара незнакомых Олегу респектабельных людей. «Поручить Лайону узнать, кто это, а Киму – пробить по базе, – отметил Олег про себя, остановив изображение и записав время кадра, чтобы легче было искать. – На таких приемах организаторы очень озабочены тем, чтобы соседи по столу не были людьми случайными или друг другу неприятными».

– Уважаемые дамы и господа, благодарю вас за оказанную мне честь выступить на нашем ежегодном приеме. – Фелпс обвел глазами притихший зал. – Мне было лестно слушать выступление уважаемого председателя в той части, где он характеризовал мои скромные таланты. Я буду говорить о проблеме, которая жизненно важна для всех нас, и о том, что я считаю нашей национальной трагедией. В нашей богатейшей в мире стране одна треть населения живет без какой-либо медицинской страховки…

Видеозапись, которую Кристина предоставила Олегу, была обычная – камера сосредоточена на трибуне и президиуме, изредка показывая реакцию зала.

Но Ким – незаменимый Ким, увидев эту запись, немедленно раздобыл Олегу исходные записи приема еще с двух камер, которые там работали.

Эти две камеры снимали разные части зала. Первая – ту, что ближе к трибуне. Вторая, установленная в середине зала, – более отдаленную его часть.

Таким образом, перед Олегом были три картинки, и все его внимание было сосредоточено на зале, а голос Фелпса звучал как бы фоном…

– …Американские медицинские страховые компании – коммерческие, доходные организации, чей главный интерес – профит, – говорил Фелпс. – А страховым компаниям всех других развитых индустриальных стран мира запрещено получать прибыль со страхования базовых медицинских услуг. Кроме того, их страховые компании (в отличие от наших) не могут отказаться принять клиента, у которого диагностирована серьезная болезнь.

Олег смотрел на лица слушающих. Интересное занятие – изучать лицо человека, который не знает, что за ним наблюдают. В зале все понимают, что работает на эфир в основном камера, показывающая оратора. И потому на местную камеру, стоящую рядом и «ходящую» по рядам, вскоре перестают обращать внимание, «делать лицо» специально для камеры или «принимать позы» с той же целью. Вот тут-то и раскрывается человек. Нет, скажем осторожнее: приоткрывается. Да, без восторга смотрят на Фелпса эти джентльмены в смокингах.

– …При этом европейская страховая компания (в отличие от американской), – продолжал Фелпс, – оплачивает врачебный счет мгновенно. А, скажем, в Швейцарии, уважаемые дамы и господа, – если страховая компания не оплатит ваш счет через пять дней, вы освобождаетесь от очередного взноса.

Кто-то недоверчиво покачал головой, кто-то потянулся за салфеткой… А вот этого седого господина, рядом с которым молодая дама в сильно декольтированном платье цвета морской волны, просто надо запомнить. Он, как, вероятно, и все в этом зале, умеет носить на лице маску непроницаемого равнодушия. Но какие-то полужесты, поворот головы, поднятый подбородок и еще – отсутствие даже попытки аплодировать, когда весь зал хлопал… Надо узнать, кто это, – и Олег записал номер камеры и минуту.

– Хочу вам напомнить, – доносился до него голос Фелпса, – что в у нас первые медицинские страховые компании – Blue Cross и Blue Shield – тоже были некоммерческими. И они прекрасно работали. В Германии страховые компании конкурируют между собой за число клиентов – от этого зависят зарплаты сотрудников. Кроме того, те же компании могут продавать страховки от пожаров, полисы страхования жизни и получать доход от продажи дополнительных страховок на покрытие необязательных медицинских услуг: выращивание волос, омоложение, увеличение груди, виагра. Пусть и наши компании подрабатывают так же!

…А вот еще кандидат для знакомства, отметил про себя Олег. Столик номер тридцать один. Лысый благообразный человек с бачками и бородкой. Этакий кинематографичный интеллигент. Этот, напротив, и аплодирует оратору, и улыбается… И во всем его облике – полнейшее равнодушие к происходящему. Язык тела – это серьезная вещь. Вот этот человек и рта не раскрыл, а Олег ясно представил, как он вечером скажет приятелю: «Опять потерял время в этом зверинце…» Ну или что-то вроде этого.

– …Разумеется, нигде страховые компании не имеют таких гигантских доходов, как в нашей стране. – Фелпс говорил теперь совершенно спокойно, без всякого пафоса. – Во всех остальных странах давно пришли к выводу, что забота о здоровье и забота о прибыли плохо совмещаются. Напомню уважаемой аудитории: в Швейцарии в начале шестидесятых годов попробовали ввести некоторые принципы американской практики, в частности разрешили страховым компаниям получать доходы при медицинском страховании. Страховые компании тут же перестали принимать невыгодных клиентов – то есть больных людей. И сразу же появились жители, не обеспеченные медицинской страховкой. Когда их число достигло пяти процентов населения, разразился скандал, и все новшества отменили.