Текст книги "Барон Маннергейм в 52-м драгунском (18-м гусарском) Нежинском полку. Азиатская экспедиция 1906–1908"

7. Набег на Инкоу. 28 и 29 декабря

Половину продовольствия из обоза попытались раздать войскам, но те неохотно брали лишний груз, поскольку продовольствия и так хватало. А генерал-адъютант Мищенко рассчитывал облегчить транспорт настолько, что он уже не будет отставать. Поэтому колонна войскового старшины Свешникова была присоединена к средней колонне генерал-майора Абрамова. Таким образом, отряд продолжил движение уже тремя колоннами.

Западной колонне, выступившей 28 декабря в 6.3 0 утра, вновь потребовалось переправляться через Ляохэ, теперь на левый берег. Лёд был прочен, но берега оказались крутыми, и пришлось немало повозиться, особенно с пушками. На переправу было потрачено много времени, но когда колонна устремилась на юг, движение не встретило никаких препятствий. Отряд сделал большой привал, подойдя к реке Хуньхэ. На противоположном берегу лежала деревня Калихе. Тут незадолго до подхода основных сил сотни 1-го Верхнеудинского и Дагестанского полков (из авангардов средней и левой колонны) лихо атаковали хунхузов, часть которых была изрублена, а остальные разбежались и укрылись в ближайших деревнях. Разъезды и походные заставы затеяли с ними перестрелку, которая не прекратилась и тогда, когда весь отряд перешел реку. Вскоре разнеслась весть, что в одной из таких перестрелок погиб лейтенант французской службы Пьер Бюртен, доброволец в Верхнеудинском полку. Оказалось, казачьи сотни у деревни Сяомахунпао (так в «Дневнике» Нежинцев, но иногда в литературе встречается другое название – Сандакан) вошли в столкновение уже не с хунхузами, а с японцами, силу которых первоначально определили в 1–2 роты при эскадроне конницы. Последовал приказ очистить местность от неприятеля, найти раненых и подобрать тела убитых. Для этого к деревне был направлен взвод поршневых орудий и дивизион Нежинцев (3 и 4 эскадроны) под командованием полковника С. П. Ванновского.

Японцы укрылись за валами, а частью за кирпичными стенами ханшинного завода. На таких заводиках в Китае гнали алкогольное зелье, попросту говоря, первач, крепостью от 45° до 60°. Обстрел из орудий ничего не дал, так как видимости уже не было никакой. Тогда на штурм заводской стены пошли спешенные казаки и три взвода 4-го эскадрона Нежинцев под командой ротмистра Дросси, а весь 3-й эскадрон с еще одним взводом 4-го эскадрона остался в прикрытии коноводов.

Вскоре стало казаться, что атака захлебнулась. Японцы продолжали удерживать несколько фанз, нанося атакующим, освещенным заревом пожара, чувствительный урон. Ротмистр Дросси запросил подмоги. Внезапно с северно-западной стороны селения показались всадники на темных лошадях. Произошло минутное замешательство, поскольку дозорные приняли их за японцев. Но вскоре выяснилось, что это два эскадрона Черниговцев, которых генерал Самсонов как раз и выслал в подкрепление. Увидев лавину драгун, японцы поспешно оставили и фанзы деревни, и окруженный стеной заводик.

Итак, противник был сбит с позиции. Выяснилось, что заводик по производству самогонки удерживала всего одна рота 41-го резервного пехотного полка. Потери атаковавших, однако, оказались существенными. Правда, в Нежинском полку был ранен лишь один офицер, корнет Николай Крыжановский (да и тот легко), но среди нижних чинов было трое убитых и до десяти раненых (один скончался на следующий день, трое остались в строю). Штандартного унтер-офицера и запевалу хора в 4 эскадроне, Павла Гончара, пуля в сердце сразила наповал. Всех убитых и раненых (а их оказалось более пятидесяти) подобрали. Начальство было очень недовольно задержкой и большими потерями. За день отряду вновь удалось пройти всего около 40 верст. Вместо того чтобы срочно отправить раненых в тыл, решено было везти их дальше с собой. Очевидно, возникли опасения, что хунхузы попытаются напасть на транспорт с ранеными. Отряжать же для его сопровождения большие силы – значило ослабить основной отряд. Решение спорное. Поскольку колонны двигались очень медленно, конное охранение вполне могло доставить пострадавших до ближайшего безопасного места и успеть догнать отряд. А так получилось, что далеко не все раненые смогли перенести долгий путь.

Об изначально непродуманном и очень медленном продвижении к намеченной цели барон К. Г. Э. Маннергейм впоследствии в «Мемуарах» высказался так:

«Важная наступательная операция протекала очень вяло. Мищенко придерживал основные силы для подавления незначительных укреплений противника, вместо того чтобы направлять туда небольшие войсковые соединения, а крупные кавалерийские части бросить против Инкоу. На всё это ушло очень много времени…»

Вечером 28 февраля начальник отряда издал приказ, в котором был и такой пункт:

«…6) Разъездам, особенно фланговым, не ввязываться в перестрелку с противником, а задаваться лишь целями разведки и донесений».

В полночь было отдано еще одно приказание:

«…всячески избегать лобовых атак, особенно в конном строю, противника, засевшего за валами или деревнями; в этом случае надлежит, держась вне прицельных выстрелов, окружить деревню лавою, угрожая пути отступления неприятеля. При упорстве его – обстрелять деревню (вал) одним, двумя взводами артиллерии. Снаряды беречь – будут нужны. Атаковать противника на чистом месте, пехоту обязательно лавою».

В тот день, 28 декабря, от отряда были направлены четыре сотни охотников (две от Донцев и Кавказцев и две от Урало-Забайкальцев) для порчи железнодорожных путей в районе города Хайчена. Мосты найти и подорвать не удалось. Разрушили телеграф и железнодорожные пути. Подрывники пустили под откос паровоз с вагонами. А отправленный в 3 часа ночи к станции Ташичао (Дашичао) отряд драгун под командой поручика Дударова вообще заплутал в глубоких канавах и вынужден был повернуть назад. Военные аналитики впоследствии сочли этот эпизод провалом. Не вдаваясь в подробности,

К. Г. Э. Маннергейм в своих «Мемуарах» лишь в общих чертах коснулся этой неудачной попытки надолго прервать железнодорожное сообщение:

«Показательным было и то, каким образом генерал Мищенко планировал взорвать железную дорогу в Маньчжурии где-нибудь к северу от Порт-Артура. Я вызвался выполнить эту операцию, но ее доверили выполнить другому, более молодому офицеру. Поскольку командование знало, что генерал Ноги передвигается на север, то на такую операцию необходимо было обратить больше внимания, чем на захват Инкоу, и сосредоточить для нее значительные силы. Вместо этого были поспешно собраны шесть слабых эскадронов из различных полков, и это временное формирование отправили взрывать важнейший на данном этапе военных действий железнодорожный мост! Произошло то, что и должно было произойти, – попытка провалилась».

29 декабря в 6 часов утра все уже были на ногах. Вырыли могилу в мерзлой земле, положили в нее убитых, закопали и поставили наскоро сколоченный крест. Священник Черниговского полка, отец Митрофан, следовавший за бригадой верхом весь поход, отслужил панихиду над свежей могилой.

После панихиды отряд выступил по направлению к городу Ньючжуань. 52-й драгунский Нежинский полк шел в голове колонны главных сил. Один из его разъездов совместно с разъездом Черниговцев захватил и разрушил телефонную станцию и взял в плен двух японцев. Затем был захвачен транспорт приблизительно в сто повозок. Разъезды, высланные на рекогносцировку окрестностей Ньючжуаня, были встречены огнем японской пехоты из деревень, окружавших город, кроме того, были обнаружены небольшие кавалерийские части противника. Генерал-адъютант Мищенко, не желая ввязываться в бой, двинул левую колонну восточнее города, а среднюю и правую – западнее. Тогда две роты японцев отошли по направлению к Хайчену. Захват этой железнодорожной станции представлял бы серьезную угрозу для противника. А вот замерзший порт Инкоу, находящийся в стороне от основных коммуникаций, в то время фактически не имел никакого стратегического значения. Очевидно, японское командование потому и считало доходившие до него слухи о планировавшейся атаке на этот пункт обычной дезинформацией. Потому-то на пути конного отряда генерал-адъютанта Мищенко и не оказалось серьезных заслонов.

Местность вокруг Ньючжуана была пересеченной, с массой рощ и населенных пунктов. Колоннам пришлось перебираться через три ручья с крутыми берегами. Нежинский полк прибыл на ночлег в 10 часов вечера. В этот день было пройдено около 35 верст. Лошади находились под седлом со вчерашнего утра, то есть около сорока часов.

В полночь, на 30 декабря, для подрыва моста севернее станции Ташичао (Дашичао) вновь отправился поручик Дударов с эскадроном драгун и сотней пограничников. До моста они добрались, но, увидев, что он усиленно охраняется, не решились произвести атаку. Говоря в «Мемуарах» о шести эскадронах, назначенных для подрывов железной дороги, барон Маннергейм, несомненно, к четырем сотням охотников-казаков, действовавшим 28 декабря, приплюсовывает и бедолаг, делавших безрезультатные вылазки две ночи подряд. Была предпринята ими и третья попытка совершить крупную диверсию. Через сутки поручик 52-го драгунского Нежинского полка Дударов докладывал:

«В ночь с 30 на 3 1 декабря охотниками драгунских полков под руководством саперного офицера, капитана Федорова, было разрушено полотно железной дороги на протяжении 250 саженей и телеграф…»

Однако взорвать стратегический мост этот отряд так и не смог.

Следует заметить, что вечером 29 декабря были направлены еще два самостоятельных разъезда для разрушения участка Ташичао – Инкоу. Один из них был под командой корнета 52-го драгунского Нежинского полка Леонида Замятнина. Отряд порвал телеграфную проволоку, заложил под рельсы четыре заряда и в 6.30 утра произвел их подрыв. Из-за этого японцам пришлось аврально потрудиться, чтобы восстановить движение. На ремонт ушло несколько часов, но работы завершились как раз вовремя. Можно сказать, и эта диверсия не принесла успеха.

8. Набег на Инкоу. Кульминация: 30 и 31 декабря

Нападение на Инкоу было намечено на вечер 3 0 декабря. Генерал-адъютант Мищенко потребовал выступить от мест ночлега в 4.30 утра. Туман и гололедица задерживали движение. В 1 1 часов дня в деревне Хоухаухен (иное написание – Хоукаукхен) был устроен большой привал, затянувшийся на четыре часа. В диспозиции для колонны генерал-майора Самсонова указывалось:

«Выступить с большого привала у дер. Хоухаухен в 3 ч. дня и следовать на дер. Цыншинцяондзы, не доходя которой стать в резервную колонну по правую сторону большой дороги».

Для атаки и разгрома станции была сформирована специальная штурмовая колонна под командой полковника Созрыко Дзанхотовича Хоранова, 62-летнего опытного осетинского воина, показавшего себя храбрецом еще в турецкую кампанию. В состав этой колонны, которая должна была по замерзшим болотам подойти к Инкоу с севера, включили по одному эскадрону (сотне) от всех драгунских и казачьих частей, четыре конно-охотничьи команды, полусотню пограничной стражи в качестве проводников и три эскадрона Приморцев в прикрытие коноводам.

Как и предписывала диспозиция, сводная драгунская бригада с 2 0-й конной батареей и поршневой полубатареей, под начальством генерал-майора Самсонова, наступала западнее большой дороги. 4-я Донская казачья дивизия, Дагестанский полк, 1-я и 2-я Забайкальские казачьи батареи под начальством генерал-майора Телешева, сформировав левый участок, продвигались восточнее большой дороги. Урало-Забайкальская казачья дивизия осталась в резерве.

Когда авангард 52-го драгунского Нежинского полка под командой подполковника В. В. Нарбутта (5 и 6 эскадроны) вошел в деревню Цяньшицяоцзы, передовая его застава была встречена ружейным огнем из деревни Хуаинтай. Авангард, обойдя эту деревню справа и слева, вынудил противника очистить позиции. Все рекогносцировки показывали, что у противника артиллерии на станции Инкоу не имеется и занята она лишь пехотными частями. Поэтому генерал-адъютант Мищенко отдал приказ выдвинуться главным силам вперед к деревне Хуаинтай и отсюда открыть артиллерийский огонь. В это время деревня была занята спешенным авангардом Нежинцев. Под его прикрытием в 1 6.3 0 и была развернута артиллерия для обстрела станции.

Первое упоминание о подполковнике бароне К. Г. Э. Маннергейме в «Дневнике военных действий 52-го драгунского Нежинского полка» относится именно к этому моменту:

«Вправо от артиллерии были рассыпаны в цепь два эскадрона правого бокового авангарда под командой подполковника барона Маннергейма…».

Далее узнаём: от передового и бокового авангардов были выдвинуты вперед, для наблюдения, три разъезда (под началом корнетов Л. Ланцуцкого, К. Ермоленко и В. Гершельмана). Удалось установить, что корнеты Л. Ланцуцкий (5 эскадрон) и К. Ермоленко (6 эскадрон) входили в дивизион подполковника В. В. Нарбутта. А вот корнет В. Гершельман (2 эскадрон), несомненно, состоял под командой дивизионера барона Ман нергейма и был послан на разведку от правого бокового авангарда.

У деревни Хоуюфань корнет В. Гершельман попал под ружейный обстрел и был легко ранен в ногу, но его разъезд, как и разъезд корнета Л. Ланцуцкого, продолжил движение.

В «Дневнике военных действий» читаем:

«Оба разъезда подошли почти вплотную к ст. Инкоу, как раз в то время, когда к станции подошел поезд с войсками, который был встречен на станции громкими криками “банзай”…»

Об этом же подоспевшем воинском составе и разнесшемся боевом кличе пишет и барон К. Г. Э. Маннергейм:

«…когда мы наконец увидели Инкоу, противник уже приготовился к обороне. Началось сражение. В самом разгаре его мы увидели, как мимо проехал военный состав из Порт-Артура – из открытых вагонов нам махали руками японцы и кричали “Банзай!”».

Впрочем, представляется, что сам барон если и видел состав, то только в сильный бинокль, поскольку он находился справа от батарей, далековато от самой станции (приблизительно в трех верстах). Полагаю, в данном случае под «мы» следует понимать тех Нежинских драгун, которые оказались в тот момент ближе всех к станции (а это были разъезды Л. Ланцуцкого и В. Гершельмана). Несомненно, корнет В. Гершельман впоследствии подробно доложил обо всем увиденном и услышанном начальнику своего дивизиона.

Подкрепление прибыло в Инкоу после 4 часов дня, когда японцам удалось восстановить участок железнодорожного полотна, поврежденный рано утром отрядом корнета Замятнина. В городе была паника. Владельцы лавок спускали японские флаги. Обитатели консульского квартала укрылись в здании таможни. Китайские стражники побросали оружие и разбежались. Но теперь станцию защищали два батальона японской пехоты, то есть приблизительно 1 2 00–1 3 00 бойцов. Кстати, воспрепятствовать доставке подкреплений по железной дороге должна была еще одна группа подрывников – из отряда флигель-адъютанта полковника графа Андрея Петровича Шувалова[1]1
  Покойный флигель-адъютант граф Павел Петрович Шувалов, незадачливый муж графини Елизаветы Владимировны Шуваловой, был его двоюродным дядей по младшей ветви рода Шуваловых, причем обе ветви идут, разумеется, от генерала-фельдмаршала графа П. И. Шувалова (1 7 1 1–1 762) и его сына, сенатора, писателя и поэта А. П. Шувалова (1 744–1 789). Неизвестно, пересекались ли на войне пути подполковника барона К. Г. Э. Маннергейма и полковника графа А. П. Шувалова, командира Терско-Кубанского казачьего полка; в походе на Инкоу они находились в разных колоннах.


[Закрыть]. Но так как пришлось долго дожидаться вьюка с пироксилином, отряд смог добраться до железной дороги именно в тот момент, когда показался состав из 16 открытых платформ с тесно посаженными солдатами. Только после того, как поезд проследовал, подрывники приступили к установке зарядов. При этом со стороны Ташичао стала надвигаться вражеская пехота. Остановить наступление удалось огнем пулеметов. И это, пожалуй, единственный случай, когда пулеметы были успешно применены в ходе рейда: японские пехотинцы залегли, после чего полотно удалось взорвать в пяти местах.

Вскоре начался обстрел станции нашей артиллерией. Старались разрушить пакгаузы и разметать прибывшее подкрепление. Паровоз с одной пустой платформой на всех парах, давая тревожные свистки, поспешил уйти из зоны обстрела. Но на только что взорванном участке произошло крушение – состав полетел под откос.

Батареи вели обстрел станции до 1 7 часов 45 минут. Всего было выпущено около 12 00 снарядов. Подожженные склады освещали местность вокруг заревом пожара. Обороняющимся было хорошо видно всё, что предпринимают атакующие. Впрочем, есть версия, что склады именно с этой целью подожгли сами обороняющиеся.

Приблизительно в 18.3 0 батареи снялись с позиции и двинулись на север к резерву. Тогда же восточнее Инкоу была предпринята демонстративная вылазка донцев. Спешившись, они вышли на железнодорожную линию и принялись портить ее как могли, вручную, поскольку взрывчатки у них не было.

Генерал-адъютант Мищенко приказал выделить из правой колонны три эскадрона для связи со штурмующими войсками. Генерал Самсонов для этого назначил эскадроны 52-го драгунского Нежинского полка под начальством полковника Стаховича. Тот сразу установил связь с отрядом полковника Хоранова, а для ближайшего наблюдения за боем у станции направил 60 охотников-драгун под командой корнета Ланцуцкого.

Возникает вопрос: был ли дивизион подполковника барона Маннергейма (1 и 2 эскадроны) оставлен для связи со штурмующими или же он отошел вместе с артиллерией? А может, он находился при командире полка? Четкого ответа нет ни в «Дневнике военных действий» полка, ни в работе капитана М. Свечина «Набег конного отряда Генерал-Адъютанта Мищенко на Инкоу», ни в капитальном труде Военно-исторической комиссии «Русско-японская война 1904–1905 гг.». Проследить за действиями других эскадронов проще: 3-й эскадрон вошел в отряд полковника С. Д. Хоранова, для поддержания связи с этим отрядом, по словам хорунжего А. Н. Панчулидзева, был назначен 4-й эскадрон, отправленный наблюдать за боем у станции корнет Леон Ланцуцкий был из 5-го эскадрона, и, видимо, где-то поблизости находились люди из 6-го эскадрона (того же дивизиона). Получается, что дивизион подполковника барона К. Г. Э. Маннергейма (1 и 2 эскадроны) во время боя к станции Инкоу близко не походил. Скорей всего, он продолжал прикрывать отведенные в тыл батареи.

Отряд полковника С. Д. Хоранова начал атаку после 18.3 0. На правом фланге находились драгуны полковника С. П. Ванновского, имея конечной целью станцию и лежащее к западу от нее паровозное депо. Хорунжий А. Н. Панчулидзев, прикомандированный к 4-му эскадрону, вспоминал об атаке основных сил:

«Насколько был пёстр состав штурмующей колонны, настолько же было разнообразно вооружение… Драгуны и охотники были вооружены винтовками со штыками, казаки должны были сражаться прикладами или при помощи пик, которые при спешивании были захвачены частью казаков, всадники Кавказской бригады вышли с шашками и кинжалами. Такою толпою в образе отряда мы миновали разрушенную деревню, лежавшую приблизительно в версте севернее станции Инкоу, и вступили в полосу, ярко освещенную заревом зажженных нашей артиллерией складов и строений… Нам оставалось до японских окопов шагов девятьсот. Японцы открыли огонь пачками. Цепи бросились на «ура!». Мы продвинулись еще шагов на четыреста. Но едва мы поравнялись со строениями, лежавшими к северо-западу от станции, как страшнейший залп оттуда заставил нас приостановиться… Справа и слева слышались стоны и вопли. Люди шли вперед и падали, как скошенные… Мгновенно всё пришло в расстройство и обратилось в бегство».

Однако на правом фланге первоначально наметился успех. В «Наградном листе» младшего унтер-офицера из вольноопределяющихся 52-го драгунского Нежинского полка Александра Масловского записано:

«…отличился… 30 Дек. при штурме ст. Инкоу, когда впереди всех бросился в окоп противника. Тяжело раненый он остался в строю, продолжая подавать своим товарищам пример мужества».

А. Н. Панчулидзев сообщает подробности этой атаки:

«Драгуны Ванновского тем временем подошли к станции и заняли передовой окоп. Высокий вал с широкой канавой впереди преграждал им дальнейшее наступление. Во входящем углу вала находился проход. В этот проход устремились драгуны за полковником Ванновским, но овладеть этим единственным во всем вале проходом им не удалось, так как японцы, обстреливая его перекрестным огнем, буквально засыпали это место пулями. Тогда драгунам пришлось отступить. Полковник Ванновский однако не отрешился от мысли овладеть станцией. Драгуны под его командой залегли в занятом ранее окопе и в свою очередь открыли огонь по японцам, давая тем самым возможность остальным собраться и возобновить атаку».

Однако и повторная атака сорвалась. Если вначале на штурм шли сплоченные эскадроны и сотни, то во второй раз офицеры вели уже разрозненные кучки людей, кое-как собранные под огнем. Теперь им ставилась задача лишь выиграть время, чтобы можно было вынести убитых и раненых. А таковых было немало. Из Нежинского полка был легко ранен поручик 3-го эскадрона И. Васьковский, а прапорщик Кареев – тяжело. В Черниговском полку тяжело ранен штабс-ротмистр Пантелеев, а корнет Романов и вольноопределяющийся Киндяков – смертельно. Вскоре был ранен в правую руку, с раздроблением кости, и сам полковник С. П. Ванновский. Драгуны, потеряв начальника и две трети офицеров, начали, отстреливаясь, отступать. Убитых и раненых заметно прибавилось.

Полковник Хоранов, видя бесполезность дальнейших атак, отдал распоряжение об отходе к коноводам. В «Дневнике военных действий 52-го драгунского Нежинского полка» записано, что 60 охотников под начальством корнета Ланцуцкого подошли к станции Инкоу как раз в тот момент, когда штурмующие части полковника Хоранова были отбиты. По приказанию корнета смельчаки-драгуны стали подбирать и выносить убитых и раненых. Всего ими было вынесено 5 офицеров и 20 нижних чинов. Но подобрать удалось далеко не всех.

Впоследствии подсчитали потери сборного штурмового отряда. Убито было 4 офицера и 5 7 нижних чинов, ранено 20 офицеров и 186 нижних чинов. Без вести пропало 2 6 человек. При этом отряд не выполнил поставленной задачи.