Текст книги "Челноки. Роман"

 
Эх, пить будем, гулять будем!
А смерть придет, помирать будем!
 

Настя прыснула в кулак, и оглянулась по сторонам. Посетители, что были в кафе, не обращали на них никакого внимания, но она строго сказала:

– Валера… все же смотрят…

Он взял бутылку и наполнил бокалы. Настя пригубила, а Валера сразу осушил свой бокал. Глаза у него радостно заблестели.

– Перед тем как к тебе ехать, Милок Зиньков – твой сосед, – всей деревне спать не давал. Ночью ему привязали к окну нитку с грузом, постучали. Стекло вдребезги. Милок с фонарём из дому выскочил, давай по деревне гоняться, в окна светить. Разыскивать, кто ему спать не давал.

– Нашёл?

– Да куды там… Они, как караси – в тину ушли.

– А кто же постукалку ставил?

– Да Витёк Афонин – наверняка.

– Вот сорвиголова. Попадёт ему когда-нибудь, – вздохнув, с сожалением проговорила Настя.

– Зиньков с матерью в Москву собирается. У него старший брат нашёлси. Тетя Варя до войны замужем была, жила в Карелии, а война всю семью разбросала. Муж погиб. Столько лет прошло и, вот старший сын нашёлси, он с отцом оставался, когда она эвакуировалась. Но она старенькая, себя то еле-еле помнит. Счастье и несчастье – всё рядом, – зафилософствовал Валера

– Счастья больше, – возразила Настя. – Деревню только жалко, раньше столько народу жило. А теперь?

– От нас всё зависит, – уверенно бросил Валера. Он помолчал и неожиданно спросил: – Настя, как ты смотришь на то, чтобы стать моей женой?

Не удивившись его вопросу, она радостно улыбнулась и, дурачась, ответила вопросом:

– Вы делаете мне официальное предложение?

Валерий хмуро проронил:

– Настя. Я говорю вполне серьезно.

Она задумалась и, отводя глаза, сказала:

– Спасибо, Валера. Но мне надо сначала окончить институт. Ты же знаешь, мама хочет, чтобы мы жили в городе.

Он удивлённо посмотрел на неё.

– Что я буду делать в твоём городе? Мама хочет… Чего хочешь ты?

– Я не знаю, Валера. – Настя вздохнула. – Давай, не будем ссориться. Давай, подождём. Потом, что-нибудь придумаем…

Она положила ладонь на его руку и проговорила с улыбкой:

– А мы завтра с мамой мне куртку пойдем покупать.

Валера, будто не слыша её последних слов, молча наполнил свой бокал вином и залпом выпил. Она отставила в сторону почти нетронутое горячее блюдо. Вино в её бокале было отпито наполовину.

Валера отложил вилку и поманил официанта.

– Рассчитайте нас.

Официант на этот раз казался более доброжелательным и, если бы не его надутые щеки, выглядел даже симпатичным. Он положил перед ними счёт. Итоговая сумма была выделена в красную квадратную рамочку, похожую на траурную ленту.

Валера посмотрел на цифры и побледнел.

– Настя, подожди меня на улице.

Пока она шла к выходу, он лихорадочными движениями выгреб из карманов все деньги.

Официант собрал со скатерти мятые бумажки с мелочью и пересчитал.

– Хватает? – с надеждой спросил Валера.

– Спасибо, – уже с долей явного презрения сказал, точно выплюнул слово официант.

Насколько это было возможно быстро для своих коротких ножек, он стремительно скрылся за перегородкой в конце зала, где, судя по запахам, находилась кухня заведения.

Валера допил остатки вина в бокале Насти и вышел на улицу.

– Денег хватило? Всё в порядке? – спросила поджидавшая его у выхода Анастасия.

– Всё нормально, – всего минуту назад бледный от страха, самоуверенно ответил Валера.

– Всё или не всё? – требовательнее переспросила она.

Он обнял её за плечи.

– Всё. Настёна, всё.

– Подожди… – Она порылась в сумочке и протянула ему бумажную купюру. – Держи.

– Настя, не надо. – Отвёл он её руку в сторону.

– Валера, прекрати, – строго проговорила она и снова протянула деньги. – На что возвращаться будешь?

Он с неохотой принял деньги.

– За границей, если хочешь знать, парень с девушкой пополам платят.

Валерий улыбнулся.

– Ты была, что ли там?

– Не была, но от хороших знакомых слышала. – Она помолчала и обиженным тоном добавила: – И когда-нибудь обязательно буду.

– Ладно, не будем принимать близко к сердцу. Пошли, заграничная штучка, – усмехнулся он.

Она в ответ шутливо толкнула его в плечо.

Настя поехала провожать Валеру на автовокзал. Посреди придорожной сутолоки они и распрощались. Теперь уже он смотрел в окошко того же самого деревенского автобуса, который можно было узнать по красной полустертой полосе, нанесённой по диагонали.

Давно известно, что чем человек становится старше, тем скорее летит время. За делами и заботами его просто не замечаешь. Вот если бы оно, как в детстве, постояло жарким полуденным зноем, пролилось осенним нескончаемым дождём или потомилось ожиданием новогоднего подарка. Так нет, оно бежит, а потом и летит со скоростью света, и поделать с этим ничего нельзя. Его можно перестать замечать во время случайной любовной связи, а также, если задержаться в забегаловке. Оно невидимо во время напряжённого трудового дня, но и то, и другое, да и третье рано или поздно плохо заканчивается. Однажды в зеркало ты увидишь опухшие усталые глаза, а на висках отразится седина, перекрасившая цвет волос и весь смысл дальнейшей жизни. Такое может случиться и после большой настоящей любви, но там пролетевшее время компенсируется полученным счастьем. Время неудержимо, неумолимо и, по сути своей, бесценно.

…Будто внезапным снежным заносом подоспела сессия – горячая пора в беззаботной и довольно весёлой жизни студента, когда приходится рассчитаться за лень и сон на лекциях, за прогулы и увлечения, а иногда и за любовь, заставившую кое-кого забыть о занятиях. Анастасия не переживала, таких грешков за ней не водилось. Всё свободное время она просиживала за учебниками и с лёгким сердцем шла на экзамен к аудитории с массивными дверями. Своё волнение относила на счёт большого желания получить отличную оценку.

Мария Филипповна – дородная полная женщина, принимала в этот день экзамен вместо ведущего предмет преподавателя. Она сидела с важным видом под портретом академика Павлова и равнодушно слушала её скороговорку. После ответа на последний вопрос,

Мария Филипповна взглянула на свои руки, унизанные золотыми перстнями и кольцами, и недовольно поморщилась.

– У вас, что? Не хватало полного конспекта лекций, чтобы в достаточной мере изучить предмет? Вам самый легкий вопрос достался про лекарственные растения. Вы что, про ромашку рассказать не можете?

– То, что нам давали на лекции, я изложила. Отличительным признаком лекарственной ромашки является полое дно корзинки, выгнутое в виде кегли. У нее мелкие листочки… – зачастила Настя.

– Достаточно. Про пропорции в изготовление настоев вы ни слова не сказали…

– Они все примерно по одной схеме готовятся… надо взять… – заспешила Настя.

– Надо было своевременно на вопрос билета отвечать, а не тогда, когда я вас к этому подтолкнула.

– Но там, в билете… про настои… не было такого вопроса?

Мария Филипповна оставила без внимания замечание Насти и начала перелистывать её толстую синюю тетрадь с конспектами, исписанную от корочки до корочки ровным, мелким почерком.

– Лекция – это логическое, стройное, последовательное, систематическое и ясное изложение научного вопроса… я записала всё, что давал нам наш преподаватель… – сказала Настя, готовая лишний раз продемонстрировать свою эрудицию.

– Я разберусь, – тоном милиционера прервала её Мария Филипповна. – Идите, хорошо.

Зачётку ей вынесли через пять минут. К своему удивлению, вместо запомнившегося слова «хорошо», Настя увидела чистую незаполненную графу, означавшую только одно – экзамен она не сдала. У неё перехватило дыхание: «Я же всё ответила, – обратилась она к самой себе. – Нам же больше ничего по этой теме не давали, и вопроса-то этого, как готовить настои, в билете не было…»

Староста курса пригласила «заваливших» предмет в освободившуюся аудиторию. Выяснилось, что предмет не сдали студенты, не вносившие деньги в качестве добровольного пожертвования на развитие материальной базы института. Список висел на доске объявлений перед входом в учебный корпус. Светлана, круглая отличница – девушка-монашка с весьма строгими глазами, в тёмной, ниже колен юбке, с опаской взглянула в сторону дверей аудитории и, стараясь говорить как можно тише, проговорила:

– В общем, так… Эта кобра сказала: «Если хотят учиться дальше, то должны в течение месяца сдать сумму – эквивалентную тысяче баксов, а так о пересдаче и речи быть не может». – Она помолчала и добавила: – Вот так, девчонки и мальчишки, хотите – верьте, хотите – нет.

Из института Настю вынесло штормом возмущения в душе и потерей ориентиров в пространстве. В троллейбус она вошла человеком-невидимкой, сторонясь людей, не замечая никого и ничего вокруг, напряжённо размышляя: «Где же раздобыть деньги? Спрашивать у мамы не имеет смысла. На работе ей и так зарплату урезали. Эти самые доллары она в глаза не видела. На самогонке ей надо два года копить. Занять – у кого? – Она мысленно перебрала в памяти всех своих знакомых… – Нет – не получится. Найти работу и заработать за месяц самой? Нереально. Замкнутый круг».

Настя вспомнила мать, как та смешно говорила, пропуская одну букву «л», испуганно понижая голос при взгляде на дверь квартиры соседей, на глазах разбогатевших на перепродаже мебели: «У них ведь и долАры есть». Она улыбнулась и подумала: «Попросить в долг у этих же соседей? Но нет, они как разбогатели – такие важные стали. Ходят, как будто в штанах что-то ценное носят (как будущий медик, она уже знала, что ничего особенного там быть не может). Расстаться с мечтой о любимой профессии? Тоже ведь не выход. Занять у родственников? Но те сами вечно от зарплаты до зарплаты перебиваются. У родного отца давно своя семья».

Утром она притворилась больной. Валентина Прокофьевна понеслась на завод, так что вникать в состояние здоровья дочери ей было некогда. К вечеру, склеив из воли, разбросанной по душе в виде осколков от переживаний, что-то цельное, Настя поехала в общежитие пединститута к деревенской подружке. Как никогда ей хотелось с кем-нибудь поделиться своей бедой и облегчить душу. До девятиэтажного корпуса она добиралась в переполненном пассажирами троллейбусе, гудевшего растревоженным ульем последними новостями по выплатам пенсий и пособий. Татьяна спустилась к ней и, выслушав трагическую исповедь, с возмущением тряхнула белыми крашеными волосами.

– Тысяча баксов? Круто. Круто. Сволочи, конечно. Но сейчас такая жизнь. Блядская – одно слово. Ты не унывай. Денег я тебе дать не могу, у самой таких нету. Но ты можешь заработать сама.

– Как заработать? – заинтересовалась Настя.

– Как. Как. Обыкновенно. Раком. Ты девчонка видная. Я тебя сведу кое с кем.

– С кем это «кое с кем»? – с подозрением спросила она.

– О, Настюха, ты как малое дитя.

– С проституткой, что ли?

– Нет, с директором банка, – ехидно ответила Татьяна.

Лицо у Анастасии после слов подруги как-то сразу осунулось и почернело. Она растерянно произнесла:

– Я не знаю, Таня, как это делается. У меня Валера. Да и противно.

– У твоего Валеры есть деньги?

– Нет, наверное. Откуда у него? Да если и есть, я просить не буду.

– Что тогда делать будешь? Пойдешь пескоструйщицей на завод?

– Не знаю. Может, и пойду.

– Ты ччё, подруга. Там мужичьё, обман. За эти деньги полгода вкалывать будешь. Короче, я дам твой домашний номер кому следует. Мать у тебя день и ночь на работе. В институте – каникулы. За две недели ты легко эти деньги отработаешь… Потом, можешь забыть, как страшный сон. Будешь брать по сто баксов с чел… – Запнувшись, она усмехнулась: – Да нет, не с человека… С кобеля, с кого побольше, с кого поменьше. Сама разберёшься… Отстегнёшь человеку за то, что будет тебя рекламировать. И всё! Думай. Ты не первая – и ты не последняя. Может, ещё и понравится. — Она улыбнулась.

– Да иди ты… – хмуро ответила Настя.

Татьяна продолжала смотреть на неё с улыбкой и даже попыталась пошутить:

– Надо же когда-нибудь начинать.

Она тут же заметила изменившееся выражение лица Насти, взглянула на часы и уже с серьёзным видом проговорила:

– Ты решай, а я побежала. Извини, но мне пора.

Татьяна чмокнула подругу в щёку, стерла ладонью, оставшуюся на лице губную помаду и заспешила на выход из вестибюля общежития. По пути она оглянулась на её осунувшееся лицо.

– Духом-то не падай, жизнь на этом не кончается.

Ссутулившись от невидимой стороннему глазу тяжести, Анастасия шла следом. Скоро Татьяна уже махала рукой с остановки на другой стороне улицы.

Ночь прошла в раздумьях. Утро вливалось в окна квартиры рассветной бледностью. Настю окутала утомительная полудрёма. Она долго валялась на кровати, притворяясь спящей. После обеда мама снова ушла на работу. Примерно в пять вечера прозвенел телефон. Она долго колебалась, предчувствуя, что может последовать, за будто вскипавшими в прихожей звонками. Но телефон продолжал верещать. Решение так и не находилось… а деньги были необходимы, как пища, после длительного проживания на необитаемом острове.

– Да, – тихо произнесла она в трубку

Молодой и решительный мужской голос проговорил:

– Это Алексей, я по поручению Татьяны. Ваша ситуация мне известна. Так что вы решили? Будем зарабатывать или будем продолжать дальше существовать? Да-да! Или нет-нет! – Судя по тону, человек явно умел заставить подчиняться себе. Она всего на секунду задумалась, но то ли решение уже созрело, то ли само из неё выпорхнуло:

– Да…

– Не слышу? – громко переспросил уверенный голос. – Смелее.

– Да!

– Вот это другое дело, – одобрительно проговорил молодой человек. – Через час на площади у памятника Ленину тебя будет ждать такси. – Жёлтая «Волга» с зелёными шашечками. Подойдёшь и спросишь номер заказа: тридцать три, не забудь… тридцать три, если этот, смело садись. Об остальном, я думаю, ты в курсе. Всё, пока!

Она ещё раздумывала: стоит или не стоит связываться с новым для неё способом добывания денег, но билет на поезд от судьбы прежней домашней девушки до уличной девицы уже лежал в кармане.

У огромного памятника с толстыми каменными ногами она сразу заметила жёлтую машину такси. Анастасия подошла и нагнулась к дверце, оголив под короткой курточкой ноги в ажурных колготках. В глубине души оставалась вера в чудо – вдруг всё сейчас изменится, найдутся хорошие, добрые люди и просто так, за то, что она такая правильная и умная девочка, дадут ей необходимую сумму, и тогда не придётся испытывать неприятное чувство стыда, подступавшее комком к горлу. Она спросила в приоткрытое окошко:

– Это заказ – тридцать три?

Никакого чуда не произошло. Водитель – круглолицый парень в кожаной куртке, повернул голову и кивнул Насте, как старой знакомой. Он открыл для неё заднюю дверцу и ответил:

– Да, присаживайся.

Настя опустилась на мягкое сиденье. В машине уже находился мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Одет он был во все тёмное, начиная с рубашки до чёрных лаковых туфель. Из-под концов брючин, напоказ выглядывали белые носки, резко контрастные с остальным одеянием. От него сильно пахло дорогим одеколоном. Он приветливо улыбнулся. Возле водителя сидел второй пассажир, который бросил таксисту:

– Паехали!

– Куда ехать-то? – оглянулся на того водитель.

– А гастыница «Масква».

Пока добирались до гостиницы, Настя смотрела прямо перед собой на укатанную снежную дорогу. Тяжесть, что давила на неё всё это время, ушла; но пришёл страх – до дрожи в коленях. Клиенты откровенно её разглядывали. Один наблюдал в зеркало водителя, второй, что сидел рядом, бросал косые, озабоченные половой неудовлетворенностью взгляды. Она чувствовала себя лабораторным, готовившимся к жуткому эксперименту существом.

Автомобиль остановился у старой шестиэтажной гостиницы. Она с клиентами вошла внутрь. В вестибюле стояли круглые высокие бочонки с комнатными растениями: фикусами и пальмами. Широкие толстые листья висели на стволах без обычной пыли. Её повели наверх по протёртой частыми подъёмами ковровой дорожке, похоже, кое-где подгрызенной мышами. При входе на этаж она поймала на себе любопытный взгляд дежурной. Ей ничего не оставалось, как надеть на лицо непроницаемую маску принцессы и с независимым видом пройти мимо. Один из мужчин склонился над столом черноволосой тёти и, улыбаясь, начал негромкий разговор, то и дело награждая её комплиментами. Он опустил голову ниже и что-то сунул той в руку. Женщина лукаво, будто готовая сама идти с ним в номер вместо Насти, взглянула в считавшие, судя по их выражению, точно также глаза мужчины и кивнула в сторону длинного узкого коридора.

– Проходите.

Настю завели в номер с розовыми стенами и двумя кроватями по бокам. Мужчина, сидевший в машине с ней рядом, закрыл дверь, швырнул ключ с номерком на столик и без предисловий резко задрал на ней подол платья. Он снял с неё трусики и, прижавшись, вошел в неё. Она нагнулась, чтобы не упасть, успев упереться руками в кровать. Другой, безумно моргая, стоял рядом и в порыве страсти расстегивал брюки.

Настя с трудом сдерживала готовый вырваться стон от причинённой боли. Когда всё закончилось, она неожиданно хладнокровно отметила про себя, что вместо былого страха к ней пришло жуткое отвращение. Она поправила платье, подняла с пола красные трусишки, купленные когда-то по совету Татьяны и одетые для такого случая, приняла от мужчины, который сидел с ней на заднем сиденье, две смятые бумажки по сто долларов. Он уже отбросил свои полуботинки, белые носки у него были внизу совсем чёрные. От ног шёл неприятный запах пота.

Тот, что сидел в машине возле водителя, улыбнулся и протянул ещё пятьдесят долларов.

– Это от мэна лично. Ты нам понравился.

Подарок не вызвал в её душе никаких эмоций, а вот ощущение, что хрустальный башмачок будущей принцессы она обменяла на двести пятьдесят баксов, долго не давало ей покоя. Настя вышла в узкий коридор. Стараясь ни на кого не смотреть, не поднимая головы, сжимая в кулаке ценности последнего часа, свои трусы и деньги, она сбежала по запыленной, продырявленной мышами ковровой дорожке и, словно пуля, выпущенная из ствола нарезного оружия, вылетела на улицу. До самого дома её неотступно преследовал запах двух потных мужчин. Добиралась она на том же такси.

Всю дорогу парень в кожанке поглядывал на неё, будто пытаясь найти повод, чтобы заговорить, но до самого дома они так и не обмолвились ни словом. Она сразу же приняла горячую ванну. Терлась жёсткой мочалкой, чтобы стереть следы от прикосновений особей другого пола. Одновременно, стараясь как можно меньше думать о том, что с ней произошло.

На следующий вечер раздался очередной звонок. На этот раз в обставленной дорогой мебелью квартире, её принимал женатый мужчина. Он был похож на толстенького деревенского борова. Делая по совету подруги необходимые в таком случае телодвижения, Настя поймала себя на мысли, что такого же тучного хряка бабушка много лет назад откормила и сдала на мясо. Ей тогда купили зимнее пальтишко бордового цвета с белым пушистым воротничком, и оно ей очень нравилось. Но того можно было почесать за ушком. Он в этот момент довольно похрюкивал, а мужчина был всё время чем-то недовольный. Он страстно сопел, походя на мощный пылесос. Сославшись на семейные трудности и её неопытность, мужчина отстегнул от широты души всего пятьдесят долларов.

Потянулась длинная цепочка половых проказ. Она научилась оговаривать цену, похамить, если требовали обстоятельства, но при этом всегда продолжала чувствовать себя с клиентом, как подчиненный с руководителем, от которого зависела сумма заработанной платы. Настя так и не смогла выработать иммунитет от неприязни к заказчикам. Кроме того, чтобы мимолетные встречи не вошли в привычку, она и сама всеми силами подавляла в себе тягу к получению денег, а появлявшиеся редкие мгновения физического удовольствия её настораживали.

Настя уже подбиралась к необходимой сумме, когда прозвучал очередной звонок. «Сегодня всё должно закончиться» – твёрдо решила она.

У памятника Ленину под высокими развесистыми деревьями её поджидали первые клиенты. Мужчина, осчастлививший Анастасию пятьюдесятью долларами, на правах старого друга, обнял её за талию, пощекотав шею жёсткими проволочными волосками над своей верхней губой. Заметив, как она испуганно смотрит по сторонам, он произнёс:

– Нэ бойся, табе ныкто нэ увыдит.

Настя безвольно шла рядом с клиентами, в очередной раз подчиняясь обстоятельствам и оправдывая себя: «Это в последний раз. Это в последний раз. На деньги, если дадут как тогда, куплю маме стиральную машину».

Вдруг на другой стороне неширокой улицы, облепленной всевозможными вывесками, украшенной живописно развешанными на деревьях гирляндами лампочек, она увидела идущего навстречу парня в знакомой курточке. Случайный прохожий подходил всё ближе и ближе. Сердце тревожно замерло: «Валерка». В тот момент, когда она поравнялась с ним, он остановился и, пока Настя уходила всё дальше и дальше, продолжал стоять и смотреть им вслед. Неожиданно она резко скинула руку, лежавшую у неё на талии.

– Да пошли вы… – с возмущением сказала Настя, развернулась и бросилась назад. Она остановилась от него в каких-нибудь пятнадцати шагах. Настя смотрела на другую сторону пешеходной улицы, как на берег быстрой реки, отделявшей их друг от друга, не решаясь подойти ближе. Она лишь чуть слышно прошептала: «Валерочка».

За спиною один из клиентов подошёл к телефону-автомату. Он набрал номер и стал что-то раздраженно говорить в трубку.

А Валера стоял, не двигаясь, и смотрел прямо на неё.

Умудрённая недолгим жизненным опытом, она внезапно поняла, что ничего между ними больше не будет. Не будет отношений, будто сиявших изумрудными гранями, не будет того светлого и чистого чувства, которое было между нею и Валерой. Не сможет она уже так беззаботно и весело смеяться и радоваться вместе с ним. Как камень, срываясь с края глубокой пропасти, летит вниз из-под ноги неуклюжего путника, увлекая за собою тысячу других, так и у неё что-то оборвалось внутри: упало и разбилось вдребезги, на мелкие осколки, разлетевшиеся по закоулкам души. И невозможно уже не собрать, не склеить того, что было.

Валера посмотрел сквозь неё, точно она не живой человек, а манекен за стеклом магазина, повернулся и скоро пошёл прочь. Через некоторое время его фигура затерялась в безликой толпе. А она, опустив голову, побрела, сама не зная куда.