Текст книги "Закодированная Россия"

– Эвакуация с котомками, – невесело подумалось ему.

При виде Севы, консьержка сделала движение в сторону телефона, но только этим и ограничилась, потому что чёрный гладкий ствол ласково упёрся ей в переносицу.

– Ещё одно движение и ты в раю, – голос Севы был настолько убедителен, что консьержка так быстро отдёрнула руку от телефона, как будто обожглась, – не звони, не надо. И когда уйду, не звони. Не укорачивай себе жизнь.

Консьержка так быстро закивала головой, как будто Сева только что сделал ей предложение руки и сердца. Теперь надо было поймать машину. Из шпионских фильмов Сева помнил, что надо ехать в третьей по счёту машине. Проголосовал. Сразу три тачки остановились. Что хорошо в Москве – это великое множество водил, которые за относительно небольшие деньги отвезут тебя куда угодно. В других городах с протянутой рукой на дороге можно простоять год. Но и в Москве свой подход нужен. Сева наклонился к первой машине.

– Братеево, командир, сколько? – выслушав ответ, подошёл к другой машине.

– Чертаново, шеф, сколько? – и здесь не задержался.

– Измайлово, отвезёте?

– Куда в Измайлово?

С большой чёрной сумкой Сева смахивал на приезжего. Но водителю пришлось обломиться.

– На вторую Парковую. Двести.

– Жаль. Я думал в гостиницу. Двести пятьдесят.

– Годится. Я когда в Домодедово прилетаю, то на выходе бомбилам всегда говорю: в Измайлово. Они сразу – «пять тысяч». Я им – «да за такие деньги проще назад в Европу вернуться». Они – «а, местный». Ну, тогда о нормальной цене договариваемся. А приезжих, наверное, и на большие деньги разводят.

– И правильно делают. Что в Москве без денег делать?

– Раньше Чехов из себя раба по капле выдавливал, а сейчас все совесть выдавливают.

– Деньги не пахнут, пахнут те, у кого их нет, – припечатал водила.

– Ну, а как вообще трезвая жизнь?

– Да я и так кодированный.

– А, ну тогда ничего не изменилось.

– Ещё как изменилось. Когда все трезвенники, это ужас.

– Почему?

– Да потому что, когда все пьют, а ты не пьёшь, ты вроде как дополнительным объёмом двигателя обладаешь. На праздники все нажрутся, а ты их развозишь. Знаешь, сколько за эти дни зашибить можно? О-го-го. А когда все непьющие: и водители, и пешеходы, чего нарубишь? С гулькин нос. Раньше приедешь в гараж: этот пьёт, этот под капельницей. А сейчас все трезвые, всем копейку зашибить хочется. Конкуренция. Быстрей бы этот год кончался.

– Ага, то есть все развяжутся, а ты по-прежнему в завязке. И денежки к тебе рекой потекут.

– Само собой.

– Слушай, командир, а за полтинник можно по твоей мобиле позвонить.

Номер Виталика был недоступен. Выйдя у леса, Сева поздравил себя как начинающего конспиратора. Мобил у трупаков он не взял, двух водил ввёл в заблуждение. Но торжествовать было рано. Всё это могло выглядеть детским садом, если его действительно пасли. Углубившись в лес, открыл сумку. Так: три ствола, три бумажника, в каждом по пятьдесят тысяч рублей, или две тысячи баксов. Что им зарплату, что ли выдали? Или положено на кармане столько иметь? Хороши же экономка и уборщица. Пистолеты в карманах фартука носят. Так, а кого не было? Не было мастера на все руки. Скорее всего, предатель, а может, у бабы какой заночевал? Мне это теперь без разницы. Три дня в лесу протусуюсь, а там посмотрим. Увы, планам Севы не суждено было сбыться. Он пропалился в первый же день. Бесцельно гуляя по Измайловскому парку, беглец вышел на Царскую просеку. Там на скамейках сидело четыре деда, и вели увлекательную беседу. Севу подвело чёртово любопытство: было интересно, что говорят старики о новой жизни.

– Я так понимаю, пора должок стребовать, – говорил низенький дедок в голубой панаме.

– Какой должок? – спрашивал худой высокий старичок с удивительно молодым голосом.

– Какой, какой? Всенародный.

– Всенародным только староста был. Товарищ Калинин.

– Ты мне зубы не заговаривай. Скажи, мы, что хуже арабов?

– В каком смысле?

– В таком. В Саудовской Аравии только ребятёнок народился, ему хоп – сто тысяч долларов США на счёт.

– Не сто, а десять.

– Сто, дорогой мой, сто. А наш народился? Ему кукиш с маслом. А нефть-то она общая. Так с какого перепуга эти олигархи себе футбольные команды покупают, а я своему внуку футбольный мяч купить не могу.

– Ты, Сергеич, сам виноват. Пока эти олигархи народное добро урывали, ты горькую пил, да на диване валялся.

– Ну, не так уж я и пил.

– Да сильно ты не пил, но в выходные закладывал.

– Ну, закладывал.

– И, в общем, был всем доволен?

– Ну, доволен я никогда не был, но скажу прямо, злоба на богатых только сейчас заела, чего это думаю, они яхты белые покупают, а я с женой, беременной дочкой, зятем и внуком на тридцати шести метрах ючусь.

– Это потому что квасить перестал, вот жаба и заела, – встрял один из двух молчавших старичков. Эти двое в разговоре участия практически не принимали, только синхронно поворачивали головы от одного спорщика к другому.

– Да, да, именно жаба и задавила. А жаба, как известно, больше всех. Она и слона может задавить, – рассмеялся высокий.

– Так, не понял. Вы за кого: за кровососов и мироедов или за нас – трудящихся. Я честно отработал сорок лет и что имею? Три с половиной тысячи пенсии. А эти нувориши по двести евро на чай в Куршевелях оставляют. Я тоже хочу в Куршевель. А ты, Сергей Александрович, не хочешь? – сердито спросил низенький.

– Я тоже хочу. И вроде ты всё правильно говоришь. Но есть в твоих глазах какая-то шариковщина. Взять и поделить называется.

– Я и не скрываю. А почему один во дворце расселся? А я с женой, беременной дочкой, зятем и внуком должен на тридцати шести метрах ютиться? Вот, вспомните ещё мои слова – зреют гроздья народного гнева. Скоро богатым юшку пустят. Чует моё сердце.

«Да», – подумал Сева, – «этот старикашка озвучивает то, чего я так боюсь. Трезвые миллионы, задушенные жабой, разнесут к чёрту шаткое равновесие последних лет».

Высокий, похоже, то же этого боялся.

– Сергеич, ты пойми, всем хорошо никогда не будет. Помнишь, как у нас на заводе. Вверх лезут сильные и беспринципные. Остальные тупо тянут лямку, ожидая пенсии. Кто из двух сильных победит, в общем-то, без разницы. Пока они ещё добиваются цели, молчаливому большинству относительно хорошо. Народец переманивают на свою сторону, что-то обещают, сулят всякие блага. Но как только выиграет кто-то один – всё. Лавочка закрылась – работайте, солнце ещё высоко. Так, что передел власти для пассивного большинства абсолютно бессмыслен, оно только зря кровь проливает.

– Ничего подобного. Оставлять всё как есть преступно…

И тут он увидел Севу, который, окончательно утеряв бдительность, вышел на опушку и стал прекрасно виден.

– А вот и доктор Крылов пожаловал, – мерзким голосом протявкал низенький, – ату его.

Все застыли, как в игре «замри».

– А с чего вы взяли, что я доктор Крылов? Я мирный прохожий. Так, мимо прохожу.

– Ваши приметы, врач-вредитель, по всем каналам передают. Чем-то ты здорово насолил своим хозяевам. Стоять, сволочь. Не шевелиться.

– Сергей Александрович, – Сева обратился к высокому, – я целиком и полностью разделяю ваши взгляды. Не могли бы вы одолжить мне тёмные очки. Моя популярность стала меня утомлять.

– Конечно, доктор. Ловите, – и довольно ловко метнул тёмные очки. Сева не менее сноровисто их поймал. И стал потихоньку отступать. Низенький вдруг заорал страшным голосом:

– Держите его! Здесь Крылов! Сюда! Стоять! Стой, сволочь!

Два других старичка только закрутили головами.

– Дай Бог вам доброго здоровья, Сергей Александрович, – говоря это, Сева продолжал отступать.

– А тебе, Иуда, – повернулся к низенькому, – желаю, чтобы твоя дочь тройню принесла, и тебя на балкон отселили, христопродавец.

– Это кто здесь Христос?

Но этот вопрос был адресован в спину, потому что Всеволод Андреевич как лось ломанул в самую чащу. Отдышавшись и утерев пот с лица, решил приступать к плану Б. Для этого нужно было купить побольше бинта и найти медицинскую клинику побогаче. Теперешний девиз Севы гласил: «играть и выигрывать я буду на своём поле», потому что на чужом мне точно ничего не светит, – с горечью подумал он. В аптеке быстро купил бинт. Быстро поймал машину. Считать до трёх машин горе-конспиратор благоразумно не стал. Низенький предатель наверняка оповестил уже всю округу и про доктора Крылова и про его тёмные очки. Сева решил ехать в самую наикрутейшую медицинскую клинику «ФИГЛИМЕД». Водитель, узнав, куда едет пассажир, очень оживился и всю дорогу рассказывал о своих многочисленных хворях. На слова пассажира, что он не врач, а ветеринар, специалист по крупному рогатому скоту, не отреагировал никак. Наоборот, ещё с большим жаром и натурализмом стал описывать свои жалобы и симптомы.

– Вот бы кому полечиться, а не мне, – подумал Сева, расплачиваясь. Машину он попросил остановить за два дома до клиники. Забежать в подъезд и забинтовать всю голову бинтом, чтобы только остались смотровые щели для глаз, было делом одной минуты. Из подъезда вышел уже совершенно другой человек. Осторожно неся свою забинтованную голову, он ни слова не говоря охраннику, перелез через турникет.

– Куда? – закричал тот, – где ваш пропуск?

– Здесь, – показав на перебинтованную голову, строго сказал Сева, – это не просто пропуск, это мандат.

– Какой мандат? Мне пропуск нужен.

– Ты знаешь, сколько заплатит мне клиника за то, что так и не убрала морщины с моего лба? Тебе таких денег вовек не заработать.

Охранник увял.

Как только Сева пересёк порог клиники, стайка девушек в белом, вспорхнув со скамеек, приземлились возле Андреича.

– На что жалуетесь? Какой доктор вам нужен? А вы давно были у проктолога, а у венеролога, а мочу давно сдавали? – щебетали они.

– Мне нужна косметология, – тоном, не допускающим возражений, изрёк Сева.

Одна из девушек, растолкав разочарованных товарок, вцепилась в Севин рукав намертво.

– Пойдёмте, пойдёмте. Я здесь всё знаю. А кто вам порекомендовал нашу клинику? А давайте пройдём по всем этажам, по всем кабинетам. У нас так много экс…, экс…, специалистов, (слово «эксклюзивный» ей явно не давалось).

– Эксклюзивных, – вежливо помог ей Сева.

– Да, да, – благодарно выдохнула девушка, – так с чего мы начнём: со стоматологии или с клеточной терапии?

– Мы начнём с косметологии, – мягко, но твёрдо гнул свою линию Сева.

– А может…

– Не надо, – пресёк это разводилово Сева, – мне нужна косметология. То, что его голова вся перебинтована, казалось, не замечал никто. А может, и вправду не замечали?

– Так, кто здесь заместитель главного врача?

– Точно, – зарделась девушка, – нам к нему. Скажите, а у вас высокооплачиваемая работа?

– Очень.

– Сколько, если не секрет, вы зарабатываете в месяц?

– Триста тысяч евро.

– В месяц?

– В месяц.

Девушка вцепилась в Севу уже двумя руками. Если бы она могла, она третьей рукой схватилась бы за его шею.

– А, скажите, сколько денег вам не жалко потратить на своё здоровье?

– Ничего не жалко.

– Что все триста тысяч не жалко?

– Все триста тысяч не жалко.

– Евро?

– Евро.

У девушки явно закружилась голова от захватывающих перспектив. Сева даже пришлось её удерживать, чтобы она не воспарила. В её глазах засветилась такая любовь, такая…такая, наверное, бывает только у матерей по отношению к своим розовым, какающим младенцам.

– А вот и кабинет зама главного врача. Подождите, пожалуйста, минутку.

Она быстро шмыгнула в дверь, и Сева в лицах представил, как она говорит заму какого сазана с чемоданом лавандоса, подцепила на крючок и как лихо его разведёт. А зам, потирая руки, хищно улыбается и представляет, как вечером он будет докладывать хозяину, сколько в клинику зашло денег.

Дверь распахнулась. Сияющий зам стоял на пороге.

– Здравствуйте, – лучезарно улыбаясь, он протягивал свою руку, – прошу вас. Давайте знакомиться. Как вас звать-величать?

– Забыли уже, – скорбно покачивая забинтованной головой, пробурчал Сева, – а, ведь, ещё третьего дня, вы отлично помнили, как меня зовут.

– Так вы повторный, – улыбка сползла с лица зама, а менеджера он просто испепелил огненным взглядом.

– Так, какие проблемы? – голос уже был сух и официален.

– Наши проблемы ничто по сравнению с вашими проблемами, – философски заметил Сева.

– Вас что-то не устраивает?

– Меня всё не устраивает. А больше всего разница между ценой и качеством предлагаемых вами услуг.

– Хотелось бы услышать всё-таки ваше имя и отчество?

«Мне бы тоже хотелось», – подумал про себя Андреич.

– Да, теперь не принято помнить имён своих бывших пациентов, – скорбь всех обманутых вкладчиков зазвучала в его грустных словах.

– Так вам же к заведующему косметологическим отделением, – вдруг нашёлся зам. Быстро нашла Лёвушкина. Мухой.

На менеджера было страшно смотреть. Она напоминала рыбака, который под восхищённо завистливые крики собратьев тянет тяжеленную рыбу, а вытаскивает рваный сапог. Девушка пулей выскочила из кабинета, Сева пошёл за ней. Навстречу уже нёсся зав отделением.

– Здравствуйте, вы к нам?

– К вам, к вам, – Севина скорбь нарастала.

– А вы у нас лечились?

– А у кого же ещё. А вы, что совсем меня не помните?

– Ну, почему же? Отлично помню. Подождите минуточку, – он подошёл к стойке ресепшена и о чём-то зашептался с медсёстрами.

«Идентифицируют», понял Сева.

– А, Тофик Рафикович, долго жить будете. Вас сразу и не узнать, – подошла медсестра.

«Ах, вот как оказывается, меня зовут? Тофик Рафикович. Даже удивительно как они меня сразу не признали, с забинтованной то головой».

– Что-то не так? – спросила медсестра.

– Всё нэ так, – резкий горный акцент прорезался в Севиной речи, – гаварыли мнэ, лэчись дома. Нэ паслюшал их, баран. В Масква хотел. В сталица. Дэнэг отдал вагон. Зачэм здэс люди такой плахой, зачэм жадный. Прыежай ко мнэ, как сэстру встрэчу. Ты ка мнэ харашо и я к тэбэ харашо. Сколко нада дэнэг, бэри, нэ жалка.

Глаза медсестры вспыхнули огнём святого стяжательства. А Сева нагнетал.

– Дэнги што? Пэна. Здэлай так, штоб самой панравилось.

– Так, что вы хотите?

– Бонус хачу. Аднамэстный палат хачу. Любви хачу.

«Насчёт любви это я зря ляпнул, заносит тебя Севушка, пора заканчивать это фиглярство, пока не раскусили».

– Так вам надо к менеджеру. Решить все финансовые вопросы.

– Нэ хачу старый мэнэджер. Врач и мэнэджер другой хачу. Те не аправдали давэрия. А дэнги тьфу.

Через пять минут Сева уже обживался в одноместной палате под именем Тофика Рафиковича.

Проснулся Всеволод Андреевич, он же Тофик Рафикович от настойчивого стука в дверь. Сердце тут же упало под диафрагму.

– На процедуры.

«Ловушка» – заметался Сева. Никаких процедур вчера не оговаривали. Он только проплатил в кассу кругленькую сумму за пребывание в стационаре. Под перестук разбежавшегося сердца открыл дверь. Там стояла девушка вся в белом и улыбалась ему как ангел.

– На процедуры, – снова ласково повторила она.

Осторожно оглядывая коридор в поисках врагов, Сева возразил,

– Нет у меня никаких процедур.

– Такого быть не может, сейчас сверюсь с бегунком.

«Вот стерва, сначала сверяйся, а потом людей буди. Перепугала насмерть».

– Действительно нет. Как же это вы остались неохваченным. Нужно это срочно исправить. Думаю, вам нужно сделать гидроколонотерапию. И врач, как раз, самый опытный работает. Вам так повезло. Только нужно сначала оплатить услуги, – частила она.

– Гидроколонотерапия – это клизма под давлением? Спасибо. В последнее время клизм мне и так хватало.

– Больной, я лучше знаю, что вам надо. Я для того здесь и поставлена, чтобы угадывать ваши желания.

– Ангел мой, уверяю вас, что среди моих желаний гидроколонотерапия стоит на самом последнем месте.

– Значит, вы категорически отказываетесь от гидроколонотерапии?

– Категорически.

– А почему?

И тут Сева вспомнил, что он же Тофик Рафикович, а говорит без акцента, и вообще, с таким подходом быстро останется без денег, зато с чистым кишечником.

– Слюшай, дарагая. Зачэм мине клизма. Зачэм фигли-мигли. Дарагую працедуру хачу.

Глаза ангела вспыхнули дьявольским огнём. Тофик ей нравился гораздо больше Севы. Акцент и дэнги придавали ему больше шарма.

– А какую сумму вам не жалко потратить на своё здоровье?

Где-то Сева уже слышал этот вопрос.

– Триста тысяч.

– Так, триста тысяч рублей, это почти двенадцать тысяч долларов. Немного. Но можно что-нибудь придумать.

– Триста тысяч евро.

– Евро? Но, это же совсем другое дело. Опять Севу – Тофика любили так, что, казалось, угроза гидроколонотерапии миновала навсегда.

– Так, мы сделаем вам клеточную терапию. Это самая лучшая процедура в нашей клинике.

– А кто дэлат будэт?

– У нас два врача международной известности. Один Авдеев, он сейчас в клинике, а другой Лабоцилкин, он сейчас в отпуску.

– К Лабацылкыну хачу, – безаппеляционно заявил Сева – Тофик.

– Но он в отпуску.

– Нэчэго нэ знаю. К Лабацылкыну хачу.

– А может…

– Нэлзя. Я дэнги плачу. Буду тут лэжат, пака он нэ вэрнётся. А сэйчас оставте мэня в пакое.

Дэвушка свинтилась, и Сева схватился за пульт телевизора. Не тут– то было. В дверь постучались снова. Вошла вчерашняя девушка. Вид у неё был такой, как будто Сева – Тофик соблазнил её, наобещав жениться, а потом бросил с грудным младенцем на руках.

– Здравствуйте, – немым укором застыла она в дверях.

– Здравствуйте.

Пауза затягивалась. Девушка ничего не говорила, но и не уходила, давая почувствовать пациенту всю глубину его вины.

– А давайтэ ужэ полэчимся, – нашёлся Тофик. Сева, как известно, был жмот, циник и, вообще, слишком умный.

– А чтобы вы хотели? – девушка стала оживать.

– Самую дарагую працэдуру хачу.

– Самую, самую? – пациент был прощён, – это клеточная терапия.

Избавившись и от этого любящего сердца, Сева опять схватился за пульт. Быстро заперев дверь, и удобно развалившись на кровати, начал щёлкать программы. В дверь опять постучали.

«Это не дом. Это проходной двор», – раздражённо решил Сева, – «если это будет очередной менеджер, скажу, что у меня тиф»

Распахнул дверь и обомлел. На пороге стояли два огромных мужика, которые гнались за ним по Покровке, а потом неожиданно оказались впереди. «Люди Виталика», – пронеслось в голове, – «быстро же они меня вычислили».

– Доктор Крылов? Здравствуйте. На выход с вещами.

Сева узнал этот голос. Он принадлежал футболисту, который так увлечённо его пинал.

– Не вздумай поднимать шум, заморыш, – второй голос принадлежал его напарнику.

Сева автоматически посмотрел на их ноги. Нет, тапочек на этот раз не было. Были обычные ботинки в синих пластиковых бахилах. Первый гангстер ткнул слегка Севу в грудь, но этого хватило, чтобы доктор, перелетев всю палату, растянулся на полу.

– А ты знаешь, гадёныш, что полковник из-за тебя Кольку порешил.

– Ка какого Кольку?

– Дронова Кольку. Пепельницей.

– Пе пепельницей?

– Да! – накручивая себя и заводясь, заорал футболист, – когда мы сказали, что ты траванулся, он запустил в нас пепельницей. Попал в Кольку. Прям в лобешник. Тот сразу кеды в угол поставил. А ведь мог и в меня попасть. Сейчас я тебя казнить буду, гада.

– Казнить после будем, а пока он всё выложит, что знает. Вставай, сволочь. Рассказывай, – рассудительно процедил второй.

– Че чего рассказывать, – жалким голосом заблеял Сева.

– Всё, что знаешь. Про Программу, про Сюсюкина, про Козявкина. И снимай свой дурацкий бинт. Поздно шифроваться.

«Хорошо быть Джеймсом Бондом», – грустно подумал про себя Сева, – «он бы сейчас одному кулаком в ухо, другому подсечку. Или из пестика бесшумного каждому по железной маслине в глотку. А у меня ведь даже и пистолет есть, но как в живых людей стрелять»? Пистолет с длинным глушителем действительно лежал под подушкой. В лесу Сева его уже опробовал. Классный пестик. И если сейчас резко прыгнуть к кровати, он наверняка успеет стволом завладеть, но выстрелить уж точно не сможет.

– Может, к стулу его привяжем? – лениво предложил один из верзил.

– Да чего от этого доходяги можно ждать кроме поноса. Одно слово – заморыш.

И вдруг Сева взбеленился, что это он заморыш? Рост у него средний. Пистолет у него под подушкой. А эти две гориллы так в себе уверены, что даже привязывать его к стулу не хотят. Не считают нужным. Не держат за серьёзного противника, а определили в разряд вшивых интеллигентов, которых можно пинать ногами. Ладно, посмотрим, кто у нас сегодня будет футболистом? А пока, делая вид, что ему очень страшно и хватаясь за сердце, Сева зачастил: «Всё расскажу. Всё. Ничего не утаю. Всех сдам с потрохами. Я вам ещё пригожусь. У меня на каждого по три чемодана компромата», – говоря это, он потихоньку перемещался к кровати. Осталось сделать одно движение к подушке.

– Говорил я полковнику: эти головастики гнилые от головы до хвоста. Сейчас всё расскажет, что знает и чего не знает. Смотри, только не привирай, чтобы выслужиться. А то я тебе быстро леща пропишу.

– Конечно, конечно. Я буду говорить только правду. Вы удивитесь, насколько я могу быть полезен. Только не бейте меня. Я не люблю физической расправы, – говоря эти слова, Сева молниеносно скинул подушку и схватил волыну, – я люблю сам стоять с заряженным пистолетом.

Гориллы окаменели, переглянулись растерянно.

– Ты это. Это тебе не игрушка, – протявкал футболист, – ты не сможешь выстрелить в человека.

– Разве? – голос Севы был весел и звенящ, – а с чего это ты взял, что являешься человеком? Ты крупный рогатый скот. А я тут недавно представлялся ветеринаром. Так, чтобы я видел ваши руки. И забудьте сказульку о гнилых интеллигентах. Нажать на курок несложно, а промахнуться в такие туши просто нереально. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. Если я почувствую ложь, стреляю. Нервы у меня что-то расшатались в последнее время. На кого вы работаете?

– На Полковника.

– Что за полковник?

– Ну, Полковников Сергей Сергеевич. Водочный король Москвы, ну, один из королей. Его бизнес под угрозой.

– Так, стало быть, вы бандиты, – Сева облегчённо вздохнул, держать фээсбешников под прицелом себе дороже, а с бандитами просто, у кого ствол, тот и прав. Ещё Сева с удивлением осознал, что эти лохи так расслабились, идя к Севе, что даже не взяли с собой пушки.

– А как так получилось, что вы гнались за мной, а потом вдруг оказались впереди?

– Мы близнецы.

– Что? Какие вы близнецы.

– Полковник к себе набирает только одно-яйцевых близнецов. Он считает, что это оказывает психологическое давление на людей. У человека едет крыша, когда он видит одинаковые лица сзади и впереди.

– Вы не работаете на Виталика?

– Нет, Виталик работает на Козявкина, а мы работаем на Полковника.

– Как же мне удалось от вас уйти?

– У вас очень хорошие рефлексы.

– Спасибо, братец. Давно меня так радужно не хвалили.

– Наши братья гнались за вами, а мы хотели перехватить вас, но вам удалось ускользнуть от нас и прорваться на территорию Козявкина. И на конспиративной квартире вы себя отлично показали. Так инсценировать отравление не каждому удаётся.

– Тебе в придворные льстецы надо. Зачем я нужен Полковнику?

– Этого я не знаю.

– А если не знаешь, зачем ты мне нужен? – Сева повёл стволом в сторону говорившего экс футболиста. Горилла не на шутку перепугался.

– Не надо. Я всё скажу.

– Говори.

– Я не знаю. Я, правда, не знаю, – слеза зазвучала в его голосе.

– А ведь ещё три минуты назад ты был так крут. Вшивых интеллигентов клеймил. Давай, запой Марсельезу. Шагни под пулю. Обзови меня заморышем.

– Да это, я не хотел вас обидеть.

– Ага, польстить хотел. Ложись на пол.

– Что?

– Ложись, обезьяна раскормленная.

– Зачем?

– Ещё один вопрос и ты покойник.

Мужик с кряхтеньем улёгся на пол. Очень хотелось попинать эту тушу ногами, но Сева побаивался, что в пылу может утерять бдительность, да и опасно к ним близко приближаться. Они, всё-таки профессионалы, а он чайник, правда, с пистолетом.

– Давай, – сказал второму, – отфутболь его.

– Как?

– Как, как? Ножками. Да от души. Метель на славу, а будешь шланговать, первая пуля твоя. И, чтобы ни звука. Такой беззвучный танец. Обучение хорошим манерам. Я бы даже сказал, возврат долгов.

Когда вторая горилла стала пинать первую, Сева испытал чувство глубокого удовлетворения. Причём, буцкал «танцор» настолько добросовестно, что даже хотелось поднять граненый стакан за мужскую дружбу. Через пять минут первая горилла стала хрипеть.

– Хорош, – сказал Сева, – меняемся местами.

– Да? Я, как вы сказали, не шланговал…

– Ложись, сказал, – повёл Сева пистолетом и сделал вид, что собирается нажать на курок.

Легла вторая горилла. Его избитый напарник встал, пошатываясь, и с такой ненавистью стал бить ногами своего палача, что казалось, хочет забить его насмерть. Через пять минут, Сева вновь поменял их местами. Если бандит и раньше не сачковал, то сейчас, тяжело дыша и схватившись за левый бок, вкладывал в каждый удар всю свою жирную душу.

«Всё-таки хорошо иметь высшее образование», – подумал про себя Сева, – «и всё делать чужими ногами. Свои-то поберечь надо».

Один бандит, ухватив-таки второго за ногу, повалил на пол. Борьба продолжалась на полу. На Севу они уже совсем не обращали внимания, старательно душа друг друга.

«Прямо беда с этими простыми людьми. Дали приказ отмудохать друг друга, они и стараются. А потом, наверняка, расскажут, что это я вместе с двадцатью сподвижниками, отоварил их с особым цинизмом, – решил Сева, деловито собираясь на выход с вещами.

– Прощайте, борцы сумо, прощайте, футболисты от Бога.

Ответом послужила возня обессиленных тел.

Выглянул в коридор. Медсёстры на ресепшене пили чай и смеялись, глядя в монитор.

«По Интернету с ребятами переписываются», – угадал Сева. Тут хоть всю палату разнеси, никому дела нет. На улице, едва отойдя от клиники двести метров, Сева увидел Валентиныча. Тот скакал по направлению к «ФИГЛИМЕДу».

– Здорово, Валентиныч, куда рысишь?

– Здорово, Андреич, как сам?

– Бывало и получше.

– А мне Виталик позвонил, что ты в «ФИГЛИМЕДе», в 503 палате и у тебя проблемы.

– Спасибо, Валентиныч, – расчувствовался Сева, – проблемы не то слово. И вряд ли бы ты их решил. Но, всё равно, огромное спасибо.

– Спасибо на хлеб не намажешь. Давай Виталика на деньги растрясём. А то мои трузера восстановлению не подлежат.

– Что такое?

– Видишь ли, пригласил я ребят со Скорой праздник отметить.

– Какой ещё праздник?

– Начало новой трудовой недели. Но ведь никто не пьёт. Мы колёс и наглотались. Как стало всех глючить. Стены двигаются, игрушки оживают. Тут ещё свет вырубили.

– А, может, это не колёса были?

– Может и не колёса. В темноте-то не видно. Все бродят из угла в угол, из комнаты в комнату и на балкон выходят. А там грязно, на балконе-то. Я им и сказал ноги о тряпку тщательно вытирать. Они и вытирали. А наутро смотрю – это же мои дивные трузера. За две тысячи евро. Вернее то, что от них осталось. Вот, Андреич, никогда не глотай таблетки в темноте.

– Я их и при дневном свете не глотаю.

Из-за поворота показалась тачка Виталика. Он на полной скорости гнал к «ФИГЛИМЕДу».

– Виталик, тормози! – заорали доктора.

Виталик, лихо, затормозив, выскочил из машины.

– Живой, Севак. Я уж и не чаял тебя в живых застать.

– Сука ты, Виталик, яду не дал, денег не дал. Меня там чуть на ремни не порезали.

– Угомонись, привёз я тебе и яду и денег. Ешь на здоровье. Лезьте в машину.

Он достал из пакета рубашку интересного покроя. Воротник был сменным и пристегивался пуговицами.

– Ампула с ядом в левом углу воротника. Стоит надкусить и ты на небе. Вот десять сменных воротничков. А вот саквояж, там сто тысяч евро. На квартирку, на берегу моря хватит.

На заднем сиденье действительно лежал коричневый кожаный саквояж, набитый деньгами. Деньги были новенькими, хрустящими. Перебирать их было одно удовольствие.

– А говорил, деньги не любишь, – подколол Виталик.

– Не люблю. Я квадратные метры люблю, а их без денег не дают, – парировал радостный Сева.

Валентиныч тут же заканючил, – «а я без подарка. Ну, я так не играю. Андреичу вон и саквояж с деньгами, и рубашку с ядом, а мне даже подгузник никто не предложил».

– Весь свет не согреешь, – отрезал Виталик

– Обидно.

– На обиженных воду возят. Но и для тебя, Валентиныч, у меня есть подарок.

– Какой? – оживился доктор.

– Мы едем к Вике. Она про тебя несколько раз спрашивала.

– Вот это дело. Давай, Виталик, поехали за новыми трузерами. Не могу же я явиться на свидание в таком виде.

– Ещё как можешь. Вон Андреич в каких переделках побывал, но портки сберёг, а ты?

– А у меня случилось страшное. И Валентиныч поведал историю с брюками.

– А как же они на балконе, на полу-то оказались?

– Сам не знаю. Я только хотел продемонстрировать свой дивный загар, они, наверное, и свалились.

– Ищи себе другого брючного спонсора, – Виталик был неумолим.

– Андреич, Родина смотрит на тебя с надеждой.

– У меня теперь две Родины. Какая из них?

– Россия. Твоя историческая родина. Она переживает, как это один из её сынов остался без трузеров.

– Зато на моей второй Родине – Черногории каждый лишний евроцент – дополнительный миллиметр в квартирке у моря. Мне сейчас надо жене деньги переправить, она там уже отжимается, ждёт перевода. Ты хотел показать закрома на Курском вокзале. Показывай.

Через полчаса довольный Валентиныч с двумя тюками усаживался на заднее сидение.

– И всё это стоит девятьсот рублей. А качество, такое же, как в бутиках. Смотрите, буржуины, что может купить рачительный хозяин, если проявит разумную экономию. Особенно хорош был алый галстук за пятьдесят рублей, который Валентиныч тут же повязал на шею. При этом модник постоянно вертелся, заглядывая в зеркало заднего вида. Первые полчаса он был неотразим. Затем по рубашке рачительного хозяина пошли красные пятна. Галстук неудержимо линял, оставляя жуткие разводы. Но Валентиныч расстраивался недолго и достал другую рубашку.

– Опля, фокус-покус. И всё за девятьсот рублей, – приговаривал он.

– Валентиныч, – засмеялся Виталик, – а я намекнул Вике, чтобы она вилки попрятала. Оказывается, ты опасный маньяк и вилки нужны тебе для ритуальных убийств.

– Опля, фокус-покус, – пропел Валентиныч и извлёк из тюка пучок алюминиевых вилок, перетянутых резинкой, – и всё это за девятьсот рублей.

Виталик с Севой переглянулись и перекрестились.

– А ещё я купил флакон из-под одеколона и бутылку тархуна.

– И всё это за девятьсот рублей, – пропели на переднем сиденье, – ну, на фига тебе флакон из-под одеколона и тархун?

– А мы сейчас зальём тархунчику во флакон, приедем к Вике, и я предложу выпить одеколону. Выставлю флакон на стол и попрошу достать рюмки. Она будет долго ломаться, отговаривать, даже противиться, но я буду настаивать, и она, в конце концов, достанет посуду. Я разолью по рюмкам. Мы выпьем и закусим плавленым сырком, он как раз у меня в кармане. Вика так офигеет, что больше уже ни в чём мне не сможет отказать. Сегодня я заночую у неё.