Текст книги "Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны"

Он вышел, после чего Николас подошел к мальчику и протянул ему руку.

– Давай знакомиться. Меня зовут Николас Домбровский. Это – Джимми Катберт. А тебя зовут Леонард?

– Ленни, сэр. – Мальчик съежился, словно ожидая удара, и взглядом затравленного зверька посмотрел на Ника и меня.

– Не бойся, Ленни, никто тебя здесь не тронет. Здесь Россия, а не Англия, – улыбнулся ему Ники.

– Я уже один раз пробовал убежать от них, – заплакал вдруг мальчуган. – Они меня потом долго били, а потом посадили на цепь в трюм, к крысам… – и он зарыдал еще сильнее. – Не отдавайте меня им.

Ники с жалостью посмотрел на него, встал и сказал:

– Не отдадим, не бойся. Расскажи мне все, а я поговорю с командованием. Я, вообще-то, журналист и могу написать про тебя в газету. Можно?

Тот подумал и сказал:

– Только всего не пишите. А то потом смеяться будут…

И начал свой страшный рассказ.

Мать Ленни была плимутской портовой проституткой, и никто не знал, кто его отец. В девять лет мать выгнала его из дома, сказав, что он уже насиделся на ее шее, и что ему пора самому зарабатывать себе на еду. И велела наняться в юнги.

Он так и сделал. Но жизнь на борту корабля стала для него сущим адом. Ему запомнились ежедневные побои:

– Говорит мне лейтенант Линдзи: принеси мне пива. Я иду, наливаю ему кружку и приношу. А тот орет на меня: «Как ты смеешь мне это подавать – ведь она неполная!»

– У нее же пена садится, – говорю я. А он как ударит меня…

В следующий раз я подождал, когда пена сойдет, и долил пиво. А тот снова мне как даст, дескать, чего ты так долго копался, скотина?

Другие точно так же: тут плохо убрано, там слишком медленно, здесь не то принес… А боцманмат пришел как-то вечером пьяный, снял с меня штаны и… – тут мальчик снова заплакал.

– Тогда понятно, почему ты убежал, – сказал Ники. – А как тебя поймали?

– Да не понимаю я лопотание этих лягушатников, – всхлипнул Ленни. – Меня и схватили и вернули на корабль. Потом меня били плеткой, а тот самый боцманмат – Камерон его фамилия – и его дружки, ногами.

Едва я очухался – меня в трюм бросили и на цепь посадили. Два дня не давали ни есть, ни пить. А когда я не выдержал и пописал, избили еще раз – Камерон этот больше всех старался, да еще орал при этом: «Что же ты, сволочь, в трюме ссышь?!»

Не знаю, как жив остался. Лежу я, пошевелиться не могу, как вдруг меня кто-то укусил, да больно так. Глянул я – вижу, крыса сидит. Большая такая… Только на третий день сняли меня с цепи, но потом били при каждом удобном случае, – и Ленни зарыдал еще сильнее.

Николас хмуро посмотрел на меня, нехорошо усмехнулся и сказал:

– Однако сволочи эти англичане.

Я кивнул ему и ответил:

– Кто б мог подумать…

Тут открылась дверь, и какой-то матрос – не Александр – сказал что-то по-русски. Ник ответил ему на том же языке, а потом повернулся ко мне:

– Отправляюсь на другой корабль, почему – пока не знаю. Как только вернусь, зайду к вам. Ленни, не падай духом, тут тебя бить не будут, а наоборот, вылечат.

И вышел из кубрика.

16 (4) августа 1854 года.

Лондон. Букингемский дворец

Королева Британии Виктория

В дверь Зеленой гостиной королевского дворца деликатно постучали.

– Войдите, – сказала Виктория, оторвавшись от созерцания внутреннего двора своей резиденции.

В гостиную вошел Алан, пожилой дворецкий, привезенный Викторией из Холлирудского дворца в Шотландии. В этом году королева уехала из Холлируда намного раньше, чем обычно. Ведь ее флот доблестно сражался с этими русскими дикарями в далеком Балтийском море. Он должен был вернуться с победой, и Виктория, в ожидании его, еще в конце июля отправилась в свою лондонскую резиденцию.

– Ваше величество, – согнув с кряхтением спину, произнес Алан, – сэр Джеймс Грэм со срочным донесением просит вас принять его. Прикажете впустить?

– Да, Алан, пусть войдет, – кивнула королева.

Первый лорд Адмиралтейства переступил порог гостиной и низко поклонился Виктории.

– Здравствуйте, сэр Джеймс. Надеюсь, вы наконец-то принесли мне хорошие новости? – с надеждой спросила королева.

На кораблях ее величества в Балтийском море были почтовые голуби, взятые из Копенгагенского посольства. Выбор был сделан потому, что год назад британский телеграфный кабель был проложен из Голландии через Германию в Данию, и любые сообщения можно было теперь достаточно быстро переправить в Лондон.

– Ваше величество, – осторожно произнес первый лорд, – я получил кабель из нашего копенгагенского посольства. Но, увы, то, что я спешу вам сообщить, хорошими новостями назвать трудно.

Королева Виктория нахмурилась.

– Сэр Джеймс, – она резко повернулась к Грэму, – вы же в свое время пообещали мне, что мы вот-вот одержим победу у крепости, как ее… – королева заглянула в бумагу, лежавшую на столе перед нею, – Бомарзунд. Неужели вы до сих пор не смогли взять эту недостроенную русскую крепость?

– Ваше величество, – осторожно, стараясь сохранить спокойствие, ответил первый лорд Адмиралтейства, – сегодня утром в наше посольство в Копенгагене прилетел почтовый голубь с донесением от адмирала Непира. Его нам переправили по телеграфу. К сожалению, сообщение пришло, как это часто бывает, в несколько искаженном виде. А так как оно было зашифровано в Копенгагене, то мы не смогли расшифровать все донесение полностью. А та его часть, которая подлежала дешифровке, увы, наводит на мысль о том, что далеко не все было передано правильно.

– Не томите меня, сэр Джеймс, – королева уже начала не на шутку сердиться. По ее полному лицу пошли красные пятна. – Что именно вы смогли расшифровать?

– Адмирал Непир пишет, – сказал первый лорд, – что пятнадцатого августа у Бомарзунда взорвались пять кораблей – три наших и два французских. После этого появилось несколько русских железных кораблей, которые в свою очередь метким пушечным огнем уничтожили еще… С этого момента текст донесения не поддается дешифровке. Мы сумели прочитать лишь последнюю шифрованную группу. В ней идет речь о приказе адмирала Непира сдаться и о его решении застрелиться, так как он не выполнил обещания, данного вашему величеству, за что он и просит у вас прощения.

– Что за ерунда? – голос королевы Виктория в этот момент стал похож на шипенье разъяренной кобры. – Что за железные корабли?! Что за взрывы?! Этот ваш Непир что, совсем из ума выжил? Я ж вам говорила послать кого-нибудь помоложе, а вы настояли на этом Непире.

– Ваше величество, другой информации, увы, у нас нет, – сэр Джеймс огорченно развел руками. – Лорд Кларендон послал обратный кабель с требованием срочно переслать недостающие шифрованные группы и уточнить ситуацию. Надеемся, что в течение двух-трех часов мы получим ответ из Дании.

В дверь Зеленой гостиной опять постучали. Вошел все тот же Алан и, поклонившись, сказал:

– Ваше величество, лорд Кларендон просит принять его со срочным донесением.

– Пусть войдет, – кивнула Виктория.

Вошедший в гостиную лорд Кларендон почтительно склонился перед королевой и произнес:

– Ваше величество, мы только что получили еще один кабель из Копенгагена. Этот дошел до нас практически без лакун. Позавчера в Стокгольм пришла яхта лорда Шомберга Керра, сына маркиза Лотианского…

Тут королева Виктория, не сдержав клокотавшую внутри ярость, перебила Кларендона:

– Милорд, я знаю, чьим сыном является этот молодой бездельник. Вы что-то говорили об известиях из Дании?

– Простите, ваше величество! – извинился Кларендон. – Так вот, они присутствовали и при всех этих взрывах. Очевидцы пишут про «Аустерлиц», «Леопард» и еще два наших корабля и один французский…

– «Леопард»?! – воскликнула королева. – Да это один из наших лучших кораблей на Балтике! А «Аустерлиц» – лучший французский корабль!

– Именно так, ваше величество, – голос лорда Кларендона дрогнул. – Они видели и русские железные корабли без парусов, и то, как эти корабли – настоящие исчадия ада – за несколько минут уничтожили еще три вымпела эскадры, не понеся при этом никаких потерь. Русские стреляли с весьма дальнего расстояния.

Лорд Керр не знает, какие именно корабли погибли помимо «Геклы» – на ее борту служил его друг, лейтенант Джонсон, и она была хорошо ему знакома. После серии взрывов и гибели нескольких наших и французских кораблей он увидел, как спускаются флаги на всех кораблях эскадры, которым посчастливилось уцелеть.

Яхта лорда Керра спешно подняла паруса и ушла в Стокгольм. Но другой британской яхте не повезло – как она называлась, лорд не знает точно, но лорд Керр утверждает, что она была уничтожена выстрелами с орудийной батареи, находившейся на острове.

– Русской батареи, лорд Кларендон? – спросила королева, с ужасом слушающая рассказ о гибели кораблей ее флота.

– Нет, ваше величество, – развел руками Кларендон, – лорд Керр пишет, что это могли быть только французы. Как бы то ни было, на своей яхте лорд Керр ушел оттуда как можно быстрее, и он не знает, что там произошло дальше. Примерно тогда же из нашего – посольства в Швеции был послан почтовый голубь из Стокгольма в Копенгаген.

– Вижу, – насмешливо произнесла Виктория, – что голубиная почта у нас гораздо лучше справляется со своими обязанностями, чем наши адмиралы, командующие британской эскадрой на Балтике. Лорд Джеймс, вы пообещали мне, что там будут одержаны первые победы в этой войне. А вместо этого – разгром доброй половины нашей эскадры.

А ваши люди, лорд Кларендон, не сумели получить сведений о русских железных кораблях, обладающих огромным превосходством над нашими доблестными кораблями. Милорд, нас никак не радуют подобные неудачи вашего ведомства. Милорд Кларендон и сэр Джеймс, если вы не можете справиться с вашими обязанностями, то не лучше ли вам сменить сферу деятельности? Лорд Кларендон, как вам нравится должность почтового министра?

– Ваше величество, – произнес побледневший Кларендон, – я немедленно узнаю, что именно произошло под этим проклятым Бомарзундом. И в самое ближайшее время представлю вашему величеству рекомендации по усовершенствованию моего ведомства. Полагаю, что и сэр Джеймс сможет начать действовать, получив эту информацию.

– Хорошо, джентльмены, – досадливо махнула рукой королева. – Не смею больше вас задерживать, идите и действуйте. Я очень надеюсь, что на этом плохие новости прекратятся. Да, и еще. Милорд Кларендон, не могли бы вы сообщить моему брату императору Наполеону, – слово «император» было произнесено Викторией так, что его можно было бы понять и как «сукин сын», – про гибель нашей объединенной эскадры? Особенно подчеркните тот момент, что все, что французы смогли сделать на первом этапе битвы за Балтику, это уничтожить одну из наших яхт.

16 (4) июня 1854 года. Берлин. Городской дворец

Король Пруссии Фридрих Вильгельм IV;

Фердинанд Отто Вильгельм Хеннинг фон Вестфален,

министр внутренних дел Прусского королевства;

Отто Теодор фон Мантейфель,

министр-президент и министр иностранных дел

Прусского королевства

Фердинанд фон Вестфален низко поклонился королю, а потом, с трудом сдерживая стон – все же ему уже пятьдесят пять, уже не мальчик – распрямился и произнес:

– Ваше величество, простите, что я пришел к вам без приглашения, но дело, которое заставило меня это сделать, весьма срочное и важное.

– Я слушаю вас, эксцелленц, – король Фридрих знал абсолютно точно, что Фердинанд фон Вестфален никогда не позволил бы себе таких вольностей, не будь на то действительно веской причины.

– Ваше величество, я пришел не один, а с министром-президентом фон Мантейфелем.

– Пусть войдет, – Фридрих не скрывал своего – изумления. Оба его министра пользовались репутацией консерваторов, но и друзьями никак не были – уж слишком разными были интересы их министерств. Но оба они служили ему верой и правдой после того, как он в 1850 году назначил обоих в свой новый кабинет после всех революционных пертурбаций 1848 и 1849 годов.

Фон Мантейфель почтительно склонился перед королем:

– Ваше величество, будет лучше, если in medias res[6]6
  В суть дела (лат.).


[Закрыть] вас введет министр фон Вестфален. Ему мы обязаны этой весьма важной информацией.

Фон Вестфален благодарно кивнул фон Мантейфелю, после чего начал свой доклад:

– Ваше величество, эксцелленц меня явно перехвалил – честь получения важной информации принадлежит не мне, а моим людям. Как вам известно, ваше величество, все телеграфные линии из Копенгагена проходят через прусскую территорию.

– И вы хотите сказать, что вы читаете то, что через них проходит? – лукаво усмехнулся Фридрих.

– Нет, ваше величество, увы, – развел руками фон Вестфален, – на это у меня нет людей. Но на некоторых телеграфных релейных станциях имеется негласное указание – телеграммы от определенных лиц и учреждений, телеграммы, идущие из-за границы или за границу, телеграммы определенной длины, а также телеграммы, содержащие тот или иной шифр, срочно передаются в мое министерство.

И тут нам повезло – в нашем поле зрения случайно оказались сразу две телеграммы, которые отвечали всем этим четырем критериям. А именно, длинные зашифрованные телеграммы британское посольство в Копенгагене передавало в Лондон.

– Эксцелленц, но вы же знаете, что тайна дипломатической переписки для нас священна, – строго сказал король Фридрих. Только чертики, которые плясали в его глазах, указывали на то, что он всячески пытается спрятать улыбку.

– Я полностью согласен с вами, ваше величество, – сделав постное лицо, произнес Фердинанд, – в данном случае телеграфисты, увы, перестарались, но что ж поделаешь, – и он опять развел руками, после чего продолжил: – Текст мы бы, конечно, дешифровать не стали – да и как? Ведь шифр Виженера считается абсолютно надежным.

Только есть у меня один человек, формально уволенный в отставку из прусской армии, некий майор Фридрих Вильгельм Казиски, который с моего позволения сейчас занимается проблемой дешифровки. Мы и передали ему обе телеграммы, конечно, из сугубо научных соображений.

– Весьма интересно. – Короля, похоже, заинтриговало сообщение министра. – И что же у этого вашего Казиски получилось?

– Он сумел в течение двух часов расшифровать обе телеграммы. Причем полностью, – с гордостью сказал фон Вестфален. – Никто никогда до него даже и не мог подумать, что этот шифр можно разгадать. Более того, мои люди уже проверили – все абсолютно точно. Казиски дал слово офицера не разглашать тайны расшифровки.

– Ну что ж, поздравьте Казиски с приставкой «фон» к его фамилии, – король благосклонно кивнул своему министру, – чтобы это было не просто слово офицера, но и слово дворянина. Только, эксцелленц, не томите меня и расскажите, наконец, что именно было в этих телеграммах.

– Одна телеграмма была от покойного адмирала Непира, командующего англо-французской эскадрой…

– Покойного? – с лица монарха сбежала улыбка, и оно выразило крайнее изумление.

– Да, покойного, – сказал фон Вестфален, – в конце своего донесения адмирал сообщал, что сразу после того, как оно будет написано, он застрелится.

Вторая же телеграмма была составлена со слов некого лорда Шомберга Керра. В ней рассказывается о том же самом. А именно: союзная эскадра у Бомарзунда уже была готова окончательно добить недостроенную русскую крепость, как вдруг несколько кораблей эскадры по неустановленным причинам взорвались. А появившиеся на горизонте железные корабли без парусов и под русскими флагами за несколько минут принудили наших английских и французских друзей к полной капитуляции эскадры.

– Железные корабли?! Без парусов?! За несколько минут?! – изумленно воскликнул король. – Эксцелленц, похоже, этот бедняга Непир попросту спятил!

– Ваше величество, – фон Вестфален был спокоен, как катафалк, – если б дело было только в адмирале Непире… Но другая телеграмма полностью подтверждает первую. Она написана сотрудниками посольства и со слов свидетеля, не имевшего никакого отношения ни к Непиру, ни к его эскадре. Это девятнадцатилетний юнец, прибывший на войну в родительской яхте, чтобы понаблюдать за славной победой британского оружия.

– А не исключено, что британцы намеренно переслали эти телеграммы в качестве дезинформации? – король подозрительно посмотрел на своего министра.

– Нет, ваше величество, – ответил фон Вестфален, – это практически исключено, иначе они бы не зашифровали их шифром Виженера. Ведь даже мы не знали, что метод фон Казиски окажется настолько успешным.

Фридрих задумался. Тягостное молчание продолжалось несколько минут.

Потом король сказал:

– Конечно, у наших заклятых друзей остались и экспедиционный корпус, и две эскадры – мне об этом рассказал генерал-лейтенант Фридрих Густав фон Валлерзее…

– Корпус практически в полном составе находится у Бомарзунда, – пожал плечами фон Вестфален. – Про его судьбу мы ничего пока не знаем, но подозреваю, что даже если русские и не смогут его разбить, то крепость французам взять не удастся. Тем более что с этого момента они практически выключены из игры – ведь корпус теперь просто не сможет покинуть Аландский архипелаг.

А союзным эскадрам в Финском заливе, полагаю, жить осталось весьма недолго – если они к данному моменту еще не разбиты и не пленены. Впрочем, военный министр фон Валлерзее лучше нас с министром фон Мантейфелем сможет оценить их шансы. Мы с ним еще не говорили об этом, рассудив, что сначала необходимо передать новость вашему величеству.

– Значит, так, эксцелленцен, – король, похоже, уже принял решение. – Министр фон Мантейфель, мы немедленно меняем вектор нашей дипломатии и с сего момента выходим из состояния недружественного нейтралитета по отношению к Российской империи.

Пусть наш посол в Санкт-Петербурге барон фон Вертер попросит срочную аудиенцию у императора Николая, или хотя бы у канцлера Нессельроде. Подумайте, как именно можно будет просигнализировать им о дружественности нашей политики. И если между нами остались какие-либо шероховатости, то мы готовы будем их сгладить и даже пойти на определенные уступки в тех или иных вопросах.

Может быть, нам стоит послать в Россию в качестве моего личного посланника генерала Леопольда фон Герлаха? Ведь это он у нас возглавляет «русскую партию», и его будут рады видеть в Санкт-Петербурге. Пусть прозондирует почву насчет возможного сближения с Россией.

Надо также установить, откуда взялись эти дьявольские корабли, которые разгромили эскадру бедняги Непира. Ведь понятно, что через Эресунд они не проходили. А значит, они были построены именно на Балтике, причем не в портах Финского залива – иначе первой их жертвой была бы не союзная эскадра у Бомарзунда, а англо-французские эскадры в заливе, и известия об их разгроме нам бы уже поступили.

Министр фон Вестфален, наградите этих «неосторожных» телеграфистов и попросите их и впредь внимательно следить за всеми подобными сообщениями. Информация о результатах дешифровки и о том, что у нас вообще есть такая возможность, должна храниться в строгой тайне.

И еще – у вас же есть свои агенты за рубежом? Подключите и их к поиску разгадки чудесного явления этих железных кораблей, и пусть они узнают – какими еще сюрпризами нас порадуют русские. Не мне вам говорить, эксцелленцен, что вам необходимо обдумать, как именно задавать вопросы посланникам и агентам, чтобы никто не узнал о степени нашей осведомленности. Особенно важно, чтобы об этом не узнали не только противники Российской империи, но и наши лучшие друзья из славного города Вены.

Фон Мантейфель вдруг чуть улыбнулся и с легким полупоклоном произнес:

– Ваше величество, друзья наши рано или поздно все и так узнают. Так что не лучше ли сделать так, чтобы они это узнали в несколько отредактированном виде, к тому же свято веря в то, что им известно то, что известно нам? Есть у меня одна задумка…

– Экцелленц, – на лице Фридриха появилась сардоническая улыбка. – Предоставляю вам полную свободу действий в этом вопросе.

Король кивком показал своим министрам, что аудиенция окончена, и они, поклонившись, вышли из его кабинета.

16 (4) августа 1854 г. Париж, дворец Тюильри

Луи-Наполеон Бонапарт, император Франции

Наполеон III любил поспать. Конечно, его великий дядя, император Наполеон I, как известно, довольствовался четырьмя часами сна в сутки, но племянник, увы, хоть и пытался вначале подражать своему дяде, но достаточно быстро понял, что ему необходимы семь, а то и восемь часов сна каждую ночь. Единственным исключением были ночи, проводимые им с той или иной фавориткой, которых он начал пускать в свою постель после того, как императрица Евгения стала всячески избегать ночевать с ним.

Императрица не раз признавалась своим придворным дамам, что она находит телесные контакты с ним отвратительными, и допускала его до своего тела не более двух-трех раз в месяц, да и то лишь тогда, когда шансы на беременность были наиболее высоки. Дамы эти нередко потом сами оказывались в постели императора, так что он был в курсе сказанного, но как это ни странно, он любил именно Евгению, которая, как шептались придворные, была не вполне достойна его – ведь в ее жилах текла не королевская кровь, да и, по мнению многих, она была далеко не писаной краса-вицей.

В последние дни император порядком подустал, и поэтому выпроводил Полину де Бассано, «даму чести» Евгении, уже в десять часов вечера, и попытался заснуть, что обычно получалось у него довольно быстро после подобного рода развлечений. Но сегодня ему в голову лезли странные мысли. С Балтийского моря не поступило еще ни одной доброй весточки. Да, военный министр Арманд Жак Леруа де Сент-Арно и министр флота и колоний Теодор Дюкос уверяли императора в том, что победа на этом театре войны не за горами. Но он хорошо помнил, что они уже пообещали ему быстрый захват Свеаборга, Кронштадта и столицы его русского врага, императора Николая, Санкт-Петербурга. Теперь они что-то бормотали про крепость на Аландских островах, которая вот-вот должна пасть.

Конечно, это вряд ли приблизит захват Петербурга, ведь этот, как его, Бомарзунд даже не в Финском заливе. Но победа, пусть и незначительная, сейчас нужна ему как воздух, как для французского народа, так и для возможных союзников, таких как этот трус из Турина, который все еще гадает – вступать ему в войну с Россией или нет. Нужно лишь только правильно преподнести известие о победе. Что-что, а это он умеет, да и прикормленные газетчики готовы славословить своего императора-победителя и его великие победы.

И тут произошло нечто из ряда вон выходящее – в дверь постучали. В свое время Наполеон строго-настрого запретил будить его, кроме как в самых экстраординарных случаях. Единственным, кто имел права зайти в любое время в спальню к императору, был его слуга, Гийом Марешаль, старый солдат, сражавшийся под знаменами его дяди при Бородино, Лейпциге и Ватерлоо. Но Гийом строго соблюдал дисциплину и столь же скрупулезно следовал инструкциям, согласно которым никто не мог нарушить сон его императора без очень важных на то причин, разве что если сам император позвонит в колокольчик и вызовет Гийома к себе.

– Войдите, – недовольно буркнул император.

Дверь открылась, и в спальню с поклоном вошел Эдуард Друэн де Люис, министр иностранных дел Французской империи, в сопровождении Гийома, который всем своим видом показывал, что если причина, по которой Друэн де Люис нарушил покой его любимого императора, недостаточно важна, то последнему, хоть он и министр, несдобровать.

– Мой император, – сказал министр, – простите меня за то, что помешал вам, но дело не терпит отлагательств. Срочное донесение из Лондона.

Наполеон кивнул Гийому, который не спеша зажег светильники и вышел из помещения, после чего Друэн де Люис, запинаясь, прочитал ему то, что было написано на листке бумаги, который он сжимал в руке.

«Мсьё ле министр, сообщаем вам весьма прискорбную новость. Эскадра у Бомарзунда частично уничтожена и частично захвачена русскими. Русский флот, неожиданно появившийся у берегов Бомарзунда, не потерпел никакого урона. Про судьбу экспедиционного корпуса на острове мы ничего не знаем, кроме того, что метким огнем одной из его батарей была уничтожена яхта, принадлежащая английским подданным. Адмирал Непир погиб. Как только в нашем распоряжении будут более подробные сведения, мы немедленно передадим вам эту информацию. Искренне ваш, лорд Кларендон».

– Опять эти проклятые англичане! – взревел от ярости император. – Их хвастливый Непир, который, как мне говорили, обещал пообедать в Кронштадте и поужинать в Зимнем дворце Петербурга, теперь отчитывается в пекле перед Сатаной за свое бахвальство! А вверенная ему эскадра, включая и наши корабли – ее больше нет! Черт бы побрал эту мерзкую Англию! А вы, Друэн де Люис, немедленно приведите мне Леруа де Сент-Арно и Дюкоса!

– Ваше величество, – почтительно сказал Друэн де Люис, – они уже дожидаются вашего приглашения в приемной.

– Пусть немедленно войдут. И скажите Гийому, что я желаю их видеть.

– Да, мой император, – и Друэн де Люис на цыпочках вышел из спальни.

Через две минуты Гийом привел всех троих, поклонился и точно так же, как и в первый раз, вышел. Наполеон обвел взглядом стоящих перед ним и яростно зашипел:

– Кто заверял меня, что мы наконец-то проучим этих русских свиней? Кто мне говорил, что у русских устаревшие корабли и что они никак не смогут на равных воевать с нами? А теперь наша эскадра у Бомарзунда потеряна, и кто знает, что происходит сейчас с эскадрами у Свеаборга и у Петербурга…

– У Кронштадта, мой император, – машинально поправил Наполеона Дюкос, чем еще больше разозлил императора.

– А мне все равно, как и что там у них называется! – заорал он. – Вы в очередной раз плюхнулись мордой в грязь! И что вы теперь прикажете делать?! Ждать, пока русские уничтожат наш доблестный экспедиционный корпус? Или пока они перетопят все остальные наши корабли на Балтике?

– Мой император, – испуганно залепетал Дюкос, – вероятно, было большой ошибкой отдавать наш флот под английское командование.

– Ошибки нужно исправлять, мсьё ле министр! – император все никак не мог успокоиться. – Необходимо срочно послать новую сильную эскадру на выручку нашему корпусу! Нужно спасать те корабли, которые все еще там, в Финском заливе!

– Мой император, – сказал Леруа де Сент-Арно, – мне кажется, что, пока мы снарядим эскадру, и пока она дойдет до Балтики, нашего корпуса уже не будет, разве что его снимут с острова эскадры, ныне блокирующие Финский залив. Более того, тогда у нас почти не останется флота в Северном море и – Атлантическом – океане – тех кораблей, которые у нас сейчас находятся в Кале, Кайене, Бресте и Бордо, едва хватит для обороны нашего побережья. А вот на Черном море у русских практически нет современных паровых кораблей. Если послать туда еще несколько кораблей из Тулона – они как раз готовятся к походу – то мы сможем нанести русским более болезненный удар. Тем более что для этой операции уже подготовлен десант. Министр Дюкос подтвердит мои слова.

– Да, мой император, все именно так, – закивал Дюкос.

Наполеон тяжело вздохнул.

– Напишите росбифам[7]7
  Так во Франции обзывали англичан.


[Закрыть], что мы намерены как можно скорее начать операцию в Крыму, и что именно победа на черноморском театре военных дел будет лучшей местью за гибель наших доблестных сил у Бомарзунда. Потребуйте, чтобы флот в Финском заливе сделал все, чтобы спасти наших доблестных солдат, и чтобы они как можно скорее вернулись во Францию. Впрочем, росбифы сами не дураки и, думаю, все поймут правильно. А теперь ступайте. Разбудите меня, только если ночью придет ответ из Лондона.

– Будет исполнено, мой император, – хором ответили своему монарху Дюкос и Леруа де Сент-Арно и, стараясь ступать как можно тише, вышли из спальни.

17(5) августа 1854 года.

Балтийское море у острова Мякилуото.

Борт 44-пушечного фрегата «Цесаревич»

Капитан Васильев Евгений Михайлович

Ну, вот, наконец-то мы вышли в море. Только теперь я понял – как сложно было служить на парусных кораблях. Из внутренней гавани Свеаборга эскадра под командованием вице-адмирала Румянцева выбиралась несколько часов. И если бы не паровые корабли, которые брали на буксир парусники и выводили их в море, эта процедура заняла бы еще больше времени.

Я отправился в бой на борту фрегата «Цесаревич». По нашим меркам это был сравнительно небольшой военный корабль: длина примерно полсотни метров, ширина – двенадцать с половиной. Он был вооружен сорока четырьмя 24-фунтовыми пушками, а экипаж его насчитывал около трех сотен моряков. Фрегатом командовал капитан 2-го ранга Александр Лаврович Токмачев.

С собой я взял радиста, Рината Хабибулина, который будет поддерживать связь с «кушеткой», оставшейся в Свеаборге. Император и Ваня Копылов станут осуществлять, так сказать, общее руководство. Вице-адмирал Румянцев отправился в бой на 120-пушечном линейном корабле «Россия». А на «Цесаревиче» находился командующий 2-й бригадой кораблей 3-й дивизии контр-адмирал Яков Ананьевич Шихманов. С ним были сигнальщики, которые должны были передавать полученные из Свеаборга команды на «Россию» и другие линейные корабли, коим, собственно и предстояло сразиться с неприятелем.

А силы, надо сказать, были далеко не равны. В море вышло шесть русских линейных кораблей: 120-пушечный «Россия», 90-пушечные «Полтава» и «Владимир», 84-пушечный «Прохор» и 74-пушечные «Иезекииль» и «Бриенн». Наш «Цесаревич» будет в сражении держаться в стороне от «больших парней».

Против нас была объединенная англо-французская эскадра контр-адмирала Артура Корри, в которой только линейных кораблей было почти в два раза больше. И самое главное, подавляющее большинство из них имело паровые машины, а следовательно, они могли маневрировать, выбирая наиболее выгодные ракурсы и дистанции для боя.

Впрочем, посовещавшись, мы пришли к выводу, что можно в какой-то степени компенсировать превосходство противника в кораблях с паровыми двигателями. Для этого просто нужно к началу боя пришвартовать к борту линкора, противоположному обращенному к неприятелю, один из сопровождавших нас пароходов. Ваня Копылов, который читал книгу Задорнова об обороне Петропавловска, вспомнил, что именно так англичане расставляли в Авачинской бухте свои парусные корабли, обстреливавшие город и русские батареи.

По выражению лица адмирала Румянцева я видел, что тому очень не хочется идти в бой, и не будь в Свеаборге императора Николая, то он под каким-нибудь благовидным предлогом отложил бы выход в море до лучших времен. Но приказ монарха – закон.

Командир «Цесаревича» капитан 2-го ранга Токмачев подозрительно посматривал на развернутую на верхней палубе фрегата радиостанцию. Его еще больше удивила моя просьба поднять антенну до грот-стеньги. Ринат пообещал мне, что в этом случае связь будет как минимум на «четверку». Когда рация была развернута и связь установлена, он связался со Свеаборгом, а потом и с «Королевым». Матросы и офицеры «Цесаревича» с благоговейном ужасом смотрели на чудо-ящик, который вдруг заговорил голосом государя-императора.