Текст книги "Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия"

2. С. 138). В. Н. Татищев указывает, что после этого события Тмутаракань отошла к Ярославу Святославичу. Уже упоминавшийся нами арабский географ и путешественник аль-Идриси засвидетельствовал в середине XII века в Тмутаракани (Матрике) самостоятельную династию «Олуабас», которую многие исследователи считают наследниками Олега Святославича – Ольговичей[83]83
  Б. А. Рыбаков. Русские земли на карте Идриси 1154 г. // Краткие сведения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. М., 1952. Вып. 43. С. 19.


[Закрыть]. Такому мнению дает подтверждение найденный на Тамани брактеатр Всеволода (Кирилла) Ольговича, сына Олега Святославича. Надпись на монете: «Помози ми, господи Кирилу», а также родовой знак – тамга – свидетельствуют о принадлежности монеты сыну Олега[84]84
  Н. В. Энговатов. Таманский брактеатр Всеволода (Кирилла) Ольговича // Нумизматика и сфрагистика. Киев, 1963. Вып. 1. С. 103—108.


[Закрыть].

Однако с уходом из жизни в 1115 году Олега Святославича его потомки не смогли удержать в своих руках Тмутараканское княжество, и оно переходит во владычество Византии. По крайней мере, в середине XII века там прочно обосновались византийцы, поскольку в 1152 году из Тмутаракани были посланы Византийские войска к северу от Азовского моря, возможно, в помощь князю Юрию Долгорукому[85]85
  А. П. Каждан. Неизвестное греческое свидетельство о русско-византийских отношениях в XII веке // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М. 1972. С. 235—236.


[Закрыть].

Таким образом, со второй половины XII века Тмутаракань полностью перешла во владение Византийской империи. Запретив генуэзским купцам заходить в Матрегу с 1165 года, империя в 1169 году заключила такой же договор с Венецией, запрет этот был повторен и в 1192 году.[86]86
  Г. Г. Литаврин. Указанное сочинение. С. 40.


[Закрыть].

В 1237 году Матрику (Тмутаракань) посетил римский миссионер доминиканец Юлиан. Он пробыл в городе 50 дней вместе со своим спутником монахом Рихардом. В их описании Матрики сообщалось, что в городе проживает князь и народ, которые «называют себя христианами, имеющими книги и священников греческих»[87]87
  А. Н. Насонов. Тмутаракань в истории восточной Европы Х века // Исторические записки. М., 1940. Т. 6. С. 78.


[Закрыть].

Если принять во внимание вышеизложенную, не 100процентно достоверную, но достаточно убедительную аргументацию, то можно сделать вывод о том, что Тмутаракань, равно как и Тмутараканское княжество, подвассальное Великому Черниговскому княжеству, полностью было утрачено Русью уже при сыновьях Олега Святославича – Святославе и Всеволоде Ольговичах. Особенно важно подчеркнуть то обстоятельство, что Всеволод (Кирилл) Ольгович был отцом великого князя Киевского Святослава, при княжении которого другой внук Олега Святославича князь Игорь Святославич совершил этот загадочный поход в Половецкую землю весной 1185 года.

Среди «темных мест» и загадок «Слова о полку Игореве» загадка о целеустановке этого похода по-прежнему остается неразгаданной, несмотря на усилия выше цитируемых исследователей «Слова» второй половины ХХ века, которые достаточно далеко продвинулись к ее разрешению. Версия И. Г. Добродумова, согласно которой целью похода было взятие Тмутаракани, опиралась на «Историю…» В. Н. Татищева, а посему не получила признания историков и словистов по одной простой, но весьма убедительной причине: Игорь не располагал достаточными силами, чтобы, преодолев Половецкую степь, захватить, а вернее, возвратить Руси Тмутараканское княжество.

Важный шаг в направлении подтверждения версии И. Г. Добродумова сделал В. А. Захаров в своей, нами широко цитируемой статье[88]88
  В. А. Захаров. Тмутаракань и «Слово о полку Игореве» // «Слово ополку Игореве». Комплексные исследования, М., «Наука». 1988. С. 203—221.


[Закрыть]. В частности, его заключение о том, что: «На 80-е годы XII века падает решение Ольговичей вернуть вотчину своего деда. Но задача оказалась невыполненной» – слова, которые, на наш взгляд, оказались пророческими. Правда, Владимир Алексеевич сделал при этом (в скобках) оговорку – «(по словам автора «Слова»)[89]89
  Там же. С. 221.


[Закрыть].

К решению «загадки» близко подошел А. Н. Робинсон, который, похоже, внимательно следил за изысканиями В. А. Захарова, поскольку тот предварил статью словами: «Автор выражает глубокую благодарность доктору филологических наук А. Н. Робинсону за помощь и консультации при написании этой работы»[90]90
  Там же. С. 203.


[Закрыть]. На наш взгляд, кажется весьма странным то обстоятельство, что В. А. Захаров, плотно опекаемый А. Н. Робинсоном, не учел в своих изысканиях его замечание об особых отношениях князя Игоря и хана Кончака, и не только потому, что они были «сватами». Кроме того, мы считаем, что хотя свою версию о цели похода князя Игоря В. А. Захаров отнес насчет автора «Слова», но этим самым он «подыграл» скептикам, поскольку невольно согласился с тем, что автор «Слова» был осведомлен о походе Игоря больше, чем летописцы всех повестей, где упоминается этот поход. Такого вывода не мог сделать современник событий, поскольку летописные повести появились гораздо позднее предполагаемого времени написания «Слова». Автор «Слова» в таком случае должен был обладать всем объемом информации, имеющейся в летописях, чтобы сделать вывод о том, что летописцы старательно замалчивали истинные обстоятельства, предшествующие походу князя Игоря, заменяя их надуманными версиями, далекими от действительности.

И все-таки В. А. Захаров заканчивает свою глубокосодержательную статью следующими словами: «Автор «Слова» символически передал известие о пленении Игоря, желавшего «поискати града Тмутараканя», Кончаком: в подтверждение «вещего» сна бояре рассказали Святославу, что «два сокола» (Игорь и Всеволод) не дошли до Тмутаракани, а оказались в плену, опутанные “въ путины желѣзны”»[91]91
  В. А. Захаров. Вышеупомянутое сочинение. С. 221.


[Закрыть].

На наш взгляд, также «символически передал…» он своим читателям свое твердое убеждение, что целью похода Игоря Святославича было возвращение Тмутаракани, то есть бывших причерноморских владений черниговских князей, но открыто об этом заявить он не посмел в условиях тотального давления общепринятых взглядов на этот поход, культивируемых школой академика Д. С. Лихачева.

Так было ли целью похода Игоря Святославича в Половецкую степь завоевание Тмутаракани? Положительно ответить на этот вопрос В. А. Захаров не решился, как уже отмечено выше, по одной, но весьма убедительной причине: ни в одном из дошедших до нас источников, кроме самого «Слова», нет упоминания о похожем событии. Так что нам ничего иного не остается делать, как обратиться к самому надежному источнику, а именно к тексту «Слова о полку Игореве».

Если вчитаться в лаконичные строки этого бессмертного «источника», имея в виду найти в них доказательство интересующего нас вопроса, то обнаружатся удивительные аргументы в подтверждение этой версии. Но найти эти аргументы непросто, равно как непросто порой найти значение неизвестных в алгебраической системе уравнений. Для этого прежде всего необходимо составить эту систему с учетом того, чтобы количество уравнений равнялось (по крайней мере было не больше) количеству неизвестных.

Количество «неизвестных», или «почему?», в «Слове» весьма большое, вот некоторые из них:

Во-первых, почему князь Игорь пренебрег грозным для Ольговичей предзнаменованием – солнечным затмением – и не отложил свой поход до лучших времен, учитывая, что никакого позора в этом для него не было бы? Многочисленные исследователи этого вопроса ссылаются на данные летописей, что затмение застало Игорево войско чуть ли не в средине пути (а по Лаврентьевской летописи, по которой поход начался якобы даже не 23, а 13 апреля, это уже более 2/3 пути) и возвращаться было уже поздно. Так ли это? Поскольку считается, что «Слово» написано по горячим следам произошедших событий, когда никаких летописных версий еще не было и в помине, то автор повести писал, как говорится, «с натуры», не заглядывая ни в какие источники. По авторской версии солнечное затмение, произошедшее 1 мая 1185 года, застало Игорево войско в самом начале похода, а вернее на его старте.

Обратимся к первоисточнику, в данном случае к «Зачину» повести, где автор говорит о цели похода князя Игоря:

 
Почнемъ же братие, повесть сию
отъ стараго Владимера до нынешняго Игоря.
иже истягну умъ крепостию своею
и поостри сердца своего мужествомъ:
наплънився ратнаго духа,
наведе своя храбрыя плъкы
на землю Половецькую
за землю Руськую.
 

Не грабить половецкие вежи направляется князь Игорь, а воевать «за землю Руськую». Как же далеки от истины многочисленные исследователи «Слова», которые видели в этом походе чисто захватнические цели. Вот как, например, об этом пишет академик Б. А. Рыбаков: «Игорю, ум которого был опален жаждой удачи, удалось преодолеть сомнения своей дружины и вопреки грозному предзнаменованию повести полки навстречу судьбе. Автор («Слова» – А. К.) явно отрицательно относился к затее Ольговичей накануне большой общерусской кампании тайно от всех, уклонившись от участия в общем деле, напасть на пограничные кочевья, урвать свою долю и, ополонившись, возвратиться восвояси»[92]92
  Б. А. Рыбаков. Петр Бориславич // Поиск автора «Слова о полку Игореве», М., «Молодая гвардия», 1991. С. 70.


[Закрыть]. Какие страшные, несправедливые обвинения в адрес героя повести («напасть на пограничные кочевья», «урвать свою долю» и т. д.), тогда как автор, вопреки мнению академика, вовсе не «…отрицательно относился к затее Ольговичей», а совершенно четко и однозначно определил цель похода «…за землю Руськую». За свою землю идут воевать, вернее, отвоевывать ее, когда она захвачена неприятелем. Половцы русские земли грабили, это точно, но они их не завоевывали, не облагали жителей данью, поскольку за более чем столетие между двумя этносами сложилось некое динамическое равновесие. Взаимные набеги на соседей ограничивались грабежами приграничных поселений, поджогами селений, но, «ополонившись», как те, так и другие «возвращались восвояси. Игорь тем более не мог идти в поход за возвращением русских земель, захваченных половцами, поскольку буквально за несколько недель до его похода Великий киевский князь Святослав Всеволодович объединенными дружинами нескольких князей далеко отогнал половецкие войска, пытавшиеся пограбить приграничные поселения русских в зимнюю кампанию начала 1185 года. Тогда за какую землю Русскую отправился воевать князь? Да все за ту же – Тмутаракань, полтора века которой владели Черниговские князья, но после деда своего Олега Святославича захваченную Византией.

Не было никакой тайны в том, что войско Игоря не секретно, не крадучись «аки тать в нощи», отправилось в дальний поход. Напротив, автор, обращаясь к вещему Бояну (идругому – соловью старого времени), предлагает им воспеть этот исторический поход, правда, каждый по-своему. Вот как воспел бы этот поход Боян – соловей старого времени:

 
О Бояне, соловию стараго времени!
Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,
скача, славию, по мыслену древу,
летая умомъ подъ облакы,
свивая славы оба полы сего
времени,
рища въ трону Трояню
чресъ поля на горы.
Пети было песнь Игореви,
того внуку:
«Не буря соколы занесе
чрезъ поля широкая —
галици стады бежать
къ Дону великому.
 

А вот другой Боян – вещий, Велесов внук, – тот, как следует из первой строфы песни, под облаками не летает, соловьем по «мыслену древу» не скачет и серым волком по земле не рыскает, а просто под чарующие звуки своих гуслей поет о том, что происходит буквально на его глазах:

 
Чи ли въспети было,
вещей Бояне, Велесов внуче:
«Комони ржут за Сулою
звенить слава въ Кыеве;
трубы трубять въ Новеграде
стоять стязи въ Путивле!
 

Какая здесь тайна? Весть о походе птицей летит из Новгород-Северского через стольный Киев град, где в честь похода, похоже, Великий Киевский князь устроил прием да с банкетом (по тем временам закатил пир), ибо наряду с трубами, возвещающими поход в Новгороде, и полной боевой готовностью путивльской дружины князя Владимира Игоревича, «звенит слава в Киеве», благословляя князя Игоря на свершение великого подвига – вернуть Руси исконные ее земли, «…за землю Руськую».

Кстати, именно в этот момент великого ликования, связанного с походом в Половецкую степь князя Игоря, и происходит солнечное затмение. Недаром автор поэмы между двумя строфами, посвященными двум Боянам, помещает столь важный куплет песни, показывающий переживания как самого Игоря, так и его дружины в связи с начавшимся солнечным затмением, которое летописец описывает так:

«В лето 6693 (1185) месяца маия 1 день во звонение вечернее бысть знамение в солнци: морочно и помрачно бысть вельми, яко на час и боле. И звезды видеть и человеком в очию яко зелено бяше. А в солнци учинися аки месяць, из рог его яко огнь жарящь исхождаше и страшно бе человеком видети знамение божие!»

Вот, казалось бы, веская причина, чтобы отложить начало похода в такой тревожный день. И никто бы не осудил его, памятуя, что этот божественный знак преследует Ольговичей, предрекая им большие несчастья. Но что-то удерживает полководца от принятия совершенно очевидного решения, которое подсказывают ему бояре.

 
Тогда Игорь възре
на светлое солнце
и виде отъ него тьмою
вся своя воя прикрыты.
И рече Игорь
къ дружине своей:
«Братие и дружино!
Луце жъ бы потяту быти,
неже полонену быти;
а всядемъ, братие,
на свои бръзыя комони.
 

 
да позримъ
синего Дону».
Спалъ князю умь
похоти,
и жалость ему знамение заступи
искусити Дону великаго.
«Хощу бо, – рече, – копие приломити
конець поля Половецкаго;
съ вами, русици, хощу главу
свою приложити,
а любо испити шеломомь Дону.
 

Этот фрагмент повести, как бы искусственно вставленный между двумя строфами – обращениями автора к двум Боянам, – несет важнейшую смысловую нагрузку, а именно призван убедить слушателей (читателей, будущих исследователей), что затмение Солнца застало войско на самом последнем этапе их сборов. Не поняв замысла автора, большинство исследователей и переводчиков (реконструкторов) «Слова», с легкой руки академика Б. А. Рыбакова, изымают этот фрагмент из контекста первоисточника и переносят его в конец «Зачина» между строфами, посвященными монологу Буй Тура Всеволода, с одной стороны, и строкой, начинающейся словами: «Тогда въступи Игорь Князь въ златъ стремень // и поеха по чистому полю», с другой.

Безусловно, такая перестановка делает текст «Зачина» логически более последовательным, когда следствие не опережает причину, и грамматически более правильным, но при этом утрачивается понимание замысла автора, убеждающего нас, что затмение застало миссию князя в самом ее начале. А коль скоро так, то можно за основу безоговорочно принять утверждение автора Ипатьевской летописи, которая повествует: «…Игорь Святославич, внук Олегов, выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими. И так двинулись они медленно на раскормленных конях, собирая войско свое. Когда подходили они к реке Донцу в вечерний час, Игорь, взглянув на небо, увидел, что солнце стоит, словно месяц. И сказал боярам своим и дружине своей: «Видите ли? Что значит знамение это?». Они же все посмотрели, и увидели, и понурили головы, и сказали мужи: «Князь наш! Не сулит нам добра это знамение!». Игорь же отвечал: «Братья и дружина! Тайны божественной никто не ведает, а знамение творит бог, как и весь мир свой. А что нам дарует бог – на благо или на горе нам, – это мы увидим».

И сказав так, переправился через Донец, и пришел к Осколу, и ждал там два дня брата своего Всеволода: тот шел другой дорогой из Курска[93]93
  Цит. по: Летописная повесть о походе князя Игоря // Злато слово // История отечества. М., «Молодая гвардия». 1986. С. 262. (см. Приложение – 5)


[Закрыть]. Итак, Ипатьевская летопись убеждает нас, что поход Игоря начался 23 апреля 1185 года во вторник. Поход был приурочен ко дню ангела, то есть ко дню рождения Георгия Победоносца, поскольку при крещении Игорь получил имя Георгий. Так ли это было на самом деле и стоит ли безоговорочно принимать указанную дату в качестве отправной точки для начала похода? Сомнительно уже потому, что Лаврентьевская летопись называет иную дату – 13 апреля. Чтобы примирить летописцев этих документов, исследователи прибегают к «неопровержимому» аргументу: виноват переписчик, перепутав единицу с двойкой, тем более что в летописной литературе цифры обозначались буквами. Ссылки на невнимательных, а порой малограмотных переписчиков стали в руках исследователей, переводчиков, реконструкторов и просто любителей древнерусского летописного наследия прямо-таки рабочим инструментом, с помощью которого можно все что угодно доказать или опровергнуть. Но вот мы представим себе ситуацию, когда никаких летописей еще нет, а автор повести доподлинно знает хронологию событий, связанных с бесславным походом князя Игоря, и воспроизводит их в своем сочинении именно так, как оно было в действительности.

Обратимся вновь к тем строфам «Зачина», вернув «вклинившуюся» строфу на ее «законное» место:

 
Почнемъ же, братие, повѣсть сию
отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря,
иже истягну умь крѣпостию своею
и поостри сердца своего мужествомъ;
наплънився ратнаго духа,
наведе своя храбрыя плъкы
на землю Половѣцкую,
на землю Руськую.
О Бояне, соловию стараго времени!
Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,
скача, славию, по мыслену древу,
летая умомъ подъ облакы,
свивая славы оба полы сего времени,
рища въ тропу Трояню
чресъ поля на горы!
Пѣти было пѣснь Игореви,
того внуку:
«Не буря соколы занесе
чрезъ поля широкая —
галици стады бѣжать
къ Дону великому».
Чи ли въспѣти было,
вѣщей Бояне,
Велесовь внуче:
«Комони ржуть за Сулою —
звенить слава въ Кыевѣ;
трубы трубять въ Новѣградѣ —
стоять стязи въ Путивлѣ!»
Игорь ждетъ мила брата Всеволода.
И рече ему буй туръ Всеволодъ:
«Одинъ братъ,
одинъ свѣтъ свѣтлый —
ты, Игорю!
оба есвѣ Святъславличя!
Сѣдлай, брате,
свои бръзыи комони,
а мои ти готови,
осѣдлани у Курьска напереди.
А мои ти куряни свѣдоми къмети:
подъ трубами повити,
подъ шеломы възлѣлѣяны,
конець копия въскръмлени;
пути имъ вѣдоми,
яругы имъ знаеми,
луци у нихъ напряжени,
тули отворени,
сабли изъострени;
сами скачють, акы сѣрыи влъци въ полѣ,
ищучи себе чти, а князю славѣ».
 
 
Тогда Игорь възрѣ
на свѣтлое солнце
и видѣ отъ него тьмою
вся своя воя прикрыты.
И рече Игорь
къ дружинѣ своей:
«Братие и дружино!
Луце жъ бы потяту быти,
неже полонену быти;
а всядемъ, братие,
на свои бръзыя комони,
да позримъ
синего Дону».
Спалъ князю умь
похоти
и жалость ему знамение заступи
искусити Дону великаго.
«Хощу бо, – рече, – копие приломити
конець поля Половецкаго;
съ вами, русици, хощу главу свою приложити,
а любо испити шеломомь Дону».
 
 
Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень
и поѣха по чистому полю.
Солнце ему тъмою путь заступаше;
нощь стонущи ему грозою птичь убуди;
свистъ звѣринъ въста,
збися дивъ —
кличетъ връху древа,
велитъ послушати – земли незнаемѣ,
Влъзѣ,
и Поморию,
и Посулию,
и Сурожу,
и Корсуню,
и тебѣ, Тьмутороканьский блъванъ!
А половци неготовами дорогами
побѣгоша къ Дону великому:
крычатъ тѣлѣгы полунощы,
рци, лебеди роспущени.
Игорь къ Дону вои ведетъ!
 

Как видим, в авторской редакции последовательность событий перед началом похода следующая:

– автор повести трактует цель похода князя Игоря «… за землю Русскую»;

– после того как автор повести словами двух Боянов обрисовывает предпоходную ситуацию в трех городах (Киеве, Новгороде-Северском и Путивле), «Игорь ждетъ мила брата Всеволода»;

– по прибытии к месту сбора (или путем обмена посыльными) Всеволод докладывает о своей готовности выступить, мало того, он поторапливает старшего брата: «Седлай брате // свои бръзыи комони,…»;

– Всеволод ускакал в свои уделы, наступила 2-дневная пауза в ожидании сигнала от него, что он готов выступить одновременно со всеми, а в это время: «Тогда Игорь възрѣ // на свѣтлое солнце // и видѣ от него тьмою // вся свою воя прикрыты». То есть наступила среда 1-го мая 1185 года, когда случилось солнечное затмение;

– но это мрачное предзнаменование не остановило решение, которое принимал не один князь Игорь, выступить немедленно (возможно, утверждались сроки выступления на заключительном совещании князей): «а всядем, братие, // не свои бръзыя комони // да позрим // синего Дону»;

– сказано – сделано: «Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень // и поеха по чистому полю. // Солнце ему тьмою пусть заступаше…»;

– судя по всему, число 23 апреля тоже знаковое, именно в этот день, день святого Георгия Победоносца, то есть день рождения Игоря Святославича (по церковному календарю Георгия Николаевича), и было принято на военном совете у Великого Киевского князя Святослава Всеволодовича судьбоносное для Русской Земли решение о завоевании Тмутаракани. То есть не случайно эта дата фигурирует в Ипатьевской летописи, будучи ошибочно истолкована как день выступления князя Игоря. На все про все с момента принятия решения до непосредственного выступления и потребовалась целая неделя с 23 по 30 апреля. Срок немалый и вполне достаточный, чтобы по каналам половецкой разведки о походе узнали и Причерноморские, и Приазовские стойбища половцев: «…земли не знаеме, // Влъзе, // и Поморию, // и Посулию, // и Сурожу, // и Корсуню, // и тебе, Тьмутороканский блъван!»

– весть о том, что: «Игорь къ Дону вои ведетъ!», докатилась даже до Поволжья (Влъзе) и до византийских городов, расположенных на Крымском полуострове – Сурожа и Корсуня (современные Судак и Херсон).

То есть вся Половецкая степь пришла в возбуждение вовсе не потому, что немногочисленное войско (6—8 тыс. человек) князя Игоря отправились в поход на завоевание далекой Тмутаракани (маловато войск для решения столь грандиозной задачи), видимо, из-за утечки информации половцам стало известно о каком-то стратегическом замысле Великого Киевского князя Святослава Всеволодовича. Каком? Об этом немного позднее, а сейчас закончим наконец формирование первого уравнения системы, одним из неизвестных параметров которого является время выступления князя Игоря.

Любознательный читатель: довольно оригинальная трактовка событий, связанных с походом князя Игоря в Половецкую степь. Но вот «на засыпку» три вопроса, которые, если и не отвергают полностью вашу версию, но серьезно ее подтачивают.

Почему вы полагаете, что после переговоров со своим младшим братом Игорь «вступил в злат стремень» перед самым походом, а не на границе с половецкой степью, поскольку, поджидая Всеволода, войско Игоря спешилось, а после встречи вновь пришлось ему «вступать в злат стремень»? Далее, «вступив в злат стремень», Игорь «поехал по чистому полю». Действительно, перед ним открывалась чистая половецкая степь. А вот до встречи войск ему пришлось ехать не по степи, а по лесостепи и даже огибать широкие лесные массивы, в основном дубравы, которыми так богата была в те времена русская земля? И, наконец, о каких это двух Боянах идет речь? Насколько нам известно, за более чем 200-летний период изучения «Слова о полку Игореве» речь шла об одном Бояне, но который мог перевоплощаться то в соловья, то в серого волка или в сизого орла?

Начнем с последнего вопроса.

Еще великий поэт земли Русской и не менее великий исследователь «Слова о полку Игореве» Александр Сергеевич Пушкин обратил внимание на «противурение», имевшее место в «Зачине» «Слова». Вот автор «Слова» говорит о Бояне-оборотне:

 
Боянъ бо вещий,
аще кому хотяше песнь творити,
то растекашется мыслию по древу,
серымъ вълкомъ по земли,
шизымъ орломъ подъ облакы.
Помняшеть бо, рече,
первых временъ усобице.
Тогда пущашеть 10 соколовъ на стадо лебедей:
которыи дотечаше,
та преди песнь пояше —
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
иже зареза Редедю предъ пълки касожьскыми,
красному Романови Святъславличю
 

…который может оборотиться в зверя («серым вълком по земли») или птицу («шизымъ орломъ подъ облакы») или вообще растечься «мыслию по древу». По поводу стиха «…растекашется мыслию по древу» Пушкин делает весьма остроумное замечание: «Не решу, упрекает ли здесь <автор> Бояна или хвалит, но, во всяком случае, поэт приводит сие место в пример того, каким образом слагали песни в старину. Здесь полагаю описку или даже поправку, впрочем, незначительную: растекашется мыслию по древу – тут пропущено слово славіем, которое довершает уподобление; ниже сие выражение употреблено».

Действительно, при втором обращении к Бояну автор поправил этот стих, восклицая: «О Бояне, сословию старого времени // Абы ты сия плъкы // ущекоталъ, // скача, славию, по мыслену древу…». Тогда с учетом поправки Пушкина этот стих в первом обращении к Бояну выглядел бы так: «…то растекашется славий мыслию по древу…», и все становилось бы на свои места. А именно: вещий Боян дважды мог обращаться в птицу – однажды в соловья (то есть будучи поэтом), а в другой раз в «шизого орла», который парит под облаками (тут певец, похоже, выступает в роли духовного лица).

Однако автор «Слова» без всякого объяснения заявляет слушателям (читателям, будущим исследователям), что это был один Боян (скажем, «Боян-первый», или «Боян-оборотень»), а вот на сцену выступает другой Боян, вполне понятный и земной («Боян-второй», или «Боян-певец»), прямой антипод «Бояну-первому»:

 
Боянъ же, братие, не 10 соколовь
на стадо лебедей пущаше,
нъ своя вѣщиа пръсты
на живая струны въскладаше;
они же сами княземъ славу рокотаху.
 

Так что проблема существования в повести двух Боянов не нами придумана, она обозначена в «Зачине» самим автором. Другое дело, что можно было бы во избежание путаницы «Первого Бояна» («Бояна-оборотня») назвать другим именем, скажем, «Трояном», то есть трехликим Бояном, но автор этого не делает, поскольку это имя широко фигурирует в повести, но в другом качестве. Впрочем, к проблеме «Боянов-Троянов» мы позднее еще возвратимся.

Однако вернемся к двум другим вопросам, заданным Любознательным читателем. Начнем со второго.

Замечание по поводу «чистого поля» вполне уместно, но нужно не забывать, что поэма просто заполнена аллегориями, и «чистое поле» здесь не исключение. Противостояние русичей и половцев как этносов дополняется их религиозным противостоянием, поскольку первые, исповедующие православие («чистые»), противопоставляются половцамязычникам («поганые»). Аллегория «чистые – поганые» распространяется на все окружающее пространство, в том числе и на их территории обитания. Если территория, где проживают православные русичи, иносказательно называется «чистым полем», то соответствующая территория или ареал обитания «поганых язычников» будет именоваться «поганым полем». А посему, если Игорь, вступив в «злат стремень», «поеха по чистому полю», то он еще на родной земле, причем в самом начале своего 17-дневного пути к «Дону Великому».

Если Любознательного читателя удовлетворяет ответ на его второй вопрос, то необходимость отвечать на первый автоматически отпадает.

Таким образом, хронология этапов движения Игорева войска следующая:

– Начало похода в день солнечного затмения (среда 1го мая 1185 года);

– Время стоянки в ожидании войска Буй Тур Всеволода 6—7 мая 1185 года);

– Движение объединенного войска до первой стычки с половцами – 7—17 мая;

– Стычка с половцами, закончившаяся победой русичей – 17 мая (пятница – «Съ зарания въ пятокъ»);

– Сражение на реке Каяле – 18—19 мая (суббота, первая половина воскресенья);

– Разгром русского войска, пленение князей, в том числе князя Игоря, – 19 мая 1185 года.

В дополнение к вышеприведенной аргументации, обосновывающей дату начала похода Игорева войска (1-е мая1185 года), можно привести еще два немаловажных аргумента. Во-первых, более позднее начало похода весьма благоприятно с той точки зрения, что к этому времени весенняя распутица уже подходила к концу, то есть «грязевых мест» по пути следования войск встречалось намного меньше, чем это было неделю назад. И, во-вторых, к моменту начала смертельной для русичей схватки с превосходящими силами половцев (18 мая) в этой климатической зоне ужеустановилось лето, которое в тот год выдалось исключительно жарким. Поэтому как воины, так и их кони испытывали мучительную жажду, что нашло отражение в стенаниях Ярославны:

 
Ярославна рано плачетъ
въ Путивлѣ на забралѣ, аркучи:
«Свѣтлое и тресвѣтлое слънце!
Всѣмъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладѣ вои?
Въ поле безводнѣ жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?
 

Итак, при составлении первого уравнения системы уравнений для поиска нескольких «загадочных» неизвестных, сопровождающих поход князя Игоря в Половецкую степь, которое было сформулировано в начале раздела (…почему князь Игорь пренебрег небесным предзнаменованием и вопреки здравому смыслу не отложил свой поход…), мы попутно установили дату начала похода – 1 мая 1185 года, среда.

Перейдем к составлению второго уравнения системы, в котором попытаемся выяснить некую «загадочную» роль Великого Киевского князя Святослава в организации похода князя Игоря в Половецкую степь, наличие которого, возможно, приблизит нас к решению основной задачи: какова была конечная цель похода князя Игоря.

Любознательный читатель:

– Позвольте, причем здесь Святослав, если исписаны горы бумаги, где уже давно доказано, что он о походе Игоря – ни сном ни духом. Он в это время организовывал мобилизацию войск в северо-восточных княжествах Руси, собираясь на все предстоящее лето воевать с половцами. А узнав о сепаратном походе Игоря, возвращаясь в Киев через Черниговские княжества, был потрясен изменой своих двоюродных братьев настолько, что, похоже, серьезно заболел, о чем и автор «Слова» иносказательно пишет, придумав «мутный сон Святослава».

– Горы бумаги исписаны на эту тему потому, что пишущие, равно как и вы, мой уважаемый читатель, ссылались и продолжают ссылаться на соответствующий раздел Ипатьевской летописи, стопроцентно доверять которой не стоит. Мы в этом уже убедились при составлении первого уравнения искомой системы по поводу даты начала Игорева похода. Вот этот фрагмент: «А на ту же весну князь Святослав послал Романа Нездиловича[94]94
  «…послал Романа Нездиловича…» – Роман Нездилович – боярин, воевода князя Святослава Киевского. Летописцы называли по имени и отчеству лишь знатных людей, как правило, князей или бояр, а также половецких ханов.


[Закрыть] с берендеями на поганых половцев. С божьей помощью захватили вежи половецкие, много пленных и коней, двадцать первого апреля, на самый Великий день[95]95
  «…Великий день…» – одно из названий Пасхи.


[Закрыть]. В ту пору князь Святослав отправился по своим делам в землю вятичей[96]96
  «…в землю вятичей…»– Вятичи – один из восточнославянских племенных союзов VI—IX вв., занимавший территорию междуречья Оки и Волги. Название «вятичи» предание, попавшее в летопись, связывает с именем их легендарного предводителя Вятко.


[Закрыть], к Корачеву[97]97
  «…К Корачеву…» – современный город Корачев в 40 км к востоку от Брянска.


[Закрыть].

А в это время Игорь Святославич, внук Олегов[98]98
  Внук Олегов – дедом Игоря был князь Олег Святославич Черниговский, названный автором «Слова» «Гориславичем».


[Закрыть], выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день[99]99
  «…месяца апреля в двадцать третий день…» – князь Игорь, названный в крещении Георгием, якобы приурочил начало похода к своим именинам – весеннему Юрьеву дню. Юрий – упрощенная форма от Гюргий, то есть Георгий. В домонгольской Руси князья имели два имени: первое – славянское, давалось при рождении, второе – греческое, христианское – при крещении.


[Закрыть], во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими[100]100
  «…с ковуями черниговскими» – особые отношения черниговских князей со степным миром проявлялись и в широком использовании служилых тюркских воинов-ковуев. Некоторые исследователи считают черниговских ковуев потомками касогов, покоренных князем Мстиславом Тмутараканским. В 1024—1036 годах Мстислав был князем черниговским.


[Закрыть]. И так двинулись они медленно, на раскормленных конях, собирая войско свое».

Итак, 21 апреля – воскресенье и одновременно начало Пасхальной недели, и все воины возвращаются из походов: как полк берендеев под воительством Романа Нездиловича с богатыми трофеями, так и сам Святослав после проведенной им миссии по мобилизации войск в северо-восточных княжествах с прицелом на летнюю кампанию. На пасхальную седьмицу не принято воевать, мало того, грешно в эти дни проливать человеческую кровь, а потому и «…звенить слава в Кыеве…», то есть идут пасхальные празднества, с одной стороны, а также пиры по поводу принятия важных решений о походе в Половецкую степь и далее в Тмутаракань в предстоящую летнюю кампанию – с другой. Видимо, на третий день Пасхи, в Юрьев день, был кульминационный момент совещания князей, закончившийся пиром и здравицей в честь именинника и руководителя превентивного похода в Половецкую степь с особой миссией Северского князя Игоря Святославича. Не мог отправиться Игорь в поход на пасхальной неделе – это могло случиться не ранее чем 28-го апреля, но обстоятельства, связанные со сроками возвращения Буй Тура Всеволода в свои уделы, принудили его выступить лишь 1-го мая 1185 года. Будем считать, что одно неизвестное системы уравнений нами найдено.