Текст книги "Онегин на приеме у психолога"

Эпизод седьмой
«Любовь и эмансипация»
(А.П. Чехов «Ионыч»)

Я: Видящая себя в будущем великой пианисткой, героиня рассказа Екатерина Ивановна отказывает сделавшему ей предложение врачу Дмитрию Ионычу Старцеву:

«Дмитрий Ионыч, я очень вам благодарна за честь, я вас уважаю, но… – она встала и продолжала стоя, – но, извините, быть вашей женой я не могу. Будем говорить серьезно. Дмитрий Ионыч, вы знаете, больше всего в жизни я люблю искусство, я безумно люблю, обожаю музыку, ей я посвятила всю свою жизнь. Я хочу быть артисткой, я хочу славы, успехов, свободы, а вы хотите, чтобы я продолжала жить в этом городе, продолжала эту пустую, бесполезную жизнь, которая стала для меня невыносима. Сделаться женой – о нет, простите! Человек должен стремиться к высшей, блестящей цели, а семейная жизнь связала бы меня навеки».

Я: Получив отказ, этот герой начинает постепенно деградировать:

«Прошло четыре года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой.

Старцев бывал в разных домах и встречал много людей, но ни с кем не сходился близко. Обыватели своими разговорами, взглядами на жизнь и даже своим видом раздражали его. Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти. Когда Старцев пробовал заговорить даже с либеральным обывателем, например, о том, что человечество, слава богу, идет вперед и что со временем оно будет обходиться без паспортов и смертной казни, то обыватель глядел на него искоса и недоверчиво и спрашивал: Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно? А когда Старцев в обществе, за ужином или чаем, говорил о том, что нужно трудиться, что без труда жить нельзя, то всякий принимал это за упрек и начинал сердиться и назойливо спорить. При всем том обыватели не делали ничего, решительно ничего, и не интересовались ничем, и никак нельзя было придумать, о чем говорить с ними. И Старцев избегал разговоров, а только закусывал и играл в винт, и когда заставал в каком-нибудь доме семейный праздник и его приглашали откушать, то он садился и ел молча, глядя в тарелку; и все, что в это время говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но молчал, и за то, что он всегда сурово молчал и глядел в тарелку, его прозвали «поляк надутый», хотя он никогда поляком не был.

От таких развлечений, как театр и концерты, он уклонялся, но зато в винт играл каждый вечер, часа по три, с наслаждением. Было у него еще одно развлечение, в которое он втянулся незаметно, мало-помалу, – это – по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой, и, случалось, бумажек – желтых и зеленых, от которых пахло духами, и уксусом, и ладаном, и ворванью, – было понапихано во все карманы рублей на семьдесят; и когда собиралось несколько сот, он отвозил в Общество взаимного кредита и клал там на текущий счет».

Я: Екатерина Ивановна, так и не став профессиональной пианисткой, попыталась вернуть себе Старцева, но было уже поздно. Вот как сам герой рассказывает о себе:

«Вы вот спрашиваете, как я поживаю. Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь – утки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей… Днем нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?

– Ноу вас работа, благородная цель в жизни. Вы так любили говорить о своей больнице. Я тогда была какая-то странная, воображала себя великой пианисткой. Теперь все барышни играют на рояле, и я тоже играла, как все, и ничего во мне не было особенного; я такая же пианистка, как мама писательница. И конечно, я вас не понимала тогда, но потом, в Москве, я часто думала о вас. Я только о вас и думала, какое это счастье быть земским врачом, помогать страдальцам, служить народу! Какое счастье! – повторила Екатерина Ивановна с увлечением. – Когда я думала о вас в Москве, вы представлялись мне таким идеальным, возвышенным.

Старцев вспомнил про бумажки, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонек в душе погас.

Он встал, чтобы идти к дому. Она взяла его под руку.

– Вы лучший из людей, которых я знала в своей жизни, – продолжала она. – Мы будем видеться, говорить, не правда ли! Обещайте мне. Я не пианистка, на свой счет я уже не заблуждаюсь, и не буду при вас ни играть, ни говорить о музыке.

Когда вошли в дом и Старцев увидел при вечернем освещении ее лицо и грустные, благодарные, испытующие глаза, обращенные на него, то почувствовал беспокойство и подумал опять:

“А хорошо, что я тогда не женился”».

Я: Брак Старцева не состоялся, его нравственное падение продолжилось:

«Прошло еще несколько лет. Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, протянув вперед прямые, точно деревянные, руки, и кричит встречным: “Прррава держи!”, то картина бывает внушительная и кажется, что едет не человек, а языческий бог. У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе еще третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит:

– Это кабинет? Это спальня? А тут что?

И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот.

У него много хлопот, но все же он не бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там. В Дялиже и в городе его зовут уже просто Ионычем. «Куда это Ионыч едет?» Или: «Не пригласить ли на консилиум Ионыча?»

Вероятно, оттого, что горло заплыло жиром, голосу него изменился, стал тонким и резким. Характеру него тоже изменился: стал тяжелым, раздражительным. Принимая больных, он обыкновенно сердится, нетерпеливо стучит палкой о' пол и кричит своим неприятным голосом:

– Извольте отвечать только на вопросы! Не разговаривать!

Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует.

За все время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней».

Я: А теперь побеседуем с главным героем рассказа Ионычем.

Психолог: Так почему Вы все-таки не женились на Екатерине Ивановне?

Ионыч: Когда я был молод и влюблен, она видела во мне примитивного провинциала и не ответила на мои чувства. А потом, когда я уже перестал верить в романтическую любовь и стал деловым человеком, мне самому стали чужды всякие романтические фантазии. Вот так и не состоялась моя возвышенная любовь.

Психолог: Значит, все дело в Вас?

Ионыч: А вот и нет. Просто Екатерина Ивановна мне дала хороший урок, который я запомнил на всю жизнь. Если хочешь сделать карьеру, преуспеть в жизни, попрощайся с романтической любовью, на которую нужны и время, и силы.

Психолог: Разве нельзя это совместить?

Ионыч: Нет, если смотришь на мир практически. Как это ни странно, Екатерина Ивановна, когда мы встретились, под видом музыканта имела сущность практической и деловой женщины. Я, в сравнении с ней, был при первой нашей встрече сущим ребенком. И вот результат – теперь я и сам такой и мои чувства куда-то ушли.

Я: Эта грустная история позволяет мне сделать вывод о том, что

ЖЕНСКАЯ ЭМАНСИПАЦИЯ ЧАЩЕ ВСЕГО ПРОИЗВОДИТ НЕСЧАСТНУЮ ЛЮБОВЬ КАК САМОЙ ЖЕНЩИНЫ, ТАК И ОКРУЖАЮЩИХ ЕЕ МУЖЧИН.

Эпизод восьмой
«Карьера или любовь?»
(И. А. Гончаров «Обыкновенная история»)

Я: Удивительно современное произведение! Многие диалоги этого романа воспринимаются как сегодняшние. Юный провинциал Александр Адуев приезжает «завоевывать» Петербург. Он видит себя будущим литературным гением, завоевателем высоких должностных мест, победителем. У него много иллюзий, наивной веры в реальность «вечной дружбы», «любви до гроба», всеобщего братства людей. Но его идеальные устремления разбиваются о жесткую реальность «нового века» столичной жизни, где все решает в конечном счете деловая хватка, волевой напор, холодный практицизм. Носителем новой морали «деловых людей» является его дядя Петр Иванович Адуев, который дает своему племяннику жестокие уроки жизни, дополняющие негативный опыт общения и взаимодействия юного героя со столичными жителями. Но есть в романе одно лицо, которое не позволяет упрощенно видеть проблему столкновения провинциальных романтических иллюзий с жестокими реалиями столичного образа жизни, – жена Адуева-старшего – Лизавета Александровна. Вот ее мы и послушаем. Вот она задает в романе вопросы мужу своему, «прагматику» Петру Ивановичу Адуеву:

Лизавета Александровна: «– Так непременно и надо следовать всему, что выдумает твой век?.. так всё си вято, всё и правда?»

Пётр Иванович: «– Всё и свято!..»

Лизавета Александровна: «– Как! Правда, что надо больше рассуждать, нежели чувствовать? Не давать воли сердцу, удерживаться от порывов чувства? Не предаваться и не верить искреннему излиянию?»

Пётр Иванович: «….Да…»

Лизавета Александровна: «– Действовать везде по методе, меньше доверять людям, считать всё ненадежным и жить одному про себя?»

Пётр Иванович: «– Да…»

Лизавета Александровна: «– И это свято, что любовь не главное в жизни, что надо больше любить своё дело, нежели любимого человека, не надеяться ни на чью преданность, верить, что любовь должна кончаться охлаждением, изменой или привычкой? Что дружба – привычка? Это всё правда?»

Пётр Иванович: «– Это была всегда правда… только прежде не хотели верить ей, а нынче это сделалось общеизвестной истиной».

Лизавета Александровна: «– Свято и это, что всё надо рассматривать, всё рассчитывать и обдумывать, не позволять себе забываться, помечтать, увлечься хоть и обманом, лишь бы быть оттого счастливым?»

Пётр Иванович: «– Свято, потому что разумно…»

Лизавета Александровна: «– Правда и это, что умом надобно действовать и с близкими сердцу… например, с женой?..»

Я: На последний вопрос Лизавета Александровна так и не получила ответа.

Пригласим теперь нашу героиню на встречу с психологом.

Психолог (обращаясь к Лизавете Александровне): Гончаров пишет о Вас следующее: «Она была свидетельницею двух страшных крайностей – в племяннике и муже. Один восторжен до сумасбродства, другой – ледян до ожесточения». Вы и сейчас так думаете?

Лизавета Александровна: Александр, как вы знаете, по роману, потом изменился, пошел по стопам дяди, пошел даже дальше его, но меня это не радует.

Психолог: Почему?

Лизавета Александровна: А я об этом сказала самому Александру, если Вы помните роман Гончарова, что он прежний, восторженный был прекрасным, благородным, умным. Я высказала сожаление, что эти его свойства ушли в прошлое. Он сохранил в себе много хороших качеств, но «не по-моему…»

Психолог: Что Вы имеете в виду?

Лизавета Александровна: Попробую объяснить. Ведь Гончаров не дал мне этого сделать в своем романе. Но Вам я скажу.

Любовь все-таки правит миром, а не рассудок. Только любовь понимают по-разному. Одни «играют» в любовь, другие любят в первую очередь себя, третьи отождествляют любовь с долгом по отношению к ближним.

Психолог: А Вы как понимаете любовь?

Лизавета Александровна: Во-первых, никогда не жалеть даже о неудавшейся любви, не пытаться оплевывать свое прошлое. Любой опыт сердца ценен, если человек сохраняет в душе благодарность судьбе за то, что он смог когда-то полюбить. Во-вторых, я думаю, что ни одна привычка к мужу или жене не может заменить любовь. Иначе следует признать, что человек ничем не отличается от плодящихся кроликов.

Психолог: Но ведь любовная страсть, как это утверждает, во многом справедливо, Пётр Иванович, лишает человека разума, воли, самостоятельности…

Лизавета Александровна: Мне трудно об этом судить объективно. Я – женщина. Но все же замечу, что молодость, на то и молодость, чтобы безумствовать, жить страстями. Иначе – какая же это молодость?

Психолог: И все же может быть есть где-то «золотая середина»?

Лизавета Александровна: Я думаю, что надо с детства учить любить людей, учить труду для людей, а не только для себя, тогда не будет «безумных» страстей, как и рассудочного существования.

Психолог: А что бы Вы посоветовали Вашему мужу и племяннику теперь?

Лизавета Александровна: Да уж поздно что-либо им советовать! Они уже сложившиеся люди! Но все же попробую.

Племяннику Александру – по крайней мере не презирать свое прошлое, с пониманием относиться к романтической любви, сентиментальности. Ведь в наше время это – редкость, и, может быть, без возвышенных чувств жизнь в нашем обществе вообще стала бы невыносимой для многих людей!

А мужу – не казнить себя за то, что он, по сути дела, своим рационализмом угробил наши, может быть, самые светлые чувства друг к другу. Ведь никогда не поздно начать жизнь заново. Главное не презирать так называемых «неудачников». Ведь каждый из них несет свой жизненный опыт, часто свою мудрость, опыт чувств, который недоступен многим деловым, «преуспевающим» людям. Успех разве только в богатстве, в социальном положении, в потакании своим прихотям?

Самая большая радость в жизни – возможность любить и радоваться этой жизни во всех ее проявлениях. А для этого человеку надо совсем немного – искренней дружбы и понимания со стороны ближних. Но для этого и самому надо любить своих ближних. Здесь сходятся все концы и начала нашей непростой жизни. Истинная же любовь больше выражается в делах. Нельзя не думать и о последствиях своей любви. Люби так, чтобы хорошо было не только тебе, но и любимому. Будь готов и к потерям, потому что нельзя любить по обязанностям. Если же ради жизненного успеха надо жертвовать любовью, то зачем нужен успех, купленный такой ценой? Береги любовь, не души ее в зародыше, но и не торопи. Учись бескорыстно ждать ответа в любви. Истинная любовь сама тебя найдет, если не будешь бороться с ней или специально ее искать. Пока мы любим, мы живы. Любовь – не стремление к обладанию любимым любой ценой, а радость от того, что этот любимый есть. Без любви наша жизнь подобна существованию подземного крота, так никогда и не увидевшего ослепительного солнечного света!

Психолог: Как же дальше Вы собираетесь жить со своим мужем, не поддерживающим такую жизненную философию?

Лизавета Александровна: Буду стараться не переживать, что я не разделяю его теории. Тем более мне это будет не сложно, если учесть, что я больше не считаю его для себя безоговорочным авторитетом в жизненно важных вопросах. В сущности, он осторожный конформист, но не герой, который готов бороться за высокие цели. Больше всего он ценит удобство и покой. Хотя я ему и благодарна за многое. В племяннике больше самостоятельной инициативы, но я думаю, что все же он стал с годами достаточно трезвым, ориентированным на личную выгоду.

Всё вроде бы замечательно, но уж очень много рассудка! Впрочем, в конечном счете важно для какой общественно значимой цели хлопочет человек. Я думаю, что у моего племянника еще есть шанс обрести такую цель. Если ему позволят.

Психолог: Да, нерадостная картина получается. На примере Адуевых видно, как сложно в России совместить личные и общественные интересы, как и провинциальному жителю принять законы столичной жизни. А если же провинциалы и пробиваются, то они становятся рабами деловой жизни. Но вы убедили меня в главном – НЕЛЬЗЯ В КАЧЕСТВЕ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО УСЛОВИЯ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ ЛЮБОЙ ЦЕЛИ ЖЕРТВОВАТЬ МИРОМ ЧУВСТВ И ЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ. Жизнь мстит тем, кто пытается подогнать ее даже под самую разумную схему. Реальная же жизнь состоит из многообразия чувствований, переживаний, эмоций. Адуев-младший и Адуев-старший убежали от этой жизни. Первый вначале спрятался от нее в мир однообразных себялюбивых любовных страстей, второй – в умозрительные теории, уничтожающие саму возможность насыщенных эмоций и чувств. Оба пришли к одному финалу – омертвению души и потере способности любить.

Алексей: Все эти истории, конечно, поучительны. Но какое мы можем извлечь из них общее знание для психологической помощи клиентам?

Я: У всех рассмотренных эпизодов есть одна общая особенность – их герои больше озабочены тем, как к ним относятся те, кого они любят, чем как они сами относятся к своим любимым. И это не случайно. За «несчастной любовью» устойчиво закрепился стереотип, что она есть неразделенное чувство.

Алексей: А это разве не так?

Я: Для начала надо понять: «Что такое настоящая любовь?» На мой взгляд, это умение любить себя. Но не так, как герои рассмотренных эпизодов.

Алексей: А как?

Я: Любить надо не свою физиологию, не свое положение в обществе, а себя.

Алексей: Поясни.

Я: Любить себя, значит любить свои мысли и чувства, а не физиологические влечения или социальный престиж.

Алексей: Да как же отличить физиологию или тщеславие от истинной любви? Здесь ведь все перемешано: любовь, секс, эротика, самолюбие…

Я: Тут может помочь «великий и могучий» русский язык. Корень слова в слове «любовь» – «люб». Одно из производных слов от него – «любование». Это значит, что любят тех, кем любуются, то есть относятся бескорыстно, в известном смысле эстетически, а не ждут от любимого человека прежде всего предоставления физических удовольствий. Но такая любовь доступна только тем, кто способен наделить любимого человека теми чертами, за которые можно любить.

Алексей: Ты хочешь сказать, что любовь сочиняется, придумывается?

Я: Здесь всегда есть момент сочинительства, и он определяющий. Сейчас поясню. Опыт такого сочинительства получают в воображении при чтении стихов, литературы, восприятия художественных произведений, заботы о ближних, в которых стараются видеть людей, о которых надо заботиться. Так формируется эмоциональная щедрость, способность к состраданию, сочувствию, без которых человек не способен любить кого-либо по-настоящему.

Алексей: Но это не устраняет случаев «несчастной любви.

Я: Несчастной любви нет, если это настоящая любовь.

Алексей: Не понял.

Я: Если я кого-то люблю по-настоящему, то, даже если эта любовь безответная, я радуюсь тому, что на свете живет любимый мною человек. А если еще он принимает знаки моего внимания, то это и еще повод для радости.

Алексей: Ты – идеалист.

Я: Хорошо, давай представим обратную ситуацию – «Меня любят, а я не люблю». И какая мне радость от такой любви? Даже если это тешит мое самолюбие, мое тщеславие, у меня-то нет радости от самой любви! Я могу даже войти во вкус, как Печорин, и влюблять в себя одну женщину за другой. Но в результате – опять же пустота и одиночество. И где здесь счастливая любовь? Если же я люблю, пусть даже без взаимности, то переживаю радость настоящего чувства.

Алексей: Что в этом знании является полезным для психолога?

Я: НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ ЕСТЬ РЕЗУЛЬТАТ НЕДОСТАТКА ЛЮБВИ К СЕБЕ. ЭТОТ НЕДОСТАТОК ПЫТАЮТСЯ ЗАМЕНИТЬ ЧАЩЕ ВСЕГО ЖЕЛАНИЕМ БЫТЬ ЛЮБИМЫМ ДРУГИМИ, НО ТАКАЯ ЛЮБОВЬ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ.

Алексей: Поясни все же еще раз, что значит «Любить себя»?

Я: Я уже говорил, что любовь – это способность любоваться любимым человеком. По отношению к самому себе это означает способность любоваться собой любимым.

Алексей: В общем, ты призываешь к законченному эгоизму, переходящему в нарциссизм.

Я: Совсем не так. Если я буду до бесконечности вертеться перед зеркалом и любоваться собой, то это означает, что я любуюсь не собой, а своим изображением, своей внешностью, но не собой. Я – это мои собственные мысли и чувства. Здесь вся «фишка» в слове «собственные». Если я составляю о себе мнение на основании того, что думают обо мне другие (пусть даже уважаемые мной люди), то это еще не есть «Я» в полном смысле слова. Я – это мои собственные мысли обо мне, мои собственные чувства по отношению к себе.

Алексей: Но для этого надо жить на необитаемом острове, чтобы быть независимым в своих мыслях и чувствах.

Я: Ты даже сам не представляешь, как близко ты подобрался к решению задачи. Этот необитаемый остров можно создать самому. Для этого достаточно научиться быть одному.

Алексей: Значит, ты призываешь всем разбрестись по своим «норам» и в одиночестве любить себя.

Я: Одиночество одиночеству рознь. Буддизм, по сути дела, к этому и призывает, и иногда такое самопогружение в себя бывает полезным. Но я говорю о другом одиночестве – одиночестве погружения в мир искусства, литературы, в любимые одиночные занятия типа досуговых увлечений. Только в таком насыщенном занятии формируется подлинная индивидуальность. Тогда и любовь твоя будет тоже индивидуальной, не заимствованной из других образцов.

Алексей: Ну, вот Татьяна Ларина и «доигралась» – начиталась любовных романов и бросилась на шею «первому встречному». Хорошо, хоть так все закончилось.

Я: Да, в ее первой книжной любви к Онегину много придуманного. Но в этой «книжности» она приобрела бесценный опыт искренних переживаний, поупражнялась в способности влюбляться, пусть даже сначала в книжных персонажей.

Алексей: Ты призываешь воспитывать «тургеневских девушек», далеких от реальности идеалисток, которые потом будут рвать на себе волосы, что мир оказался не таким, каким они себе его представляли. Посмотри, какой век на дворе – реальный мир достаточно циничен и груб.

Я: Мир таков, каким мы его создаем сами. Это позиция психолога. Любовь тоже должна придумываться. Важно, чтобы любовные фантазии были благородны и чисты. Для этого надо читать не пошлятину, а хорошую литературу, слушать хорошую музыку, смотреть хорошие картины и т. д.

Алексей: Но как же избежать любовных разочарований и несчастий при столкновении с жестокой реальностью.

Я: От этого никто, конечно, не застрахован. Но человек, который научился «творить» любовь в соответствии с идеальными представлениями, гораздо ближе к счастливой любви, чем тот, который встал в позу ожидающего любви от других и который не способен дать эту любовь любимому человеку.

ВЫВОД: ДАЖЕ НЕРАЗДЕЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ МОЖЕТ ПРИНЕСТИ РАДОСТЬ, ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ГОТОВ «ОТДАВАТЬ», А НЕ ПРЕИМУЩЕСТВЕННО «БРАТЬ» В ЛЮБОВНЫХ ОТНОШЕНИЯХ.