Текст книги "Челноки. Роман"

Глава вторая

Два приятеля шли по аллее городского парка. По сторонам пестрели разноцветными цветами ухоженные клумбы, и, точно солдаты в строю, застыли ровно подстриженные сочные зелёные кустики. Широкая живописная дорога как бы располагала к прогулке и задушевному разговору.

– Значит, отслужил… Родине долг отдал прямо в руки. Теперь у тебя новая проблема – как работу найти, а особого желания трудиться, я так понимаю, нет? – спросил один из них.

– Ты, Олег, как свой педик закончил и в школе учителем поработал, занудным стал, спасу нет. Мы с тобой в один год призывались. Только ты после института год отслужил, а я после техникума два года отпахал. Хорошо, что дали его окончить. Я же со средним образованием поступал, отсрочку могли и не дать. Мне не так просто вписаться в гражданские порядки, да и за гроши я работать не пойду, – ответил высокий черноволосый молодой человек.

– Что это за название моего родного вуза – «педик»? Пединститут – ещё куда не шло. Я, Серёга, могу и обидеться, – нахмурившись, проговорил Олег.

– Ладно, извини, это я, не подумавши ляпнул, – виновато сказал Сергей.

– Извинения приняты, но на будущее учти.

– Учту.

– Ты говоришь: «Два года отпахал». Зато я в пехоте в Забайкалье служил, а ты в батальоне связи в Горьком11
  Нижний Новгород


[Закрыть]. Сам мне писал, что в самый интеллигентный род войск попал.

– Давай не будем обсуждать, кому больше лиха досталось. Ты что, с работой можешь что-то стоящее предложить?

Олег задумался.

– Я, Серёга, сам в школе русский язык и литературу преподаю. Батрачу практически за гроши. Найти работу сейчас проблематично. Могу поговорить с директором, может, тебе к нам завхозом пойти?

– А может, нянечкой? – с ехидцей спросил молодой человек. – Нет, дружище, сам что-нибудь найду, а то на завод пойду, с твоим батей надо посоветоваться. У него связи-то остались?

– Это ты с ним говори.

– Ладно, давай-ка тему сменим, рассказывай – наши ребята из двора: кто, где, чё делают?

Олег, глядя прямо перед собой, стал рассказывать:

– Знаю, что Игорёк Лесовский двухгодичником служит. У них в «радике» кафедра военная была. Ему две звёздочки на погоны кинули. В нашем дворе давно никто не собирается. Теннисный стол сломали. Деревья попилили все… Да, Мишка Барин условный срок получил. Наехал не на того… на кого надо. Но срок небольшой дали: года два, что ли…

Он поднял голову вверх. Над ними, в серо-голубом небе кружили птицы. Они неожиданно натолкнули Олега на мысль:

– Серёга, давай, лучше анекдот расскажу…

Приятель пожал плечами.

– Давай.

– Ну, значит, идут Ленин и Горький по парку. Тут над ними пролетает маленькая птичка и гадит прямо на всемирно известного писателя… – Олег вдруг оборвал свою речь и замер, устремив взгляд куда-то вдаль. – О… подожди. После доскажу. Иди за мной…

Он повел друга в самый конец живописной аллеи. Там, где окруженная деревьями, кустами и клумбами с цветами, дорога закачивалась, Сергей увидел симпатичную девушку в светлой блузке и короткой тёмной юбочке, плотно облегавшей её стройные ноги. Она сидела на краю зелёной скамьи и держала в руках толстую книгу. Девушка просматривала страницу за страницей, не замечая ничего и никого вокруг.

– Сколько лет, сколько зим! – как только они подошли поближе, воскликнул Олег.

Девушка подняла голову, и её лицо озарила улыбка.

– Олег, а ты здесь откуда? Привет.

– Привет! Да вот мы с другом. Кстати, это Сергей, – сказал Олег, сделав характерный жест рукой. – Это Анастасия, – проговорил он, указав на девушку. – Вот вышли подышать свежим воздухом, побродить по окрестностям, себя, так сказать, показать, на людей – посмотреть.

– Везёт же вам! Себя вышли показать, на людей… так сказать, посмотреть, – иронично произнесла она. – А у меня занятия и до сессии считанные дни.

– Что сдаёте, если не секрет?

– Латынь, – ответила, хитро прищурив глаза, Настя.

– Тебе крупно повезло, – не моргнув глазом, с видом осведомленного в любой области человека, проговорил Олег. – Вот этот товарищ. – Он, многозначительно указал на приятеля. – Крупный специалист в области латинского языка и литературы. К тому же, холостой. Живёт в трёхкомнатной квартире, правда, пока с мамой.

– Вы знаете латынь? – с интересом спросила Настя у Сергея, то ли оттого, что его представили знатоком в области латинского языка и литературы, то ли оттого, что он был холостой.

– Знает, знает, – не давая Сергею высказаться за себя, подтвердил Олег. – Он с удовольствием тебе поможет.

Олег с присущей ему фамильярностью положил руку на плечо друга. Настя пододвинула ближе к себе сумочку, достала шариковую ручку и блокнот. Она снизу вверх пристально посмотрела на Сергея.

– Вы дайте мне, пожалуйста, свой номер телефона, я вам перезвоню. Мне действительно надо прояснить кое-какие тонкости.

Отказаться было не только неудобно, но и невозможно, да в данной ситуации и не к чему, и Сергей продиктовал номер.

После того, как Олег обменялся с Настей пустяковыми фразами, они раскланялись. Но когда друзья отошли на приличное расстояние, Сергей чуть не набросился на Олега с кулаками.

– Ты что?! Никакую латынь я в жизни не учил: ни в школе, ни в техникуме.

Тот внимательно посмотрел на друга:

– Что за паника на корабле? Что ты вскипел, как забытый на плите чайник? Девчонка учится на предпоследнем курсе в «меде». Заметь, не в «педике», – продолжая, он насмешливо смотрел на друга, – а в «медике». Судя потому, что ты молчал, как рыба, – она тебе понравилась? Но это, во-первых. Во-вторых, она сдает латынь, а в руках держит анатомический атлас. Значит, это всего лишь предлог. В-третьих, ты особо не обольщайся. Она, может, и не позвонит. Ну, уж если позвонит – ничего, напросишься в гости, свалишь потом всё на меня – а я как-нибудь переживу. Что для друга не сделаешь. – Он заулыбался и, неожиданно став серьезнее, произнёс: – У нас с ней предки из одной деревни. Я, правда, там сто лет уже не был. Было дело, она в некрасивую историю влипла. С большим трудом отстояли девчонку. Даже пришлось к Барину за помощью обращаться. Да я перед армией тебе, по-моему, рассказывал. Так что, дружище, я на этом празднике жизни тебе только добра желаю.

– Доброжелатель, – проворчал Сергей. – Не помню я, чтоб ты мне про неё говорил. Сам-то ты как такой праздник упустишь?

– Да ты что?! – возмутился Олег. – Мы с ней как родственники.

– Ладно, анекдот-то будешь дальше рассказывать?

– А! – вспомнил Олег. – Короче, нагадила птичка на Горького. Алексей Максимович стряхнул с себя гавнецо и говорит, – Олег сделал небрежное движение рукой по рукаву своей рубашки и, подняв голову вверх с акцентом на букве «о», произнёс: «ХОрОшо, что кОрОвы не летают».

Сергей в ответ усмехнулся:

– Действительно: «Х-О-р-О-ш-О».

Они вышли к остановке. Рядом на столбе висело написанное большими красными буквами объявление: «Требуется протирщик задней части слона. Оплата достойная. Тел.№276456».

– О! – воскликнул Олег. – Серёга, я тебе работу нашёл. Телефон запишешь?

Сергей шутливо ударил друга по плечу.

– Туда одних педагогов берут, к слонам подход нужен.

– Вместе пойдем, жопа у слона большая.

Они рассмеялись и, пожав друг другу руки, распрощались. Едва успев вскочить на подножку троллейбуса, Сергей протиснулся между плотными, будто селедочными рядами пассажиров. Во время движения, покачиваясь вместе с остальными, словно в танце какого-то древнего африканского племени, он невольно прислушался к разговорам в салоне.

– Куда все едут-то? Я вот к сыну в больницу, а народ-то весь куда? – возмущалась немолодая женщина, подвязанная ярким цветастым платком.

Чей-то бас из глубины троллейбуса, набитого людьми, чуть ли не ставшими друг другу близкими родственниками, поканючил:

– Все, мать, по делам едут. У каждого своё…

Рядом с Сергеем стоял выбритый до синевы мужчина. Он недовольно проворчал в сторону женщины с короткой аккуратной стрижкой, которая, чтобы ей было свободнее, с силой упиралась ему в грудь локтями, при этом бесхитростно глядя на него широко открытыми глазами.

– Нельзя ли полегче, мадам?! – обратился к ней мужчина.

– Не нравится, езжай на такси, – с тем же преданным выражением во взоре последовал лаконичный ответ.

– Не ты, а вы. Женщина, а так грубите, – попытался пристыдить её совестливый пассажир.

– Мне за тебя замуж не выходить, – отрезала женщина.

Пассажиры, стоявшие вокруг, дружно засмеялись. На всеобщее веселье улыбнулся даже обиженный молодой мужчина. В результате взрывоопасная обстановка внутри троллейбуса разрядилась, и все стали как-то добрее. При выходе Сергея стиснули так, что он уже и не надеялся выскочить на родной остановке. Приложив максимум усилий, он всё же сумел пробраться к дверцам и в буквальном смысле чуть ли не мешком выпал из троллейбуса.

Уже на твёрдой почве он начал про себя рассуждать: «Вот такая штука – жизнь. В ней иногда так легко почувствовать себя счастливым. Сделай человеку так, чтобы ему было очень плохо, а потом верни его туда, где ему было просто плохо, и тот уже будет на седьмом небе от счастья, да ещё, пожалуй, станет благодарить судьбу. Из этого следует, что счастье, как песок под ногами, постоянно рассыпается. У кого-то оно в борьбе с трудностями, у кого-то в любви, а у кого в деньгах… всего не перечислить. Для одних людей покой равносилен смерти, а для других – это и есть счастье. Гоняются люди, каждый за своим счастьем, достигают того, к чему стремились, и бегут за новым счастьем. Оно как круг, но скорее не спасательный, а замкнутый. Или всё-таки спасательный?.. Нет, скорее бесконечный…» – отвечал он себе, шагая в сторон кирпичной пятиэтажки, куда они с мамой переехали незадолго до его службы в армии. Дом окружали ряды одноэтажных частных строений. Поблизости, особенно по выходным, шумел центральный городской рынок, и текла закованная в бетон быстрая река.

У него в семье не всё шло гладко. Жизнь отца, работавшего прорабом на стройке, окончилась трагически – он свалился с лесов высотного здания и умер после нескольких операций. Это и было главной причиной переезда на новую квартиру. Маме стало тяжело находиться в месте, где ей всё напоминало об отце. После смерти близкого человека многое поменялось.

Осадок от посещения похожего на общежитие учреждения, где лежал отец, до сих пор наваливается на него воспоминаниями стойкого запаха лекарств, несвежего постельного белья, пропитанных хлоркой полов. В мыслях предстают хитроумные конструкции у кроватей пациентов хирургического отделения – многочисленные тросики, колёсики, грузики и верёвочки. Белые халаты вечно занятых врачей. Глаза симпатичных медсестер, прокалывающие сердце, будто иголками шприцов, и тут же полные грустной надежды взгляды больных. Мир иного восприятия человеческой жизни. Ноги отца, насквозь пробитые металлическими стержнями с висевшими на тросиках гирями, заканчивались распухшими ступнями. Лицо у него было исхудавшее и болезненное. Одни глаза выдавали в нём живого человека. Если он улыбался, то взгляд оставался серьёзным. Отец поначалу бодрился, и даже, когда ему становилось совсем плохо, встречал его с радостью, невидимой невооружённым любовью взглядом. Он растягивал губы, в том самом подобии грустной улыбки, извещавшей сына о скорой разлуке.

Когда Сергей оканчивал техникум, отец с мамой взялись устраивать его личную жизнь. Через знакомых или через знакомых тех знакомых они стали подыскивать для него подходящую партию. В последний раз пригласили дальнюю-дальнюю родственницу отца. Девочка Люда с двумя косичками пришла в гости со своей мамой. За столом гости стеснялись съесть лишний кусочек, с жадностью поглядывая на накрытый в их честь праздничный стол, на котором не было разве что лягушек и устриц.

Они показались ему ученицами на выпускных экзаменах в средней школе, хотя мама Люды и сидела с видом солидной и всезнающей дамы. Сергея от этой важности начал разбирать смех. Он, как мог, пытался сдерживаться. Несмотря на то, что ему удалось не рассмеяться и вести себя за столом более или менее прилично, по сравнению со скромными гостями он выглядел просто разбойником. При взгляде на хмурые и серьёзные лица невесты и будущей тёщи он иногда всё-таки похихикивал. Хорошо, что гости отнесли это насчет его волнения. Сама девочка, глядя на него испуганными глазами, походила выражением своего личика больше на испуганного кролика, чем на будущую жену.

Для приличия он просидел столько, сколько мог, а точнее, насколько у него хватило терпения на роль примерного сына, а затем, пренебрегая дипломатическим этикетом, не прощаясь, скрылся из дому. Вспоминая неудачное сватовство, ему было жаль и девочку, обречённую на поиски жениха, и своих родителей, мечтавших о внуках и так стремившихся устроить его судьбу.

Сергей разулся в прихожей и прошёл к себе комнату. Он повалился на тахту и протянул руку к пульту. На экране высветились слова: «Новости региона». Диктор начал говорить о недостатках на каком-то предприятии. Сергей зевнул и, теряя нить путаных рассуждений, провалился в глубокий сон.

Проснулся он от сигналов телевизора: «Пи! Пи! Пи!» Сергей нажал кнопку и вышел на балкон под безоблачное, усыпанное звёздами небо, тревожившее и притягивавшее взгляд необъяснимой загадочностью. Воздух был свежий и благоухал летними ароматами. Под балконом зашелестел старый высокий тополь, как бы ведя сам с собою неторопливый разговор. Над деревом, словно лик неведомого существа, проклюнулся молодой месяц. «Вот оттуда, из глубины мирозданья, и снисходит космическая энергия в виде обстоятельств, чтобы испытать душу и помочь каждому найти себя», – подумалось ему. Он глубоко вздохнул свежего воздуха и вернулся к себе в комнату.

Ужинать не хотелось. Сергей разделся и нырнул в постель, снова проваливаясь в глубокий сон.

…Лучи солнца, словно выстрелив расплющенной дробью, желтыми кругами рассыпались по постели.

Он открыл глаза и бросил взгляд на будильник.

– О! Уже восемь?!

Сергей бодро вскочил на ноги, чтобы в очередной раз попытаться начать новую жизнь. Такое желание появлялось у него примерно один или два раза в полугодие. Он мечтал: соблюдать твёрдый распорядок, учиться сохранять хладнокровие даже по отношению к людям, больным хронической подлостью, быть расчётливым и мудрым, проявлять внимание к близким людям. Уже примерно предполагая по времени, насколько хватит его благородного порыва.

Из-под кровати он выкатил запылённые полуторакилограммовые гантели и, отпугивая люстру на потолке, принялся делать разминку. После непродолжительных занятий, Сергей до пояса ополоснулся холодной водой. Из ванной зашёл на кухню, откуда уже слышался гром посуды и шёл запах готовившегося завтрака. Едва переступив порог, он услышал строгий голос мамы:

– Ты почему вчера не ужинал? Всё на газовой плите стоит нетронутое.

– Привет, ма! Я вчера поздно вернулся, не до еды было. Спать хотелось.

Она недоверчиво покачала головой.

– Надо было всё одно горячего поесть. Всё ты всухомятку кое-как питаешься. Живёшь, как сосед. Я переживаю, волнуюсь. Хотела тебя разбудить, да жалко было.

– Ладно, мам, я сделаю выводы.

Она заговорила уже миролюбивым тоном:

– Садись, позавтракай. Да уж, и поужинай заодно.

Пока Сергей продолжал день по установленному судьбой распорядку, Анастасия в перерыве между консультациями, стоя у окна второго этажа учебного корпуса, делилась с сокурсницей Валечкой впечатлениями о новом знакомстве:

– Представляешь, я вчера встретила в центральном парке Олега, своего друга детства. А он познакомил меня с очень интересным молодым человеком. Высокий такой, глаза большие, волнующие, можно сказать, обволакивающие. Правильные черты лица, и одет со вкусом: джинсы, кроссовки, батничек. Похоже, не из простых лягушек.

– Это ты можешь ошибаться, по внешнему виду сразу не определишь. Любой козёл может вырядиться, как Ален Делон, – со знанием дела ответила сокурсница. – Что, красавчик?

– Да, нет. – Настя задумалась. – Я бы не сказала, но довольно симпатичный.

– Это хорошо. Красавчики – они строят из себя невесть что.

– Я взяла у него номер телефона.

– Сама?

– Да нет, Олег так всё устроил.

– И что же? Будешь звонить?

– А что в этом такого? – спросила Анастасия.

– Девушка – и сама будешь звонить? – удивилась сокурсница. – А, ну да. Тебе же замуж надо выходить…

– Да разве только из-за этого? Ты что же думаешь, если ты замужем за своим Виталиком, то и все рвутся? – обиженно проговорила Настя.

– Но ведь тебе уже?..

– Мне двадцать два. И что с того?

– Ничего, – сказала, поджав губы, собеседница. Она как бы невзначай, тихо добавила: – Я думала – тебе куда больше.

Настю возмутило последнее замечание, будто тупым ножом полоснувшее по нежному девическому самолюбию, но она нашла в себе силы в ответ промолчать.

Когда Настя рассказала Валентине Прокофьевне о знакомстве с молодым человеком, та тут же засыпала её вопросами:

– Одет-то как? Ты обратила внимание? Может, гол как сокол?

– Да ты что, мама. У Олега таких друзей быть не может. Одет хорошо.

– По разговору определила: что из себя представляет? Не проходимец ли?

– Нормальный парень, скромный такой. Держится с достоинством. На год или на два постарше меня.

– Агроном у тебя был старше на восемь лет. Толку-то, до сих пор носу не кажить, – сказала, как отрезала Валентина Прокофьевна.

– Мама, это всё в прошлом. Так сложились обстоятельства: он здесь не причём.

– О, это… как жа… Интересно, а кто причём?!

– Тема закрыта, – строго и даже как-то отчуждённо ответила Анастасия.

Стало заметно, что выражение её лица изменилось, словно в солнечный денёк, когда из-за набежавшей тучи вдруг повеяло холодком. Заметив перемену в её настроении, Валентина Прокофьевна уже тихо попросила:

– Ну, хоть этому позвони. О будущем надо беспокоиться. Пусть будет хоть плохонький плетень, а всё за ним потише. Я-то вот разошлась, а теперь жалею. Всё за него душой болею и за твоё будущее переживаю.

– А я что, не переживаю?

– Что-то незаметно, – заметила, воспрянув духом, Валентина Прокофьевна.

– Да разве от меня что-нибудь зависит?

– Зависит и от тебя. Под лежачий камень вода не текёт. Они, мужики-то, как телки: надо токо веревку накинуть, а уж потом в стойло его, в стойло.

Она сделала характерное движение руками, показывая, как с усилием тянет на себя веревку. Они одновременно рассмеялись. Настя сквозь смех сказала:

– Какого заведёшь в стойло, а потом сама не обрадуешься. Вот нашего папку возьми…

Мать рассудительно ответила:

– И это бывает. С одной стороны: мне его жалко, а с другой – бывало, как напьётьси, да давай куролесить. Ой, не приведи… те… Господи… – Она перекрестилась. – О твоём отце вообще отдельный разговор. На него где сядешь, там и слезешь. На вино и на баб был слабый. Сам, бывалочи, говорил: «С утра выпил и весь день свободен». А сейчас-то стал: без слёз не взглянешь – без смеха не отойдёшь. Нам такой муженёк не нужон.

– Подкаблучник попадётся – лучше, что ли?

– Тожа не дело, – Валентина Прокофьевна тяжело вздохнула. – Что и говорить: жизнь прожить – не поле перейти.

Воскресным утром Настя решила позвонить Сергею. Она ни словом не обмолвилась о латыни и после обмена приветствиями, спросив, как у него дела, посетовала, что одной ей скучно и делать совсем нечего…

Немного помолчав в трубку, он робко предложил:

– Настя, а может быть, встретимся?

Ей показалось, что вопрос прозвучал, как-то по-детски. Дальше он принялся зачем-то оправдываться.

– Я вам заодно объясню насчет моих больших познаний в области латинского языка и литературы.

Прямые и откровенные фразы вызвали у неё сомнение не столько в его решительности, сколько в умении утверждаться и способности в будущем отвечать не только за себя, но и за неё. Очень уж он о себе рассуждал откровенно. Будучи таким честным – много ли добьешься в жизни? Хотя, конечно, она и сама недавно была, как раскрытая книга. Но когда это было? Да и было ли?

«Артподготовку» к свиданию Настя развернула с пяти вечера. Тщательно выгладила каждую складку на платье, протёрла туфли, приготовила новые колготки. Вымыла голову, просушила феном волосы и занялась прической. Как новогодняя ёлочка, нарядная и блестящая, она стала перед зеркалом в открытой створке шифоньера и, поворачиваясь из стороны в сторону, доводила незначительными штрихами свой вид до совершенства.

Чтобы хорошо выглядеть, требуется немало мудрости: что-то надо скрыть, что-то подчеркнуть – особенно достоинства. При этом важно не переусердствовать. Требуется сделать всё возможное, чтобы было легче увлекать, соблазнять, и в конечном итоге самой от этого получать удовольствие. О, тут ума надо не меньше, чем управлять большим предприятием, или командовать воинской частью, или тот же роман написать, а то и государством поруководить, естественно, со своей женской спецификой.

Перед выходом из дома на неё смотрели большие выразительные глаза симпатичной девушки. Длинные ресницы, тонкие чёрные брови, соблазнительный излом губ…

Из кухни выглянула мать.

– Хороша!

– Да вроде ничего, – самокритично подтвердила Настя.

Как и полагалось для первого свидания, на условленном месте она появилась, опоздав на пятнадцать минут. Сергей поджидал, прохаживаясь по аллее, возле скамеечки, где они встретились в первый раз.

Настя издали ещё раз внимательно оглядела его. На нём были те же вещи, что и при первой встрече. Невольно вспомнились недоброжелательные слова мамы: «Может, гол как сокол?» «Ой, а вдруг и правда ему надеть больше нечего, – подумала она, но тут же отогнала эту мысль: – Лезет же после дурацких вопросов мамы всякая чепуха в голову».

Они поздоровались. Заметив смущение Сергея, она улыбнулась и решила взять инициативу в свои руки.

– Какова будет наша программа на вечер?

Он немного замялся и вымолвил:

– Может быть, пока просто пройдемся?

Она смело взяла его под руку, и они свернули с центральной аллеи на идеально выметенную пешеходную дорожку. Прошли мимо большой клумбы с цветами. За деревьями, оживляя затененные уголки парка, белели гипсовые фигуры – Венеры Милосской, Дискобола…

Сергей покосился на свою спутницу. Красоту её стройных ног подчеркивали колготки чёрного цвета.

Она поймала его взгляд и с улыбкой сказала:

– Ты странно на меня смотришь?

Сергей вспомнил анекдот, который ему рассказал однажды Олег. Как один грузин попал в купе с немкой. Почти всю дорогу они ехали молча, но когда под вечер, готовясь ко сну, немка осталась в лёгком прозрачном пеньюаре, грузин обнажил широкую волосатую грудь и двинулся на неё. Немка испуганно запричитала: «Was ist das? Was ist das?»22
  Что это? Что это? (нем.).


[Закрыть]

На что грузин с горящими от страсти глазами прорычал: «Да, да, хачу, очэн хачу».

Бес так и дёргал его за язык – рассказать анекдот, но для того, чтобы показать себя с лучшей стороны, он сдержался и, пожав плечами, произнёс:

– Ты классно выглядишь. Мне даже неловко с тобой рядом. Ещё вечер сегодня такой необычный. – Он огляделся вокруг. – Просто чудесный вечер – не хочется много говорить. Хочется просто наслаждаться

– Спасибо за комплимент, – ответила Настя.

Медленно угасал закат. Причудливыми фигурами зверей клубились облака. Сквозь прозрачный воздух отчетливо вырисовывались кроны деревьев. В доме, стоявшем за оградой напротив парка, на оконных стеклах пылали отблески медленно догоравшей вечерней зари.

Сергей с выражением продекламировал строчки Анны Ахматовой:

 
Молюсь оконному лучу
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце – пополам…
 

Настя улыбнулась.

– Да, ты поэт, с тобой надо держаться с осторожностью.

Сергей в ответ скромно улыбнулся. Они подошли к свободной скамеечке и присели под крону старой липы. Из-под навеса густых ветвей слышались птичьи голоса. Над ними с каждой минутой наливалось темнотой небо.

– Поговорим о латыни? – спросила она с улыбкой.

– Да, я… – заикнулся Сергей.

Настя положила на его руку свою тёплую ладонь.

– А я сразу догадалось, что вы прикалываетесь, Олега-то я хорошо знаю.

Он вспомнил, как во время первой встречи она держала в руках анатомический атлас, а сама говорила о сдаче экзамена по латинскому языку, но промолчал.

Вокруг всё располагало к романтическому настроению и началу пылкой влюблённости: закат, краски неба, шумевшие кроны над головами… и настроение было хорошее и лиричное. Только необъяснимая словами натянутость, словно звенела между ними ненастроенной струной. Девушка ему очень понравилась, и на «ты» они перешли с первых минут знакомства. Но чудилась какая-то двусмысленность в её поведении. Для придания ореола таинственности это было неплохо, но до определённого предела. Ему показалось, что она чего-то не договаривает. В нём проснулась по отношению к ней ответная настороженность. Сам он поначалу был перед ней, как открытый глянцевый журнал. Говорил, что думал, ничего не скрывал ни о своём прошлом, ни о планах на будущее. Разве порою кое-чего недоговаривал о своих интимных желаниях. Она же, как ему показалось, то ли просто боялась повести себя с ним не так, как надо, чтобы не испортить впечатление, то ли стремилась подать себя в более выгодном свете. В общем, предстала она перед ним какой-то неестественной. Порою темы для разговора были готовы совсем иссякнуть. Так иногда бывает – оба человека и хотят завязать отношения, но не могут, словно одинаково заряженные частицы. Сергей себя успокаивал: «Может, это поначалу. Потом всё пройдёт».

В глубине души он чувствовал, что если бы его не манила к себе красота Насти, всё могло закончиться одним единственным свиданием. На прощанье в полутёмном подъезде он осмелился её поцеловать. Она спокойно подставляла губы, оставаясь при этом совершенно холодной – ни одна искра не пробежала между ними, не воспламенила души для чего-то глубокого и настоящего. Не повеяло от поцелуев сладостным дурманом. Он будто натыкался на каменное изваяние. Это быстро остудило его пыл. Но перед расставанием они всё же договорились встретиться на следующий вечер.

Настя поднялась к себе. На кухне с выключенным светом дежурила перевозбуждённая Валентина Прокофьевна, готовая выскочить в подъезд на место Насти и сделать всё как надо. Она заговорила вполголоса, будто кто-то мог подслушивать:

– Видела. Видела. Как вы у подъезда под фонарём стояли – вся его личность сразу и осветилась. Ничего, парень хороший, видом из себя положительный.

– Не знаю, мамуль, что-то не то, – грустно ответила Настя. – Нет искры какой-то между нами.

– Вам всё не то. Какая тебе искра нужна? Печку, что ли, разжигать собралась? Где другого-то взять? Надо сначала этого узнать, что да как, а там стерпится – слюбится. Нечего в девках засиживаться, – уже в полный голос заговорила Валентина Прокофьевна. – Кто у него родители-то?

– Отец умер в больнице после операции. Он был прорабом на стройке. Живёт в трёхкомнатной квартире. Гараж есть. Дача. Машину его мать продала, когда он в армии служил… Она работает завотделом в магазине модной одежды.

– Квартира трёхкомнатная… Большая?

– Мама, я не видела.

– Настя, соглашайся, гараж, дача.

– Мне ещё никто ничего не предложил! – с возмущением ответила Анастасия.

Они долго проговорили в полутёмной кухне, разрабатывая тактику и стратегию по заманиванию потенциального жениха в капкан семейной жизни.

Сергей и Анастасия стали встречаться каждый вечер. Гуляли, целовались. Однажды он пригласил её в гости. Настя придирчиво осмотрела предполагаемые владения – от обоев, подобранных и поклеенных Светланой Александровной, до собственноручно выкрашенных Сергеем коричневых полов в его комнате. Задержала взгляд на книжной полке, изучая название книг и пытаясь распознать пристрастия хозяина. Будто невзначай провела рукой по крышке телевизора, искоса взглянув на кончики пальцев. На столе её ожидал джентльменский набор: букет цветов в хрустальной вазе из соседнего сада возле частного дома, бутылка «Советского шампанского», коробка дорогих конфет.

Настя пригубила шампанского. Её щеки покрыл легкий румянец, глаза чуть затуманились. Сергей принялся с увлечением рассказывать о последних месяцах службы в армии. Она, поблескивая глазками, делала вид, что с большим интересом слушает. Он оборвал свой рассказ, взял её за руку и потянул за собой к тахте. Она последовала за ним безо всякого сопротивления. Сергей положил Настю прямо на покрывало и начал торопливо целовать губы, щеки, свободной рукой провёл по ногам, поднимая кверху подол платья, коснулся ягодиц. На этот раз дыхание у неё стало более частым, губы отвечали на поцелуи…

Внезапно она резко оттолкнула Сергея, вскочила с постели, одернула платье и бросилась к выходу. Он несколько секунд находился раздумье, потом живо расправил застеленное по такому случаю розовое покрывало и через минуту нагнал Настю на улице. По дороге к её дому они шли молча. Она лишь изредка посматривала на него и улыбалась. Он шёл рядом, ничего не замечая, пытаясь разобраться внутри себя, с чего это она вдруг вскочила и убежала. Для того, чтобы спросить прямо, у него не хватило решительности опытного сердцееда.

Возле подъезда он виновато произнёс:

– Настя, ты извини меня, пожалуйста. Я не знаю, что на меня нашло.

На что она, загадочно улыбаясь, совершенно спокойно ответила:

– Расслабься. Всё нормально. Приходи лучше завтра ко мне часов в восемь вечера. Я дома одна буду. Мама работает в ночную смену.

По дороге он попытался осмыслить логику её поступков. Что послужило такой внезапной переменой в поведении: от начала сближения до вдруг резкого неприятия, а потом чуть ли не откровенного приглашения в постель.

«То ли я ей так понравился, то ли ей вообще все равно с кем? Почему она убежала и сама же пригласила к себе? – рассуждал он. – В общем, чужая душа, а уж тем более женская – сплошные потёмки. Хотя все эти переживания: сплошная суета, а по сравнению с вечной рекой времени – вообще ничто. Всё рано или поздно унесёт эта река…»

Ровно в восемь вечера с букетом цветов Сергей стоял у дверей квартиры Насти. Поколебавшись, он надавил копку звонка. Она встретила его приветливой улыбкой, точно между ними ничего и не произошло. Глаза у неё призывно поблёскивали, будто приглашали разделить на двоих аппетитное блюдо. В её комнате, на низком полированном столике, сверху белой ажурной салфетки стояла бутылка белого сухого вина, вазочка с шоколадными конфетами и две хрустальные рюмки на высоких ножках. Чувствовался запах восточных благовоний. Он бросил красноречивый взгляд на низкую кровать у стены и, заняв место у столика, решительно наполнил рюмки.

– Давай выпьем за неё, за удачу!

– И за него, за успех, – насмешливо поддержала Настя, оставаясь в роли лукавой, податливой собеседницы.

Их рюмки встретились, легко прозвенев. Настя пригубила вино и посмотрела на часы. Она взяла у него недопитую рюмку и поставила на столик. Её пальчики обхватили его ладонь, потянув за собой к широкой деревянной кровати. Всё произошло обыденно и просто. Сергей сдулся, как воздушный шарик. Настя лежала под ним, словно резиновая недвижимая кукла. Он встал с кровати и, застёгивая брюки, вздрогнул, почувствовав на себе взгляд незнакомой женщины. У той были такие же серо-голубые глаза, как и у Анастасии. Она стояла в дверном проёме и нараспев приговаривала: