Текст книги "Будни директора школы. Не дневниковые записи"

Не царское дело…

– Здравствуйте!

Ноги в брючках и туфельках ловко переступили через банку с краской.

– Здравствуйте, – не поднимая головы, ответил директор школы. Ему было некогда отвлекаться. Он вел трехцветную линию по краю лестницы с третьего этажа на первый.

– Здравствуйте!

А сейчас – юбка и сандалии.

– Здравствуйте!

О, мужички подтягиваются: костюм и грубые полуботинки.

– Здравствуйте!

И остановилась.

– Здравствуйте, здравствуйте, – посторонился, пропуская мимо себя, директор школы. Но ноги никуда не двинулись.

– Что это вы тут делаете?

Завуч стояла над ним и глядела растерянно на грязную спецовку, руки в краске, банку, кисточку, которая уже набила мозоли на двух пальцах.

– Как – что? Ремонт…

– Неудобно же! Учителя идут, а вы – тут!

– Чего же неудобного? Их обязанность – вовремя прийти из отпуска. Моя обязанность – приготовить школу к учебному году. Вот мы все и выполняем свои обязанности, – недовольно пробурчал директор и снова опустил голову.

Впереди были еще три лестницы, а завтра уже надо будет проводить первый педсовет…

Литература в школе… А для чего она?

– … Вот скажите, а какой смысл в требовании выучить именно шесть стихотворений? Я не нашел такого требования ни в одной методичке…, – директор школы искренне пытался разобраться в программе и методике, походив по урокам.

– Ну, как же! Во-первых, это заставляет учеников читать! Читать, понимаете, автора, а не учебник! А во-вторых, это прекрасно тренирует память! – сверкала золотыми очками заслуженная и много проработавшая «русистка».

– Память? – ошарашено переспрашивает директор. – А что, теперь и памятью на уроке литературы заниматься должны?

– Конечно! Это же межпредметные связи! Мы учим запоминать, математики учат логике, а потом они у вас на истории лучше учатся! – победно тряхнула та желтыми кудряшками.

– Хорошо… Лучше на истории – это хорошо. Ну, насчет чтения я спорить с вами не буду, хотя признаюсь, что «Войну и мир» прочитал только в армии, и убежден, что Толстой писал этот роман не для шестнадцатилетних подростков, жизни не нюхавших… Нет-нет, постойте, не перебивайте! И «Обломова» я прочитал только в двадцать лет. И поэтому мне этот роман понравился, в отличие от всего, что мы «проходим» в школе из-под палки. Кстати, об «Обломове». Я как раз на этом уроке у вас сидел.

– Да, тот урок прошел активно, интересно, – выпрямилась учительница.

– …А скажите, это такое указание, да? Чтобы говорить, что Гончаров там развенчал и показал, и поиздевался над «обломовщиной» и так далее?

– Не понимаю, о чем вы?

– Ну, как же… Оценку какую дали вы роману и героям?

– Так это устоявшаяся оценка, вековая, можно сказать!

– И что, Обломов и, правда, отрицательный типаж? А мне казалось, что он – заглавный герой, что Гончаров его описывает с любовью, с нежностью, что Обломов в романе герой исключительно положительный…

– Но ведь, Добролюбов…

– Вот видите! Не Гончаров, а Добролюбов! И выходит, что не роман «Обломов» вы объясняете, а статью Добролюбова об этом романе… А для Гончарова Обломов – хороший человек, положительный герой, имя которого он выносит на обложку романа. Ведь не «Штольц» назван роман!

– Что же мне теперь, объяснять, какой Обломов хороший? И что потом выпускники получат по сочинению, если так напишут?

– Хорошую отметку. Если напишут грамотно и если покажут знание романа. А у вас они знают статью Добролюбова о романе. А сам роман… Хотя, я уже говорил, что лично я роман этот прочитал в двадцать лет, и потом даже перечитывал… Я, поймите, не критикую вас или вашу методику… Я сам разобраться хочу, чтобы понять. А если уж я не понимаю, то что могут понять школьники? Или опять – на заучивание всё? Мне же казалось, что одна из основных задач предмета «литература» – приучить к чтению, научить любить чтение, научить любить родную литературу… Но это уже в дебри… Извините. В общем, урок у вас был хороший, опыт у вас такой, думаю, что вы в любой аудитории его проведете. Моя просьба только одна: поменьше на заучивание, побольше – на понимание. Вот и все. Спасибо.

Учительница вышла, прямая и гордая, а завуч, сидевшая в углу, подняла голову и прошептала:

– Все равно ее уже не переделать. Она вас понимает, умная она, но… Работа такая…

Гражданская оборона

– Сегодня между вторым и третьим уроком у нас будут учения по гражданской обороне, – сообщила директору школы завуч, положив трубку телефона.

– Это еще что за? – удивился тот всем лицом.

– Да, это раз в год всегда бывает. Там надо бумаги подготовить, планы распечатать, а еще устроить учебную «тревогу» и вывести учеников из школы. Но это не долго. Минут на десять, чтобы зафиксировать, что эта «учебная тревога» была.

– Угу. Это и маленьких по лестницам гнать? И среднюю школу? И потом что – домой отпускать? Урок сорвем, настроение «исправим» до невозможности. И следующий урок – не урок будет… Так?

– Да, все так, – согласилась завуч. – Но придется. Там от них проверяющий будет. Ну, вы его знаете, он живет тут по соседству. Вот, к нам придет, проверит, а потом сразу на обед…

– Ну, давайте так сделаем: предупредим старшие классы, и только их выведем. Бегом-бегом по лестнице, во двор школы, там покажем проверяющему – и обратно. А с бумагами даже и не знаю… Некогда мне этим заниматься. А, давайте, так сделаем. Мне в любом случае в Гороно надо будет сходить. Вот я и пойду как раз в это время. А вы проверяющему скажите, что все материалы по гражданской обороне – у директора в сейфе. Не будет же он сидеть тут до вечера?

– Шум будет… Обязательно.

– А вот это уже будут мои проблемы. В общем, решили? Тогда – по урокам. И не забудьте предупредить старшеклассников!

Через три дня директора школы пригласили на заседание исполкома, посвященное работе районного штаба гражданской обороны.

На этом заседании отчитывался начальник штаба, который был в структуре исполкома, и в ходе отчета по итогам проверки указал на школу, в которой не показали никаких документов, а по учебной тревоге вывели из школы только старшеклассников.

– Та-а-ак, – краснея на глазах, взвился председатель исполкома. – Чем теперь будете объяснять свое бездействие? А если что случится – вы даже детей из школы не выведете?

– А если что случится, – громко и отчетливо произнес директор школы, – то и выводить никого не придется.

– Это как?

– Вон, смотрите, – кивнул директор на объемный макет центра города, стоящий на столе. – Сразу через овраг от нас мясокомбинат. А вот те блестящие штуки – это аммиачные колонны. Холодильники мясокомбината от них запитываются. …Я все правильно говорю? – обернулся он к начальнику штаба ГО.

– Ну, так, да… И что с того?

– Ваш норматив для выхода всех детей из школы – пятнадцать-двадцать минут. Это бегом, сшибая на лестницах друг друга, калечась… А теперь скажите, сколько минут будет идти до школы облако, если эти колонны вдруг взорвутся?

– Да-да, – заинтересовался предисполкома. – И сколько же?

– Три-пять минут…, – ответил начальник штаба. – Но это ведь не повод!

– Ясно, – прихлопнул по столу «хозяин района». – Еще вопросы к директору школы будут? Нет? Вы свободны. А мы продолжим.

Долина гейзеров

– Что это там за статья в газете про вашу школу? – звонок из Гороно был вполне ожидаем.

– «Долина гейзеров»? А вы еще не читали? Там и фотография есть, – директор школы с довольной улыбкой рассматривал получившийся материал.

Статья и фотография школьников, прыгающих через ручьи и фонтаны, бьющие из трещин в асфальте перед школой, были на первой странице «районки», и, наверное, в Гороно уже позвонили снизу, из приемной председателя исполкома…

– Но почему же сразу – в газету? Вы что, не могли позвонить, с кем надо договориться? Это же, выходит, вы сами себя подставили? Там же школа фигурирует?

– Можно подумать, вы не в курсе, что у нас творится. Ваши работники домой и из дома ходят по нашей территории, и эти фонтаны видят. И исполком в курсе – регулярно им названиваю. А так, может, почешутся хоть немного…

«Долина гейзеров» образовалась сразу после включения в городе отопления. Где-то был прорыв, но где? Коммунальщики брали на себя ответственность только за тот кусок трубы, который находился в подвале школы. Водоканал и теплосеть не могли поделить трассу, что лежала под слоем асфальта перед школой.

Ждать, пока школу смоет в овраг, или когда провалится кто-то из школьников, директор не мог. Он набрал знакомый номер телефона и позвал старых знакомых, газетчиков, с которыми работал, когда еще был в горкоме партии. Те с удовольствием устроили фотосессию с гулянием школьников и прыжками через ручьи, а потом Володька написал яркий фельетон о «Долине гейзеров» и о том, что у «семи нянек»… И попал в цель. Как раз шел разговор о слиянии всех структур в одну организацию.

Наутро, после разгона на планерке, где красный от злости председатель исполкома потрясал газетой и обещал лишение премий и увольнение всем причастным, перед школой съехались три машины, из которых синхронно вышли три не худых мужика.

Они постояли, смотря на ручьи и фонтаны, затем «главный коммунальщик» показал рукой на школу и сделал красноречивый взмах, отрезая трубы по линии фундамента – вот так, мол, мое, а это – ваше. Затем сел в машину и уехал. Представители «Водоканала» и теплосети еще постояли, ругаясь и размахивая руками, пощупали воду, доказывая друг другу, один – что она холодная и к теплосети относиться не может, другой – что теплая она, аж парит, а, следовательно, не «Водоканал» должен тут копать. Хлопнули двери легковушек, и все разъехались, ничего не решив.

К вечеру того же дня возле школы появилась черная «Волга» председателя исполкома. Он даже не стал выходить. Только глянул, и машина повернула обратно. А еще через час от «Водоканала» спешно притарахтел бульдозер, со стороны теплосети – небольшой экскаватор, и бригада сварщиков оказалась тут же, выделенная коммунальщиками. Бригада слесарей, пройдясь по трассе, нашла и закрыла задвижки, экскаватор бойко вырыл яму, сварщики, опустившись в нее, долго что-то резали и варили уже в темноте, к ночи бульдозер уже заровнял все, засыпав яму, а утром на этом месте стоял самосвал с асфальтом и трое дорожников восстанавливали дорогу.

«Писатель»

– Да, и еще имейте в виду, что у вас там, в коллективе, есть настоящий «писатель», – понизив голос, говорит инспектор Гороно молодому директору школы.

– Писатель? – поднимает тот брови.

– Да, он же пишет во все инстанции. Постоянно пишет. Думаете, только одна жалоба была на предыдущего директора? Вот, мы же вынуждены разбираться по каждому случаю!

Она выволакивает толстую зеленую папку с тесемочками.

– Это – только по нему!

Письма в горсовет, в горком партии, в обком и облсовет, в Совет министров, в ВЦСПС, в министерство образования, в Верховный Совет, на очередной съезд КПСС, письма отдельным депутатам… В каждом письме подчеркнуты жирно жалобы на школу и ее руководство. К каждому письму прикреплен ответ. Каждый ответ – это выход в школу и разбор жалобы инспектором Гороно…

– Да-а-а, – восхищенно кивает головой директор школы. – А уволить его не пытались?

– Да, вы что? Как его уволишь? Он же законы лучше нас знает! Он сам, кого хочешь – уволит! Лучше уж вы его не трогайте…

В первый год работы нового директора трижды приходили комиссии разбираться по жалобам.

– Вот, написано, что у вас теплицы заброшены, которые на плане школы есть.

– Пойдемте, посмотрим.

Директор вел комиссию, и они смотрели на фундаментные блоки в том месте, где по плану – теплица.

– Так. То есть, он все верно жалуется… А если теплицы нет, то зачем блоки? С этого фундамента ребенок может упасть и покалечиться…

Директор терпел, а после ухода комиссии звонил шефам. Приезжал бульдозер и засыпал-заравнивал площадку, на которой должна была стоять теплица.

Новая комиссия смотрела уже состояние туалетов и интересовалась, почему туалет для учителей не закрывается на замок.

Очередная комиссия спрашивала о принципах распределения кабинетов и часов…

При этом «писатель» боролся не за себя лично. И даже не за коллектив была его борьба. Он принципиально боролся против администрации школы, раз за разом доказывая, что может найти повод для жалобы.

– Посмотрите газету, – директор со счастливой улыбкой подсунул листок под локоть завуча. – Посмотрите, посмотрите.

– А что там?

– А там, возможно, решение еще одной проблемы…

Были опубликованы поправки и изменения в КЗОТ, позволяющие увольнять пенсионеров по возрасту.

– Вы что, думаете «писателя» уволить? Да он же вас просто съест и не поперхнется! Он же законы знает!

– А мы тоже будем действовать по закону.

Уже на другой день учитель был в письменной форме извещен о том, что директор ставит вопрос о его увольнении по возрасту. Второй экземпляр уведомления с росписью учителя был спрятан в сейф.

Через обусловленное время заявление с просьбой рассмотреть вопрос об увольнении члена профсоюза по возрасту было направлено в профком школы. Председатель профкома был приглашен к директору школы и ознакомлен с новыми законами и правилами.

В нужный срок директор и «писатель» получили письменное извещение о том, что в пятницу после уроков пройдет заседание профкома по указанному вопросу.

Ровно в два часа директор школы и учитель стояли перед профкомом. Пять пожилых женщин, учителей с огромным стажем, испуганно поглядывали то на одного, то на другого.

Директор четко изложил основные пункты нового закона, упирая особо, что лично к учителю он претензий не имеет, а увольняет его «по возрасту». Учитель был вынужден подтвердить, что ничего личного тут нет.

– Хорошо, посидите в коридоре, – предложил председатель профкома.

Они вышли, таща за собой по стулу, и молча сели у дверей учительской. Минуты тянулись долго. Уже и полчаса прошло. За дверями жужжал разговор, иногда прерываемый длинными паузами. А директор и его учитель сидели бок о бок в пустом пыльном школьном коридоре и ждали решения, которое могло решить судьбу одного из них.

Час, целый час шумел профком за закрытыми дверями, пока, раскрасневшиеся и вспотевшие, не пригласили обратно ожидавших решения.

– В общем, так…, – председатель профкома помялась, не поднимая глаз от написанного уже протокола. – Мы отказываем директору школы в увольнении учителя по возрасту.

– …Это ваше право, – спокойно подтвердил директор. – Прошу копию протокола мне в дело.

Полгода. Прошло еще полгода. Ни единой жалобы из школы, ни одного нового письма…

Через год в ходе выпускного вечера, крепко подвыпив, «музыкант» привязался к «писателю»:

– Что-то ты писать совсем перестал? Или наш директор тебе так уж нравится? Что, боишься его, что ли?

– Нет, ты понимаешь… Он со мной – ПО ЗАКОНУ, – выделил тот уважительной интонацией. – Я теперь, если напишу что-то против него, то это уже будет – личная неприязнь. Мне теперь просто нельзя…

И больше он не написал ни одной жалобы до увольнения этого директора школы.

«Зачет»

– А почему у меня «четверка» за полугодие по истории?

Весь класс, в котором вел историю директор школы, уже вышел, а эта ученица осталась. И теперь стояла перед ним в позе и с выражением лица богини справедливости и правосудия.

В классе эту девочку немного недолюбливали за постоянно недовольное выражение лица. Она смотрела вокруг как-то слегка высокомерно. И говорила со всеми как-то нехотя, «через губу». Когда говорила о школе, учителях, предметах, одноклассниках, так и слышалось, что все время подразумевается «ЭТА школа», «ЭТИ одноклассники», «ЭТИ учителя», теперь вот «ЭТА история»…

– У тебя «четверка», потому что ты не отвечала темы, а тесты сдала на «четверку», – спокойно ответил директор школы.

Он всегда старался говорить спокойно. И с учениками, и с учителями.

– А вы меня не спрашивали!

– Как же мне тебя спрашивать, если ты руку не поднимаешь и желанием не горишь? Вон, кто знал – руку поднимали. И кому надо было – тоже руку поднимали. Ты или не знала, или тебе не надо было…

– Я знала! А вы мне – «четверку»!

– …И что теперь? – он без всякого интереса смотрел на нее.

Внизу уже ждали завучи, надо было назначать педсовет, надо еще проверить, что там получается с расписанием на третью четверть, надо обязательно позвонить коммунальщикам, чтобы за зимние каникулы не выстудили школу, надо проверить классные журналы выборочно (есть список, за кем нужен глаз да глаз) … Дел еще много. А тут вот еще и разговоры с учениками.

– Примите у меня зачет!

– Что, прямо сейчас? Только что был урок. На уроке ты опять руку не подняла. А после урока, извини, у меня уже намечены дела.

– Но я же готовилась! Примите зачет!

– Не сегодня, извини. Дел слишком много, – он захлопнул журнал, сунул его подмышку и пошел совещаться с завучами.

На другой день она встречала его у порога школы, к открытию.

– А сегодня вы примете зачет?

– Сегодня у меня совещание в Гороно, а потом совещание по теплу в исполкоме… Так что – нет.

– А когда? – она стояла и ждала с таким выражением лица, что было ясно: будет ходить и долбить в одну точку столько, сколько понадобится.

– Вот ведь, какая… Настойчивая…, – директор подумал минуту, глядя на нее. – Ну, готовься тогда. В пятницу. У меня в кабинете. В два часа, сразу после уроков.

– Хорошо, – кивнула она. – Я приду.

В пятницу ровно в два часа дня в дверь кабинета директора раздался стук:

– Можно? Я на зачет!

Он поднял голову от бумаг, в которых закопался по уши, посмотрел непомняще.

– А-а-а… Да-да. Зачет. Сходи-ка за вашим журналом, скажи, что директору на зачет. Скажи, сейчас же и отдадим.

Через пять минут журнал лежал на его столе.

– Та-а-ак, – открыл он нужную страницу. – Значит, говоришь, учила? Готовилась, говоришь?

– Да! – подняла она нос кверху. – Я готовилась!

– Ну, что же…, – он поставил жирную «пятерку», зачеркнув «четверку» и написав сбоку, что исправленному можно верить. А потом закрыл журнал, протянул его ученице, стоящей перед столом.

– Все. Можешь отнести обратно.

– Как это?

– Ну, ты же готовилась? Ты же считаешь, что знаешь на «пятерку»? Что «четверка» тебе – незаслуженно? А я тебе доверяю. И если так, то зачем нам с тобой тратить время и нервы?

– …Я же готовилась! Я ночью читала! – краска бросилась в щеки, заблестели предательской слезой глаза.

– А я верю. Поэтому, смотри, поставил тебе твою «пятерку». Ты же этого от меня хотела? Все. Можешь идти.

– Вы издеваетесь?

– Нисколько. Ты учила. Я тебе верю. Оценка, которую ты из меня выжимаешь, поставлена. Какие еще могут быть вопросы?

Она еще с минуту постояла перед его столом, но директор уже опустил голову к бумагам, на которых требовалось вывести подпись и пришлепнуть печать: та еще работа, требующая сосредоточенности. Повернулась, медленно вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Больше до конца года индивидуальных зачетов она не требовала.

За год по истории у нее красовалась «четверка».

Первый «выпускник» со справкой

– …И что нам теперь с ним делать?

– Что делать, что делать, – хмыкнул директор школы. – А зачем вы его брали в девятый класс?

– Ну, как же… Он же сын председателя исполкома…

– Ну, и что? Оценки какие были? Поведение какое? Что, решить не могли? Теперь все равно придется принимать решение… Но уже другое… Он экзамены сдаст? Сумеет?

– Нет. Вы знаете, он же совсем не учится. Он привык, знаете… И так с детства. Когда еще маленьким был, в пятом классе, что ли, знаете, что придумал? Прыгнул с решетки раздевалки на плечи уборщицы. Темно было, уже вечер, а он – раз на плечи… Она уволилась.

– А он?

– А что мы можем? Поставили его на педсовет, а он там смеется: я, говорит, в семье самый дурной. Ну, и ведет себя соответственно… Даже сейчас. Здоровенный вырос…

Директор школы и завучи сидели в его маленьком кабинете на первом этаже и обсуждали успеваемость в старших классах.

– Ну, и что вы ко мне пришли? Не учится – гнать надо! Вон, Закон под стеклом лежит, – мотнул он головой.

– …А, может, вы все-таки позвоните? Вы же с ним знакомы по работе… Надо же предупредить как-то…

– Н-да? Ну, и что я ему скажу? Ладно-ладно… Сидите тогда, слушайте…

Директор поднял трубку телефона, вздохнул и набрал прямой номер председателя исполкома.

– Алло?

– Здравствуйте, это директор школы…

– Что, снова по отоплению? – тут же завелся «хозяин района».

– Нет-нет… Тут другое дело… Личное. Я о вашем сыне. По оценкам выходит, он у вас со правкой выйдет…

– Не говорите мне этого! Я не хотел его в школу пихать – жена настояла. Так ей и звоните. Я в это дело лезть не буду. Все. Разговор окончен.

В трубке зазвучали короткие гудки.

– Ну, что? Слышали? В общем, давайте мне еще списки, кто на грани, будем с ними говорить. А с этим больше не работаем – поздно. Бесполезно. Да, и не нужно уже никому это… Сами слышали…

– …И – что теперь? – осторожно переспросила завуч, курировавшая старшие классы.

– Как, что? По Закону. Сколько у него двоек выходит?

– Пять, – тихо ответила завуч.

– Открываем закон, читаем. Что там положено ученику, не справившемуся с программой и не допущенному до экзаменов?

– Справка…, – еще тише ответила она.

– Вот и готовьте… Справку. По всей форме.

– Но все же… Он же сын…

– Вы не поняли? Готовьте материалы для справки. Что там надо, по закону и по инструкции. Провести беседу? Сейчас проведу. Педсовет собрать и решение принять? Готовьте педсовет. С родителями поговорить? Вон, поговорил уже… Что еще? Выпускаем со справкой. Все. Решено.

На следующее утро в телефонной трубке раздался голос заведующей Гороно:

– Вы там совсем с ума все посходили, что ли? Вы понимаете, что делаете?

– А что случилось?

– Это правда, что вы хотите выпустить со справкой сына председателя исполкома?

– Интересно… Кстати, а откуда у вас такая информация? Не сдадите своих агентов?

– Вы еще и смеетесь?

– Какой там смех? Вечером разбираю дело, а утром вы уже в курсе. И не с моих слов… Кого вы там еще слушаете, интересно мне…

– У нас есть информация. Да. Но это – не ваше дело. Скажите, вы, правда, решили…

– Правда, правда. И не решил, а так написано в законе.

– Вы хоть понимаете все последствия? Вам не станут помогать…

– А кто мне помогал-то? Хоть бы то, что положено, делали… А помощь мне не нужна. И жаль, просто жаль, что вы не говорите, откуда у вас информация…

Короткие гудки в трубке опять сообщили, что на том конце сети терпение у начальства кончилось.

За четырнадцать лет работы школы впервые ученик был выпущен со справкой. Никаких санкций, которых ждало с нетерпением Гороно, не последовало.