Текст книги "Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии"

Череп был ассоциирован с интактным (кроме отчлененной головы) скелетом газели. Другой череп, частично покрытый маской (полностью она не сохранилась), был захоронен на инсталляции овальной формы, также, возможно, ассоциированной с полом, покрытым штукатуркой (lime plaster). Разведочный шурф обнаружил под этой поверхностью еще две также покрытые штукатуркой поверхности, содержащие части артикулированного скелета с отчлененной головой. Скелет лежал над ямой с размерами метр в поперечнике и 50 см глубины, содержавшей 200 частично артикулированных остатков костей зубра, принадлежавших по меньшей мере шести взрослым и двум неполовозрелым особям животных этого вида (ibid.: 110). Захоронений мужских отчлененных черепов примерно столько же, сколько женских (ibid.: 124). Статистика захоронений удовлетворяет самым строгим нормам математической обработки. В одном Иерихоне обнаружено 254 скелета, относящихся к периоду PPNA, и 232 скелета, относящихся к средней части периода PPNB (MPPNB). 33 черепа были перезахоронены индивидуально; 52 черепа происходят из двенадцати «каше» (Kuit 2000b: 149).

Типы захоронений периода PPNB южно-центрального Леванта, суммированные Ианом Кейтом, таковы:

1. Первичное захоронение взрослых индивидов, мужчин и женщин, в одиночных могилах.

2. Повторное отчленение черепов и последующее их хранение поодиночке или группами в «складах» («каше»).

3. Погребение младенцев обычно в отдельных могилах без отчленения черепов.

4. Единичные случаи захоронения взрослых индивидов в жилых зданиях или за их пределами без отчленения черепов (ibid: 145).

Можно предположить, что одновременно с возникновением культа предков возник и унилинейный десцент, возводящий родственные структуры, имеющиеся в данный момент времени, от предков – «учредителей» земледелия. Но, поскольку это, скорее всего, были не «учредители», а «учредительницы», то логично предположить, что и счет родства (десцент) должен был вестись по женским линиям. Унилинейный десцент (счет родства) подразумевает: 1) интерес к относительно глубоким генеалогиям и 2) дискриминацию одной из линий родства в пользу другой. Родственники по линии отца считаются «менее важными» или наоборот. (Примеры идеологического обоснования такой интерпретации родства уже были приведены выше.) Если нет обоих условий, мы имеем дело с билатеральным обществом, в котором нет унилинейных десцентных групп. Если отсутствует лишь второе из условий, то возможны два варианта:

1) Двойной десцент, при котором матрилинейные и патрилинейные родственные объединения существуют одновременно, раздельно и выполняют разные функции (как в Западной Африке у народов группы лоби-бирифор, например). Сосуществование матрилинейного и патрилинейного десцента, на основе которого формируются родственные группы с разными социальными функциями, отмечено, к примеру, во многих этнокультурных объединениях австралийских аборигенов (подробнее см. Артемова 2009: 265–340).

2) Амбилинейный десцент, при котором имеются десцентные группы, включающие людей, ведущих свое происхождение от первопредка (основателя группы, мифического или реального) либо по отцовской линии, либо по материнской. Выбор осуществляется для каждого индивида отдельно в зависимости от сложного сочетания обстоятельств текущей жизни. Такая система существовала во многих полинезийских обществах. На основе амбилинейных десцентных групп часто формировались крупные домохозяйства – например, ванау (whānau) у маори Новой Зеландии.

Нужно отметить, что археологические данные, относящиеся к ранненеолитическому (докерамическому) Леванту, не содержат (и скорее всего, не могут содержать) определенных указаний на ту или иную форму десцента у носителей культур той эпохи, равно как и нет прямых археологических свидетельств того, что культ предков у них был культом предков того или иного пола, а также эти данные ничего не говорят нам определенного о гендерной принадлежности отправителей культа.

Однако раскопки среднего и позднего периодов PPNB (MPPNB и LPPNB соответственно) обнаруживают множество небольших глиняных антропоморфных статуэток. В один только сезон 1983/1984 гг. при раскопках поселения Айн Газал (Иордания) их было обнаружено около сорока. Шесть из них были классифицированы Роллефсоном и соавторами как женские, у остальных же сохранились лишь головы и верхние части торсов при отсутствии данных, позволяющих определить пол. Сходные статуэтки были найдены и в других поселениях этого периода (Kuit 2000b: 150).

Антропоморфные статуэтки были найдены и вместе с перезахороненными черепами в «каше» в поселениях Иерихон, Рамад и Айн Газал. В Айн Газале три статуэтки такого типа были «двухголовыми». Обе головы той статуэтки, которая приведена на фотографии на стр. 174 статьи Роллефсона, имеют прически, идентичные прическам знаменитых «богинь с леопардами» Хаджилара и Чатал-Хююка. Одноголовая статуя, 90 см высотой, фотография которой помещена на стр. 173, явно женская. На стр. 169 и 179 помещены фотографии двух статуэток «богинь плодородия». Обе статуэтки «обезглавлены» (Rollefson 2000). Все приведенные фотографии иллюстрируют материалы из поселения Айн Газал периодов MPPNB – PPNC.

Кейт рассматривает два сценария, согласно которым могли осуществляться церемонии перезахоронения черепов в общинах неолитических земледельцев Леванта периода PPNB. В первом варианте они могли быть связаны с ритуальной деятельностью одного домохозяйства. Этот сценарий менее вероятен, и мы не рассматриваем его подробно. Ограничимся тем, что он подразумевает (так считает И. Кейт, и трудно с ним не согласиться) существенную социальную дифференциацию среди домохозяйств, которая должна отразиться в погребальном инвентаре, характере домов и некоторых других «археологически видимых» аспектах материальной культуры.

Во втором случае, если захоронение было делом многих домохозяйств и даже общины в целом, в зависимости от размера неолитического сообщества (а мы видели, что эти размеры могли доходить до нескольких сот человек и более) церемония публичного перезахоронения черепа важного умершего члена общины могла иметь место раз в год, например, и принимала общий публичный характер. Она требовала, разумеется, значительных затрат – трудовых, организационных, экономических (на приготовление пищи и др.).

И. Кейт приходит к такому выводу: археологические материалы свидетельствуют о стандартизации в период MPPNB размеров, формы и внутренней организации жилищ в пределах общины (поселения или группы близлежащих поселений). С другой стороны, данные по захоронениям показывают наличие слабых, но все же заметных отношений напряженности и конкуренции между домохозяйствами в рамках доминирования в общине эгалитарного этоса. Кейт употребляет здесь термин не «домохозяйства» (housholds), а «дома» (Houses) в леви-строссовском смысле (Kuit 2000b: 155-156). Я думаю, что это были матрилиниджи-домохозяйства, как у ирокезов. Материальное выражение упомянутая конкуренция находит в разных пропорциях тех групп населения, останки представителей которых подвергались после смерти тщательно организованному перезахоронению. Например, примерно 70 % взрослого населения в поселениях Айн Газал и Иерихон хоронились повторно с отчленением черепов. Черепа только 20 % взрослого населения хоронились, по подсчетам археологов, в «каше» – и еще меньший процент черепов подвергался «обработке» путем накладывания гипсовых масок, раскраски охрой и т. п. Кроме того, черепа многих индивидов с искусственной деформацией происходят именно из «каше» (ibid.: 156–157).

Итак, в период PPNB произошла стандартизация погребальных практик, увеличение трудового вклада в их организацию и проведение; превращение их в общественные события с публичным участием в этих мероприятиях многих домохозяйств (см. Hogenboom 2016). При этом структура общин и поселений оставалась существенно эгалитарной. Учитывая объемность новых организационных задач, вставших перед общинами в такой ситуации, и то, что косвенные данные свидетельствуют о зарождении в этот период культа предков и десцентных групп (кланов или, скорее, линиджей), совершенно невероятно, что патрилинейный их вариант не привел бы к существенной иерархизации общества, концентрации власти внутри определенных патрилиниджей. Однако этого не произошло. Общества PPNB продолжали оставаться эгалитарными. Какой мощный фактор мог поддерживать эту эгалитарность, противодействуя тенденциям социальной иерархизации, для которых были все предпосылки: возможность узурпирования функций организации общественных работ, распределения связанных с ними ресурсов, ритуальных функций, доступа к редким и ключевым ресурсам, организации мер по снятию скалярного стресса и т. п.?

Единственным социальным фактором, который мог бы сдерживать все эти тенденции и противостоять им, могла быть, на мой взгляд, только матрица М2 (матрилинейность + матрилокальность), препятствующая концентрации мужской власти, авторитета и внутриобщинного неравенства, сопряженного с развитием индивидуального (а точнее, «линиджного») насилия. К счастью (для будущего человечества, имеющего ныне возможность обозревать традиционные формы организации, альтернативные мужскому насилию), «магическая» подоплека земледелия, созданного, как я думаю, женщинами, обеспечивала необходимые предпосылки для развития очередной социально-исторической бифуркации в сторону матрилинейности (матрицы М2). На время матрилинейность возобладала над всеми альтернативными формами социальной организации. Патрилинейности еще не было, а билатеральность охотников-собирателей (ввиду демографического фактора) не могла противостоять матрилинейности неолитических земледельцев. При переходе к земледелию плотность населения в соответствующих зонах увеличивалась в 8–10 раз.

Иными словами, на месте бэнда размером в 25–70 человек «вырастало» сплоченное неолитическое племя численностью примерно в 500 человек. Его победное шествие по планете было неизбежно. Где-то оно осуществлялось в виде культурной диффузии, а где-то (в случае европейских культур линейно-ленточной керамики, например) – в форме демического фронта. (Еще одним примером продвижения демического фронта земледельцев в среде охотников-собирателей является миграция народов банту в Африке южнее Сахары.) Начавшись как неолитическая экспансия, она, впрочем, оказалась впоследствии существенно усиленной после усвоения некоторыми популяциями протобанту навыков обработки железа, что выводит ее (миграцию) за пределы тематики, обсуждаемой в данной книге.

В 1995 г. Дж. М. Фейнман предложил замечательную модель, описывающую наблюдаемые в археологии различия при переходе от сравнительно простых охотничье-собирательских обществ к обществам со значительной культурной сложностью (cultural complexity). Он предложил типологически различать две модели, два способа решения возникающих при увеличении сложности социальных структур проблем: сетевой (network path) и корпоративный (corporate path). Свидетельствами применения первой, сетевой, являются очевидные различия между домохозяйствами (в размерах жилищ, богатстве инвентаря и импортируемых редких материалов и изделий из них и т. п.), наличие специализированных видов ремесла, свидетельства дистанционной торговли (часто редкими и, следовательно, престижными предметами и материалами) и личной сетевой власти отдельных индивидов или групп связанных между собой индивидов. В случае применения обществами корпоративной стратегии все эти отличия смазаны или отсутствуют, зато очевидны минимальные экономические различия между домохозяйствами, отсутствие «демонстрации» богатства, свидетельства интеграции социальных сегментов, важности родственной аффилиации, акцент на коллективные ритуалы, возможное наличие общих храмовых сооружений (Feinman 1995).

Разумеется, эти модели являются в известной степени абстракциями; в реальных археологических культурах могут встречаться свидетельства комбинированного использования обеих моделей. Но самое (для меня) замечательное то, что пока никто из археологов не заметил, что большинство этнографических моделей, иллюстрирующих сетевую стратегию, относятся к матрилинейно-матрилокальным обществам (например, соответствующим группам индейцев пуэбло Юго-Запада США). Социальная бифуркация: матрилинейность versus патрилинейность – не иллюзия и не надуманная неуемным воображением антрополога конструкция; альтернативный «выбор» конкретными обществами одного из этих путей неоднократно случался в истории и определял массу зависимых социальных параметров. Следовательно, конкретные случаи этой бифуркации просто «обязаны» оставлять археологические следы. Ясно, что классический ранний неолит Леванта дает яркий пример действия корпоративной стратегии на пути к «неравенству», что и было отмечено Брайэном Бердом (Byrd 2000: 91–92). Разумеется, в его статье, как это приличествует солидному археологу, нет никаких упоминаний о матрилинейности или матрилокальности. Но я не археолог, а социальный антрополог.

Этнографические параллели, которые приводят археологи реконструируемому ими поведению неолитических обитателей Леванта, весьма красноречивы. Например, Иан Кейт в статье, посвященной ритуальным практикам периода PPNB и их возможной связи с воспроизведением и упрочением эгалитарного этоса, все свои этнографические параллели черпает из австронезийских культур Юго-Восточной Азии (Crocker 1977; Hertz 1970; Kan 1989; Kuit 1996; Lopatin 1960; Metcalf and Huntington 1991; Weiner 1976). Но именно в этих культурах в наиболее полной форме представлено поклонение Хозяйке Мира (фигуре типа Мулуа Сатене), олицетворяемой Великой Змеей. У ряда австронезийских народов Юго-Восточной Азии (а также у жителей Окинавских островов в южной Японии) до сих пор жрицами, осуществляющими культы плодородия и являющимися хранительницами связанных с этими культами священных (устных) текстов, являются женщины. Посмотрим, на какие работы ссылается Иан Кейт. Это: Downs 1956, Hertz 1960, Hudson 1966, Metcalf and Huntington 1991. Все они посвящены австронезийским народам Юго-Восточной Азии. К этому же кругу относятся ма’аньян (Ма’anyan) Калимантана и тораджа центральной части острова Сулавеси (Kuit 2000b: 144).

Кроме региона Юго-Восточной Азии значительное число матрилинейных обществ было зафиксировано этнографами и историками в Африке и обеих Америках.

Далее я рассмотрю по отдельности некоторые этнографические примеры из разных регионов мира и сопоставлю их с данными истории, археологии и лингвистики. Но прежде необходимо охарактеризовать еще два социально-организационных феномена, которым я придаю большое значение и которые будут фигурировать в последующих разделах.

3. Феномен матрицентричности

Явление, которое весьма вероятно имело место в древности (по сравнению, например, с XIX в. прошлого тысячелетия), – это гораздо более широкое распространение матрицентрических обществ (часто одновременно и матрилинейных, и матрилокальных).

Далеко не все исследователи согласны с тем, что правомерно выделять особый тип социальных структур, с которыми связывают термин «матрицентричность». Термин этот был предложен М. Л. Бертоном и соавторами в 1996 г. (Burton et al. 1996), и ими же выделены признаки соответствующих форм социального структурирования. На мой взгляд, и сам термин, и стоящее за ним содержание не только правомерны, но и совершенно необходимы для понимания социальной жизни дописьменных и бесписьменных, а также раннегосударственных обществ.

Матрицентричность конкретного общества, по определению Бертона и соавторов, – это наличие в нем совокупных черт социальной структуры, корреляционно связанных с матрилинейностью, даже если сама матрилинейность в этом обществе (например, у кайянов или клемантанов Калимантана) отсутствует. Перечень матрицентрических признаков, предложенный Бертоном и соавторами, выглядит следующим образом:

А. Черты социальной организации, корреляционно связанные с матрилинейностью:

1) наличие дисперсных матрилинейных объединений (сибов);

2) матри/уксорилокальность;

3) сегментированные общины;

4) локализованные матрилинейные группы;

5) независимые (independent) семьи;

6) отсутствие обменных браков;

7) моногамия.

Б. Матрицентрические признаки в терминологии родства:

1) «бифуркативно-сливающий» термин и гавайский (генерационный) термин для ДжРР (в русском языке – тётя, в английском – aunt. – А. К.);

2) терминология кроу для кузенов и кузин;

3) «сливающий» термин для прадедов и прабабок;

4) «бифуркативно-сливающий» термин для ДмРР (дяди).

Перечисленные признаки расположены (в обеих категориях) по степени убывания силы корреляционной зависимости с признаком (переменной) «матрилинейность». Согласно авторам, предложившим изложенную выше систему характеристики социальной организации, «матрицентрические общества имеют тенденцию организовывать родственные группы вокруг женщин (это выражение надо понимать социально-антропологически, а не буквально. – А. К.) посредством матрилокального/уксорилокального брака или принадлежности к матрилинейным родственным группам» (Burton et al. 1996: 93).

Патрицентричность – это совокупность таких параметров культуры, которые корреляционно связаны с показателем патрилинейности.

4. Корреляция между частотой военных столкновений и формами десцента

Для изучения любых форм социальной жизни очень важно знать, как часто приходится людям вести военные действия и какой именно характер эти военные действия принимают. При этом некоторые исследователи придают большое значение разграничению между так называемыми «внутренней» и «внешней» военной активностью («internal warfare» и «external warfare»). В первом случае имеются в виду военные столкновения между группами, принадлежащими к одной этнической (этнокультурной, этнолингвистической) или относительно крупной племенной общности, во втором – между группами, принадлежащими к разным относительно крупным общностям. Для простоты мы будем говорить далее о «внутренней войне» и «внешней войне», отдавая себе отчет в условности обоих терминов, так как между социальными антропологами отнюдь нет согласия в том, можно ли считать войной в полном смысле этого слова те вооруженные столкновения и те формы организованного насилия, которые имели место в догосударственных или безгосударственных обществах, в первую очередь – у охотников и собирателей. Оба типа «войны» самым существенным образом сказывались на формах структуризации социальных групп. Однако для моей темы – изучения путей развития матрилинейной родственной организации – особое значение имеет внутренняя война.

В донеолитическое время значительная часть охотников-собирателей жила в сравнительно благоприятных природных условиях, но групповая конкуренция за возможности осваивать наиболее выгодные экологические ниши все же была. Однако мы не можем сказать, велась ли в такого рода экологических зонах внутренняя война, или же вооруженные конфликты возникали преимущественно между разнокультурными социальными группами (сообществами). Этнография «современных» охотников-собирателей дает примеры обоих типов военной активности – и внутренней, и внешней. К первым можно отнести, например, военные действия аборигенов юго-запада и северо-востока Австралии; ко вторым – индейцев смежных районов северо-западных прерий и Большого Бассейна. Все же мы склоняемся к мысли (предварительной гипотезе) о том, что формирование этнических коалиций (и следовательно, этнического самосознания) у охотников-собирателей стало обычным делом уже в условиях их информационного обмена с культурами производящего хозяйства, т. е. в посленеолитическое время. В пользу такого предположения можно привести ряд последовательных аргументов (см. Приложение II).

Известна положительная корреляция[2]2
  Устанавливается путем сложных процедур формальных кросскультурных исследований.


[Закрыть] между обществами с отсутствием внутренней войны и фактором матрилинейности. Кроме того, замечательный американский ученый, крупный специалист по теории первобытной агрессии, У. Т. Ди Вейл установил корреляционную зависимость между матрилинейностью и фактором недавних миграций. Соблазнительно задаться вопросом: что, если обе эти корреляционные зависимости помогут нам в поисках следов матрилинейности у ранних мотыжных земледельцев?

Нам уже приходилось совместно с А. В. Коротаевым (Korotayev, Kazankov 2000) проводить формальное кросскультурное исследование, установившее положительные корреляции между мотыжным земледелием, матрилинейностью и относительно высокими показателями для социального статуса женщин. В Приложении I можно ознакомиться с использованными нами исследовательскими процедурами, конкретными их результатами и нашими интерпретационными приемами. В дальнейшем изложении обеим корреляционным зависимостям предстоит сослужить свою службу при анализе археологической информации.