Текст книги "Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4"

Глава 13. Предательство

Сегодня опять возник в доме Сергеича Эдуард. И объявил новость:

– Отец, я перебираюсь за границу, в Чехию. Хотя ты всегда был против.

– Совсем? – не удивившись, спросил Сергеич.

Эдуард стоял лицом к окну, делая вид, что ему гораздо интереснее происходящее во дворе, а не в этой низенькой с потемневшими обоями комнатке.

– У меня договоренность с фирмой на год. Потом видно будет. Хочу остаться.

– Не пропасть бы тебе там, чужая сторона…

– Это тут бояться надо. У нас бедлам. В этой стране долго порядка не будет.

– В этой? – как эхо повторил отец.

– Не будем придираться к словам. Спорить не хочу. Наговорились с тобой об этом. Нахлебался… Дожидаться старости такой, как твоя здесь, не хочу.

– Так, значит?..

– Да, приехал проститься. Квартиру я оставляю знакомому, машину – тоже.

– Что ж, вольному воля, – только и сказал Сергеич.

Они ещё потом говорили. Но не долго.

– Значит, я теперь совсем один, – не удержался Сергеич. Голос его дрогнул.

– Ладно, отец! Ты всегда был независимым. Не прибедняйся. Вон, Сима с тобой. Затаилась в сенях, только и ждет, чтобы я слинял.

Заслышав своё имя, Сима ещё больше забеспокоилась. Хвост её застыл внизу у пола.

– Когда уезжаешь?

– Намеренно не говорил, чтоб не волновать. Через два дня самолет из Шереметьева, завтра отчалю в белокаменную.

Эдуард с напускной веселостью подал руку. Сергеич медленно протянул свою. Когда гость выходил из дома в сени, видел, как Сима припала к полу. Голова её опущена, глаза расширились. Издав горловой звук, похожий на вой, она готова была к нападению.

– Чертово отродье, – визгливо выкрикнул розовощекий и поторопился на улицу.

* * *

Ночью Сима спала неспокойно. Слышала, как ворочался в кровати хозяин.

Утром Сергеич не встал с постели. Поднялся только в полдень. Вышел потихоньку во двор. Сосед оказался дома. Сергеич подошёл к забору, тихо позвал… Сима терлась около его ног.

Пока шёл сосед, хозяина пронзила резкая боль за грудиной. Он побледнел ещё больше, слабеющими руками стал хвататься за узкий штакетник…

* * *

На своей дребезжащей машине сосед увез Сергеича в город. Вернувшись уже совсем вечером, один зашёл, гремя ключами, в сени, положил рядом с ящиком кусок докторской колбасы:

– Теперь недели на две я ваш и кормилец, и поилец, – тихо, не как всегда, сказал он.

Такой его голос ещё больше насторожил Симу.

Глава 14. Тоска

Прошла неделя с той поры, как не стало в доме хозяина. Сосед каждый день приносил еду. Но не еда волновала Симу. Она тосковала. Отсутствие хозяина не давало ей покоя.

Сима перестала по утрам умываться, хотя так любила это делать. Перестала охотиться, даже на рыбок. Она теперь не ходила на озеро. Она привыкла, что хозяин с удовольствием помогал ей наводить порядок. Помогал избавляться от выпавших волос. Всегда начинал с поглаживания, пробегал пальцами по её меху, пригласив к себе на колени.

Теперь ничего этого не было.

«Надо ждать», – слышала она, когда забегала к соседу во двор и старалась оказаться у него на пути.

Сосед Дмитрий куда-то всегда торопился. То что-то привозил, то увозил на своей машине. Хозяйка звала его «мой челночок». Сима недоумевала, почему он уезжает утром и вечером возвращается, а Сергеич – нет.

Приходил днем Очаровательные глазки. Но притихший и не веселый как прежде.

– Потерпи, Сима, – говорил он тусклым голосом. – Вот утихомирю болячки, поеду к нему. Вернусь, расскажу.

Потом спохватился:

– А может, тебя взять с собой, а? Возьму, пожалуй, изболелась…

Он ушёл, и опять наступила тоска. Время шло, а ничего не менялось.

Сегодня рано утром у колодца Сима наткнулась на крупную жабу. Она сидела под широким листом мокрого лопуха. Возникший азарт встряхнул было кошку. Она оживилась. Но медлительность и неуклюжесть жабы показались ей подозрительными. И она вспомнила, что в городе была у неё подобная встреча. Тогда Сима вцепилась зубами в шею похожей жабы, обнаружив её неожиданно на газоне. Получив рану, жаба выпустила яд из бугорков, расположенных по обе стороны её толстой шеи. Сима тогда тут же отбросила добычу от себя, настолько мерзко стало во рту.

Жаба плюхнулась на землю и спокойно спряталась в траве. У Симы после таких воспоминаний сейчас не было желания связываться с этой неповоротливой, коварной тварью.

* * *

Кошки не любят резких перемен в жизни.

Сима начала чувствовать неполадки в своём здоровье.

Очень хотелось видеть доброе лицо хозяина.

Одна отрада: оставшийся её единственный котёнок. Хотя ему чуть больше месяца, заботливая мать уже пыталась его кое-чему научить. Он оказался смышлёным. Обычно только к возрасту в десять-двенадцать недель взрослые кошки успевают обучить своих чад, как умываться, как правильно есть.

Сима эти уроки уже начала давать единственному теперь котёнку.

Малыш нравился соседу. И она, похоже, чувствовала, что, если даже на время покинет его, он не пропадёт…

Малыш ел уже самостоятельно. И был на удивление послушным. Ей ни разу не пришлось его наказывать. Он не боялся отлучаться от матери и часто выбегал из сеней во двор.

* * *

Сима понимала, что начинать искать своего хозяина надо с его квартиры в городе. С той, в которую однажды упала. Эту квартиру она хорошо запомнила.

В ней следы, запахи… Они могут помочь.

Надо действовать! Её окружают хорошие люди, но они заняты своими делами.

Она перестала бывать у соседей.

Приехавший их внук любил шумные развлечения. Часто звучала теперь веселая громкая музыка, не так, как в их доме при хозяине. Такая музыка была для неё невыносима.

…Но ноги сами привели её к соседям. Дмитрий возился в сенях.

– Не волнуйся ты, беспокойная душа. Здесь он загнулся бы, не успей мы вовремя добраться до врачей…

Она смотрела на него большими, округлившимися глазами, слушала.

– Там, где сейчас Сергеич, миллион людей. Не дадут пропасть! Город всё-таки! Иди и жди дома, – уже строго произнёс сосед.

Сима слушала его, смотрела ему в лицо…

Она не видела, чтобы он улыбался и прищуривался, когда глядел на неё, как это делал хозяин. Его широкие брови, глаза и рот были суровы. Все это не давало успокоиться.

Когда шла обратно, услыхала в дубраве дробный стук дятла. Но не помчалась, как раньше, на этот звук. Наблюдать за дятлом ей теперь было не интересно.

Она возвратилась в свои сени. Села у окна и стала смотреть на дорогу. Дорога уходила далеко-далеко туда, где деревья становились маленькими и земля смыкалась с небом.

Там где-то был её хозяин.

Туда его увезла машина.

Эта машина теперь стояла под навесом. Её хозяин был дома, хозяин Симы отсутствовал?

Ей трудно понять, почему это так…

* * *

Не стало в доме хозяина, и на кухню повадилась забегать большая проворная крыса.

Если бы нам и очень хотелось, все равно, о крысах ничего сказать хорошего не смогли бы. Такой уж это зверь.

И вот теперь эта крыса своими твердыми зубами прогрызла с улицы нору, а потом отверстие в полу и хозяйничала там, где лежало продовольствие.

До этого она успела загрызть у соседей кролика и двух цыплят. Сима терпеть не могла эту тварь с наглыми прищуренными глазками. И крыса избегала встречи с кошкой.

Так получилось, что они не разминулись. Сима была не только ловкой, но и смелой. К тому же защищала дом своего хозяина.

…Она с отвращением, но все же вытащила убитую ею в изнурительной схватке жирную крысу из кухни во двор и оставила в углу около изгороди.

Не могла есть эту мерзость.

Пошатываясь, обессиленная, пошла к колодцу, где стояло корыто с водой. Её мучила жажда. Саднило в правой, крепко оцарапанной ноге, чуть выше колена.

* * *

Утром, едва рожок смуглого пастуха в выцветшей за лето шляпе заиграл в конце улицы, собирая, как обычно, буренок в стадо, умер Очаровательные глазки.

Сима почувствовала его смерть раньше всех. Ещё родня его спала, жена поднялась выгонять корову, а он лежал на верандочке в односпальной кровати с панцирной сеткой и спокойно смотрел неживыми глазами в дощатый, с большими трещинами потолок (сколько раз собирался перестелить доски, не успел). Настиг всё-таки Николая Фадеича инсульт.

Сима сначала металась в сенях, не в силах успокоиться. Потом выскочила во двор и побежала к дому умершего…

Глава 15. Успеть!

Прошло ещё три дня. Наконец-то рана у неё на ноге затянулась.

Сима вышла из дома на рассвете.

…В первый день, пока Сима бежала проселком, ей удалось, почти не задерживаясь, поймать двух кузнечиков.

С жадностью, не позволив себе поиграть с ними, она съела их. На другой день повезло больше. Около маленького стожка сена она поймала мышь. В сене попискивали её сородичи. Стожок, очевидно, был облюбован полевками для зимовки. Можно было поживиться ещё. Но ей было не до того. Она пошла быстрее. Усы её были напряжены и растопырены во все стороны, помогая ориентироваться в пространстве.

…Стоял уже конец августа, и лес заметно стал другим. Смолкли в листве птичьи голоса. Летние певцы теперь сбивались на опушках в стаи. Им предстояло лететь в дальние края.

Два следующих дня она ничего не ела.

Иногда порхали разноцветные бабочки над её головой, но она не радовалась им, как раньше, во дворе Сергеича.

В глазах её была тоска. И в то же время – решимость. Ей надо было торопиться!

Она не приближалась к людям, чтобы с их помощью подкрепиться. Надеялась только на себя. Но голод брал своё…

В пригороде, перед окнами приземистого бревенчатого дома в кустах сирени чирикали воробьи. Их оказалось много!

Сима стремглав метнулась от сложенного из железнодорожных шпал сооружения к опрокинутому ведру под кустом и затаилась. Она вся задрожала от предвкушения так необходимой ей сейчас удачи.

Сима выбрала своей целью добродушного воробья, сидевшего на самой нижней ветке. Напряженно ждала, когда лист сирени повернется так, чтобы их взгляды не встретились. Только в такие моменты она нападала на жертву.

Вдруг за спиной Симы раздался громкий лай. Лохматый и противный дворняга, лежавший до этого с закрытыми глазами у крыльца дома, опомнился. Подскочив к Симе, он зарычал. Застигнутая врасплох, она, не видя путей к отступлению, отпрыгнув от ведра, изогнула спину и зарычала, сделавшись необычно устрашающей. Пес опешил и отпрянул к крыльцу. Сима воспользовалась его замешательством и юркнула в пролом низенького зеленого заборчика.

Она не сильно испугалась нечесаной дворняги. И не упала духом. Домов с палисадниками было много. Значит есть, где поохотиться. И верно, у крайнего от железной дороги дома ей повезло.

Там, под акацией, тоже была туча воробьев. И не было дворняг. Шумливая птичья ватажка вскоре уменьшилась на одного своего нерасторопного собрата.

Но дождь воробьи всё-таки «нашумели».

Сима переждала ливень в завалившейся набок пустой темной мазанке и вновь продолжила свой путь.

И в сумраке, когда человеческий глаз теряется, она шла. Кошки лучше, чем люди, видят в темноте…

…У железнодорожной платформы с ней случилась беда.

Она оказалась между двумя грохочущими встречными составами. Сима никогда не видела поезда. Эти два длинных чудовища были похожи для неё на огромных отвратительных гусениц, пахнувших железом и чем-то ещё более отталкивающим и непривычным… Заметавшись между ними с горящими круглыми глазами, она порезала битым бутылочным стеклом левую переднюю лапу.

Долго заниматься собой, зализывать рану она не стала. Поковыляла на трех лапах в город. Кровь сочиться перестала, но Сима не решалась наступать раненой лапой. Держала её навесу.

У неё были свои ориентиры. Они ей указывали путь. Множество запахов, от которых она уже начала отвыкать, окружали её теперь.

Одни – помогали, другие – мешали.

К городу она подошла в начале второй недели своего пути. Позади была дорога длиной почти в тридцать километров. Сима сильно похудела и постарела.

Её, бывшая раньше великолепной, рыжая шерстка висела по бокам грязными клочьями. На спине, куда она не могла достать лапами, вцепились в свалявшуюся шерсть жесткие репьи. Взгляд её стал блуждающим.

* * *

Получалось так, что ей предстояло преодолеть автомобильный мост через реку.

Этот мост она никогда не видела. Когда ехала в машине в деревню, могла бы обратить внимание. Но Сергеич заботливо укладывал её в корзину на заднем сиденьи, вот и проглядела.

Направляясь по берегу вдоль воды к мосту, сообразила, что в реке могут быть рыбки.

Река оказалась странной: столько много воды, а рыбок нет. Не так, как в деревне.

Напрасно она вглядывалась, семеня по мокрому песку. Добыча не просматривалась. Впереди, метрах в трех от себя, она приметила маленького лягушонка. Тут же, ступив в сторону от воды на сухой песок, притаилась, решив, что наконец-то ей повезло…

Но в следующий момент сильная боль обожгла левую пораненную ногу.

– Попал! – беспечно воскликнул кто-то.

Сима повернула голову. Мимо шли мальчишки с удочками.

– Ну и балда, что попал, – отозвался длинный в белой майке.

– Да ладно. Она бродячая, – сказал тот, который был в куртке и намного ниже ростом. – Болтается без дела.

Глядя на него, Сима издала звуки, похожие на рычание.

– Видишь, какая злюка! – как-то даже с радостью сказал мальчишка в курточке.

Рыбачки прошли мимо. Сима поплелась своей дорогой к мосту. В тени железобетонной сваи ей попались два дождевых червя. Она с жадностью их проглотила.

На мосту было много машин. Сбоку оказалась дорожка, по которой спешили люди. Их было мало. Все они торопились, поэтому не обращали на неё внимания.

В самом конце моста две женщины красили ограждение. Одна из них, круглолицая, увидела Симу и стала искать что-то в кармане куртки, но кошка шмыгнула у них между ног и быстренько, как могла, удалилась. Не верилось Симе в случайную доброту. Слишком дорого это может стоить.

* * *

После моста, на перекрестке, она чуть было не попала под колеса автомобиля.

Все решили секунды. Она удачно проскочила меж колес. Симе явно не хватало опыта городской жизни. Откуда ей было знать людские правила, да и не воспринимала она красный цвет. Различала только зеленый и голубой.

Уже начинало смеркаться. В городе зажглись фонари. И в этом сонме огней светились теперь особым светом глаза Симы. Они излучали необычный свет. Кажется, очень важный для неё. Будто в городском шуме глаза её, свет её глаз дополнительно к её кошачьему слуху и нюху помогали отбирать необходимые ей звуки и запахи.

Эти светящиеся и ночью, и днем живые источники света служили ей отменно.

Симе необходимы были звуки, присущие её прежнему, городскому дому. Они связаны были с её хозяином.

Теперь, когда она пересекла реку, ей стало ясно, что хозяин дома. Эта уверенность не давала ей задерживаться на городских мусорках, благодаря которым она могла бы утолить голод.

Долгий путь Симе непривычен, поэтому она сильно устала. От волнений и от того, что не умывалась, у неё завелись блохи. Они беспокоили её.

* * *

Она едва держалась на ногах, когда подошла к знакомому дому. Он был все такой же!

Но дверь оказалась другой, новой. И она выглядела неприступной. Сима обнюхала её. Кругом было железо. Щели маленькие. Надо спешить! У неё сильно забилось сердце.

Вспомнилась труба на крыше, через которую она попала впервые в квартиру Сергеича.

Люди отгородились друг от друга железными дверями. Что теперь делать?.. Дверь неожиданно открылась. Сима ринулась в проем. Но крепкая нога отбросила её в сторону. Выходивший грузный человек недоумевал:

– Вот ведь развелось кошар!

Её здесь не все знали. Она оказалась чужой. Грузный и громкий человек ушёл. Сима залегла за урной для мусора, стала выжидать.

…Наконец дверь открылась. Вышли он и она. Молодые. Трогая друг друга, они приостановились. Сима ползком шмыгнула в дверь. Едва оказалась по другую сторону порога, забыв о боли, обо всем, молнией метнулась на шестой этаж.

Она увидела знакомую дверь! Старую, не прочную. Выкрашенную светлой краской.

Сима стала неистово царапать дверь и мяукать. Сергеич услышал её царапание и голос, но из-за слабости встать не мог. Он терял сознание.

…Соседке надоели кошачьи вопли, и она вышла на площадку.

Сима уставила на неё свои светящиеся желто-зеленые глаза. Обе какое-то мгновение молчали.

– Ты чего балуешь? – начала было зло полная женщина, но широко раскрытые зрачки кошки заставили её замолчать.

В кошачьих глазах был страх и безмерная мольба. Схватившись за грудь, соседка выдохнула свою догадку:

– А, батюшки, неужто помер?..

Бросила своё рыхлое тело назад в квартиру. Вернулась на площадку с незнакомым Симе мужчиной, высоким и худым.

Трясущимися руками пыталась открыть дверь, приговаривая:

– Хорошо, что сын-то его, уезжая, оставил мне ключи эти. А я никак не передала их Сергеичу, не успела… И в больницу не успела. Скоро так выписали… Приступ стенокардии, мыслимо ль торопиться?..

Кому она говорила эти слова? Угрюмому худому мужчине или Симе? Непонятно. И зачем говорила?

Когда открыли дверь, хозяин лежал без движений. Боль приутихла. Одолевала резкая слабость. Он не в силах был подняться. Его влажные руки и лицо поражали белизною.

Он понял, что умирает и смирился.

Сима прыгнула к нему в кровать.

Скосив глаза, не двигаясь, Сергеич, не удивившись, сказал с усилием:

– А, Сима! – глаза его потеплели. – Извини, я тебя не бросил. Так получилось…

Сима придвинулась совсем близко. Её язычок нежно прикоснулся к его пальцам, потом последовало обтирание головой о плечо больного. Поглаживая лапкой бледную кисть левой его руки, Сима уже знала, что её хозяин будет жить…

– Там на полу таблетки, упали, – тихо сказал он. – Не смог…

– Что же это мы? – спохватилась женщина.

Наклонилась и подняла из кучки рассыпавшихся мелких таблеток две, положила ему в рот.

Он слабо улыбнулся непослушными губами.

– Знаю, Сима, ты благодарная, но чтобы вот так?!

Сильное мурлыканье подействовало на соседку:

– Эх, ты!

Она протиснулась на кухню к телефону и стала набирать номер «скорой помощи».

– Вот ведь как бывает! – говорила она, ожидая голос в трубке. – Она его нашла. И как вовремя!

Сима, поджав под себя лапы и обернув вокруг тела хвост, сидела, излучая счастье и покой.

Хмурый и молчаливый знакомый соседки пошёл на улицу встречать врача «скорой».

– Ты, Сима, от пыли стала серой. Вот поправлюсь, искупаю тебя, – сказал хозяин. – Как тогда, в первый раз. И Малыша твоего одного не бросим.

– Воды третий день горячей нет, а он – «искупаю», – подала голос соседка.

– А мы для чего? Не нагреем, что ли? – слабо ответил Сергеич. И, взглянув искоса в окно, молча ещё раз улыбнулся.

На улице, оказывается, был светлый, солнечный день.

Жизнь продолжалась…

2006 г. Январь-март

Окошко с геранью
Стихи

Верность

 
Под открытым синим небом
Ем арбуз я с чёрным хлебом.
 
 
Конь буланый у меня —
Не могу я без коня,
 
 
Как без этого вот неба,
Без арбуза с чёрным хлебом…
 
 
Мне отчизна – даль без края.
Для чего же мне другая?..
 

 
В шорохе шагов лосиных,
Вдалеке от суеты,
Меж трепещущих осинок
Всюду виделась мне
Ты.
 
 
Шёл к твоей
Лесной сторожке,
К говорливому ручью.
Шёл, тебя боясь немножко,
Не мою,
Но и ничью.
 

 
Ветер шумный, шальной, непогожий
Стайку листьев несёт над водой…
Потемнело как быстро. Похоже,
Дождь пройдёт проливной.
 
 
…Громыхают раскаты над кровлей,
Соберу свои снасти рыбачьи.
Хороша после дождика ловля,
Пожелайте мне, люди, удачи.
 

 
Я тебя ревную даже к солнцу.
Я таким ещё ни разу не был.
Распахнув весёлое оконце,
Ловишь нежность, льющуюся с неба.
 
 
Что бы там друзья ни говорили,
Как бы ни лукавила родня,
Нежно улыбаешься светилу,
А украдкой смотришь на меня.
 

 
Хоть ты со мной и весела
И даришь мне цветы,
Но знает, знает полсела:
Другого любишь ты.
 
 
Хоть сердце болью поросло
И часто я грублю,
Но знает, знает всё село:
Тебя одну люблю.
 

 
Под грачиные овации
По субботам навигацию
Бани открывают.
 
 
Печи разом затопились.
Кучкой яблони столпились —
Провожают.
 
 
По воде весенней, талой
Мчатся клёны запоздало —
Догоняют.
 
 
У колодца вёдра – склянки,
Две соседки – две смуглянки —
Отбивают.
 
 
Я б и сам уплыл далёко
На корыте однобоком.
Но родные смотрят строго —
Не пускают.
Всё!
 

 
Я был рабом в любви своей,
И был царём, и был гонцом.
Был мудрецом и был юнцом —
Татарником среди полей.
 
 
Я так любил, что землю с небом
Благодарил за дар любить.
Каким я был, тебе судить,
Но я тобой любимым не был.
 

 
Сторона родная,
Болен я тобой.
Справа – степь без края,
Слева – лес с рекой.
 
 
Церковь посредине
И зари костёр.
Край ты мой низинный,
Радостный простор.
 
 
Не был здесь полгода —
Мчал на поездах.
На Самарке в воду
Падает звезда.
 
 
Загадать успею
Светлое желанье:
Мне б с землёй моею
Жить без расставанья.
 
 
При любой погоде
Твой я навсегда…
На Самарке в воду
Падает звезда…