Текст книги "Младороссы"

I

часть

Торговый агент

Не требуй от судьбы снопа душистых лилий –

Проси один цветок,

Моля, чтоб этот дар твои мечты ценили,

Хотя он и убог.

Бодя Палей

Мария. Дмитрий. Казем-Бек

В последний день августа 1926 года по залитой заходящим солнцем серпантинной дороге, по направлению к вилле «Алам», расположенной в живописном местечке Кап-д’Ай на Лазурном берегу, шел Гарольд Карлович Граф, в прошлом достойный офицер русского флота с задатками талантливого литератора, а ныне преданный секретарь великого князя Кирилла Владимировича. Эта прогулка пешком от железнодорожной станции до виллы, да и вся поездка в целом, были ему совсем не по душе, но деваться было некуда – Кирилл Владимирович не захотел поехать на день рождения жены своего брата Андрея, Матильды Кшесинской, и отправил вместо себя его. Дорога шла в гору, и у Графа уже весь лоб покрылся испариной.

Граф, чья жизнь всегда была подчинена дисциплине, сначала дома при строгом отце, позже в морском училище, а затем на флоте, не привык роптать на начальство, не делал он этого и сейчас, он думал о другом. Кирилл Владимирович как обычно задерживал жалованье, обещая, что в ближайшие дни деньги будут, но день шел за днем, а денег все не было. Уже продавщица из ближайшего от дома Графа магазина, приветливая дама, не раз напоминала его жене об их долге, а их сын, восьмилетний Владимир, до сих пор ходил в старых прохудившихся туфлях, дыры в которых становились все больше, а вкладываемая в них газетная бумага, сложенная в несколько слоев, с каждым днем прибавляла эти слои. Граф надеялся на свою новую книгу, над которой он усиленно работал, ведь предыдущий его труд «На Новике», воспоминания о тяготах и радостях его службы на эскадренном миноносце во время Первой мировой войны, принес ему и его семье деньги и возможность из Финляндии, где они жили после революции, перебраться в Германию, где он и оказался в поле зрения Кирилла Владимировича, который тогда сильно нуждался в ответственном и распорядительном помощнике. Новая книга повествовала о русском флоте в лихолетье Гражданской войны, о печальной участи, постигшей офицеров Балтийского флота (в котором служил Граф), погибших от рук взбунтовавшихся матросов и обещала успех; нужно было только дотерпеть до ее завершения, и выплаты гонорара, которое одно издательство, с которым Граф заключил договор, обещало сделать, сразу по получению рукописи, но с каждым днем ожидание этого заветного момента становилось все мучительнее.

Сзади прозвучал клаксон и Граф обернулся. В его сторону мчалось авто. Граф напряг глаза, чью сильную близорукость не могли полностью компенсировать даже толстые линзы очков, и в приближающемся мутном пятне, он сначала разглядел цвет, который был синим, а затем и очертания самого авто, которые по всему подходили «Бьюику». Когда авто был уже близко, то так и оказалось, что это «Бьюик» с открытым верхом. Человека за рулем Граф тоже узнал, и чрезвычайно этому обстоятельству обрадовался, поскольку этим человеком оказался генерал Бискупский, человек знакомый и даже очень хорошо знакомый Графу. Бискупский помахал рукой, Граф помахал ему в ответ, и уже ожидал, что его знакомый остановится поблизости, но тот, приблизившись к нему, не остановился, а напротив резко рванул, да еще и в сторону самого Графа, так что растерявшемуся секретарю пришлось отпрыгнуть в сторону. «Бьюик» проехал с десяток метров, после чего так же резко, как он рванул, так же резко остановился у обочины. Бискупский наклонившись, толкнул дверцу с пассажирской стороны, и она отворилась. Граф, у которого еще в висках стучала кровь после неожиданно маневра генерала, подошел к ней. Лицо Бискупского расплывалась в улыбке.

– Простите дружище, – извиняющимся тоном произнес он, – Авто купил, а толком управлять им еще не научился.

– Это поправимо, – ответил Граф и уселся рядом с ним.

Бискупский резко отпустил педаль и до этого момента тарахтящий мотор заглох.

– Педаль сцепления нужно отпускать мягко, – наставительным тоном произнес Граф, – Только когда авто тронется с места, ее можно отпустить совсем. Давайте еще раз.

Бискупский повернул ключ зажигания и шестицилиндровый двигатель «Бьюика» снова затарахтел. Генерал начал отпускать педаль.

– Так, медленно, еще медленнее, – наставлял его Граф, – А теперь газ.

Бискупский в точности выполнил наставления Графа и «Бьюик» взвыв от подачи газа, рванул с места и понесся по дороге.

– Теперь другая скорость, – тоном учителя произнес Граф, – Вот так.

«Бьюик» поехал спокойно и плавно. Бискупский благодаря присутствию Графа почувствовал себя за рулем увереннее и свободнее.

Как правило, когда Графу доводилось находиться в обществе Бискупского, предметом их беседы было лишь то, что имело отношение к их работе у Кирилла Владимировича. Так случилось и в этот раз. Последние несколько месяцев, они пытались убедить великого князя объявить себя Государем, тем самым официально став главой Дома Романовых в изгнании, тот признавал необходимость этого шага, но никак не решался его сделать.

– Его императорское высочество принял решение по манифесту? – спросил Бискупский.

– Еще нет, – вздохнул Граф.

Услышав ответ, Бискупский тоже вздохнул.

– Постарайтесь же до него достучаться! Глупо было объявлять себя блюстителем престола, когда первый претендент на престол и есть он. Для кого он его блюдет?

– Согласен, – сказал Граф, – Тем более, что после встречи со следователем Соколовым, ни у него, ни у Виктории Федоровны, никаких иллюзий касательно спасения царской семьи не осталось.

Бискупский поддал еще газу и «Бьюик» полетел стрелой.

– Единственное, что его останавливает, – произнес Граф, – Это Николай Николаевич. Тот хоть и стоит на непредрешенчиских позициях, но ясное дело сам хочет быть Государем. И с этим не считаться нельзя, все-таки за ним Высший монархический совет и РОВС.

– Старый истукан, – со злобой сказал Бискупский, – Черт бы побрал его, и его братца, такого же истукана.

В отношении этого великого князя оба приближенных Кирилла Владимировича были настроены одинаково отрицательно.

– Можно конечно попробовать убедить Николая Николаевича не выступать против его высочества, если тот объявит себя Государем, – продолжил Граф, – И не раскалывать дальше и без того разобщенную семью, но для этого придется отправить переговорщика.

– Кого же? – спросил Бискупский.

– Если кого-то он и станет слушать, то конечно кого-то из семьи, – определенно произнес Граф.

– Андрей Владимирович, – предложил Бискупский – Как раз сегодня можно будет с ним об этом поговорить.

– Николай Николаевич, пожалуй, в отношении него ничего лично не имеет, – ответил Граф – Но вот авторитета ему недостает, чтобы старый вояка выслушивал от него, какие бы то ни было прожекты. Про Бориса Владимировича я и не говорю…

– Его бы я и не предложил, – сказал Бискупский.

– Его никто не уважает, – добавил Граф.

– Александр Михайлович, – предложил новую кандидатуру Бискупский.

Граф облокотившись о дверцу авто задумался. За то время, что они уже проехали начало темнеть, а впереди стал вырисовываться утопающий в зелени на фоне моря городок.

– Возраст Александра Михайловича, заслуги в прошлом, заставят Николая Николаевича быть с ним на равных, но тут другая проблема… – Граф запнулся, чтобы слегка повернуть руль, зажатый в руках Бискупского, влево, полагая, что тот слишком близко держится к обочине, – Захочет ли Александр Михайлович тратить на это время? Он ведь знает, что достучаться до старого вояки практически невозможно… Сейчас лучше сбавить, мы въезжаем в город.

Бискупский послушно снизил скорость.

– Дмитрий Павлович, – произнес Бискупский, полагая, что это последний козырь, которым они располагают для решения этой трудной задачи.

Граф снова задумался.

– Дмитрий вариант, – ответил он, – Он конечно много моложе Николая Николаевича, но все же после Распутина, после всего, он еще не окончательно расплескал свой авторитет.

– Он ведь будет сегодня? – спросил Бискупский.

– Думаю, да, – ответил Граф.

– Вот с ним и поговорим, – завершил на этом беседу Бискупский.

Генерал включил фары, сбавил еще скорость и «Бьюик» медленно покатил по улочкам Кап-д’Ай мимо роскошных вилл.

***

Прославленной балерине Матильде Кшесинской исполнилось пятьдесят три, хотя конечно, на праздновании эта цифра не произносилась вслух. В молодости имевшая близкие отношения с ни одним великим князем, включая Николая Второго, когда тот был наследником, она в конечном счете связала свою жизнь с Андреем Владимировичем, приятным в личном общении, но ничем не выделявшимся на фоне других своих родственников, великим князем. В эмиграции они жили на своей вилле, которую по счастливой случайности купили еще до революции, и которая теперь стала их пристанищем. У Андрея Владимировича даже оставались в одном из французских банков сбережения, но заядлая игроманка Кшесинская, вскоре спустила их на ветер, и теперь супругам приходилось быть сдержаннее в своих расходах, благо пользовавшаяся большой известностью как педагог, Кшесинская открыла свою студию в Париже и с каждым днем число ее учениц прибывало. Их сыну Владимиру, носившему фамилию Красинский, было двадцать три, и он жил с родителями, предпочитая самостоятельной жизни уютный мирок родительского гнезда.

«Бьюик» подъехал к великолепному четырехэтажному особняку из красного и белого кирпичей и остановился. Над входом возвышался продолговатый балкон, который с обеих сторон заканчивался ступенями, которые вели прямо к земле. Прямо над этим балконом возвышался еще один балкон, но он был короток и был пристроен только к одному окну. Заглушив мотор, Бискупский повернулся назад и взял с заднего сиденья небольшую розовую коробку, перевязанную атласной лентой такого же цвета. Дверь им открыла приветливая молодая горничная-француженка.

– Добрый вечер, – произнесла она¹.

Бискупский и Граф кивнули ей и зашли внутрь.

Празднование было в разгаре. В дворике, который располагался со стороны заднего фасада, и куда горничная провела новых гостей, царило оживление, играла музыка, то тут, то там звучал всплеск смеха. Один молодой человек недурной наружности стоял у небольшого бассейна в мокром насквозь костюме, не зная, что делать дальше, смеяться, как это делали три девицы, которые, по-видимому, и столкнули его в этот бассейн, или рассердиться на них. Он предпочел рассмеяться.

Идя за горничной Граф, оглядывался по сторонам, замечая, что большинство приглашенных, если не все, были русскими, и многие из них лично ему знакомы. Это было отрадно, поскольку давало возможность скоротать празднество, на которое он изначально ехал без всякого желания, в приятном общении. Единственно Дмитрия, которого он пытался высмотреть среди гостей, не было. Сама виновница торжества подобно древнеегипетской царице возлежала на шезлонге под навесом и с него наблюдала за происходящим на территории дворика. На соседнем шезлонге сидел Андрей Владимирович и что-то зачитывал по бумажке, которую держал в руках.

– Мой милый финн, – воскликнула Кшесинская, когда Граф с Бискупским подошли к ней, – Раньше я вас никогда не уличала в непунктуальности, это на вас не похоже.

Оба посланника подойдя к Кшесинской, раскланялись, и, извинившись за опоздание, поочередно поцеловали ей руку. Бискупский протянул коробку, в которой оказалась изысканная шляпка и пара перчаток.

– Богиня, – добавил Бискупский и отошел в сторону.

Граф порылся в одном кармане пиджака, затем вспомнив, что переложил в другой, порылся в другом и вынул из него конверт, который протянул Кшесинской.

– Его высочество, пользуясь дружбой с одним судовладельцем, получил для вас эти билеты на любой пароход этой компании и в любом направлении, но использовать их нужно до конца года.

– Как мило, – сказала Кшесинская, вынув билеты из конверта и показывая их мужу.

– И я не финн, – добавил уже несколько смущенным тоном Граф, – У меня гражданство финское, а я остзеиц.

– Да я знаю, – рассеяно ответила Кшесинская, разглядывая билеты – Я же шучу.

Она протянула билеты мужу.

– Куда поедем?

– К Дагмар, – сказал он, помахивая письмом, которое до этого зачитывал ей, и пояснил гостям – Поздравление от Марии Федоровны, она таки не ужилась с сестрой в Лондоне и переехала в Данию.

– Когда близкие родственники не могут найти общий язык, всегда печально, – произнес Бискупский.

Кшесинская отдала мужу конверт с билетами и потянулась из-за всех сил.

– Что-то я залежалась, пойдемте к столу, вы еще не выпили за мое здоровье.

– С удовольствием, – сказал Бискупский.

Кшесинская встала, и в сопровождении трех мужчин пошла к столу, уставленному бутылками с алкоголем и закусками.

– Расскажите мне Гарольд Карлович, что происходит в Сен-Бриаке, – сказала Кшесинская, взяв Графа под руку – А то в последнее время оттуда было мало вестей.

– Как скажите, – ответил Граф – Но я хотел бы, чтобы меня услышали и другие члены семьи. Они здесь?

Кшесинская повертела головой по сторонам.

– Мари здесь, а Дмитрия еще не видела.

Бискупский, который шел рядом с Андреем Владимировичем, не откладывая дело в долгий ящик, принялся излагать тому их с Графом идею повлиять на Николая Николаевича. Андрей Владимирович внимательно слушал и иногда кивал головой.

***

Великая княгиня Мария, а для всех хорошо ее знавших просто Мари, женщина тридцати шести лет, была сегодня с самого утра в слегка возбужденном состоянии – перед тем как ехать в гости, она развелась со своим вторым мужем Сергеем Путятиным.

Не то, что бы она сожалела о расставании с Сергеем, нет, слишком безрадостны были годы их совместной жизни на чужбине, но, тем не менее, ощущение, что от ее тела оторвали кусок плоти, не оставляло ее.

Сергей так и не смог привыкнуть к эмигрантским будням, к тому, что прежняя, офицерская, светская, вольготная жизнь закончилась и отныне нужно самому зарабатывать себе на кусок хлеба, отдавая большую часть своего времени однообразной работе в банке, куда его устроила Мари.

– Нет, не для этого я родился на свет, – как-то сказал он ей.

И сойдясь с эмигрантами того же аристократического круга, к которому принадлежал и он, Сергей начал вести себя так, словно за окном по–прежнему был Петербург, который он так любил, а его отец по-прежнему был комендантом Царского Села: скачки, кутежи, возвращения домой под утро. Мари надеялась, что это рано или поздно пройдет, но все оказалось серьезнее. Сергей открыл для себя, что в Европе, а особенно в Америке полно девушек на выданье из богатых семей, а также одиноких богатых дам, которые хотели бы выйти замуж за аристократа, пусть он и без гроша в кармане. Женитьба Вонсяцкого, бывшего белого офицера на очень богатой, правда, не совсем здоровой душевно американке не давала Сергею покоя. Тот всего лишь офицер, а он князь. И если Мари не может дать ему жизнь, точнее вернуть ту, которая была у него прежде, то он найдет женщину, которая это сможет. И он ее нашел. Поэтому этим утром расторжение брака между ними в муниципальном учреждении Булони, открывало ему дорогу к новому браку, а для нее стало поводом подвести итог своей личной жизни и признать, что она не удалась. Два брака, два развода. Два сына (по одному от каждого мужа), но младший уже как семь лет в могиле, прожив всего год, а старший, которому семнадцать, живет от нее на расстоянии.

Приехав на виллу «Алам», Мари надеялась забыться в обществе гостей, но ей это не удалось. Никого с кем можно было бы отвести душу она не встретила, зато едва приехав, она сразу увидела среди гостей Люсьена Лелонга, модного кутюрье, который не упускал случая по-иронизировать над потугами эмигрантов в их занятии шитьем. Незадолго до этого в интервью одной газете Лелонг весьма сочувственно высказался о вышивках, которые изготовляла мастерская «Китмир», принадлежавшая Мари и ее это задело. На последние фамильные драгоценности, что удалось ей вывести из России, она открыла эту мастерскую, для чего ей пришлось освоить профессию швеи, и она отнюдь не собиралась бросать вызов лучшим мастерским Парижа, ей просто нужны были деньги, поэтому замечания Лелонга, были ей особенно неприятны.

Преподнеся в подарок Ксешинской картину собственной работы и из приличия обсудив с ней последние новости (кроме своего развода), Мари уединилась в уголке дворика в тени кипарисового дерева и один за другим осушила два бокала шампанского. Лелонг не замедлил появиться. Невысокий, живой, с аккуратно подстриженными усиками, он прохаживался под руку с молоденькой худой девушкой почти на голову выше его, явно очередной его моделью. Мари решила не обращать на него внимания и стала смотреть в другую сторону, на то, как три девицы переодевали в сухую одежду молодого человека, которого до этого искупали в бассейне, но Лелонг со своей спутницей сам направился к ней.

Подойдя, он вежливо поздоровался с Мари и представил девушку, которую звали Марион. Мари едва заметно кивнула на его приветствие.

– Сколько эти стервозины еще будут издеваться над бедным малым? – произнес Лелонг глядя на то, что одежда, в которую злые девицы нарядили молодого человека, была ему мала, рубашка была узка в груди, а брюки едва доходили до щиколоток.

– Кто он? – спросила Мари, которой было жалко юношу, и она не понимала, зачем он терпит эти издевательства.

– Вы должны лучше знать, он, кажется из младороссов, – ответил Лелонг.

Мари это ни о чем не говорило.

– Милая, ты не принесешь вина? – обратился Лелонг к Марион – А вам ваше высочество?

Мари отрицательно мотнула головой. Марион, придерживая подол платья изящной походкой пошла к столу с напитками.

– На прошлой неделе я заходил в салон князя Юсупова, – вдруг сказал Лелонг – Князь очень талантлив, очень, но иногда ему изменяет чувство меры, слишком много сиреневого цвета.

– Князь никогда раньше не одевал других людей, – заметила Мари – А только себя.

– Я не думал, что задержусь там, – сказал Лелонг – Но затем произошло нечто, что заставило меня изменить решение…

Он ожидал, что это заинтригует Мари, но ей было все равно.

– Одна из их девушек совершенно потрясла меня, – продолжил он – И даже не столько красотой, у них все девушки красивые, сколько печалью. Таких печальных глаз я никогда не видел.

Лелонг мельком посмотрел в сторону Марион, она в этот момент ждала, когда бармен нальет в бокал вино

– Каково же было мое удивление, – закончил он – Когда я узнал, что эта девушка ваша сестра.

– По отцу, – сказала Мари, – Мы с Натали носим разные фамилии.

В этот момент подошла Марион и протянула Лелонгу бокал с вином.

– Благодарю дорогая, – сказал он, взяв бокал.

Мари не хотела дальше поддерживать ненужный разговор и все внимание сосредоточила на молодом младороссе, который похоже, наконец, осознав, что все хлопоты о нем девиц, не более чем издевка, в порыве гнева махнул рукой, чем еще больше развеселил своих обидчиц. Он зашагал в сторону выхода, но его догнал другой молодой человек с черными как смоль гладко зачесанными назад волосами и усами щеточкой. Черноволосый стал уговаривать обиженного младоросса остаться и тот, несмотря на то, что действительно был обижен, не стал возражать, и они вдвоем подошли к столику с напитками, где обиженному младороссу уже протягивали примирительный бокал.

«Этот черноволосый похоже имеет над тем власть», – подумала Мари, но ее размышления прервал Лелонг.

– Ваше высочество, я могу просить вас об услуге? – прямо обратился он.

Мари не ответила, но Лелонг продолжил.

– Мы расширяемся, приглашаем новых девушек, вот Марион одна из них, – он провел пальцами по ее руке от плеча до запястья, отчего девушка зарделась – Не могли бы вы передать вашей сестре, что я хотел бы видеть ее у нас.

– Почему бы вам самому ей об этом не сказать?

Лелонг улыбнулся.

– Это будет выглядеть не очень этично, будто я переманиваю у князя моделей, а так ваша сестра сама сделает выбор, – ответил он.

– Не думаю, что Натали вообще это нужно, – холодно ответила Мари – Для нее это временное занятие.

И не сказав больше ни слова, она зашагала прочь от Лелонга и его спутницы.

– Ваше высочество! – услышала Мари позади себя, но не остановилась.

Оставив Марион, кутюрье поспешил за удаляющейся Мари.

– Почему вы не хотите оказать помощь вашей сестре, – сказал он, догнав Мари.

– Помощь?! – переспросила Мари.

– Конечно, я буду ей платить несравненно больше чем князь.

– Помощь нужна вам, а не Натали, – сказала она – Зачем? Я догадываюсь. Но я не оказываю услуги людям, которые дурно поступают по отношению ко мне.

– Дурно?! – воскликнул он, зашагав с ней в ногу – Вы про мои слова в «Матэн»? Но разве я мог покривить душой? Я профессионал.

– Мсье Лелонг, – ответила Мари – Наш разговор закончен, я не стану способствовать вашему с Натали знакомству, а что касается, моей мастерской.

Мари запнулась, словно подбирая фразу посильнее, которая сразила бы Лелонга наповал, но ничего такого придумать не смогла и лишь произнесла:

–Мы еще посмотрим, чего стоит мой «Китмир».

Мари продолжила идти, а Лелонг остановился и посмотрел ей в след. Не будь она сестрой Натали Палей, о которой шла речь, он не стал бы оправдываться за свое интервью, а сказал бы, что готов подписаться под каждым своим словом данном газете, но… Он действительно желал познакомиться с печальной красавицей Натали, и не хотел начинать это знакомство с испорченными отношениями с ее родственницей.

***

Для огорчения в этот день у Мари была еще одна причина, которая занимала ее мысли все последнее время, не меньше, если не больше, чем ее развод, и этой причиной был ее брат Дмитрий. Близкие всю жизнь, последние два года они отдалились друг от друга, вернее отдалился от нее Дмитрий, который также, как и прочие эмигранты был вынужден начать сам зарабатывать себе на жизнь, для чего устроился торговым агентом в винодельческую фирму в Реймсе, в Шампани. Мари не раз предлагала Дмитрию встретиться, провести вместе вечер, сходив в театр, ресторан или просто на прогулку, но всякий раз он ссылался на занятость. Мари беспокоила его одинокая жизнь, его хандра, ставшая его постоянной спутницей с тех пор, как они оказались на чужбине, а также попытки побороть ее с помощью товара, которым он торговал – вином. Именно поэтому приехав в Кап-д’Ай она решила провести с Дмитрием решительный разговор, целью которого было предложить ему переехать к ней в Булонь, в особняк, который она снимала, и откуда Путятин уже съехал. Она надеялась, что, держа Дмитрия под своим присмотром, она не допустит его увлечению спиртным перерасти в пагубную привычку.

В одиннадцатом часу, когда под воздействием всего выпитого и съеденного, между гостями установились самые доверительные отношения, к порогу виллы подъехал «Паккард». Из него вышел высокий и стройный мужчина с женственно-нежными чертами моложавого лица, с которого на окружающий мир смотрели большие, подобно двум блюдцам, серо-голубые глаза. С бумажным пакетом в руке, непринужденной походкой, он прошел до парадного входа и зашел в дом.

В прихожей гость снял шляпу, обнажив свои светлые, отливающие медью волосы, причесанные самым тщательным образом и протянул ее горничной.

– Здравствуйте, ваше высочество, – несколько смущенно произнесла девушка.

– Здравствуй, Людивин, – ответил гость.

Выйдя во внутренний двор, гость принялся глазами искать виновницу торжества, но она нашла его раньше, и, всплеснув руками, воскликнула:

– Дмитрий, дорогой, ну наконец-то!

Подойдя к Кшесинской, которая продолжала беседовать с Графом, Дмитрий расцеловал ее в щеки и, развернув пакет, протянул ей темную бутылку с остатками соломы и пыли. Кшесинская посмотрела на этикетку – ром.

– Это бутылка из первой партии, которую в 1888 году компания Бакарди отправила испанской королевской семье, став ее поставщиком, – не без гордости произнес Дмитрий.

Кшесинская поблагодарила за подарок.

– Как Кирилл? – спросил Дмитрий Графа, пожимая тому руку.

– Одолевает ревматизм, – ответил Граф – Поэтому я здесь вместо него.

Дмитрий сочувственно кивнул.

– Ваше высочество, – сказал Граф – Я и Василий Викторович…

– О, генерал здесь?! – воскликнул Дмитрий и повертел головой в стороны, но не увидел Бискупского.

– Да. Мы бы хотели переговорить с вами. Нельзя останавливаться на объявлении себя местоблюстителя, нужно двигаться дальше…

– Хорошо, хорошо дорогой, – похлопывая Графа по плечу, сказал Дмитрий – Позже.

Поговорив немного с Кшесинской и перебросившись парой фраз с Андреем Владимировичем, Дмитрий оставил их и поспешил к столу со спиртным, поскольку с самого утра его не покидала мысль о рюмке водке. Он уже почти дошел до стола, оставалось еще сделать пару шагов, и он уже остановил взгляд на бутылке, которую собирался взять, как на его плече оказалась чья-то рука. Дмитрий обернулся. Это была Мари.

– Ну, наконец-то! – сказала она.

Брат и сестра поцеловались.

Дмитрий хотел продолжить свое движение к бутылке с водкой, но Мари взяв его под руку и делая вид, что не замечает его намерения, потащила в противоположную от стола сторону.

– Я начала подозревать, что ты уже не приедешь, – сказала она.

– Клиент задержал, – ответил Дмитрий.

– Наверное важный?

Да, – сказал Дмитрий – Принц из Абиссинии. На каникулы приехал из Оксфорда, и захотел с друзьями запастись самым лучшим шампанским. Им рекомендовали нашу фирму, а когда он узнал кто я, не захотел меня отпускать.

Разговаривая, Дмитрий начал менять траекторию их движения таким образом, чтобы вернуться к столу, но Мари, ненавязчиво, попыталась заставить его держаться прежнего курса. Дмитрий не поддался и под его нажимом, они все же стали заворачивать в сторону стола со спиртным.

– А что хозяин фирмы? – спросила Мари.

– Мсье Клузо, очень мил, – ответил Дмитрий, ища глазами запримеченную бутылку водки – Он не стал возражать, когда принц захотел, чтобы я составил ему компанию, и даже сказал, что если завтра я буду чувствовать себя не очень хорошо, он дает мне выходной.

Они подошли к столу и Дмитрий, высвободив свою руку из руки Мари, взял водку и налил ее в рюмку.

– И где вы были? – спросила Мари, следя без удовольствия за действиями брата.

– Сначала в «Куполе»… – ответил Дмитрий и опорожнил рюмку.

Он поморщился и накалов на крошечную шпагу кусочек осетрины, проглотил ее.

– А потом? – не дождавшись продолжения ответа, спросила Мари.

– Потом в казино, – припоминая события дня, ответил Дмитрий – Принц проиграл порядочную сумму, я ставок не делал. Он еще звал кататься на арендованной яхте по Сене, но я сказал, что мне нужно ехать сюда.

Дмитрий налил вторую рюмку и под ледяным взглядом Мари осушил ее, затем снова проглотил кусочек осетрины.

– Надеюсь, на завтра он никуда тебя не звал?

Дмитрий усмехнулся.

– Нет. Принц, конечно, забавный малый, но, несмотря на то, что уже несколько лет учится в Англии, он совершенно не сведущ в европейских делах, и все разговоры сводятся к скачкам и гонкам.

Дмитрий снов потянулся к бутылке с водкой, но тут Мари уже не выдержала и остановила его руку.

– Не спеши, – сказала она – Мне еще нужно, чтобы ты подвез меня домой.

– Возьми такси, – ответил Дмитрий и попробовал стряхнуть руку Мари со своей.

– Я надеюсь, что сегодня ты побудешь мои таксистом, – сказала Мари, твердо удерживая руку брата.

Желание Мари навязать свою волю, всегда раздражало Дмитрия, но если в детстве и ранней юности он не находил сил противостоять этому, то теперь, после всего пережитого, все было уже не так.

– Мари! – возвысил голос Дмитрий – Этот принц окончательно измотал меня сегодня, не продолжай это делать вместо него.

Он высвободил свою руку, наполнил рюмку, и уже было поднес ее к губам, но Мари накрыла ее ладонью.

– Сергей съехал, мой особняк в Булони совершенно свободен, ждет, только когда ты въедешь, или тебе удобнее в тех двух комнатах?

Дмитрий поставил рюмку обратно. Ему давно надоело ютится в квартирке, которую он снимал уже несколько лет в Париже и предложение Мари о переезде к ней в ее прекрасный, просторный особняк в живописном и тихом Булоне, было соблазнительнее любой, даже самой лучшей водки. Они тут же договорились по окончании вечера заехать на его квартиру и забрать его вещи первой необходимости, а остальное, позже, привезет его многолетний камердинер, Петр.

После этого Мари пошла к Кшесинской, полагая, что из вежливости необходимо той уделить еще время, а Дмитрий, взяв со стола вместо рюмки с водкой тарелку с закусками, принялся прогуливаться по периметру дворика, разглядывая лица гостей. Когда Дмитрий приближался, люди вежливо ему кивали. Почти все, или, по крайней мере, многие из них, были ему знакомы. В основном это были бывшие сановники царского двора, в прошлом люди весьма уважаемые и влиятельные, а теперь влачившие жалкое существование в эмиграции, хотя и здесь были исключения. К примеру, среди гостей был один седовласый господин, фамилию которого Дмитрий забыл, но знал, что сейчас тот стоит во главе благотворительного фонда, помогавшего русским эмигрантам, не забывая при этом и себя; по слухам, у него была премилая вилла где-то неподалеку от Сен-Тропе. Рядом с этим господином стоял другой господин, и про него Дмитрий знал, что он едва сводит концы с концами, работая продавцом в книжном магазинчике, а в свободное время, составляя утопические проекты преобразования России после освобождения от большевистского ига. Дмитрий заметил степенную даму, бывшую фрейлину, она была также степенна и надменна, как в прежние времена, хотя сейчас перебивалась тем, что давала частные уроки английского языка, детям зажиточных французов. Среди гостей были и французы, в основном представители артистической богемы, но эту публику Дмитрий знал плохо.

Обогнув почти весь дворик, и не заприметив никого, с кем бы хотелось переброситься хотя бы парой слов, Дмитрий задумался уже о том, чтобы предложить Мари уехать прямо сейчас, но вдруг его внимание привлек смех молодых голосов. Неподалеку от бассейна, полукругом стояла группа молодых людей и из-за их плеч виднелась густая черная шевелюра. Подойдя ближе, Дмитрий увидел молодого человека с забавными усами щеточкой, с большими темными выразительными глазами и гладким подбородком, который смягчал общее волевое выражение лица. Дмитрий его не знал.

– Кто это? – спросил он, стоящего поблизости человека.

– Казем-Бек, – ответил тот.

– Казем-Бек? – переспросил Дмитрий.

– Да, – добавил человек – Александр Казем-Бек, из молодых. Лидер младороссов. Любят пошуметь.

Этот Казем-Бек оживленно говорил, при этом Дмитрий обратил внимание, что его руки никогда не пребывают в спокойном состоянии: от то скрещивал их на груди, то опускал их вниз и брал «в замок», то сжимал в кулаки, при этом, когда он так делал, то вытягивал руки вдоль туловища. Сбоку от Казем-Бека стояла скромная на вид девушка. Дмитрий сразу догадался, что она его спутница, возможно жена. Девушка не очень внимательно слушала Казем-Бека, а ела пирожное, отламывая его ложечкой по кусочку. Дмитрий подошел в тот момент, когда Казем-Бека отбивался от вопросов.