Текст книги "Герой империи. Сражение за инициативу"

Гудериан в течение нескольких секунд нервно тер подбородок, бросая на собеседницу быстрые взгляды загнанной в угол крысы.

– Хорошо… – немного подумав, наконец пробормотал он, – в смысле, я согласен попробовать с ошейником. Быть может, со временем вы и в самом деле станете мне больше доверять и снимете с меня эту штуку?

По Ватиле было видно, что именно такого ответа она и ожидала. Она кивнула и произнесла ровным официальным тоном:

– Вот и замечательно. Со своей стороны мы обязуемся всячески способствовать тому, чтобы вы как можно скорее смогли избавиться от этого украшения. При этом к вам будет приставлен специальный инструктор, который позаботится о том, чтобы вас обучили русскому языку, и вместе с вами будет посещать политинформации. Жить вы тоже будете в куда более достойном для проживания месте. Алис!

После этих слов в камеру Гудериана зашло существо, по внешнему виду сильно напоминавшее тринадцатилетнюю девочку, и эта девочка держала в руках широкий ошейник из мягкой кожи.

Ватила Бе принялась проводить «вводной инструктаж» – так Гудериан, испытывающий очень горькое и неприятное чувство, назвал про себя ее речь. Говорила серокожая фройляйн без малейших оттенков эмоций, словно описывала работу печатной машинки, – и от этого ее обыденного тона немецкому генералу становилось еще тоскливее. Он машинально кивал в такт произносимым ею словам, особенно ярко осознавая в этот момент, что прежняя жизнь закончилась бесповоротно – как для него, так и для многих подобных ему, и что ему теперь придется многое переоценить и переосмыслить…

– Если вы будете плохо себя вести, то сначала эта штука начнет бить вас током, а потом примется душить… – звучал голос Ватилы в его ушах, – насмерть он не задушит, но в случае тяжелых осложнений сознание вы потеряете. Девушка, которая держит ошейник в своих руках, это Алис – ваш инструктор по поведению. Ее выбрали за то, что ей немного знаком ваш язык. С этого момента она будет с вами везде и всюду. Даже в том месте, где вы, хумансы, справляете естественные надобности. Шучу, шучу. – Подобие улыбки проскользнуло на ее темном лице, сверкнули острые зубки. – Этого не требуется. В первую очередь Алис отведет вас туда, где вы обучитесь полноценному русскому языку, потом позаботится о том, чтобы вы приняли душ, заменили одежду и посетили врача. Здесь ваш мундир – не самая лучшая идея. А сейчас вы должны сесть на табурет лицом к стене для того, чтобы Алис смогла надеть на вас ошейник…

Тяжело вздохнув, Гудериан уселся на единственный в камере привинченный к полу вращающийся табурет и отвернулся лицом к стене. Унижение, да… Но что-то подсказывало генералу, что он поступает правильно. Где-то вдали брезжила призрачная надежда, что ему не придется прожить в этом ошейник всю свою жизнь… Эта Ватила, хоть и выглядела необычно, почему-то внушала доверие – пожалуй, даже большее, чем если бы это был кто-то из обычных людей. Впрочем, к настоящему моменту Гудериан был уже готов на что угодно, лишь бы выйти из этой камеры, больше похожей на гроб повышенной комфортности, – куда угодно, хотя бы в коридор…

Еще мгновение – и ошейник защелкнулся на его шее. Новая жизнь Гейнца Гудериана во временном ранге квалифицированного пеона началась.

Часть 10

25 августа 1941 года, около полудня. 17 км к востоку от Орши, райцентр Дубровно, бывший монастырь бернардинцев, место дислокации штаба 13-й армии РККА.

Командующий армией – генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.

Скрытная переброска частей увенчалась полным успехом. В старом районе дислокации изображать бурную активность осталась егерская бригада Вуйкозара Пекоца и приданные ей 32-я, 43-я и 47-я кавалерийские дивизии под общим командованием полковника Бацкалевича. Правда, довольно заметным явлением были батальоны штурмовой пехоты, убытие которых из нынешних пунктов дислокации замаскировать просто невозможно. Поэтому, по договоренности с командованием «Полярного Лиса», эти батальоны решено было перебросить в район новой дислокации шаттлами, причем в последний момент, когда германскому командованию будет уже поздно менять планы.

Развертывание армии проводилось в основном фронтом на север. Левым флангом наши позиции смыкались с основным узлом обороны 20-й армии под Оршей, а правым – с позициями 28-й армии генерала Качалова, шесть стрелковых дивизий которой, заняв оборону по левому берегу Днепра фронтом на север, заполнили пустоту между нашей армией и Смоленским узлом обороны. Для осуществления планирующегося контрудара, помимо уже имеющихся в составе армии четырех стрелковых дивизий и артполков РГК, в район Дубровно перебросили три так называемые «танковые бригады нового облика». Они не имели в составе устаревших танков с бензиновыми двигателями и, за исключением небольшого количества разведывательных БТ-7 с дизельными двигателями, были оснащены только машинами марок Т-34 и КВ.

Первой к нам прибыла прославившая себя под Ивацевичами бронетанковая бригада генерал-майора Борзилова, выведенная из состава 4-й армии генерала Болдина. Она была замечательна тем, что ее ремонтный батальон составляли пленные немецкие ремонтники, исполняющие свои обязанности в ошейниках принуждения. Еще одну такую же бронетанковую бригаду, под командованием полковника Лизюкова, лихо действовавшую в Борисовском сражении, товарищ Сталин передал в состав нашей армии из состава 20-й армии генерала Лукина. Михаил Федорович, конечно, обижается, что у него забрали такую тяжелую и красивую игрушку, но нам она, однако, нужнее. Задача нанести контрудары и отрезать в Смоленском мешке зарвавшихся гитлеровцев лежит именно на нашей армии. Поэтому и третья (точнее, по номеру четвертая) бронетанковая бригада, заново сформированная в глубоком тылу, по настоянию Ватилы тоже была передана в состав нашей армии. Узнав фамилию командира прибывающей танковой бригады, я только покачал головой. Это гора с горой не сходятся, а уж человек с человеком, да тем более на войне… С полковником Катуковым мы вместе дрались на Коссовском тракте. Тогда его танковая дивизия потеряла в боях всю свою технику, после чего ее направили в тыл на переформирование. И теперь товарищ Катуков возвращается ко мне в новом качестве, да еще и с положительной визой Ватилы в личном деле, а сия рекомендация стоит дорогого…

Также, чтобы усилить стойкость наших позиций в районе Дубровно, в состав нашей армии поступили две полностью сформированные, но еще до конца не слаженные противотанковые артбригады. По данным, которые я получаю через тактический планшет, в настоящий момент сформированы и переброшены в район проведения операции уже восемь таких бригад. Две в двадцатой армии у Михаила Федоровича прикрывают Оршанский выступ, две – в составе нашей армии, и еще четыре находятся в составе Особого Корпуса ПТО генерала Мостовенко, подчиненного командующему шестнадцатой армией генерал-лейтенанту Ефремову.

Именно туда, под Смоленск, через открывшуюся севернее Орши дыру на стыке 20-й и 19-й армии ринутся моторизованные корпуса генерала Гота и найдут свою гибель на заранее подготовленных рубежах Смоленского узла обороны. Остальные участки фронта 10-й и 20-й армий, проходящие по левому берегу Днепра, усиливаются в основном гаубичной артиллерией, зенитными орудиями, установленными на прямую наводку, и минометами. Там, как я понимаю, решено вообще не пускать немцев за рубеж Днепра. Во-первых – огнем артиллерии через командирские планшеты будет управлять не кто-нибудь из живых людей, а сам Ипатий, в память которого уже заложены все необходимые для этого табличные данные. Во-вторых – в воздухе будет отсутствовать германская авиация, зато наши самолеты получат полную свободу действий. В-третьих – пилоты истребителей с «Полярного Лиса» тоже не будут отсиживаться в вышине, а применят свои таланты на то, чтобы по возможности уменьшить количество германской сволочи. Я уже многократно убеждался, что кидаться с пикирования обычными пятисоткилограммовыми бомбами темные эйджел, управляющие «защитниками», умеют не хуже, чем так надоевшие нам в первые дни войны германские «лаптежники».

Так что, в принципе, задача остановить германскую армию на рубеже Днепра вполне решаема. Странно другое. Дело в том, что после передислокации в район Дубровно через командирский планшет ко мне в полном объеме стала поступать не только информация, имеющая отношение к моей армии, но и все сведения, касающиеся как наших, так и немецких войск в предполагаемой полосе вражеского прорыва на Смоленск. Я попробовал было выяснить у Ватилы, с чего бы мне такое счастье, но она сказала, что предпочтет объяснить это мне лично, для чего в самом ближайшем будущем спустится со своих небес на нашу грешную землю. Мол, есть тут еще кое-какие дела, и заодно и переговорит со мной с глазу на глаз. В последнее время график использования шаттлов стал таким напряженным, что даже главный тактик не может лететь куда хочет и когда хочет, а только с попутным рейсом. Ну да – их «серые» у нас в Дубровно будут монтировать установку, вызывающую дожди, ведь до даты, назначенной германским командованием, осталось чуть больше недели, и чтобы сковать вражеский маневр, пора приступить к заболачиванию местности. Бесспорно, умение создавать искусственную погоду – тоже сильное оружие…

Так что я жду визита Ватилы… но уже сейчас предполагаю, что она мне скажет. Скорее всего, она сообщит, что с началом вражеского наступления из состава Западного фронта планируется выделить особое Смоленское направление, руководство которым поручат генералу Рокоссовскому – то есть мне. В противном случае ей не стоило городить огород, приказывая перенастроить мой командирский планшет практически под режим комфронта. Я знаю, что у пани Ватилы есть сомнения, как она говорит, по поводу личных и деловых качеств товарища Жукова (и это при том, что она ставит дела службы впереди своего личного мнения), и в то же время я сомневаюсь в самом себе.

По правде говоря, я испытываю некоторое волнение, предвкушая встречу с моей инопланетянкой. С тех пор как между нами произошла близость, мы больше не виделись. Сколько времени прошло? Чуть больше месяца… Хоть я и пытался прогнать из головы мысли о том эпизоде, все равно мне не удавалось полностью избавиться от воспоминаний о нашей жаркой встрече. Да и невозможно было это сделать – в этом мне в какой-то момент пришлось признаться самому себе. Прокручивая в памяти детали того «свидания», я неизменно заново переживал то, что чувствовал тогда… с того момента, когда мой разум оставил попытки сопротивляться влечению. И сейчас, по прошествии времени, мое восприятие произошедшего между нами изменилось. Может быть, я просто уговорил себя? Я много думал о ее словах о «детеныше»… Преодолев свое земное, человеческое отношение к чуду деторождения, я, как мне казалось, сумел наконец без внутреннего протеста принять тот факт, что Ватила использовала меня для своих целей. Мне было хорошо с ней. И теперь то эротическое приключение стало приобретать для меня особенное значение – ведь это нельзя было назвать пошлой интрижкой ради удовлетворения желаний. Ватила – удивительная, прекрасная, желанная… По сути, она оказала мне честь. Она выбрала меня среди множества других мужчин, оценив мои объективные достоинства. И подарила мне то, что я никогда бы не смог испытать с другой женщиной.

Порой в мой разум закрадывались отчаянные мысли: а что если однажды нам выпадет случай повторить? Хотелось верить, что я понравился ей как мужчина. Точнее, я был в этом почти уверен. Ее страсть красноречиво свидетельствовала об этом… Интересно, вспоминает ли она обо мне – не в смысле каких-то деловых отношений, а в плане личном? Вот на этот вопрос у меня даже предположений никаких не было. Все, что касалось душевных переживаний этих инопланетных созданий, являлось загадкой для нас, землян. Они, даже несмотря на то, что были отдаленно родственны нам, следовали какими-то своими, неисповедимыми путями… их сердца были подвластны иным законам, нежели сердца землян. Но тем не менее это свойство и делало их такими привлекательными, как, впрочем, все загадочное и непознаваемое…

И, кто знает, может быть, можно «приручить» темную эйджел? Возможно, с ней даже получится создать семью? Но вот представить Ватилу в цветастом переднике у плиты с половником мне никак не удавалось… Все мои фантазии носили характер какой-то феерии, сказки, где моя прекрасная инопланетянка представлялась горделивой царицей или могущественной волшебницей, соблазнительницей, возлежащей среди шелков и бархата – глупо, конечно, но ничего я с этим поделать не мог. Эх, как далеко заходил я порой в своих мечтаниях! Настолько далеко, что приходилось мысленно стыдить себя и одергивать. А между тем моя сладкая Ватила скоро будет здесь. И я волнуюсь все больше… волнуюсь, черт возьми, точно влюбленный школьник. Но это приятное волнение бодрит меня.

Однако одолевают меня и другие думы – и это, конечно же, важнее моих личных переживаний. Скоро, совсем скоро на мои плечи ляжет огромная ответственность… Сумею ли я справиться с задачей фронтового уровня? Несмотря на всю свою грубость и хамство, генерал армии Жуков – талантливый военачальник, сумевший поставить красивую точку в советско-японском конфликте на горе Халкин Гол; у меня же за спиной только не вполне удачные бои на Коссовском тракте, да Минская оборона, которую я и сам оцениваю невысоко. Уже сейчас, когда все закончилось, у меня возникают соображения, что я мог бы сделать все гораздо лучше. При этом наши потери были бы еще меньше, а вражеские больше. Ведь нет предела совершенству; и приданная мне в помощь тактик-лейтенант Алиль Фа говорит то же. Она тоже учится, или, как предпочитает говорить сама, подстраивается под взаимодействие в паре «тактик-командующий».

Полчаса спустя, там же.

Высадившись из шаттла, Ватила осмотрелась по сторонам. Темные эйджел обычно не способны проникаться красотой местности на поверхностях планет, но у главного тактика «Полярного Лиса» в душе была и человеческая составляющая. Не зря же она говорила Гудериану, что восприняла эту войну как личное дело. Приподнятое над местностью двухэтажное здание, покрытое красной черепицей, зеленая трава, пышные кроны деревьев, голубое небо с реденькими облаками… Однако основным элементом пейзажа была не природа, а люди. Суетящиеся возле посыльного бронеавтомобиля красноармейцы, командиры, спешащие к штабу и из него по своим делам, часовые у входа в здание и, самое главное, гражданские: какие-то бабы в платочках, семенящие по улице, и седой старичок в старомодной мягкой шляпе. Сельская интеллигенция… Ватила мимоходом подумала, что, быть может, если пропустить того старичка через сеансы стабилизации, то из него выйдет вполне полезный член общества, гражданин третьего, а то и второго класса…

Одним общим словом все это называлось «свои», что означало: «члены одного с тобой клана и граждане одной Империи». А за своих, вне зависимости от их видовых признаков, темные эйджел будут драться насмерть, натягивать моргающие глаза на задницы и совершать другие вещи, невозможные физически, но остро необходимые морально. За этим Ватила сюда и пришла. Пока серые и горхини, одетые в комбинезоны технической службы, выгружают из шаттла оборудование и монтируют установку, она проведет разговор с генералом Рокоссовским и решит при этом все служебные и отчасти личные дела. Часовые у входа в здание, не моргнув глазом, отдали ей честь. Во-первых – тактик-лейтенант Алиль Фа, сделавшись привычной частью окружения командующего, приучила бойцов и командиров к виду темных эйджел. Многие, в общем-то, позабыли о том, что первые пять дней этой войны Красная Армия воевала с немецко-фашистскими захватчиками один на один. По прошествии почти двух месяцев самого тесного союза этим людям казалось, что темные эйджел, бойцыцы штурмовой пехоты и хитроумные егеря капитана Пекоца сражались в одном строю с советскими бойцами с самого начала этой войны.

Но тем не менее, когда Ватила Бе в стилизованном под форму РККА мундире со знаками различия генерал-лейтенанта шла по помещениям штаба, наступала тишина. Разница между лейтенантом и генерал-лейтенантом очевидна всем, и просто так главный тактик космического крейсера, а также правая рука маршала Шапошникова и товарища Сталина, посещать штаб армии не будет. Пусть даже эта армия крайне героическая, со славной боевой историей, а ее командующий почти официально (тактик-лейтенант – это весомый авторитет) признан военным гением. Раз товарищ Ватила здесь, значит, скоро что-то будет. Тем более что армию только что тайно перебросили с одного фланга фронта на другой, на якобы недостроенную вторую линию обороны, усилили подвижными соединениями и приказали занимать оборону поперек строящегося рубежа фронтом на север. Причем тут, в штабе, все люди тактически грамотные и понимают, что нарезанная тринадцатой армии полоса ответственности всего в десять километров (по два с половиной километра на дивизию) подразумевает не оборонительную, а наступательную задачу.

Но все эти подспудные мысли штабных работников остались без ответа. Ватила мимо козырнувшего адъютанта прошла в кабинет командующего, потом оттуда вышел командующий артиллерией армии генерал-майор Малинин, докладывавший генералу Рокоссовскому о размещении на позициях приданных армии противотанковых бригад, закрылась массивная дубовая дверь… и то, что говорилось внутри кабинета, уже никак не могло стать достоянием гласности.

– Добрый день, пани Ватила, – чуть привстав со стула, поприветствовал свою гостью Рокоссовский. – Я очень рад, что вы нашли время, чтобы прояснить непонятные моменты в ваших планах.

– Добрый день, товарищ Рокоссовский, – сказала она и слегка улыбнулась.

– Присаживайтесь… – Он тоже улыбнулся в ответ уголками губ, сдержавшись от излишнего проявления чувств. Предстоял деловой, очень важный разговор, во время не стоило рассчитывать на какие-либо лирические отступления. Тем более что вся эта лирика, скорее всего, осталась в прошлом. Но кое о чем он, пожалуй, все решится ее спросить…

Несколько долгих секунд Ватила Бе внимательно смотрела на командующего армией. При этом она осознавала, что ей радостно увидеться с ним вновь. Да, ведь отныне они связаны навеки – Ватила поймала себя на этой сентиментальной мысли, очень свойственной землянам в подобной ситуации, и усмехнулась про себя. С некоторым удивлением она отметила, что в присутствии этого хуманса сама словно бы становится во многом такой же, как их женщины. Хорошо это или плохо – она не могла бы точно сказать. Но трепет, на мгновение охвативший ее сердце, был непривычен для нее. Свои ощущения она затруднялась охарактеризовать – эйджел не пользовались романтической терминологией, – но чувства эти вызывали у нее какой-то странный прилив тепла в области сердца. И она смотрела на сидящего перед ней мужчину, отмечая, что, несмотря на то, что тот старается вести себя невозмутимо и даже деловито-отстраненно, он испытывает сильнейшее желание приблизиться к ней и, как это любят делать хумансы, обхватить руками и прижать к себе… От нее не укрылось его волнение – напрасно он старался делать вид, что совсем уж и не помнит о том, что между ними произошло месяц назад…

Он выглядел довольно бодрым, но все же в его облике проглядывала усталость.

«Все-таки за последние два месяца он трудился буквально на износ, – подумала Ватила, – да и до войны жизнь у этого красивого и сильного хуманса была не сахар… Перед тем как дейчи начнут наступление, было бы желательно, чтобы он прошел полный сеанс стабилизации организма на «Полярном Лисе». Омоложение ему пока не требуется, а вот хроническую усталость подавить необходимо. Иначе, когда настанет критический момент, он не сможет полноценно исполнять обязанности комфронта… Точнее, обязанности исполнять он сможет… – Взгляд Ватилы скользнул по волевому упрямому подбородку сидящего напротив мужчины, по его широким плечам. – Сможет, безусловно – ведь не тот это человек, чтобы поддаться телесной слабости… Но эта нагрузка нанесет его организму повреждения, которые не удалить потом никакой стабилизацией.»

Ватила не позволила неловкой паузе затянуться.

– Я догадываюсь, о чем вы хотели со мной переговорить, – начала она, отчего-то избегая смотреть собеседнику прямо в глаза, – и поэтому буду краткой. Поскольку вы замечательно справились с обороной Минска и быстро прогрессируете как командующий, то именно вам решено доверить операцию, в которой инициатива впервые должна перейти от противника к нашим войскам. Собственно, сейчас у нас, то есть у РККА «в среднем», имеются все преимущества над армией дейчей, кроме боевого опыта, но это дело наживное. Лучше всего повышать квалификацию войск в боях со слабым противником, постепенно наращивая градус боев, и тогда в итоге у вас получатся, как говорил ваш Суворов, чудо-богатыри. Ваша армия прошла через горнило Минского сражения, кроме того, вас намеренно пополняли бойцами, уже принимавшими участие в предшествующих войнах страны Эс-Эс-Эс-Эр. Поэтому в то время как другие армии, находясь в глухой обороне, будут на практике настоящим образом учиться военному делу, вашим бойцам и командирам придется применять все то, чему они научились в Минске и при отходе на рубеж Березины. Но получится скверно, если в разгар боев у командующего фронтом, который не имеет вашего боевого опыта и к тому же невыдержан и груб с подчиненными, появятся какие-то свои соображения о ходе операции. Данные психосканирования свидетельствуют о том, что товарищ Жуков в критической ситуации вполне способен поставить успешность действий против общего врага в зависимость от личных шапкозакидательских настроений[6]6
  Зимой 1941-42 годов в ходе контрнаступления под Москвой в районе Вязьмы вырвалась вперед и попала в окружение 33-я армия генерала Ефремова. Притом и то наступление (уже на излете сражения, когда резервы были растрачены, силы равномерно размазаны по всему фронту, а враг мобилизовался на отпор), и суетливые и бессмысленные попытки деблокирования окруженной группировки лежат на совести Жукова. А бессмысленными они были потому, что громкие приказы не подкреплялись никакими резервами, а иногда и вовсе не приближали, а отдаляли успех операции. Именно Жуков своим приказом вывел из состава 33-й армии 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала Белобородова и передал ее в состав 43-й армии, в результате чего оголилась магистраль, по которой снабжалась вырвавшаяся вперед группировка генерала Ефремова. В результате 33-я армия была разгромлена и, прорываясь из окружения мелкими группами, потеряла 90 % своего состава, а генерал Ефремов погиб в бою.
  Второй такой случай случился в августе 1942 года во время Первой Ржевско-Сычевской операции, когда войска 20-й армии Западного фронта (Жуков) прорвали вражескую оборону на всю ее глубину, а ввод в прорыв подвижной группировки задержался на три дня. А случилось это только потому, что на момент начала наступления эту самую подвижную группировку из танковых и кавалерийских частей никто не удосужился сформировать. В результате этой задержки вместо удара по незащищенным тылам и коммуникациям советским танкистам пришлось вести встречное сражение с подошедшими из глубины обороны гитлеровскими подвижными резервами.


[Закрыть]. А это внушает определенные опасения. Когда начнется сражение, действовать надо будет своевременно и точно по науке, и у нас не будет возможностей и времени одергивать товарища Жукова, если он зарвется. Подготовить рубеж и собрать войска в исходных районах сосредоточения у него получилось хорошо, а вот в том, что он достойно сможет руководить этими войсками в сражении, у нас уверенности нет. Зато вы, товарищ Рокоссовский, находитесь на хорошем счету, и не только по результатам психосканирования. Ваша Минская оборона – наглядный пример того, что можно сделать ограниченными силами в условиях цейтнота. Мы считаем, что при увеличении масштаба вы проявите себя не хуже. Должна признаться, что вся эта операция планировалась под вас, и именно исходя из вашего назначения командующим Смоленским направлением, на эту операцию выделялся наряд сил и средств.

Рокоссовский некоторое время молчал. Да и что тут скажешь – если главный тактик «Полярного Лиса» говорит, что операция планировалась под него, значит, так и есть. Пытаться сейчас что-то переиграть – значит ставить все на грань провала…

– Хорошо, товарищ Ватила, – сухо сказал он, не глядя на нее, – я приму командование и всеми силами постараюсь оправдать оказанное мне доверие. Лишь бы для других товарищей командармов мое назначение не оказалось слишком большим сюрпризом.

– Вряд ли они это заметят, – фыркнула Ватила Бе, – все указания от командующего фронтом они получают через командирский планшет, так что им не будет никакой разницы, от кого они исходят. Мы надеемся, что вы проведете эту операцию на высшем уровне, чтобы вражеские тактики и командующие надолго запомнили это свое наступление…

– Кто это «мы», товарищ Ватила? – как бы мимоходом поинтересовался Рокоссовский.

– Мы, – ответила та, – это я, товарищ Сталин и весь советский народ.

– Ну, если так, – произнес командующий тринадцатой армией, проведя пальцами по лицу – жест, выдающий усталость, – то тогда я всеми силами постараюсь оправдать ваше доверие.

– И еще, – сказала Ватила, – за два-три дня до начала вражеского наступления вам нужно на одни сутки прибыть на «Полярный Лис» для проведения восстановительных медицинских процедур. Я хоть и не врач, но вижу, что вы смертельно устали, а такое состояние командующего недопустимо при проведении серьезной операции, поскольку это будет влиять на ее эффективность.

Рокоссовский тяжко вздохнул. Затем поднял на нее глаза. И было в его взгляде такое, что Ватила почувствовала настоятельную необходимость как-то ободрить его. Конечно, приблизиться к нему самой и обхватить руками она не могла себе позволить – это казалось ей неуместным (хотя для хумансовских женщин, возможно, это было бы вполне естественно при данных обстоятельствах).

– Не надо вздыхать, – поспешно сказала она бодрым и веселым голосом, – это совсем не страшно. Вы собрали у себя в штабе хорошую команду, и в тот момент, когда речь идет о рутине, какое-то время они прекрасно смогут справиться без вас. – Она сделала паузу и после, чуть подавшись к собеседнику и глядя теперь ему прямо в глаза, продолжила уже совершенно другим голосом, тихим и вкрадчивым: – Кстати, на время пребывания наверху приглашаю вас быть моим гостем… Ведь мы совсем не чужие друг другу существа… тем более что совсем скоро, меньше чем через ваш год, вы станете отцом симпатичного темно-эйджеловского самца-квартерона, который обещает унаследовать все лучшее от отца и от матери и стать величайшим тактиком Империи на все времена…

30 августа 1941 года, около полудня. Минская область, Пуховичский район, поселок Марьина Горка, бывшая усадьба графов Маковых и бывший Дом Творчества белорусских писателей. Полевой штаб группы армий «Центр».

Присутствуют:

Командующий группой армий «Центр» – генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге;

Командующий 9-й армией – генерал-полковник Адольф Штраус;

Командующий 2-й армией – генерал-полковник Максимиллиан Вейхс;

Командующий 4-й армией – генерал от пехоты Готхард Хайнрици;

Командующий 3-й панцергруппой – генерал-полковник Герман Гот.

С серого, как похоронный саван, неба лился летний русский дождь, и херры генералы, входя в холл, снимали кожаные плащи и фуражки, которые успевали намокнуть даже за то короткое время, пока они шли от машин к зданию. Ох уж этот дождь – он спутал планы и смешал мысли господ генералов… Тут, недалеко от Минска, он иногда лил сильнее, прямо как сейчас, а иногда лишь тихо накрапывал, но ближе к линии фронта разверзшиеся небесные хляби низвергали на землю буквально реки воды. Продолжалось это уже третий день, и если сначала прежде изнывающие от жары и сухой пыли немецкие солдаты благословляли упавшую с небес влагу, то теперь, нахохлившиеся под своими прорезиненными накидками, они проклинают проникающую повсюду сырость. Нет в жизни совершенства. Уже через два дня сплошных дождей грунтовые дороги стало развозить, а в болотах, изрядно пересохших этим сухим и жарким летом, добавился уровень воды. Громоздкие германские машины буксовали на раскисших проселках и только топорно сделанные, но надежные трофейные полуторки продолжали доставлять со станций разгрузки на передовую все необходимое для германской армии.

О том, что творилось на другой стороне фронта, немецкие генералы не знали, хотя догадывались, что там все то же самое. Правда, автотранспорт у большевиков был более проходимым, а железные дороги в силу бездействия люфтваффе действовали у русских как часы, доставляя в передовые части все, что требуется для ведения войны. Выстроенная за десять последних лет промышленность быстро переходила на военные рельсы, направляя на фронт все больше оружия, боеприпасов, снаряжения и техники. В результате сидящие в окопах русские солдаты были сыты, обуты, одеты, хорошо вооружены и обеспечены боеприпасами. А с тыла к фронту подходили все новые и новые эшелоны, подвозящие как снабжение, так и дополнительные воинские контингенты. И это сама по себе была страшная сила, даже если не считать, космического крейсера в небесах, нависшего над всей западной цивилизацией словно дамоклов меч. Но германские генералы не могли надеяться на то, что англосаксы, или хотя бы покоренная ими Европа, встанет плечом к плечу с германскими солдатами, чтобы противостоять ужасному союзу большевиков и космических захватчиков. Только «наследнички» доктора Геббельса способны трындеть о чем-то подобном, а в реальности такой сценарий невозможен. Никакой солидарности в рядах обитателей этого самого «Запада» не было, и даже, более того, англичане, французы, датчане, бельгийцы и прочие голландцы с чувством глубокого морального удовлетворения наблюдали за тем, как германская нация первая из всех кувырком летит в ад.

Поэтому, осознавая бесперспективность продолжения войны, собравшиеся сегодня на совещание германские генералы уже примеривались, как бы половчее спрыгнуть с несущейся под откос гитлеровской колесницы и не свернув шеи сменить флаг, встав под знамена Империи. Известие о том, что там, на небесах, существует абсолютная монархия и незыблемость частной собственности, вселяло в этих господ уверенность, что договориться с имперцами будет значительно проще, чем с большевиками. При этом эти наивные чукотские мальчики даже не догадывались, что большевики и пришельцы – это уже фактически одно и то же, и что о всех перипетиях закулисных переговоров Сталин узнавал без задержек. Впрочем, все тайное когда-нибудь становится явным; да и имперцы, с легкостью осуществляющие стратегическую дезинформацию врага, никогда не будут обманывать партнера по переговорам. Ибо себе дороже. Да и сам Сталин тоже считает, что маленькая ложь рождает большое недоверие.

Поэтому, когда стало ясно, что германские генералы ищут контактов с серьезными намерениями, было решено раскрыть карты и обговорить настоящие условия Инверсии и Присоединения. Хотя для СССР такой способ в новинку, для Империи инверсия вчерашних врагов – обычнейшее дело. По этому пути прошло множество кланов темных и светлых эйджел, и только один вопрос принципиально осложнял переговоры. Сталину и Малинче Евксине было непонятно, кого именно представляет фельдмаршал фон Клюге: только себя, некую аморфную группу генералов, промышленников и финансистов, или какую-то юридически оформленную организацию, которую можно потрогать руками. Впрочем, если бы такая организация существовала, то первой бы ее потрогало гестапо, поэтому человеку фельдмаршала фон Клюге, посланному для налаживания контактов, пришлось признать, что сторонники у командующего группы армий «Центр» хоть и имеются, но они весьма неустойчивы морально и по оформлению скорее напоминают клуб любителей рыбалки. В соответствии с этим было сделано и предложение.

– Итак, господа, – сказал фельдмаршал фон Клюге, когда все приглашенные к присутствию расселись за длинным столом, – у меня для вас две новости: хорошая и плохая.