Текст книги "Тень иракского снайпера"
Автор книги: Александр Грич
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Александр Грич
Тень иракского снайпера
© Грич А., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Ты можешь жить в стране десятки лет, быть успешным, пожинать лавры славы и почета или просто работать скромно и незаметно. Ты можешь каждый день постигать эту страну – и намеренно, изучая язык и культуру, читая книги, бродя по улицам или просто дыша ее воздухом, вглядываясь в лица, присматриваясь, как ведут себя здешние жители в той или иной ситуации.
Ты можешь – и будешь – незаметно для себя сам пропитываться этим воздухом, приобретать те или иные черты, свойственные жителям этой страны, а выезжая за рубеж, станешь с удивлением ловить себя на мысли, как чего-то, бывшего тебе совершенно чуждым, тебе вдруг и не хватает, а что-то другое, когда-то родное и близкое, теперь вызывает у тебя недоумение и неприятие – так вот оно и происходит на самом деле.
Был в России великий педагог – Шаталов, который отбирал в свои классы исключительно отпетых двоечников, и за год у него они проходили на «отлично» двухлетнюю программу по математике, а за три года – чуть ли не школьный курс завершали – опять же с отличием. Сам этот педагог был, видимо, человеком скромным, и когда журналисты одолевали его, выпытывая, в чем секреты его мастерства, он отвечал простым примером.
«Вот вы берете самый обычный свежий огурец, – говорил он. – И погружаете его в банку с рассолом. У огурца нет выхода – он станет сначала малосольным, потом соленым. И никаких других секретов я не знаю».
Но знал, наверняка знал… Иначе мир полон был бы математическими гениями, выдающимися музыкантами, прекрасными поэтами… А пока ничего этого близко не происходит.
Кривая распределения – чья она там – Гаусса? – остается неизменной, возьми ты самую заурядную школу или, скажем, парламент. Научно-исследовательский институт – или корпорацию. Небольшая группа лидеров – это верх, куда более значительная – аутсайдеров – это низ. И в промежутке – основная масса средних работников. Так всегда было и будет.
«И все-таки Шаталов был прав насчет «огурцового принципа», – думал Олег Потемкин. – Исподволь, незаметно входят в нас быт и нравы, нормы и привычки той среды, в которой мы живем. И никуда от этого не денешься, надо только не терять способности замечать за собой такие изменения. Так называемому простому человеку это, может быть, и необязательно. А сотруднику подразделения, которое и занимается, в частности, людскими повадками, и сталкивается с теми или иными проявлениями человеческой психологии каждый день, притом в ситуациях экстремальных, – наблюдения за самим собой нужны как воздух. Не было бы у него, Олега Потемкина, опыта работы в Штатах – он бы и думал, и судил здесь обо всем по-другому…»
Громкий свист, а чуть после оглушительный хлопок разорвавшейся в небе шутихи, от которой во все стороны посыпались золотые звезды, прервал мысли Олега.
– Это соседи так развлекаются, – меланхолично пояснил ему собеседник, Лайон О’Рэйли. – Район художников, им это прощается… Не всегда, разумеется.
О’Рэйли, помощник Потемкина по делу о гибели профессора-кардиолога Фелпса, смуглый крепыш-ирландец, на ирландца совсем не похожий, с давних времен первого знакомства в Лос-Анджелесе относился к эксперту-криминологу Потемкину с уважением и почтением. Был Лайон безукоризненным исполнителем, человеком с завидным IQ, чуть не 160 – таким обладают менее десяти процентов населения. В правоохранительные органы люди с таким IQ идут нечасто, а вот Лайон пошел. Олег еще в пору расследования в Лос-Анджелесе отметил его для себя – и, как показало время, не ошибся.
Теперь Лайон О’Рэйли возгавлял отделение Группы в Сан-Франциско. В этот приезд они встретились сразу же после появления Олега в городе, провели чудесный вечер, вспоминая общих знакомых, и тогда же Лайон, извинившись за текучку и занятость, пригласил Потемкина через две недели на «pool party» в доме художника Брета Леборна. До этого события Лайон должен был уехать в командировку и заниматься неотложными делами, а у Олега тоже было насыщенное расписание – только отпускное. И вот сегодня они снова встретились и отправились в дом художника.
«Pool party» – прием гостей у бассейна. Предполагается, что гости по мере необходимости и желания могут купаться, прыгать в воду, поглощать прохладительные напитки – и вообще вести себя крайне непринужденно. И купальные костюмы любой степени откровенности тоже приветствуются. На то и встреча у бассейна. В гости как ходят? Других посмотреть и себя показать. Так вот в этом смысле бассейн – идеальное место: ничего не спрячешь. Можно, правда, на «пул парти» одеться как на званый обед – но это почти признание собственной несостоятельности…
Лезть в воду Потемкину совершенно не хотелось – накупался за дни отдыха. И они с О’Рэйли в купальных костюмах, взяв коктейли, расположились под зонтиком, неподалеку от просторного бассейна. Лайон неторопливо называл действующих лиц, рассказывая о тех, кого знал. А Потемкин с удовольствием наблюдал за молодым коллегой – крепко сбитый, загорелый, есть фунтов пять лишнего веса, но это легко сбросить. Искоса поглядывал на своего шефа и Лайон: Потемкин в свои пятьдесят был в боевой форме: крепкого сложения светловолосый сероглазый человек с темными усами и бровями, с ямкой на твердом подбородке. Рост – около шести футов, никаких рельефных мускулов, ничего «культуристического», показного. Мышцы ног, рук и торса гармонично развиты и выглядят отлично. Давний шрам на груди, справа, почти незаметен. И на животе никаких рекламных мышечных «кубиков». Но этот живот не прошибешь – Лайон хорошо помнил, как при расследовании одного из давних дел зашел спор в офисе с офицером соседнего подразделения и Потемкин согласился, чтобы к нему на живот по доске въехал трехтонный грузовичок «Дженерал моторс». Сначала – пустой, потом – нагруженный. Спор Потемкин выиграл. Выигрыш забрал и написал чек на благотворительную организацию помощи детям Африки. «Шеф и сейчас не в худшей форме», – подумал Лайон, продолжая рассказывать.
А Потемкин неторопливо следил за его персонажами.
Вот почтенный судья Дэвис сидит у бассейна в шезлонге, отпивая сок манго из высокого бокала, и добродушно смотрит на беззаботную публику. И, наверное, как все старики, думает о том, что молодежь мельчает, что теперь никому и в голову не придет устроить встречу у бассейна зимой, как в былые времена, когда такие «pool party» устраивали в древнеримском стиле в поместье медиамагната Уильяма Рендольфа Хёрста… Да и вообще нынешнее поколение пятидесятилетних не умеет толком веселиться, хотя вроде бы все у них есть. Правда, сегодняшний хозяин хоть кое-что умеет. Не Хёрст, понятно, не тот размах… Но все же хозяин дома Брет Леборн – художник, он несет в себе искру тех, былых, дней, когда люди умели и любить, и веселиться, а не только сидеть у компьютеров и считать деньги…
А вот и хозяйка появилась.
– Принести вам чего-нибудь покрепче, ваша честь? – Хозяйка дома, Джейн, была почти на тридцать лет младше мужа. Тонкая талия, высокая, зеленые глаза на пол-лица – старый судья, не скрывая, любовался ею, и Джейн, видимо, это было приятно.
– Ничего мне не надо, милая. Смотрю на вас, на молодых, и получаю удовольствие. Теперь это мой самый крепкий напиток: смотреть на красивых женщин.
– Тогда вы в опасности: тут сегодня столько красавиц собралось, что, боюсь, судья, вы охмелеете… – кокетничала Джейн.
– Ага, хозяйка снова занимается обольщением самых влиятельных мужчин. – Это подошел Клод Левайн, высокий, ухоженный, пахнущий дорогим одеколоном. Один из самых известных в городе врачей-психиатров. – Судья, я вам безумно завидую.
– Будем считать, что судью я уже обольстила, теперь с удовольствием займусь вами. – Джейн подхватила Левайна под руку и, улыбнувшись судье, увлекла врача в сторону. – Клод, мне нужен ваш совет. Только не смейтесь, я серьезно. У меня нарушился сон. Просыпаюсь среди ночи, всегда часов около трех, и – ни в одном глазу. Читаю Интернет – я там всегда нахожу что-то полезное, но не в моем случае…
– Сны видите? – спросил Левайн подчеркнуто серьезно.
– В первой половине ночи – нет. Только под утро.
– Тревожные сны, нехорошие?
– Когда как.
– Позвоните в мой офис, скажите, что я просил назначить вам встречу на этой неделе. Не забудьте упомянуть, что это мое распоряжение, иначе…
– Я знаю, что у вас запись чуть не на полгода вперед. Спасибо, Клод.
В бассейне, поставив бокалы с коктейлями на бортик, беззаботно беседовали гости.
– А я вам говорю, что Голливуд стал чрезвычайно газетным, – с жаром провозглашала брюнетка с длинными вьющимися волосами, которые она не стала прятать под купальную шапочку, – Эмилия Стоун, известная журналистка. – Возьмите главную премию «Оскара» этого года. Я не спорю – тема очень важная – о том, что священники совращают малолетних. И фильм талантливо сделан, и материал актуальный. Но это же тема для газетной статьи, а не для художественного кино.
– Я в ваше высокое искусство не хочу вмешиваться, – отозвался ее сосед, весь поросший черными волосами – и грудь, и живот, и спина… В этой густой шерсти живописно сверкали капли воды, а сам хозяин этого замечательного волосяного покрова, Хурам Хасане, владел сетью крупных супермаркетов «Тройс». Черты лица у Хурама были крупные и асимметричные. На левой щеке – шрам. Непривлекательная внешность… Хурам это знал и глядел на гладкие загорелые тела присутствующих мужчин с некоторым оттенком превосходства. Впрочем, словесно это, конечно же, никак не выражалось. Напротив, Хасане был человеком широкообразованным, начитанным и светским. И обожал играть, особенно с незнакомыми собеседниками, на контрасте своей интеллигентно-изысканной речи с несколько киношно-мафиозной внешностью. – Надо ли напоминать вам, милая леди, – продолжал Хасане, – что для искусства нет ничего запретного. Весь вопрос в том, насколько то, что вам показывают, действительно искусство, вот в чем дело. Разве не так, Джордж?
– Согласен! – отозвался человек с жестким ежиком серых волос. – Ничего запретного для искусства быть не может. Вот смотрите: сейчас вся публика в восторге от фильма «Выживший» с Ди Каприо в главной роли. И от самого Ди Каприо, в частности. Ну, я вам не стану произносить жалких слов о таланте вообще и о том, что Ди Каприо – талантлив. Но вот смотрел я этот фильм. Внимательно. Без предубеждения. И вот – не вижу я этого героя. Не настоящий человек там мучается, и страдает, и утопает, и воскресает, а актер Ди Каприо. Я должен видеть, как отчаявшийся человек ночует, чтобы не замерзнуть, в брюхе лошади… А я вижу, что это небритый и немытый, а может быть, специально вымазанный грязью актер все это проделывает. И я ему не верю.
– Но Джордж! В жизни достаточно ситуаций не скандальных, в которых искусство может и должно разбираться, – капризно протянула Стоун.
– Наверное, ты права, – сказал Джордж Кейплин мрачно. – Мы с тобой выбрали проклятые специальности. У меня искусствоведение, у тебя – журналистика. «Искусствоведение»! – протянул Джордж иронически. – И слово само ненормальное, и ремесло. Вон Хурам – счастливый человек. И не потому счастливый, что богатый, не потому, что умный. А потому, что имеет дело с реальным миром и реальными вещами, которые можно измерить, взвесить, преобразовать…
– Хочешь, возьму тебя менеджером в свой маркет на Ван Нисс? – серьезно предложил Хасане. – А то ты так проклинаешь искусство, что просто жаль тебя становится.
– Я бы был счастлив, если бы мог у тебя работать, Хурам. Ты же знаешь, я не шучу. Но небо дает каждому свое. Простите, я скоро вернусь.
Джордж Кейплин легко подтянулся на руках, влез на бортик и зашагал в сторону теннисного корта – там жарили мясо на барбекю, оттуда неслись веселые голоса.
– Сложный человек наш Джордж, – резюмировала Эмилия. – Вы, Хурам, давно его знаете?
Хасане кивнул.
– Он максималист, в этом вся проблема. И стремится быть максималистом во всем. Вы ведь знаете, что он рисовал, и очень неплохо? Бросил – считал, что то, что он делает, недурно, но заурядно. А заурядным он быть не хотел. Он и в Ирак пошел служить, чтобы внутри себя утвердиться, что способен делать настоящие дела… – Хасане вкусно потянулся – даже слышно было, как косточки хрустнули. – Но насчет этого фильма и Ди Каприо в нем я с Джорджем целиком согласен.
– Эй, Лайон! Почему ты позволяешь нашему гостю скучать? – Это подошли к Потемкину и О’Рэйли очаровательная Джейн с хозяином дома Бретом Леборном – крепким человеком с густыми черными волосами, не поредевшими от возраста, классическим римским профилем и неожиданными на этом лице серо-стальными глазами.
– Мы о вас много слышали, – улыбнулся Леборн, адресуясь к Олегу. – Как вам Калифорния? И почему в стороне от прекрасных ребрышек, ароматом которых дышит вся округа?
– Статистика показывает, что человек в среднем тратит на еду пять лет жизни, – сообщил Лайон сурово. – Так что мы воздержимся…
В это время замурлыкал мобильный телефон Лайона, и он, извинившись, отошел в сторону.
– Калифорния всегда прекрасна, – ответил Олег совершенно искренне. – Даже несмотря на периодические сумасшествия, которые здесь вызывают избирательные кампании. Я уже, кажется, в третий раз это наблюдаю…
– Ну, – махнул рукой Леборн, – людям же надо о чем-то говорить… Надеюсь, ваш отдых во Фриско не омрачен заботами и делами.
– Нет, – подтвердил Олег, – не омрачен. Я приехал насладиться – и наслаждаюсь.
– А поработать не хотите, шеф? – это вернулся Лайон, опуская в карман свой айфон.
* * *
Человек в темном костюме лежал лицом вниз, головой к балкону, за которым в вечернем мареве садилось солнце.
Квартира была по сан-францисским понятиям немаленькая – три спальни, три ванные, гостиная, просторная лоджия.
– Стоимость этого кондо примерно миллион сто тысяч, – дал справку Лайон. – Селятся в этом районе теперь главным образом китайцы. Их очень много приезжает, шеф.
– И все такие богатые?
– Миллиард шестьсот миллионов населения – это очень много, шеф. Если взять столько секунд – получится почти пятьдесят лет. Поэтому хоть процент миллионеров там невелик – а их все равно очень много…
Итак, убитый был человеком состоятельным. Рик Андерс (или, как звали его приятели, Акс Андерс) начинал строителем. Потом, окончив университет, много лет работал в почтенной юридической фирме. Нет, юристом он не был. Он был тем, кого здесь называют «паралигал», человеком, ведущим переговоры, готовящим документы юристам, словом, выполняющим черную работу, которая на девяносто процентов обеспечивает успех дела. Покойный мистер Андерс был, судя по всему, человеком достаточно коммуникабельным, во всяком случае, проработав без малого двадцать лет на должности, чреватой всякого рода кляузами, он ухитрился обойтись почти без скандалов. Правда, был в его карьере один факт привлечения к суду по делам о фальшивых автомобильных авариях – в свое время многие занимались этим «модным» бизнесом. Но тогда Андерс сумел выйти из воды почти сухим. Заплатил несколько десятков тысяч (деньги, несправедливо полученные со страховой компании), на том дело и закрылось. Тогда среди знакомых он получил кличку Аксидент Андерс, или, сокращенно Акс Андерс. Но и только.
А в остальном у Акса Андерса ничего криминального в биографии. Тишь да гладь да божья благодать.
Эксперты уже закончили работу, и Потемкин осторожно перевернул тело. На горле удушенного – вздутая синюшная полоса. Она прерывистая – как будто есть и следы пальцев. Верхняя пуговица сорочки оторвана. Дорогой шелковый галстук почти развязан – нет, убийца им для удушения не пользовался.
В комнате не видно следов борьбы, между тем Рик Андерс – мужчина крепкого сложения и вряд ли сдался бы без сопротивления. Даже если бы на него напали совершенно неожиданно, что в этом случае, по всей вероятности, имело место.
– Шеф, взгляните на его правую кисть! – Молчаливый безупречный Лайон, как всегда, знал, на что обращать внимание. Странный рисунок был на внешней стороне кисти погибшего: ярко-алой масляной краской были выведены цифры «333», внизу надпись «PERICULUM IN MORA».
– Есть какие-то соображения, что это значит?
Но Лайон только плечами пожал:
– Если вы о переводе – то это примерно так: «Опоздание недопустимо». Те или иные «подписи» на трупах оставляют примерно двадцать семь процентов убийц. Если речь о серийных – этот процент возрастает почти вдвое.
– Собственно, из-за этого художества из полиции и позвонили в Группу, – продолжал Лайон. – А я решился потревожить вас. Помню наш давний разговор, когда вы сказали, что интересуетесь «сериями». А полиция неделю назад обнаружила другого джентльмена – тоже удушенного, и тоже с таким вот изображением на внешней стороне правой кисти… Вот я и подумал о вас, хотя знаю, что вы здесь в отпуске…
– У тебя под рукой нет той фотографии?
– Я ее вам принесу. Я сравнивал. Они очень похожи – как будто их не от руки рисовали, а использовали штамп…
– Почему на отпускной период приходятся самые горячие дела, а, Лайон? Ты по себе не замечал? – недовольно пробурчал Потемкин. Но и сам он, и давний его помощник знали, что говорится все это больше для проформы. Вторая неделя отпуска в Калифорнии подходила к концу. И были эти две недели такими безмятежными, каких давно не случалось…
Уже и повалялся он в горячих минеральных источниках Каллистоги, и побывал на знаменитом озере Тахо, на границе двух штатов, где надо пешком пройти из Калифорнии в Аризону – и сразу попадешь в казино, запрещенное на другой стороне улицы. Уже пожил денек у знакомых москвичей, обосновавшихся в Силиконовой долине, походил по ярким цветным коридорам «Гугла», куда молодые сотрудники приводят малых детей и собак, где принято в рабочее время, скажем, полежать в гамаке, удобно подвешенном неподалеку от твоего рабочего места… И с удовольствием дегустировал вина знаменитых долин Напа и Сонома… А в Сономе, в знаменитой Лунной долине, молчаливо постоял Потемкин в развалинах легендарного Волчьего логова – дома, который построил себе Джек Лондон. Построил – уйму сил угрохал и денег, а пожить в доме ни дня не сумел – подожгли дом, и сгорел он дотла, а восстанавливать его было уже некому – писатель слег и вскоре умер…Так и остались массивные стены из неровных камней да каменные камины, у которых никогда не сидели люди по вечерам.
А после стоял Потемкин на поляне у простого камня – необработанного, без надписи. Камня, под которым похоронен моряк, боксер, неистребимый романтик, которого, как всех романтиков, судьба сгубила рано.
Так что недели у господина Потемкина были насыщенными – но натура есть натура. И вот уже, залезая в сан-францисской квартире в привычный свой домашний халат с кистями – тот самый, в котором, по его собственному признанию, ему лучше всего думалось о делах, Олег возвращался мыслями к работе. С негодованием гнал от себя эти мысли, бранил себя за нерадивость – и действительно отключался и продолжал отдыхать.
Но, как понимает вдумчивый читатель, отключение – это тоже процесс, требующий некоторых усилий, и отдых в намеренно «отключенном» от дел состоянии хорош, конечно, но лишен известной первозданности и чистоты.
И – угадайте что? Да, совершенно верно: международный эксперт, специальный консультант Группы, и прочая, и прочая, и прочая, российский гражданин Олег Потемкин, сам себе не признаваясь в этом, начинал скучать. Одним словом, когда Лайон нерешительно спросил о возможности поработать – Потемкин скорее обрадовался.
– Да, и попроси результаты вскрытия побыстрее… Не совсем я уверен, что тут просто удушение. Возможно, его оглушили перед этим, чтобы сломить сопротивление. Или даже отравили. – Олег жестом пригласил Лайона подойти. – И потом, важно знать: смотри, вроде бы на шее – следы пальцев. А дальше – ровная полоса. Чем душили – ремнем? Веревкой? Специальным платком? Кстати, ты не захватил с собой материалы по предыдущему случаю?
Олег отошел в угол комнаты и медленно, по сантиметрам, поворачивал голову – так видеокамеры снимают длинные круговые панорамы, ничего не пропуская.
– Я сделал кое-какие копии, шеф. Они в машине, внизу. – Лайон следил за взглядом Олега.
– А что там было причиной смерти?
– Асфексия… Но вы правы, там в покойничке найдены следы амбиена – сильного снотворного. Так что, может быть, душили его сонного.
– Нехарактерные какие дела… Душат, если не ошибаюсь, чаще женщин, чем мужчин. И нередко в угаре страсти, так сказать, – сказал Потемкин вполголоса.
– Вы абсолютно правы, шеф. Удушение составляет шестьдесят семь процентов сексуальных убийств. Шестьдесят три процента – когда партнерша престарелая. Пятьдесят девять процентов серийных сексуальных убийств…
Лайон О’Рэйли обожал статистические выкладки.
– А кто был убитый?
– Да тоже вполне благополучный человек. Вэн Рэдинг. Хозяин нескольких веб-сайтов, занимающихся перепродажами чего угодно кому угодно. Но, по нашей информации, – Лайон подождал, пока Потемкин на него посмотрит, – по нашей информации, основные деньги у него были от порносайтов. И порнофильмы он тоже снимал. Сорок семь лет. Разведен. Жена с дочерью живут в Денвере, он им там купил дом. Здесь у него тоже дом, совсем небольшой. Но уютный. В Сан-Матео, по-моему. Рэдинг ни в чем предосудительном не замешан. Головной офис у него – в Сан-Франциско, это контора, так сказать, а рабочие офисы, откуда его ребята торгуют, – один, по-моему, в Фостер-Сити, другой – в Санта-Кларите. Это уже ближе к Сан-Хосе. Там же и его порнохозяйство.
Вот Рэдинг так и строил работу – один день в одном офисе, другой – в другом, третий – в третьем… Вставал рано, шел в гимнастический зал – вообще, малый он был накачанный. Не Шварценеггер, понятно, но в очень приличной форме.
– Скажи, Лайон, а далеко отсюда до Сан-Матео?
– Полчаса, не больше…
– Мы ведь сумеем попасть в дом к погибшему?
Лайон кивнул головой уже на ходу.
– Кстати, – поинтересовался Потемкин. – А кто ему наследует? Завещание есть?
– В том-то и дело, что завещания не нашли, шеф. А деньги у него были – и немалые.
* * *
Брет Леборн – преуспевающий художник и вообще личность, известная в городе. Сан-Франциско трудно удивить экзотикой, алогичностью, экзальтированностью… Это город богемный, и художникам здесь пробиться трудно. Еще труднее – занять свое место в здешней богемной элите. Леборн свое место занимал давно и прочно. Его знали и любили. Он был художником того класса, который обеспечил себе хороший уровень жизни и преуспевания, не предавая своего искусства – а это удается немногим.
Собственно, Брет всегда утверждал, что он не стремится к преуспеванию – преуспевание само к нему приходит. И, наверное, он был прав. Некоторые из его окружения еще помнили времена, когда Брет жил не то что впроголодь, но был, скажем так, весьма стеснен в средствах. Стеснение это доходило до таких степеней, что Брет всерьез рассматривал возможности – не начать ли писать халтурные морские и горные пейзажи Калифорнии или, скажем, виды автострады Пасифик – там, где она проходит над обрывом, а внизу бьются в скалы волны прибоя… Ну или еще чего-то похожего, образцы таких поделок можно в больших количествах увидеть в многочисленных магазинах и недорогих куроротных галерейках в туристических районах города и побережья.
Удержали Брета тогда две вещи: во-первых, он ясно понимал, что для тех, кто ступил на эту дорогу, вряд ли возможен путь обратно. Во-вторых, он не был уверен, что даже если он займется живописью такого рода, он сможет добыть себе средства к сушествованию. Тут, наверное, надо разъяснить, что средства к существованию Брету Леборну всегда нужны были немалые.
Он обожал женщин и вполне пользовался взаимностью, был уже тогда дважды женат и материально помогал обеим женам, а еще была у него страсть, которая среди знакомых считалась как бы тайной и говорить о ней открыто было не принято, хотя все прекрасно о ней знали.
Страсть эта была иранского происхождения, красавица Адель, чьи карие бездонные глаза свели Брета с ума еще во время первого его брака. Страсть эта, естественно, не оставалась незамеченной, но, когда тогдашняя жена Брета, Рона, пыталась устраивать мужу сцены ревности или когда тем же самым грешила вполне осознававшая свои права Адель, ответ Брета был столь же прост, сколь мудр: «Пусть та из вас, которая не может мириться с ситуацией, – уходит. Я люблю вас обеих и менять ничего не стану».
В общем, все это было почти правдой, особенно если «не стану» заменить в последней фразе на «не хочу». Дело в том, что Брет был по природе лентяем, и если ситуация его в основном устраивала, ему проще было ее сохранять, даже когда это порождало какие-то мелкие бытовые неудобства. Брет, повторим, был везунчик, а потому до крупных неудобств практически никогда не доходило.
Но женщины, как известно, продукт энергоемкий и требующий финансовых вложений. Брет с юности не знал финансовых трудностей: он был из состоятельной семьи, жил припеваючи, получил наследство – небольшое, но его хватило на годы…
В период, о котором мы говорим, наследство как раз заканчивалось, а с ним заканчивалась и безбедная жизнь Леборна. И это повергало Брета в несвойственное ему состояние уныния – он к этому времени был уже женат вторично, а Адель существовала в прежнем качестве дамы сердца, да еще у нее росла дочь от Брета с экзотическим персидским именем Патимат.
Был момент, когда Леборн дрогнул.
Он не видел, как продолжать жить по-прежнему – без денег ничего похожего на жизнь, к которой он привык, не выходило. Но Брет ни на минуту не допускал для себя и перспективы другой жизни – жизни обычного человека, который утром отправляется на работу, вечером приходит домой, рассказывает жене о кознях начальства, о бездарности руководства корпорации, о тупости сослуживцев… А рассказав это, идет спать, а назавтра все начинается снова.
Так живут миллионы, сотни миллионов. Но Брет так не мог. Пришли наркотики. Безобидную марихуану сменили кокаин и «мет» – метамфетамин. Леборн стал пить, но не радостно и оптимистично, как пил всегда, а тяжело накачиваясь алкоголем. В этот период были дни и даже недели, когда он оказывался недоступен для нормального общения.
Спасли его – друзья? Обстоятельства? Привязанности? Талант? Что ни скажи – все будет и правильным, и совершенно неверным. Дело в том, что во время, когда над ним сгущались тучи, Брет Леборн в поисках новых путей в жизни стал писать портреты друзей.
Человек он был по натуре нещедрый, а потому то, что он писал бесплатно, да еще, бывало, дарил портреты своим собеседникам на дни рождения или даже просто так – вызывало недоуменные разговоры.
Поговорка «Дружба дружбой, а деньги врозь» имеет в США совершенно непривычное россиянам значение. Ее следует понимать сугубо буквально. Вспомним, как погорел Абель – один из величайших шпионов прошлого века.
Он играл роль провинциального фотографа и художника и годами бездействовал, вживаясь в среду и проходя как бы карантин. Задачи эти он вполне выполнил и начал действовать, а подвел его случай, который трудно было предусмотреть. На вечеринке с соседями кто-то из присутствовавших пожаловался на нехватку денег. И наш разведчик не раздумывая предложил взаймы… Ну, предложил и предложил – что такого? Но все дело в том, что у него взаймы НЕ ПРОСИЛИ. А давать деньги без прямой просьбы в Штатах не принято. Точно так же и бесплатная работа – кроме специальных случаев благотворительности вызывает недоумение.
Почему Леборн обратился к портретам друзей – это можно понять. Он чувствовал приближающийся тупик и, сохраняя мину внешней благопристойности, искал выход – он просто должен был суметь найти что-то, чтобы сохранить лицо и продолжать жить как прежде…
Однако проходили недели и месяцы, деньги таяли, дело неумолимо шло к печальной развязке, а ничего существенного не происходило.
Надо сказать, что портреты у Леборна получались превосходные – он порой сам удивлялся, потому что в нормальной прежней жизни относился к мастерству портретиста несколько свысока – конечно, мол, это живопись, но живопись второго сорта. Не один Брет Леборн, впрочем, таков среди художников кисти и слова. Вспомним хотя бы Жоржа Сименона – он был в конце прошлого столетия чуть ли не самым читаемым писателем на планете, автором около полутора сотен романов… Из этих романов детективные романы с участием комиссара Мегрэ составляли менее двадцати процентов по количеству. Остальные романы сам Сименон называл «серьезными» – они и были серьезными, крепко написанными профессиональными работами. Были и остались – но остались на книжных полках вымирающего поколения любителей книг и библиотек – публичных и научных. Никто, кроме исследователей литературы того периода, их не вспомнит… А вот герою Сименона комиссару Мегрэ, к которому сам автор относился, как сказано, несколько свысока, поставили памятник при жизни писателя, книги о нем продолжают переиздаваться, они все переведены в электронный формат, а если завтра изобретут что-то иное – будут переведены и в этот новый формат – скажем, «пси», или как там его назовут наши потомки?
А потому не следует быть снисходительным к тому, кого или что ты считаешь слабыми – ни к друзьям, ни к детям, ни к литературным героям, ни к картинам, тобою написанным…
Так вот, портреты, сделанные Бретом Леборном, сразу можно было отличить от других – и заведомо «модерных», и традиционных, гладко написанных. С холста глядели на вас лица – живые. Как сказал один критик уже через годы, когда портреты кисти Леборна стали предметом изучения: «Эти портреты более живые, чем люди». И это высказывание не было комплиментом – слова эти были справедливы. У Леборна был дар выявления человеческой сути – вы смотрели на лица его друзей и видели доблесть и трусость, алчность и добродетель, тихую радость внутренней гармонии или плохо маскируемое тщеславие – словом, все, что люди в обычной жизни так тщательно cкрывают. Кто-то из друзей обижался на Брета, кто-то с ним даже ссорился и возвращал подаренные портреты… Художник не обижался и легко воспринимал упреки и сомнения близких: сам он был доволен тем, что делает, а прочее его не слишком интересовало. Тем более что он знал то, чего не знало большинство окружающих, – его деньги таяли, и уже недалеко было до той минуты, когда скрывать это станет невозможным…
Как это нередко случается в жизни, именно обиды и недоразумения создали новые возможности. Когда за первым и вторым портретом очередные обиженные приятели возвратили еще один, Брет создал, как он ее называл, «Галерею Неудачников». Это была и вправду галерея, выходящая в сад, и совсем перед входом в дом было метров пять глухой стены – там Брет и повесил портреты, вызвавшие недовольство адресатов. Сам он любил по вечерам садиться в кресло перед ними, закуривать любимые красные сигареты «Данхилл» и сидеть, попивая выдержанный шотландский скотч «Баллантайн» – другого он не признавал.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?