Текст книги "Человек отовсюду"

Глава 8

Ночная чернота прыгнула мне в лицо. Две маленькие луны сияли в полной фазе, но, слабосильные, не могли забить колючий звездный свет. Одна из лун вдруг погасла, заслоненная каким-то телом; я отметил это механически, не собираясь из-за такой малости вносить изменения в план операции. На ста метрах высоты я перевел катер в горизонтальный полет, затем снизился до тридцати. Все дело не должно было занять и пяти минут.

Вилли назвал меня нахалом… Ну что ж, я нахал. Даже наглец. Тем лучше. Еще на Земле, изучив материалы, я пришел к выводу: лучшая тактика на Китигае с его трудолюбивым и добропорядочным населением – наглость. Здесь, на месте, я окончательно уверился в этом.

Но не ошибся ли я? Нет ли у Вилли намерения подставить меня уже на этом этапе?

А вот сейчас мы это и увидим…

Маршевый двигатель не ревел, а свистел негромко. Хороший был двигатель, мощный, но не кричащий на весь белый свет о своей замечательной тяге. Я мчался над игрушечными усадьбами с игрушечной растительностью, потом над участками мертвой земли, потом снова над усадьбами… Я и с закрытыми глазами не сбился бы с направления. Все-таки мои мальчишеские блуждания в буше и джунглях Тверди научили меня ориентироваться где угодно, а партизанское прошлое только закрепило этот полезный навык. К тому же сияние огней над привратной территорией было видно издалека. Ночью Врата действовали точно так же, как днем, только в это время суток через них шли главным образом грузы, а не пассажиры. Ну и прекрасно. Никого я не убивал без нужды и не собирался открывать счет ненужным жертвам.

Система охрана Врат – это не только вооруженные охранники. Это проволока, следящие лучи и наверняка какие-нибудь убойные штуки, включающиеся автоматически, – лучеметы или летаргаторы. По периметру, но не сверху. А как иначе? К чему перекрывать небо над головой, если на планете нет терроризма и нет транспортных средств, способных ринуться на Врата с небес и уцелеть при этом? Любой антиграв-катер или вертолет мог преодолеть автоматическую систему защиты Врат, просто опустившись на охраняемую территорию сверху, – но тут в дело вступили бы охранники.

Все просто, логично и эффективно, если не задумываться о том, что некий злоумышленник может отключить «защиту от дурака» и рискнет свернуть себе шею, решившись на безумный с виду маневр. Но в том-то и штука, что у исключительно дисциплинированной и трудолюбивой нации, не особенно менявшейся на протяжении двух тысяч лет, готовые схемы в голове. В целом они хорошие ребята и нравятся мне, но в области мышления иногда смахивают на роботов…

Как обычно, Врата поглощали целую вереницу платформ с каким-то грузом – наверняка сырьем, как в любой колонии. Если бы мне не было хорошо известно, с какой дотошностью трудолюбивые и неподкупные таможенники Китигая производят досмотр, я, конечно, постарался бы вывезти Петрова на одной из таких платформ вместе с грузом местного экспорта. Не от хорошей жизни я нахал… и циркач.

Вся прилегающая территория была хорошо освещена. Я сделал широкий круг, держась на расстоянии от охраняемого периметра и присматриваясь к дистанциям между платформами. Нахальство, сказал Вилли? Если бы так. Одного нахальства было мало, требовался точнейший расчет. Вилли следовало бы понять, что я совсем не горю желанием разбиться в лепешку.

Пора?..

Мышцы сработали сами. Пора.

«Как-то там Петров в багажнике?» – подумал я, делая высокую «горку» над охраняемой территорией. Перегрузка вдавила меня в кресло, а моему пленнику сейчас предстояло пережить не самые лучшие для целостности костей моменты. Достаточно ли я набросал ему тряпья? Вилли не похвалит меня за искалеченного клиента.

Я не стал смотреть, отвалились ли обтекатели антенн. Должны были отвалиться, когда я полез свечкой в небо. Если нет – они отвалялся сейчас. Ну…

Прочертив небо, метнулся ко мне луч прожектора. Поздно. Ничего уже они не успеют. Не ослепили бы меня только, гробанусь ведь…

Перевернув машину на спину, я бросил ее вниз, молясь о том, чтобы кувыркающийся в багажнике Петров не переломал себе что-нибудь ценное. Площадка перед Вратами, освещенная резким электрическим светом, устремилась прямо мне в лицо.

Во Врата как раз вползала очередная платформа. Вряд ли кто-нибудь мог остановить ее движение – передняя часть платформы с кабиной и водителем была уже на Земле.

Только бы те, внизу, не догадались заблокировать Врата следующей платформой…

Мои опасения были неосновательными. Растерявшийся диспетчер скорее остановил бы всю цепочку платформ, нежели сообразил бы подать головную платформу вперед.

«Ну же! – подбодрил я себя. – Покажи, чему ты научился на Тверди!»

Толика алкоголя в крови? Чепуха. Так даже лучше. Алкоголь отлично снимает нервный тремор.

Только бы какой-нибудь дурак не выскочил прямо перед Вратами…

Пора! Я до отказа взял штурвал на себя. Перегрузка вышла что надо, но способности видеть я не потерял. На какой-то миг мне показалось, что сейчас я вдребезги разобьюсь о бетон, затем померещилось, что я обязательно снесу кабину медленно подползающей к Вратам очередной платформы, но то шалило подсознание. Маневр, правда, вышел далеко не идеальным, но все же в пределах допуска. Теперь реверс! Двигатель обиженно взвыл, управляемость стала хуже, но я уже летел горизонтально точно во Врата… ну почти точно… впишусь ли?

Два метра – диаметр Врат. Около полутора метров – мои поперечные габариты. Если я на этой скорости задену стенку «бублика», гиперканал автоматически схлопнется во избежание куда более тяжких последствий. Он сделает это мгновенно, располовинив мой катер надвое. Вероятно, и меня заодно с ним. Или Петрова.

А если это произойдет с антиграв-генератором, то дело может кончиться хорошим взрывом.

Все эти дельные мысли посетили меня еще до начала путешествия на Китигай; на борту «Бриллианта» я еще раз как следует обмозговал риски. Теперь же я ни о чем не думал, кроме одного: на хорошей скорости вписаться во Врата. На самом деле это было не труднее, чем с первой попытки вдеть нитку в иголку. Пусть ушко «иглы» невелико, но ведь и я не верблюд! Либо у меня получится, либо, как говорил Фигаро, ищите себе кого-нибудь более юркого. Ерунда, у меня получится! Уже получается!..

Перед самыми Вратами я уперся ногами в переднюю панель и врубил реверс на полную мощность – маршевый двигатель протестующе взвыл, но не захлебнулся. Катер слегка повело вбок, и если бы Врата находились на двадцать шагов дальше, я бы непременно задел о габарит корпусом. Однако обошлось. Везение? Пожалуй, да, но не голое везение. Чаще всего везет тем, кто хорошо подготовлен.

И уже во Вратах я взял штурвал чуть на себя – мне нужно было, гася скорость, разминуться с предыдущей платформой, ползущей по туннелю, а сделать это я мог, только пройдя поверх нее…

Вилли наклеивал на меня пластыри.

– Больно?

– Угу.

– Терпи. Я бы тебе еще не так врезал.

– Догадываюсь…

– Не дергайся. Подумаешь, трагедия – побили слегка. Тебя что, никогда не обрабатывали в полицейском участке на твоей Тверди?

– Обошлось.

– Паинькой был, что ли?

– Я бы не сказал. Просто повезло. Так, как у нас на Тверди бьют, в метрополии не умеют. Вырождается здесь полиция… Уй!

– Терпи.

– А я что делаю?

– Болтаешь. Вот когда закончу – поговорим.

– Обязательно, Кстати, а пораньше вытащить ты меня не мог?

– Соскучился, что ли? – съязвил Вилли.

– Мне скучать не давали…

– А ментоскопия?

– Потом, конечно, применили бы и ее, но начали с традиционных мер воздействия. Отвели душу. Ковали, пока горячо, следак аж вспотел. Двадцать часов непрерывного допроса.

– Могло быть хуже… Ну вот, готово. Экий ты красавчик… Вон там зеркало, полюбуйся.

Из зеркала на меня глядел опухший тип с такой физиономией, будто он неделю беспробудно пил, а потом упал лицом в движущиеся шестерни. Оба глаза почти закрылись. Правое ухо распухло, на левом красовался огромный пластырь, но кончик ушной раковины все-таки торчал из-под него, приятно намекая на то, что ухо по крайней мере не оторвано. Осматривать торс я не стал – и без того было ясно, что там синяк на синяке, а чем меньше возни с одеждой, тем меньше боли. Но ребра и внутренние органы были вроде целы – полицейские знали свое дело, зря я наговорил на них.

Значит, дня через три буду почти как новенький. Что случилось, то уже случилось. Зато я приобрел полезный опыт: узнал на практике, как обращается земная полиция с полоумными циркачами, влетающими во Врата на катере.

– По правде говоря, я думал, что ты лучше организуешь встречу, – сказал я.

Вилли фыркнул.

– А зачем ты форсировал операцию? Я был убежден, что у меня в запасе еще минимум сутки, а скорее, двое-трое.

– Я выполнял задание. В его условия входило, что Петров должен быть вывезен с Китигая как можно раньше.

– Я знал, что ты нахал, но не знал, что до такой степени, – сказал Вилли. – Ты хоть примерно представляешь, сколько тебе светит по суду?

– Раз ты меня вытащил, значит, нисколько, – ухмыльнулся я.

– При хорошем адвокате – лет десять-двенадцать. Прокурор устанет перечислять, сколько раз ты преступил закон. За одно только нарушение привратного права тебя уже могли бы не выпустить под залог. Далее: похищение человека, сокрытие личности, порча имущества, нарушение воздушного права, создание опасности для жизни двух и более лиц… Умник. Не воображай, что освободить тебя было так легко. Наша контора далеко не всесильна, а я тем более. Знаешь, чью санкцию мне пришлось получить на эту операцию? А чего стоило заставить полицию закрыть глаза на инцидент, ты знаешь?.. Лучше тебе не знать. Кстати, еще не поздно все переиграть, так что будь любезен вести себя культурно.

– Убедил, – сказал я. – Кратко и по существу. Я почему-то думал, что ты мне дашь почувствовать это более тонко.

– Что – это? – процедил Вилли. – Что ты нахальная деревенщина?

– Нет, что я теперь у тебя на крючке, можно вываживать рыбку. Чуть взбрыкну – отправлюсь за решетку и буду сидеть, пока не достигну просветления. Убрать агента – тут обычно санкция нужна, а посадить меня ты, наверное, сможешь и без санкции? Кто мне поверит, что я выполнял твое задание? Освободил раба, ха-ха. Сказки. Либо тюрьма, либо психушка. Убежденность в существовании рабства на Китигае – это какая патология, паранойя или шизофрения? Словом, я на крючке. Одно только: я с самого начала понимал, что это неизбежно.

– С начала чего? – буркнул Вилли.

– С начала операции. С подготовительной фазы. Еще тогда, на Самосе, я был почти убежден, что Петров не раб, а самый заурядный человек, обыкновенный служащий в уважаемой фирме. На Китигае убедился окончательно. Можно, конечно, утверждать, что наемный работник в принципе не свободен, но это уже софистика. Формально, да и по сути, ты поручил мне операцию по похищению свободного человека, а я ее выполнил, зная, в чем ее смысл. И пошел я на это сознательно. Кстати, что с Петровым, жив?

– Отделался легким сотрясением и синяками, – проговорил Вилли. – Уже отправлен на родину.

– Я рад. Было бы жаль искалечить человека ни за что ни про что.

Вилли достал бутылку и разлил глисс по бокалам. Кивнул в сторону свободного кресла.

– Хватит любоваться на себя, красавец. Выпей немного, помогает.

– Спасибо, не хочу.

– Твое дело. – Он отпил немного, почмокал. – Прекрасный глисс, один из лучших на Прииске. Точно не хочешь?.. Ладно, твое дело.

Вольно откинувшись на спинку кресла, он смаковал глисс, закатывал глаза и был сейчас так же опасен, как минуту назад, когда выпускал пар в моем направлении. Может быть, сейчас еще опаснее.

– Следовательно, ты убежден, что вся операция была задумана мною с целью скомпрометировать тебя в глазах закона, – сказал он, поставив на столик пустой бокал. – Верно я тебя понял?

– Во всяком случае, такова была одна из целей, – осторожно ответил я.

– И какова же вторая?

– Это тривиально. Проверка способности агента действовать самостоятельно. У меня ведь не было практических занятий.

– У тебя они были, – пробурчал Вилли. – И еще будут, не сомневайся. Это все, что ты имеешь сказать?

– По делу – да, – ответил я, подумав секунду.

– Почему ты форсировал проведение операции? Кто тебя гнал?

– Во-первых, ты…

– Я всего лишь установил крайний срок, – перебил меня Вилли. – Ты мог не слишком торопиться, однако предпочел решить дело наскоком. Почему?

– Потому что на следующий день начинался уик-энд, – объяснил я. – Объект мог уехать в неизвестном направлении или, напротив, просидеть три дня дома, не высовывая носа за пределы своей усадьбы. Мне не улыбалось брать ее штурмом. У Петрова могла оказаться подруга, что осложнило бы дело. Весьма вероятно, в своей усадьбе он держал прислугу, что тоже не упростило бы операцию. Далее, я был почти убежден в том, что вечером накануне уик-энда объект будет допоздна находиться в харчевне «Дайкобуцу», вероятно, в компании сослуживцев. Это старая японская традиция. Удобный случай. Тянуть было неразумно еще и потому, что я обращал на себя внимание: не ездил с круизной толпой по туристическим объектам, мотался туда-сюда сам, присматривался, взял напрокат катер… Если бы меня не взяли на заметку максимум на второй день, значит, местная контрразведка никуда не годится, да и полиция тоже.

Вилли кивнул.

– Они, между прочим, действительно никуда не годятся. Ты не мог этого знать, следовательно, действовал в целом правильно. По-партизански, правда. Решил, что учеба учебой, а старые навыки надежнее? Ну а если бы ты угробился, тогда что? Убил бы себя да еще ни в чем не повинного человека в придачу. Допускаю, что не одного, а нескольких. Вот что меня беспокоит: ты случайно не адреналиновый наркоман?

– Вроде не замечал этого за собой…

– И не заметишь. Такие вещи только со стороны разглядеть можно. – Вилли налил себе еще. – Может, все-таки составишь компанию? Задание было учебным, тут ты прав. Оценка: удовлетворительно. И насчет крючка – ты ведь сам его проглотил, помни.

– Не забуду.

Я поколебался и взял бокал. Глисс был превосходным. Я еще не научился разбираться в его марках, но был уверен, что мне пришелся бы по вкусу даже самый дешевый сорт этого напитка. Хорошая планета Прииск, жаль только, что для немногих.

Хотя, наверное, как раз поэтому и хорошая…

– Больше ты мне ничего не хочешь сказать? – спросил Вилли.

– Замечетельный глисс, – сказал я, причмокнув.

– А еще?

– Можно и еще. Налей мне, если не трудно.

Вилли хмыкнул и налил.

– Я не о том.

Дураку было понятно, что он не о том. Эхо-слизень догадался бы, а уж более тупой твари я не встречал. Еще в полиции, в паузе между задержанием и допросом, я задумался: что же я видел на Китигае, когда рванул в небо с Петровым в багажнике? Что за темный объект внезапно возник в небе, скрыв от меня одну из лун? Облачко? Ни в коем случае. Какой-нибудь местный летательный аппарат? Тоже нет. Даже на Земле нет совершенно бесшумных летательных аппаратов, а в колониях и подавно. Разумеется, в полете я не услышал бы работу чужих двигателей, но на земле – услышал бы, а разница во времени не превышала нескольких секунд. Проще говоря, достаточно медлительному воздушному судну просто неоткуда было взяться. Разве что воздушный шар… Я понятия не имел, распространено ли на Китигае увлечение древними видами воздухоплавания, однако мог без труда предположить: ни один нормальный человек не стартует на шаре ночью. Два безумца, случайно оказавшиеся поблизости друг от друга как раз в момент совершения безумства, – это перебор. Теоретически – возможно, пусть и с ничтожной вероятностью. Практически – никто в это не поверит.

Вот и я не поверил.

Вдобавок кому придет в голову выкрасить шар в матовый черный цвет? Будь он выкрашен иначе, я, по всей вероятности, заметил бы его в свете второй луны и горящих перед входом в «Дайкобуцу» фонарей.

Метод исключения не всегда хорош, но в данном случае он сработал идеально. Черный корабль. Я опять видел черный корабль. Везет мне на них.

Еще в камере я напрягал память, пытаясь вспомнить, часто ли отмечались появления черных кораблей на Китигае, и вспомнил. Очень редко. Два подтвержденных случая за все время существования колонии плюс несколько случаев неподтвержденных. Среди колонистов даже не возникло психоза, при котором сообщения о черных кораблях сыплются как из рога изобилия, потому что люди видят то, чего нет. Всякий втайне мечтает прикоснуться к чуду. От этого развиваются галлюцинации и происходят чудеса самовнушения.

Почему именно мне везет на черные корабли? Везение – странная вещь. Оно любит тех, кто на него никак не рассчитывает. Полоща в речке белье, крестьянка находит крупный алмаз, причем в местности, уже обследованной геологами и признанной бесперспективной. Озверевшие от жадности и непосильного труда золотоискатели целый год моют песок и намывают, только чтобы не помереть с голоду до следующего сезона, а какой-нибудь разгильдяй-турист находит поблизости золотой самородок размером с лошадиную голову. Один всю жизнь покупает лотерейные билеты, вопреки статистике веря в удачу, и не выигрывает ничего, а другой, абсолютно не веря в успех, раз в жизни берет билет ради смеха – и становится обладателем главного выигрыша. Никак это не просчитаешь. Вот я – везучий, но разве я знаю почему?

Однако факт есть факт: дважды Вилли отправлял меня на иные планеты, и дважды я видел там черные корабли. О чем это может говорить?

О многом. Но едва я начал нанизывать на цепочку логические выводы, как отпущенное мне время кончилось – два здоровенных лба вломились в мою одиночную камеру и потащили меня на допрос. Они были очень плохо воспитаны, да и следователь тоже, так что во время допроса мне не удалось подумать о черных кораблях, а в моей везучести я здорово усомнился.

Значит, опять играй экспромтом и доверься чутью. Ох…

– Ты видел черный корабль? – прямо спросил Вилли, глядя на меня в упор.

– Когда? – простодушно хлопая глазами, спросил я.

– На Китигае. Попытайся вспомнить.

Я наморщил лоб, насколько позволили пластыри.

– Э-э… нет. Точно, нет. Там небо чистое, видно далеко. Я бы заметил, если бы только смотрел в ту сторону.

– А…

– А ночью темно.

– Я не о том, – хмыкнул Вилли. – Есть сообщение: примерно там, где был ты, и в то же самое время на Китигае видели черный корабль.

– Нельзя ли поточнее? Когда именно?

– Позавчера. Поздним вечером. Как раз когда ты прорывался во Врата или, возможно, чуть раньше.

Я только развел руками.

– Я не видел. Не знаю, чье это было сообщение. Может, с перепоя кому-то померещилось. Вообще-то я занимался там Петровым, а он вовсе не черный и на корабль не похож…

– Ладно, – с виду легко согласился Вилли. – Не видел, значит, не видел. А на Архее – тоже не видел?

– Там был туман, – напомнил я. – Я в нем подштанники свои высматривал, а не черные корабли.

Вилли неспешно сделал глоток из бокала. Почмокал, закатил глаза.

– Но ведь ты докладывал, что поднялся выше уровня тумана…

– Верно.

– И даже там не заметил ничего интересного?

– Заметил бы – доложил.

Я ощутил частые удары сердца, пульс отдавал в висок. К чему клонит Вилли? Это проверка? Мне подставили муляжи черных кораблей – уж не знаю, как их сфабриковали, – и проверяют меня на лояльность? Если так, то я не прошел проверку и меня не ждет ничего хорошего. Ха! Да разве я боюсь смерти? Боли – да, боюсь, а смерти – нет. Я много чего повидал. Нет в мире ничего такого, за что стоило бы держаться руками, ногами и зубами, а уж я-то для этого мира – атом ничтожный. Сдохну – никто и не заметит. А сердце колотится… Вспотеть еще не хватало. Организм почуял опасность, гонит гормоны в кровь. Примитивная он в общем система, и глупые его инстинкты мы сейчас подавим…

Жаль только, что одного я в моей жизни не выяснил: есть ли смысл в нашем шевелении, а если да, то какой? Скорее всего, конечно, нет его. Прыгают людишки с планеты на планету как блохи, прочесывают незнакомые миры, а потом начинают их причесывать, адаптируя под себя. А кое-где адаптируют себя под мир. Для кого-то принципиальная разница – для меня нет. Зачем все это? Предположим, каждая тварь хочет жить и преуспеть, но человеку как-то стыдно равняться с тварью… Или в самый раз? Опять-таки поступки отдельного человека могут быть разумными, но действия стай, племен, стран, народов – уже вряд ли. Всего человечества – тем более. На что ему эти планеты – чтобы слаще елось и пилось, да не везде, а лишь в немногих местах? Хватило дерзости расселиться по Галактике, а чего ради? Чтобы подлецы по-прежнему верховодили толпами дурачья? Чтобы, продвинувшись на ничтожный шажок, бить себя в гулкую грудь: вот, мол, мы какие! Везде воткнем свой флаг, все перевернем-переделаем! И внешними победами успешно замаскируем свой страх перед задачей переделать самих себя хоть чуточку… Можем ведь. Задача решаемая. Но не решимся: страшно. Будем вечно делать вид, что никому это не нужно, воспевать человека таким, каков он есть, и ставить перед собой текущие цели, вместо того чтобы задуматься о смысле…

Умереть, ничего не узнав и не поняв, – вот что досадно. А если он все-таки есть, высший смысл, тогда что? Прикажете уверовать в загробную жизнь, чтобы там, имея перед собой вечность, неспешно во всем разобраться и ответить себе на все вопросы, не дергаясь насчет этого при жизни?

Не верю я в посмертное существование, вот в чем моя проблема. Помру – превращусь в химические элементы, которым еще предстоит долгая и по-своему интересная история, но меня-то не будет! Человек, как давно известно, информационная система, а информация, как было доказано еще раньше, не подчиняется законам сохранения.

Если нет никакого высшего смысла, тогда еще ладно. Но если он существует, то помирать, не поняв его, все-таки немного обидно.

Именно немного – потому что я тоже всего-навсего человек. Не высшее существо. Высших я не встречал.

Словом, я успешно подавил древние инстинкты и не вспотел. А Вилли не спешил нанести удар. Вертел в руке бокал с остатками глисса на донышке и выглядел так, будто решал задачу: сразу налить еще или сперва допить эти остатки?

– Варлам Гергай послал тебя на Прииск, резонно предполагая, что разведка метрополии проявит к тебе интерес и попытается завербовать, – заговорил он наконец. – Тут он не ошибся. В дальнейшем он рассчитывал на твою работу в качестве двойного агента. Как минимум ты должен был держать его в курсе работ по «темпо». Как максимум – включиться в программу «Клякса» – это очень серьезное направление работы земной разведки, чтоб ты знал, – и попытаться добыть сведения, жизненно важные для Тверди, а точнее, для Варлама Гергая. Сделай любезность, не перебивай… Ты сейчас начнешь убеждать меня в чем-то, а я не люблю, когда мне врут, водится за мной, представь себе, такая странность… Короче говоря, если бы твоему отцу удалось вступить в контакт с цивилизацией, породившей черные корабли, и притом сделать это раньше землян, его счастью не было бы предела. Я прав?

Что я мог ему ответить?

– Почему ты молчишь? – спросил Вилли. – Ты ведь этого не хочешь. Ты же не веришь в то, что твой отец сумеет разумно распорядиться свалившимся с неба могуществом. Это страшная сила. Ты уже и сам сделал вывод, что только цивилизация, породившая черные корабли, могла уничтожить Марцию. Больше просто некому. К такому могуществу нельзя подпускать ни отдельного человека, ни отдельное правительство, ни даже все человечество чохом. Почему же, позволь спросить, ты не доложил мне о том, что за последнее время дважды – на Архее и на Китигае – видел черные корабли? Именно поэтому?

– Я их не видел, – упрямо повторил я.

– Ты их видел. На Китигае, возможно, и нет, хотя я думаю, что да, а на Архее – видел однозначно. Запирательство бесполезно, как говорят в таких случаях. Можешь говорить, это помещение не прослушивается, и я не записываю наш разговор… Молчишь? Ладно, молчи. Скажу я. Я знаю, что ты точно видел черный корабль в небе Археи, потому что я видел в тот момент тебя. Мне нравится, что ты спокоен… Не надо дергаться. С твоей стороны наивно было бы думать, что за тобой не наблюдали. Я и наблюдал, после чего послал моему руководству, санкционировавшему твое испытание, подробный отчет. Там все шито-крыто. О том, что на Архее появлялся черный корабль, и о том, что ты его видел, знают только два человека: ты и я. Мне даже известно, какие слова ты говорил в тот момент. Воспроизвести? Вижу, не надо…

Предательская капелька пота все-таки поползла по моему лбу, и я не был уверен, что мой голос прозвучал спокойно:

– Чего ты хочешь?

Вилли поманил меня пальцем.

– Знаешь, почему я так хорошо информирован? Я сидел в том черном корабле. И на Архее, и на Китигае.

Помолчав немного, чтобы до меня лучше дошло, он добавил:

– Я управлял им.