Текст книги "Мстислав Храбрый"

Глава 28

Владимир только притворялся спящим, ожидая, отважится ли Рогнеда убить его.

Замыслившая убийство женщина крайне редко прибегает к контактным способам. Психология женщины не позволяет ей. Чтобы не сталкиваться с жертвой лицом к лицу, женщины обычно прибегают к приемам, которые позволяют это сделать на расстоянии, часто – к ядам. Даже жестокие воительницы – амазонки – предпочитали убивать своих врагов стрелами из луков или копьями.

Но совсем другое дело оскорбленная женщина – в крайней ярости она запросто убьет обидчика любым предметом, попавшимся ей под руку: скалкой, топором и даже обычной табуреткой.

Учесть это Владимиру не позволило презрительное отношение к женщинам.

Поэтому, когда он увидел занесенный над собой кинжал и попытался перехватить руку Рогнеды, это удалось ему сделать с трудом.

Убивший множество людей князь встречал немало сильных противников. Он никогда их не боялся.

Рогнеда билась, словно разъяренная фурия. Она была неистова, необыкновенно сильна и быстра. Острый клинок в ее руках метался, почти задевая лицо князя. Держа одной рукой запястье Рогнеды, второй рукой Владимир бил ее, но она совершенно не чувствовала боли.

Поняв, что женщина превратилась в берсерка, Владимир почувствовал, как от страха засосало под ложечкой.

– На помощь! – закричал он, и в комнату вбежали несколько человек. Они схватили Рогнеду за руки и оттащили в сторону от князя.

Освободившись, Владимир схватил меч и подбежал к Рогнеде. Она стояла неподвижно, глядя перед собой пустыми глазами.

– Ты пыталась убить меня! – крикнул Владимир и замахнулся на жену мечом.

Удар отбил как-то оказавшийся в комнате Изяслав.

– Ты хочешь убить мою мать?! – крикнул он, стоя с обнаженным мечом. – Убей ее, чтобы я знал, как надо поступать с женами.

– Она пыталась убить меня, – растерянно проговорил Владимир, чувствуя смущение.

– За что она хотела убить тебя? – порывисто спросил Изяслав.

Владимир обратился к Рогнеде:

– Рогнеда, ответь: за что ты хотела убить меня?

– Ты убил всю мою родню. Ты сотворил надо мной насилие, – прошептала Рогнеда.

Гнев ее прошел. Тело ослабло. Глаза смотрели равнодушно.

– Я наказал тебя за гордыню! – сказал Владимир. – Но я взял тебя в жены!

– Ты меня оскорбил, а теперь ты не хочешь признавать меня своей женой, – сказала Рогнеда.

Владимир выругался, затем проговорил:

– Ладно – ты останешься законной женой. Приготовься – завтра надень свадебное платье и жди меня. Я приду и убью тебя, как жену, посягнувшую на жизнь мужа.

Владимир опустил меч и быстро вышел из комнаты.

Глава 29

Обозленный Владимир понимал, в какое неприятное положение попал, – не случалось такого, чтобы воин просил у посторонних защиты от женщины. Он потерял лицо, и это еще больше усиливало его раздражение.

Это раздражение так и не дало ему уснуть до утра, и как только забрезжил рассвет, он уехал в Киев.

До Киева было полчаса конного хода.

Когда Владимир приехал в город, его у ворот встретил Добрыня. Хотя они расстались только вчера, Добрыня принялся подробно рассказывать о делах, произошедших в городе за ночь.

По его глазам Владимир видел, что он уже знает о произошедшем, и перебил его:

– Видишь, я оказался прав – Рогнеда хотела меня убить!

Добрыня не выразил удивления:

– Этого и следовало было ожидать. Тебе не следовало доводить ее до этого…

– Это она из-за того, что я решил отказаться от нее, – сказал Владимир.

– А отчего же ты сразу ее не убил? – спросил Добрыня.

– Изяслав вмешался в дело и встал на защиту матери, – сказал Владимир. – Не мог же я убивать сына?

– Не мог, – согласился Добрыня и одобрительно отметил: – А Изяслав молодец – вступился за мать.

Владимир криво усмехнулся:

– Это только отсрочка. Я велел ей приготовиться – надеть свадебный убор, а вечером приеду и убью ее.

Добрыня покачал головой и с явным осуждением рассудил:

– Но как это будет выглядеть в глазах дружины? Нельзя ее убивать…

Владимир опешил:

– Так что, я не могу убить жену, посягнувшую на жизнь мужа? За это положена смерть!

Добрыня объяснил:

– Если бы ты сразу убил жену, было бы понятно, что ты сделал это в горячке. Но ты не сделал этого сразу. Хуже того – ты позвал людей на помощь. Это конфуз. Теперь без суда ты не можешь ее убить…

В изумлении Владимир перебил его:

– Дядя, какой еще суд? Я – князь.

– Не надо было звать людей на помощь, – сказал Добрыня.

– Но она…

– Теперь, по правде, она имеет право на суд, – проговорил Добрыня.

– Но кто может судить князя и его жену? – проговорил Владимир. – Я сам наивысший судья.

– Наивысший судья – меч, – сказал Добрыня.

– Она не мужчина. И теперь мы христиане, – сказал Владимир. – Теперь у нас высший судья – Бог.

– Женщинам не запрещено обращаться к Божьему суду, – проговорил Добрыня.

Владимир насупился:

– Бог далеко. И кто же будет тогда разбираться в княжеских делах? Неужели мне драться с женой на мечах? Позор-то какой…

Добрыня согласился:

– Никакой суд не возможен. Все знают, что ты Рогнеде причинил много зла. Она на суде это обязательно скажет. Она имеет право на месть.

Владимир вздохнул:

– И что же делать?

– Придется советоваться с боярами, – сказал Добрыня.

– Ну так собери бояр на совет, – раздраженно проговорил Владимир сквозь зубы.

– Прежде чем затевать совет, надо разобраться в деле, – сказал Добрыня.

– И кто будет разбираться?

– Кто же, кроме тебя самого? – пожал плечами Добрыня. – Вот когда разберешься, тогда и с дружиной посоветуешься.

– Но поверит ли мне дружина? – высказал сомнение Владимир.

– Поверит, – проговорил Добрыня и дал совет: – Надо доказать, что Рогнеда действовала не сама по себе, а чьему-то наущению. Кто-то ее подстрекал. Вот этих подстрекателей и надо вывести на чистую воду. Тогда дружине будет понятно, что ты оказался жертвой заговора. Дружина будет на твоей стороне, какое бы ты решение ни принял, – никто не любит предательства.

– Начну, наверно, с Олавы, – сказал Владимир.

– Ее привести к тебе? – спросил Добрыня.

– Нет. Схожу сам к ней, – сказал Владимир. – Мне нужна правда. А у себя дома она будет откровеннее.

Глава 30

Княжеский суд – не баклуши бить у теплой печки. Князю подобает судить с соблюдением всей обрядности – при парадном виде, на троне, в присутствии бояр.

Но так как дело оказалось слишком щепетильным, то, оставив Добрыню, Владимир направился в дом Олавы.

Княжеский двор тесно застроен разнообразными постройками: кроме княжеского терема и служебных помещений для дружины, во дворе располагались хлев для домашней скотины, конюшня, множество хозяйственных построек – амбары, сеновал, колодец, ледник.

Тем не менее здесь хватало места и для домов жен. Хотя жены большее время года жили в селах, однако у каждой жены был дом и даже небольшой сад с огородом.

Дом Олавы представлял собой стандартную для выходцев из Северной Руси постройку – два состыкованных пятистенка. Дом высокий, практически трехэтажный. На третьем этаже светелка с большим окном. Из светелки можно выйти на балкончик. Напуск крыши спереди такой, что на балконе можно находиться и в дождь.

Фасад избы украшен солнечными символами в самой верхней части по контуру торца кровли. Каждый солнечный знак сопровожден скульптурным изображением головы коня. Щипец кровли увенчивает массивный конек, от которого вниз опущено дощатое полотенце с солярным знаком.

Так как кони непосредственно соседствуют с солярными знаками, то зрительно совмещаются в единый образ солнечных коней.

Вокруг дома ограда. На колья ограды надеты имеющие магическую силу горшки.

Воротные столбы – в виде фигур-идолов. Над воротами оберег – шестилучевое солнце.

Олава оказалась во дворе и занималась заурядным делом: сидя на лавочке, осматривала недавно вылупившихся цыплят.

По жаркому времени на Олаве была белая длинная рубаха из льняного полотна, украшенная цветной вышивкой. Без рукавов. На теле рубаха удерживалась лямками через плечи.

Голова покрыта тонкой шалью нежно-голубого цвета. В волосы вплетены небольшие серебряные подвески с мелким речным жемчугом.

Служанка ловила и подавала Олаве цыплят.

Желтый пуховый одуванчик робко протестовал против лишения свободы тонким писком. Пестрая квочка с тревожным квохтаньем, угрожающе растопырив крылья, путалась под ногами.

Осмотрев очередного цыпленка, Олава отпускала его, и цыпленок опрометью бросался к квочке и забивался ей под крыло.

Заметив Владимира, Олава поднялась.

– Ты чего это делаешь с птицей? – полюбопытствовал Владимир.

– Смотрю, сколько петушков и сколько курочек, – ответила Олава.

– А разве это можно разобрать? – спросил Владимир.

– Можно, – сказала Олава и задала вопрос: – Тебя какая-то нужда привела ко мне или просто так – мимо проходил?

Владимир сел на лавку. Покосился на служанку и задал вопрос:

– Ты слышала, что вчера Рогнеда пыталась меня убить?

– Об этом уже весь Киев знает, – проговорила Олава.

Еще не успокоившаяся квочка, воспользовавшись тем, что хозяйка отвлеклась, изловчилась и клюнула ее в лодыжку. Олава оттолкнула ее ногой и приказала служанке:

– Отгони ее, а то еще князю глаз выклюет!

Служанка, расставив широко руки, зашипела на квочку:

– Кыш, глупая! Кыш!

Квочка, недовольно окидывая красным глазом служанку, нехотя шагнула к загородке. За ней покатились желтые шарики.

Олава поинтересовалась:

– Ты пришел ко мне, чтобы сказать об этом?

Владимир бросил на Олаву подозрительный взгляд и увидел, что та даже не пытается скрыть усмешки.

Эта усмешка навела его на мысль, что Олава знала о намерении Рогнеды убить его и, может, даже сделала что-то для этого.

– Ты знала об умысле Рогнеды? – прямо задал вопрос Владимир.

– Нет, – сказала Олава.

– Но ты же предупреждала меня о покушении, – сказал Владимир.

– Предупреждала об опасности, но не о покушении.

– Откуда ты узнала об этом? – спросил Владимир.

– Так боги предупреждали, – сказала Олава. – Я же тебе говорила!

Ей хотелось сказать, что боги многое знают о планах людей, но Владимир отказался от старых богов. А новый Бог говорил, что человеку непозволительно знать о Его замыслах.

Но она промолчала – новый Бог был слишком мстителен.

– Ты когда виделась с Рогнедой? – задал вопрос Владимир.

– Не помню, – сказала Олава.

– Отчего же так? – спросил Владимир.

– Так она живет постоянно в деревне, – сказала Олава.

– До села всего с десяток верст, – заметил Владимир.

– А что мне там делать? – проговорила Олава.

Владимир, немного подумав, задал следующий вопрос:

– А остальных жен когда видела?

– Недавно. Я заходила к Аделине, и к ней зашла Юлия, – сказала Олава.

Владимир насторожился.

– И что Юлия говорила? – задал он вопрос.

– Мы поссорились, – сказала Олава.

– Из-за чего? – быстро спросил Владимир.

– Она сказала, что ее Святополк имеет больше прав на киевский стол, чем наш Вышеслав, – сказала Олава.

– Да? – проговорил Владимир, но сообщению Олавы не удивился – Юлия почти не скрывала, что считает его узурпатором. – А ты что сказала?

– А я, рассердившись, ушла, – сказала Олава.

– А о моих намерениях расстаться с женами она рассказала? – спросил Владимир.

– Что-то упоминала, – сказала Олава. – Она говорила, что Анна ей сестра. Впрочем, ромейки – как змеи: хотя терпеть друг друга не могут, но тянутся друг к другу.

Владимир перебил ее:

– Так что она говорила?

Во взгляде Олавы появилась злость:

– Злорадствовала, что ты отказываешься от нас.

– И что еще? – спросил, не скрывая разочарования, Владимир.

– Всё! Больше я ничего не знаю, – отрезала Олава, показывая всем своим видом, что разговор уже стал ее тяготить.

Допрос Олавы ничего нового не давал, и в голову Владимира пришла мысль, что если даже Олава не хочет говорить ему ничего, то что ожидать от других?

На этом он закончил разговор и ушел от Олавы с чувством полной неудовлетворенности.

Глава 31

Выйдя со двора Олавы, Владимир увидел Добрыню. Тот сидел на лавочке в тени забора. У его ног стояла большая поджарая собака с волнистой шелковистой шерстью. Спина собаки была красная, низ – белый.

Добрыня брал куски мяса из стоящей рядом миски, бросал собаке. Собака ловила куски на лету и глотала, при этом громко чавкая.

Это занятие, судя по всему, нравилось обоим, так как на губах Добрыни застыла улыбка, а собака, проглотив очередной кусок, по-щенячьи весело тявкала, прося повторения.

Появление Владимира прервало это увлекательное занятие.

Увидев князя, Добрыня, похлопал собаку по спине и ласково подтолкнул:

– Ну все, Рубин! Иди, иди…

Собака с разочарованным видом побрела в сторону псарни.

– Ты чего тут сидишь? – спросил Владимир.

– Тебя жду, – ответил Добрыня.

– А отчего же не зашел в дом? – спросил Владимир.

– Не захотел тебе мешать разговаривать с женой, – проговорил Добрыня. Он усмехнулся. – Когда муж с женой дерутся, то третьему лучше держаться от них подальше. Иначе все шишки ему достанутся.

– У меня не одна жена! – буркнул Владимир, обижаясь на сарказм Добрыни.

Но на секунду задумался.

Разговор с Олавой действительно был не слишком приятным. Владимиру даже иногда казалось, что она говорит с ним без должной уважительности. Постороннему человеку действительно не стоило было присутствовать при подобном разговоре.

– Но в общем-то ты верно поступил, – сказал Владимир и направился в сторону терема.

– Что она сказала? – поинтересовался Добрыня, последовав за князем.

– Ничего толком не сказала. Сказала, что только передала предупреждение богов. А что за ними стоит – не имеет представления, – сказал Владимир.

– Понятно, – многозначительно проговорил Добрыня.

Владимир остановился и проговорил:

– Если Олава так со мной говорила, то не знаю даже, как говорить с остальными женами.

– Я знаю о чем, – сказал Добрыня. – Пока ты говорил с Олавой, я узнал, что в тот день Юлия приходила к Аделине и там была Олава.

– Я уже знаю это, – проговорил Владимир.

– А до этого Юлия была у Анны, – сказал Добрыня.

– И что? Анна родственница Юлии. Никто им не может запретить встречаться, – сказал Владимир.

– Анна могла рассказать Юлии о твоих планах, – проговорил с намеком Добрыня.

– Мне все это уже рассказала Олава, – проговорил Владимир. – Олава и Юлия терпеть друг друга не могут! Они поссорились, и Олава ушла.

– Но вот тебе и вопрос: о чем Юлия говорила Аделине? – проговорил Добрыня.

– Это надо спрашивать Юлию и Аделину. Но с Юлией разговаривать труднее, чем с кем-либо, – проговорил Владимир. – Хитрая она. Она ненавидит меня не меньше Рогнеды. Но Рогнеда простодушно не скрывает своей ненависти ко мне, а Юлия, как змея, спряталась и ждет удобного момента, чтобы ужалить. Но укус этой, в отличие от Рогнеды, будет смертелен.

– Придется говорить и с ней. Я уверен, что Юлия больше всех заинтересована в твоей смерти, – сказал Добрыня.

– Это почему же? – удивился Владимир. – Если я умру, киевский стол все равно достанется моему наследнику. Вышеслав – первый на очереди.

– Вышеслав – твой наследник, но Святополк – сын твоего старшего брата, у которого ты отобрал стол… – проговорил Добрыня.

Владимир поморщился:

– Ты о чем говоришь? Мои братья сами виноваты в своей смерти.

– Да, – спохватился Добрыня. – Я просто по какой причине говорю – что, таким образом, в случае твоей смерти Юлия обязательно напомнит боярам об этом и Святополк получит право претендовать на киевский стол. За ним есть сила – за Святополка стоит воевода его отца Свенельд.

– Зря я Юлию тогда не убил… Позарился на красоту, – пробормотал Владимир.

– Не зря, – сказал Добрыня. – Женщин нельзя втягивать в ссоры мужчин. Ты взял Юлию в наложницы, тем самым утвердил свое право на наследство брата.

– Ладно, хватит меня тыкать носом в собственное дерьмо, – раздраженно проговорил Владимир. – Но для меня напрашивается вывод, что Юлия могла подтолкнуть Рогнеду к убийству. Хитрая ромейка!

– Конечно! Если Юлия встречалась с Олавой и Аделиной… – проговорил Добрыня.

– И рассказала им о моих планах, – сказал Владимир. – И что из этого? Ведь ни Олава, ни Аделина не покушались на меня?

– Но встречалась ли Юлия с Рогнедой? – задал вопрос Добрыня. – Если встречалась, то тогда все ясно – она виновата. Она подговорила ее напасть на тебя.

Владимир остановился и потер подбородок:

– И в самом деле. А пошли-ка кого-либо к Рогнеде узнать это.

– Рогнеду сюда везти? – спросил Добрыня.

– Зачем? – спросил Владимир. – Кто бы ни подтолкнул ее – нож она подняла. Пусть ждет своей участи!

– Как скажешь, – поклонился Добрыня.

– Боюсь только, что Рогнеда не скажет правды, – заметил Владимир.

Добрыня кивнул головой:

– Думаю, что Рогнеда в таком состоянии, что сможет только ругаться. Но я велю допросить ее служанок.

– Да что они могут сказать? – с сомнением проговорил Владимир.

– Э-э-э! – покачал головой Добрыня. – Служанки знают больше, чем твои жены.

– Хорошо, – сказал Владимир. – Я поговорю пока с Юлией, а ты сгоняй-ка пока человека в село. И предупреди его, чтобы быстрее обернулся!

Добрыня собрался уходить, как Владимир вспомнил:

– Да! Добрыня! Вот что – Аделина ведь уехала в деревню. Сгоняй-ка и за ней человека. И чтобы до обеда она была у меня!

Глава 32

В отличие от Олавы Юлия была чужой, поэтому разговор с ней Владимир обставил официально. Чтобы подчеркнуть это, переоделся из обыденной одежды в парадную.

Под низ надел шелковую красную рубаху, штаны синего цвета, сапоги из зеленого сафьяна.

Поверх – кафтан глубокого темно-фиолетового цвета с синим оттенком. У кафтана облегающие рукава, заканчивающиеся золоченой парчой. Нижняя кайма кафтана – красная.

Поверх кафтана – темно-синяя мантия с широкой золотой каймой, застегнутая рубиновой пряжкой.

Венчала наряд соболиная шапка с низкой тульей из золоченой ткани.

И разумеется, на шее золотая гривна, а пальцы украшены перстнями с драгоценными камнями.

В таком виде он расположился на троне, стоящем на медвежьей шкуре.

Разумно предполагая, что разговор с Юлией мог принять неприятный разговор, Владимир предпочел, чтобы он прошел без свидетелей, поэтому бояр, которые обычно присутствовали на княжеских приемах, не позвал. Более того, чтобы разговор никто не подслушал, распорядился поставить у дверей двоих надежных бояр со строгим наказом, чтобы те никого не пускали в палату.

Вот теперь можно было принимать высокомерную ромейку, и Владимир, придав лицу крайне суровое выражение, приказал ввести ее.

Юлии, уже знавшей о покушении Рогнеды, несложно было догадаться, зачем ее звал Владимир, поэтому она оделась сообразно предстоящей беседе.

На ней было легкое красное платье с широкими свободными рукавами, перетянутое широким шелковым поясом. На пояс нашиты золотые пластины с узорами.

Под платьем шелковая сорочка.

На голове белая шаль, один конец которой покоился на правом плече. Поверх шали кокошник, украшенный драгоценными камнями.

На ногах белые шелковые чулки и низкие кожаные башмаки.

На пальцах перстни. В ушах золотые серьги с драгоценными красными самоцветами. На шее ожерелье из крупного жемчуга.

Наряд шел к бледному холеному лицу греческой красавицы.

Владимир привычно отметил, что Юлия хотя и была в молодости скромной монахиней, однако толк в одежде знала.

Это говорила кровь царского рода.

Войдя в палату, Юлия приблизилась к трону и, остановившись на должном расстоянии, слегка поклонилась.

– Ты звал меня, великий князь? – проговорила она бесстрастным холодным голосом.

– Как твое здоровье? – уклонился Владимир от ответа.

– Благодарю, жаловаться не на что, – подчеркнуто вежливо ответила Юлия. – Надеюсь, и у тебя отменное.

Ответ показался Владимиру насмешливым, и он внимательно вгляделся в лицо гордячки.

Лицо Юлии оставалось все также бесстрастным.

Оба понимали, что между ними шла незримая борьба. Владимир понимал, что Юлия презирает его, считает за дикаря.

Внешне она вела себя с Владимиром подчеркнуто почтительно, с тщательным соблюдением всех тонкостей придворного этикета. Но иначе она и не могла вести себя. К этому ее обязывало положение наложницы. Впрочем, блага, которые доставались Юлии от Владимира, она не больно ценила. Она с большим бы удовольствием ушла в монастырь.

При княжеском дворе ее держало другое – сын! Судьба сына и даже его жизнь и смерть зависели от Владимира.

Именно это заставляло Юлию продумывать каждое слово, движение и даже выражение лица.

Но таящиеся в душе презрение и ненависть скрыть невозможно – такие чувства распространяются на уровне подсознания, животной телепатии. При этом люди чувствуют бессознательную неприязнь к человеку, хотя и не могут объяснить причин ее.

То же самое происходило с Владимиром.

Юлия была его рабыней. Ее поведение и слова были почтительны, но они только злили Владимира. Перед его глазами вновь и вновь вставала картина убийства старшего брата.

Подлого убийства.

После взятия и разорения Полоцка Владимир напал на Киев. Киев ему взять не удалось. Тогда он подкупил ближнего боярина Ярополка Блуда. Блуд запугал Ярополка якобы готовящимся восстанием киевлян и убедил его бежать в маленький городок Родень, совершенно не приспособленный к долгой обороне. Поняв это, Ярополк вынужден был пойти на переговоры с Владимиром.

Владимир обещал ему неприкосновенность. Когда же Ярополк прибыл на место встречи, то Владимир провернул ловкое дело: при входе в избу, где должны были проходить переговоры, дверь перед охраной Ярополка была внезапно закрыта. Увидев это, Ярополк рванулся из сеней в избу, но двое варягов успели вонзить мечи в грудь доверчивому князю.

Ярополк был еще жив, когда ввалился в комнату.

Ожидая завершения дела, Владимир стоял у окна, с мечом в руках наготове.

Ярополк пытался зажать раны, из которых потоком лилась кровь. Он взглянул на Владимира.

– И это ты, брат! – сказал он и опустился на пол, прямо в лужу крови, которая натекла из его ран.

Владимир подошел к нему и тронул тело мечом.

Он был мертв.

Больше соперников у Владимира не было.

Владимир не был впечатлительным человеком. Он совершил столько грязных и мерзких деяний, что давно уже не видел разницы между добром и злом.

Звериной интуицией он чувствовал моральное превосходство своей рабыни, и это его бесило.

Он не мог сломить ее морально. Понимая это, он искал повод, чтобы унизить ее, сломать ее гордость.

Юлия видела это и становилась еще почтительнее, но этим она еще больше раздражала Владимира.

Чтобы скрыть раздражение, Владимир медленно провел рукой по бороде.

Это его успокоило, и он приступил к допросу.

– Юлия, каковы у тебя отношения с моими женами? – подчеркнуто холодным тоном задал вопрос.

Юлия не смутилась. Ответила спокойно, с чувством собственного достоинства:

– Ровные.

– Ты встречаешься с ними? – спросил Владимир.

– Встречаюсь, – сказала Юлия.

– А когда ты встречалась с Олавой и Аделиной? – спросил Владимир.

– Недавно, – сказала Юлия.

– И о чем вы говорили? – спросил Владимир.

Юлия встретилась глазами с Владимиром, и на ее губах появилась тонкая усмешка.

– Князь, зачем ходить обиняками и попусту тратить время? – проговорила она. – Полагаю, ты хочешь узнать – говорила ли я им о твоем намерении расстаться с женами? И не подстрекала ли их убить тебя?

Владимир тихо чертыхнулся – от этой византийской лисы истинные намерения непросто утаить.

– Хорошо, – проговорил он. – Давай говорить прямо: ты им говорила о моем намерении объявить одну Анну законной женой?

– Говорила, – сказала Юлия.

– И зачем? – поинтересовался Владимир. – Тебе-то какое до этого дело? Ты же только наложница.

– Потому и говорила. Я хотела позлорадствовать. Для них ведь я тоже только наложница, а они жены. Теперь и они попробуют побыть в моей шкуре.

Владимир выругался:

– Но ты же должна понимать, что это их разозлит!

Юлия пожала плечами:

– А мне-то какое дело до их переживаний! Я же никого не подстрекала убить тебя! И Рогнеде ничего не говорила. А то, что затеяли твои жены, меня не касается. Я думаю, ты сам разберешься, кто виноват… А кто – нет!

Владимир снова выругался:

– Чернобог тебя забери!

– У тебя еще вопросы ко мне есть? – холодно спросила Юлия.

– Нет! Можешь быть свободна! – едва не крикнул Владимир.

Он вскочил с трона и ушел в соседнюю комнату.

– Плебей! Робич! Свинья, даже когда рычит львом, все равно остается свиньей, – презрительно проговорила Юлия и вышла из палаты.