Текст книги "Образ зверя"

III

Гомон понемногу стих. Люди стоят поодаль, смотрят внимательно.

– Вот это да, – говорит Сергий. – Не ожидал такого. Удивил, сынок.

Голос дрожит, глаза глядят недоверчиво. Марк тряхнул головой, отгоняя наваждение. Никогда он прежде не убивал людей, а вот теперь убил. Когда со стрелами бегал, представлял, каково это – жизнь отнять. По-разному ему думалось: то ли весело, то ли страшно будет. Вышло – никак. Чужаков не жалко, сами напали, заслужили смерть. За сестру с мамкой страшно стало, вот и взвился. Только странно как-то произошло все, будто пьяных ягод съел. Как пелена опустилась на глаза или заснул вдруг, что-то видел, что-то делал, а что – уже и не помнит.

Подходит дед, кладет руки на плечи, единственным своим глазом по лицу водит.

– Потом обсудим это, – шепчет, – видал я такое, и не раз. – Громче, для всех. – Спасибо Марку, спас нас! Ну, берем его в воины? Без обряда?

Люди кивают, два других волхва молча склоняют головы. Кто-то шутит:

– Вот дети пошли, по мягкому не нашлепаешь.

Редкие смешки в ответ, как бутылки откупоренные. Но улыбки тают на лицах – жалко тех, кого убили налетчики, негоже смеяться.

– Значит, решено, – просто говорит дед Андрей. – Погибших на рассвете похороним, уложите их пристойно и начинайте костер собирать. Дозор пусть соберется. Может, это только первые ласточки к нам залетели. – Встревоженные взгляды, мало кто подумал об этом. – Женщины – по домам, мужчины – к частоколу. Теперь нельзя без дозорных. А мы посмотрим, что за гости к нам нагрянули. Оттащим падаль с глаз долой, нечего им тут лежать.

– Как к частоколу? – голосит какая-то баба. – Там же нет никого!

– А эти откуда взялись? – дед пожал плечами.

Баба молчит. Все молчат. Расходятся выполнять поручения.

Начинают понимать, что незнакомцы разрушили не только несколько семей, но и весь привычный уклад. Не видать теперь спокойной жизни.

* * *

Андрей пошел к волхвам, потянул внука за собой. Марк засеменил следом, не соображая, что теперь он взрослый. С ними вместе – отец и еще несколько мужчин. Отец на прощание обнял жену и дочь, что-то прошептал каждой на ухо и махнул рукой – в сторону дома. Оборачиваясь, пошли прочь. Марк кивнул им на прощание. Мать посмотрела как-то странно и отвернулась, Любинька повела в воздухе платочком.

Тела чужаков взяли кто один, кто вдвоем – мерзавцы в доспехах, тяжелые, – подобрали их жуткое оружие, понесли в соборную избу, сложили на пол. Дед плотно закрыл дверь. Несколько любопытных баб заглянули снаружи в окно, но, напуганные дедовским кулаком, попрятались.

Сергий сидел на корточках, вертел руках какой-то предмет. Марк подошел к отцу, чтобы лучше разглядеть, – черная коробочка с ручкой. Посмотрел вопросительно, отец только плечами пожал:

– У одного из них в руках было. Когда ты его порешил, он и выронил.

Марк принял коробку в руки – тяжелая, как полное ведро, хоть и небольшая. И гудит тихо-тихо, но заметно.

– Любопытная вещица, – сказал дед Андрей, подойдя. – Пока отставь, потом внимательнее посмотрим.

Стрелы из мертвецов вынули, передали Марку. Неприятно было их обратно брать – кровью перепачканы. Надо бы вытереть, да нечем – взял охапку да сунул в колчан, потом отмоет.

Чудной доспех с чужаков сняли, постучали, проверили прочность. Хорошая защита, как сделано – непонятно. Сапоги тоже добротные, их оставили в стороне, после поделят. За шлемами – молодые мужские лица. Взрослые, но с бритой бородой – у многих видна щетина. Волосы короткие, стриженые; чужаки следили за своей внешностью – не то, что Марковы соплеменники, взять, к примеру, покойных братьев Косматых, те бы посчитали такую длину волос оскорбительной.

Обшарили странную облегающую одежду. В черных штанах нашлись карманы, а в них какие-то бумажки непонятные – много бумажек.

Каждый взял себе по одной. Постояли, в руках повертели. Бумага в селе редкость – из нее мудреные книги волхвов сделаны. Простой люд в них не понимает ничего. Для того, чтобы понимать, читать надо уметь, а этому только волхвы обучены.

Однажды по вине книг чуть беда не приключилась. Старый волхв Василий над книгой заснул, а свечу погасить позабыл. Свеча повалилась, книга занялась и чуть дом для собраний не спалила. С тех пор каждый селянин знал: страшное дело, книги эти, лучше подальше от них держаться.

– Что это такое, дедушка? – спросил Марк, выставив бумажку перед собой и глядя на свет.

Марк, уважая старших, говорить не собирался, но очень ему любопытно стало. И бумажка такая красивая, с картинками: цветастая, линиями расчерчена. То ли звезды на ней нарисованы, то ли цветочки.

Дед сощурился, всмотрелся и сказал непонятное:

– Деньги.

Все растерянно переглянулись. Только волхвы не казались удивленными.

– А что это такое, деньги? – спросил Марк; голос чуть дрожал от волнения и удовольствия – удалось во взрослый разговор вклиниться.

– Предки использовали деньги, чтобы на них менять добро всякое, – пояснил дед. – Это сейчас я к Марфе схожу, молока кувшин отнесу, а она мне за это десяток яиц отсчитает. Раньше я бы за ее десяток деньги дал.

– А молоко выпил бы, – вставил отец, и все засмеялись.

– Вот предки-то наши, любили почудить, – восхитился кто-то.

– А зачем так? – Марк решил закрепить успех. – Это же сложно как-то.

– Да кто их знает, – дед пожал плечами. – Вон, видишь, как вышло. Домудрились.

Мужчины согласно замычали.

– Получается, – подумалось вдруг Марку, и он вслух сказал, – кто-то им деньги дал, чтобы они сюда пошли? Чтобы людей убили?

– Может и так, – сказал Андрей, одобрительно глядя на внука. Соображаешь, мол.

– Вряд ли они сюда шли, чтоб яйца Марфины на бумажки обменять, – сказал Сергий.

– Скорее уж за нашими пришли, – пошутил мужик из угла, и смех грянул со всех сторон. Даже волхвы разулыбались – все, кроме деда Андрея.

– Что скажешь? Что это вообще такое, как по-твоему? – спросил Сергий, когда дед встал и отошел к окну, задумчиво поглаживая бороду.

– Призраки, – сказал дед, – из прошлых времен.

Все переглянулись – не привыкли, чтобы волхв говорил туманно.

– Раньше так было. Не мужчины, а черви. Не мечами и стрелами бились, а пулями.

– Что за пули такие? – спросил мужик, Зосим, кузнец местный.

– Маленькие кусочки железа, – пояснил дед. – Их вставляют в эти вот палки, в автоматы, и стреляют ими, как дети – шариками из тростинки. Только последствия – сами видели.

Зосим уважительно закивал.

– Слово-то какое, «автоматы», – сказал Сергий медленно, будто пробуя на вкус незнакомое сочетание звуков.

Василий, волхв, сидевший на полу, поджав ноги, подал голос:

– Было такое, да. По-разному говорили. «Автоматически» – мол, по накатанной делать что-то. Раз, раз, раз – одно, другое, третье. Как автомат железом плюет.

– Понял, – сказал отец, улыбаясь. – Спасибо, что научил. Буду применять. Вот например: жена твоя штаны стирает автоматически.

– А ты свою жаришь автоматически, – не дал себя в обиду волхв.

– Потому что мой автомат на ходу еще, не то, что твой, борода, – загоготал Сергий.

Василий, зло блеснув глазами, буркнул:

– Никакого уважения. Андрей, плохо сына воспитал. Шалит!

Дед отмахнулся:

– За своим следи. Да за языком тоже приглядывай. Обоих касается, – строго посмотрел на Сергия. Тот пожал плечами.

– А откуда ты все знаешь-то? – снова подал голос Зосим.

– Мы, волхвы, читать обучены. Древние книги – оттуда все, – важно сказал обиженный Василий.

– Научили бы, – не унимался мужик. – Если б все такие умные были, может, свои автоматы собрали бы.

– Собрали бы – и друг друга порешили, – веско сказал Андрей.

Все переглянулись, глазами встретились, отвели – и замолчали.

– Из-за частокола они пришли, – сказал дед, ни к кому не обращаясь. – Но сами бы не дошли. С виду – обычные люди, две руки, две ноги. Значит разгадка в этой штуке. – Указал пальцем на черную коробку, мерно гудевшую на столе.

– Разберем ее? – предложил Сергий.

– На кой? Обратно-то не соберем, – обрубил Андрей.

– А что нам с ней делать тогда?

– Я уверен, с ней мы сможем выйти за частокол.

Все замолчали удивленно.

– Зачем нам туда?

– Денег-то посмотрите сколько. Были бы мирные, не стали стрелять. Никто ведь не трогал их. Значит со злым умыслом пришли. Значит прав Марк. Кто-то купил их, деньгами погнал сюда. Кому-то мы, сами не зная, дорогу перешли. И кому-то очень сильному, раз ужасы за частоколом ему не помеха. И пока нас не выведет, не успокоится. Значит надо первыми ударить. А для этого – сначала в разведку пойдем.

IV

Ректор стоял у окна, глядя на панораму города. Он знал, что на него смотрят, и потому красовался. Голова в пол-оборота, руки сложены за спиной. Закатные лучи солнечными зайчиками брызнули в стороны, отраженные от железного тела. В нем осталось куда больше человеческого, чем можно было разглядеть со стороны, и Ася ненавидела его за это.

Выглядел он и вправду эффектно: золотая статуя на фоне небоскребов, оживший монумент, памятник себе самому и главному труду своей жизни.

Громоздкое блестящее тело повернулось, тихо лязгнув. Золотая маска обратилась к следователю:

– ГГ-1489, что за красотку ты привел ко мне?

Искусственный, неестественный голос без интонаций.

Опер выступил вперед, поклонился и представил Асю сытым голосом, каким говорят люди, когда улыбаются:

– АФ-1554. Предпочитает, чтобы ее звали Асей. Считает себя вашей дочерью.

Ректор упер руки в железные бока и сказал:

– А в кого она, по-твоему, такая красивая?

Следователь угодливо усмехнулся и развел руками.

Ректор поманил ее к себе несколькими угловатыми движениями. Ася стояла на месте, пока следователь не подтолкнул ее в спину. Она нехотя подошла к окну. Тяжелая рука ректора легла ей на плечи, обняла за правое механическое плечо. Свободной рукой Ректор указал на панораму за окном.

– Видишь город там, внизу? Обожаю этот вид. Особенно мне нравится, когда заходит солнце и люди зажигают свет. Сейчас кажется, что так было всегда. Знаешь, сколько труда в это вложено? Триста лет назад здесь не было ничего, кроме развалин. Ничего. Только хлам, мусор и куча напуганных людей. Я все это собрал. По кусочкам. По кирпичику. Я и есть этот город.

Ася повернулась к Ректору и смачно плюнула ему в золотую маску. Слюна белой кляксой протянулась от носа до искусственного глаза.

– Они убили его, – процедила она сквозь зубы. – Отца моего ребенка.

Ректор убрал руку с ее плеча и сделал один тяжелый шаг в сторону, схватившись за грудь в притворном оскорблении.

– Ты беременна? Сам не знаю, зачем спросил. Твоя жизнь, моя жизнь. Какая разница? Главное, чтобы стоял город.

– Ублюдок! – закричала Ася. – Мы живые! Живые, слышишь!

– Я прошу соблюдать простые правила, – продолжил Ректор, игнорируя Асин крик. – Например, не плодиться, как кролики. Места всем не хватит. У нас дома и так уже в сто этажей.

– Так вместо того, чтобы делать из людей кукол, – Ася ударила себя по механическому протезу, – надо искать способ расширить границы! Нужно освоить Полосу!

Ректор отмахнулся, повернулся к Асе спиной и с клацаньем зашагал к трону, стоявшему у дальней стены.

– Напыщенный говнюк! Золотой болван! – крикнула ему вслед Ася.

Ректор устроился на троне и стал еще больше походить на статую.

– Ты меня утомляешь, – сказал Ректор. – Я даже не помню, кто ты такая. Вас таких много, знаешь ли. Вы все мои дети.

– Конечно! Еще одна яйцеклетка, которую оплодотворила твоя божественная сперма!

– Фи, как некрасиво. Я бы поморщился, если бы мог.

– Крыса подопытная для твоих экспериментов! – Ася с силой ударила себя железной рукой по бедру и, свалившись на пол, зарыдала – от боли, от обиды, от беспомощности.

– Ну-ну, – громыхнул со своего стула Ректор. – У тебя мануальный манипулятор продвинутой модели, нечего жаловаться. У него почти нет недостатков – только реакция немного замедлена, если я правильно помню.

Опер подошел, наклонился и легонько похлопал Асю по плечу, успокаивая. Сам обратился к ректору:

– Увести ее? Я мог бы ее допросить, она наверняка знает…

Ася оттолкнула его и вдруг с силой ударила железным кулаком в причинное место. Следователь испустил сдавленный стон, нелепо согнулся и упал на колени. Второй удар впечатался в лицо. Нос с хрустом лег набок, глаза закатились. Следователь потерял сознание, растянулся по полу.

– Сукин сын, ублюдок! – взревела Ася и метнулась к Ректору.

Тот неожиданно проворно поднялся на ноги.

– Зачем это насилие? Может, поговорить нормально?

Ася не ответила. Ей не о чем с ним говорить. Разговоры не вернут Диму к жизни. Желание жить, стремление защитить ребенка, – все вдруг померкло, погребенное под нестерпимой, яростной жаждой мести.

Солдаты, привлеченные шумом, ввалились в зал. Ася – в пяти шагах от ректора. Она прыгнула, прошипев одно-единственное слово:

– Ненавижу!

А потом произошло странное. Время вдруг замедлилось, сломалось, поползло еле-еле. Ректор медленно приближался, она видела его во всех мерзких подробностях: ноги, обутые в сандалии, – старый самодур воображал себя римским императором, отчего не возложил венок на голову? – сросшиеся золотые пальцы с идеальными, ровными ногтями; мускулистые икры, навсегда застывшие в железном усилии; кроваво-красная тряпка, скрывающая отсутствующие чресла; рельефный пресс и грудь с абстрактными блямбами сосков; мощные металлические руки; золотая маска – пародия на античную статую; подвижные глаза-протезы с продвинутой оптикой; где-то там, за этими искусственными зрачками, плескался в питательном растворе мозг, нашпигованный проводами, как яблоко – спичками в древнем свадебном обряде, – единственное, что осталось от Ректора-человека. Разбить золотую скорлупу, вытащить этот мозг, раздавить его – и многолетней тирании настанет конец.

Чьи-то руки крепко, но аккуратно обхватили Асю. Она почувствовала чужое тело, крепко прижавшееся к ней. А потом время пустилось вскачь – секундное ощущение полета, мягкий удар, в глазах на миг потемнело, она перекатилась на спину, заморгала, приходя в себя. Сверху вниз, упираясь на руки, над ней навис незнакомый мужчина. Лицо неприметное, русые волосы давно не стрижены и падают на щеки.

– Мирись, мирись и больше не дерись, – сказал незнакомец.

V

Сначала все молчали, потом разом заговорили.

– Да тут и думать нечего, пусть дебила убьет!

– Это какая-то шутка…

– Не бойтесь, со всеми ему не справиться!

– Гаврилушка! Не дам!

Иса со скучающим видом сидел на сцене и чистил ногти кончиком серпа. За сценой находился черный ход, и Петр выжидал момент, чтобы сбежать. Если бы они навалились на маньяка кучей, возможно, у них был бы шанс – только Петр не верил в героизм односельчан. Тут уж каждый за себя, а Петр рассчитывал еще когда-нибудь понянчить внуков. Если они у него, конечно, появятся. Правда, по последним данным вероятность этого сводится к нулю. Особенно если учесть нездоровый интерес, который проявлял к нему душегуб.

Петр не успел ничего сделать. Иса застучал рукояткой серпа по деревянной сцене, призывая тишину.

– Время истекло, голубчики. Пора!

Иса отложил серп, упер локти в колени, положил подбородок на сведенные ладони – так смотрят за окно, когда скучают.

– Пусть говорит кто-то один.

Желающих не нашлось. Люди затравленно переглянулись и опустили головы, на Ису старались не смотреть – школьники на уроке у строгого преподавателя. Даже Гаврила притих, уловив общую тревогу.

– Ну что, никого? Петр, тогда я выбираю тебя! – Иса вяло махнул ему.

Живот свело. Петр не сомневался, как, наверное, не сомневался никто в этом зале, что Иса – это не просто опасный безумец. Все его фокусы – за гранью обыденного. Селяне ходили в церковь, молились богу, много говорили о высшем промысле – и вот впервые столкнулись со сверхъестественным. «Столкнулись с богом», – поймал себя на мысли Петр: Иса представился как спаситель, которого они ждали.

– Говори, голубчик, кого помилуем? Гаврилу или вашу популяцию?

Петр открыл рот, закрыл, как рыба, выброшенная на берег. Он в ужасе оглядел зал и вдруг выпалил:

– Гаврила…

Он хотел потянуть время и сказать, что Гаврила – конечно, умственно отсталый, но это не означает, что от этого его жизнь менее ценна; жизнь – вещь в себе, она самоценна – и прочее. Гуманистическая белиберда. Петр обрек бы Гаврилу на смерть, если бы Иса надавил на него; слова были необходимы, чтобы оправдать себя, снять камень с души. Вот только этого не случилось – дыхание предательски сперло, слова застряли в горле и наружу выскочило одно-единственное имя.

Иса хлопнул в ладоши, тряхнул головой, весело улыбнулся, отчего на лице появились симпатичные ямочки.

– Решено! Молодец, ты сделал правильный выбор!

В этот миг охранник бросился на маньяка. Петр не понял, что произошло. Он увидел, как два тела сплелись в борьбе. Страх и отчаяние на лице нападавшего; искренняя, детская радость на лице Исы. Ужас и безумие. Голова охранника вдруг взорвалась, исчезла в алой вспышке – это серп, символ их веры, прочертил на человеческой шее прямую. Из рассеченного горла брызнул поток крови. Иса, перекрашенный в красное, хохотал. Зал заполнился криками, плачем и ругательствами. Первая смерть – только прелюдия к симфонии резни, которую намеревался сыграть спаситель. Иса исчез – просто перестал находиться там, где его только что видели. В следующий миг – он повсюду.

Картина не укладывалась у Петра в голове. Зеркальный лабиринт, отражения в отражениях. Иса, перепачканный кровью, с открытым гогочущим ртом, с блестящими дикими глазами, с серпом, опускающимся и поднимающимся, как лопасть мельницы. Люди, бегущие, падающие, ползущие – умирающие. Запрокинутые головы, раскрытые рты, выпученные глаза. Серп жалит горло, половинит лицо, раскрывает живот, кусает икры. Мгновение, растянувшееся в бесконечность, – пир смерти, бойня, кошмар мясника. Кровь на полу, много крови, лужа, потоп. И Иса, черно-красный, красно-черный, вершащий свой страшный суд – жнец, косящий людей, как траву. Женщины – в обмороке, мужчины – на том свете. И если там, за порогом, что-то есть, если бог – судья, горе всем нам.

* * *

Иса сдержал обещание. В зале больше не осталось мужчин, кроме Петра и Гаврилы. Только трупы.

Петр ощущал, как по волосам ползет седина. Еще чуть-чуть, и он сойдет с ума. Большинство женщин в обмороке, кто-то сидит на полу и беззвучно плачет, пряча лицо в ладонях, чтобы не видеть последствий бойни. Гаврила громко и заунывно скулит, уткнувшись в материнскую грудь.

– Отличное завершение нашего маленького этюда, вы не находите? – сказал Иса, ни к кому конкретно не обращаясь. – Меня ждут другие дела, надо спешить. Можете выдохнуть. Прощаюсь с вами – до скорого! Петр, – Иса подмигнул и усмехнулся, – остаешься за главного. Теперь все эти женщины – твои. Плодитесь и размножайтесь! Вернусь – проверю.

Глава 4

I

Таши весело скакали по ступенькам – прочь от разгневанной библиотекарши. Старушка катилась следом, потрясая кулаками и выкрикивая проклятия.

– Деньгами!.. Своими!.. Жулье!.. – библиотекарша сбилась с дыхания и кричала невпопад.

– Полегче, бабуля! – через плечо бросила Таша.

– Если бы мы и вправду деньгами сорили, их бы у нас не было, – резонно заметил Таш.

– Если каждому давать, то не выдержит кровать! – добила Таша старушку.

Библиотекарша остановилась на ступеньках, схватившись за бок и тяжело дыша. Под удивленные взгляды пары прохожих бабуля плюнула вслед близнецам, топнула ногой и заковыляла прочь.

Через пару кварталов Таши перешли на шаг и укрылись капюшоном.

– Что думаешь? – спросил Таш. Ему всегда было интересно, что творится в голове у сестры. Сестра с легкостью угадывала мысли брата, Ташу же путь в загадочную женскую душу был заказан.

– Было весело, – лаконично заметила Таша. – Надеюсь, мы не нажили проблем с правительством.

– Брось! – отмахнулся Таш. – Кого купить легче всех – так это их.

– Резонно. Ты был прав насчет карты.

– Это из-за точек и запятых. Они подтолкнули меня в правильном направлении. Так записывают координаты. Я потом в интерлинке проверил.

– Жаль, что старых спутниковых карт в интерлинке нет. Не пришлось бы обманывать старушку.

– Всегда есть сопутствующие потери.

– Это точно. Чем старые карты-то властям помешали?

– Предосторожность, чтобы горячие головы не насмотрелись и не полезли на Полосу.

– Да кто в своем уме туда полезет?

Близнецы по привычке выбирали самые тихие и безлюдные улицы Сердца. Лишние внимание ни к чему. Впрочем, в последнее время город заметно опустел: люди все реже выходили из дому. Правительство закручивало гайки, отыскав в погасшем давеча экране удобный повод для репрессий. Активизировалась полиция, прикрываясь гневом Всевышнего. Народ собирался в более-менее крупные группы только у церквей или храмов, которые остались едва ли не единственной возможностью выйти в свет. Возможно, пропускать службы отныне тоже небезопасно.

– Хорошо, что мы всегда можем спрятаться за нашим уродством, – сказала Таша, когда они миновали очередную церковь, у входа в которую змеилась очередь. – Всегда можем сказать, что просто не хотели никого пугать.

– И нам ведь поверят, – согласился брат. – Так что думаешь по поводу моего плана?

– У тебя нет плана.

– Есть. Я знаю, куда идти. – Таш хлопнул ладонью по карману, где лежал видеофон с фотографией карты. – По карте там точно что-то есть, какое-то здание. Вот тебе и цель.

– И что ты хочешь там найти? Повстанцев из волшебной страны твоего воображения?

– Она называется Страна Делай-Что-Пожелаешь, – пошутил Таш. – Если отбросить идеологию, прогулка может получиться занимательной сама по себе. Мы всю жизнь проторчали в Сердце. Вот и узнаем, есть ли жизнь за его пределами.

– Только нам для этого надо через Полосу пройти, гений.

– Я слышал, и не я один, – брат зажал сестре рукой рот, чтобы она не успела возразить, – говорят, не все порталы вышли из строя.

– Час от часу не легче. Придется лезть под землю, в метро, к тому же еще кругленькую сумму отсчитать, чтобы нас туда пустили.

Брат пожал плечами.

– Таш, ответь на один простой вопрос.

– Весь внимание.

– Стоит ли рисковать жизнью из любопытства? Разве мы так уж плохо живем?

– Это не жизнь, – вспылил Таш. – Это существование. Это понимает каждый, у кого есть голова на плечах. А у нас их с тобой целых две. Бог на экране – да вы серьезно, что ли? Повсюду – тотальная слежка, сплошные взяточники, один другого хуже, вечная грызня. Да, с божьей помощью мы изжили преступность – и то только на поверхности. Да вот незадача: наша власть и есть самый главный преступник.

– Горячая речь!

– Спасибо, – кисло сказал брат.

– Если ты такой гуманист, просто купи всех. Купи префектов, купи полицейских. Предложи им столько, чтобы они перестали грабить и убивать.

Таш невесело рассмеялся в ответ, и сестра невольно улыбнулась.

– Им всегда будет мало. А двухголового урода, который попытается прибрать к рукам власть, линчуют быстрее, чем я выговорю слово «Безблагодатность».

Сестра кивнула, соглашаясь.

– Раньше люди были другими. Они искали, как справиться с последствиями катастрофы. Что-то строили. Те же порталы…

– Таш, я тебя умоляю, люди всегда одинаковые. Человек человеку волк и все такое.

– Сейчас мы как пауки в банке – жрем друг друга. Никто даже не подумал, что из банки можно выбраться.

– Чтобы обнаружить, что снаружи – та же банка, только побольше?

Таш поджал губы.

Они дошли до их любимого бара. Тут они принимали самые важные решения. Еще не стемнело, поэтому неоновая вывеска – женщина на кресте, распутно поднимавшая и опускавшая ноги – не горела.

В баре царил приятный полумрак. Посетителей не было. Таши уселись за стойку, откинули капюшон. Бармен, мужчина средних лет с элегантными усиками, которого все из-за них называли Мушкетером, не испугался – привык к близнецам. Только улыбнулся устало, протирая стакан.

– Привет, мои половиночки. Что-то вы сегодня рано. Все в порядке? Вам как обычно?

Таши, погруженные в свои мысли, одновременно кивнули.

Алкоголь – дикая мешанина из рома, водки и джина для брата и двойная текила для сестры – оживил беседу.

– Таш, я знаю, причина не в Сопротивлении. Тобой просто овладела тяга к перемене мест.

– Может, и так.

– Таш, я сделаю, как ты хочешь. Ты все, что у меня есть. Ты же знаешь?

– Знаю.

– Ведь это может быть ловушка.

– Все может быть.

– На главном экране Сердца… Цифры, координаты… Неизвестное место за Полосой…

– Да-да. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Но ты-то пьешь коктейль.

– А я и не рискую. У нас есть все, что нужно. Деньги…

– Деньги, деньги, деньги… Мы только о них и говорим.

– К черту деньги! Кругом одни деньги. Ты права, я просто хочу уйти из Сердца. Мне здесь все надоело.

– И мне.

– Выпьем за освобождение!

– Выпьем!

Осушили стаканы, ударили стеклом по стойке.

– Эй, Мушкетер!

– Повторить?

– Повтори.

Пока бармен возился с бутылками, брат вперился в него взглядом.

– Скоро мы с сестрой, – язык Таша чуть заметно заплетался от выпитого, – отправляемся в опасный поход. Как Улисс.

– Как вещий Олег, – поддакнула Таша, икнув.

– Нам нужен сопровождающий.

– Телохранитель.

– Гора мышц.

– Чтоб страшно было даже смотреть в его сторону.

– Тогда вместе с ним мы будем просто невидимки!

– Ага.

– Короче, мы хотим самого лучшего.

Бармен прищурился:

– Кажется, я знаю, кто вам нужен.