Текст книги "Пепел и кокаиновый король"

Отто фон Лахузен любил апрельский дождь, но не любил Берлин. Он любил Вену, город, в котором родился семьдесят четыре года назад. Город, в котором вальсируют даже кирхи и строгие государственные учреждения. Город, где если из-за угла тебе навстречу выйдет Моцарт в камзоле, треуголке, помахивающий тростью, ты этому ничуть не удивишься. Город, где его отец Эрвин Эдлер фон Лахузен-Вивремонт служил в разведуправлении австрийского Генштаба до аншлюса тридцать восьмого года. Вена...

Вену отец оставил в тридцать восьмом. Аншлюс присоединил Австрию к Германии, а австрийскую военную разведку включил в состав абвера. Автоматически ставший начальником отца Вильгельм Канарис предложил фон Лахузену, которого давно и хорошо знал, перевод в Берлин с повышением. С Веной расставаться было жаль, но ради перспектив, можно было распрощаться не только с Веной. Отец, конечно, перевез с собой в Германию жену и маленького Отто фон Лахузена.

«Да, – подумал сын великого отца, посматривая из автомобиля на унылую, дождливую столицу великой Германии, – Берлину не хватает венской легкости, венской ажурной воздушности. Даже в солнечные апрельские дни Берлин остается сумрачен и тяжел».

Сейчас Лахузен возвращался в Берлин из Потсдама, где посетил учебно-тренировочный лагерь «Нового Абвера» и провел несколько важных встреч. В частности с личным представителем или, на военный манер выражаясь, с одним из адъютантов синьора Лопеса Родриго Клементесом.

Клеймо «специалист по...» выжигается навечно, не выведешь. Скажем, майор Нойбауэр, проведший год на раскопках в Египте, считался специалистом по Африке, и без него теперь не обходилось ни одно совещание по африканским проблемам. Хотя подхвативший в Египте малярию и лишившийся там двух пальцев на ноге Нойбауэр Африку ненавидел. Его бы воля, вообще не смотрел бы на карту ниже широты Средиземного моря. Но он вынужден был давать консультации по Черному континенту, вновь и вновь мысленно возвращаясь в проклятый климат, к «этим чертовым расово неполноценным арабам и неграм».

По приемнику кончилась песня, и эфир завибрировал рекламой: "Традиционно привлекательны для многих немцев курорты Греции. Трехзвездочный отель «Соня-Вилледж» (под городом Геракина, между Кассандрой и Ситонией – в самих названиях есть что-то мифологическое!) пятнадцатидневный отдых обойдется примерно в те же500евро, правда, в полупансионе. Привлекают мини-круизы на теплоходах, поездки в Салоники, Афины, а также прочие прелести родины цивилизации. И – море, море... Но чемпион средиземноморских пляжей – это остров Крит! Он имеет специальную награду – «Голубой флаг», оспариваемую странами средиземноморского региона как символ чистоты и сказочной привлекательности пляжного отдыха...

Вспоминая встречу с Клементесом, Лахузен усмехнулся. Его в «Новом абвере» тоже считали узкопрофильным специалистом. По Чехии и Словакии. Благодаря тому, что отец начинал службу в австрийской армии еще во время первой мировой войны[3]3
  То есть когда еще существовала Австро-Венгрия, управляемая Габсбургами, и частями которой являлись Чехия и Словакия


[Закрыть], и в австрийском Генштабе с тридцать пятого по тридцать восьмой Лахузен-старший курировал как раз таки Чехословакию. Поэтому в «Новом абвере» заниматься созданием «новоабверовской» сети на территории Чехиии поручили именно Отто. И теперь, понятно, рассмотрение вопросов, так или иначе связанных со страной Сметаны, Гашека и Дворжака, непременно требует и будет требовать его, Лахузена, по меньшей мере, консультативного участия.

Тем временем за стеклом автомобиля, с которого «дворники» сгоняли дождевые потеки, замелькали дома Шлахтензее, берлинского предместья, где на улице Бетацайле жил «Вильгельм Канарис», глава «Нового абвера».

Перед выездом из Потсдама Отто Лахузен позвонил на Тирпицуфер 74/76.[4]4
  Адрес подпольной штаб-квартиры «Нового абвера» в Берлине.


[Закрыть] и очень удивился, когда узнал, что «Канариса» на месте нет. Однако все разъяснилось после того, как диспетчер зачитал по телефону записку, оставленную начальником для Лахузена. В ней «Канарис» сообщал, что заболела его жена, поэтому он едет домой, и просил, если генерал не почтет это за труд, заехать к нему в Шлахтензее по дороге из Потсдама.

И вот «мерседес» Лахузена засигналил у ворот небольшого дома. Дома, купить который три года назад «Канарис» смог лишь после того, как его жена решилась расстаться со скрипкой работы чуть ли не самого Страдивари. Такое желание жить во что бы то ни стало именно в Шлахтензее на улице Бетацайле объяснялось тем, что на этой улице проживал когда-то ТОТ САМЫЙ адмирал Канарис.

В комнатах было жарко натоплено, пахло микстурами и травами. Домочадцы передвигалась на цыпочках.

– Пейте, пока не остыло, – «Канарис» поднес чашку к губам, сделал небольшой глоток.

Он был даже чем-то внешне похож на ТОГО САМОГО адмирала: невысокий, хитрые лисьи глаза, совершенно белая голова и манера не говорить, а, скорее, изрекать фразы, поднимая кверху указательный палец. Может быть, внешнее сходство и подвигло когда-то Ганса Цоккенброка уйти в отставку с поста управляющего «Фельд-Банка» и посвятить остаток жизни возрождению абвера в его прежнем величии, тем самым заложив фундамент, на котором продолжатели возведут прочное здание «четвертого рейха». Или Цоккенброка подвигло то, что его отец, как и отец Лахузена, когда-то служил под началом адмирала Канариса? Или все гораздо проще – идея Великой Германии, как пепел Клааса, стучит в сердце каждого настоящего немца? Только одни немцы боятся, предпочитая мечтать, а другие ничего не боятся и ДЕЙСТВУЮТ. Потому что нет уже никаких сил смотреть, во что превратили Германию нынешние политики. Турки, китайцы, албанцы, арабы, негры канализационными водами хлынули в страну, заполонили ее и плодятся, как кролики. А за черной азиатско-негритянской волной тянутся мутными потоками югославы, русские, украинцы, белорусы, все кому не лень, все второсортное человеческое сырье...

– Эти дожди, влажность... На такое время лучше всего уезжать из Берлина. Куда-нибудь в Испанию. К солнцу и морю. – Начальник «Нового абвера» снова пригубил обжигающий кофе. – Супруга болеет редко, может быть, поэтому любая простуда протекает тяжело.

«Теперь, на последних ступенях жизни, мы все стареем уже не по годам, а по часам», – посетила Лахузена невеселая мысль. Много ли им осталось?.. А сделать требуется немало, чтобы уйти, не сомневаясь – флаг не останется лежать на поле боя, его поднимут, начатое ими дело будет доведено до победного конца.

Да, к сожалению, без помощи таких, как Лопес, сейчас «Новому абверу» не обойтись. Потому что не обойтись без денег, вернее, без больших денег. А большие деньги, увы, могут принести только наркотики. Но на одно, только на одно никогда не согласится «Новый абвер» – продавать наркотики немцам. Туркам, евреям, цыганам, русским, чехам со словаками и всяким помесям – сколько угодно, их генофонд не представляет никакой ценности для человечества...

Прежде чем начать серьезный разговор, хозяин покрутил настройку приемника, подыскивая противоядие от случайной прослушки. По «Голосу Мюнхена» транслировали туристическую рекламу, оба невольно заслушались: «Прилетев в столицу Крита – город Ираклион, Вы проследуете далее в район города Ретимно. Трехзвездочный отель „Крити-Бич“ с двухразовым питанием предоставит вам две недели незабываемых впечатлений древней критской культуры за довольно приличную сумму в 800 евро. Но родина Зевса, поверьте, того стоит! Искренне любим мы и остров Кипр – родину богини Любви Афродиты. Боги, они, знаете ли, не родятся где попало... Курортные городки Лимасол и Ларнака давно знакомы немецкому туристу. Две недели „трехзвездочного“ отдыха здесь обойдутся примерно в 600-650 марок, простите, евро. Более престижные Эйнана и Пафос – чуть подороже. Что характерно: на всем средиземноморском побережье – экскурсионные туры, аквапарки, чудесные круизы вплоть до библейских мест, вроде последнего прибежища апостола Иоанна или могилы Богоматери...».

– Рассказывайте, – наконец «Канарис» поставил чашку на стол. Стол, как и вся мебель гостиной, был изготовлен в старопрусском стиле. Казалось, что ты попал на сто лет назад в эпоху Фридриха Вильгельма Третьего. Весь дом убранством своих комнат словно вздыхал по старым добрым временам.

Лахузен пересказал свой сегодняшний разговор с Родриго Клементесом. Много времени это не заняло.

– А ваш кофе, конечно, уже остыл, – произнес «Канарис», когда Отто закончил с рапортом. – Может быть, хотя бы коньяком согреетесь?

Лахузен отказался – знал, что алкоголь в конце наполненного переездами дня его не взбодрит, наоборот, от коньяка потянет в сон. А ему сегодня еще с бумагами сидеть, проверять отчетность словацкого отделения.

– Так, так, крайне непонятно и крайне любопытно, – «Канарис» перебрался в кресло-качалку, набросил на ноги плед. – Лопес хочет, чтобы мы занялись каким-то русским. Не пустить к означенному месту, по возможности захватить и спрятать на одной из явок, не убивать, не дать завладеть указанным предметом. Почему такая уверенность, что русский окажется именно в этом месте и именно в ближайшее время?

Лахузен пожал плечами:

– Родриго Клементес раскрыл ровно столько карт, сколько поручил раскрыть ему синьор Лопес.

– Конечно, Лопес не считает нужным делиться с нами информацией в полном объеме, – хрустнул пальцами «Канарис». – Этот грязный латинос когда-нибудь пожалеет, клянусь мечом Зигфрида, о том, что вел себя с нами, как с какими-нибудь фольксдойче. Однако зачем, черт побери, какому-то русскому эта чешская дребедень? Вы же у нас спец по Чехии. Может быть, эта вещь, за которой идет русский, представляет немалую ценность?

– Никакой, – уверенно ответил Лахузен. – Хотя ее пропажа бесспорно попадет в передовицы чешских а, значит, и европейских газет.

– Так, так. Может быть, синьору Лопесу как раз и нужен переполох... Воспользовавшись им, он... он провернет какие-нибудь свои темные делишки. Мало, Отто, мало информации у нас. Но недаром же Лопес обещает такое солидное вознаграждение!

Лахузен еще раз пожал плечами. Отто понимал, что «Канарис» сейчас думает о том, а нельзя ли «Новому Абверу» начать свою игру и переиграть в ней синьора Лопеса, как когда-то Шелленберг переигрывал Кальтербрунера.

– Боюсь, я тоже подхватил простуду, – «Канарис» устало потер переносицу. – Может быть, действительно взять жену и укатить в Испанию, как думаете, Отто? Оставлю вас вместо себя. Вы ведь справитесь?

Мотив усталости в последнее время слишком часто проскальзывал в речах «Канариса». Отто насторожился, не кроется ли за этим какой-нибудь подвох? Не желает ли шеф в случае провала свалить на Отто вину?

Повисшую паузу заполнил диктор «Голоса Мюнхена»: «Благородная Испания считается престижным местом отдыха из-за замечательного сочетания мягкого климата, относительной дешевизны, обилия достопримечательностей и необременительного наплыва туристов. Раскрученное курортное местечко Коста-Бланка примет Вас на двухнедельный отдых в трехзвездочном полупансионе примерно за 800 евро, более спокойная Коста-Дорада – примерно за 720-750 евро. Напомню, „коста“ – это побережье. Не пренебрегайте поездкой в Барселону: там есть все, что Вы знаете или хотя бы слышали об Испании! Вам никогда уже не спутать Дон-Кихота с Дон-Карлосом...».

– Ну сейчас не до отдыха, – раскачал кресло-качалку «Канарис». – Придется вам, дорогой Отто, ехать в Прагу. Ничего не поделаешь. Полностью задействуйте чешский отдел, возьмите с собой из Берлина людей, сколько считаете необходимым. Не приходится вам говорить, насколько важна для нашего общего дела любая финансовая поддержка. Вернетесь с победой, тогда и о коротком отдыхе подумаем. Я со своей стороны наведу справки и попробую просчитать игру Лопеса. Так что после, дорогой Отто, поедем на отдых. Кстати, говорят, недорого и с большой пользой для здоровья можно провести время в Карловых Варах.

Лахузен не сомневался, что беседа с «Канарисом» тем и закончится – придется собирать чемодан. Отто не хотелось в Прагу. Ему не нравились страны, где не говорят по-немецки. Но ничего не поделаешь. Дисциплина есть дисциплина.

Да, Чехия – навязанная ему любовь на всю оставшуюся жизнь. Что-то сродни той же малярии майора Нойбауэра – раз подцепил и не отделаться вовек. «Так и во всем. Человеческая жизнь напоминает путешествие по железной дороге, – повело Лахузена в этот дождливый час на обобщения философского порядка. – Рождением, положением, окружением тебя ставят на рельсы определенного пути, по нему ты вынужден двигаться. И изменить заданный маршрут предоставляется возможность лишь на редких стрелочных переводах. Проскочил стрелку и жди следующей. А следующей уже может и не быть».

* * *

Четырех работников мелкооптовой «точки» заперли на складе, посетителей отсекли табличкой «переучет», кошку Машку же пощадили или не заметили. Она шмыгнула на первую полку демонстрационного стеллажа и сейчас выглядывала из-за бобин капроновых веревок.

Отсюда Машка всполошено наблюдала, как трое двуногих с грохотом и криком уложили на пол четвертого, закатали его в снятую с полки «продуктовая упаковка» пленку и обмотали поверх липкой лентой. А потом еще попинали получившийся рулон ботинками.

– Мешков для расчлененки фирма не предлагает. Упущение. Ходовой товар профукали, – пошутил бугай в синих штанах с полосками, прогуливаясь вдоль стеллажей и безжалостно сбрасывая вниз скотчи, стэплеры, зубочистки деревянные и зубочистки пластиковые, пленку парниковую, разовые стаканчики и тарелочки для закусок. Положил в карман брезентовые рукавицы, пробормотав что-то про машину. Добравшись до стены, которую, как лоскутный гобелен, закрывали целлофановые пакеты всех мыслимых размеров и расцветок, немного постоял с наморщенным лбом, поводил туда-сюда глазами. Потом, приподнявшись на носках, бугай снял с гвоздика пакет с новогодней тематикой, оторвал ценник «0,033 у.е. за шт. от тыс. шт.» и, отходя, задел пенопластовый подносик с блюдцем на полу.

Второй сделал погромче звук в магнитоле, чтоб глушить вопли пленника. Торговый зал тут же наполнился рекламой: «Если Вы не согласны с поэтом: мол, вреден север для меня – развейтесь в Скандинавии. Авиаперелетом Вас доставят в Стокгольм, Копенгаген или Осло. Погуляйте, попейте кофе: невозмутимость „горячих финских парней“ успокаивающе действует на взбаламученную российскую душу. Пяти-семидневное проживание стоит в среднем 450у.е...»

Кошка не сдержала возмущенного мяуканья, когда из перевернутого блюдечка полилось недопитое молоко. И можно бы успеть, подскочить да вылакать, но страх покидать бобины пересилил. Хотя Машка и привыкла к посетителям, среди которых раз в день обязательно попадались сумасшедшие, но сегодняшние двуногие напугали ее нешуточно. После происшествия с блюдечком кошка без колебаний занесла троицу в отдел «плохие». Туда, где числились собаки, крысы, вентилятор, грузовой шофер Егорыч, кот Филька из коммуналки наверху и девушка из налоговой полиции, под шумок плановой проверки укравшая прежнее блюдечко для молока. Кошка занесла в «плохие» только троих – тех, кого видела впервые. Бесхвостого, который лежал на полу в полиэтилене, Машка знала. Этот иногда заходил на «точку», запирался с хозяином, выходил оттуда, попахивая так, как всегда попахивал грузчик, кошек не трогал и однажды даже положил в кошачью кормушку недоеденную шаверму. Он значился у Машки в отделе «полухороших».

– Раз твое погоняло Пакет, погонялом и получай, – бугай в синих штанах натянул пакет на голову пленника.

Вот почему он выбрал новогодний пакет – из-за затяжек на горловине, предусмотренных для того, чтобы дети не углядели подарки раньше времени. Бугай крепко стянул затяжки на шее спеленатого Димона.

– Теперь ты, сволочь, быстро вспомнишь, что дружбанишь с Пеплом! Ты сейчас все перескажешь, о чем с Пеплом базарили! – и второй из «плохой» троицы заехал тупорылым ботинком по облепленной полиэтиленом печени.

– Сейчас он нам про все Пепловские планы распишет. Захотим, стихами распишет, – добавил третий, наклонился к Пакету и покачал головой. – Неплотно. Надо скотчем залепить, чтобы воздух не прошел.

Третий подобрал с пола катушку скотча и обмотал липкой полосой горловину, закрыв новогодних зайцев и крепко прижав целлофан к шее.

Машка отвлеклась от слежки за двуногими, потому что вдоль кассиршиного стола с вечными шоколадками в нижнем ящике к мусорному ведру пробежала мышь, живущая в дыре за плинтусом. Инстинкт, конечно, гнал преследовать серую мелкоту, но Машка всегда позволяла ей юркнуть в норку. Вот крыс Машка догоняла всерьез и душила сразу, без сантиментов. Мышь скрылась за мусорным ведром, и кошка вернула взгляд на середину торгового зала.

Моталась из стороны в сторону, стуча по полу, накрытая пакетом голова пленника. Шурша, дергались, извивались целлофановые деды Морозы со своими снегурками. Кататься пленнику по полу, выгибаться дугой не давали насевшие на него сверху сразу двое мучителей.

– Отрывай, а то задохнется! – орал один из них. – Отрывай!

Оторвать никак не получалось, скотч не поддавался. А пленник извивался все отчаяннее, у него началась агония.

– Режь, режь! Да режь же к едреням! – скакал вокруг и размахивал руками бугай, выбравший из богатого ассортимента новогодний пакет. – Дырку протыкай!

Один из прижимающих жертву к полу бандитов выдернул из кармана штанов нож-бабочку, махнул им, выбрасывая наружу тонкое лезвие. Поднес перо к напластованиям скотча и – как раз в этот момент ослепленный мешком пленник резко вскинулся и напоролся горлом на острие.

Секунду-другую бандит недоуменно пялился на окровавленную сталь, потом взрезал пакет, разодрал его, высвобождая из целофанового плена голову Димона. Но все уже было закончено.

– Ты же убил его, придурок!!!

– Мокруху на себя повесили, братва.

– Уходим!

– Куда уходим! Сбрендил?! Заворачиваем в пленку и тащим в машину. И за город, по Токсовскому шоссе. Закопаем в лесу.

– А что с магазинщиками?

– С ними? Мокруху они не видали, так? В ментовку по изчезновению делового не заявят. Не будет от магазинных ваще никакого кипежу. На хрена им лезть в игры братвы, так? Значит, оставляем в кладовке. А вернемся, выпустим и объясним, что теперь их крыша – мы. Только надо будет кровищу замыть, как из брандсбойта хлещет.

– Ну и замой.

– А почему я?

– Потому что самый умный. Пером махать осторожно до сих пор не научился.

– Ну-ка, гляньте туда, братва! – виновнику смерти Пакета очень не хотелось браться за грязную работу.

Машка, когда в ее сторону разом повернулось три пары глаз, втянула ушастую голову за бобины, но было уже поздно. Заметили.

– Пацаны прогоняли, что у кошки в башке остается то, что она видит. Записывается там у нее все, как на дивидишник. Пацаны прогоняли, что мусора типа освоили доставать с прибором из кошачьего мозга всякие картинки.

– Туфта.

– А если не туфта?

– Ну ладно...

Бандит снова вытащил нож-бабочку.

– Кис, кис, – двинулся он к полке с бобинами капроновых веревок, – Я ее ща... А вы пока кровищу уберите.

Другой пробубнил:

– Кошаки-то погорластей людей будут, – и врубил звук магнитолы на полную мощь.

Магнитола стала надрываться из последних сил: «Хотите посетить плавучий город „Силья-Лайн“ и убедиться, что паромом его называют только по недоразумению? Видели Вы на пароме рестораны, ночные клубы, магазины duty-free? Или только пару нетрезвых паромщиков? Маршрут „Силья-Лайн“ включает Хельсинки, Турку, Стокгольм, Осло – и все это за семь дней! И примерно за 400у.е. в 2-х– или 4-х-местной каюте. В общем, купите выбранный тур, возьмите денег (до полутора тысяч у.е. можно ввозить не декларируя – это общее правило) и езжайте себе – плывите, летите... Ручаюсь, даже соскучиться по дому не успеете!..».

* * *

С Родиной теперь по настоящему, то есть прочувствовано, и не попрощаться. Потому как с чего теперь заканчивается Родина, какая песня ответит на этот вопрос? Раньше было понятно. Вспаханная полоса, столбы с надписью «СССР». Погранцы в зеленых фуражках остаются у тебя за спиной – значит, ты уже на чужой земле. Теперь же наши погранцы, которых и не видишь, остаются позади, когда ты уже катишь по Белоруссии, но Белоруссию язык не поворачивается обозвать чужой землей. А границу с Украиной как прикажете воспринимать, граждане начальники?

Среди прочих и такие мысли окатывали Пепла на рельсовых дорогах. Путешествие складывалось скучное, что не могло не радовать. Потому что все, что способно нарушить эту скуку, легло б не в масть: бандиты Лопеса, бандиты, нанятые Лопесом, менты и погранцы, купленные или обманутые Лопесом. Собственно на то Пепел и рассчитывал – охотники сбились со следа и сейчас, скорее всего, готовят встречу на подступах к контрольной отметке.

В вагоне-рефрижераторе можно было с комфортом объехать земной шар по кругу. Ну, конечно, у кого какие требования к комфорту. Пеплу же по жизни требовалось немного: чай с бутербродами, пачка «Беломора», свежие носки. А тут в придачу обзор из окошка на просторы родной стороны, шипучий, как шампанское, приемник да два зачитанных до дыр детектива про подвиги разведчика.

Приемник то пел голосом Киркорова или Пугачовой, то бессовестно грузил рекламу: «Исторический неприятель, курортный конкурент Болгарии – Турция все так же шумна, говорлива и гостеприимна. Россиян ждут золотые пляжи Анталии и Кемера: отель „Дельпинар-Клуб“ в 19-ти километрах от последнего за 545 у.е. распахнет Вам на две недели двери двухместного номера в режиме all-included (буквально – „все включено“). Любопытный пансион: трехразовое питание „от пуза“ плюс бесплатные турецкие напитки (по слухам – с алкоголем и без). Вам хочется турецкой кожи и дубленку жене?.. Пожалуйста: из Анталии идет автобус в Стамбул (18 часов) – терпите, но едьте: там всё дешевле в два раза...».

Хранитель холодильников хлопот не доставлял: от станции до станции дрых себе взахлеб, а просыпаясь, с разговорами не лез, водки не пил (сразу же по знакомству рассказал, болезненно морщась, про беду свою – язву). Пепел скоро понял, что мужику просто лень раскрывать рот для чего-нибудь еще крове жратвы. Видимо, по причине врожденной лени он и профессию себе избрал именно такую: спи под монотонный перестук, следи за показаниями надежных холодильных приборов, просыпайся, если вагон начнут взламывать и грабить. В виду последнего холодильщика крайне устраивал попутчик, особо такой авторитетный, каким ему представили Пепла. Можно спать уж совсем спокойно. А спал сторож холодильных вагонов, как правильный кот, часов по четырнадцать в сутки.

На некоторых станциях приходили люди, шептались с холодильщиком, заходили с ним в рефрижератор, потом Пепел видел в окошко, как они отваливают с завернутой в целлофан бараниной.

За окнами давно отмелькали унылые полустанки российской глубинки, провинциальные вокзалы, похожие друг на друга, как пивные бутылки. Теперь видеотреком езды по железке тянулись белорусские поля, леса, станции и полустанки, отличимые от российских разве названиями населенных пунктов. Скоро уж их товарняк докатится до Ровно-Сортировочная, где предстоит пересадка на другой попутный поезд. Может, придется обходиться вообще без комфорта. Ну, уж как придется.

А приемник все старался соблазнить экзотикой: «На северном побережье Африки Вас ждет незабываемый Тунис! Запомните побыстрее, что стоимость двухнедельного постоя там составит 350-450 у.е., и постарайтесь поскорее забыть! Потому что там – сафари по Сахаре, арабские базары и древние мечети, изумительный дайвинг (подводное плаванье с маской), поездки в Карфаген (Карфаген!) и талассотерапия (лечат чем-то из моря...), римские акведуки и мозаичные панно... Джипы перебегают дорогу верблюдам... В городе Сус остановитесь в отеле „Ройял Салем“ на 11 дней и 10 ночей – и Вы не пожалеете отдат ьза это примерно 550 у.е. В Тунис хочется возвращаться, хотя там попроще, чем в Испании, и победнее, чем в Турции...».

А пока Пепел все больше лежал на полке, читал «Броня крепка» и «Линию Маннергейма», наслаждался отдыхом, да думал про то, как дальше быть, как дальше жить...