Текст книги "Аргиш"

– Не ссы, Коля! Сейчас мы лагерь разобьём и все скопом тебя лечить кинемся. Мазями разными мазать будем. Финалгон – толстым слоем – это чудесно! И, говорят, ещё компрессы из свежей мочи помогают, – Виталик откровенно радовался возможности отыграться. – Я свою не пожалею. Для тебя, Коля, всегда пожалуйста!

– Да пошёл ты!

День пятый

Виталий шёл вдоль берега, выбирая место.

Широкий плёс – вода замерла, словно течения и нет. Узкая каменистая кромка берега и, кажется, глубоко – по крайней мере, дна не видно.

Из полупустого рюкзака достал спиннинг в чехле, катушку с леской и коробочку с блёснами. Разложил на камнях.

Солнце, тепло, вот только комары, мелькающие возле лица, раздражали. Но и к ним уже попривыкли.

Прицепил блесну, забросил метра на два – для пробы. Блесна плюхнулась – решил, что слишком большая и лёгкая, – заменил.

Прошёл ниже по течению, выбрал камень, чёрным горбом выпиравший из воды, встал на него, примерился – определил место, куда должна попасть блесна, взмахнул спиннингом. Блесна вошла в воду, словно гвоздь в податливое дерево, без всплеска. Чуть подождал, давая опуститься поглубже, и заработал катушкой – подтягивая.

Пять забросов. Десять. Сменил место. Ничего.

Он и не ждал быстрого результата. Рыба, конечно, здесь есть. Когда плыли, замечал несколько раз промельк тёмных тел в воде.

Дело было не в рыбе…

Сейчас он подсознательно чувствовал, как «кривая», которая подхватила их и понесла неведомо куда, начала «выполаживаться». Всё медленно приходило в норму – заканчивалась эта изматывающая гонка в неизвестность, отступали тревожные мысли о том, где же они всё-таки оказались? Всё устаканивалось, становилось на свои места, как и планировали, – река, сплав, костёр, палатки, рыбная ловля.

Забрасывал раз за разом блесну и боялся растерять ощущение нахлынувшего умиротворения. Солнце над головой, тепло, река у ног – что ещё надо?

Вадима заметил издали. Тот не спеша брёл по берегу, подбирал и рассматривал камни, промывал их в воде, отбрасывал в сторону. Вспомнил – Андрюха рассказывал – Вадим ходил в какой-то кружок при минералогическом музее.

– Привет!

– Привет. Что раскопал?

– Да ничего интересного. Песчаник. Он податливый, вот его река и размывает. Потому и каньон.

– Ясно. А что в лагере делается?

– Мужики с лодкой возятся. У тебя как? Наловил? Покажи.

– Нет тут ничего. Голяк. Сколько ни кидал – пусто.

Виталий продолжал лениво забрасывать. Вадим примостился на камне за спиной – сидел, смотрел, отгонял от лица комаров. Мешал.

Так хорошо было одному.

– Виталий, у тебя есть лишние крючок и леска?

– Есть, конечно. А зачем тебе?

– Я тут передачу по телику смотрел о том, как ловят на горных реках. Может, стоит попробовать?

– Ну давай… – Виталий скептически хмыкнул. – В рюкзаке – катушки с леской и крючки разные в чёрной круглой коробочке. Сам найдёшь?

– Ага.

Вадим возился долго. Ходил по берегу, что-то искал. Наконец подошёл. В руках длинный плоский камень. На него накручена леска. На конце – крючок свисает, цевьё обмотано красной толстой ниткой – короткие концы в разные стороны топорщатся.

– Это у тебя что?

– Мушку сделал. Там, в кино, мужик местный прямо у себя из свитера нитку вырывал и наматывал на крючок. Вот и я так же.

– Ну и как ты будешь этим ловить?

– На перекат идти надо. Вы пойдёте со мной?

– Пошли. Всё равно здесь ничего не ловится.

Перекат открылся за поворотом. Каньон распахнулся. Плоские глыбы камней, вылизанные потоком, вдоль берега. Посередине полуметровая ступень с выгибом. Вода перед ней разлилась широко и мелко. Течёт ровно, подходит и вдруг соскальзывает вниз, бурлит недовольно, белая пена – размазанным пятном – у подножья.

– А здесь, пожалуй, лодки опять на верёвках проводить придётся.

– Нет. Вон, вроде с того борта слив есть. Если нормально на него зайти, то проплывёшь. В крайнем случае, стоя в воде лодки придержим.

– Посмотрим… Ну давай, пробуй свою снасть.

Вадим встал выше переката. Болотники раскатаны – вода чуть ниже колен, бурлит возле ног.

Оглянулся на Виталия. Тот улыбается с берега, показывает большой палец.

Сбросил пару витков лески – легла мушка на воду, подхватило течением, заплясала красной точкой. Развернул камень с намотанной леской узкой длинной частью по потоку – пошла соскальзывать леска виток за витком. Понесло мушку – не тонет, держится на поверхности воды.

Вот и перекат – перевалила, исчезла в брызгах и молоке пены. Показалась чуть ниже, медленно поплыла по спокойной воде.

Всё. Вадим начал наматывать леску на камень.

Виталий сел, вытянул ноги и закрыл глаза, подставив лицо солнцу.

Хорошо! Сидеть бездумно… А Вадим всё-таки хорош! Вон какой вымахал – худой и плоский. На год моих девчонок старше? Стоит красиво – прямо ковбой. И река ведь красивая! Как-то в предыдущие дни об этом не думалось – тащи, греби, обносись. Ведь красиво до одури. Скалы эти… камни навороченные.

Вадим подтянул мушку, помял в пальцах, отжимая воду. Расправил концы, подул на них.

– Ты три раза плюнуть не забудь! – насмешливо крикнул Виталий.

Вадим аккуратно опустил мушку на воду. Побежала красной точкой к перекату. Нырнула.

Леска дёрнулась. Вадим непроизвольно сделал шаг вперёд. Поскользнулся на камне, присел, чтобы не упасть, вода залила болотник. Не почувствовал. Его не стало. Он превратился в руку, которая ощущает натянутость лески, каждый слабый рывок на её конце.

Осторожно, держа леску в натяг, пошёл к берегу. Надо было спуститься чуть ниже переката и только тогда выводить рыбу.

Виталий суетился рядом.

– Большая? Не сорвётся?

Вадим молчал.

Спустился по камням на метр ниже переката, выбрал мелкое место среди расступившихся камней, куда будет выводить рыбу.

Медленно выбирал леску. Шла натянутой, но легко.

И всё изменилось – в метре от ног вскипел бурун, образовавшийся бешеным изгибом спины рыбы, возникшим на поверхности. Почувствовала мелководье, почувствовала свою смерть. Рвалась! Не сдавалась.

Ещё подтянул, ещё…

Застыла рыба в воде у самых ног. Осталось плавным рывком выбросить на камни.

Медлил Вадим.

Такого видеть не доводилось.

Стояла в воде, растопырив плавники, еле заметно подрабатывая хвостом. Тело рыбы чуть изгибалось, словно пружина, которая накапливает энергию, чтобы затем взорваться бешеным всплеском. От растопыренных плавников до хвоста пробегали цветные сполохи размазанных бежевых тонов – розовый, зелёный, сиреневый.

Дёрнул Вадим. Вылетела рыба на камни. Забилась. Придавил Виталий сапогом.

– Хариус! Сантиметров сорок будет. Здоровый! Ну ты, Вадим, молодец!

Лежала рыба среди камней.

Исчезли цветные переливы.

Блёклая чешуя. Рот судорожно открывается – хватает воздух.

Вадим смотрел.

Исчезла красота рвущейся наружу энергии, движения, жизни. Выдернули из привычной среды – перебросили через границу – оказалась в ином мире, где существовать невозможно, где смерть.

А Виталий завидовал. Поглядывал на перекат, и так хотелось самому пустить мушку по воде, ощутить рывок лески, когда рыба возьмёт приманку, выводить к берегу, на миг почувствовав себя единым целым с рвущейся рыбой, – две силы на концах лески, два бешеных желания – поймать и вырваться.

Вадим словно почувствовал. Не спеша смотал разбросанную по камням леску, внимательно оглядел и расправил мушку.

– Теперь вы? – протянул Виталию.

– Да нет… Ты лови, лови. Я себе сейчас что-нибудь подобное сделаю.

– Я вниз по каньону хочу пройти. Посмотреть, что там дальше.

– Ну тогда ладно. Давай!

День набирал силу. Светило солнце. Застыли тяжёлые белые облака. Текла река, прорезая путь в плоскости тундры.

Время здесь определялось только сменой дня и ночи, пространство же оставалось неизменным. И неестественными, чужеродными казались палатки, поставленные на каменистом берегу, лодки, вытащенные из воды, дым от костра, уходящий вертикально в небо, и уж тем более люди, нарушавшие суетливыми передвижениями сонное оцепенение летнего дня и застывшего постоянства природы. Двое копошились возле палаток. Один – ниже по течению реки – стоял по колено в воде на перекате. И ещё один брёл по берегу неизвестно куда и зачем.

Вадим вернулся только под вечер. Андрей волновался и злился, но старался не показывать вида.

Виталий притащил трёх хариусов. Их пожарили и тут же съели, оставив одного, что поменьше, для Вадима. После каш и макарон свежая рыба показалась пищей богов. Виталий возбуждённо, уже в который раз, пересказывал, как Вадим с помощью самодельной мушки поймал первого, самого крупного.

В лагере царил беспорядок. Повсюду на расстеленных плащах и брезентовых чехлах от лодок сушились подмоченные крупы. Колька время от времени, согнувшись в три погибели, перебирал их, матеря себя за то, что поленился привязать рюкзак. На колышках, возле костра, сушились сапоги и постиранные вещи.

Солнце заваливалось к горизонту. Посвежело. Начался комариный вылет.

Надев телогрейки, сидели у костра, ждали, когда закипит вода в котелке, но на самом деле ждали Вадима, украдкой поглядывая на реку, стараясь разглядеть фигурку, бредущую вдоль берега.

Первым заметил Колька.

– Идёт вон…

– Андрюх, ты не ори на него сейчас, – попросил Виталий. – Какая-то ломка у него. Я чувствую.

– Да не буду я на него орать. Вернулся, и слава Богу.

– Ну и где тебя носило? – спросил Колька, когда Вадим подошёл.

– По берегу шёл, на реку смотрел.

Вадим стянул мокрые сапоги, пристроил возле костра. От голенищ повалил пар. Снял мокрые носки – ступни белые, вымоченные.

– Там в миске хариус жареный. Поешь. Сейчас я его подогрею, – Андрей пододвинул миску поближе к огню.

– Это не твой, – пояснил Виталий. – Твоего, здорового, мы уже съели. Колька, завари чай, пожалуйста. Вода закипела.

Ну рассказывай, что видел?

– Я, наверное, километров пять прошёл. Там уже всё другое. Река широкая и глубокая. Только одно место проблемное – это где мы с Виталием рыбу ловили. Дальше везде плыть можно. Ручьёв много впадает. Воды много. Каньон шире и другой какой-то… Стенки выше намного, трещины, блоки каменные. Есть места, где вдоль берега пешком не пройти, – стенки отвесные, чуть ли не под десять метров высотой. Красотища! Наверх приходилось выбираться. По верху обходить.

– Слушай, а с дровами как? Опять камень сплошной?

– В общем, камень. Но распадки, особенно по которым ручьи текут, деревьями заросли. С дровами особых проблем не будет. Надо только стоянку правильно выбирать.

– А рыба? – влез Виталий.

– Что рыба? – не понял Вадим.

– Ну… это… Рыбу не видел? Есть она?

– Виталик! Ты совсем на своей рыбе свихнулся. Уймись! Поймал двух карасей и уже переклинило, – возмутился Колька.

– Нет. Рыбу я не видал. Зато снег видел.

– Чего? Какой снег?

– Снежник там, среди скал. Я берегом шёл… Скалы здоровые, высоченные. И в одном месте – словно карман в них. Сложно объяснить, сами завтра увидите. Я думаю, зимой ветром снег надувает, и он там копится. Солнце в этот карман почти не попадает, вот он и лежит в тени всё лето.

– Интересно. Ладно… давайте в лагере приберёмся. – Андрей встал. – Крупы надо собрать и вещи, чтобы завтра утром не возиться. Ты, Вадим, – сиди. Мы сами.

Ночь – не ночь… белёсость какая-то. Сидели у костра, пили разбавленный спирт, запивая сладким чаем.

Словно по негласному уговору, не обсуждали, не строили предположений, что и как будет дальше. Казалось, живут только сегодняшним, ну и чуть-чуть завтрашним днём – собрать лагерь, погрузиться в лодки и вниз по реке – но всё равно каждый думал об этом, перебирал в голове варианты.

Андрей всё-таки не выдержал:

– Что мы головы, как страусы, в песок прячем? Понятно, что информации у нас никакой. Но одно мы с вами сейчас можем решить – как будем действовать? Напрягаемся и гребём вниз как можно быстрее или плывём спокойно, днёвки делаем, не суетимся? А дальше – будь что будет! Давайте решим.

– А что тут решать? – сразу же отозвался Колька. – Плывём как плывётся. Поспешаем не спеша, как говорится. Как-нибудь куда-нибудь да выберемся. Виталик вон… себя впервые свободным человеком почувствовал. Куда ему спешить? Ты тоже вроде особой нервозности не проявляешь. Вот если только Вадим?

– Я – как все, – Вадим отрешённо смотрел на огонь.

– Тогда давайте выпьем за то, чтобы у нас всё хорошо сложилось!

Стукнулись кружками. Запили чаем.

Вадим не пил. Так и сидел, не пошевелился.

– Эх! – выдохнул Колька. – Сейчас бы в баню! Попариться бы. Вот чего для полного счастья не хватает.

– А ты в речке помойся, – подсказал Виталий.

– Сам там мойся! Я сегодня попытался причиндалы помыть, так они чуть не отвалились. Вода – градусов шесть, наверное.

– Мне сегодня, когда на перекате стоял, дурная мысль в голову пришла, – задумчиво проговорил Виталий. – Я понимаю, что ахинея…

– Давай уж, не томи. Поделись откровением, – поторопил Колька.

– Смотрите. Жили мы… каждый из нас… какой-то своей жизнью – учились, работали, создавали семьи, растили детей. И так долгие годы. Определился свой собственный миропорядок. Вдруг – вертолёт, рискованная посадка в тумане – мы оказались в совершенно незнакомом месте. Больше того, мы даже не знаем, где находимся. И уж тем более не можем даже предполагать, что нас ждёт в ближайшем будущем.

– О чём – мысль-то? Пока ничего оригинального ты не изрёк. – Колька палкой подгребал угли поближе к чайнику.

– На что это похоже? – Виталий продолжал, не обращая внимания на Колькины подначки. – А похоже это на переход от одной привычной жизни, через смерть, к другой жизни – но уже загробной. И эта новая, так называемая загробная жизнь, совершенно неизведанна и непредсказуема. А что? По-моему, некая отдалённая аналогия присутствует.

– Ну ты даёшь! Вот бред-то! – хохотнул Колька.

– Подожди, Коль. Мысль, конечно, бредовая, но интересная по своей сути, – произнёс Андрей. – Ну… и если дальше следовать твоей аналогии, тогда – где мы сейчас? В аду? В раю?

– Нет, Андрюх, так прямолинейно нельзя. Я говорил лишь про внешнюю, весьма отдалённую схожесть событий. Ад и рай относятся к понятиям веры. Там всё намного глубже.

– Ты знаешь, – задумчиво начал Андрей, – мне кажется, что в религии существует какая-то путаница. Нет, я ни в коем случае не против морально-этической стороны религии. Учение Христа, заповеди, жизненный путь и смерть на кресте во имя ближнего – это великая идея!

Но… вот с адом и раем что-то напутано. Ад и рай – это не то, куда мы попадём, когда умрём. Мы уже сейчас существуем в этом запутанном клубке из двух жизненных нитей – ад и рай, – попеременно оказываясь то там, то там. И достаются нам по делам нашим – уже сейчас, в этой жизни – страдание или радость.

А загробный мир – если он есть, в чём я глубоко сомневаюсь – это за гранью нашего понимания, это совсем другое. То, что мы себе никогда и представить не сможем. Так что рай и ад – это на земле, и это то, что происходит с нами сейчас.

– Я с тобой спорить на эту тему не буду. Глупо, – Виталий пожал плечами. – Ты ощущаешь жизнь с этого ракурса, я немного с другого. Ну и что? Это не мешает нам сидеть рядом возле огня и пить разбавленный спирт из кружек. Нет смысла навязывать кому-то свои взгляды и уж тем более обращать в свою веру. Прошли те времена…

– Завязывайте вы с этой заумью! – не выдержал Колька. – Ахинею несёте спьяну оба.

Давайте выпьем! И чтобы нам как можно позже переступить ту грань, про которую говорил Андрюха. И ещё… помните, как говорил анархист из какого-то старого фильма – про Камо, кажется: вдруг мы окажемся там, где по земле будут ходить только свободные кони и люди? Мне бы хотелось…

Вадим уже давно не слушал, о чём говорят мужики. Сидел, смотрел на огонь. Его не трогают, и слава Богу.

Вдруг понял, что ему скучно. Нет, он не презирал этих взрослых людей с их заумными разговорами. Знал, что глупее их, неопытнее. Просто он был не такой, как они. Скучно ему было с ними. Это как на муравьёв смотреть – как ползают. Сначала интересно, а через минуту уже скучно.

Огонь завораживал. Жар багровым сполохом метался по углям. Смотрел не отрываясь. Чувствовал, что проваливается…

Он снова оказался там, на берегу реки. Бесшумно и мощно катилась вода. Нависали стены каньона.

Стоял внизу, ощущая затерянность и одиночество. Огромные скалы, изъеденные ветрами и морозами, вздымались вверх неровными уступами.

Снежник толстым языком вываливался из расщелины, образовавшейся в каменном массиве, и, расширяясь, сползал к воде. Не снег, а крупнозернистый фирн под ногами, почерневший от старости. И… пахнет холодом.

Почему он здесь? Он здесь не должен находиться.

– Алё! Вадим! О чём задумался? Пошли спать, – Виталий тряс его за плечо.

День шестой

– Отуром надо проходить.

– Чего? Каким ещё отуром? – Андрей злился. На ночь скоро надо становиться, а тут эта стена. Можно, конечно, не идти по основному сливу, а перетащить лодки по мелководью, но так не хотелось! Долго, нудно. Пропоремся же на камнях!

Целый день река несла, катились по воде. Много прошли и вот встали.

Утром, как только перевалили через перекат, где ловили рыбу, река словно с цепи сорвалась. Подхватила, понесла вдоль изломанных трещинами вертикальных стен каньона, в секунду промелькнул снежник, про который рассказывал Вадим, – рассмотреть-то толком не успели – и неожиданно вынесла на плоскотину.

Закончился каньон, остался позади, и река словно выдохнула – разлилась широко и ровно – потянулся многокилометровый плёс. Раскинулась тундра по обе стороны – пологие холмы, заросшие чапыжником, прорезанные распадками ручьёв. То тут, то там вдоль берега потянулись островки чахлых деревьев. И наконец-то привычная зелень стала радовать глаз – на мелководье заросли растений, с широкими листьями, чем-то отдалённо напоминающие листья лопухов.

Течение хоть и слабое, но грести не надо. Катятся лодочки по воде, подправляй ход вёслами время от времени. Солнце светит. Комара на воде нет. Плыви, берега рассматривай.

Так и плыли… но постепенно всё стало меняться. То один, то другой берег становился круче. Казалось, река заметалась, стала биться о них, подмывая.

Взметнулись вверх берега. Новый каньон! Совсем не похожий на предыдущий. И вода забурлила стоячей волной, понесла, закачала лодки.

Изменился ландшафт. Пошло чередование: с одного берега нависает многометровая стена, вся изрезанная вертикальными бороздами с каменной осыпью у основания; другой берег – пологий, зарос деревьями, которые можно уже назвать лесом. Кажется, бьётся река о вертикальную стену каньона, поворачивает, разгоняется и бьётся в противоположную. Так раз за разом, со злобой, с силой. Растут стены, отталкивают реку, не дают течь прямо.

Кипит волна бурунами. Вырастают стоячие валы – вот-вот плеснёт вода через борт – переваливает через них резинка, попадает в застойный котёл, который вспухает пузырём из глубины. Разворачивает лодку – приходится выгребать, ставить носом по течению.

И вот встали.

Обе лодки приткнулись к пологому берегу на мелководье. Вытащили наполовину из воды, на каменистую россыпь.

Впереди поток со всей мощи, почти под прямым углом, бился о скалу, ожесточённо вздымался бурунами, образуя кипящую ванну, и обиженно уносился прочь, покрытый клочьями пены. Гул стоял под обрывом – бесилась река от унижения, что не может преодолеть возникшую на пути преграду.

С ходу соваться в этот котёл было страшно. Смотрели…

– Точно бортом к скале прижмёт и перевернёт, – сказал Виталий. – Надо либо по мелководью лодки тащить, либо вообще разгружать и обноситься.

– Да. Здесь не выгребем, не успеем. Прижмёт точно, – согласился Колька.

– Я читал, – начал объяснять Вадим, – что если поток упирается прямо в скалу, то нужно подойти к ней так, чтобы, ударившись носом, лодку отбросило, и она бы пошла уже кормой вперёд по потоку.

– Интересно! Где это ты такое вычитал? Ну-ка нарисуй! – заинтересовался Колька.

– Смотрите, – Вадим мокрым пальцем начал рисовать на лодочном баллоне. – Надо подойти к стенке вот так, почти под прямым углом, тогда от удара лодку отбросит и развернёт кормой по течению. Здесь, конечно, надо будет подгрести, помочь лодке развернуться.

– А что? Интересно. Можно попробовать, – Колька с уважением смотрел на Вадима.

– Я бы не рисковал. Потеряем час на обносе, зато без приключений, – не согласился с ним Андрей. – Виталий, ты что скажешь?

– Я за то, чтобы попробовать пройти на лодках. Только надо вещи привязать и самим раздеться. Перевернёт – в ватнике и болотниках далеко не уплывёшь. Если хочешь, мы с Колькой первыми пойдём?

– Да при чём здесь, кто первый? Просто я считаю, риск не оправдан. На свою жопу приключения ищем. Ладно. Хотите плыть – поплыли!

– Эх! Вода-то холодная, мокрая! – запричитал Колька, стягивая сапоги. – Предлагаю поближе друг к другу идти, чтобы подстраховать было можно, если кто-то перевернётся.

– Ага! Одну лодку бортом прижмёт к скале, вторая в неё точно въедет. Вот весело будет!

– Не писай, Виталя! Всё будет хорошо!

Андрей с Вадимом отплыли первыми.

– Ну давай правь, теоретик, – скептически хмыкнул Андрей, уступая Вадиму место на вёслах.

Течение тут же подхватило лодку, понесло. Притормаживая вёслами, удерживали нос строго по течению.

Скорость нарастала. Закачало на стоячей волне. Впереди горбами вспухли валы.

Заплясала резинка. Нырнула носом под вал, стало разворачивать, заработали вёслами.

Накренило. Обдало Андрея волной, промок враз. Вода – в лодку. Выправили нос. Успели.

Скала приближалась. Поток гудел и шуршал одновременно.

Пять метров.

Водяная пыль в воздухе. Андрей подхватил весло, приготовился отпихнуться от скалы.

Вадим сделал два мощных гребка правым, загоняя воду под корму.

Лодку начало разворачивать, ставить поперёк потока, и в это время нос ударился о скалу.

Тряхнуло. Лодку отбросило на метр от скалы и развернуло кормой по течению.

Подхватило, понесло вдоль обрыва и вынесло на середину потока.

Проскочили!

– Смотри! – закричал Андрей.

Лодка ребят приближалась к скале.

Заваливалась на валах то одним, то другим бортом, черпала воду.

– Твою же мать! – выругался Вадим. – Они же под острым углом заходят. Куда? Надо под тупым! Не пройдут!

Лодка ударилась носом о скалу, проскребла по ней и припечаталась бортом.

Мужики засуетились, стараясь вёслами отпихнуться от скалы.

Не получалось.

– Пропихивайте вдоль! – кричал Андрей, словно его могли услышать.

Вдруг лодка сдвинулась, словно что-то её подтолкнуло снизу. Рывком продвинулась на метр вдоль скалы, черпанула бортом.

Колька не удержался, повалился спиной в воду.

От толчка лодка сдвинулась ещё на полметра.

Виталий, бросив вёсла, двумя руками упирался в стену, стараясь пропихнуть лодку.

Пошла, пошла потихоньку!

Колька держался за верёвку, протянутую вдоль бортов лодки, только голова из воды торчала.

Оторвался борт от стены. Образовался пенный просвет. Подхватило, понесло лодку вдоль.

Вынесло ближе к середине потока.

Заработал Виталий вёслами, стараясь подогнать лодку к противоположному пологому берегу.

Вадим с Андреем тоже погнали лодку к берегу. Пристали первыми.

Виталия пронесло метров на двадцать ниже.

Колька брёл по мелководью, оскальзываясь на камнях, вслед за лодкой.

– Весло упустил, – пожаловался, выбивая дробь зубами. – А вы лихо проскочили!

– Колька давно помыться хотел – вот случай и представился, – Виталий довольно улыбался.

– Чёрт с ним, с веслом! Главное, все живы! Очень замёрз? Вадим, спирт достань, – Андрей искренне радовался, что всё обошлось. – Сейчас мы тебя разотрём.

– Не… я лучше внутрь! Виталик, брось мне одежду. Ну дубак! – Кольку трясло.

– Может, костёр? – предложил Вадим, протягивая Кольке фляжку с разбавленным спиртом.

Андрей огляделся.

– Нет. Место для стоянки поганое. Ты как, Коль, ещё часок выдержишь?

– Я сейчас ещё чуток махну и песни петь буду. Пускай меня Виталя на лодочке катает – я пострадавший! Поплыли.

Лодки шли по реке друг за другом как привязанные. Колька и вправду попытался проорать какую-то песню, но вскоре затих.

Плавной лентой, изгибами прижимаясь к обрывистым берегам, кипя бурунами, река несла лодки быстро и ровно.

Пошёл ровный участок, и течение сразу стало слабее.

По левому берегу – лесок – деревца чахлые, низкорослые, но много. Лес, настоящий лес! По правому – обрыв, но небольшой, метра три, изъеден, размыт ручьями. Распадки полого уходят вверх, и открывается тундра, сливающаяся с горизонтом.

– Смотри! Кто это? – Вадим тронул Андрея за плечо. – Женщина!

Выбежала из леса.

По каменистому бечевнику к воде.

Зашла по колено, оступилась, чуть не упала.

Машет руками.

Андрей резким противоходом вёсел развернул лодку, погрёб к берегу.

На второй лодке заметили – следом.

Ткнулись одновременно носами, проскребли по камням чуть ниже того места, где в воде застыла женщина.

– Ненка, – шепнул Андрей Вадиму. – Лодку вытяни.

Стояла всё так же, по колено в воде, руки опустила – уже не машет, но и не подходит, словно опасается.

Молодая. Широкоскулая, загорелая.

Волосы чёрные, в пучок на затылке собраны.

Балахон – серо-коричневый, старый на ней, в заплатах белых, подпоясанный тонким чёрным ремешком, – длинный – подол в воде.

– Мадам! – проорал Колька. – Я счастлив приветствовать вас!

– Заткнись ты! – раздражённо посоветовал Виталий. – Не пугай её.

– Так она по-нашему, поди, не понимает? Туземцы. Сейчас будем на стекляшки меха выменивать!

Вадим заворожённо смотрел. Эта женщина, неожиданно выбежавшая из леса на берег и стоящая по колено в воде, изменила привычную реальность.

Театр. Сцена. Распахнулся занавес, открылся другой, загадочный мир, о существовании которого не догадывался.

Раздался собачий лай, заливистый, близкий. Оборвался.

Андрей не спеша шёл по мелкой гальке, по самой кромке берега, стараясь рассмотреть, что скрывается за деревьями.

Женщина вышла на берег и стояла, ожидая, когда подойдёт.

– Геологи? – первое, что спросила.

– Здравствуйте! Нет. Просто туристы.

– Туристам сюда не добраться, – произнесла задумчиво с недоверием.

– Так мы здесь случайно оказались. Хотели по одной реке сплавиться, а попали вот на эту. Как она называется, кстати?

Словно не слышала. Рассматривала Андрея, ребят, новые лодки, что уткнулись носами в берег в двадцати метрах ниже по течению.

И только сейчас Андрей разглядел, что совсем молодая, девчонка ещё, наверное…

– Лекарства есть?

– Смотря какие… – неопределённо ответил Андрей. – А что случилось?

– Деда… Умирает, – произнесла спокойно, как-то обыденно.

– Я врач. Где дед-то?

– Лежит, – махнула рукой в сторону леса.

Сама стоит, не двигается. Голову опустила, смотрит себе под ноги. Словно и не нужно ей ничего – ни лекарств, ни помощи, будто жалеет уже, что опрометчиво выбежала на берег, остановила лодки.

Как-то неопределённо стало вокруг. Пропала ясность и простота движения вниз по реке. Солнце уже по-особому высвечивало излучину, осыпавшуюся стенку каньона, что полого вздымалась на противоположном берегу. Лес – долгожданный, радовавший глаз своей ворвавшейся в каменистые распадки зеленью, – стал загадочно-тревожным.

Снова залаяла собака.

– Ну что? Пойдём посмотрим твоего деда? Веди.

Женщина повернулась, пошла в сторону леса.

Андрей крикнул:

– Колька, Вадим – вы оставайтесь у лодок. Виталий, давай со мной! – И направился следом.

Тропинка обозначилась сорванным с камней беломошником, который пепельно-серым ковром затапливал пространство между деревьями.

Прошли заросли ивняка и оказались на небольшой поляне, обрамлённой чахлыми ёлками и берёзами, по северному узловатыми и скрюченными. С краю поляны открывался прогал – было видно реку – вырывалась из-под нависающего берега, бурлила, сверкала волной на солнце, неслась куда-то.

На поляне стоял чум, покрытый то ли брезентом, то ли старыми, посеревшими от времени шкурами. Небольшой, метра четыре в диаметре, пучок кольев тычется в небо.

Деревянные нарты – высокие, вытянутые, распорки под наклоном – красивые, для бега созданы. Ещё одни – перевёрнуты – на них, как на вешалке, сушатся шкуры. Вон кучей оленьи рога, какие-то тряпки…

В стороне, между деревьями, верёвка натянута – сети висят серой скомканной паутиной. Вон ещё верёвка – на ней – шматы оленины кирпично-красные, обветренные, в глубоких порезах.

Кострище потухшее, угли подёрнуты серым пеплом, только с краю дымок еле-еле… Вокруг вытоптано, до земли, до камня.

Две собаки – лайки – чёрные с белым – словно из одного помёта. Одна – распласталась животом по земле, положив голову на передние лапы, а задние смешно вытянуты, и нет ей дела до пришедших. Другая – сидит рядом, подёргивает мелко ухом, смотрит настороженно.

Дед лежал на спине, на подстеленной шкуре, возле чума.

Издали казалось – груда тряпья.

Грязно-серая малица, мехом внутрь, бесформенная, широкая и длинная, как ночная рубаха. Голову закрывает капюшон – вот он – мехом наружу. Только седая бородка видна, задралась к небу.

И неестественной здесь, цветной змейкой – жёлто-красная тесьма, пущенная по подолу малицы. Ярко так, радостно!

Андрей встал на колени. Оттянул веко, пощупал пульс.

– Давно без сознания?

– Утром упал. Собакам корм резал, са́ма. Но сначала ещё говорил. Сказал, полежит и встанет.

– А почему не в чуме? Сил не хватило занести?

– Он «Нет» сказал. Сказал: «Здесь лежать буду». Потом попробовал встать. Не получилось, упал лицом в землю. Мычал. Рукой скрёб.

Я не трогала. Только шкуру постелила и перевернула на спину. Не говорил больше. Хотела в чум тащить. Вы плывёте…

– Ясно. Значит, так… Виталий, дуй на берег, скажи ребятам, пусть посмотрят место для лагеря и разгружаются. А мне принеси ящик с лекарствами. Знаешь, где лежит?

Виталий кивнул.

– Только проверь, чтобы стетоскоп и тонометр там были. А то вдруг куда переложили.

– Может, ночевать сюда придёте? – произнесла неуверенно, словно сомневалась. – На берегу – камни. Плохо.

Андрей оглядел поляну.

– Можно и здесь. На том краю палатки поставим. Кострище есть, дрова тоже.

– Скажи ребятам, – обратился к Виталию, – пусть вещи сюда тащат. А ты – за лекарствами. Только предупреди, чтобы ко мне пока не лезли, не мешали.

Да! И ещё. Надо лодки подальше на берег вытащить, под деревья, чтобы с реки не видны были.

Виталий ушёл.

Они остались вдвоём. Молчали.

Изменилось… Люди…

Бросали лодки на берегу, и в мыслях не было укрыть. А сейчас – автоматически, изнутри – убрать, спрятать.

Андрей сидел на корточках перед лежащим на земле телом. Она стояла рядом.

Смачно, с повизгиванием зевнула собака.

– Умрёт? Сердце?

– Да нет… Это, похоже, инсульт. Кровоизлияние в мозг, и, по-моему, обширное. Вы здесь вдвоём? Больше взрослых нет?

– Нет. Я и деда.

– А стойбище? Или что там у вас? Ну… где люди…

– Далеко. Неделю на оленях надо…

– Зовут-то тебя как?

– Вера. По-вашему.

– Меня Андрей или дядя Андрей, как больше нравится.

Давай мы с тобой, Вера, ему рубаху вверх поднимем. Послушать его надо. Только очень осторожно! Не надо шевелить сейчас.