Текст книги "Преступность – планетарная проблема. К итогам XI Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию"

В сфере законотворчества это выражалось: в социально необоснованном расширении пределов уголовной ответственности за контрреволюционные и особо опасные преступления, нечетком описании их составов (пропаганда и агитация, активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, саботаж – ст. 58¹⁰, 58¹³, 58¹⁴ УК РСФСР 1926 г.); в установлении уголовной ответственности без вины для членов семьи изменника Родины (Постановление ЦИК СССР от 8 июня 1934 г.); в возможности применения уголовного закона по аналогии; в возможности применения мер социальной защиты в отношении лиц, не совершивших преступления, но «представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности» (ст. 7 УК РСФСР 1926 г.); в придании обратной силы ряду уголовных законов, предусматривающих в качестве меры наказания расстрел осужденного (Постановление Президиума ЦИК СССР от 21 ноября 1929 г.); в снижении возраста уголовной ответственности за совершение некоторых преступлений до 12 лет (Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г.); в неоправданной избыточной криминализации ряда деяний (нарушение акцизных правил, переплавка государственной разменной металлической монеты в слитки, производство абортов, прогул без уважительных причин); в неоправданно резком ужесточении уголовных наказаний (УК РСФСР 1926 г. содержал 46 норм, предусматривающих расстрел в качестве высшей меры наказания, отдельные из них имели абсолютно-определенную санкцию, максимальный предел наказания в виде лишения свободы был поднят до 25 лет, указанные виды наказаний могли применяться в полном объеме и к несовершеннолетним); в лишении обвиняемых по делам о государственных преступлениях полностью права на защиту и обжалование приговора; в приведении в исполнение высшей меры наказания немедленно по вынесении приговора (Постановление ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г.)[73]73
  См.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917–1952). М., 1953.


[Закрыть].

В правоприменительной сфере деформации выразились: в активной деятельности внесудебных органов («троек», особых совещаний); в игнорировании принципа презумпции невиновности, придании признанию обвиняемым своей вины качества «царицы доказательств»; в организации «ударных кампаний» по борьбе с определенными категориями преступлений, что вело к быстрой переполняемости мест лишения свободы, а вслед за этим – широкому распространению условного освобождения, иногда принимавшему характер «разгрузки тюрем» (в 1939 г. из ГУЛАГа были освобождены 327,4 тыс. человек, в том числе из лагерей – 223,6, из колоний – 103,8 тыс.)[74]74
  См.: Эстрин А. Я. Развитие советской уголовной политики. М., 1933. С. 234–235.


[Закрыть]; в фальсификации материалов следствия и суда, применении пыток к обвиняемым (возможность применения пыток была узаконена в 1937 г., чуть позже несколько заводов страны было перепрофилировано на производство орудий пыток); в поощрении провокаций, доносительства, оговоров и самооговоров (в 1947 г. агентурно-осведомительная сеть в ГУЛАГе охватывала около 8 % заключенных, или 139 тыс. человек, из них: 10 тыс. – резидентов, 4 тыс. – агентов, 65 тыс. – осведомителей и 60 тыс. – противопобеговая агентурно-осведомительная сеть); в чудовищных злоупотреблениях по отношению к осужденным со стороны администрации мест лишения свободы.

В результате тотального террора, граничащего с геноцидом, жертвами уголовной репрессии в СССР в период с конца 20-х до начала 50-х годов XX в. стали миллионы людей. О масштабах репрессии некоторое представление дают статистические данные о контингенте заключенных, содержавшихся в подразделениях системы ГУЛАГа. Следует только иметь в виду, что эта статистика не включает в себя количество лиц, приговоренных к расстрелу, отбывавших лишение свободы в тюрьмах и лагерях НКВД, отбывавших наказание в виде ссылки и высылки, и некоторые другие категории осужденных.

По состоянию на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей (включая лагеря, занятые железнодорожным строительством), 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. Общий контингент заключенных, содержавшихся только в лагерях ГУЛАГа, определялся по данным централизованного учета: 1934 г. – 510 307, 1935 г. – 725 483, 1936 г. – 839 406, 1937 г. – 820 881, 1938 г. – 996 367, 1939 г. – 1 317 195, 1940 г. – 1 344 408, 1941 г. – 1 500 524, 1942 г. – 1 415 596, 1943 г. – 983 974, 1944 г. – 663 594, 1945 г. – 715 506, 1946 г. – 600 897, 1947 г. – 808 839, 1948 г. – 1 108 057 человек. Удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключенных ГУЛАГа составлял: в 1934 г. – 26,5 %, 1935 г. – 16,3, 1936 г. – 12,6, 1937 г. – 12,8, 1938 г. – 18,6, 1939 г. – 34,5, 1940 г. – 33,1, 1941 г. – 28,7, 1942 г. – 29,6, 1943 г. – 35,6, 1944 г. – 40,7, 1945 г. – 41,2, 1946 г. – 59,5, 1947 г. – 54,3, 1948 г. – 38,0 %.

В конце 50-х годов в результате разоблачения культа личности Сталина были предприняты меры, направленные на преодоление последствий произвола и беззаконий, в том числе и в сфере уголовной политики. Осуществлена широкая (но недостаточно полная) реабилитация невиновно осужденных, ликвидированы органы внесудебной репрессии («особые совещания» и т. п.), отменен упрощенный порядок рассмотрения дел о государственных преступлениях, органы государственной безопасности и внутренних дел очищены от преступных элементов и взяты под контроль партии и высших органов государства, проведена реформа уголовного законодательства (отмена аналогии, ответственности без вины и т. д.).

Однако осуществленные изменения даже не ставили целью полностью ликвидировать административно-командную систему и заменить ее правовым государством. Неудивительно, что сохраненная и лишь слегка модифицированная система постепенно и неуклонно регрессировала и к середине 80-х годов прошлого столетия оказалась в состоянии глубочайшего кризиса[75]75
  Подробнее об этом см.: Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. Владивосток, 1987; Коробеев А. И., Усс А. В., Голик Ю. В. Уголовно-правовая политика: тенденции и перспективы. Красноярск, 1991. С. 22–25; Политический режим и преступность. СПб., 2001; Кудрявцев В. И., Трусов А. И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002.


[Закрыть].

Суммируя все вышеизложенное, можно констатировать, что в советский период истории нашего государства доминирующей в уголовной политике России была тенденция к ужесточению уголовной репрессии. По словам А. Л. Цветиновича, это проявилось: а) в последовательной криминализации все большего числа деяний, снижении возраста уголовной ответственности, отмене уголовно-досрочного освобождения, ужесточении норм о применении наказания; б) в практике применения уголовного законодательства, росте числа случаев применения смертной казни, длительного лишения свободы, конфискаций, тенденциозном толковании законов вразрез с их действительным смыслом; в) в судоустройстве и уголовном судопроизводстве, во введении чрезвычайных судов и несудебных органах расправы с инакомыслящими, а также чрезвычайных процедур судопроизводства; г) в сфере исполнения уголовных наказаний, превращении исправительных учреждений в места дикого произвола, подавления человеческих прав осужденных, беспредельного подавления их достоинства и беспощадной эксплуатации их труда; д) в применении никакими законами не предусмотренных административных высылок, ссылок и депортаций[76]76
  См.: Цветинович А. Л. Тенденции уголовной политики: вчера, сегодня, завтра// Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства. М., 1994. С. 11–12.


[Закрыть].

В постсоветский период в России в силу целого ряда причин (смена социально-экономической формации, переход к рыночной экономике, восприятие обществом общедемократических либеральных ценностей, деидеологизация права, глобализация преступности и интернационализация мер борьбы с нею, укрепление международного сотрудничества в противодействии девиантному поведению и т. д.) был взят курс на гуманизацию уголовной политики. Он стал отражением общемировой тенденции к поиску эффективных и адекватных средств воздействия на криминальное зло.

Из истории хорошо известно, что в начале человеческого пути упор делался исключительно на возмездие и воздаяние (т. е. на кару в чистом виде). Затем акцент был смещен на иное средство – неотвратимость ответственности («эффективность наказания обусловливается вовсе не его жестокостью, а его неотвратимостью»). Но и этот путь не привел к ожидаемым результатам. В последнее время предложен ряд новых мер: от рекомендаций расширить социально-правовой контроль за поведением населения (В. В. Лунеев) до предложений использовать реституционное правосудие в качестве некой альтернативы традиционной модели борьбы с посягательствами на частные интересы (позиция X Конгресса ООН по борьбе с преступностью и обращению с правонарушителями) и даже совета осуществить в экстренном режиме удовлетворение всех нарушенных преступлением прав и интересов граждан (А. И. Бойко).

В уголовной политике современной России в рамках общей тенденции к ее гуманизации прослеживается постепенный переход от сугубо карательных к реабилитационным и реституционным началам. Это нашло свое выражение в Уголовном кодексе РФ (1996 г.), Уголовно-исполнительном кодексе РФ (1997 г.), Уголовно-процессуальном кодексе РФ (2000 г.). Однако данный процесс, во-первых, далеко не всеми воспринимается как безусловно позитивный, а во-вторых, развивается в настоящее время отнюдь не однолинейно.

Для того чтобы убедиться, что это действительно так, проанализируем вначале криминализационные и декриминализационные процессы, благодаря которым репрессия должна постоянно приводиться в соответствие с реальностями социальной действительности.

Криминализация есть процесс выявления общественно опасных форм индивидуального поведения, признания допустимости, возможности и целесообразности уголовно-правовой борьбы с ними и фиксации их в законе в качестве преступных и уголовно наказуемых[77]77
  Термин «криминализация» в последнее время приобрел и другое значение. Этим термином (как в публицистике, так и в ряде научных работ) стали обозначать «процесс экспансии (проникновения) преступности в различные сферы общества». И хотя такой дуализм в понимании термина «криминализация» вносит некоторые элементы дисгармонии при исследовании данной категории в научном обороте, масштабы его употребления во втором значении столь велики, что отказаться от двойного стандарта при оперировании этим термином уже вряд ли возможно.


[Закрыть].

Соответственно декриминализацию можно определить как процесс установления оснований отпадения общественной опасности деяний, признания нецелесообразности уголовно-правовой борьбы с ними и отмены их уголовной наказуемости.

Таким образом, криминализацию и декриминализацию можно рассматривать и в динамике (как процесс), и в статике (как результат этого процесса). Такой подход позволяет лучше уяснить социальную значимость рассматриваемых категорий. Социальная функция процесса криминализации выражается в том, что уголовный закон, объявляя то или иное деяние преступным, очерчивает круг социальных ценностей, охраняемых государством. Одновременно закон формулирует и антиценности, т. е. определяет те виды поведения, которые этим ценностям противостоят. В этом и заключены позитивный и негативный аспекты криминализации. Актом декриминализации законодатель снимает «табу» с тех или иных форм поведения, признавая их не представляющими большой опасности для общества, а отсюда – и непреступными.

Криминализация, если рассматривать ее в динамике, как процесс, включает в себя ряд стадий, в целом соответствующих тем, которые проходит норма в процессе законотворчества. Последняя стадия процесса криминализации одновременно является и его результатом. Результат выражается в создании системы уголовно-правовых норм, фиксирующих круг преступного и уголовно наказуемого.

Декриминализация также представляет собой процесс, однако он прямо противоположен предыдущему. Последовательно проходя те же стадии, декриминализация завершается иным результатом – исключением деяния из круга преступного и отменой его уголовной наказуемости. В теории декриминализацию нередко именуют криминализацией «со знаком минус»: деяния декриминализируются тогда, когда отпадают основания для их криминализации. При этом декриминализация может осуществляться в двух формах: исключение уголовной наказуемости деяния сопровождается либо признанием такого поведения правомерным, непорицаемым, либо переводом его в разряд административного, дисциплинарного или гражданско-правового деликта.

Криминализацию и декриминализацию условно можно представить как дорогу с двусторонним движением. На одних этапах развития уголовно-правовой политики усиливается движение в направлении расширения круга преступного, на других – возрастает интенсивность встречного потока.

Уголовно-правовой запрет порождается объективными потребностями общества в уголовно-правовой охране общественных отношений. Форма его выражения в законе должна соответствовать содержанию запрещаемого деяния. Опасность несоответствия подстерегает на любой стадии процесса криминализации либо как следствие недостаточно полного учета тех или иных факторов или ошибочного прогноза, либо как результат несовершенства законодательной техники. Недостатки уголовно-правового законотворчества, издержки криминализации могут привести к двум противоположным, но одинаково нежелательным, последствиям: пробельности в уголовной наказуемости или, наоборот, к ее чрезмерности, избыточности.

В первом случае незащищенность определенных общественных отношений уголовно-правовыми средствами на фоне реально причиняемого им вреда нередко толкает к поиску не предусмотренных законом альтернатив. Все они умещаются в интервале от просто самосуда до «натяжек» в квалификации и плохо скрытой аналогии. Сошлемся в качестве примера на практику квалификации как хулиганских действий или умышленного уничтожения личного имущества граждан случаев жестокого обращения с животными (живодерства), которая имела место до принятия УК РФ 1996 г. Фактически это приводило к возрождению в завуалированной форме аналогии, принципиально чуждой российскому уголовному праву. Ясно, что от подобных паллиативов практика борьбы с преступностью должна быть очищена.

Не меньший вред таит в себе и так называемая криминализационная избыточность – перенасыщенность законодательства уголовно-правовыми запретами, необходимость в которых уже отпала или даже не существовала вовсе. Криминализация с «запросом» подрывает сразу два принципа уголовно-правовой политики: принцип экономии уголовной репрессии, поскольку к ответственности привлекается неоправданно большое число граждан, и принцип неотвратимости ответственности, поскольку еще чаще такой закон на практике применяться перестает.

Социологическими исследованиями установлено, что ст. 200 УК РФ 1996 г. применялась не более чем в 12–15 % случаев от общего числа выявленных обманов потребителей. С учетом высокой латентности этой категории преступлений последовательная реализация уголовно-правового запрета привела бы к необходимости ежедневно возбуждать множество уголовных дел по ст. 200 УК (вероятно, именно в силу указанного обстоятельства данное деяние в 2003 г. было декриминализировано). Примерно ту же картину можно было бы наблюдать, пойди сейчас практика на бескомпромиссное применение норм, предусматривающих уголовную ответственность за отказ в предоставлении гражданину информации (ст. 140 УК РФ), уклонение гражданина от уплаты налога путем непредставления декларации о доходах (ч. 1 ст. 198 УК РФ). Криминализационной избыточностью страдают и некоторые другие нормы действующего уголовного законодательства. Неудивительно, что такие нормы либо не применяются, либо служат препятствием, которое общество различными путями обходит.

Нельзя, однако, не учитывать, что неприменяемость отдельных уголовно-правовых норм на фоне широкой распространенности запрещаемых ими деяний может подорвать престиж и авторитет уголовного закона как такового, ибо в общественном сознании может укрепиться уверенность в бессилии и недейственности уголовного права вообще.

Отмеченные теневые стороны процесса криминализации могут и должны быть устранены на основе глубокого и всестороннего изучения социальной действительности и адекватного отражения ее в уголовных законах. Юридическая регламентация человеческого поведения в сфере криминализации должна иметь разумные пределы, а система социального контроля – воспринимать результаты этой регламентации и чутко реагировать на них, изменяя методы и пределы воздействия на общественные отношения в зависимости от изменения задач социального контроля в процессе развития общества[78]78
  См.: Антонов А. Д. Теоретические основы криминализации и декриминализации. Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2001. С. 12.


[Закрыть]. Причем соответствующие коррективы могут быть внесены только законодателем, ибо лишь ему принадлежит исключительное право нормотворчества. Поскольку криминализация есть исключительная прерогатива законодателя, устранение выявленных несоответствий должно осуществляться не «корректированием» правовых предписаний их исполнителями, а путем внесения в законодательство изменений соответствующими органами государства. Практика же как более гибкий инструмент уголовно-правовой политики должна диагностировать всякого рода аномалии в системе действующего уголовного законодательства и своевременно информировать о них правотворческие органы.

Если теперь проследить, как упомянутые общетеоретические положения были учтены российским законодателем в процессе осуществления реформы уголовного законодательства, то можно будет обнаружить следующее. На момент принятия УК РФ 1996 г. в его Особенной части появились 63 новых, по сравнению с УК РСФСР 1960 г., состава преступления и в то же время в УК РФ не были включены 78 составов преступлений, входивших в УК РСФСР. Из последнего, в период до принятия нового УК РФ, законодательно были исключены 26 составов преступлений.

Таким образом, впервые в истории России за столетие, на протяжении которого было принято четыре разных уголовных кодекса, при принятии нового Уголовного кодекса число криминализированных деяний оказалось меньше числа декриминализированных[79]79
  См.: Тихонов Е. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

Однако достигнутый результат продержался недолго. Менее чем за 10 лет существования УК РФ 1996 г. в него вносились изменения 43 федеральными законами. При этом изменения были внесены в 52 статьи Общей части УК (43 % всех норм) и в 285 статей Особенной части (85 %). Исключены (утратили силу) из Кодекса 7 статей, включены (введены) в Кодекс 23 статьи. В отдельные статьи Особенной части УК изменения вносились неоднократно, например в ст. 171 (незаконное предпринимательство) – четыре раза.

Анализ перечисленных изменений позволяет установить следующую закономерность: отчетливо выраженное превалирование числа криминализированных деяний над декриминализированными. Так, за период действия УК РФ 1996 г. была установлена или расширена уголовная наказуемость таких деяний, как: торговля людьми (ст. 127¹ УК), использование рабского труда (ст. 127² УК), нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141¹ УК), фальсификация итогов голосования (ст. 142¹ УК), невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат (ст. 145¹ УК), производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции (ст. 171¹ УК), легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления (ст. 174¹ УК), злостное уклонение от предоставления инвестору или контролирующему органу информации, определенной законодательством Российской Федерации, о ценных бумагах (ст. 185¹ УК), неисполнение обязанностей налогового агента (ст. 198¹ УК), сокрытие денежных средств либо имущества организации или индивидуального предпринимателя, за счет которых должно производиться взыскание налогов и (или) сборов (ст. 198¹ УК), вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению (ст. 205¹ УК), прекращение или ограничение подачи электрической энергии либо отключение от других источников жизнеобеспечения (ст. 215¹ УК), приведение в негодность объектов жизнеобеспечения (ст. 215² УК), незаконное производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов (ст. 228¹ УК), изготовление и оборот материалов или предметов с порнографическим изображением несовершеннолетних (ст. 242¹ УК), организация экстремистского сообщества (ст. 282¹ УК), организация деятельности экстремистской организации (ст. 282² УК), нецелевое расходование денежных средств (ст. 285¹ УК), нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов (ст. 285² УК), организация незаконной миграции (ст. 322¹ УК), изготовление, сбыт поддельных марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия либо их использование (ст. 327¹ УК).

В то же время декриминализации (полностью или частично) подверглись: заведомо ложная реклама (ст. 182 УК), обман потребителей (ст. 200 УК), некоторые разновидности хулиганства (ст. 213 УК), некоторые виды преступлений, предметом которых являются наркотические средства, психотропные вещества или их аналоги (ст. 228, 228¹ УК), оставление места дорожно-транспортного правонарушения (ст. 265 УК), причинение по неосторожности вреда здоровью средней тяжести (во всех статьях УК, кроме ст. 124).

Обращает на себя внимание тот факт, что декриминализация (весьма скромная по числу отмененных норм) коснулась в основном тех деяний, которые достаточно часто встречаются в реальной жизни. А потому объем фактически применяемой репрессии в этой части несколько сузился. Вместе с тем нельзя не учитывать, что отмеченная тенденция наталкивается на целый ряд объективных препятствий в виде определенного состояния, структуры, динамики преступности, других негативных социальных явлений, поэтому уголовное право в данном направлении эволюционирует не так быстро, как того бы хотелось. Если же оценивать ситуацию в целом, то необходимо признать, что уголовная репрессия в том виде, в каком она выражена в нормах Особенной части УК, за последние 10 лет непрерывно расширялась.

В результате объективного и закономерного процесса постоянного развития, изменения и совершенствования социальных структур, появления новых общественных отношений возникает необходимость в уголовно-правовой защите некоторых из них. Установлением уголовной наказуемости деяний, могущих причинить вред вновь возникающим общественным отношениям, и обеспечивается такая защита. Отмеченная тенденция является отражением принципа динамизма в уголовном праве. Он, как известно, требует постоянного учета изменений в системе общественных отношений и своевременного отражения их в законе.

Сказанное, разумеется, не означает, что уголовно-правовая регламентация должна простираться на все вновь возникающие общественные отношения без исключения. Ставить под защиту уголовного закона необходимо лишь наиболее важные и ценные из них и только тогда, когда такая защита не может быть обеспечена менее репрессивными средствами. Как справедливо отмечает В. Н. Кудрявцев, «уголовно-правовой запрет следует рассматривать как субсидиарный, – в том смысле, что наказание надо устанавливать в качестве последнего средства»[80]80
  Кудрявцев В. Н. Закон, поступок, ответственность. М., 1986. С. 108.


[Закрыть].

Потребность в уголовно-правовой защите новых общественных отношений возникает в силу разных причин. Толчком к установлению уголовно-правового запрета может послужить расширение конституционных прав и свобод граждан, требующее их соответствующей правовой, в том числе и уголовно-правовой, защиты. Например, Конституция РФ 1993 г. гарантировала гражданам охрану неприкосновенности частной жизни. В ст. 136 УК РФ 1996 г. была установлена уголовная ответственность за нарушение такой неприкосновенности.

Необходимость в уголовно-правовой регламентации может быть вызвана возникновением особо экстремальных условий (военная обстановка, обострение международной ситуации, экономические осложнения и т. д.). Как реакцию законодателя на обострение международной обстановки можно, по-видимому, расценивать установление Уголовным кодексом 1996 г. уголовной ответственности за нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360 УК).

Потребность в уголовно-правовой защите может возникнуть и в связи с развитием науки и техники. Известно, что научно-технический прогресс приносит человечеству не одни лишь блага. Зачастую он сопровождается издержками технического и социального характера, приводит к появлению новых угроз безопасности человечества. Отрицательные последствия научно-технической революции могут быть нейтрализованы различными способами, в том числе и путем регламентации вновь возникающих общественных отношений в уголовном законе. Необходимость борьбы с указанными негативными последствиями уже породила такие системные образования, как группа транспортных преступлений, деяния, связанные с использованием радиоактивных веществ, некоторые преступные посягательства на природную среду. В перспективе развитие высоких научных технологий может вызвать постановку под защиту уголовного закона общественных отношений, например в области медицины (клонирование человека), биологии (генная инженерия), психиатрии (модификация поведения), компьютерной техники (компьютерное мошенничество).

Систему действующего уголовного законодательства также нельзя назвать настолько законченной и безупречной, чтобы исключить вероятность принятия новых уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за новые виды общественно опасного поведения. Потребность в установлении новых уголовно-правовых запретов еще сохраняется. Достаточно назвать осуществленную в последнее время криминализацию различных деяний в сфере экономической деятельности.

Таким образом, на нынешнем этапе развития уголовно-правовой политики необходимость в принятии новых и расширении границ действующих уголовно-правовых норм полностью не исключена. Более того, данный процесс пока еще нужно рассматривать не как серию эпизодических мероприятий, а как определенную тенденцию. Суммируя изложенное, следует прийти к выводу, что необходимость расширения до известных пределов сферы уголовной ответственности вполне оправдана целым рядом причин: а) выявившимися на практике пробелами в уголовной наказуемости; б) появлением новых общественных отношений, нуждающихся в уголовно-правовой защите, или новых общественно опасных деяний, требующих уголовно-правовой борьбы с ними; в) международными соглашениями, в которых участвует Россия; г) укреплением гарантий защиты конституционных прав и свобод; д) целесообразностью выделения специальных составов из общих.

Очевидно, что установление уголовной наказуемости деяний при наличии упомянутых выше причин (и соблюдении всех иных условий криминализации) нельзя признать недостатком уголовного законодательства. В зависимости от того, какая из причин оказала решающее воздействие на законодателя в процессе установления им уголовно-правового запрета, все вновь криминализированные деяния можно разделить на четыре группы.

В первую группу входят деяния, криминализация которых вызвана необходимостью уголовно-правового регулирования относительно новых видов антиобщественного поведения. Ранее они либо не встречались в жизни, либо совершались эпизодически. Однако в результате изменившейся обстановки, под воздействием различного рода факторов, степень общественной опасности таких деяний резко возросла, что потребовало уголовно-правовой борьбы с ними. К ним относятся: заражение ВИЧ-инфекцией (ст. 122 УК), незаконная банковская деятельность (ст. 172 УК), лжепредпринимательство (ст. 173 УК), легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенного лицом в результате совершения им преступления (ст. 174¹ УК), хищение или вымогательство ядерных материалов или радиоактивных веществ (ст. 221 УК), организация экстремистского сообщества (ст. 282¹ УК).

Вторую группу образуют деяния, криминализированные в целях усиления гарантий охраны конституционных прав и свобод граждан: в последнее время такой криминализации подверглось нарушение порядка финансирования избирательных кампаний кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141¹ УК), фальсификация итогов голосования (ст. 142¹ УК).

Третья группа деяний криминализирована как результат обязательств, взятых на себя Россией по международным соглашениям: торговля людьми (ст. 127¹ УК), использование рабского труда (ст. 127² УК), захват заложника (ст. 206 УК), пиратство (ст. 127 УК), экоцид (ст. 258 УК), наемничество (ст. 359 УК).

Четвертую группу составляют деяния, подвергшиеся криминализации в процессе дифференциации уголовного законодательства и выделения специальных составов из общих. Сюда входят преступления, предусмотренные ст. 242¹, 285¹, 285² УК и др.

Что же касается «пробуксовки» тенденций в сфере декриминализации, то «консервация» в уголовном законодательстве деяний с уже, казалось бы, давно (и явно) отпавшими основаниями для их криминализации может быть результатом ряда причин. Одна из них, вероятно, кроется в отставании общественного сознания, в силу его известной традиционности и консервативности, от бытия. Дело в том, что уже сам факт наказуемости деяния в глазах общественного мнения представляется достаточно веским аргументом против его декриминализации, поэтому отмена уголовной наказуемости требует более развернутой аргументации, чем криминализация деяния.

На позицию законодателя, возможно, оказывают соответствующее воздействие и предложения ученых-юристов, высказываемые ими de lege ferenda. Вряд ли мы найдем диссертацию, касающуюся исследования проблем уголовной ответственности за конкретные виды преступной деятельности, автор которой не счел бы своим долгом предложить некоторое количество рекомендаций, направленных на совершенствование действующего уголовного законодательства. Причем признаком хорошего тона считается формулирование предложений, связанных с расширением сферы уголовной репрессии. Примечательно, что из нескольких сотен предложений по совершенствованию уголовного законодательства, сделанных в последнее время, более 90 % сводятся к расширению ответственности и усилению наказания. В бурном потоке уголовно-правового ригоризма нередко тонут голоса тех, кто выступает за декриминализацию отдельных деяний. Чрезмерное увлечение криминализационными процессами приводит к появлению целого ряда «псевдопреступлений» и порождает ситуации, когда правоохранительные органы, образно говоря, «стреляют из пушек по воробьям». Иногда недостаточно обоснованная криминализация признается самим законодателем неоправданной, и в дальнейшем скоропостижно принятая норма отменяется. Нечто подобное произошло со ст. 162, 200, 265 УК. В правосознании же населения подобные законодательные метаморфозы могут восприниматься как разрешающий сигнал к совершению аналогичных (но еще запрещенных) деяний. Криминализация различных форм отклоняющегося поведения невысокой степени общественной опасности порождает ситуацию, о которой К. Маркс в свое время писал так: «Народ видит наказание, но не видит преступления, и именно потому, что он видит наказание там, где нет преступления, он перестает видеть преступление там, где есть наказание»[81]81
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 122.


[Закрыть]. Расчет в подобных случаях на общепревентивное действие уголовного закона оказывается, как правило, несостоятельным.