Текст книги "Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД"

Заместитель командира 5-го механизированного корпуса генерал-майор ЖУРАВЛЁВ

Военный комиссар 5-го механизированного корпуса бригадный комиссар МАТВЕЕВ

Заместитель начальника штаба 5-го механизированного корпуса полковник РАГУЛЯ»

Москва, Управление ФСБ, июль 1999

В понедельник, ровно в восемь часов утра мы собрались, как водится, в кабинете Тарасова на утреннюю, так называемую «пятиминутку». Суходольский предусмотрительно расположился подальше от начальства и поближе к графину с водой и, тяжело вздыхая, глотал минералку стакан за стаканом. Я же прекрасно выспалась и была готова к новым подвигам. Тарасов молча и долго ходил взад-вперёд по кабинету, явно ожидая кого-то. Когда же, наконец, адъютант доложил о прибытии фельдъегеря, генерал облегчённо вздохнул и, поспешив к двери, буквально выхватил из рук у вошедшего майора пакет. Быстро расписался в получении и сразу отпустил офицера. Потом устремился к столу и, водрузив на нос свои любимые очки, внимательно читал несколько минут. Закончив чтение, он снял очки и, легонько постучав в задумчивости золотой дужкой по столу, наконец, изрёк:

– Вчера вечером, пока некоторые из вас предавались блуду и иным порочным развлечениям, – он выразительно посмотрел на Мишку, – я сделал запрос в наш архив. И вот, пожалуйста, ознакомьтесь, – и протянул мне папку. – Читай внимательно, Ростова, учись работать, пока я жив. А майору Суходольскому, с твоего разрешения, я пока коньячку плесну, а то помрёт ещё болезный.

Я с интересом открыла папку:

«15 ноября 1943 года,

…Органами НКВД СССР за пособничество немецко-фашистским оккупантам и измену Родине разыскивается особо опасный преступник Шварц Вольдемар Маркович, 1879 года рождения, уроженец г. Дорогобуж Дорогобужского уезда Смоленской губернии. По имеющимся данным, гр. Шварц причастен к многочисленным военным преступлениям на территории СССР. В том числе под его непосредственным руководством проводились карательные операции по ликвидации Дорогобужского партизанского края, сплошные «зачистки» отдельных деревень, массовые расстрелы мирных жителей и военнопленных…»;

«11 декабря 1944 года,

…По данным НКВД СССР, Шварц В.М. 1879 года рождения – крупный помещик, имел несколько обширных поместий в Одесской и Херсонской областях. Жена гр. Шварца, урождённая Дарья Складушкина – дочь купца Складушкина, купившего в конце XIX века имение в д. Семкино Дорогобужского уезда. Расстреляна в 1921 году. Шварц – активный участник белогвардейского движения. В 1919 году, после разгрома частей Деникина под Астраханью, бежал. Предположительно, сначала в Баку и потом в Германию (отец Шварца – по национальности немец). Есть непроверенные сведения об активном участии гр. Шварца в бандитском формировании атамана Махно. Вплоть до начала Великой Отечественной войны проживал в г. Кельне, в собственном доме. Рейхсдойче. В СССР объявился под Смоленском в 1941 году в звании зондерфюрера СС, в качестве коменданта специальной абверкоманды. По имеющимся данным, летом 1943 года в результате наступательных действий Красной Армии ушёл со Смоленщины в сторону Белоруссии, вплоть до сентября 1943 года находился в Кричевском районе БССР».

– Прочитала? Какие есть мысли по этому поводу? – генерал хитро подмигнул мне. – A у Шварца младшего генетика ещё та. Боевой, видать, у него дедушка был.

– Честно говоря, чтобы делать какие-либо, пусть и предварительные, выводы, информации маловато, – не согласилась я. – Пока мне не совсем понятно одно. К моменту появления Шварца старшего на территории СССР ему уже было… – я заглянула в папку, – 62 года. Что заставило его приехать на родину жены и заняться столь хлопотным делом? Со всеми этими арестами, пытками и расстрелами? Обычно людей его возраста больше тянет внуков нянчить. Нет внуков? Тогда непременно мемуары писать, тем более рассказать было о чём. И ещё вопрос. Почему именно Смоленск? Не Одесса или Херсон, а именно Смоленск? Неужели заявился просто проведать оставшихся в живых родственников, причём даже не своих, а по линии жены? Всё это очень странно. Это первое. Далее. На сентиментального дедушку он явно непохож. А потому версия, что приехал мстить за жену, расстрелянную коммунистами, мне кажется несостоятельной. И потом, если он такой идейный и приехал насмерть драться с советской властью, то почему не дрался до конца вместе с немцами? Насколько я понимаю, после Смоленщины он отправился со своей зондеркомандой в Белоруссию, а дальше? Правильно, как в воду канул! И, вообще, он что, вдоволь не навоевался в гражданскую? Может, я, конечно, не права, но складывается впечатление, что Шварц выполнял в смоленских лесах какую-то архиважную задачу, а борьба с партизанами – не более, чем прикрытие. Тем более что в Одессе на этом поприще тоже было, где развернуться. Одни Одесские катакомбы чего стоили. Или я не права? В общем, я так думаю – приехал, выполнил задачу, зачистил «хвосты» и уехал. Всё грамотно, как по учебнику.

– То есть ты хочешь сказать, что Шварц старший тоже что-то искал в Смоленских лесах со своей зондеркомандой? – подал голос опохмелившийся и, наконец, воспрявший духом Суходольский.

– Похоже на то, особенно если учесть сильный интерес его внука к тому же самому лесному массиву, – согласилась я, – причём, заметьте, если внук так упорно продолжает начатое дедом дело, то почти со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что у Вольдемара Шварца не всё получилось. Скорее всего, ему помешало крупномасштабное наступление Красной Армии летом 1943 года. В общем, моё мнение таково – нужно как можно быстрее брать этого Шварца младшего за мошонку и «колоть». Я уверена, что он что-то знает про пропавший в 1941 году груз. Почти наверняка всё крутится вокруг этого самого золотого обоза.

– Ну что же, я так понимаю, нашего «героя» вы сами спеленаете? – генерал опять хитро посмотрел на меня. – Cпецгруппу, надеюсь, вызывать не нужно? Ну и ладненько. Тогда за ордером на арест зайдёте через час, а пока свободны.

– Товарищ генерал, разрешите вопрос? Личного характера, – cпросила я, задержавшись у дверей.

– Валяй.

– От Егора ничего нет?

– Нет, пока ничего. Заброска прошла удачно. Он выйдет на связь, как только внедрится. Да не переживай ты так, он опытный сотрудник, не впервой. Ничего не случится с твоим Егором. Если у тебя всё, то иди и работай спокойно.

Смоленская область, август 1999

Во вторник утром мы с Суходольским отправились на задержание Шварца. Погода стояла прекрасная, мотор «Лендровера» урчал едва слышно, и я даже задремала под убаюкивающий шелест шин по асфальту. Проснулась только в обед, когда машина свернула на улицу Карла Маркса и затормозила около отдела внутренних дел по Дорогобужскому району Смоленской области.

Информация, которой по-братски поделились местные «опера», ничего нового, как и предполагалось, нам не дала. Поэтому, быстро уточнив адрес проживания нужного нам объекта и не теряя времени на дальнейшие расспросы, мы выехали на место. Как оказалось, Шварц жил в собственном роскошном кирпичном особняке на улице художника Брюсова. Затормозив у высоченного кованого забора, за которым сквозь стройный ряд великолепных туй виднелся внушительных размеров красивый дом, крытый черепицей, Мишка завистливо присвистнул:

– Ничего себе домик. Хорошо же живут местные менты, хотя и бывшие. Пожалуй, как вернёмся, сразу напишу рапорт о переводе. А чего? Городок мне понравился, зелёный такой. Вот только дороги подкачали. Но это ничего, моему «Лендроверу» эти ямки по барабану. А к пенсии тоже перееду в такой домик у леса. Свежий воздух и всё такое. Ты как, может, присоединишься?

– Да ну тебя к чёрту, балабол, с твоими идиотскими шутками, давай звони, – кивнула я на кнопку видеодомофона.

Суходольский уже минуты две жал на кнопку, но тщетно. Стало понятно, что общаться с нами явно не хотят. Тогда Мишка со злостью сильно дёрнул дверь калитки, и она вдруг бесшумно отворилась. Я быстро расстегнула наплечную кобуру и, выдернув пистолет, поставила его на боевой взвод. Мой напарник боком просочился на территорию особняка. Перебежками миновав опрятный газон, мы приблизились к дому. Входная стеклянная дверь приоткрыта, из сумрачной темноты холла не доносится ни звука. Рывком открыв дверь, мы ринулись внутрь. Знаком показав, что за мной осмотр первого этажа, Мишка стал осторожно подниматься по лестнице и через мгновение скрылся в коридоре наверху. Я уже закончила осмотр, как увидела Суходольского, с удручённым видом, спускающегося по широким ступеням деревянной лестницы.

– У меня ничего, – развела я руками.

– У меня тоже, если можно так выразиться, – Мишка выругался вполголоса и прошипел. – Всё псу под хвост, иди сама посмотри.

Уже догадываясь, что произошло, я бегом преодолела два лестничных пролёта и, оказавшись в тёмном холле второго этажа, чуть не споткнулась о распростёртое на полу тело.

– Вот чёрт, – не в силах сдержать эмоции, тоже выругалась я.

Сомнений не было – на полу с несколькими пулевыми ранениями в груди, широко раскинув руки, лежал Шварц младший. По привычке приложив три пальца к сонной артерии распростёртого тела и убедившись, что передо мной труп, я обессиленно опустилась на пол.

Обшарив весь дом и не найдя ничего интересного, мы связались с Тарасовым.

– Опоздали? – только и спросил он. – Bызывайте местную милицию. Процедура вам известна. Если что – звоните, – быстро отдал он приказание и отключился.

Поздно вечером голодные, злые и смертельно уставшие, молча выпив по стакану водки, мы завалились спать в местной гостинице.

Смоленская область, август 1941

Пустовалов вернулся под утро, до предела измотанный и промокший «до нитки». Увидев капитана, Гудков почувствовал, как буквально гора упала с плеч.

– Потом, – Пустовалов отмахнулся от горячей еды и, взяв Гудкова под руку, увлёк в сторону.

– Что, совсем всё плохо? – спросил Гудков, разминая озябшими пальцами папиросу.

– Впереди нас немцы. Сокольники буквально забиты немецкой техникой. Одних танков я насчитал около полусотни. Так что, майор, дальше дороги нам нет. В Гусевке чем разжились?

– Бензин слили, пять автоматов забрали и мотоцикл со станковым пулемётом. Но самое главное – в штабной автомашине нашли на заднем сидении рацию, – и, откинув брезент с заднего борта полуторки, показал на стоящий в кузове небольшой металлический ящик, тускло отливающий в темноте чёрным лаком.

– Вот это действительно хороший подарок, прекрасная машинка, – капитан похлопал Гудкова по плечу и сразу стал крутить ручки настроек. – «Телефункен», знаком я с этим аппаратом. Майор, давай-ка я сейчас помучаю эту красавицу, а ты выстави часового, чтобы мне не мешали. Мы и так уже пропустили несколько сеансов связи. В Москве, наверное, думают чёрт знает что. Добро?

– Хорошо, капитан.

Выйдя на связь с Москвой, коротко доложив обстановку и передав координаты колонны, Пустовалов, наконец, позволил себе задремать, устало прислонившись к стволу вековой сосны. Гудков же, который час мерил карьер шагами и постоянно курил, папиросу за папиросой. Ситуация складывалась безвыходная. Ловушка захлопнулась. Ценности следовало доставить в Москву любой ценой, и Гудков, не задумываясь, заплатил бы эту цену. Но, как правильно поступить, он не знал. Не знал он также, как давно они находятся в глубоком тылу у немцев. И как далеко теперь проходит линия фронта. Возможно, что следующий сеанс связи с Москвой как-то прояснит ситуацию. Снова, в который раз, он развернул карту и стал прикидывать разные маршруты движения. Однако при любом раскладе выходило, что с таким количеством грузовиков просочиться сквозь районы, буквально напичканные войсками неприятеля, нечего было и думать.

На первый взгляд, сами собой напрашивались лишь два варианта. Первый: спрятать груз и, запомнив место «захоронки», самим пробовать перейти линию фронта. Шансов на это было немного, но всё же намного больше, чем разделиться на несколько групп и прорываться хоть и порознь, но вместе с грузом. Риск потерять груз во втором случае – был слишком велик. Но и оставлять ценности на территории, занятой врагом, было тоже крайне опасно. А уж о том, что будет с самим Гудковым, если он выйдет к своим без ценного груза, да ещё учитывая его прошлое, даже думать не хотелось.

Вечером вместе с Пустоваловым, после долгих размышлений и споров, они решились на отчаянный шаг. На карте в обход Сокольников была нанесена едва заметная тоненькая ниточка лесной дороги. Конечно, двигаться по ней на виду у немцев было чистым безумием. Но вот, устроив ночью в деревне небольшой переполох, можно было попытаться незаметно проскочить опасный участок дороги. Главное – попасть на эту лесную дорогу, а для этого необходимо было примерно с километр двигаться по совершенно открытой местности в непосредственной близости от деревни.

Подготовка к диверсии заняла весь следующий день. Согласовав совместные действия и поставив задачи, к ночи приступили к выполнению плана. Первую группу возглавил капитан Пустовалов. Она, по общему плану операции, имела задачу под покровом ночи пробраться в деревню и заложить взрывчатку под технику неприятеля в дальнем конце деревни. Далее, осуществив запланированные отвлекающие взрывы, группа Пустовалова попытается навязать немцам бой и, отстреливаясь, будет уводить врага к непроходимым болотам, раскинувшимся на юго-востоке. Группа же Гудкова, как планировалось, воспользовавшись временным замешательством врага и соблюдая все максимально возможные меры предосторожности, проведёт колонну с потушенными фарами через опасный участок на лесную дорогу и, форсировав небольшую речушку, уйдёт как можно дальше в глубь леса. Также решено было сократить количество грузовиков до трёх, перегрузив в них ящики и залив весь бензин. Один грузовик поступал в распоряжение старшего инкассатора. Иван Тимофеевич предложил установить в кузов полуторки, имеющийся у них в хозяйстве пулемёт «Максим» и прикрывать прорыв замыкающим колонны.

«…Сообщения Советского Информбюро за 2 августа 1941 года

В течение ночи на 2 августа продолжались бои с противником на Новоржевском, Невельском, Смоленском и Житомирском направлениях.

На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось.

Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками продолжала наносить удары по мотомехчастям, пехоте и артиллерии противника.

Наступающие части Красной Армии в лесу у города «З» ночью атаковали неприятельский батальон. Боясь окружения, фашисты стали поспешно отходить, бросая станковые пулемёты и миномёты. В ночном бою отважно действовала рота лейтенанта Яшунского. На поле боя осталось 350 убитых и раненых немецких солдат и офицеров. Наши бойцы захватили 8 станковых пулемётов, 3 миномёта и 19 лёгких пулемётов.

В течение 2 августа наши войска вели бои с противником на Порховском, Смоленском, Коростенском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.

На остальных участках фронта происходили бои местного значения.

В Балтийском море наши корабли и авиация атаковали восемь немецких транспортов, шедших под охраной пяти миноносцев. По предварительным данным, уничтожены один миноносец, один транспорт и повреждены два миноносца и один транспорт противника. Противник вынужден был повернуть обратно, не выполнив своей задачи. С нашей стороны потерь не было.

Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками наносила удары по мотомехчастям, пехоте и артиллерии противника.

За 1 августа наша авиация уничтожила 41 немецкий самолёт. Наши потери – 19 самолётов.

В течение 31 июля немецкие самолёты небольшими группами несколько раз пытались прорваться к Ленинграду, но были отогнаны нашей авиацией и огнём зенитной артиллерии».

Москва, июль 1999

В такой ярости я нашего генерала ещё не видела. Конечно, Шварца мы прошляпили и возразить тут было абсолютно нечего. Лопухнулись мы, конечно, как сопливые новобранцы. А вместе с ним неизвестный нам убийца оборвал и единственную ниточку, которая, как мы полагали, должна была вывести нас на след пропавшей автоколонны. Если бы мы только знали тогда, как ошибаемся! Пока же, как ясный день, было понятно, что кто-то постоянно идёт на шаг впереди нас.

– Суходольский! Какого чёрта вы попёрлись в местное УВД? Что, нельзя было уточнить фактический адрес места жительства фигуранта через нашу агентурную сеть? Вы, вообще-то, когда-нибудь слышали о таком понятии, как «утечка оперативной информации»? Что мне вам лекции читать? Понимаете, что теперь вся ваша работа пошла псу под хвост? – не на шутку разбушевался Тарасов. – Ладно Суходольский, у него вечно всё наперекосяк, – генерал в гневе развернулся в мою сторону, – но ты-то, Ростова, вот уж от кого я такого ляпа никак не ожидал. Вы же профессионалы! Волкодавы, мать вашу! – начальник упал в кресло и, наконец, позволил себе перевести дух. – Ладно, давайте по делу. Вот результаты вскрытия, ознакомьтесь, – и сильным движением толкнул папку, которая, проскользив по полированной поверхности стола, упала мне на колени…

«…Москва, Газетный переулок… Пулегильзотека МВД… Извлечённые из трупа гр. Шварца пули по характерным следам, оставленным на изучаемом материале нарезкой ствола… 100 % идентифицируются с… пулями, извлечёнными из трупа, обнаруженного на месте преступления, совершённого по адресу: Москва, Котельническая набережная…»

Дальше я уже не читала, а просто передала документы напарнику.

– Какие есть соображения?

– Опять появился этот злосчастный пистолет, – начала я, сделав большой глоток минералки. – А это значит, что на нашем поле вновь появился старый игрок. Хладнокровный и безжалостный. По сравнению с ним внук Шварца – это пешка, разменная карта в руках более крупной фигуры. К сожалению, никакой информацией об этом неизвестном мы пока не располагаем. По логике, им может оказаться кто угодно. Честно говоря, утром я всё ещё, несмотря ни на что, готова была для очистки совести отработать окружение убитого на предмет возможного выявления бытовых мотивов убийства. Версию о том, что он просто перешёл дорогу каким-то пришлым «чёрным копателям», а вы знаете, в этой области сейчас крутятся по-настоящему «бешеные» деньги, я рассматривала как маловероятную, но всё же рабочую. И дело тогда, возможно, было бы вовсе не в нашем золотом конвое. А поимели бы мы просто банальнейшее стечение обстоятельств. При таком раскладе можно было бы со спокойной совестью спихнуть дело об убийстве гражданина Шварца в МВД и, уже ни на что не отвлекаясь, искать дальше. А теперь всё, как вы говорите, «псу под хвост». По большому счёту, мы ещё не продвинулись в этом деле ни на шаг. Труп Шварца для нас совершенно бесполезен. Это тупик. Единственное, что у нас остаётся, – это пистолет. И то не сам «Вальтер», а опять только его тень. И это обстоятельство сводит на нет весь мой оптимизм.

– Ростова, я думаю, впадать в панику пока рановато, – генерал опять нацепил свои знаменитые очки, – но, как говорится, что имеем, то имеем. Только прошу вас не забывать о том, что поиск убийцы гражданина Шварца и так компетенция МВД. А у нас с вами совсем другие задачи. Но вы с Суходольским всё равно отработайте эту, так сказать, бытовую версию. Как ты выразилась – просто для очистки совести. Только быстро и осторожно. Не будем путаться под ногами у милиции. А затем в понедельник, то есть послезавтра, немедля займитесь ближайшим окружением Шварца старшего. Потому как чует моё сердце, что этот загадочный мистер «Х» с наградным пистолетом Веретенниковой – тень из далёкого прошлого. С архивом я договорюсь. Все свободны.

Москва, июль 1999

Несмотря на то что был выходной, я проснулась не то чтобы «ни свет ни заря», но всё же, против обыкновения своего, рановато – часов в десять утра. В выходные я люблю поспать. Стоял тёплый летний день. Ласковые солнечные лучи, лениво пробиваясь сквозь плотные шторы, выхватывали из полумрака комнаты целые мириады пылинок, и я поняла, что пора, наконец, пользуясь моментом, сделать генеральную уборку квартиры. Ещё раз сладко потянувшись и решительно отбросив одеяло, я встала и, нашарив на прохладном полу шлёпанцы, отправилась в душ. Однако на полпути меня остановил звонок телефона, надрывающегося на кухне. Ещё по службе в нашей доблестной милиции я знала, что такие вот неожиданные звонки, да ещё в выходной день, обычно с очень большой долей вероятности не сулят ничего хорошего. Я даже на мгновение замерла, размышляя, стоит подходить к телефону или нет. Но всё же чувство долга, как всегда, взяло верх, и я подняла трубку.

– Привет, Наташка, – услышала я Томкин весёлый голос и про себя облегчённо вздохнула. – Проснулась? Давай собирайся и пулей лети ко мне на Арбат. Здесь всё объясню, – как всегда, безапелляционно заявила Томка, не давая мне никакой возможности вставить хотя бы слово.

– Томка, видишь ли, – замялась я, – сейчас никак не могу, давай ближе к вечеру. Я хотела дома, наконец, убраться.

– Ну ты даёшь, подруга, говорю же тебе русским языком, срочно ко мне. Ты сама же просила, что если будет что-то интересное, сразу звонить тебе. Ну так вот, есть потрясающие новости. Через час жду, – и в трубке послышались частые гудки.

Зная Томку уже много лет, я была уверена, что случилось нечто экстраординарное, иначе бы она так себя не вела.

– Ладно, – подумала я, – смотаюсь по-быстрому, московские дороги в этот погожий летний выходной день, по логике вещей, должны быть совершенно свободны.

Приняв душ и проглотив йогурт, я легко сбежала вниз по лестнице и, прыгнув в машину, рванула с места.

Томкин антикварный магазин располагался в особняке восемнадцатого века в Сивцевом Вражке – маленьком переулке, прилепившемся к Старому Арбату.

Едва я подрулила к высоким кованым воротам особняка, как на широких мраморных ступенях появилась Томка в умопомрачительном воздушном сарафане небесно-голубого цвета. Быстро чмокнув меня в щёку и не дав опомниться, подруга крепко схватила меня за руку и поволокла через торговый зал магазина, уставленный разными древностями в самую дальнюю комнату, где у неё располагалась так называемая реставрационная мастерская. Буквально впихнув меня в полутёмное пыльное помещение, Томка устремилась дальше, а я, больно ударившись коленкой о какую-то железяку, поспешила за ней. Почти сразу взору моему предстал мой собственный шкаф, так долго и под всяческими предлогами выманиваемый у меня Томкой и только с месяц назад отданный, наконец, в её полное владение. Шкаф поражал дивной лакированной поверхностью дверей, блеском бронзовых ручек и, вообще, всем своим новым обликом. Я даже замерла от восторга, однако, моя подруга, не останавливаясь, пролетела мимо шкафа и затормозила только возле письменного стола, заваленного какими-то пыльными папками. Ловко выхватив из верхней стопки какой-то листок, Томка с гордостью протянула его мне со словами:

– Читай! Бывает же такое!

Я осторожно взяла в руки документ, точнее, это была качественная цветная копия. Ещё не веря в такую удачу, я быстро пробежала глазами по тексту:

«Смоленск, 27 июля 1941 года.

Смоленское отделение Государственного Банка СССР

Опись

Ценностей, отправляемых в ГОХРАН СССР

(Государственный Банк СССР)…»

Чем дальше я читала копию документа, тем больше перехватывало у меня дыхание. Дочитав до конца, я обессиленно опустилась в какое-то облезлое, некогда аристократическое кресло, обитое потёртым бархатом и терпеливо ожидающее своей очереди на реставрацию, причём явно уже не первое столетие. В моей голове всё окончательно перемешалось. Печатный текст был испещрён многочисленными рукописными пометками на немецком и датируемыми в основном началом 1945 года. Но одна полустёртая подпись сразу бросилась мне в глаза: «Waldemar Sсh». Не успела я прийти в себя, как около меня возникла Томка с двумя бокалами шампанского и на мой немой вопрос, который, впрочем, ясно читался у меня в глазах, затараторила:

– Ну что, подруга, оценила? Представляешь, во время реставрации твоего, да, ты не ослышалась, твоего шкафа, реставратору понадобилось снять зеркало с внутренней стороны дверки. Ну, для полировки. А там – это. Ну, что скажешь?

– Нет слов, – развела я руками. – Но меня мучает только один вопрос: каким образом этот документ попал в шкаф к Герингу? То есть я хочу сказать, не в кабинет, не в сейф и даже не в письменный стол, а в шкаф, который, как рассказывал дед, стоял в спальне рейхсмаршала в лесном охотничьем домике. Бред какой-то.

– Ну, это тебе виднее. Единственное, что я могу сказать точно, – шкаф этот, а, вернее, гардероб, судя по великолепно сохранившимся чернильным штампам с инвентарным номером, а именно цифрой «927», на все сто процентов, действительно принадлежал рейхсмаршалу. Но и это ещё не всё. Одна ножка шкафа оказалась полой, а внутри было вот это, – Томка протянула мне небольшую слегка подёрнутую ржавчиной металлическую катушку с намотанной на неё узкой матерчатой лентой чёрного цвета.

– А это ещё что? – вопросительно посмотрела я на подругу, вертя в руках находку.

– На первый взгляд, похоже на ленту от пишущей машинки, – пожала плечами Томка. – Отдай экспертам, они, я думаю, разберутся и…

– Слушай, – бесцеремонно прервала я подругу, – я позвоню Тарасову? Пусть пришлёт наших спецов. Ты не возражаешь?

– Но я так понимаю, другого выхода у меня всё равно нет? Звони уж, что с тобой поделаешь. А я дам команду кое-что тут прибрать пока. Ну, ты меня понимаешь.

Я обречённо кивнула и, позвонив в «контору», вышла покурить на свежий воздух. Эксперты прибыли на удивление быстро и, подхватив свои волшебные чемоданчики, неслышно прошмыгнули внутрь. Когда к воротам особняка, в котором так удобно расположился Томкин магазин, вальяжно подрулил огромный наглухо тонированный «Мерседес» генерала Тарасова, я, бросив окурок в ближайшую урну, мигом подскочила к распахнувшейся дверце автомобиля, дабы лично засвидетельствовать, таким образом, своё почтение высокому начальству. Оно же, в свою очередь, несмотря на выходной, явилось этому грешному миру во всём своем ослепительном блеске. Этот великолепный, явно сшитый на заказ, генеральский мундир, весь в блеске орденов и медалей, тёмно-синие лампасы идеально выглаженных брюк, надменный взгляд из-под густых начинающих седеть бровей…

Честно говоря, я ещё ни разу не видела Тарасова в парадной форме и от неожиданности даже растерялась.

– Привет, Ростова, рот-то прикрой, а то муха залетит. Ну, что вылупилась? Я сегодня детишкам в детском доме рассказы рассказывать буду, по команде «самого», – генерал обречённо закатил вверх глаза и сварливо продолжил, – это только у вас, бездельников, иногда по воскресеньям выходной. Ладно, веди, показывай свою «лавку древностей», – и важно поднялся по ступеням, не обращая абсолютно никакого внимания на увивающуюся вокруг него Томку.