Текст книги "Паблисити эджент"

– Скажи это буддистским монахам, вот они удивятся.

– А причём тут монахи? А, ты об этом, о самоограничении. Ну да, есть что-то в буддистах и стариках общее. Хм, и правда есть. Только одним хочется, что бы хоть что-нибудь хотелось, а другим хочется что бы ничего не хотелось. – Он поднял свой фужер, я рюмку и мы выпили за религию. – Так о чём это я?

– О взрослении.

– Точно. Домашние заботы, рабочие моменты, дети, ответственность, всё это новый уровень наших взаимоотношений с социумом, вернее это и есть сам социум. Согласись, странно было бы, имея своих детей, ответственные должности, и при этом вести себя как безголовые студенты, какими мы когда-то были. – Он закусил и продолжил. – С трудом представляю себе адвоката, отца семейства в виде супруги и трёх сорванцов, не способного защитить своего подзащитного по той лишь простой причине, что ему в лом было ознакомиться с делом, и он, видите ли, бухал с друзьями адвокатами и гонялся за короткими юбками подруг адвокатесс.

– А что, нет таких?

– Появляются периодически, но сам понимаешь, такие нахрен никому не нужны, да и сами адвокаты-собутыльники, великая редкость.

– Ну и какой из этого вывод? – Поспешил спросить я, пока он не кинулся в новые рассуждения.

– Да простой. Так устроено общество. Человек должен, или принуждён, смотря под каким углом ты привык на это смотреть, пройти все стадии взросления, что бы в конце своего пути ничего не хотеть и спокойно двинуть кони.

– Или заделаться монахом и разом перешагнув все ступеньки, свалиться на самую последнюю, с которой, с чистой совестью, опять же сыграть в ящик.

– Примерно так. – Кивнул Сеня, закусывая водочку отварной телятиной и грибочками.

– Да ты сволочь Арсений.

– Вот те на! А я-то тут причём?

– Ну как, ты нарисовал такую безрадостную картину, что не только детей рожать, жить не хочется.

– Это не я, все претензии к нашей среде обитания, ибо среда обитания формирует человека, а за одно, и весь социальный строй.

– Во загнул! – Я почесал нос вилкой. – Давай, за среду обитания. – Мы сдвинули хрусталь и выпили. Не знаю как там водка, но коньячок скользнул по пищеводу и мягко ухнул в желудок, обдав теплом все внутренности. На лбу даже испарина выступила.

– На счёт среды обитания я возможно с тобой и соглашусь, – теперь уже меня потянуло философствовать – человек уже много тысяч лет пытается изменить эту среду и кое в чём даже преуспел, но отношения в нашем социуме, как были на уровне первобытнообщинного строя, так и остались. Скажешь слишком мало изменений в среде? Снова соглашусь, мало, но они есть! А стало быть, и межличностные отношения должны были измениться, а с ними и социум.

– Ты чего-то меня совсем запутал Вась. Погоди. – Он махнул фужер, выцелил вилкой рыжик в тарелке, и хряпнув его всеми четырьмя зубцами, отправил в рот. – Если я тебя правильно понял, ты утверждаешь, что среда не влияет на человека, или влияет лишь косвенно.

– Почему не влияет, влияет, но совсем не так как раньше. Меньше, я бы сказал. А всё остальное, ну то, что не от среды, создано самим человеком и, социум тоже. – Сеня подумал несколько секунд, пожевал и кивнул.

– Верно. Но всё равно, что бы ни создал человек, всё носит отпечаток среды, в которой он воспитывался из поколения в поколение. Матрица.

– Тебе не кажется, что мы начинаем по кругу ходить? – Спросил я разлив напитки по ёмкостям.

– Возможно. – Легко согласился Арсений. – И поэтому надо выпить.

– Ну, за причину и следствие, и не важно, что было раньше!

– Будем!

Дальше разговор вильнул в сторону наших общих знакомых, где я добросовестно (как и предупреждал) разводил руками. А Арсений всё пытал меня, что да как, да кто с кем, почему и отчего так вышло. У меня создалось такое впечатление, как будто он на родине лет десять не был. Хотя откуда мне знать, может там, на чужбине год за пять идёт.

– М-да, хреновый из тебя информатор Вася, ни чего-то ты не знаешь, и ни кем не интересуешься.

– А когда было иначе? Когда это я собирал слухи, о ком бы то ни было? Да и зачем мне знать про какого-то Саню Штименко, если я его даже не помню.

– Ты не помнишь Штименку. – Сказал Сеня раздельно укоризненно. – Дожил.

– А почему я должен его помнить? – Мне вдруг сделалось неловко и обидно, а ещё мне надоел его допрос, и я заказал себе ещё двести пятьдесят.

– Разве не помнишь, как Штим с Тарелкиным тебя из ментовки вытаскивали?

– Ха! Кто меня только оттуда не вытаскивал. – Чёрт, я даже не помню, сколько раз туда попадал. – Хе-хе, а ведь действительно, тех, кто меня из ментовки вытаскивал, намного больше тех, кто меня оттуда не вытаскивал.

– Ну да, я как-то этого не учёл, ты же у нас знатный «тестомес» был и почему-то от ментов никогда не бегал.

– А смысл было бегать? После третьего привода за драку, они и так знали, что это я опять кому-то накидал.

– Логично. – Мы выпили за доблестную и бескорыстную милицию. (Вы не поверите, но когда-то, на заре моего становления, она именно такой и была, а иначе сидеть мне было, не пересидеть)

– Может, всё-таки расскажешь, где ты пропадал эти два года? – Решил наконец спросить я сочтя, что уже достаточно повеселил заграничного гостя. – Если не секрет конечно.

– Не секрет, да я и не скрывал это когда уезжал, многие были в курсе. Года три назад я защитил одного индийского перца, его здесь в мошенничестве обвинили и легко могли пятёрочку впаять, хотя дело было пустяшное. Не разобрались наши органы, не захотели. Вот он в виде благодарности и свёл меня, в очередной свой визит, со своим старшим партнёром, который и порекомендовал мою скромную персону одному из своих друзей, владельцу крупной, индийской адвокатской конторы. У них, в Индии, дела связанные с подделкой драгоценных камней считаются глухими, вытянуть клиента пойманного на таком виде незаконной деятельности практически не возможно без должного количества бабла. Но в моём случае дело оказалось действительно простым, договор о сделке между нашей конторой и индийской переводил один полуграмотный деятель, ну и естественно всё там напутал, а я это доказал. Вуаля.

– Ты знаешь индийский?

– Я, нет, ну тогда не знал, тогда из иностранных языков я знал только английский, и этого вполне хватило.

– Значит, ты теперь в Индии живешь, и на Гоа по уикендам зависаешь?

– А чего я там забыл с женой и детьми? В Индии полно мест, где можно неплохо отдохнуть, к тому же нынешний Гоа совсем не тот, что был в семидесятых и восьмидесятых.

– А ты-то, откуда знаешь? – Усмехнулся я.

– Так все говорят. Теперь цены заоблачные, индийского колорита никакого, да и наркоты развелось немеряно. Хотя…, кому, что нравится. Мне так вообще отдыхать некогда, вкалываю как в забое, постоянно в разъездах, Иран, Пакистан, Сирия, Эмираты.

– Ого! Нехилый забой. Да ты оказывается большой человек.

– Да ну, брось ты, большим буду, когда партнёром стану, а до этого ещё, как до Пекина раком, если вообще когда-нибудь буду.

– Что так? Начальство не ценит?

– Ценит, как это им меня не ценить, и платят очень даже прилично, но понимаешь, там дела ведутся несколько по-другому. Где бы и кем бы ты ни работал, если ты не состоишь в родственных отношения с босом, максимум на что можно рассчитывать, это младшее партнёрство. Лично я на это не рассчитываю. У меня мечта завести своё дело.

– Тогда за Индию.

– Нет, лучше за собственное дело.

– А чего это я буду пить за твоё собственное дело?

– Как хочешь, пей за Индию, пей за эту жаркую и влажную страну, где полгода пекло и полгода дождь, и совсем нет снега.

– Как это нет снега, а Гималаи?

– Я про южную Индию.

– А. Я было уж, подумал, что в Индии вообще снег не выпадает.

Мы выпили, снова хорошенько закусили, потом выпили ещё и тут Сеня задал вопрос, который меня немного насторожил.

– В твоём поле зрения не мелькал в последнее время человек по имени Зераб Вавель. (Не этот вопрос, следующий)

– Нет. – Удивился я, в моём поле с иностранцами как-то было совсем не густо, если не считать двух поляков, Зденека и Франтишека, но они не совсем как бы и иностранцы, уже.

– Он ещё может представляться как Эррат Йяр Мегран.

– Он француз? – «ЭРРАТ, чёрт возьми!» Пронеслось у меня в голове. «Тот, кто пытался повидаться со мной в больнице?»

– Да, только сирийского происхождения.

– Говорят, заходил один такой, как раз Эрратом назвался, я тогда в больничке лежал, вот его и не пустили. Сосед по палате говорил, что он нервничал очень и весь зелёный был. Может тот? – Сеня пожал плечами.

– Может, а чего ты в больнице-то валялся? Печень? – Кивнул он на коньячок.

– Сам ты печень. – Немного обиделся я. – Производственная травма.

– Так ты чего, из рекламки снова к Любимову вернулся? Помнится, когда ты у него в частном сыске работал, постоянно такие производственные травмы получал. То ножичком тебя пырнут, то кастетом по головке приложат, а то и стрельнут.

– Ещё чего. Да и сидит твой Любимов. Уже два года как сидит, и сидеть ему ещё лет десять. Как ты вообще мог такое подумать. – Сеня нахмурился, похоже, припомнил кое-что из криминальной деятельности своего приятеля, частного сыскаря и бывшего опера Феди Любимова.

– Так это ты его туда определил? – Спросил он тихо.

– Я.

– Неужели поймал на чем?

– А ты думаешь, не на чем было?

– Не знаю. – Ушёл от ответа Сеня.

– Зато я знаю, где, как и когда он Борьке Кочетову на тот свет путёвку выписал.

– Нашли значит Борьку? – Спросил он после долгого молчания, во время которого созерцал свой фужер.

– Нашли. – Кивнул я.

Снова повисла неловкая пауза, в этот раз она была неловкая и для меня. Любимов давно крутил с криминалом свои делишки, помогал отмывать деньги, угрожал, подкупал и Борька, один из агентов нашего частного сыскного бюро, абсолютно случайно стал у него на пути, за что и поплатился. Был к этому делу каким-то боком привязан начинающий адвокат Евграфов или нет, не знаю, но слухи ходили всякие, а я им не верю. Стараюсь не верить. Я, если честно, сам одно время Любимову в рот смотрел, как же, матёрый опер, почти легенда, в одиночку выстоявший против ополчившейся на него системы. И три года назад я ушёл от этой легенды, так как своей, совсем не пропитанной спиртом печенью, чувствовал, без этого, уважаемого мной человека, мастера своего дела, не обошлось. Тяжело это, подозревать того, кому веришь как себе. Уйти-то я ушёл, но о Борькиной смерти не забыл и, уже работая рекламным агентом, почти год продолжал раскручивать его дело, пока совсем не раскрутил. К полному своему разочарованию.

– Я так понимаю, ты тогда уже в рекламе работал.

– Работал.

– И мне ничего не говорил.

– Не говорил. – Я знаю, чего он ещё хотел спросить, но не спросил, вот только не знаю, почему и боюсь узнать.

– Помянем?

– Помянем. – Сеня знал Борьку, пожалуй, даже лучше чем я.

– А чего там с этим Эрратом? Дел натворил? – Решил соскочить я со скользкой темы.

– Не знаю, тёмная какая-то история. Увёл одну уникальную вещь из музея музыкальных инструментов в Исфахане, а по документам вроде как выходит, одолжил. Как это у них? – Он прищурил глаз. – «Временная передача экспоната одного музея другому с последующей экспертизой, реставрацией и экспозицией». Вот только никто не помнит, что выдавал ему такие бумаги, это сам понимаешь, не килограмм изюму, а ценный исторический экспонат, и так просто его за границу не вывезешь.

– А чего ты его здесь ищешь, Россия вообще-то большая страна, и почему он должен был появиться именно в моём поле зрения? – Спросил я, пожалуй, чересчур агрессивно.

– Эй-эй! – Поднял он руку. – На счёт твоего поля зрения я так, наудачу спросил, а то, что он здесь околачивается, я ещё в Исфахане выяснил. У него тут толи друзья толи партнёры по бизнесу свои дела короче. Но точно знаю, что обосновались они тут недавно, но кто они и чем занимаются, я пока не выяснил. Так вот я и подумал, ты, как рекламный агент, наверное знаешь, какие конторы у вас в городе недавно открылись.

– Пфуу! Ну, ты Сень загнул, это же город миллионник, их тут ежедневно десяток открывается и столько же закрывается, и ты хочешь что бы я, один из сотен рекламных агентов наткнулся именно на ту фирму и того человека.

– Ну ладно, ладно. Я же сказал, наудачу. Этот Эррат так, между прочим, просто дружеская услуга одному хорошему человеку, я приехал совсем по другому поводу.

Тут я задумался, а действительно, какова вероятность, что мой Эррат, это имен тот Эррат, которого разыскивает Арсений? А вероятность-то большая, не так уж много встречалось на моём пути Эрратов, да чего там, этот вообще первый. И если это он, возникает вопрос, чего этому расхитителю древних, музыкальных инструментов, от меня надо? Лучше пока замять эту тему, до прихода полной ясности, к тому же Сеня и не настаивает.

– Что за повод?

– Я же тебе говорил, что хочу завести своё дело, ну вот мне и представился шанс. – Он наполнил рюмки.

– Торговля Персидскими коврами? – Пошутил я.

– Ты когда это успел экстрасенсом заделаться? – Уставился он на меня.

– Угадал что ли? Ну знаешь, у половины наших с тобой сограждан с Ираном будет только одна ассоциация, это персидские ковры.

– Да? А я, знаешь ли, впервые узнал об этом чуде только, когда побывал в Кашане, а Наинские ковры, бело-голубые, меня вообще добили, но это ещё не всё, самое главное цены там, раза в четыре-пять ниже здешних. И если оптово закупаться, дельце выходит очень выгодное, даже с учётом налогов, пошлин и остальной чепухи.

– Ты явно из другой половины.

– Чего?

– Неважно. Ты лучше ответь, ты хоть когда-нибудь через таможню провозил товар?

– Какой?

– Любой.

– Ну, так, по мелочи, сувениры всякие. Да я не забиваю себе этим голову, все вопросы связанные с доставкой, растаможкой, закупкой не моего ума дело. Моя задача юридическое сопровождение, не более, хотя и таможенный кодекс я не хуже чем «Отче наш» знаю.

– И в чём твой интерес?

– Как в чём? Я в доле, половина фирмы «Ковры Персеполя» моя и я хочу, что бы весь город знал о скором открытии «Персидской лавки», мне нужна реклама, конечно по сходной, я бы даже сказал, дружеской. – Он улыбнулся и поднял свой фужер.

– Реклама не вопрос. – Кивнул я закусывая. – Вопрос в этой самой дружеской цене. К тому же мы с тобой никогда особо и не дружили. – Вы можете считать меня сволочью, но знали бы вы, сколько народу тут же начинает набивается вам в друзья, узнав, что вы можете оказать им почти бесплатную услугу. И всех больше от таких давно забытых «друзьях» страдают медики, работники ОВИРА, юристы и т. д. Вы не подумайте, я не против дружеских услуг, и сам бывает, ими пользуюсь, но когда к тебе приходит очередной Петя, с которым ты как-то пил водку в сауне в одна тысяча девятьсот затёртом году, то ты начинаешь тихо сатанеть. Слава богу, моя профессия не обременяет меня огромным количеством «обращантов по старой памяти», но всё равно неприятно…, отказывать тоже. Вот потому-то я и уступил Арсению, и скидку сделал, и чуть в засос не поцеловал, когда он мне протянул бутылку дорогого коньяка, знает падла мои слабости, да и пьян я был, чего уж там, а значит, добр, щедр и бобр.

Уже на улице, втянув ощетинившимися ноздрями колючий, холодный воздух, я пожал Сенину руку, пообещав встретиться с ним на днях, отыскал глазами свою машину и, достав из кармана ключи от своей ласточки, запихнул их подальше в сумку. Там я их по пьяни ни за что не найду. Потом поглядел на тёмное небо, «ничего себе посидели», на вечернюю улицу с зажжёнными фонарями, на снежную кашу под ногами. На прохожих, идущих вдоль светящихся витрин магазинов, салонов и ресторанов, на себя самого, сытого и пьяного и улыбнулся, вспомнив весёлую шутку про музнецкий кост и извозчика так как не вдалеке заметил такси.

– Эй, шеф! Бар Кингстон! – Сказал я, усаживаясь на переднее сидения рядом с водителем, и радуясь тому, что не сказал ему кар бингстон, а он мне про тве дыщи, а я ему, что за тве дыщи я и на жолой гопе доеду, и ведь поехал бы.

Темно, музло в баре бабахало так, что было слышно далеко окрест, а этот самый «окрест», представлял из себя тупичок улочки на окраине одного из городских районов. Справа железнодорожный переезд, слева гаражи, позади Москва, тьфу ты, склады. В двух словах, самое-то место для тусовки всякого рода гопоты и местного маргинального элемента, во всяком случае, так я это запомнил, когда был здесь последний раз. Однако я ошибся, всё было куда интереснее.

Вдоль всего фасада заведения в несколько рядов стояли байки, всех известных, и не известных мне моделей. Чёрные, хромированные, с сидениями из тонко выделанной кожи девственниц и распутниц, все различными наворотами, прибамбасами и техникалиями, глядя на них можно было только вздохнуть от жалости и зависти. Первое я отношу к себе, второе к владельцам байков.

Расплатившись с таксистом, я вылез из машины и попытался их сосчитать. Зачем? Сам не знаю, есть у меня дурацкая привычка всё считать, и вышло где-то больше сорока.

– Нехрена се. Чё тут за слёт? – Я перевёл затуманенный взгляд, на двери бара. В такси было тепло и меня слегка развезло, но я ещё позволял решать поставленные задачи. Никаких вышибал у дверей не было, а значит с дресс кодом нечего было и заморачиваться, всё равно меня в моём цивильном пиджаке везде пускали, главное было не надевать его на изнанку.

Я вздохнул, подошёл к двери, пошире раскрыл рот и толкнул их, в ту же секунду на голову опустилась кувалда тяжёлого рока. Это было столь ошеломительно, что я завис на какое-то время в проходе, пытаясь вытряхнуть из мозга металлический лязг. Как это я в подростковом возрасте часами слушал Арию с Металликой? Нет, это явно создано для юных ушей, и для тех, у кого иммунитет, а я его где-то лишился. Наверно во сне адепты «ласкового мая» мне сделали инъекцию «белых роз» и, с тех пор я полюбил музыку более спокойную, типа «гранж и иногда индии-рок». Но, как бы там ни было, я собрался с духом и деревянной походкой, а ля робот Вертер, направился в святая святых этого бара, то есть к стойке и, войдя в зал, я попал в окружение бандан, кожаных штанов, косух, жилетов с красивыми надписями и симпатичных девочек в коротких шортиках. В такой-то холод.

Музыка гремела, народ орал, в углу херачили киями по бильярдным шарам, визжали девки, и где-то здесь меня ждал мой шеф, ярый поклонник Булата Окуджавы.

Ну и как тут не выпить?

Я пробился к стойке, поискал глазами бармена и, найдя его, попытался заказать сто пятьдесят коньяка и лимон, но долговязый жрец Бахуса смотрел куда угодно, только не на меня. Я свистел, щёлкал пальцами и даже махал руками, чуть не свалив с соседнего табурета мужика в навороченной косухе, и огромной, окладистой бородой. Похоже, я достал его своим неадекватным поведением, можно подумать бар был полон адекватов, и он, наклонившись ко мне, проорал:

– Покажи ему деньги! – Причём зараза в самое ухо.

– Зачем?

– Иначе не нальёт! – Я кивнул и выложил на стол тысячу. Бармен с ленцой двинулся в мою сторону и только теперь я заметил, что этот перец был в наушниках, просто за его патлами я их раньше не заметил. Он подошёл и кивком предложил мне заказывать, при этом незаметно сгрёб мои деньги. Я показал ему на свои уши, мол, чудак человек, ты же ничего не услышишь, на что долговязый указал себе на рот, типа, он по губам читает.

– Ну ладно. – Усмехнулся я. – Ща проверим. – И нарочно косоротя, повторил свой заказ. Бармен тоже усмехнулся и налив мне коньяка, добавил туда приличную порцию вишнёвого сиропа, спасибо, что не молока, а то у меня от него несварение.

– О! Низкий старт. – Удивился мой сосед. – А я и не знал, что Змей знает этот коктейль.

– А это коктейль? – В свою очередь удивился я.

– А то, вещь, я скажу.

– Тогда угощаю. – И придвинув ему бокал, сделал заказ снова, но уже не выпендриваясь.

После двух рюмок по сто и двух по пятьдесят музыка по мозгам уже так отчаянно не шарахала, она чудесным образом отошла на задний план, и я, к своему удивлению вдруг понял, что тоже могу читать по губам. Я даже попытался с кем-то заговорить на эту тему, и вроде просил кого-то, что-то произнести и меня, конечно, послали в далёкие дали, без всякой конкретики. То есть я так и не понял, стоит ли мне обижаться, со всеми вытекающими, или нет, и что бы ни загружать разум столь сложной задачей, заказал сразу двести, за что удостоился уважительного взгляда бармена.

В общем, где-то, через час, а может быть два, когда я окончательно забыл, зачем я сюда пожаловал, меня вынесли из Кингстона вперёд ногами, и погрузили в такси, а я радостно улыбался, предвкушая утренний похмельный террор.

Утро китайского пчеловода.

Вот представьте, что вас контузило, не дай Бог конечно, но вдруг! Голова ваша болит как три головы, да что там голова, всё у вас болит как три и при всём при этом, вас ещё выворачивает наизнанку (ВСЕГО). Я в прямом, а не в переносном смысле.

Представили? А теперь помножьте всё это на пять, и вы поймете, как мне было хреново. Но надо сказать затесался среди всех этих сплошных минусов, один мааааленький плюс, мне сегодня не приснился ни один кошмар, мне вообще ничего не приснилось. Я поворочал в голове эту мысль, связал её с алкогольным опьянением, прикинул, сколько мне потребуется дней, что бы допиться до белой горячки, и отбросил её на фиг. Даже кошмары, эти изматывающие ночные твари, не дающие ни минуты ночного отдыха, не стоили таких отчаянных мер. А что тогда делать? Интересно, а многие из вас боятся засыпать? Я конечно не боюсь, я понимаю, это всего лишь кошмары, и я как-то научился не погружаться в них полностью, не переживать так, как если бы я был их непосредственным участником, однако каждое новое утро мне стоит огромных усилий собрать себя в кучу и заставить шевелиться. Умываться, чистить зубы, исполнять положенный канон и-цзинь-цзин или комплекс северной традиции, одеваться, идти на работу…. РАБОТА! ШЕФ! ТВОЮ МАТЬ!!! Я рывком спрыгнул с постели и со стоном схватился за голову, за живот и за печень, или почку? Понятия не имею, чего там справа находится, но заболело ужасно.

– Курррва мать ити. – Проблема с шефом моментально отошла на второй, а то и на третий план. На полусогнутых я добежал до санузла и напугал унитаз. Потом, забравшись в ванную, открыл душ и встал под кипяток, даже не сняв плавок, меня колбасило так, что я практически не чувствовал горячей воды. Это что же я пил такое вчера? Неужели коня денатуратного подсунули? – Уроды кингстоновские, бармен штопаный, если в ближайшие пятнадцать минут не сдохну, я из тебя, дятел ты длинный, узлов-то понавяжу! – Бессвязно бормотал я угрозы, трясясь под горячими струями воды. Ну а теперь самое главное, вырубаем горячую и даём на полную холодную воду. – МААААМААА! – Лишь бы устоять.

Через полчаса, выжитый как лимон я приплёлся на кухню и, включив кофеварку, уставился в окно. А ведь я ещё и машину где-то бросил, алкаш. Вздохнул, грустно сам себе посочувствовал и тут глаза мои наткнулись на давешнего дворового заседателя, он сидел на качелях и смотрел на моё окно. Я вздрогнул. Я был просто уверен, что он меня видит, хотя из-за разности освещения на улице и дома это было невозможно. Он не просто смотрел на то окно, за которым я прятался, он конкретно смотрел мне в глаза, своими бесстыжими маленькими поросячьими глазками и взгляд был настолько не добр, что у меня даже затылок заломило. Прямо мистика какая-то. Я сглотнул, почувствовал резь в пересохшем горле, а на лбу и шее мгновенно выступила холодная и липкая испарина, и именно в этот момент за своей спиной я услышал странный звук, который ну ни как не мог раздаваться в моей квартире. Кто-то шёл по коридору, шлёпая босыми ступнями. Шёл нарочито медленно, как будто хотел, что бы я запомнил каждый его шаг и особенно тягостную тишину между этими неотвратимыми шагами и при этом интенсивно шуршал руками по старым обоям. Премерзкий звук.

А что я? Я залип у окна не смея обернуться, такая на меня накатила паника. Единственное, что я смог сделать, так это сгорбиться, как будто ожидал удара, и в то же самое время внутри тряслись все поджилки, ища выход, пытаясь растормошить неповоротливое тело, заставить сделать хоть что-нибудь!

Шаги достигли порога кухни и затихли, повисла напряжённая тишина, лишь кофе машина всхлипывала остатками воды, как бы уже оплакивая мою судьбу, да за окном какой-то малец с гиканьем напал на стаю голубей и весело засмеялся, когда те шумно вспорхнули. «Вот она, новая жизнь, вместо моей». Пронеслось в голове.

– Ну чёа? Кофе нальёшь, или так и будешь из себя статую гордого одиночества изображать? – Клянусь чем угодно, я никогда не смогу описать, что я испытал, услышав эту фразу, сказанную неприятным гнусавым голосом. Не придумали ещё такого слова, а слова «отпустило» и «облегчение» вообще не о чём.

Я повернулся на своих одеревенелых ходулях, и при этом, на левой ноге у меня до кучи свело икроножную мышцу.

– Ты кто? – Просипел я и откашлялся. Что-то у меня сразу всё из строя по выходило, так трусить нельзя, с такого перепугу, помноженным на перепой, и в деревянный макинтош переодеться недолго.

– Ну ты даёшь папаша, охмурил невинную девочку и в кусты? – На счёт невинной девочки она явно перегнула, не ходят невинные девочки в одной кожаной куртке, на голое тело, по чужим квартирам так непринуждённо, для этого опыт нужен.

– Так мы в баре познакомились. – Дошло до меня.

– Ага, где у тебя чашка? – Она не стала дожидаться ответа и полезла по шкафам, как бы невольно выставляя самую аппетитную часть своего тела. Курточка-то была короткая, а шкафчики висели высоко.

– Я что-то плохо помню наше с тобой знакомство. – В горле снова начало першить.

– А чего там помнить?

– Вот и я думаю чего? Надо бы освежить воспоминания. – И подхватив девушку на руки, уволок её в спальню, ишь «чего там помнить».

Через двадцать минут мы вместе пили кофе, который пришлось подогревать в ковшике и разговаривали о вчерашнем вечере и всякой ерунде, нам просто весело было. Она смеялась, вспоминая мои пьяные чудачества, я тоже смеялся, так как ни черта не помнил и смеялся бы дальше, если бы она не напомнила, какой крутой байк я купил вчера у Гефеста.

– Какой ещё байк? У меня же машина. – Вяло запротестовал я, хотя уже понимал, что именно так оно и было.

– И ты ещё спрашиваешь какой!? – Она от изумления даже привстала. – Да ты у него ночного скакуна купил! Все так и попадали, когда вы по рукам ударили! Никто не мог поверить, что Гефест продал легенду!

– Легенду?

– И ты ещё спрашиваешь! – Снова повторила она. – Это же байк самого Роджера Тиверсена!

– А кто такой Роджер Тиверсен? – Тут она шлёпнулась своей прелестной попкой на табурет и, подперев кулачком подбородок, уставилась на меня в полном недоумении.

– Ты вообще кто такой? – Я не зная, что она имеет в виду, пожал плечами. – Понятно, ты цывил и диванщик. Не пойму только как ты умудрился Гефеста на такое уломать, вроде он не пьяный был. – Она ещё раз внимательно поглядела на меня. – Ладно, так и быть, расскажу. – Роджер Тиверсен, одна из самых загадочных фигур американского байкерского мира, с ним связанно столько легенд, что никто уже толком не знает, где правда, а где так, досужие выдумки. Что достоверно мы о нём знаем? Он родился где-то в Висконсине, с семнадцати лет колесил по дорогам родного штата на своём Индиан, по прозвищу ночной скакун, и никогда не вступал ни в одну байкерских банд…

– А если короче? – Меня как-то мало интересовало жизнь некоего байкера, тем более что это очередной американский новодел. Если нет возможности похвастаться древней историей, они начинают её выдумывать.

– Ладно. Он путешествовал всегда в одиночку, много ездил по разным штатам, был очень уважаем в байкерской среде, часто помогал своим собратьям по дороге попавшим в беду.

– Короче был хорошим парнем. – Вытащил я на поверхность, так тщательно закамуфлированную характеристику.

– Ты слушать будешь?

– А зачем? Что в этом хорошем парне такого легендарного?

– А он исчез ещё в тысяча девятьсот семьдесят первом году, где и как, никто не знает, но на сегодняшний день достоверно известны десять случаев его появления и два из них даже зафиксированы на видео. У тебя есть ноут?

– Есть, но причём тут легенда? Парень исчез, парень появился, всего и дел.

– А притом, что на момент исчезновения ему уже за сорок было. – Я прикинул в уме, сколько ему должно быть сейчас и, выходило где-то за восемьдесят.

– Не так уж и много.

– В том-то и дело, что на видео, он такой же как в момент своего исчезновения, то есть сорокалетний, а съёмка была всего два года назад. Так у тебя есть ноут?

– В кабинете. – Кивнул я вглубь квартиры. Девочка проворно метнулась и уже через минуту притащила ноутбук с загруженным видео.

– Вот смотри. – Она щёлкнул ногтём enter и её прохладные ручки опустились мне на плечи, а на экране какой-то дядя в допотопном шлеме лихо развернувшись, умчался в даль и при этом снимали явно не его, а какую-то весёлую парочку на фоне байкерской тусовки. – Да, конечно снимали не его, но дело в том, что из снимающих никто током не помнил его в лицо и…

– А по мотоциклу? Вещь-то приметная.

– Не такая уж приметная, скорее старая. А вот ещё одно видео, видишь? – Какой-то мужик в старой косухе на древнем Индиан, занимаясь ремонтом, перекрыл выезд с автостоянки. – Этот перец там целый час провозился и, как оказалось не зря. Мост, через который должна была ехать банда ангелов, рухнул как раз в тот момент, когда они должны были там проезжать. Многие из клуба разговаривали с этим человеком, пытались ему помочь, но никому и в голову не пришло, что это Тиверсен.

– А это Тиверсен?

– Он. Вот смотри, его фото на правах, а вот фото мужика занимающегося ремонтом. – Она продемонстрировала фотографии.

– Ну да, есть сходство. А с чего ты взяла, что у вашего Гефеста именно его байк?

– Тут сомнений никаких быть не может, пропал-то он без своего скакуна и само собой, Индиан, отдали его родне, а уж они, когда с Тиверсоном стали происходить такие вот странные явления, продали его одной из байкерских клубов. Те ещё кому-то, потом ещё, так он и ходил по рукам пока в лапы к Гефесту не попал.

– Интересно. – Я почесал затылок, прикидывая, сколько он, может стоить, и так как денег у меня не было, что такое я продал, кроме души, конечно, что бы купить этот байк? Ведь одной душой тут явно не обошлось, не хватило бы. – И сколько он стоит? – Задал я вопрос и внутренне напрягся.

– Пятнадцать лямов, примерно за столько его купил Гефест, а уж сколько ты ему отвалил, понятия не имею, но должно быть ОЧЕНЬ много. – У меня ёкнуло под ложечкой и в голове, спасительным кругом, прилетела мысль о коньяке, который стоял в баре, но организм так явно и бурно запротестовал, что я снова умчался пугать унитаз.