Текст книги "Младороссы"

– Это вы? Как я рада, – сказала она, протянув руку к стулу напротив, приглашая Дмитрия на него сесть.

Дмитрий сел и расстегнул пиджак.

– Куда же вы пропали? – сказала она – Я все ждала, что вы загляните ко мне.

– Очень много дел последнее время, вот и здесь я по делу, – быстро ответил Дмитрий, желая поскорее переменить тему – Вы не возражаете, если я составлю вам компанию за ланчем?

– Нет, но…, – Одри задумалась, но тут же добавила – Конечно нет, оставайтесь.

И хотя ответ был утвердительный, Дмитрий понял, что он здесь нежелательный гость. Его самолюбие было уязвлено.

«Сам виноват», – мелькнуло у него в голове – «Раньше надо было заявиться».

Он решил обменяться еще парой незначащих фраз и под благовидным предлогом покинуть столик, чтобы больше уже никогда не увидеть Одри.

– Ваш фонд уже заработал? – спросила она.

Дмитрий, который еще минут назад живо рассказал бы ей, скольких усилий ему потребовалось затратить и сколько преград преодолеть, чтобы получить разрешение на открытие фонда, теперь лишь выдавил из себя:

– Еще нет, но скоро начнет.

– Я тоже хочу выделить сумму на доброе дело. Мы с приятельницей хотим перечислить средства на расширение кладбища домашних животных. Что скажите?

«Какая глупость», – подумал Дмитрий, но ответил:

– Полезная вещь.

Он не мог придумать удачного предлога, чтобы сесть за стол, точно также как не мог придумать, чтобы из-за него встать, поэтому снова сказал банальность:

– Прошу меня простить, но, пожалуй, я поторопился, навязывая вам свое общество, мне нужно…

Закончить фразу Дмитрий не успел, так как у столика появился высокий молодой человек. Он возник совершенно неожиданно, словно из-под земли, или точнее начиненного до блеска паркета.

– Наверное, нет такого места в Париже, где бы ты не встретила знакомого? – шутливым тоном с сильным американским акцентом, сказал он, обращаясь к Одри.

При его появлении Одри просияла, и Дмитрий понял, почему она медлила с ответом, когда приглашала его за стол. Нужно было скорее уходить.

– Представь же скорее мне своего знакомого, – сказал молодой человек.

– Его величество… – сказала Одри.

– Высочество, – поправил Дмитрий.

– …высочество великий князь Дмитрий, – договорила Одри.

– Уау! Великий князь, – восторженно произнес молодой человек.

Он уселся рядом с Одри и, вынув из кармана платок, протер им запотевшую шею.

– Уф, как жарко, – сказал он – Мы намеревались перекусить вдвоем, но если вы составите нам общество, это будет лестно с вашей стороны.

Дмитрий все еще хотел уйти, но ему вдруг стало интересно, кого выбрала Одри, какими достоинствами наделен этот здоровяк.

– Конечно, – сказал Дмитрий и сделал знак официанту, подняв вверх указательный палец.

***

Дмитрию понадобилось совсем немного времени, чтобы сложить мнение о Вини – именно так звали молодого человека. Будучи на несколько лет старше Одри (ему было двадцать четыре), он был родом из солнечного Сан-Диего, что в Калифорнии, из богатой семьи занимавшейся туристическим бизнесом. Крупный и рыжеватый, Вини уплетая бекон с кровью, с увлечением рассказал, как его дед – бедный иммигрант из Голландии, устроился мальчиком на побегушках в туристическую фирму, а вскоре зарекомендовав себя как ответственный работник сделал предложение дочери хозяина и к своему счастью получил согласие не только самой девушки, но и ее отца, разглядевшего в нем задатки хорошего управленца. Сейчас их семья главный игрок на туристической ниве в Сан-Диего, и они стремятся к расширению своей империи, вплоть до открытия своих филиалов в Майами и Гонолулу. За время этого рассказа, Одри несколько раз зевнула. Похоже, она все это слушала, уже не в первый раз.

– Все зову Одри в Калифорнию, – произнес Вини, осушив стакан с содовой – Но, все безрезультатно.

– Калифорния! – с неприятием произнесла Одри – Голливуд! Это так вульгарно.

– Вы давно знакомы? – спросил Дмитрий.

– Мы познакомились года четыре назад в Биаррице… – начала была Одри.

– У одной старушенции, – перебил ее Вини.

– Ни старушенции, а моей подруги, – недовольно сказала Одри.

– Мы и недавно, снова должны были у нее встретиться, но я задержался в Лондоне, – снова перебил ее Вини, похоже, это была его манера поддерживания разговора.

– Там, где вы выиграли приз, – сказала Одри.

– Вот как! – сказал Вини.

Официант подал кофе и пока все помешивали сахар в своих чашках, разговор прекратился.

Дмитрий, глядя на Одри, следя за ее мимикой и жестами, за тем как она слушает и смотрит на Вини, пытался выяснить силу ее чувств к американцу, но пока не мог прийти к какому-то определенному выводу.

– Его высочество выигранные деньги передаст русским беженцам, – почему-то не без гордости сказала Одри.

Вини одобрительно кивнул.

– Вы тоже можете им помочь, – обратился Дмитрий к американцу.

Вини улыбнулся.

– Наша семья регулярно жертвует на благотворительность, – ответил он.

Холодный ответ Вини покоробил Одри.

– А я вот хочу им помочь, – сказала она и повернулась к Дмитрию – Куда можно перечислить деньги?

Пока Дмитрий рассказывал Одри в каком банке он открыл счет для этой и цели и как лучше перевести на него деньги, Вини, молча, отхлебывал кофе и наблюдал за ними. Только теперь в его не самом чутком мозгу промелькнуло подозрение, что интерес Дмитрия к Одри сродни его интересу к ней же. Он не был ревнив и вяло реагировал на попытки других молодых людей флиртовать с Одри, поскольку знал, что у них нет ничего такого, чего бы не было у него самого, но сейчас он почувствовал, что его чувство самоуверенности подтачивается коррозией сомнения, и причиной того был великокняжеский титул Дмитрия, который указывал американцу на неравенство их происхождения.

– Ваше высочество, – сказал он.

– Да.

– Я, кажется, знаю, где вы можете выручить сумму гораздо большую, чем любые пожертвования.

– Где же?

– Вы умеете держаться в седле?

Вопрос американца вызвал у Дмитрия легкую усмешку.

– Когда-то умел.

– На днях состоится Кубок Карлтона…

– О нет! – вздохнула Одри.

– И, если вы готовы? – продолжил Винни – Призовой фонд впечатляющий.

Одри снова вздохнула.

– Вы не любите поло? – спросил Дмитрий ее.

– Я знаю, как на этом Кубке игроки не жалеют друг друга, – ответила Одри – Не хочу, чтобы и Вини в нем участвовал, но его не отговорить.

Дмитрий знал о существовании Кубка Карлтона, но никогда не помышлял в нем участвовать: во-первых, потому что давно не сидел в седле, во-вторых, потому что очень часто его участники имели репутацию отъявленных костоломов. Однако сейчас уловив интонацию Винни и поймав его взгляд, Дмитрий понял, к чему тот это предложил, и решил принять вызов.

– Давно хотел в нем поучаствовать, – спокойно сказал он, – А теперь и повод будет.

– Не делайте это, ваше высочество, – сказала Одри – Никакой приз не компенсирует переломанные ноги и ребра.

Дмитрий не ответил, но Одри посмотрела на него, и ему показалось, что в ее взгляде был укор.

***

Вернувшись вечером домой и, рассказав Мари о своей встрече с Одри в «Ритце», Дмитрий сам удивился, как позволил американцу втянуть себя в эту авантюру. Он умел и любил играть в поло, но уж слишком давно не играл всерьез. Конечно, Вини спровоцировал его, чтобы на его блеклом фоне произвести впечатление на Одри, но разве это не случай, чтобы самому сделать тоже? Ложась спать, Дмитрий решил взять несколько дней отгула, чтобы как следует подготовиться к предстоящему турниру.

Через три дня, в субботу, на сверкающем от солнца газоне парка в Шантийи на фоне величественного замка, состоялся турнир Кубка Карлтона. Попасть на турнир стоило денег, поскольку, несмотря на высокий риск получить травму, желающих было много: кого-то привлекал денежный приз в сто тысяч франков, кого-то гнала потребность ощутить волнительную дрожь от ощущения опасности, а кого-то, как Дмитрия и Винни, желание произвести выгодное впечатление на понравившуюся женщину. Поэтому устроители, чтобы ограничить круг участников, ввели систему залога, который вносил каждый желающий, и в случае достижения полуфинала этот залог ему возвращали, все же остальные своих денег больше не видели.

Партнерами Дмитрия по команде оказались три почтенных и не очень атлетичных мсье, все старше него. Совсем иначе выглядела команда, в которой играл Вини, состоящая из подтянутых молодых людей, чьи упругие мышцы не могла скрыть даже одежда. В первом круге турнира команды Дмитрия и Вини играли с другими соперниками. Дмитрий, садясь в седло, опасался, что со своими ветеранами не сможет преодолеть даже этот круг, но к его удивлению его партнеры по команде оказались умелыми и ловкими игроками, и они с легкостью разделались со своими соперниками. Напротив, очень тяжелой выдалась первая игра для команды Вини, которую они-таки выиграли, правда, их соперники были им под стать – такие же молодые, рослые и крепкие. Во втором круге все вышло наоборот – команда Вини без лишних усилий одержала победу, а команда Дмитрия на последнем дыхании вырвала победу, которая как казалось им, уже ускользнула от них. И вот в полуфинале их команды, наконец-то, должны были встретиться.

Не менее ожесточенная битва, чем на поле, все это время происходила в сердце Одри, которая наблюдала за игрой с трибуны в бинокль. Женская интуиция подсказывала, что Дмитрий и Вини борются здесь не столько за Кубок и даже не столько за денежный приз, сколько за ее внимание. Она предвидела, что по окончании турнира получит от них приглашения на ужин, и логично было бы ответить согласием на приглашение того, кто добьется большего успеха и вот здесь, она не знала точно, кому из них желала этого. Ей нравился Вини, ей импонировали его жизнелюбие и стремление много добиться в жизни, но в тоже время ей казалось, что он только из этих черт и состоит. За все время, что она была с ним знакома, она ни разу не видела его расстроенным, грустным или рассерженным. Складывалось впечатление, что он может жить только в одном режиме. Напротив, красивый и меланхоличный Дмитрий был для нее чем-то новым, даже экзотичным, вдобавок его положение «принца в изгнании» побуждали пожалеть его, согреть человеческим теплом.

Пока игроки на поле и зрители на трибуне ждали, когда судья матча возвестит о начале игры, Винни натянув поводья, направил свою лошадь в сторону Дмитрия, который в это время переговаривался со своими партнерами по команде. Подъехав к нему, Винни мотнул головой в сторону, давая понять, что хочет поговорить. Дмитрий извинился перед своими собеседниками и, натянув поводья, последовал за Винни.

– Ваше высочество, – сказал Винни, когда они были уже на расстоянии от остальных – Я понимаю ваш интерес к Одри, но прошу вас воздержаться от необдуманных действий. Мы скоро будем помолвлены.

Прямота американца поначалу обескуражила Дмитрия, так что он первое мгновение не нашелся, что ответить. Он повернул голову и посмотрел в сторону трибуны. В ложе, в которой были отведены места для особо почетных и богатых гостей, во все белом сидела Одри и ее черные волосы красивой прядью выбивались из-под шляпки. Она заметила, что Дмитрий и Винни, отдалились от остальных и о чем-то разговаривают, и устремила на них свой бинокль.

– Вы уже сделали ей предложение? – спросил Дмитрий.

– Еще нет, – ответил Винни – Но скоро сделаю.

Дмитрий еще раз посмотрел в сторону трибуны.

– Тогда она сама выберет, – отрезал он и по кавалерийской привычке, вскрикнув, пришпорил лошадь и поскакал к своей команде.

Уже, когда Дмитрий подъезжал к своим партнерам по игре, Винни догнал его и на ходу выкрикнул:

– Посмотрим!

Очень скоро Дмитрий понял, а точнее испытал на собственной шкуре, какую угрозу простодушно-воинственный американец вложил в свою фразу. Едва свисток судьи возвестил о начале матча, и игроки обеих команд разъехались в разные стороны, занимая свои места в соответствии с заранее обговоренной диспозицией, Винни поспешил в сторону Дмитрия, и стало ясно, что именно он будет объектом настойчивой опеки американца. После первых пасов, сделанных своим партнерам по команде, Дмитрий также понял, что церемониться в своих действиях Винни не собирается – всякий раз, когда они сближались, тот намерено делал так, чтобы их лошади столкнулись, причем лошадь Дмитрия оказывалась в невыгодном положении и всякий раз после такого столкновения, Дмитрий рисковал вылететь из седла. Судья, заметив это, сделал Винни замечание за грубую игру, но тот естественно не собирался к этому прислушиваться.

Одри сидя в своей привилегированной ложе, довольно быстро разгадала намерения Винни в его желании нанести физический ущерб Дмитрию и сильно разволновалась. Каждый раз после столкновения их лошадей, она прискакивала со своего места и, прикусив нижнюю губу, с тревогой смотрела в бинокль на Дмитрия. Она боялась, что Дмитрий, который был легче дюжего Винни, однажды не усидит в седле и окажется на газоне и, (не дай Бог!), под копытами лошади.

Первый тайм закончился победой команды Винни, которая забила два безответных мяча и в перерыве с гордым видом отправилась в свою зону для передышки.

Одри, не выдержав, встала со своего места. Она вышла из ложи и, миновав ряды трибуны, обойдя территорию, где размещались судьи и светские хроникеры, подошла к протянутой ленте, которая отделяла игроков от всех остальных. Она сделала жест Винни, давая понять, что хочет с ним говорить. Предчувствуя, что может стать предметом их разговора, Винни нехотя направил свою лошадь в ее сторону.

– Что ты задумал? – сразу спросила Одри, как только Винни к ней приблизился.

– Ты о чем? – силясь изобразить удивление, спросил Винни, и тот же понял, что ему это не удалось.

Эта наивная попытка обмануть ее, только разозлила Одри.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я?

Получить ответ Одри не удалось, поскольку судья окликнул Винни свистком и жестом попросил вернуться к своей команде. Одри направилась обратно к своей ложе, чувствуя, как ее бьет легкая дрожь.

Инициировав противостояние с Дмитрием, Винни не учел одного обстоятельства – хотя он и был тяжелее Дмитрия и уверенно держался в седле, но у него не было одного опыта, которой был у Дмитрия и который давал последнему преимущество – фронтового опыта. Будучи среди тех русских солдат и офицеров, которые приняли участие в первых боях с немецкой армией в Восточной Пруссии, Дмитрий узнал, что значит держаться в седле, когда рядом свистят шашки и пролетают пули, с чем не могли сравниться никакие занятия верховой езды ни в манеже, ни под открытым небом. И именно тогда, в условиях, когда он не знал, будет ли он жив в следующую минуту, Дмитрий научился у старших боевых товарищей приему, при котором в случае столкновения с противником, самому удавалось остаться в седле, в то время как противник поспешно вскакивал с земли, в страхе быть растоптанным собственной лошадью.

Когда начался второй тайм, Винни несмотря на слова Одри снова принялся за свое. Он не был злым по натуре, и скорее его можно было назвать добрым, такого, во всяком случае, о нем мнения были те, кто его хорошо знал, но когда дело заходило о соперничестве за женщину, то им, подобно первобытному человеку, руководил только инстинкт. Вот и теперь, понимая, что его дальнейшие попытки навредить Дмитрию, грозят испортить его отношения с Одри, он ничего не мог с собой поделать и продолжал начатое. Несколько раз он перерезал путь, получавшего от партнеров пас Дмитрию, и тому, дабы избежать лобового столкновения приходилось осаживать свою лошадь и прерывать атаку. Когда же в очередной раз, уже изрядно раззадоренный атаками американца, Дмитрий получил пас и помчался на половину противников, Винни снова бросился ему наперерез. Он ожидал, что и в этот раз, Дмитрий поспешно одернет свою лошадь в сторону и малодушно капитулирует, однако вместо этого, Дмитрий, пригнувшись к лошадиной гриве и ударив по лошадиным бокам шпорами, стал набирать скорость. Когда Винни сообразил, что Дмитрий не блефует и действительно готов к столкновению, и когда он попытался уклониться от этого столкновения, было уже поздно. Лошадь Дмитрия на полном ходу врезалась в бок лошади Винни, которая начала разворачиваться, слишком медленно и слишком поздно, при этом сам Дмитрий в момент столкновения съехал по левому боку своей лошади подобно обученному в джигитовке наезднику и повис над землей вниз головой. Потерявшая от удара равновесие лошадь американца пошатнулась и испуганно встала на дыбы, а сам растерянный всадник, выпустив из рук поводья, громоздко выпал из седла и тяжело упал на газон.

Когда Дмитрий вернулся в исходное положение и оглянулся по сторонам, он увидел лошадь Винни, которая отбежав на некоторое расстояние, уже спокойно стояла, опустив морду к траве. Со стороны зоны, где располагались люди, задействованные в организации турнира, быстрым шагом шел месье с саквояжем в руке и за ним едва поспевали двое крепких малых с носилками в руках. Винни же, с искривленным от острой боли лицом, лежал на траве, не в силах пошевелить левой ногой. Дмитрию стало жалко этого неудачливого соперника, но в тоже время он чувствовал, что его совесть чиста, что он сделал все, чтобы избежать такой развязке и в том, что так все закончилось виноват сам пострадавший.

Когда Винни под устремленные на него со всех сторон взоры, вынесли с поля и понесли в сторону кареты скорой помощи, к нему подбежала Одри. Впервые она увидела лицо Винни, выражавшем недовольство собой и окружающим его миром. Это выражение вскоре сменилось тревогой, перемешанной с раздражением.

– Аккуратнее несите, – кричал своим носильщикам и тут же вопрошал к доктору, который шел рядом – Скажите у меня не будет хромоты?

Когда он увидел Одри, то попытался взять себя в руки, но это у него получалось не долго.

– Аккуратнее, аккуратнее, – кричал он своим носильщикам, когда его затаскивали в карету скорой помощи – Откуда вас только таких взяли?!

5. Выбор Одри

Со дня злополучного турнира Кубка Карлтона прошло три недели. Команда Дмитрия тогда с трудом, но одолела оставшихся без Винни молодых людей, чьи упругие мышцы не могла скрыть даже одежда, но в финале уступила команде, чьи игроки приехали из города Орлеан, и значительный призовой куш вместе с его обладателями отправился в этот старинный город. И, хотя Дмитрий не получил денег, на которые после прохождения в финал серьезно рассчитывал, участие в этом турнире дало ему гораздо большее – сближение с Одри. Вини сам того не желая, своей неуклюжей попыткой, подсказанной ему не столько разумом, сколько инстинктами, исключить Дмитрия из числа соискателей на внимание Одри, поспособствовал преуспеванию последнего. На его фоне, а как, оказалось, он мог быть и раздражительным, и нервным, и мнительным (он очень боялся хромоты), Дмитрий выгодно отличался своим благородством, ни разу не позлословив в адрес поверженного соперника.

Первую неделю Одри навещала несчастного Винни каждый день, надеясь, что к нему скоро вернутся его жизнелюбие и оптимизм, однако дни шли за днями, а настроение Винни, чья нога заживала медленно и болезненно, не менялось. Мрачное состояние, в котором он пребывал большую часть времени, периодически прерывалось вспышками гнева, которые обрушивались как на окружающих, по большей части представителей медицинского персонала, так и тех, кто приходил его проведать, и в частности на саму Одри. Поэтому на второй неделе пребывания Винни в больнице, Одри навещала его уже через день, а на третьей зашла все один раз и то пробыла недолго, и под предлогом, что ей назначена встреча с подругой, поспешила уйти. Поэтому, когда тем же днем к ней заехал Дмитрий, как всегда элегантный и в хорошем расположении духа, она с радостью приняла его предложение отправиться в итальянский ресторан.

***

Мари читала книгу в своей комнате лежа в постели, когда Дмитрий после свидания с Одри в итальянском ресторане вернулся домой. Она читала «Обрыв» Гончарова. В прежние времена, в России, она не очень жаловала русскую литературу. Возможно, это было следствием принуждения, которому она подвергалась со стороны своих наставников в детстве, которые требовали от нее чтения классиков. Поэтому долгие годы, она вообще не притрагивалась к произведениям на русском языке, предпочитая французских, английских и немецких авторов, которых читала в подлиннике, но затем, оказавшись в отрыве от русской почвы, она почувствовала непреодолимую тягу к русской культуре, которая стала для нее в изгнании средством самоидентификации. Она жадно перечитала прозу Пушкина и Гоголя, и испытала чувство подобное тому, какое испытывает странник в пустыне, найдя посреди равнодушных ко всему живому песков, животворящий оазис и жадно пьющего спасительную влагу. Затем она взяла в руки Гончарова. Читая «Обрыв», она быстро узнала в тридцатипятилетнем герое Райском Дмитрия; не состоявшийся ни на одном выбранном поприще, Райский, как и Дмитрий был наделен открытой душой и стремлением наполнить свою жизнь высоким смыслом. Райский также потерпел крах и в любви, но это от того, думала Мари, что у него не было заботливой и любящей сестры, которая могла бы поспособствовать, направить его в сторону хорошей девушки. Благо у Дмитрия есть она. Дойдя до места, где Вера дает холодную отповедь попыткам Райского сблизиться с ней, Мари негодовала – как она слепа, не видя искренние чувства, которые питал к ней Райский и как она жестока, делая это в ультимативной форме. Душевные перипетии Мари были прерваны стуком в дверь.

– Входи, – сказала Мари и закрыла книгу.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Дмитрий со светящимися от радости глазами и перекинутым через плечо пиджаком. По его виду все было понятно без слов, но Мари хотела подробностей.

– Расскажешь мне что-нибудь? – спросила она.

– Что ты хочешь знать? – в свою очередь спросил Дмитрий, усевшись у ног Мари и прислонившись спиной к стене.

– Я думаю, эта девушка идеально подходит для тебя.

– Я тоже так думаю, но…

Дмитрий тяжело вздохнул.

– Что «но»?

Мари забеспокоилась – какое еще может быть «но», когда все складывается так благоприятно? Она положила книгу на ночной столик и села поближе к Дмитрию.

– Что не так? – спросила она – Она нравится тебе, уверена, что твои чувства взаимны, что тебя останавливает?

– Что ты там читаешь? – вдруг спросил Дмитрий, глядя на книгу – Тебе еще рано жить бульварным женским чтивом.

– Это не бульварное женское чтиво, а ты не уходи от вопроса.

Дмитрий замолчал, словно давая понять, что не желает отвечать на вопрос, но затем вдруг заговорил:

– Я думал об Одри, и да ты, наверное, права, сделай я ей предложение, она ответит согласием, но…

– Да что же это за «но»?! – не выдержала Мари.

– Что я могу ей дать кроме своей любви? – сказал Дмитрий и вопрошающе посмотрел на сестру – Что я могу ей предложить, когда мы все потеряли? Торговый агент не лучшая партия для дочери миллионера.

Эти слова настолько возмутили Мари, что, вскочив с постели, она принялась в ночной рубашке расхаживать по комнате, нисколько не смущаясь Дмитрия, хотя последний раз он видел ее в таком наряде, еще во времена их отрочества в Москве.

– Как ты можешь так говорить! Да мы потеряли наши дворцы, имения, авто, счета в банке, но разве это главное для семейного счастья. Посмотри на меня! Когда я выходила за Вильгельма, у нас было все это, но разве мы были счастливы? Ни одной минуты.

– Ваш брак был продиктован политическими интересами и не мог быть счастливым, – возразил Дмитрий.

– Да, – согласилась Мари – Но отсутствие материальных забот могло бы помочь нашей семейной жизни, но не помогло.

– Ничто не может помочь мертворожденному плоду.

Дмитрий явно запасся аргументами, которые удерживали бы его от попытки сделать Одри предложение, хотя желание женится на ней у него, все-таки, было. Что же это было и почему он удерживал себя и находил предлоги, чтобы не делать предложения, Мари могла только догадываться. Но она твердо была уверена, что дело не только в материальном положении, но в чем-то другом. Она знала, что уже однажды, в далеком 1913 году, когда Дмитрий был совсем молод, он уже делал предложение их родственнице княжне Ирине и получил отказ. Тогда Мари жила в Швеции и не знала подробностей, только помнила, что когда с сыном, четырехлетним Леннартом, она приехала на праздновании трехсотлетия Дома Романовых и на балу в Дворянском собрании спросила брата об этом, он посуровел и ответил, что не хотел бы это обсуждать ни теперь, ни когда-либо в будущем. Возможно, пережитый отказ был травмой, которую не залечило даже время, ведь с тех пор в его жизни были женщины, но ни одной из них он не сделал предложения. Чтобы помешать ему воздвигать на своем пути, преграды, мешавшие ему жениться, нужна была другая тактика, и Мари ее нашла. Она вдруг успокоилась и сев рядом с братом, прижалась к нему плечом.

– Допустим это так, – сказала она – С материальной точки зрения ваш брак не будет равноценен и если бы она вышла за тебя, то вы бы жили на ее средства, вернее ее семьи.

– Спасибо, что просветила, – не без сарказма заметил Дмитрий.

– А что было бы, если бы мы сохранили все, что имели?

– Какой прок рассуждать, что было бы?

– Нет, ты ответить, – сказали Мари и, повернув голову, посмотрела брату в глаза – Была бы Одри достойна, чтобы стать твоей женой.

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Мне пришлось бы пойти наперекор воли Никки, и он изгнал бы меня из страны, наложив арест на все мое имущество.

– Так может быть, лишившись всего этого, ты получил возможность жениться на ней?

Секунду-другую поразмыслив над этими словами, Дмитрий рассмеялся. Он обнял Мари.

– Как ты умеешь все повернуть в нужную сторону.

– Приходится, – ответила Мари и грустно добавила – Иначе не выживешь.

***

Уверенность Дмитрия, что Одри ответит согласием на его предложение не было пустым бахвальством, хотя на самом деле, он изрядно переживал в тот вечер, когда повез ее в уже полюбившейся им итальянский ресторан, где и попросил ее руки. Одри ответила согласием и тут же заговорила об организации свадьбы, причем заговорила с таким знанием дела, словно об этом уже давно думала.

В итоге со стороны Одри всю организационную сторону, взял на себя мистер Уолш, управляющий ее делами, а со стороны Дмитрия, как и следовало ожидать, таким уполномоченным стала Мари. Дата венчания была назначена на 21 ноября и должно оно было состояться в Биаррице, в православном храме. Времени оставалось не так много, а успеть нужно было многое, и одним из главных было вероисповедание Одри, вернее его смена. О том, что она уже не протестантка, а православная, ее семья узнала, уже постфактум, в письме, в котором помимо даты венчания, имен родственников и друзей семьи, которых Одри хотела бы видеть на церемонии, она как бы невзначай заметила, что отныне придерживается другой веры и отныне ее зовут Анна, хотя конечно для домашних она остается Одри. Как и каждая невеста, особенно невеста, располагающая большими средствами, Одри придавала большое значение подвенечному платью и хотела ступить под венец в лучшем, какое только сможет найти в Париже, однако в тот самый день, когда она собралась отправиться на поиски, порог ее особняка переступила Мари с большой коробкой в руках. Открыв коробку, Мари извлекла на свет жемчужного цвета красоту с бесконечно длинным подолом.

– В нем венчалась я, – сказала Мари – А до меня, моя мать.

Намечавшееся событие стала прекрасным поводом для Дмитрия возобновить отношения со своими однополчанами, теми, что обосновались во Франции. Последние несколько лет он выпал из полковой жизни, которая несмотря ни на что, продолжала существовать. Бывшие офицеры Лейб-гвардии конного полка, переписывались между собой, встречались в памятные для полка даты и в силу своих сил поддерживали друг друга. В первое время пребывания в Париже, Дмитрий участвовал в этой жизни, но затем работа и прогрессирующая меланхолия, отняли у него время и желание встречаться со старыми товарищами. И вот теперь, Дмитрий увидел возможность реанимировать эти отношения. Он разослал приглашения с заверением, что готов взять на себя расходы тех, кому не по карману дорога до Биаррица и обратно.

За три дня до венчания, рано утром, в муниципальном учреждении Булони, где Дмитрий был зарегистрирован, был заключен гражданский брак между ним и Одри. Поскольку многочисленные родственники Одри должны были прибыть непосредственно на церемонию венчания, то с ее стороны, в качестве свидетелей, присутствовала девушка, с которой она подружилась за время жизни в Париже и американский посол Майрон Херрик, который по совпадению так же, как и Одри, был уроженцем штата Огайо. Со стороны Дмитрия присутствовали Мари и ординарец Петр. Когда Дмитрий поставил свою подпись в журнале гражданских актов и повернулся к Одри, ему показалось, что она посмотрела на него иначе, чем прежде – как женщина, у которой теперь на него больше прав, чем у других. Обменявшись несколько смущенным поцелуем (они впервые целовались на людях), они и их свидетели поспешили на улицу, где их уже ждал арендованный на время всех мероприятий лимузин, чтобы отвезти всех на вокзал, где вскоре должен был отбыть поезд до Биаррица. Время стремительно убегало и казалось, что ни что еще в должной мере не готово, для предстоящего события. К вечеру прибыв на знаменитый курорт, Дмитрий и Одри расстались. Повинуясь обычаю, что жених не должен видеть невесту до свадьбы, а точнее Мари, которая хотела, чтобы этот обычай был соблюден, Дмитрий, а с ним и Петр, остановились в гостинице, а Одри вместе с самой Мари и подругой уехала на виллу, которая принадлежала семейству Эмери.

Впервые, за последнее время, расставшись с Одри, на несколько дней, Дмитрий получил возможность остаться наедине со своими мыслями и в тишине гостиничного номера оценить произошедшие в его жизни перемены. Устроившись в плетенном кресле на балконе номера, откуда как на ладони был виден отливающий золотом песок городского пляжа и торчащий на небольшом мысе подобно костылю белый маяк с темной верхушкой, Дмитрий откупорил бутылку виски и наполнил им граненый бокал.

Глядя на заходящее солнце, Дмитрий думал о предстоящем событии, время от времени отпивая из бокала. И чем больше он думал, тем больше сомнений сгущалось в его сердце и голове. Уже долгие годы он жил с мыслью, что задержался с женитьбой, что это нужно было сделать раньше, когда он был молод. Затем, когда события в России закружились со скоростью и траекторией урагана и он, как и многие русские, подобно пассажиру потерпевшего крушение корабля, оказался на чужбине без прежнего положения и средств к существованию, ему стало казаться, что теперь ему уже никогда не суждено обрести семейный очаг и всю оставшуюся жизнь придется влачить в одиночестве. Впрочем, довольно скоро эти пессимистические мысли потускнели, поскольку вскоре после того, как он оказался в Париже в 1920 году, на одном шумном застолье (он уже не помнил где и по какому поводу), он случайно разговорился с черноволосой соседкой по столу, когда та попросила наполнить ее бокал, а уже несколько часов спустя, отдалившись от остальных, они что бурно обсуждали, что именно он уже не помнил. Теперь Дмитрий только помнил, что звали ее Мартой, что пела она в «Комик-опера» и была старше его лет на десять и была необыкновенно соблазнительна. Он не без удовольствия вспомнил, как через несколько дней после их знакомства, он навестил ее в квартире, которую она снимала, и как ни допив чая, оборвав какую-то пустую беседу, они буквально набросились друг на друга и с каким-то ожесточением отдались друг другу. Конечно, он понимал, как и она, что им не быть долго вместе, но жизнь с Мартой на какое-то время заглушили чувство ноющей боли от опостылевшего одиночества. Она же вскоре познакомила его с Шанель, но… сейчас об этом он вспоминать не хотел.