Текст книги "Мистика. Рассказы"

Так же и из банка выходил – с мешком на спине, никем не замеченный. Сразу брал почему-то одни рубли, но потом вошел во вкус и уже бесцеремонно бросал в мешок и валюту. Для чего? Наверное, про запас. В голове роились планы – один другого интересней. Устав окончательно, он положил возле дивана последний мешок с купюрами, присел отдохнуть. И вдруг заметил, что, хоть сам он и не отражался в зеркале, но на стене красовалась его тень. Это было невероятно! В ужасе он сорвал повязку с монетой на руке. Да так быстро, что она упала и закатилась прямо в щель на полу, а потом и вовсе провалилась под него.

Иван Ильич без монеты по-прежнему оставался невидимым, только лишь тень давала знать, что он еще находится в этой комнате. Руки без талисмана не слушались и проходили сквозь вещи, которые стояли вокруг. Словно он был бестелесный. Ему ничего не удавалось ни взять, ни положить. И, тем более, достать монету из-под пола. В ужасе он оглянулся и увидел, что вокруг него лишь мешки с деньгами… Никто и ничто не могло вызволить его из этой тюрьмы-квартиры. Он сел на кровать, схватился за сердце… Умер, так и не став видимым…

Эпилог

После исчезновения Павла Яковлевича Григорий Павлович нашел в вещах друга дневник, в котором тот записывал свои эксперименты и ход их проведения. Однако после прочтения записи так и не дали ответ на самый главный вопрос: куда пропал его друг? Лишь только добавили новых. Всю оставшуюся жизнь Григорий Павлович не терял надежды когда-нибудь узнать причину исчезновения своего друга. И в память о нем бережно сохранил все вещи для потомков. И даже монету, которая лежала с браслетом на полу в день исчезновения Павла Яковлевича, он аккуратно сохранил в том же кисете. И до конца своих дней держал в сейфе, как самое ценное, что осталось на память от его друга. Впрочем, как и дневник.

1852 год от рождества Христова. Петербург. Журнал наблюдения за объектом N°1. Составлен и написан Павлом Яковлевичем Преображенским.

1 день. Взял монету в руку на 30 секунд. Монета повернута стороной со словом «Свет» к ладони. Ничего не произошло. Тень не пропала, отражение в зеркале на столе – тоже. Перевернул монету и подержал ее в руке тоже 30 секунд. Оказывается, монета, имеет два противоположных эффекта действия. Рука становилась невидимой для света и не отражалась в зеркале, но стоило перевернуть ее – эффект невидимости пропадал.

5 день. Увеличил время ровно на час. Эффект повторился. Без каких-либо последствий для меня. Стало даже интересно, что будет, если прикрепить монету к телу на 12 часов.

14 день. После опытов чувствуется слабость и тошнота. Но эффект превосходит все мои ожидания. Вещи, изготовленные из разного материала, также перестают отражаться в зеркале и отбрасывать тень. То есть, дерево, железо, камень становятся невидимыми. Абсолютно одинаково…

На следующей неделе решился на самый грандиозный опыт: при помощи браслета, сделанного на заказ, буду удерживать монету ровно два дня. Результаты напишу чуть позже, нужно принять лекарство, все тело изнемогает от ломки. Ума не приложу, как это лечить? Однако, по большому счету, все не важно. Важно полностью получить сведения об этом совместном продукте разума и силы «дьявольского проклятия»…

Дед Мороз

Посвящается Григорию Войнеру(1978-2019)

4 дня до Нового года.

– Маэстро, ты опять учудил со своим стихотворением, – обратилась к мужчине лет сорока Маргарита. – Опять философствуешь?

– В этот раз стебусь, – ответил Маэстро. – Пародирую, если уже говорить откровенно. Столько графоманства в сети, чем моё хуже?

– Хуже? – переспросила Маргарита. – Ты даже не представляешь, что скажут другие.

– Другие? Все равно, что скажут другие. Если смотреть на других, то и жить не стоит. Приспосабливаться под чужое мнение– это значит не иметь своего. Своего мнения, привычек, жизни в конце концов. Жизнь – это, наверное, единственное, что имеет значение. Хотя постой, и смерть так же важна.

– Смерть?

– Да! Её на самом деле нет. Не существует в том виде в котором принято. Она лишь отключает тело, а тело это всего лишь набор молекул, собранных в определенном месте в определенное время.

– Ты хочешь сказать, что если захотеть, то можно жить вечно? – пытаясь понять ход мыслей Маэстро сказала вслух Маргарита. – Но так не бывает.

– Еще как бывает, да если хочешь знать, то эти молекулы могут собраться в любом месте, в любое время. Могут пронизывать Вселенную вдоль и поперек, без особых усилий так как они сами часть Вселенной. Ты пойми, что не нужно лететь на Марс для того чтобы изучать его. В каждом из нас уже есть Марс, нужно только постараться найти его в себе. Рассмотреть свой внутренний мир, свой космос, свой Марс, Луну если хочешь и кучу всего разного. И тогда все станет на свои места. Понимание жизни и смерти, – закончил свои покашливая Маэстро, наливая себе в кружку горячий чай.

– Ты простыл? Когда ты успел только? Вчера же еще, все хорошо было, – потрогала лоб Маэстро Маргарита.

– Да ничего страшного, – отпивая из кружки дымящийся напиток произнёс мужчина. – Горячий какой, сразу в жар бросает. Так что в стихотворении не так?

– Да всё, не так. Куда катится мир? Мужчина хочет, чтобы за него уже боролись. Его любили и лелеяли. Где рыцари? Где турниры? Где букеты цветов, чёрт бы их побрал?

– Мир изменился Маргарита. Изменился навсегда и то, что раньше казалось само собой разумеющимся ушло безвозвратно. Не веришь? Оглянись и посмотри вокруг, женщины стали другими, совсем другими. У них теперь появился свой мир, мир в котором нет мужчин. Вернее, они есть, но лишь как досадное недоразумение. Мужчины сейчас просто носители генофонда, который, когда нужно используется по назначению и затем выбрасывается как одноразовый шприц. Им не нашлось места в этом новом женском мире, поэтому и их так мало. Оглянись и ты увидишь, что нас окружают одни женщины. Начиная со школьной скамьи, перед нами женщины-учителя, в магазине женщины-продавцы, в поликлинике женщины-врачи. Где мужчины? А нет их. А те что есть либо доживают свои дни, либо глубоко спрятались и закрылись от внешнего мира.

– Как-то все у тебя пессимистично Маэстро, – вздохнула Маргарита. – Совсем пессимистично. Неужели все так плохо?

– Нет, это не плохо и не хорошо. Просто это данность. Возможно лет через пятьдесят все станет по-другому, но мы об этом не узнаем. Как возможно не узнаем и того, что с нами будет завтра.

За один день до Нового года.

– Ты совсем ослабел Маэстро. Что с тобой? Может показаться врачам? – взволнованно сказала Маргарита.

– Это просто вирус, – ответил Маэстро. – Слышала, что по планете гуляет вирус, вот и ко мне зашел. И да, я сделал твою песню, но знаю, что она опять тебе не понравится. Тебе постоянно не нравится то, что я делаю.

– Нет, ты не прав. Мне нравится твоя работа. Но ты не хочешь делать так как я слышу. Ведь это мое видение, мои стихи, мысли в конце концов. Неужели так трудно сделать именно так как я прошу?

– Не трудно. Конечно не трудно. Это просто невозможно, – закашлялся мужчина.

– Ну почему ты такой? Ты всегда делаешь мне на зло? И выставляешь меня полной дурой, – обиженно сказала Маргарита.

– Сейчас я переделаю. Если не понравится, тогда уже в Новом году. В этом я просто не успеваю. Совсем ослаб.

– Может тебе нужна моя помощь? Ты только скажи, прошу. Только намекни!

– Нет все нормально. Ничего страшного. А что за видео ты прислала? На телефоне не открывается. А к компьютеру не могу подойти, голова чугунная, не оторвать от подушки.

– Там гирлянда на дереве. Новогодняя гирлянда. Только вот…

– Что?

– Только вот нехорошо она горит. Вернее, горит хорошо, но среди этих огоньков я увидела лицо, страшное лицо. Красные глаза и рот, который как мне показалось, что-то хочет сказать. Мне кажется, это нехороший знак, – ответила Маргарита.

– Ерунда все это, – закашлялся Маэстро. – С Наступающим тебя!

Четыре дня после Нового года.

– Ты ушел. Как ты мог уйти? Ну почему, почему ты ушел? Я отказываюсь в это верить, – читала Маргарита уже в сотый раз одно и тоже предложение. -Здравствуйте, Маэстро умер.

Маргарита сидела перед телевизором и казалось смотрела сквозь него. Вспоминая все последние дни буквально по минутам, которые провела в беседе с Маэстро.

– Ты говорил, что смерти нет. Что мы частички, молекулы, ДНК, которые могут собраться во Вселенной в любом месте и в любое время.

Маргарита встала и подошла к окну. На небе светили миллиарды звезд. И вдруг она поняла, что всё было так, как и говорил ей Маэстро. Вселенная не там за окном, она здесь. В мебели, в стенах, во всех людях.

– Если это так, то дай мне знак, я знаю, что ты уже часть этой Вселенной. Покажи мне, что ты был прав, – негромко произнесла Маргарита и взгляд ее упал на экран телевизора.

К главному герою сериала в этот момент как по волшебству прилетели голуби и он посмотрел с экрана телевизора на Маргариту, словно говоря ей:

– Ты хотела знак? Вот тебе знак!

– Нет, это просто совпадение, это не может быть?

И только она произнесла эти слова, как зимней ночью в окно постучала птица. Шумно помахала крыльями задевая стекло, несколько раз ударив клювом и улетела так же внезапно, как и появилась. Маргарита дернулась от неожиданности, но страха не было. Было лишь понимание того, что к ней, собрав свои молекулы в этой птице прилетал Он.

– Теперь я знаю, что ты был прав. Смерти не было и нет, мы действительно всего лишь часть этой вселенной…

Звонок

В очереди перед Николаем Петровичем стояло ровно сорок человек. Не сказать, чтобы быстро, но очередь потихоньку продвигалась, хотя, если подумать, то спешить особо было некуда. Перед Николаем Петровичем стояли молодые люди, постоянно шутили и смеялись. Один из них все время рассказывал какие-то смешные истории, и его друзья, услышав концовку очередного анекдота, просто надрывались от смеха.

– Нельзя ли потише, молодые люди? – обернулась стоявшая перед ними женщина. – Неужели вас не учили, как нужно себя вести? Ну что за воспитание?

– Извините нашего друга, это он от волнения. Мы ведь все первый раз сюда попали, а он, когда волнуется, всегда языком треплет, – объяснила женщине девушка из их компании.

– Мы все здесь впервые, но это не значит, что нужно мешать другим, – ответила женщина и шагнула на два шага вперед, чтобы встать подальше от этой шумной компании.

После этого замечания ребята стали вести себя потише, однако все равно, хоть и вполголоса, но продолжали смеяться над шутками своего друга. Так, незаметно, слушая, над чем смеется нынешняя молодежь, Николай Петрович дошел до регистрации. «Ну, вот и моя очередь подошла», – подумал Николай Петрович, когда все, кто перед ним стоял, зарегистрировались и пошли по своим местам.

За столом сидел мужчина, внешне выглядевший лет на пятьдесят. Он достал анкету и, взяв в руки карандаш, сказал:

– Присаживайтесь, уважаемый! В ногах правды нет. Как мне вас величать?

– Николай Петрович!

– Петрович, – проговаривая вслух записываемое слово, произнес мужчина. – Стало быть, ваш отец Пётр.

– Так и есть – Петр Иванович, – ответил старик.

– Как и я, Пётр, – поднял глаза на Николая Петровича мужчина. – Постойте, что-то мне ваше лицо знакомо! Это не тот ли Пётр Иванович, что в войну спрятал иконы? В землю закопал от немцев, чтобы их не украли? У вас точно такие же черты лица, как и у него. Мне кажется, я когда-то и его анкету видел с фотографией.

– Да, он. Мне с детства говорили, что я на отца похож. Хотя отца и не помню, он сразу после моего рождения умер. Давно, сразу после войны, – ответил Николай Петрович.– А что в той анкете еще было про него написано?

– Я, честно, не помню, – ответил Пётр. – Столько народу, сами понимаете. Вот только в памяти его поступок остался. Не каждый тогда был на такое способен.

– Это да. Сейчас не все жертвуют жизнью ради чего-то великого, измельчали людишки, – с грустью выдохнул Николай Петрович.

– Позвольте с вами не согласиться. Я встречал и сейчас очень достойных сынов человеческих, которые… – вдруг Пётр прервался. – Подождите, дату рождения не записал, заговорил вас и чуть не забыл её внести.

– 1946-й, – ответил Николай Петрович.

– Рад бы с вами еще поговорить, но, сами понимаете, народу много. А мне всех принять и разместить нужно. Вы куда бы хотели: со всеми? Или отдельно домик?

– Со всеми. Я и так в своем доме живу, охота с другими поговорить, – ответил старик. – А то последнее время совсем от людей отвык. Чуть не одичал на своем хуторе.

– Тогда вот вам ключ, и – проходите. Вам там покажут, что и куда, не волнуйтесь.

– А мои вещи? – уже вставая со стула, спросил Николай Петрович.

– Пока вы подниметесь в свой номер, они уже будут там, – улыбаясь, ответил Петр и, взглянув на следующего посетителя, произнес:

– Присаживайтесь, уважаемая! В ногах правды нет. Как мне вас величать?

***

На этаже у Николая Петровича кого только не было: и иностранцы, и молодежь, и представители его поколения седовласых стариков, и различные деятели науки,  культуры…

«Вот повезло, – подумал Николай Петрович. – И свой немецкий подтяну, и испанский хотел когда-то выучить. А тут, вроде, с Кубы пара человек имеется, и немецкая речь была слышна вдалеке».

Он зашел в свою комнату. Всё так, как он и хотел: приглушенный свет, старая мебель, абажур над круглым столом, словно из его детства. Хотя холодильник был современный, на «ресепшене» сказали, что эта модель бесшумная, в отличие от старой.

– Радиола в углу! Боже, где они ее откопали? – всплеснув руками, бросился к ней Николай Петрович. – Точь-в-точь – это надо же! Наверное, после реставрации – уж больно лак сияет на ее деревянных стенках. А это что, пластинки? Да не может быть! И их они подобрали по моему вкусу! Вот это сервис!

Николай Петрович включил радиолу и поставил первую попавшуюся пластинку. По комнате растеклось теплое ламповое звучание песни, в которой девушка пела о весне. Николай Петрович, все еще пребывающий в прекрасном настроении от увиденного, смахнул слезу с глаз и  подошёл к окну.

За окном открывался удивительный вид. Облака, словно перина, простирались до самого горизонта, и солнце, садясь в них, было похоже на смешного карапуза, который барахтался в этих подушках и веселился, постепенно погружаясь в них с головой.

– А когда здесь ужин, интересно? – вдруг, приложив руку к животу, подумал старик.

И только он так подумал, как дверь в его комнату открылась, и мужчина приблизительно его лет сказал:

– А, новенький! Пошли на ужин тогда, а то звонок сломался – еще не починили. Без звонка многие голодными тут спать ложатся! Попривыкли все по звонку делать.

– Какой звонок? – пожал плечами Николай Петрович.– Зачем куда-то идти? У меня в холодильнике все должно быть. Я просил, чтобы без излишеств, но самое главное – было.

Николай Петрович открыл дверцу холодильника и опять широко улыбнулся. На полочках лежало завернутое в газету, слегка подсоленное сало, в трехлитровой банке из мутного рассола выглядывали соленые огурцы. Белые маринованные грибы уже были выложены в глубокую тарелку и слегка сбрызнуты растительным маслом и уксусом. Лук зеленый, как и петрушка, лежали отдельно на деревянной доске – на той же полке, где и десяток яиц, сваренных вкрутую. И, что самое удивительное, внизу стояла бутыль с самогоном. Николай Петрович искоса посмотрел на своего нового знакомого и, взглядом приглашая отведать угощения, произнес:

– Нет, ну, я видел, конечно, чтобы в номерах был такой сервис. Но, чтобы – так!

– Значит, заслужил, – ответил незнакомец, и, закрывая за собой на замок дверь, продолжил: «Ну, если только по маленькой и то – мне чуть-чуть. Если моя унюхает, не сносить головы!».

– Да что тут пить? Помогай, раз ты уже бывалый. Где ножи и вилки? – обратился к мужчине Николай Петрович.

– Да все тут, в ящике стола должно быть, – ответил тот и, приподняв на круглом столе по центру комнаты скатерть, с видом знатока начал извлекать из его недр все столовые предметы: и ложки, и вилки, и тарелки, и небольшие хрустальные рюмки. Николай Петрович по праву хозяина налил первую рюмку гостю, вторую – себе и, взяв в левую руку кусок хлеба с предварительно отрезанным кусочком сала, сказал:

– Ну, за знакомство! Как тебя звать-то?

– Эммануил! – присоединяясь к хозяину, поднял свою рюмку новый знакомый.

– А меня ; Николай, – ответил Николай Петрович и, чокнувшись со своим новым другом, выпил залпом все содержимое своей рюмки. – Хорошо пошла! Как в сухую землю!

А, посмотрев, как его гость чуть обмакнул губы в спиртное, сказал:

– Так, Эммануил! Ты у себя, как хочешь, а у меня первую рюмку – до дна!

Новый знакомый, взглянув на строгое выражение лица хозяина комнаты, а затем на свою заполненную до краев рюмку, выдохнул воздух. Потом, закрыв глаза, отправил все содержимое себе в рот. Лицо его сразу перекосило от жжения в горле.

– Ты закусывай, закусывай, – подал огурец своему новому другу старик. – Соленый огурец – первым делом! Он перебивает неприятие выпитого и показывает нашему мозгу всю радость бытия.

– Действительно, – захрустел огурцом Эммануил. – А я как-то раньше пренебрегал соленьями.

– Эх, ты! Ну, да ладно, – наливая по второй, произнес Николай Петрович и, поднимая указательный палец вверх, добавил: «Между первой и второй – промежуток небольшой!».

– Гениально! Это нужно записать! – воскликнул Эммануил, и его уже не нужно было просить выпивать вторую до дна.

***

– А давно ты тут, Эммануил? – спросил Николай Петрович своего нового знакомого.

– Да давно! Постой, так давно, что уже и забыл, как сюда попал, – ответил тот. – Я ведь раньше в домике жил с женой, неподалеку отсюда. А потом жене захотелось общества таких же, как и она, старух. А мне покой нужен, я люблю тишину. Только в тишине можно поразмышлять о…

– А жена все время с тобой тут находится? – поинтересовался у него Николай Петрович.

– Ну, как – жена? Вопрос сводится к самому смыслу моего участия во Вселенной. Если там, дома, я не был женат, то тут подбирают пару – без пары никак нельзя. Всё имеет пару, включая хромосомы, – и подвыпивший Эммануил засмеялся, как ребенок.

– А что, если у меня есть жена, только она осталась там? Что тогда?

– Тогда этот вопрос отпадает сам собой, – тут же прекратив смеяться, ответил новый друг. – Так, на чем это мы остановились?

– Я думаю, тебе уже пора, для первого раза достаточно. Пошли, я проведу, если хочешь, чтобы жена не ругала, – предложил Николай Петрович.

– Нет, я сам, сам, сам! – ответил Эммануил и, шатаясь, вышел из комнаты.

Убрав остатки еды и разобрав кровать, Николай Петрович решил сегодня лечь пораньше —тяжёлый выдался день. И эта очередь… Такая длинная очередь… Но все хорошо. Хорошо, что заселили, а не оставили еще на один день внизу, в коридоре. Хотя, по их словам, у них не было никогда такого, чтобы кого-то приняли не вовремя.

– Да, не забыть своим позвонить, что у меня все в порядке… – были его последние мысли, и Николай Петрович не заметил, как, уснул крепким сном уставшего человека.

***

Наутро первым делом старик решил найти телефон, чтобы связаться со своими родными. Но его поиски ничего не дали. Ни телефона, ни даже намека на какую-либо связь ему обнаружить не удалось. И на все его вопросы обслуживающий персонал только лишь разводил руки: мол, им не до него, у них и так полно работы. Отчаявшись что-либо выяснить, Николай Петрович решил, что самый надёжный способ связаться с близкими – было, есть и будет ни что иное, как письмо. И, обрадовавшись своему решению, он поспешил в свою комнату. По привычке заглянул в холодильник и, увидев там простоквашу, подумал, как вовремя ее принесли. После вчерашнего «разговора» с Эммануилом у него с самого утра шумело в голове и постоянно хотелось пить. «Да, это тот самый вкус, кисленькая. Как в детстве, – произнес старик. – В детстве…». Николай Петрович присел на стул с банкой простокваши, и от нахлынувших воспоминаний у него потекли слезы.

– Какой я все-таки стал сентиментальный! Стоило что-то вспомнить, как уже сопли распустил, – начал укорять себя старик. – Соберись! У тебя еще дела не все закончены! Расселся!

И, подстегивая, таким образом, самого себя, он решительно встал и подошел к столу, на краю которого лежали ежедневник и пара шариковых ручек.

– Вот что мне нужно! На ловца и зверь бежит!

Присев за стол, Николай Петрович принялся писать о том, как ему тут живется, и как ему сразу не повезло. Он долго стоял не в своей очереди, и персонал, сверив его данные, попросил перейти в соседнюю. И всего-то дел: им попался его полный тезка, который, правда, младше Николая Петровича на двадцать лет, но всё-таки смог внести легкую неразбериху в документы.

«Кормят хорошо, даже, я бы сказал, лучше, чем, я мог представить. Все то, что я люблю – точь-в-точь, как дома. А еще познакомился с одним из постояльцев, но про него другим письмом. На этом заканчиваю. Ваш любящий муж и отец Николай», – последнее предложение старик произнес вслух и сложил написанный лист так, что он, в итоге, стал похож на треугольник.

На одной стороне этого треугольника он написал адрес и, почесав затылок, добавил: «Нашедшему это письмо просьба опустить в почтовый ящик. Так как у меня нет пока возможности бросить его самому».

Николай Петрович подошел к окну. Легонько приоткрыв створку, просунул свое послание наружу и отпустил. Его подхватил поток воздуха, и вскоре оно скрылось в густых облаках, которые, как и вчера, плотно опоясывали здание, где находился старик.

– Будем надеяться, кто-нибудь, да найдёт. А, если что, ещё напишу! – довольный проделанной работой, произнес Николай Петрович и, увидев недопитую бутыль с самогоном, улыбнулся: «Так… Где этот Эммануил? Где его носит? Тут нам еще на целую беседу осталось!».

***

– Вот ты мне ответь, Мануил, – ласково обратился к своему новому другу Николай Петрович. – Как домой весточку послать? Здесь я человек новый, а ты давно уже тут. Объясни мне, будь добр.

– Какую еще весточку? Тебе что, тут не нравится? – посмотрел окосевшим взглядом на собеседника Эммануил. – Здесь так не принято. Раз попал сюда, нечего своих беспокоить. Отдыхай сам, и твои пусть от тебя отдохнут. И так столько хлопот, пока тебя отправили. А ты не успел сюда прибыть, как уже снова со своими проблемами. Пусть пройдет немного времени, что ли?

– Так-то оно так, но скучаю я уже по ним. А тут ни тебе телефона, ни почты. Мне же интересно, как они там без меня? Все ли у них хорошо?

– Пройдет немного времени – и свяжешься, я тебе обещаю. Все потом связывались, а некоторые еще и увидеться смогли, – ответил Эммануил.– Но по секрету тебе скажу, тут, этажом выше, есть один… Как бы сказать… Очень умный мужчина. Он у себя в комнате постоянно что-то придумывает и мастерит. Ты, если совсем невмоготу, к нему сходи, может, что и посоветует, как с твоими связаться. Но руководство, если прознает, будет недовольно. Тут с этим строго.

– А как его зовут? – заинтересовался Николай Петрович.

– Фамилию не помню, как-то не доводилось его по фамилии называть, вот и забыл. А имя-отчество – Александр Степанович. Точно, Александр Степанович! Я у него еще проволоку просил медную для жены. Она вьющийся цветок по стене пустила, так я проволоку к карнизу примотал, чтобы он поддержку имел.

– Хорошо, я навещу его, может, действительно, что мне дельное посоветует. А пока давай еще по маленькой, и на сегодня хватит. А то вчера на радостях с тобой пару штук лишних кульнул, так с утра нездоровилось, – наливая в рюмки мутную жидкость, сказал Николай Петрович и весело подмигнул Эммануилу.

***

Николай Петрович на следующий день с самого утра поспешил на поиски того самого Александра Степановича, которого ему порекомендовал Эммануил.

– Толковый этот дед Эммануил! Так просто мне с ним, словно сто лет знакомы. Видно, что родственные души. Надо у него поспрашивать, может, и, в самом деле, где пересекались раньше. Хотя нет, имя редкостное – Эммануил. Я бы запомнил. Так, рассуждая о новом друге, он незаметно подошел к комнате, дверь которой была открыта нараспашку, и из нее выглядывали странные металлические конструкции, внешне напоминающие антенны.

– Есть кто здесь? – постучав в дверь и заглянув внутрь, произнес Николай Петрович.

– Есть, есть. Вы ко мне? Если ко мне, будьте любезны мне немного помочь. Я как раз настраиваю прибор, и мне просто жизненно необходим ассистент, – послышался голос из-за угла. – Я тут хотел свою работу немного довести до совершенства, если можно так сказать. Все изучаю свойства металлических порошков и электрические колебания. Вот остались последние штрихи: заземлю антенну, и можно будет пробовать. Придержите-ка, голубчик, этот конец.

Из-за угла показалась рука с куском металлического троса. Николай Петрович, недолго думая, сразу же включился в процесс.

– Ещё чуть-чуть, отлично! Наконец, получилось, как я и хотел! Вы знаете, почти никто не интересуется моими изысканиями. На этом этаже – одни поэты. Ну, что с поэта можно взять? Он постоянно витает в облаках, а я изобретатель, физик! Мне нужна практика, а не строчки о высоких материях. Позвольте представиться: профессор Александр Степанович, – и мужчина подал свою руку Николаю Петровичу.

– Николай Петрович. Можно просто – Николай, – ответил старик.

– Николай – несолидно для вашего возраста. Да и что за фамильярность – Николай, Коля? Уж я буду называть вас, исходя из своего воспитания – Николай Петрович. Хотя, судя по вам, я намного вас старше. Но это, подчёркиваю, никоим образом не должно вас смущать. Итак, с чем пожаловали?

***

– Вот эта стеклянная колба, наполненная металлическими опилками, и есть то, к чему я шел все эти годы. Это, смею вас заверить, начало всех известных вам…

– Я бы хотел вас спросить, – прервал представление Александра Степановича Николай Петрович. – Вы уж простите моё нетерпение: можете ли вы мне помочь связаться с моими родными? Поговорить с ними охота – сил нет. А тут, в здании, ничего, доступного для связи, нет. Я-то письмо написал и в окошко бросил, но нет уверенности, что его найдут и пришлют адресату.

– Так в окно и бросили? – резко повернулся к Николаю Петровичу мужчина. – А я вот и не додумался бы. Вы, видимо, неплохая логика, уважаемый. Очень интересно, очень. Стало быть, эти окна открываются, а я даже и не интересовался, можно ли их открыть. Ну, раз вы говорите, можно, это все меняет.

– Что меняет? – поинтересовался Николай Петрович.

– Приступим тогда, не откладывая. Срочно! Срочно, пока дежурный по этажу нас не застал врасплох. У них не приветствуется посылать сообщения отсюда. Не знаю, с чем это связано, но такие уж тут правила.

– Хорошо, я согласен, – и Николай Петрович одним махом открыл настежь окно, а стоявший рядом Александр Степанович пододвинул к окну свой стол со стеклянными колбами и, одному ему известными – для чего, магнитными катушками. Мужчины делали все так быстро, что и не заметили, как в конце коридора появился дежурный.

– Это запрещено! – раздался голос.

Стараясь больше не терять ни минуты, Николай Петрович закрыл дверь и взял из рук своего нового знакомого две коробочки. Одну тот советовал приложить к уху, а в другую – говорить. Николай Петрович приложил к уху одну из них и услышал шум. Такой шум он уже слышал и раньше: неотъемлемая часть шумов, которые возникают при настройке радиоприемника с одной волны на другую. Но тут шум был еще и со звуком набираемого номера телефона.

На том конце кто-то поднял трубку и произнес:

– Алло, я вас слушаю, говорите!

– Сынок! Это ты, сынок?

– Папа?

– Я, я, родной.

– Папа – это точно ты?

– Да я, я…

В закрытую дверь постучали с коридора.

– Немедленно закройте окно и прекратите ваши опыты, они неприемлемы.

Николай Петрович умоляюще посмотрел на Александра Степановича. Тот махнул головой и сказал:

– Еще минута у вас есть!

И изнутри подпер дверь стоящим рядом с ней стулом. Со взглядом, полным благодарности, Николай Петрович продолжил:

– Сынок, как вы там?

– Мы скучаем по тебе, нам тебя очень не хватает, папа.

– Ты скажи маме, чтобы книгу со шкафа достала, я там ей кое-что оставил, – вдруг вспомнил Николай Петрович. – Времени мало осталось, береги ее.

– Хорошо, хорошо. Папа…

И связь прервалась. В комнату, выломав дверь, влетел дежурный. Он, недолго думая, обрезал провода и закрыл окно.

– Правила для всех одинаковы, – сказал он и строго посмотрел на мужчин.

– Это я виноват, – начал было Николай Петрович.

– Здесь виноватых нет, – произнес дежурный. – Вы не понимаете сейчас. Но это только в ваших интересах и тех, кто там остался. Нельзя смешивать эти две реальности.

– Вы знаете, а опыт-то удался, – вдруг произнес Александр Степанович. – Вынужден вас оставить, мне это нужно подробно записать.

Он пошел за свой стол и что-то очень быстро стал записывать. А дежурный взял под руку Николая Петровича и, отвлекая его интересными историями, повел на свой этаж.

 
ЭПИЛОГ
 

Утром Сергей проснулся от резкого звонка старого дискового телефона, но, подняв трубку, услышал длинный гудок.

– Кто там? – спросила его жена.

– Не знаю, сто лет на него никто не звонил, а тут… Наверное, ошиблись номером. Хотя, знаешь, мне показалось, что я голос отца слышал.

– Да не мог ты его слышать! Показалось. Иди, ложись – утро ещё.

Вдруг Сергей немного подумал и подбежал к шкафу. Достал любимую отцовскую книгу и, открыв ее посередине, увидел, как из нее на пол упал сухой и сплющенный от времени цветок сирени, а рядом с ним – поздравительная открытка, адресованная маме Сергея и подписанная папиной рукой. Сергей бережно поднял сирень, открытку и на обратной стороне прочитал: «Любимая, я тебя очень люблю и буду любить всегда! Спасибо тебе за всё! Твой непослушный Коленька! PS. Сирень из сада, где мы первый раз с тобой встретились».

Сергей посмотрел на книгу, потом на жену.

– Да нет, не показалось. Это был… папа. Как насчет того, чтобы съездить днем к маме? Тут ей передать кое-что нужно…

Сергей положил книгу с посланием на стол рядом с телефоном, на который и пришел этот удивительный звонок. Звонок от любящего их человека. Даже там…