Текст книги "Недотрога"

IV

Вскоре они собрались и поехали. Флетчер сам управлял лошадью. Дорога шла в тени высоких садов, иногда подступая к мосту через овраг или заводя в щель между глухих стен фруктовых садов. Выехав за пределы участков центра долины, Харита увидела группу зданий, расположенных подобием улицы. Значительно в стороне от них, при начале табачных плантаций, стоял белый дом, окруженный террасой со всех сторон. Вокруг дома клумбы, кусты цветов, колонны вьющейся по углам террас зелени сверкали так нарядно и живо, что стеснение Хариты прошло. На теневой стороне дома, под белой, с красной каймой, парусиной сидели за столом несколько человек. Харита тотчас узнала Вансульта, скорым шагом шедшего сквозь цветники.

– Готова, готова, пантера! – сказал он, здороваясь и, к некоторому смущению Хариты, довольно рассеянно помогая ей оставить седло, – а завтра, Харита, ее отделанная шкура будет у вас, чтобы вытирать ею ноги.

Пышность его тона была искусственной, но стала естественной, как только вспомнил он о проворовавшемся пастухе.

– Ага! – сказал Вансульт. – Есть дело! Пусть вы решите, что мне делать с Рамиресом.

В это время подошел такой огромный и свирепый человек с двойной линией грузного живота, что Харита испугалась его. Видя, как она двинулась отшатнуться, Генри горько ухмыльнулся.

– При виде такого отца, – патетически сказал он, – волосы встают дыбом, однако, он вытаскивает муху из молока, не свихнув ей ни одного сустава.

– Оставьте пока Рамиреса, – сказал низким, как далекий гром, голосом старый Вансульт.

Больше он ничего не сказал, а взял обе руки девушки, заглянул ей в лицо, и она перестала робеть, только было у нее впечатление, что руки ее пропали. Наконец, они вышли из горячих мешков лап старого колосса.

Гости подошли к столу. Генри Вансульт повернул рукоятку крана в стене, и из травы газонов вылетели раскидистые фонтаны.

Пожилая, тощая женщина с красным носиком и остриженными, по-мужски, волосами внимательно посмотрела на Генри. Сестра Генри Дамьена стоя глядела на подошедшую Хариту, улыбаясь приветливо и выжидательно. В плетеном кресле сидела мать Генри, крепкая старуха с чувственным и нервным лицом. У нее были черные волосы, седые виски; взгляд пристальный, улыбка небрежна.

Харита, преодолевая смущение, познакомилась со всеми этими людьми.

– Вот моя мать, сестра, вот Гонорена, – говорил Генри. При имени «Гонорена» невольный свет смеха скользнул по лицу Хариты, чего старая дева не заметила.

Дамьена, усадив Хариту, села с ней рядом, а мужчины отошли к другому концу террасы, где стали курить.

Стараясь быть ровной, Харита уступила Генри свою накидку и познакомилась с обществом. Рука Доротеи Вансульт, матери Генри, была горяча и жестка, костлявая рука Гонорены – прохладна и шершава, рука Дамьены, сестры Генри, послушна и неспокойна. Должно быть, история появления Хариты на мызе Флетчера была уже известна присутствующим, так как она заметила это по взглядам.

Краткая пауза оборвалась восклицанием Гонорены:

– Генри, солнце еще не село, а вы пустили на газон воду!

Дикий, визгливый голос вызвал у Хариты улыбку.

– Такая поливка вредна цветам! – шумно продолжала старая дева; – я понимаю, что вы хвастаетесь своим орошением, но лучше его закрыть.

– Кузина, нехорошо так подавлять хотя бы и законным авторитетом, – возразил Генри; – «трава»?! – вы говорите; «цветы»?! – вы говорите, а посмотрите, сколько радуг трепещет над зеленью!

– Показал и довольно, – не унималось странное существо, оправляя на красных костях локтей короткие рукава из грубой, серой материи.

– Да, я хотел показать фонтаны Харите, – спокойно заявил Генри, – что хотел, то я сделал. Вам нравятся радуги? – обратился он к девушке.

– Прекрасно! – сказала Харита, робко взглянув на присматривавшуюся к ней Доротею Вансульт.

– Так вас, действительно, восхищают эти мыльные пузыри? – провизжала Гонорена.

– Сознаюсь, что они хороши. Радостны и цветны, полны огней, – сообщила Харита, – я такие вещи очень люблю.

– Сошлись во вкусах, – изрекла Гонорена, оглядываясь и ища одобрения.

– Кузина, у вас желчь, – засмеялась Дамьена, а мать Вансульта сказала: «Бедная Гона злится до сих пор, что Генри не взял ее с собой на охоту».

Генри закрыл воду, и фонтаны, осев, как упавшие газовые юбки, скрылись в земле.

– Желчи нет, однако, пантера была бы убита мной, – заявила Гонорена, сердито открывая портсигар. – Благодарю вас, Генри, я отлично вижу, где стоит пепельница.

– Гона! – вскричал Вансульт, – вы переходите всякие границы.

– Возможно, что кое-кто был бы доволен вашей галантностью, но только не я. Если у меня есть руки, зрение и желание взять что-нибудь, я всегда смогу сделать это сама, без механического подчеркивания на каждом шагу моего пола.

Вансульт встал и ушел. Пока он ходил за шкурой, Дамьена спросила Хариту:

– Долго ли вы пробудете здесь?

– Все еще ничего не известно пока, – ответила девушка, взглядывая на Флетчера, который заботливо следил за ее лицом.

– Ей некуда торопиться, – сказал Флетчер, – я не люблю расставаться с настоящими людьми без особого повода, и не считаю это ни экзекуцией, ни деспотизмом.

– Но я не тороплюсь, – простодушно ответила девушка. – Наш случай – увы! – известен, я вижу! Печальный случай.

– Ну, по крайней мере, сегодня пусть не будет ничего печального, – сказала Доротея Вансульт, – в ваши годы я ходила подбоченясь, несмотря ни на что.

– Если вспоминать прошлое, то и я могу сообщить, – заметил Гедеон Вансульт, – что в молодости работал на табачных полях.

– Все вы Робинзоны, кроме меня, – сказала Гонорена, – меня, родившейся в столь богатой семье, что даже никто не верит моей искренности, когда я защищаю на каждом шагу естественные права женщины.

– Что касается меня, милая Гона, – заявила Доротея Вансульт, – я предоставила защиту моих прав Гедеону и до сих пор в том не раскаиваюсь.

В это время две негритянки, колыхая серебряные подносы, внесли угощение: засахаренные фрукты, кофе, ликер, пирожное, лед, воду, варенье и мороженое. Каждый брал, что хотел, а Харита устремилась к мороженому.

V

Утром Харита и Ферроль направились к блокгаузу; Харита спешила, торопясь убедить отца заманчивостью предполагаемого жилища, а потому все время опережала Ферроля, шедшего своим ровным шагом. Ей казалось, что они идут со связанными ногами.

Наконец, море начало плескаться вблизи, а стены укрепления стали видны с двух сторон. Несколько волнуясь, Харита показывала и расхваливала все подробности, точно в своих владениях.

– Вот ручей, – видишь ручей? – говорила она. – Очень удобно, вода близко; также можно стирать и мыть здесь посуду. А стены? Не правда ли, они так хороши и высоки? Хотя на том месте осыпалось несколько камней, но это какое же может иметь значение? Зато вторая стена совершенно цела. Я всходила на нее.

– Гм… – хмыкнул Ферроль. Довольно долго он говорил только «гм»… Заход в первый двор потребовал от Хариты много красноречия и уловок.

– Ты щуришься на кучи камней, да, тут, конечно, накопилось порядочно разного хлама, но, по-своему, это даже красиво, – говорила она, стараясь ходить среди разного хлама и барьеров легко, как будто тут был паркет. Вот, видишь, цветет кустарник; вот ящерицы… Деревцо! Я буду за ним ухаживать. Теперь пойдем дальше.

– Гм… – сказал Ферроль, останавливаясь, чтобы закурить трубку, – ворота можно исправить.

При таком, хотя первом, но уже деловом замечании Харита бросилась к отцу; обнимая и тормоша его, девушка преисполнилась уверенностью, что отец поддается ее бесхитростным обольщениям.

– Конечно, безусловно! – закричала Харита, стараясь поднять за угол тяжелую железную створу. – Даже я это сделаю; я могу и… я ведь стала сильнее… и вот, я уже подняла; уже!..

Угол створы выскользнул из ее пальцев, упав с шумом на камни.

– Ага! – сказала Харита. – Не стоит пока пачкаться. Вот проход внутрь, камни мы уберем. Так вот, сынок, вот эти стены дома, о которых я говорила. Что?! Разве они плохи? Крыша, окна и двери, только всего, а кровати, столы, стулья и прочее ты сумеешь сделать. Но посмотри эти ниши! Как они удобны! Сделать полки, разные углубления – и все! Тут можешь ты раскладывать свои материалы, инструменты. Вот чудесные трапы, чтобы всходить на верх стен… Хочешь взойти наверх?

– Харита, – сказал Ферроль, которому не стоило труда мысленно прикинуть все необходимое для жилья, – я сделаю столы, стулья и взойду наверх, но ты представляешь ли характер предстоящей работы?

– А как же? Конечно, я все обдумала. Варить будем у стены, где сложен очаг, а я набью кругом гвозди для веревок, чтобы вешать белье.

– Нам понадобится следующее, – продолжал Ферроль, привлекая девушку за плечи к себе и заглядывая в ее пылко сияющие глаза. – Суди сама – топор, лом, пила, тачка, лопата…

– Ах, это все дает Флетчер!

– Посуда, – продолжал Ферроль, – краска, стекла, струг, долото, тиски, железо, проволока, гвозди, ведра…

– Ах, я знаю; много всего! О, я несчастная! И ты несчастный!

– Кроме того, – говорил Ферроль, – понадобятся материалы для фейерверков, слесарные и токарные инструменты для починки оружия и выделки хороших ножей…

– Значит, мы не будем здесь жить? – огорчилась уже готовая плакать девушка. – Ты отказываешься?

– Совсем не то; я предвижу хлопоты и работу. Необходимо будет нанять человека, чтобы он помогал нам.

– Ага! – сказала Харита, облегченно вздыхая. – Так решено?

– Решено, Харита, – лучше не найти места для пиротехники по самому свойству взрывчатых и горючих веществ.

Так разговаривая, они внезапно увидели человека, подходившего к ним из-за стены будущего жилого дома. Неизвестный человек был одет в зеленую блузу, темные брюки и высокие сапоги. Спокойное, умное лицо этого человека, обветренное и обожженное солнцем до красновато-бурых тонов, светилось невольной улыбкой, оставлявшей рот сжатым и брови сдвинутыми; худое, некрасивое лицо, внушающее доверие. Темные глаза смотрели прямо и замкнуто. Возраст человека мог быть около тридцати пяти лет.

– Должно быть, я есть тот самый работник, который вам нужен, – сказал он с легким смехом. – Трудно не слышать разговор в десяти шагах. Мое имя Рейтар. Я лежал, проснувшись, за кучей камней и решил подойти, только когда я понял, что тут будет работа. Если хотите, мои руки будут вам стоить очень недорого. Работы много, а я охотно сделаю всё.

Ферроль присмотрелся к Рейтару, – тот не был бродягой; помолчав, не нашел он также возражений инстинкта: перед ним стоял сильного сложения человек, а причины его бездомства никого не касались. Судьба подталкивала начать задуманное дело, Харите не терпелось выразить согласие, и Ферроль чувствовал, как, внутренне, про себя, она уже торопит его.

Между тем Харита, увидев Рейтара и услышав его предложение, стала шептать: «Вот, вот, вот, вот, отлично, вот хорошо, чудная примета для начала, само собой складывается, скорее, сынок, говори «да».

– Что ты там шепчешь? – сказал Ферроль, заметив красноречивость выражения обрадованного лица девушки. – Что же вам сказать? – обратился он к выжидательно стоявшему Рейтару, – ему стало жаль этого человека, манера и голос которого выказывали достоинство. – Дело, разумеется, простое: человек нужен. Придется засыпать ямы пола, разобрать и убрать камни; внутренний двор привести в годное состояние.

– Не только это, – сказал Рейтар, сняв шляпу и приглаживая волосы. – Как вы говорили между собой, – надо сложить очаг, сделать крышу, окна, короче говоря, надо все… Все то, что хотела она…

VI

На другой день еще не было шести часов утра, как Ферроль отправился навестить своего неожиданного помощника. Он нес ему лопату и кирку.

Так как стояли лунные ночи, то Рейтар смог работать без фонаря. По-видимому, он не спал; его заросшее волосами лицо приняло одеревенелое выражение; руки распухли, он дышал коротко, глухо, иногда вздрагивал. Его взгляд стал еще более блестящим, почти неистовым, и Ферроль внимательно присмотрелся к нему. Но каждый человек выглядел бы не лучше, соверши он то, что сделал за сутки Рейтар. Все камни были удалены с внутреннего двора, а ровные, плоские камни собраны к развалинам дома, чтобы было чем настлать пол. Двор стронулся, начал жить. Древесный и железный лом возвышался грудой в углу стен.

– Рейтар, – сказал Ферроль, показывая рукой вокруг, – Харита была встревожена еще вчера вашим видом, а я сегодня скажу, что так работать вы сможете не более двух-трех дней. Быть может, вы торопитесь уходить?

– Все это пустяки, – сказал Рейтар. – Нет ничего страшного в том, что я делаю. Но я, правда, устал. Достаньте мне три бутыли вина, лучше водки.

– Хорошо, Харита снесет вам бутылки, а затем я куплю в здешних лавках необходимые материалы… Слушайте, друг мой, – Ферроль положил руку на твердое плечо измученного Рейтара, – я чувствую, что не радость привела вас сюда. При всем уважении к тому, что гнетет вас, я хотел бы узнать, не могу ли я чем-нибудь вам помочь?

– Великое счастье, что я встретил вас, – сказал после продолжительного молчания Рейтар, утаптывая каблуком землю, чтобы слова его звучали в меру чувств, вынужденных отчасти излиться. – Вот что я вам скажу. Я пришел сюда ожидать известий от одной женщины. Место условлено. Она знает этот блокгауз. Я ждал вчера, ночью и утром, но никто не пришел. Обстоятельства таковы, что можно объяснять дальнейшее молчание только зловещим образом. Между тем, я оставаться здесь могу еще не далее трех, самое большее пяти дней. Всю черную работу я для вас сделаю. Будьте добры послать телеграмму по адресу: Гертон, Старый рынок, дом два, Елизавете Кончай. Вот текст, вы перепишите его.

Рейтар подал Ферролю приготовленный листок бумаги. Почерк, орфография, манера ставить знаки и цифры – все указывало руку образованного человека. Текст кратко гласил: «Я жду ответа».

– Отлично, – сказал Ферроль, кладя записку в бумажник. – Советую вам уснуть.

– О, нет, – быстро ответил Рейтар. – Слово «сон» звучит для меня чудно, как название странной рыбы. Купите несколько бутылок, – сказал он, сдержав страшный порыв говорить о своем состоянии, действительно потрясающем, если бы оно открылось. – Впрочем, что вы намерены покупать? Надо то, надо это. Составлен список?

Некоторое время они говорили о материалах, причем все замечания Рейтара выказывали высокую практичность и знание вещей. Ферроль записал, спрятал записку и поторопился к Харите, которая за время его отсутствия наскоро сметала из старой юбки черный передник и обшила его голубой лентой. В этом переднике девушка встретила отца и, так как он не заметил передника, то ей, после тщетных вопросов: «Скажи, сынок, ты ничего не видишь?» пришлось просто тряхнуть подолом своей обновы. Тогда озабоченный Ферроль льстиво и рассеянно похвалил ее работу. Харита хотела обидеться, но раздумала; ей предстоял большой день: хлопоты, покупки… Так как Флетчер уже отправился на свои участки, то отец с дочерью завтракали без него.

– Харита, – сказал Ферроль, – когда мы придем в лавку, я куплю три бутылки водки, еще самое необходимое, а ты снеси эти покупки Рейтару и не уходи из блокгауза. Там побудь с этим Рейтаром. Он очень не понравился мне сегодня. Сделано им столько, сколько могли бы сделать три человека за два дня. Он не спит, выглядит тяжело, болезненно и с мучением ждет каких-то известий. Дал мне послать телеграмму. – Ферроль показал телеграмму Харите. – Во всем, как смотрит и говорит Рейтар, чувствую я сильную, высокую душу, но она, душа эта, поражена, быть может, смертельно. А как мы сами милостью Божией и участием доброго человека начинаем склеивать свою жизнь, то должны так же отнестись к чужому несчастью. Ты пригляди за ним, – повторил он.

Девушка заметно расстроилась. Она с вечера мечтала идти покупать разные вещи, – огромное развлечение, поглощающее и страстное, – но чувство дома сильно было у нее, а Рейтар действительно заслуживал внимательного к себе отношения.

– Хорошо, сынок, – жалостно вздохнула Харита. – Я там буду тебя ждать. Да… а-а как же? Разве мы не вместе все выберем, купим и так далее?

– Дорогая моя девочка, – сказал Ферроль, привлекая ее к себе, – я тебя понимаю, но нет радости в досках и инструментах. Мы сейчас пойдем купим с тобой посуду, провизию, две-три материи для белья, чтобы было тебе занятие; потом снесешь ты водку, пищу и посуду в блокгауз. Там готовь нам всем бродяжий обед.

Немного надо было Харите, чтобы она развеселилась: стоило только утешить ее согласием на задуманные дела. Уже она начала сверкать и сквозь различные «ах» вспомнила: «Сделал ли Рейтар очажок в нише, как я просила?»

Забота об очаге так начала ее грызть, что она примирилась с мыслью идти в блокгауз одна. На ее вопросы Ферроль признался, что не обратил внимания – есть или нет очаг. «Впрочем, я могу сделать его сама, – сказала Харита, – несколько камней, железный лист с дыркой; раз-два и готово. Подожди, я оденусь».

Поспешно убежала она к себе. Легко сказать: «одеться прилично», когда есть выбор вещей, но это очень трудно сделать в положении Хариты. У нее ничего не было. Она прикрепила к шляпе, сшитой из серой материи, голубой бант, белую блузку украсила хотя старым, но хорошо выглаженным ажурным воротником, надела черную юбку, переменила тридцать раз заштопанные чулки на заштопанные раз пятнадцать, причесалась, напудрилась, и у нее отлегло на сердце. Вообще, если Харита оставалась довольна своим костюмом, выражение ее лица совершало все портновские чудеса, старое на ней тогда казалось новым, а бедное – драгоценным. Прикрепив к груди эмалевую овальную брошку, девушка взяла ковровый саквояж и вернулась к отцу; они улыбнулись друг другу и направились за покупками.

Как пришли отец с дочерью к лавке Гальтона, несколько утомленный Ферроль послал телеграмму, дал Харите денег и, оставив ее у прилавка, зашел в бар выпить кружку крепкого пива. Едва он, сев в углу помещения, взял трубку и приготовился отхлебнуть светлой жидкости, как сбоку сидевший человек сказал ему: «Кажется, вы Ферроль? Добрый день».

Обернувшись, Ферроль узнал Гревса, учителя. Смотря поверх очков, костлявый Гревс улыбался, потирая руки. Ферроль ответил поклоном.

– Да, это был неудачный ночлег, – бесцеремонно продолжал Гревс, двигаясь на стуле с видом озябшего. – Жена моя добрая женщина, но у нее, знаете ли, часто болят зубы. Врач обещает, что она родит двух. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной бутылку вина?

– Я очень занят, – сказал Ферроль, залпом опорожнив поданную ему кружку пива и засовывая трубку в карман.

– Жаль, – продолжал Гревс без смущения. – Мне предстоит здесь работа в школе, так как местный учитель болен. Я приехал с семейством и буду очень рад возобновить знакомство. Как здоровье вашей славной дочурки?

«Бог не допустит, чтобы оно испортилось от твоего вопроса», – подумал Ферроль. Кратко поблагодарив за внимание, он раскланялся и пришел в лавку, где Харита, пунцовая от возбуждения и удовольствия – покупать, смотрела материи, которые показывал ей сумрачный, кроткого вида сын Гальтона, брала муслин, полотно и грубую ткань для рабочей одежды. Зная, что мешать ей теперь нельзя, Ферроль сказал только: «Харита, мы встретимся теперь с тобой на берегу моря. Тащи добычу лишь пока самую необходимую, не забудь водки, табаку и еды. Если будет тяжело нести, найми экипаж; я же пойду на склад строительных материалов».

– Ага, хорошо, – рассеянно ответила девушка, глядя на отца, как бы сквозь слой воды. – Я справлюсь.

Она осталась соображать, мерить и покупать, а Ферроль отправился за досками, балками, толем, инструментами и стеклом.

VII

Когда Ферроль оставил Рейтара, тот немного посидел у стены, а затем приступил к своей тяжелой работе. В одной нише был уже сложен им простой, прочный очаг, и Рейтар даже набил топку древесным ломом, так что Харита могла начать стряпню сразу. К полудню Рейтар выкопал яму для извести, разрыл и уровнял землю внутри будущего дома, убрал остатки камней. Он работал быстро и сосредоточенно, без лишних движений. Выпрямляясь передохнуть, глазами он продолжал искать причину очередного усилия, опережал работу ясным представлением того, как она будет сделана. Когда он задумывался, земля вокруг его ног начинала быстро покрываться розовыми пятнами, как будто воздух метил ее кровью. Эти пятна появлялись на коленях и даже на руках Рейтара. Не осмеливаясь всматриваться в это явление, он спешил снова заняться делом, и пятна понемногу исчезали.

Окончив все, что мог сделать лопатой и киркой, причем едва ли пошло у него на отдых более десяти минут, Рейтар стал настилать пол. Стены разделяли пространство на два помещения: одно большое, другое поменьше, и в каждом из них было по окну. Рейтар приступил к полу большого помещения. У него была собрана отдельная группа плоских камней. Он укладывал и утаптывал их рядом, соображая форму этих небольших плит, чтобы меньше было возни с отбиванием этих краев. Оббивать камни он мог только киркой, что было очень неудобно; поэтому, разыскав среди кучи железа тяжелый болт с гайкой на конце, Рейтар действовал им, как молотком.

Он безумно устал, но не хотел отдыхать, потому что с усилением зноя розовые пятна стали появляться все ярче и чаще. Спасаясь, Рейтар посмотрел вверх на синюю высоту; в ней пролетела птица, роняя красные капли. Беспомощно озираясь, несчастный человек взял бутылку с водой, чтобы намочить голову и лицо; в это время усталая, но счастливая Харита появилась в тени прохода, помахала рукой и сказала: «Добрый день, титаны! Да ведь здесь можно теперь танцевать! Чудеса! Здравствуйте, Рейтар. Там человек привезет тележку с поклажей. Пожалуйста, снесите все сюда. Я, кажется, очень жадна и не удержалась, всего набрала. Ах, я вижу очаг!»

Харита подбежала к очагу, заглянула в топку и рассмеялась.

– Благодарю вас, Рейтар, – сказала восхищенная девушка. – Лучше нельзя! И на прутьях, и на листе!

– Да, я знаю огонь, – сказал польщенный Рейтар, у которого исчезла галлюцинация. – Как в лесу, так и дома я умею обращаться с огнем.

Рейтар вышел за пределы блокгауза и увидел, что босоногий подросток-негр в конической соломенной шляпе тащит обратно в Лиму плетеную ручную тележку. Покупки Хариты были сложены у входа. Рейтар принес ящик с посудой, корзину провизии и свертки материи. Разгрузка тележки в пустынном до сих пор месте, видимо, интересовала негра; он, пока вез, задал Харите несколько вопросов, на которые получал естественные для того дела ответы.

Конспирация Хариты тронула и взволновала Рейтара. Снеся на внутренний двор поклажу, он принялся молча курить, смотря на девушку особенным, полным взглядом. «Такова моя жена, моя Леона, – подумал Рейтар. – Она, конечно, старше и опытнее этой блаженной, но сущность одна: прежде всего забота о других». Но Харите было теперь не до его мыслей, не до выражений его лица. Она вытащила припасенный передник и, облачась, захлопотала у очага; в трех эмалированных кастрюлях надо было варить мясо, бобы и овощи. «Мы, знаете, пока будем есть кое-как и кое-что, – сообщила Рейтару девушка, расставив на земле тарелки, кастрюли, стаканы, чашки, ведро для воды и большой жестяной бак такого же назначения. – Впоследствии припомню всю кулинарию».

– Я принесу воды, – сказал Рейтар, подходя к ведру.

– Оставьте, я принесу воду сама, – заявила девушка. – Сидите пока. Ах, я забыла! Вот вам водка, вот вам сыр и копченая рыба. Вот хлеб… Поешьте, пожалуйста; выпейте, прошу вас!

Рейтар молча взял бутылку и, аккуратно открыв ее штопором складного ножа, стал пить до тех пор, пока хватило дыхания. Взглянув на остаток, он выпил еще, затем полностью осушил бутылку и съел кусок сыра. После этого его одичавшее, изнуренное лицо пришло в порядок. Он глубоко вздохнул и закурил трубку.

– Так ее! – сказала изумленная девушка. – Однако вам не повредит эта детская порция?

– Нет, – серьезно ответил Рейтар. – Ничего не повредит человеку, если он знает свои силы.

– Мой отец послал вашу телеграмму, – сказала Харита, беря ведро. – Ободритесь. Ваши обстоятельства исправятся.

Она вышла на берег и увидела Флетчера, который подъезжал к блокгаузу верхом на маленькой, выпуклой со всех сторон темной лошади, с серой гривой. Флетчер покинул седло и подошел к девушке, говоря:

– Как я вижу, хозяйственные дела начались. Что же у вас здесь? Я хочу посмотреть.

– Там Рейтар, – вопросительно произнесла Харита. – Он будет в душе меня бранить.

– Дело это важное, – ответил Флетчер, – вы под моей охраной, так что я должен знать о Рейтаре не менее вашего. Но не беспокойтесь, я отвечаю за всё.

– В таком случае ожидайте меня на внутреннем дворе, – сказала девушка, отходя к ручью. – Я мигом вернусь.

Флетчер завел лошадь в тень первого входа, привязал повод к кусту и медленно прошел внутрь блокгауза. Он был удивлен зрелищем произведенной работы, если бы не увидел сразу Рейтара, который настилал пол. Рейтар был не пьян, но примирительно отуплен вином; поэтому некоторое время спокойно рассматривал владельца блокгауза, пока не сообразил, – кто стоит перед ним.

Номер газеты был у Флетчера в кармане, а потому фермер и удивился, и ужаснулся.

– Дегж, – невольно сказал он, – что случилось?

Рейтар приложил палец к губам. Подойдя к Флетчеру, он опустил тому руку на плечо и тихо произнес:

– Ни слова этим людям о Дегже. Вы благородный человек, и я не боюсь ни души, ни языка ваших, но… но о чем мы говорим? Здесь все известно?

– Милый мой, Гертон лежит в тридцати пяти километрах от Лимы, а газеты получены час назад.

– Но я не чудовище, – сказал Дегж. – Вы знаете меня. Произошло беспримерное несчастье. Сейчас все узнаете.

– Дегж, – сказал Флетчер, бессознательно сжимая руку проводника, – вы сошли с ума. Это так!

– Бесполезно так говорить. Я был, есть и буду здоров. Впрочем, пока девушка не вернулась, расскажу вам эту историю.

Машинально оглядываясь, Дегж начал говорить Флетчеру вполголоса нечто такое, отчего тот побледнел до неузнаваемости. Сам Дегж внешне оставался спокоен, лишь иногда останавливаясь, чтобы коротко, резко вздохнуть. На его счастье торопившаяся Харита запнулась о камень, пролив воду, почему ей пришлось еще раз сходить к ручью, и Флетчер полностью уразумел суть происшествия.

– Теперь смотрите, – закончил Дегж. – Как это было бы на ваш характер? На мой – так, как оно вышло.

– Проклятие! – вскричал Флетчер, не замечая, что почти плачет от волнения. – Это судьба.

Заметив Хариту, они приняли более спокойные позы.

Харита заметила, что Дегж прячет газеты, а у Флетчера осунутое выражение лица. Инстинктом поняла она, что эти люди знают друг друга, только что говорили очень серьезно и что от нее будет многое скрыто. Став печальной, Харита сказала, вздохнув:

– Хорошо ли теперь вокруг? Да, а будет еще лучше. Вот мой очаг, – красота!

Но мысли ее ушли внутрь, и слова, спутники верхних мыслей, исчезли. Подав Дегжу красный дикий цветок на колючем стебле, девушка коротко сказала: «Это для вас красный, как кровь, и хорошо защищен».

Дегж не выдержал. Каменные его нервы сломились. Бессознательно оттолкнув цветок, он едва удержал рыдания, но лишь таким усилием, от какого затряслись все мускулы его лица. Он пошатнулся, расставил руки, взглядом очертил землю и рухнул без сознания к ногам девушки. Изумленно сжав губы, стояла она над ним, не зная, что делать. Флетчер плеснул ему рукой в лицо холодной воды. Дегж вздохнул и быстро вскочил, ненавидя себя за мгновенную слабость. Растерянно улыбаясь, он вытер лицо. Загадочно кивнув Харите, Флетчер сказал: «До вечера», – вышел, сел на лошадь и поскакал домой, а Харита, заложив руки за спину и нахмурясь, стала ходить по двору взад и вперед. «С чужим горем, с несчастьем начинаем мы жить в этих стенах, – думала она. – Не было бы горя и нам. О, птицы, птицы! – взмолилась девушка, увидев пролетающих вверху белых чаек. – Скажите всем, чтобы никто не беспокоил, не трогал нас, так же как и мы не трогаем никого. Вклюйте это им в голову!»