Текст книги "Суперобъединение, или Второе пришествие Христа. Молчать на втором кресте!"

Глава 3

Голгофа. Крещение Литвы. Потёмкинский город. Гауптвахта. Кто виноват? Соотношение неопределённостей. Предательство. Числа.

Голгофа психиатрической клиники находилась в старинных помещениях форта девять, в городской черте Каунаса. Здесь, с лёгкой руки особого отдела, впервые играл в карты с психиатрами и заполнял психиатрические кресты кроссвордов и чайнвордов. Вскоре я узнал, что привёз в психушку военослужащего, родственный мне кавказский политотдел дивизии. В сумасшедшем доме услышал разговор, что убогий солдат решил добавить ума маршалу Советского Союза цифрами потерь.

В форту девять познакомился с секретными специалистами по нейролингвистическому программированию человеческого мозга. С помощью дистанционного детектора Правды, основанного на закодированном психопосыле на подсознание, на меня завели моральное досье, где указывалось наличие в моей психике грехов человечества за последние две тысячи лет. Грехи, как крест Христа, понёс в дальнейшую молодость и старость.

С помощью тайного морального досье, как увидит читатель, разведчики России испортят мне карьеру, искалечат жизнь и заставят предать Родину. Моральное досье в СССР составлялось при помощи провокаций. На мозг клиента направлялся невидимый луч информации закодированного слова «свинья». Получив сотню миллионов этих слов, клиент начинал хрюкать.

Спецслужбы Советского союза, имея богатый опыт НКВД определили меня в «низшую касту». К «высшей касте» российские разведчики относят себя.

В девятом форту просидел недолго, недели три. Выручила женщина-психиатр непонятной литовской национальности, именем Регина Кветкуте. На заключительной комиссии, в присутствии медицинских светил я крикнул не,

– Да здравствует государь император Франц-Иосиф Первый! – как солдат Швейк, а просто,

– Да здравствует Леонид Брежнев, руководитель КП СС!

На психиатрической комиссии присутствовали, прибывшие из Москвы, представители постоянной комиссии слабоумных и умалишённых при Генеральном секретаре. Предствители, услыша приветствие, переглянулись.

После приветствия, Регина, резко выраженным акцентом стала скандалить с психиатрическими светилами слабоумия и сумасшедствия. Литовка не согласилась с каменным диагнозом.

Чтобы объявить солдата сумасшедшим, нужно было иметь единое мнение среди врачей, чтобы был единый, не расщепленный, не шизофренический диагноз.

Десантника, благодаря мнению неизвестного солдата женского пола от психиатрии СССР, непонятной для меня литовской национальности, реабилитировали ещё при жизни, признали лишь слабоумным.

В заключении медицинской комисси переписали диагноз солдата Швейка: «Слабоумный симулянт первой степени».

Двадцать пять лет спустя, в 1995 году, я вскрыл на океанском теплоходе «Каяла» Балтийского морского пароходства, контрабанду в 102 миллиона 680 тысяч 984 доллара США. Контрабанду везли сотрудники-оборотни ГРУ для ведения войны в Чечне. Мне также, но уже по собственной воле, пришлось уйти в сумасшедший дом. Рассказ о слабоумии второй степени в конце книги.

После психиатрической комиссии, весной 1970 года, слабоумного десантника отправили дослуживать на юг, в город Ош, где дислоцировались, нацеленые тупыми рылами на жидовский Израиль, самолёты Ан-12. В городе Ош находились части доблестных, многонациональных войск хохла Гричко.

Меня направили в летучий батальон седьмой «дикой дивизии». Основной состав «дикой дивизии», для укрощения непредсказуемых, тугодумных латышей, литовцев и эстонцев, дислоцировался в Прибалтике.

Особый батальон «дикой дивизии», под непосредственным подчинением генерала армии дяди Васи, сжимался в пружину в городе Ош, для дальнейшего прыжка на юг.

Вместе с шестистами шустрых десантников, (сержанты закончили пятимесячную унтер офицерскую подготовку), я должен был, из Кедайняя, лететь в киргизский город Ош. Трясущиеся четырёхмоторные аэропланы Ан-12 диверсанты-десантники называли летающими сараями, за грохот и дребезжание в их чреве.

Погода стояла нелётная. Собранных из учебных частей сержантов, какой-то офицер-умник отпустил в город. Сразу все шесть сотен.

Вернее, их никто не отпускал. При нелётной погоде десантники стали ничейными, бесхозными. Сопровождавшие их командиры вернулись в свои части. Бесхозные десантники от аэродрома разбрелись кто куда.

Меня провожали сослуживцы, русский Виктор Сухов и московский хохол Владимир Ющенко. Друзья-сержанты упросили украинского кацапа капитана Петрушенко проводить слабоумного штрафника на новое место службы, до трапа самолёта.

С нашим числом три, в литовском Кедайняе в 1970 году, седьмого числа весеннего месяца мая, на улицах вечернего города оказалось шестьсот три пьяных диверсанта.

Шестьсот три домашних наёмника вооружённых сил СССР с интересом разглядывали старые литовские дома на рыночной площади. В старой аптеке города продавался питьевой спирт. Винные магазины пестрели этикетками бутылок. На улицах пьяных не было!

Как диверсанты, мы были ручные, домашние, различных национальностей. Заходили в старую синагогу. Лезли в Кальвинистский храм. Стремились в костёл Георгия. Пили вино у костёла Иосифа.

Домашние диверсанты нарушили принцип военного: «не упивайся».

Ручной диверсант, или домашний наёмник, при чрезмерном приёме алкоголя, превращается в дикого. В необузданного.

Когда дождевое солнце садилось за евангелистско-реформатскую церковь Кедайны, грязную, мятежную, неграмотную и невежественную Литву, находящуюся в этот час на улицах города, всех невежественных литовцев, одичавшие племянники дяди Васи, начали крестить в Невежисе, в местной речной купели, открывая литовцам окно в новую эпоху цивилизованной религии.

Помогали крестить в речке Смилге необразованную Литву и мы трое, пока у церкви Юрге не отбили у полосатых кривоносых и прямоносых мусульман-дагестанцев – десантников дядевасевцев, трёх перепуганных и, наверное, распутных, конопатых, заплаканных литовских девиц возрастом годов от пятнадцати до семнадцати. Непорочным девицам позволили убежать за церковь.

После словесной перепалки с дагестанцами, перекрещивать стали нас самих. В магометанскую веру. Драка происходила под сенью старых немейских ясеней у молодых дубков. Саженцы дубков русские привезли в Литву от речки Смолки.

Драка шла с переменным успехом. Сила магометан прибывала благодаря пополнению. Десантники магометане, нанося удар, приговаривали:

– Под дуб, под ясень, под х…й дяди Васин!

Число крестителей-магометан, было боле, чем христианское число. Качество драчливых приёмов противных сторон, стремилось к постоянству. Православные христиане остались лежать у церкви Юрге, перекрещённые своими же российскими православными мусульманами.

Бесчинства пьяной солдатни осветили телефонные звонки в высшие инстанции. Оперативные отделы приняли соответствующие меры. По тревоге подняли трезвый спецназ в округе. Хмельных племянников дяди Васи на просвещённых улицах Кедайняя отлавливали десятками, и забрасывали в самолёты Ан-12. Летающие сараи с пьяными диверсантами, невзирая на нелётную погоду, срочно поднимались в воздух, улетая курсом на Ош, и ещё на 7—8 направлений, по числу десантных дивизий в СССР. Начальство прятало концы не санкционированного крещения Литвы в небесном пространстве. Крылатая пехота ложилась на дно похмелья в бескрайних просторах небес.

Вскоре на улицах Кедайняя агрессивных солдат не осталось. Остались забытые у церкви трое недобитых православных десантника.

Недобитые, поднявшись, со стонами заковыляли в сторону аэродрома.

За околицей диверсантов-калек встретили битые литовцы. Озлобленные литовцы, подковами, перекрещивали слабосильных десантников в католическую, в неправославную веру.

Крестили нас кулаками и ногами взбодрившиеся литовские милиционеры. Менты перестали прятаться, и, мордобитием, бодро наводили порядок.

Литовские милицейские невежды били нас по битым магометанским больным местам. С тех пор я за это и не люблю, что там не люблю, я люто ненавижу эту литовскую, необразованную, вредную и неграмотную нацию.

У милиционеров нас отбил трезвый спецназ, который ещё раз нас перекрестил, и я, четырежды крещёный, со сломанными рёбрами попал в госпиталь. Чтобы дополнить число, вместо меня в Ош улетел мой приятель, Сухов Виктор.

Когда я вышел из госпиталя, он прислал московскому хохлу Владимиру Ющенко и мне восторженное письмо, с описанием полуметровых ослиных эталонов, с которыми ослы мужского пола бродят по склонам Ферганского хребта. В Ошских линейных войсках с дисциплиной было проще. Сухов писал, что жизнь там сытая и весёлая. После срочной службы в советской армии он остался там жить навсегда. Но через двадцать лет, в 1990 году Сухов прислал второе письмо, в котором сообщал, что, узбеки и киргизы перекрещивали славян в свою веру иначе, как это делали, мы, русские.

– Мы, – сообщал Сухов, – крестили литовцев кулаками, без убийств, здесь не так. Я, как русский человек, едва выбрался из ошской резни, где киргизы резали узбеков и наоборот. Русская нация старше, умнее наций узбеков и киргизов. Если киргизы и узбеки не отрицают убийства на основе национальной розни, значит это молодые нации детства человечества!

Рассказал он о потомках ослов, которые бродили по склонам ошских гор.

– Ослы, – писал в письме Сухов, – убрали в брюхо эталоны, и убежали на хребёт Кичик-Алай. С высоты с испугом наблюдали ослы за ослами человеческого рода.

Во время и после резни сытая и весёлая жизнь в Киргизии закончилась. Сухов живёт в Москве, как он говорит, поближе к власти. Может быть, власть российская сумеет его, русского человека, защитить. Мечтает приятель посетить Литву, вспомнить прошлое, но в Киргизию ехать не желает.

– Узбеков в ошской резне вырезали 804 человека, киргизов 459, мёртвых русских никто не считал, поэтому мне в Киргизии делать нечего,

– так решил мой приятель Виктор Сухов. Старый десантник весной 2005 года, находясь в гостях в городе Ош и Бишкеке, вновь попадёт под азиатские волнения. Об этом расскажу в другой раз.

С хохлом Гричко я встретился ещё раз через год, на показных учениях. Встретился и с дядей Васей, когда я, сержант, замкомвзвода, на «показухе» самбо, сломал от усердия ключицу собственному, подчинённому мне, курсанту.

Дядя Вася, вспомнив 1942-й год, подбежал ко мне, не обращая внимания на стонущего, пострадавшего от моего показного усердия курсанта-десантника. В генеральской шинели с кровавым подбоем, Маргелов подскочил, недовольный, заорал мне в ухо, как во вторую мировую: «Сломаная ключица позволяет стрелять!! В крестец надо бить, в три господа бога душу мать!!! Бей в крестец»!!!!

Перепутав своего с супостатом, рубанул генерал в этот самый крестец собственного сержанта. С тех пор, не утихая, у меня болит поясница. Там, где мощной генеральской ладонью, крепким его ребром, ударил по ней этот самый дядя Вася.

На учениях в честь маршала Гричко я, как механик-водитель самоходки СУ-85 (типа «Прощай Родина!»), давил американских солдат в полной униформе с фамилиями и орденами на груди, вдавливая глупую американскую «сучность» в рыхлый жирный чернозём. Вернее в прибалтийский песок, и не самих американских солдат, а их манекены. Окровавленные манекены привезли по случаю участия в учениях самого маршала Андрейки. Хохла.

Я, как механик водитель этой самоходки, весившей 15 тонн (точнее 14,65625 т.), этим весом я давил вражеские манекены. Под наклонной лобовой бронёй, под ногами механика-водителя, под ногами наводчика находился топливный бак ёмкостью 432 литра.

В перерывах меж атаками на гречкину потёмкину деревеньку, точнее на панельный многоэтажный городишко, мы читали газету «Правда», откуда узнавали, что поганые американцы тренируют спецназ, стреляя в красные звёзды, которые носят неприкасаемые советские военослужащие.

Мой командир, старший лейтенант Виталий Дмитриевич Варёнов, жил в гнилом, щитовом деревянном ДОСе, доме офицерского состава. Варянов с тоской смотрел на, построенный для разрушения, цивильный многоэтажный город. Военные, по приказу свыше, рушат мирные города снарядами пушек. Жизнь горожанина ничего не стоит, тогда как стоимость снаряда достигает недельного оклада офицера.

В процессе сокрушения города, пока происходила разборка учений, Варянов разобрал под шумок, оконную раму разбитого нами многоэтажного панельного дома. Раму я запихал в самоходку. После учений отвёз командира в его гнилой щитовой ДОС, где он проживал с женой и двумя детьми. Гречкина потёмкинская рама была кстати, так как старая, офицерская, настоящая, уже страдала недержанием стекла.

После разбора учений, лично от Министра обороны, маршала Гричко Андрея Антоновича, одиножды Героя Советского Союза и единожды Героя СССР, я, как и многие участники, получил благодарность за отлично проведённые стрельбы. Задержавшись по вине маршала, прибыл в казарму поздно вечером.

За опоздание на перекличку, угодил на гауптвахту. Комбат капитан Петушенко не терпел разгильдяйства. Не разбираясь, что и как, Петушенко посадил меня на трое суток.

Вместо того, чтобы быть заместителем начальника караула, где нёс караульную службу подчинённый мне взвод, я попал под надзор подчинённых.

В караульном помещении, куда, злого от такой несправедливости, привели под конвоем два автоматчика, я заявил выводному Шольневу и своему заместителю сержанту Шлыхову, что если при оформлении меня на гауптвахту они нарушат устав, то, когда выйду с «губы», сгною их нарядами вне очереди. Шольнев был тайным агентом ГРУ. Он подставил меня под гнев Петушенко, но об этом в другой раз. Все провокации ГРУ не перескажешь!

Языческое заявление арестованного командира внесло некоторую растерянность в христианскую жизнь караула. Часовому Голкину, которого уже вербанули особисты, через глазок из камеры я вещал, что не он смотрит за мной, а я за ним смотрю, чтобы он не сел на табуретку в коридоре, что часовому строго воспрещалось.

Часовые на табуретки и не садились. Они их ставили в два ряда, ложились на них и спали до следующей смены, а потом спали в караульном помещении.

Меня успокоили дополнительным питанием. Дефицитные продукты доставили «на дом». Принесли красную икру с маршальского стола. Подали мне ужин в отдельную, трёх звёздочную, вернее в организованную мне, для удобства, трёх парашную камеру. Успокоили арестованного командира тремя шинелями, одну из которых постелил на нары, другую положил под голову, третьей укрылся.

Злой, грязный после учений хохла Гричко по разрушению советского городка, злой, но сытый, я уснул. Снился знаменитый, лихой десантник, генерал майор Лесов. Коварный диверсант, мурлыча как пантера, душевно излагал на политзанятиях в солдатском клубе:

«Солдатики! В каком бы районе земного шара не находились, везде присматривайте площадки приземления для десантного спецназа».

С лихого Лесова решил брать пример. Много лет спустя, находясь на мостике океанского лайнера, присмотрел площадку приземления для коммунистического десанта на Берегу Правды, что в Антарктиде.

Утром на «губу» прибыл мой командир Варянов Виталий Дмитриевич. Варянов по телефону начал спорить с дежурным по полку капитаном Петушенко. Пока Варянов с Петушенко, русский с хохлом, выясняли, честно меня посадили на гауптвахту или нет, через решетчатое окно наблюдал за капитаном Лаковым. Комендант гауптвахты Лаков производил развод на работы арестованных. Развод Лакова стал армейским анекдотом, но для тех, кто не слышал, кое-что повторю.

Тем более, что время есть, так как разрешить вопрос, кто виноват? что меня посадили на гауптвахту, хохлу капитану Петушенко и русскому старшему лейтенанту Варянову не разрешить. Вопрос «Кто виноват?» относится к разряду соотношений неопределённостей. Неопределённость – временная характеристика. Нельзя же найти виновников, которые виноваты, что я старик, а ты молодой?

Кто виноват, что у старика висит? Кто виноват, что у молодого торчит?

Вспомните «Капитанскую дочку» А.С.Пушкина: – «Разбери, этих двоих, кто из них прав, а кто виноват. Да обоих и накажи».

Вернусь к коменданту гауптвахты Лакову.

Арестованные, (задержанных мы называли арестованными или заключёнными), заключённые в количестве тридцати четырёх человек стояли в ряд перед комендантом.

Лаков, не спеша, вещал, – Пять секунд, взять инструмент!

Мгновение, и заключённые стоят с мётлами. Но у одного заключённого инструмента нет. По разряду соотношений неопределённостей и по принципу дополнительности, тридцать три метлы на тридцать четыре заключённого не делится. Мётел было на единицу меньше, чем количество заключённых.

Весьма озадаченный непонятной игрой природы Лаков допрашивает нерадивого, – почему у всех инструмент есть, а у тебя одного нет?

Не расторопному добавлялись сутки-двое досиживать на «губе». Затем операция повторялась. Нерасторопный становился самым расторопным. Метлы не хватало другому.

Несказанно удивлённый дивным движением материальной природы, Лаков, снова вопрошал, – почему у всех инструмент есть, а у тебя, у одного, у нерадивого, нет?

Любителям армейских анекдотов следует послушать Шарейко и Павленко, моих сослуживцев. Надеюсь, что они живы и здоровы.

Службу я закончил в шестой роте 104-го полка, 76-й дивизии, куда, после отличной стрельбы на первенство Воздушно десантных войск, меня определил Василий Маргелов. Рота 1 марта 2000 года погибнет в Аргунском ущелье.

В Пскове 6 ноября 1971 года была, не помню какая, но прекрасная погода. Демобилизованный, я вышел из ворот КПП 76-й дивизии и остановился в том месте, где сейчас, в виде парашюта находится памятник шестой роте. Рядом со мной стоял мальчик-юноша четырнадцати лет, с маленькой иконкой. На иконе была изображена Божия Матерь во весь рост с короной на голове и с Предвечным Младенцем на левой руке. Юноша смотрел в небо. Вместе сели в автобус направлением на железнодорожный вокзал города Пскова. В автобусе познакомились. Юношу звали Саша Колмаков. По дороге Саша спрашивал, что делать с иконкой, сохранить или выбросить?

В СССР коммунистов уважали. Беспартийным быть хуже. Поэтому я стал коммунистом. В молодости не хватало информации религиозного понятия развития человеческих систем, пришлось набираться ума на пассажирском лайнере «Мцыри», где, с 1972 года работал матросом, скрывая религиозную литературу от товарищей и от сотрудников КГБ. Перечитывая Тору, Талмуд, Библию и Коран, решил продать Родину.

Коммунисты предателями становятся легко. Коммунист Мутин, в Москве, предал коммунизм. Мутин ходит в церковь.

А я предал СССР в Нью-Йорке, на Бруклинском мосту. Летом 1973 года, я, моряк загранплавания, был завербован иностранной разведкой.

Четвёртая книга Моисеева – «Числа», меня привела к понятию вынужденных коэффициентов.

После библейских чисел занялся числовым строем боевых порядков древних великих битв. Вышел на число 201. Умный, любезный читатель может посмотреть, как ведёт себя число 201 в формулах длины окружности, площади круга и площади сферы. Глупая читательница может поискать число 201 в формуле объёма шара.

Использовав третью часть числа π, я получил вынужденный коэффициент равный 1,046875. Формулы превратились в квантовые! Десятки лет безрезультатно обращал внимание математиков на этот феномен.

Часть пятая
Евангелие от судоводителя

Катастрофический завет

моряка

Сменно-национальное

благовествование

Глава 1

Ленинградское мореходное училище. Теплоход «Брянсклес». Теплоход «Механик Тарасин». Теплоход «Оленёк». Кто нами правит? Многонациональный вавилонский экипаж. Как Челубей победил Темир Мурзу. Экипаж из чукчей. Экипаж еврейский. Цыганский экипаж. Русский экипаж. Теплоход «Полюс».

После армии работал матросом в Балтийском пароходстве. Семь лет заочно учился в Ленинградском мореходном училище на штурмана. В период сдачи экзаменов, в отпуске, работал водителем трамвая во втором трамвайном парке имени Леонова. Почему учился так долго? Основательно учился. На вопрос преподавателя как гудит пароход, отвечал: «Дзинь, дзинь, то есть у-у-у-у!» Потом понимал, что меня спрашивают про длинные и короткие гудки в тумане. Деньги уходили на взятки для экзаменаторов.