Текст книги "Кристаллы Иркамы"

Золотой миллиард

 
Вы огорчаться не должны,
для вас покой полезней.
Ведь вся история страны —
история болезней.
 

В. Высоцкий

 
– Снова болен, – вздыхают врачи.
– Снова болен народ паранойей…
Крут диагноз.
Кричи не кричи,
ты не нужен для Нового Ноя.
Кто-то выстроил Новый Ковчег.
«Золотой миллиард» не в обиде.
Если ты золотарь, на ночлег
пустит Ной иль помощник Овидий.
Если ж русский, тебе ни к чему
к «золотым» на ночёвку проситься.
Лучше б сел по привычке в тюрьму
и смотрел бы на небо из ситца.
Может быть, там найдёшь журавлей,
что тоскливо прощаются с волей.
Запах трав из российских полей
лечит всех от безвременной боли.
Что ж ты, русский, на Запад глядишь?
Там никто не отыщет спасенья.
Там нирвана, а попросту – шиш —
и архантропов сладкое пенье.
Но избавит от боли Творец,
если зависть и жадность забудешь,
и поднимут Терновый венец
позабывшие Господа люди.
Мы не помним бойцовский азарт
и не ждём почему-то Мессию?!!
Ни к чему «Золотой миллиард»,
нас не выдаст Родная Россия.
 

«Зачем мне жизнь обожествлять…»

 
Зачем мне жизнь обожествлять
и восхищаться новой смутой,
холодный образ накалять
и смерти ждать через минуту?
Я улыбаюсь, как дитя,
читая надписи в сортире.
Мы все живём полушутя
в почти пристойном микромире.
В почти пристойном Бытие
мы ловим взгляд своей любимой.
И кто из нас не флибустьер
с душой до ужаса ранимой?
Я снова мысли расплескал
по небосклону макромира,
но смерти чудится оскал
из-под стола чумного пира.
 

«Война опять не утихает…»

 
Война опять не утихает:
осколков свист, солдатский хрип.
И кровью небо полыхает
под вдовий всхлип,
последний всхлип.
Скорбит в углу икона Спаса.
Всем состоявшимся смертям
необходим кусочек мяса.
И можно даже по частям,
но уничтожить всю Россию —
нам цель Америки ясна.
Какой вам рай?
Какой Мессия,
когда опять гремит война?
И Апокалипсис по миру
давно идёт, сомнений нет.
И лишь поэт настроил лиру,
чтоб отвернулись мы от бед.
А, чтоб забыли окаянство,
всё продавая под шумок,
нам Сатана дарует пьянство…
Мол, Бог простит!
На то и Бог.
 

«Разбуянилось спелое солнце с утра…»

 
Разбуянилось спелое солнце с утра
по октябрьским недремлющим рощам.
Слышу крик журавлиный:
– Пора, брат, пора
в холода к неприютным порошам.
Брошен крик журавлиный на землю – лови! —
словно нищему грош во спасенье.
Но забрали надежду мою журавли,
как последнее стихотворенье.
И круженье в лесах золотого дождя —
как последняя светлая радость.
Мудрецы говорят: уходи – уходя,
без помпезных речей и парадов.
Только я, как берёзовый лист, полечу
вслед за той журавлиною стаей,
и на миг прикоснусь к золотому лучу,
и в сиреневом небе растаю.
 

Вербохлёст

 
Верба весенняя.
Серые почки,
будто кошачьи подушечки лап,
будто крадётся бесшумною ночью
ветер, который зимой не ослаб.
Хлопнула дверь на соседнем подъезде,
скрипнула створка раскрытой души.
На перекрёстках планет и созвездий
брось все заботы!
Хоть раз не греши…
И напиши восхваление вербе.
Слышишь? Грядёт Воскресенье Христа!
Ну, прояви хоть немножечко веры
и поклонись изваянью креста.
Пасха. Ведь это ни с чем не сравнимо!
Пасха. Ведь это стремленье на взлёт!
Ветер коснулся берёзы игриво,
словно котёнок Небесных Высот.
 

«Холодные настали времена —…»

 
Холодные настали времена —
общение меж нами в интернете,
и твой «айфон» не пашет ни хрена.
Мы злимся, словно маленькие дети.
В ответе каждый, как живём сейчас,
ведь триста лет назад блаженный старец
предупреждал, что будет без прикрас
засилие от нелюдей и тварей.
Порвали с Богом истинную нить
и крестимся триперстно – это кукиш.
И ничего не хочем изменить,
мы рады, что Россией правят суки.
А честного Авва́кума сожгли
и голодом Морозову сгубили.
Прославились злодейством в полземли
и русский дух в жидовстве утопили.
Отребье сатанинское поёт,
возносят нам хвалу цареубийцы,
а Русь печальку брагою зальёт
и выберет на царство кровопийцу.
Нет, я не жду прощения небес,
прощенье не придёт без покаянья.
Такой вот сложный ныне политес,
а бес нам предлагает обрезанье.
 

Муза Эрато

 
Античная муза Эрато
в слепой сексуальной волне
хотела казаться крылатой
и грамотной… Но не вполне.
Ей просто хотелось учиться
у грамотных в сексе мужчин.
И надо ж такому случиться —
не выбрал её ни один!
Уж как она, бедная, злилась,
и как не кляла мужиков!
Но всё ж никому не приснилась.
А муза хотела оков!
Но вот подфартило: поэты
(поэт – в голове без царя)
писали Эрато «про это».
И, в общем, писали не зря.
С тех пор прикрывает поэтов
античная муза-краса,
поскольку для музы «про это»
никто ещё так не писал!
 

«Листья кленовые не облетают…»

 
Листья кленовые не облетают,
а отправляются в лес погулять,
и на ветру, словно свечка, сгорают
Божия милость и благодать.
Мне не понять, что такого свершилось,
если Господь отвернулся от нас.
Серое небо в мир обвалилось,
и на глазах у людей пелена.
Снами опутана жизнь человечья,
словно ягнята, дрожим и молчим.
сколько отчаянных бес искалечил
даже без видимых веских причин?!
Сколько уже суицидов и тленья,
мир превращается в жалкий отброс.
Тихо кончается стихотворенье…
Осень. Снега. В головах перекос.
 

«Призрачным вопросом…»

 
Призрачным вопросом
солнце сквозь ненастье.
Расскажи мне, осень,
что такое счастье?
В мире светлом снова
осени стихия.
На листе кленовом
я пишу стихи ей.
Выпадают росы
в Бабье лето щедро.
Расскажи мне, осень,
о дыханье ветра.
Но закрылись веки —
снится иль не снится —
расскажи о снеге
на Покров Царицы.
Грусть идёт незримо
по зеркальной грани.
Жду я от любимой
взгляда и свиданья.
Призрачным вопросом
ледяные страсти.
Расскажи мне, осень,
что такое счастье?..
 

«Страна больна первичной паранойей…»

 
Страна больна первичной паранойей,
шизофренией думских думаков.
Двадцатый год пронёсся над страною
кандальным звоном дьявольских оков.
Стрелков уже не видно даже в тире.
Попрятались по норам… А зачем?
Все ждут царя в виссоне и порфире.
Царь не спасенье от еврейских схем.
А что же нам спасенье: пуля? плаха?
поклон жидомасонским думакам?
Я за страну последнюю рубаху
отдам с себя…
А как? Не знаю сам.
Никто не может мне помочь советом
про то, как нашу Родину спасти.
Повсюду по столице минареты
да синагоги…
Господи, прости!
А если без намордника – то в морду!
А если что-то вякнешь – в воронок!
Порвались струны, негде взять аккорды.
Россия умирает под шумок.
И невдомёк ворью и казнокрадам,
что Божий суд – не выдумка попов.
И все получат столько, сколько надо,
без маршей Мендельсона и гробов.
 

«Не знаю, а могло ли быть иначе…»

 
Не знаю, а могло ли быть иначе?
Простуженные выхрипы ворон,
извечная тоска… а это значит —
под стук колёс последний перегон.
А что же дальше?
Снова лихолетье?
И пули свист…
Зачем это? К чему?
Мы выросли жестокие, как дети:
вся жизнь – пожар и весь наш дом – в дыму.
Во тьму веков уносится пространство,
в болоте суеты проходят дни,
и творчество поменяно на пьянство.
О, Боже мой, хоть искру оброни,
чтоб знать, куда направлена дорога,
чтоб ведать, у кого какой конец.
Всем наплевать.
Привыкли жить без Бога.
Всяк для себя и сеятель, и жнец.
И вертится усталая планета,
отряхиваясь в космосе от блох.
Последний стих последнего поэта…
Зачем это?
Не знает даже Бог.
 

«Январь распыляет жемчужные нити…»

 
Январь распыляет жемчужные нити
по скверам, садам и бульварам седым.
Никчёмные люди, прошу вас, взгляните:
над нашей страной аллюминевый дым.
И в нашей стране сионистские братья
создали фашистский сплошной геноцид.
И многим об этом хотел рассказать я,
но все отвернулись, их мучает стыд.
Быть может, они получили по морде,
когда торговали страной без помех?
А, может быть, стыдно, надевши намордник,
озлобленно лаять на всё и на всех?
Где стыд, там давно мухомор уже вырос,
и лаются, лаются всласть без конца.
Смотри! Голубые взобрались на клирос
и весело славят владыку отца.
Но кто же отец им, Господь или дьявол?
Кто наших детишек врагам продаёт?
Кто Заповедь Бога поправками правил?
Кто вечно себя и друзей предаёт?
Вопросы, вопросы и нету ответа,
а кто понимает, боится сказать.
Но лично я верю, свобода не где-то,
а в каждом, кто может пропеть «Исполать!»
 

«Тонкая грань уходящего года…»

 
Тонкая грань уходящего года,
будто опять недогнал, недопел.
Чахнет в безвременьи наша природа,
гаснут несделанных тысячи дел.
Дьяволом всяк православный отмечен.
Солнце угнаться за ночью спешит.
Что ты хотел от судьбы, человече,
коль не противился дьявольской лжи?
В Кубинке храм сатанинский воздвигнут,
значит, открыта дорога во тьму?
Голос насмешливый тычется в спину:
– Кукишем крестишься? Только кому?!
Я не пойму, что меня ожидает:
маски… вакцина… клеймо сатаны…
Ныне в ладони снежинка не тает,
как ГМО ГМОшной страны.
Тысячи сирых ободранных кошек
разворовали помойки страны.
Голод грядёт.
Заметает пороша
след небывалой и страшной войны.
 

Понятия

 
Мера длины, глубины, толщины
рыбы, ещё не попавшейся в сети,
где весовые рутины страшны, —
это сейчас называется рейтинг.
В сейшинги, брифинги, рейтинги нам
перекрестили все русские меры,
жизнь превратили не в радость, а срам
вечные нашей страны изуверы.
Верим обаче не в радость, а в блуд.
И, закусив удила, как маркетинг,
рвёмся на волю из каверзных пут,
будто рыбец, не попавшийся в сети.
 

«Листая жёлтые страницы…»

 
Листая жёлтые страницы
осенних сумрачных аллей.
Мне белый парус не приснится
средь отгоревших тополей.
Милей мне было бы метелью
на март весёлый налететь.
А осень, будто бы с похмелья,
в зиме не хочет умереть.
Вот так и мы поём и пляшем,
и беспричинно слёзы льём.
Наш двадцать первый век не страшен,
но страшно, как мы в нём живём.
Поём и пляшем – эко диво —
и проплясали всю страну.
и ворон прячется пугливо,
чтоб не послали на войну.
Война сто лет уже грохочет,
мы в ней родились и умрём.
И филин весело хохочет
над полупьяным фонарём.
 

«Проснись, ослепшая страна…»

А золотые купола

кому-то черный глаз слепили

ты раздражала силы зла

И, видно, так их доняла,

что ослепить тебя решили.

Игорь Тальков, «Россия»

 
Проснись, ослепшая страна!
Вставай, убогий и подранок!
Вставай в седле на стремена
и шашку – вон!
Скачи тараном.
Пока еврейский оккупант
приклеен на российском троне,
Россия носит красный бант —
знак поклонения Мамоне.
Россия – вольная страна —
вкусила столько горькой крови.
Не время думать – чья вина?!
Но я хочу спросить: – Доколе?!
Доколе будет править шут,
страной торгуя и народом?!
Мы не избавились от пут,
но не прошли впустую годы.
Прозрей, ослепшая страна!
К недопришедшим переменам
зовут иные времена —
они откроются мгновенно.
 

«О, Русь, страна учителей —…»

 
О, Русь, страна учителей —
пока безграмотных, но мудрых,
и утончённых сволочей,
что слово, то сплошная пудра.
Всегда нехваткою в ушах
страдают русские махатмы.
Ведь слушать некому… и швах!
Пусты столицы, сёла, хаты.
Ах, где ты, русская душа?
Славяне слушать всех умели:
внимали гуслям, не дыша,
от слов Бояна цепенели.
Ушей свободных больше нет,
поэты также вымирают.
Всё заменяет интернет,
где мысли призрачные тают.
 

«Облака – преддверье рая…»

 
Облака – преддверье рая
в вензелях узорных,
а над ними, пролетая,
гикнул ворон чёрный.
По степи несутся кони,
уходя от тучи.
И тревожно ветер стонет
у реки над кручей.
Что случилось?
На чужбине
мы живём иль дома?
Все в намордниках,
зарылись
в страхах незнакомых.
Будь ты проклято, проклятье
русского народа.
А евреи – наши братья —
нам поганят воду.
Бей жидов, спасай Россию! —
завещали деды.
И пока мы ждём Мессию,
волк идёт по следу.
Но пока с печи не слезем,
не возьмём дубину,
жид всегда пролезет в ферзи
и ударит в спину.
 

«Я пришёл к любимой на свиданье…»

 
Я пришёл к любимой на свиданье
и уже создал хрустальный мост…
только человечии созданья
в масках все бредут, как на погост.
Как же отыскать среди отребья
ту, что не боится заболеть?
Что в причёску заколола гребень
и не хочет, как толпа, сереть?
Но стереть весь мир любовь не в силах —
пусть он суматошный и больной
добровольно следует в могилу
шаг за шагом и к спине спиной.
И виной всему – не послушанье
серенькой бессмысленной толпы,
а крушенье нашего сознанья —
все мы и безумны, и слепы.
Но гробы для нас уже готовы,
так что все свидания не в счёт.
В этой жизни умирать не ново,
и слеза, как водится, течёт…
 

«Спасибо, Жизнь, что я тебя прожил…»

 
Спасибо, Жизнь, что я тебя прожил,
что, в общем, не нашёл непониманья,
что в небе, как осенний лист, кружил
на пепельных осколках мирозданья.
Спасибо, Свет, что я тебя познал,
ища свою извечную дорогу,
что избежал безвременья оскал,
который притаился за порогом.
Не много нам отпущено судьбой,
но спросится, конечно же, поболе
за то, что нагрешили мы с тобой,
играя неестественные роли.
За то, что не избавили страну
от подлого жидовского засилья.
Прости, Господь, за тяжкую вину…
Без Бога нет ни смелости, ни силы.
 

«Куда я только не взгляну —…»

 
Куда я только не взгляну —
то Путин, то Песков, то Жирик…
Как можно было всю страну
разворовать и растранжирить?!
Как можно торговать людьми
и отдавать врагам державу?
Мы россияне.
Мы одни
пропили честь свою и славу.
Уже ублюдка, как царя,
мы видим на российском троне.
И наказал Господь не зря
клятвопреступников в законе.
Сто лет назад закат сверкнул,
как боевой клинок из стали.
Наш Государь любил страну,
а мы жидам её продали.
Повсюду гниль и недолга —
сто лет всеобщего позора.
От агрессивного врага
мы смело прячемся по норам.
Когда нагрянула беда,
мы вмиг душою обнищали.
Как дым, исчезнем навсегда,
в адренохром нас превращают…
 

«Не могу я прожить без стихов…»

 
Не могу я прожить без стихов.
Впрочем, всё же могу, но не надо.
За стихом, как мужик за сохой,
я иду вопреки снегопаду.
Впрочем, нет, это стих прилетел,
словно голубь из стран поднебесья, —
вот такой у поэта удел,
жизнь слагается, будто бы песня.
Но из песни не выкинуть слов,
как не вытащить пули из тела.
Да, порядок расправы не нов,
и душа, словно птица, взлетела.
Не спастись от петли да тюрьмы —
стих поэта, как рыбка пиранья.
Мы бываем наивны, прямы
и страдаем от непониманья.
Пой, поэт, непогоде назло!
Пой, поэт, чтобы горы дрожали!
И считай, что тебе повезло
дописать мировые скрижали.
Ведь оттуда не выкинуть слов,
да и пули из камня не вынуть.
Прыгнув в лодку, берись за весло
вопреки тем, кто выстрелит в спину.
 

«Я пою по городам и весям…»

 
Я пою по городам и весям,
я блуждаю в призрачных мечтах.
Молодым уже не интересен,
остальным – как нота на устах.
Вертопрах, зачёркнутый веками,
я стараюсь время обуздать.
Мы идём… куда? Не знаем сами…
Впрочем, нам на это наплевать.
Звать и призывать на помощь Бога —
это было испокон у нас.
Право славим древнего Сварога,
а в углу Христа иконостас.
Без прикрас повинность принимая —
не дадут, чего не унести, —
в поисках непознанного рая
мы бредём не по тому пути.
То или не то, к чему сомненья?
Не исправить писаной строки.
Есть у нас на жизнь благословенье,
Слава Богу, что мы казаки.
 

Тишина

 
Во мне буянит тишина —
молчанье русского народа.
А мировой пожар, война,
нужна лишь этим…
нищебродам.
О, сколько кануло во тьму
и уничтожено врагами.
В России любят Колыму
и жаждут ласки сапогами.
В России чтут святых воров
и изнывают без неволи,
а то бы прямо на Покров
пересажали всех на колья.
Ну, что же, русский, не гунди,
будь толерастным толерастом,
и, чтоб простили все долги,
стань для контраста педерастом.
 

Поле Куликово

 
Вся страна, как поле Куликово
посреди сражений и невзгод.
Знаем мы: в начале было Слово,
а теперь вся жизнь наоборот.
Рвотные позывы после речи
президента всякий испытал.
Что же ты боишься, человече?
И в глазах предсмертная тоска…
Что же вы попрятались, славяне?
Так жиды нас скоро перебьют.
Родина без воинов увянет,
станет мил тюремный наш уют.
Вспомните, как жили в прошлом деды, —
враг всегда на цыпочках ходил.
На скрижалях писаны победы
от Карпат до самых до Курил.
Сколько мы на поле Куликовом
будем жрать, дремать и почивать?
Бей жидов, спасай Россию словом,
коль тебе на Русь не наплевать.
Если же оглобля подвернётся,
бей оглоблей – нам не привыкать.
И весною солнце улыбнётся,
и не потемнеют облака.
 

«Сотню лет Россией правят…»

 
Сотню лет Россией правят
уголовники и сброд.
Ныне больше не картавят,
чтобы верил в них народ.
Жизнь – сплошная кинолента,
мексиканский сериал.
Но отдельного момента
президент не угадал.
Проморгал чуть-чуть Володя —
закрома, увы, пусты…
И чисты стремленья, вроде,
и глаза его чисты.
Гаснет пуля на излёте
в Богородицы Покров.
Воровство у нас в почёте
и в почёте суд воров.
Старорусская кручина:
ну, скажи, в конце концов:
кто ты вор?
Твоя личина —
лишь отмазка для глупцов.
Слышим Вовино витийство,
а народец без штанов.
Помним Рохлина убийство,
помним «Курск» и взрыв домов.
Стервецов бывало много,
только ты – всем татям тать.
А на Родину, на Бога
татям вечно наплевать.
Стерпит всё у нас бумага,
все устои сметены.
Президент живёт для блага,
только жалко – не страны.
 

«Я скитался в дебрях фронтовых…»

 
Я скитался в дебрях фронтовых,
проходил по неживым дорогам.
И, пока огонь мой не утих,
я молюсь за Родину пред Богом.
Я молюсь за урожайный год,
за поля, богатые пшеницей,
чтоб страну избавить от невзгод,
и за то, что не должно случиться.
Я молюсь за царство, за семью,
за державу и за нашу крепость,
и за душу грешную свою,
чтоб не умереть бездумно, слепо.
Мне вчера пропели соловьи
то, что не поймут чужие люди:
Родины не будет без семьи
и семьи без Родины не будет.
 

«Русь моя, боль моя, сколько же горя…»

 
Русь моя, боль моя, сколько же горя
в русые волосы снегом вплелось?
Русские жили от моря до моря,
веруя в Бога да в русский авось.
В нашей стране, полонённой жидами,
люди забыли про совесть и стыд.
Что получилось – вы знаете сами —
русский за русского русским убит.
С детства я слышу, что нации русской
нет, да и не было в нашей стране.
Русский язык стал до одури тусклый,
русский букварь утопили в дерьме.
Мы толерастно заждались Мессию,
но за неверье не вспыхнет огня.
Я уникален: я помню Россию!
Русский я, русский!
Убейте меня.
 

«Вырвались бесы на волю…»

Вырвались бесы на волю…

Св. старица Матрона Московская

 
Вырвались бесы на волю,
в поле завял василёк.
Сколько страданий и боли
в сонмищах русских дорог!
Всюду тачанки да кони,
сброшены дроги в бурьян.
И от погони к погоне
крови хлебни, коль не пьян.
Знамя кровавых амбиций
ныне сменил триколор.
Но безразличье на лицах —
будто таинственный флёр.
Вырвались бесы – свершилось!
Русская гибнет земля.
Что же теперь изменилось?
То же ворьё у руля,
те же свинячие рыла,
тот же бандитский жаргон.
Где же ты, русская сила?
Чтишь сатанинский закон —
жизнь без Царя и без Бога?..
Кто же ты, русский, ответь?!
Тряпкой лежишь у порога,
лучше б тебе умереть.
Ждут атеисты Мессию,
пьют у Небесных ворот.
Бес не отпустит Россию,
коль не проснётся народ.
 

Бытие

 
Проснулся.
И встал, предвкушая работу, —
за мной недоделанных множество дел.
А кофе пролился на стол от чего-то,
знать это чего-то я недоуспел.
Почистив от кофе и стол, и компьютер,
я тут же подумал, что надо бы мне
пойти завести свой оранжевый скутер,
сгонять в магазин в суете о еде.
Ведь дома меня куча дел ожидает,
а не подкрепившись, конечно, загнусь.
И я, словно дерзкая хищников стая,
влетел в магазин.
И уехал, клянусь,
с большим чемоданом, набитым едою.
А дома, конечно, на кухню и в бой
с нещадной бедой – голодухой седою, —
хоть плачь, а хоть смейся и песенки пой.
А тут ещё кот – расчесать и погладить, —
ему наплевать на не сделанность дел.
Кошачьи заботы – поесть и погадить.
Я тоже хотел бы кошачий удел.
Но множество дел накопилось, не скрою,
а тут ещё надо газеты прочесть,
включить телевизор вечерней порою.
Но будет, не скрою, оказана честь
и множеству дел, и задумкам свершений,
лишь завтра с утра.
Полный ход кораблю!
Вот так каждый день без обид и прощений.
А ныне я лягу и сладко посплю.
 

Молитва

 
Прости меня, Боже!
Прости мой народ
за веру в жидовскую смуту,
за цивилизацию наоборот!
Прости за сомнений минуту!
Прости за царя и прости за страну,
которая лагерем стала.
Ушли богомольцы искать тишину
в столичные двери вокзала.
Не мало ли было страданий, потерь?
Не мало ли ран и блевотин?
Откроет ли кто ту заветную дверь
туда, где и ангелов ноты,
и нет ни жлобов, ни завистливых драк,
и нет поклоненья Мамоне?
Прости меня, Боже, я что-то не так
твержу, поклоняясь иконе.
Но Крест покаянья по жизни несу,
Россию всем сердцем приемля.
Я вновь палачами прибит к колесу,
и кровь истекает на землю.