Текст книги "Посланник смерти"

Александр Косарев
Посланник смерти

«Следуйте за ними до последнего своего вздоха».

Рейхсфюрер СС Г. Гиммлер

(Из приказа.)

«Можно сколь угодно долго пытаться реконструировать произошедшие некогда события, однако выяснить доподлинно, как же все происходило на самом деле, практически невозможно»

Пролог

10 мая 1945 года, северные Альпы, 10 часов 14 минут утра. Где-то там, далеко внизу, за плотной коркой липкого, обложившего горы тумана, уже закончилась Вторая мировая война, но здесь, на высоте более двух тысяч метров, она еще продолжалась. Восемнадцать офицеров СС из спецкоманды «Анненэрбе-2» устало поднимались на один из самых мощных альпийских ледников, чтобы выполнить, пожалуй, самое важное для них в этой войне задание.

– Стоп, – поднял руку командовавший отрядом гауптштурмфюрер Вернер Ланц. – Кажется, пришли.

Одетые в изодранную и запачканную разношерстную форму альпинисты замерли в тех позах, в которых их застала команда.

– Аксель, – приказным тоном произнес Ланц, – осмотрите вон ту площадку.

– Здесь только мощная ледяная плита, – доложил тот через минуту. – Затертых камней практически не видно, во всяком случае, крупных.

Гауптштурмфюрер подошел к нему и, осмотревшись по сторонам, воткнул свой ледоруб в припорошенный снегом глетчер. Место явно ему понравилось. Сжимающие русло циклопического ледника не менее грандиозные отвесные скалы укрывали их с двух сторон, а выше по леднику находилась мощная ледяная осыпь. Все прочее видимое пространство остального мира было отрезано от них плотным пологом тумана.

«Вот и прекрасно, – подумал он, – лучшего места нам, при данных обстоятельствах, пожалуй, и не найти».

– Эй, Фишер, – подозвал он заросшего рыжей щетиной детину с нашивками капитана люфтваффе, – устанавливайте все термические шашки прямо здесь, – топнул он ногой. – Быстрее!

Зашипели запальные свечи, и пять керамических, источающих нестерпимый жар цилиндров были один за другим поочередно опущены в клокочущую кипящей водой промоину в многометровой толще пакового льда. Когда активное кипение в промоине прекратилось, Ланц повелительно кивнул стоявшей неподалеку группе из четырех человек, которые, сменяясь по парам, несли за ним на специальных брезентовых лямках продолговатый металлический кофр.

– Опускайте его сюда, прямо в воду, – указал гауптштурмфюрер на сизоватую, подрагивающую от все еще всплывающих пузырьков полынью. – Нет, нет, – тут же отменил он свой приказ, – сначала снимите с него оболочку.

– Ключи от замков должны быть у тебя в кармане, Вернер, – вскинул на него глаза один из несших кофр офицеров. Он устало выпрямил спину и, скривив рот в усмешке, оглядел своих спутников: – Или ты их в спешке забыл в Берлине?

– Зря смеешься, Хансер, – обидевшись, поджал губы Ланц. – Я их Генриху отдал, – пробурчал он, имея в виду рейхсфюрера СС Г. Гиммлера, – под расписку.

– Понятно, – кивнул Хансер, – поступим по-нашему.

Выхватив из кобуры парабеллум, он несколькими точными выстрелами сбил навесные замки и откинул в сторону украшенную тисненым имперским орлом крышку. Сгрудившись и пыхтя от напряжения, несколько эсэсовцев извлекли наружу свинцовый, цилиндрической формы запаянный контейнер и понесли его к промоине. Столкнув цилиндр в воду, они несколько минут стояли неподвижно и молча, будто у свежей могилы, наблюдали, как лопаются на ее поверхности поднимающиеся из глубины пузырьки воздуха. Внезапно откуда-то сверху налетел сильный ветер и вновь повалил густой снег. Гауптштурмфюрер наконец-то очнулся и сделал шаг назад.

– Все, дело сделано, – еле слышно прошептал он, – пора расходиться. Альберт, Кранц и вы двое, – обратился он к своим спутникам, – приказываю вам двигаться через перевал на запад. Рихтер, Эргольц и Гольдберг, спускайтесь вниз, вдоль того отрога прямо к деревне Штандербрюгге. Там получите дальнейшие инструкции. Твои люди, – он пристально посмотрел в глаза Хансеру, – должны идти в сторону Зальцбурга. А там уж кому как повезет, – понизив голос, произнес он. – Отойдя от этого места, всем необходимо снять с себя знаки отличия и избавиться от оружия. В случае встречи с войсками противника сразу сдавайтесь. Командиры групп, проинструктируйте своих людей, что следует говорить в таком случае. Все, прощайте, господа. Искренне надеюсь, в этой жизни мы никогда больше не встретимся.

Офицеры молча пожали друг другу руки и повели свои немногочисленные группы, жалкие остатки некогда могущественной и разветвленной организации, в указанных направлениях. Они прекрасно понимали, что только что заложили мину, которой будет суждено в XXI веке вновь взорвать мир и ввергнуть его в хаос Третьей мировой войны.

Часть первая

Глава первая
Легенда об исчезнувшем «мерседесе»

Поздним дождливым вечером 2 ноября 1993 года в одном из плохо освещенных переулков между московскими улицами Трубной и Сретенкой появился одетый в длинный кожаный плащ мужчина. Наклонив голову, он довольно быстро прошел по круто поднимающейся изогнутой улочке и свернул в старую кирпичную арку. Миновав ее, он резво перепрыгнул через большущую лужу и остановился как вкопанный под кроной старого, еще не полностью потерявшего листву тополя. Там он постоял минут пятнадцать, настороженно вслушиваясь в шаги редких в этот час пешеходов и пристально вглядываясь в полумрак слабо освещенного дворика. И только когда вокруг наступила полная тишина, он выскользнул из своего укрытия и торопливо забежал в полуоткрытую дверь подъезда старинного пятиэтажного дома. Он остановился и постоял еще несколько минут совершенно неподвижно, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь. Убедившись, что вокруг все так же спокойно, он сдвинул шляпу на затылок и, утерев тыльной стороной ладони пот со лба, начал медленно подниматься по ступеням. Он остановился и постоял еще несколько минут совершенно неподвижно, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь. На площадке четвертого этажа мужчина вновь остановился на несколько секунд в некотором раздумье, затем неспешно спустился на этаж ниже и подошел к одной из дверей, обитой дерматином. Вынув из кармана плаща связку ключей, он осторожно, но в то же время уверенно вставил один из них в замок и, потянув на себя глухо скрипнувшую дверь, проскользнул в проем. С трудом ориентируясь во мраке давно расселенной коммуналки, он проскользнул в одну из комнат, после чего включил маленький, сделанный в виде брелока, карманный фонарик. Присев на корточки около массивной чугунной батареи, висящей под единственным, выходящим во внутренний дворик окном, он приподнял с помощью принесенной с собой широкой стамески половую доску. Отбросив ее в сторону, мужчина нетерпеливо запустил руку в образовавшееся отверстие. Нащупав там обмотанную изолентой небольшую металлическую коробку, он удовлетворенно вздохнул и торопливо засунул ее во внутренний карман плаща. Не медля более ни секунды, он двинулся к выходу. На лестничной площадке он наткнулся взглядом на коряво нацарапанные на стене строчки стихотворения:

 
И сжималась душа, расширялся зрачок,
Мысли вялые шли чередою.
Время мчалось вперед, как гигантский волчок,
Сильно пущенный чьей-то рукою…
 

«Как странно, – подумал мужчина, – написано словно специально для меня. Интересно, кто и зачем это сделал?» Еще раз повторив про себя четверостишие, он начал спускаться по лестнице. Оказавшись на улице, мужчина неторопливо огляделся и выбросил связку ключей в стоявшую неподалеку урну. После чего, глухо пробормотав: «Ну вот, слава Богу, все и кончилось» – он опять надвинул шляпу на глаза и не оглядываясь двинулся в направлении Сухаревской площади.

Таким был финальный акт одной из самых удивительных и загадочных операций, проведенных работниками российских спецслужб в начале девяностых годов.

Утро 8 мая 1991 года не предвещало никаких неожиданностей. За окном вовсю светило солнце, а в постели было тепло и уютно. Вставать, несмотря на довольно позднее время, совершенно не хотелось. Сладкая полудрема вновь и вновь накатывала на меня, удерживая под одеялом. Неожиданно зазвонил стоящий на тумбочке телефон. Повернувшись на бок, я взял трубку.

– Алло, Сань, – услышал я голос своего школьного друга Михаила Воробьева, – ты встал или все еще дрыхнешь?

– Да нет, не дрыхну, – сонно пробурчал я, – уже почти что на ногах.

– А ты знаешь, по какому я тебе поводу звоню-то? – энергично продолжал он.

– Нет, – честно признался я, – не имею ни малейшего понятия.

– Хочу пригласить тебя в гости, на празднование Дня Победы, – сказал мой приятель. – Обязательно приезжай, не пожалеешь!

– Да-а, завтра же праздник, – вспомнил я. – Понял, Миш, обязательно буду. Что мне захватить с собой?

– Возьми, брат, пару-тройку бутылочек портвейна.

– Портвейна? – удивился я. – Ты с каких же пор стал любителем портвейна?

– Да нет, это не для меня, – засмеялся Михаил. – К отцу в гости приехали его бывшие сослуживцы из Рязани. Такие, знаешь, шустрые стариканы, так это для них гостинец.

– Все ясно, – ответил я, – и когда назначен общий сбор?

– Подъезжай к часу дня, – сказал Михаил.

– Договорились, – ответил я и положил трубку.

Вот так, совершенно буднично, началась эта удивительная и в чем-то даже загадочная история. Но о том, что заурядный телефонный звонок явился невольным детонатором произошедших впоследствии событий, мы узнали только по прошествии нескольких лет.

Выйдя из метро на Колхозной (теперь Сухаревской) площади, я прошел метров триста по Сретенке и, миновав выкрашенное грязно-желтой краской здание старой, ныне снесенной, средней школы, свернул в хорошо знакомый переулок. Поднявшись на второй этаж старинного, бывшего доходного дома, я нажал на кнопку звонка. Через несколько секунд за дверью послышались оживленные голоса, лязгнул еще дореволюционный засов и я увидел перед собой отца моего друга, Александра Васильевича Воробьева.

– Ага, – воскликнул он, – вот и Санек к нам пожаловал. Заходи скорее, снимай курточку. Леля (это его жена) только что пироги достала из духовки.

Фирменные пироги хозяйки дома я любил давно и беззаветно. Сказав положенные в таком случае поздравительные слова и вручив Александру Васильевичу авоську с тремя бутылками молдавского портвейна, я поспешил в гостиную комнату. Кроме Михаила и его мамы, раскладывающей на узорчатом фарфоровом блюде румяные ароматные пирожки, за столом сидели трое мужчин.

– Знакомься, Александр, – вскочил со своего места Михаил, – мой двоюродный брат Павел.

Я пожал руку привставшему со своего места молодому парню со светлыми волнистыми волосами.

– А вот и папины однополчане, – продолжил мой приятель, – Федор Леонидович и Николай Владимирович.

Поскольку широкий стол с плотно приставленными к нему стульями преграждал мне подход к гостям, я ограничился учтивым кивком в их сторону, после чего уселся на предложенное мне место. Вошел Александр Васильевич, побрякивая уже откупоренными бутылками.

Программа застолья была обычной: произносились тосты, гости закусывали пирожками, маринованными грибочками и всевозможными разносолами. Наконец все насытились, и слегка захмелевшие старики пустились в воспоминания. Поначалу я не прислушивался к их беседе, но после фразы одного из гостей: «А ты помнишь, Саня, как мы первый раз с немцами столкнулись в лесу под Тосно?» – навострил уши.

– Ну, еще бы, – утвердительно кивнул раскрасневшийся Александр Васильевич, степенно разминая папиросу, – знатный был бой. До сих пор не понимаю, как мы с вами уцелели. Немецкий снаряд так саданул по нашему танку, что прошил его, как картонку. Смотрю – в лобовой броне дыра, повернулся к корме – позади тоже дыра. Так он нас насквозь и продырявил. Просто чудо, что не задел никого.

Увидев, что я проявил к его рассказу интерес, он махнул мне рукой и сказал:

– Что, молодежь, интересно послушать? Пойдем с тобой на кухню, подымим, а заодно я расскажу тебе кое-что интересное.

Мы дружно поднялись. Михаил со своим братом остались в комнате, помогать Елене Петровне убирать со стола, а я вместе с ветеранами перебрался на кухню. Распахнув для притока свежего воздуха балконную дверь, мы закурили.

– Да, Сашок, – продолжил Александр Васильевич, – я и сам удивляюсь, как нашему экипажу удалось уцелеть в полном составе в такой жестокой многолетней бойне.

– Это все благодаря тебе, Василич, – обнял его за плечи Федор Леонидович. – Тебя словно осеняло в самые трудные минуты боя.

– Ты уж скажешь, – смущенно отмахнулся от него Александр Васильевич.

– А под Белгородом, – загудел низким и хрипловатым голосом Николай Владимирович, – помнишь, когда ты нас от смершевцев спас. Можно сказать, вырвал прямо из когтей дьявола.

– От Смерша? – удивился я. – Но ведь эта организация боролась только с германскими парашютистами и прочими диверсантами?

– Эх, молодой человек, – сказал Николай Владимирович, – это вы книжек про войну начитались. Расскажи и ему, Саша, про то, как мы разыскивали утопленный немцами броневик, пусть парень узнает, как оно на самом деле все было.

– Ладно, – кивнул Александр Васильевич, – так и быть.

Он положил пачку «Севера» на подоконник, вытащил оттуда папиросу и, прикурив, начал самый удивительный рассказ о войне, который я когда-либо слышал.

– Случилось сие приключение с нами в июле 1943 года в окрестностях города Белгорода, вскоре после начала немецкого наступления на Курской дуге…

Глава вторая
Шестиколесный броневик

Иногда в жизни происходят столь экстраординарные события, что и спустя десятилетия они вспоминаются свидетелями их во всех, даже самых мельчайших подробностях, так, как будто они случились только вчера. Случай, о котором поведал мне Александр Васильевич, произошел летом 1943 года в разгар боев на Курской дуге. В то время герои нашего повествования воевали на легком танке БТ-7 в составе отдельного батальона огневой поддержки. Находились они в тот момент во втором эшелоне наших войск, стянутых к южному выступу Курской дуги, так как бросать легкие танки против «Пантер» и «Тигров» наше командование посчитало неразумным. Чаще всего их батальон использовали для развития успеха там, где намечался прорыв, или для разведки и сопровождения войсковых колонн. Вот одно из таких, казалось бы, заурядных, заданий и запомнилось нашим танкистам на всю оставшуюся жизнь.

Дело было так. Ранним утром 11 июля 1943 года немецкая армия нанесла невиданной силы удар со стороны Белгорода. Танковый батальон, укрывавшийся от налетов авиации противника в редколесье западнее города Обояни, был поднят по тревоге, и экипажи спешно заняли свои места в боевых машинах. Однако ожидать приказа им пришлось довольно долго. Наконец на просеке, где стояла танковая колонна, появился командир батальона майор Усов. Переходя от танка к танку, чего никогда ранее не бывало, он лично ставил задачу каждому командиру экипажа отдельно. Дошла очередь и до рязанцев. Приказ его оказался краток и на редкость необычен – развернуться спиной к фронту и прочесать окрестные балки и перелески, при случае перехватить и любой ценой остановить небольшую немецкую автомотоколонну, состоявшую из трех автомобилей и нескольких мотоциклов, которая прорывалась по нашим тылам навстречу немецкому танковому клину.

– Задача чрезвычайной важности, лейтенант, – предупредил Воробьева майор, спрыгнув на землю. – На радиосвязь во время движения выходить категорически запрещается, – добавил он. – Для оценки оперативной обстановки постоянно слушайте переговоры летчиков на частоте 9740. Постарайтесь вернуться в район сосредоточения не позднее двадцати четырех ноль-ноль.

Усов побежал к следующей машине, а танк Воробьева завел дизель и двинулся вслед за другими боевыми машинами, которые веером расползались по лесу. Примерно через полчаса они выбрались из леса на открытое пространство и остановились, чтобы наметить дальнейший маршрут. В наушниках командира экипажа сначала было тихо, но скоро зазвучали позывные трех или четырех пилотов, которые вели параллельный поиск с воздуха. По их торопливым переговорам стало ясно, что колонна пока не обнаружена. Воробьев после некоторого раздумья решил двигаться по направлению к реке Псел.

Около двух часов пополудни, когда экипаж порядком устал от бесцельного блуждания по пыльным проселкам, на волне авиаразведки прозвучал совсем другой, более энергичный голос. Он доложил неведомому «Роману», что разыскиваемые «букашки» наконец-то обнаружены в квадрате 28 – 16 и ему удалось с трех заходов поджечь две из них, но шквальным ответным огнем из пулемета подбит сам и идет на вынужденную посадку.

«Фрицы уходят по проселочной дороге в сторону Синьково или, может быть, Алешкино, короче говоря, в сторону реки», – прохрипел голос пилота и исчез из эфира. Александр Васильевич торопливо открыл свой потертый планшет и отыскал на карте деревушку с названием Синьково.

– Да мы совсем недалеко от этой деревушки, – сказал он. – Еще километра три, не больше, а в двух километрах от нее переправа. Очень удобное место для засады.

Он выглянул из башенного люка и осмотрелся по сторонам. Где-то вдали надсадно ревела тяжелая артиллерия, и черные клубы дыма от горящей солярки и взрывов, поднимаясь на юге, постепенно сливались в одно громадное грозовое облако.

– Заводи мотор, мужики, – скомандовал он, опустившись на свое сиденье. – Егор, рули налево, к деревцам на холме. Если мы успеем раньше немцев оседлать Алешкинскую переправу, то им хана.

Заскрежетав гусеницами, танк пополз на пониженной передаче к холму, за которым протекала река. Командир высунулся из люка и внимательно осматривал окрестности, чтобы не пропустить появления немецкой автомотоколонны. Наконец подъем закончился, и танк замер на заросшей орешником вершине холма. В бинокль командир хорошо видел на противоположном берегу деревню Алешкино и деревянный мост, ведущий с выступающей в реку отмели на эту сторону. Присмотревшись повнимательнее, он заметил, что настил моста у противоположного берега реки сильно поврежден.

– Смотри, Федор, а переправа-то разбита вдребезги. Посмотри-ка туда, – он передал бинокль заряжающему, также вылезшему по пояс из башни.

– Да, точно; наверное, бомба в мост попала, а то и две, – ответил тот. – Нам там точно не проехать.

– Немцы, немцы, да вон же они! – завопил механик-водитель, указывая на проселочную дорогу, которая, огибая холм, где они стояли, шла к переправе.

Колонна состояла из шести или семи мотоциклов с колясками, за которыми мчался громадный легковой автомобиль совершенно необычного вида. Черный корпус машины без дверей и боковых окон размещался на странном шестиколесном шасси. Немцы еще не видели, что мост, к которому они так стремились, разрушен, и неслись к реке, за которой, как им казалось, их ждало спасение.

– Ну все, засранцы иноземные, попались, – злорадно пробормотал Александр Васильевич, спускаясь во чрево танка. – Заряжай, – приказал он Федору, а сам взялся за рукоять башенного пулемета. – Покажем фрицам, где живут большие красные раки. Полный вперед!

Заревел дизель, и БТ-7, набирая скорость, помчался с холма вниз, отрезая немецкой колонне единственный путь к отступлению. Поневоле снизившие скорость мотоциклисты выскочили на мост и только тут увидели, что настил разрушен и проехать на другой берег реки невозможно. После секундного замешательства они начали разворачиваться, но въехавший в этот момент на мост черный автомобиль перекрыл им дорогу. И, видимо, в ту же минуту кто-то из немцев увидел несущийся на них с холма танк.

– Огонь, – скомандовал Александр Васильевич и, держа мост в перекрестии прицела, начал бить короткими очередями из пулемета.

Грохнула пушка. Но посланный второпях снаряд, никого не задев, разорвался в камышах, довольно далеко от моста. И в этот драматический момент танкисты стали свидетелями странной сцены. Вначале они подумали, что черный автомобиль даст задний ход и попытается уйти обратно по той же дороге, пока танк лавирует среди ям и крутых откосов на склоне холма. Но произошло нечто, прямо противоположное. Приплюснутая многотонная машина внезапно рванулась вперед, ударом бампера сбросив в воду один из мотоциклов, и резко затормозила только у самого пролома, примерно на середине моста. Из ее кабины выскочили два человека в черной форме, и тут же, видимо, повинуясь их командам, все мотоциклисты разом прекратили огонь и бегом бросились к остановившейся у пролома машине. Не ожидавшие такого поворота событий, но ободренные тем обстоятельством, что немцы не разбегаются по камышам, а держатся кучно, танкисты тоже прекратили обстрел и использовали эту неожиданно образовавшуюся паузу, чтобы спуститься с холма на дорогу. Совершая маневр, они на несколько секунд все же потеряли немцев из виду, так как им пришлось свернуть в сторону и двигаться метров сто по довольно глубокой промоине. Когда же они вновь поймали в прицел сгрудившихся на мосту немцев, то увидели, что передние колеса черного броневика свесились с настила, а вся немецкая команда, дружно орудуя выдранными из пролома бревнами, старается сбросить машину в воду. Озабоченный тем, как бы не упустить столь благоприятный для удачного выстрела момент, Александр Васильевич, понимая, что у него в запасе всего несколько секунд, крикнул водителю:

– Стой, Федя!

Танк резко замер. Противников разделяло не более двухсот метров, и промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Немцы, видя поворачивающееся в их сторону башенное орудие, отчаянно нажали на бревенчатые рычаги, и автомобиль круто накренился над рекой.

Дав заряжающему еще мгновение на наводку, лейтенант Воробьев выдохнул:

– Oгонь!

Снаряд взорвался в самой гуще немцев. В воздух взлетели обломки досок, части тел и военной амуниции. В то же мгновение, видимо получив дополнительный толчок, бронеавтомобиль съехал с настила, тяжело накренился и, заваливаясь на крышу, плавно, словно в замедленной съемке, рухнул в воду. Мгновение стояла оглушающая тишина, которую тут же вспорол грохот обоих танковых пулеметов.

Все было кончено в считанные секунды. Расстреляв по два диска и видя, что никто из немцев не подает признаков жизни, танкисты решили сходить на разведку. Они достали автоматы и выбрались наружу. Прячась за кустами, они приблизились к мосту. Осмотрев тела, они убедились, что все немцы мертвы. Но удивительно, что все без исключения трупы были в офицерской форме, русских солдатских сапогах и без каких-либо знаков различия. Лейтенант Воробьев приказал своим подчиненным быстро их обыскать. Однако ни у кого из немцев не оказалось не только каких-то документов, но даже пустяковой бумажки. Только у одного, лежавшего у изрешеченного пулями мотоцикла, человека в черной эсэсовской форме, во внутреннем кармане френча Александр Васильевич обнаружил прямоугольную серебряную табличку с выгравированными на ней несколькими рядами букв и цифр.

Танкисты скинули трупы в реку. Туда же они скатили и приведенные в негодность мотоциклы. Еще раз осмотрев изуродованное полотно моста и толкнув напоследок ударом сапога в зеленую воду реки соскочивший с автомобильного колеса никелированный колпак с отчеканенной на нем «мерседесовской» звездой, лейтенант Воробьев посчитал задачу выполненной и приказал возвращаться к своей машине. Отъехав от места боя примерно на километр, они замаскировали танк под кронами буйно разросшихся прибрежных деревьев, после чего устроили себе небольшой, но несомненно заслуженный отдых. Вволю накупавшись в теплой мутноватой воде и закусив, чем Бог послал, танкисты двинулись в обратный путь, так как время шло к вечеру и следовало поторапливаться. И тут судьба приготовила им новое, но как впоследствии оказалось, спасительное испытание. В сумерках танк напоролся на вкопанный в землю рельс и порвал правую гусеницу. Поняв, что вернуться до полуночи они не успеют, лейтенант Воробьев, невзирая на запрет, попытался связаться со штабом батальона по радио, но безрезультатно. Разводить костер было рискованно, так как можно было привлечь внимание ночных бомбардировщиков. Поэтому пришлось ремонтировать гусеницу в темноте при свете единственного, довольно слабого фонарика. На рассвете, вконец измученные и ожидающие хорошего нагоняя за опоздание к контрольному сроку, они на всех парах примчались на оставленную вчера лесную просеку, но родного батальона там уже не застали. Некоторое время они невесело размышляли о том, что дальше предпринять, но тут на просеке показался знакомый почтальон из их полка.

– Вы что тут встали, мужики? – удивился тот, приблизившись к танку. – Ваш Усов с утра рвет и мечет по поводу вашего отсутствия.

– Да понимаешь, дело-то какое, – ответил за всех Александр Васильевич. – Гусеница у нас вчера в пути лопнула, вот мы и припозднились. Ты не подскажешь, где теперь наши стоят?

Почтальон объяснил им, как быстрее добраться до расположения батальона, и, прощаясь, добавил:

– Поспешайте, товарищ лейтенант. А то с самого утра по всему полку Смерш всех подряд трясет. Все какие-то немецкие машины ищут или мотоциклы, не знаю.

Танкисты озадаченно призадумались. Неожиданное появление в их части особистов Смерша, к тому времени уже заслуживших в армии репутацию садистов, скорых на расправу, не сулило им ничего хорошего. Времена-то были суровые. За малейшую ошибку и даже за двусмысленную фразу можно было запросто угодить туда, куда Макар телят не гонял. Танкисты поняли, что вчера они, видимо, влипли в какую-то крайне неприятную историю. Искоса взглянув на командира, заряжающий проронил:

– Хорошо, что мы пушку поутру почистили – получается теперь, что мы как бы и вовсе не стреляли!

– Точно, Федор, ты совершенно прав, – сказал Александр Васильевич. – Слушайте, братцы, меня теперь очень внимательно, – со значением произнес он. – Давайте договоримся: на рельс мы с вами напоролись, когда двигались к реке. Именно к реке, а не в обратную сторону. Поняли меня? Не ляпните чего-нибудь лишнего. И целый день мы провозились с гусеницей в овраге. Уловили, мужики? А ночью мы все спали, поскольку не решились в темноте двигаться. Думали, что в сумраке попали в полосу противотанковых заграждений, и опасались еще раз на что-нибудь налететь.

– Да, и накануне левая фара у нас перегорела, – вставил механик-водитель. – Я, кстати, об этом и помпотеху докладывал. А что если нас вдруг спросят, почему мы по рации со штабом не связались?

– Kомбат сам запретил, – сказал лейтенант, – как раз перед самым выдвижением на задание. И вообще, прикидывайтесь-ка лучше полными лопухами. Сидели, мол, в броне, да прятались в кустах от немецких «фоккеров». Итак, – грозно нахмурился он, – еще раз спрашиваю, вы все поняли?

Танкисты согласно закивали головами.

– Все по местам, – скомандовал лейтенант, – а то и так припозднились.

Через полчаса они благополучно прибыли в расположение своей части и как ни в чем не бывало зарулили на стоянку. Доложили о поломках машины по команде, и сразу же все трое были вызваны в штаб, где по отдельности выдержали жесткий допрос в особом отделе. Спасло их только то, что тут же проведенная проверка установила наличие свежих ссадин на гусенице, и то, что они дружно придерживались общей легенды. Видимо, не было в тот момент у контрразведчиков надежных доказательств, и поиск свидетелей произошедшей накануне схватки они вели наугад, во многих находящихся поблизости и постоянно передислоцирующихся воинских частях. Скорее всего, именно это обстоятельство и спасло экипаж Воробьева от весьма крупных неприятностей. Ведь те, кто, польстившись на обещанные во время допросов награды, заявил, что имеет какие-то сведения о пропавших немецких машинах, сами исчезли мгновенно и без следа, и об их судьбе ничего не было известно.

Александр Васильевич затушил в пепельнице очередной окурок «Севера» и поднялся с подоконника.

– Ну что ж, мужики, – произнес он, – покалякали, пошли теперь чай пить.