Текст книги "Война за проливы. Операция прикрытия"

– Положение серьезное, – сказал генерал Тошев, оглядевший собравшихся, – я тут не один. Вслед за мной на Кюстендил[20]20
  В то время южная граница Болгарии пролегала значительно севернее, чем сейчас, и Софию можно было считать приграничным городом.


[Закрыть] марширует вся Софийская дивизия, которая в Македонской операции будет действовать совместно с 7-й Рильской дивизией, развертывающейся под Дупницей. Соизвольте передать своим людям сигнал «без пяти двенадцать» и самим находиться в полной готовности. Ваши четы, господа, мы воспринимаем как передовые разведывательные отряды Болгарской армии, поэтому все командиры чет, прошедшие обучение в русских военных школах, получат офицерские чины…

Услышав эти слова, македонские революционеры переглянулись, после чего Борис Сафаров спросил:

– Неужели уже так скоро, господин генерал?

– Скоро, скоро, – ответил генерал Тошев, – и даже скорее, чем вы думаете. Приказ перейти границу может поступить в любую минуту. Впрочем, более подробно задачу вам поставит господин Бесоев, которого вы, хе-хе, довольно неплохо знаете…

– Мы неплохо знали некоего господина по прозвищу Бес, – с достоинством сказал Тане Николов, – с которым мы вместе съели немало соли и вместе ходили опасными македонскими тропами; а вот подполковник Бесоев, герой множества неизвестных нам дел и флигель-адъютант русского императора, для нас является полным незнакомцем. Но нас не удивляет, что столь достойный человек оказался так высоко оценен русскими властями, поэтому мы согласны выслушать его советы.

– Друг мой Тане, – ответил Бесоев, – когда змея меняет шкуру, она все равно остается змеей. Я еще не единожды сменю это парадный мундир на полевой камуфляж и обратно. Ибо этот мундир, ордена, сабля с позолоченной рукоятью и флигель-адъютантские аксельбанты – тоже оружие, да только оно призвано воздействовать не на чужих, а на своих. Чтобы не бронзовели, не наливались спесью, не предавались бы лени и безделью, а действовали так, будто им уже подпаливают пятки.

– Вы еще о нем многого не знаете, – сказал усмехнувшийся генерал Тошев, – хотя сейчас это не имеет значения.

– Да, действительно, – сухо кивнул Николай Бесоев, – мое прошлое не имеет к нынешним делам почти никакого значения. А сейчас давайте вернемся к нашим баранам. В общем, начну немного издалека. Все вы знаете, что своим положением в Османской империи недовольны не только болгары, сербы, греки и прочие христиане, но и практически все остальные ее обитатели. Абсолютно довольный всем человек – это султан Абдул-Гамид, который грабит всех в свою пользу. В ситуации, когда офицеры и чиновники по полгода не получают жалования, недовольство этих людей текущим положением вещей становятся вполне естественным. Одним словом, Османская империя беременна революцией. Но только образованная прослойка османского общества видит в этой революции исключительно буржуазно-националистический компонент. Они хотят получить возможность грабить нетурецкое население империи, не оглядываясь на мнение султана и его советников. Примерно так, как это делается в колониях Англии, Франции и других вполне европейских и цивилизованных стран. Друзей у нас среди этой публики нет. Их другом был господин Санданский, и их друзьями являются его последователи. Как только эти люди поднимут мятеж против султана, они обратятся ко всему немусульманскому населению Османской империи с предложением мира, дружбы и всяческих благ. Но это ложь. Едва они немного укрепят свою власть, так сразу начнут одну жестокую резню за другой. Поэтому мы не должны давать им укрепиться, а постараться снести турецкое иго в момент его наибольшей слабости, когда Османская империя окажется разделенной внутри себя. Приказ перейти границу и начать боевые действия поступит тогда, когда размещенная в Македонии армейская группировка выйдет из повиновения властей в Константинополе, но сама еще не установит никакого порядка. Бить врага надобно в момент наибольшего хаоса.

– А с чего вы взяли, – спросил Христо Татарчев, – что попытка турецкой революции случится в ближайшее время? Такие настроения среди турецких образованных людей господствует довольно давно, и до открытых выступлений дело еще ни разу не доходило.

– На этот раз дойдет, и очень скоро, – ответил Николай Бесоев, – эти безмозглые бабуины полны уверенности в том, что только они способны спасти от краха Оттоманскую империю… Но на самом деле они всего лишь ее могильщики. Наше дело – помочь им в этом благородном занятии, и для этого необходимо действовать точно в соответствии с приказом, который поступит ровно в тот момент, когда турки начнут сходить с ума и убивать друг друга. Надеюсь, вы поняли мои слова? Ждите, и в самом ближайшем будущем вы услышите так давно ожидаемый вами приказ.

12 июня 1908 года. Ораниенбаум. Большой (Меньшиковский) дворец.

Отрывок из дневника Великой княжны Ольги Николаевны.

Кажется, за эти три дня я изменилась. Я все время думала над перспективой, которую мне описала госпожа Антонова, над той миссией, что предстояла мне в будущем в качестве королевы Сербии. Я понимала, что детство закончилось, ушло безвозвратно, и отныне мне следует рассуждать и поступать по-взрослому. Сестрицы почувствовали происходящие во мне перемены. Им казалось, что я важничаю, и иной раз они старались поддеть меня. Но я оставалась невозмутимой и на их шутки только задумчиво улыбалась. По большей части мой разум был занят тем, что пытался вообразить, как это все будет: кадетский корпус, учеба… Кадетский корпус! Это словосочетание меня немного коробило. Ведь я все-таки барышня… Это что же – я буду барышня-кадет? Или барышня-кадетка? Как-то нелепо звучит… Впрочем, допускаю, что это во мне говорят мои предрассудки, ведь самим эти люди из будущего, как я понимаю, смотрят на подобные вещи гораздо проще. Да что там проще – они вообще не делают разграничения между женской и мужской прерогативой. И это, если подумать, просто замечательно. Это как-то вдохновляет, ведь при подобном подходе множество женщин смогли бы реализовать себя в гораздо большей мере, чем это было на протяжении веков… Да, пришло время ломать традиции; только пусть это будет мягко и постепенно – так, чтобы не вызывало протеста у приверженцев патриархата…

А что если в этом «кадетском корпусе» девушек будут всерьез обучать военному делу? Ведь там, насколько я поняла, будут разные «факультеты». Есть ведь такие девицы, которые готовы радостно осваивать сугубо мужское ремесло (вон, взять хотя бы ту же Дурову)… Дав волю своему воображению, я представила себе женщин, которые умеют владеть оружием, обладают силой и ловкостью тренированных мужчин. Мне пришло в голову, что, возможно, госпожа Антонова – одна из таких. Ведь детали ее образа выделяли ее из привычных мне представительниц женского пола: жесткое выражение лица, стальной блеск глаз, осанка опытного военного, манера разговаривать четкими и короткими фразами… Далее моя фантазия нарисовала мне молодых девушек, которые специально будут выбирать себе эту стезю. Наверное, они будут такие же суровые и хладнокровные, а еще они будут обладать до безобразия развитыми мышцами… Ну что ж, если это их выбор – почему бы и нет? Но я бы не хотела стать такой. Я бы хотела остаться нежной и женственной…

Так я рассуждала накануне. А сегодня… сегодня все мои фантазии вместе с умозаключениями были разбиты в пух и прах. И вот как это произошло.

Утром снова приехала госпожа Антонова, причем не одна. С ней были две девицы. Я увидела их в окно, и, по правде говоря, была сильно заинтригована. Что-то было в этих девицах необычное… Но что именно – мне определить не удалось, так что я поспешила вниз, чтобы разгадать эту загадку.

Но когда мы, все четверо, оказались лицом к лицу, и девушки, будучи представлены по именам, поприветствовали меня со всем положенным пиететом (ровно в меру), мне не пришлось долго ломать себе голову, так как госпожа Антонова теперь представила их более подробно.

– Ольга, это телохранительницы вашего жениха, – сказала она, сделав вид, что совершенно не обратила внимания на мое изумление от этих слов, – подпоручики эскорт-гвардии Анна Хвостикова и Феодора Контакузина.

Девицы?! Телохранительницы? Выпускницы того самого кадетского корпуса, где из юных дворянок-сироток делают эдаких стальных пантер? Подпоручики эскорт-гвардии с личной благодарностью моего дяди Михаила, занесенной в персональный формуляр? А ведь такая благодарность, касающаяся дел, не подлежащих огласке, может стоить иного ордена. На вид такие молоденькие и хрупкие, с глазками, уставленными в пол… Да и вообще…

Я просто потеряла дар речи. И только молча смотрела на Анну и Феодору, стараясь лишь, чтобы выражение моего лица не было слишком глупым. Я даже сподобилась слегка кивнуть: мол, понятно. Хотя ничего мне не было понятно! Они были очень миловидны, эти две «телохранительницы». Стройные и грациозные, они держались с достоинством, но без всякого подобострастия. И теперь они казались мне еще более необычными, хотя на первый взгляд ничего такого особенного в их облике не было. В голове моей вертелось множество вопросов, но ни один из них я не могла задать госпоже Антоновой в данной ситуации.

Она же невозмутимо продолжала:

– Я решила, что вам следует познакомиться, кроме того, нужно кое-что прояснить для вас, Ольга. В будущем этим девушкам предстоит стать вашими первыми фрейлинами. Они хоть и нетитулованные дворянки, но хорошо образованы, имеют чувство такта, а кроме того, лично преданны вам и вашему жениху. Кого попало королевич Георгий не назовет своими «сестренками» и «побратимками». Они готовы были отдать за него свою жизнь и он это оценил. Такие фрейлины не предадут, не будут сплетничать, а вместо того могут стать близкими соратницами и уже вашими телохранительницами. Кроме того, наряду с вами им суждено стать лицом России в Сербии, а потому им предстоит стать вашими соученицами на факультете управления. Возможно, к их числу добавятся еще девушки, а может, и нет, но вместе вы должны стать одной целой командой.

В ответ я важно кивала, но в это время меня все сильней накрывало ужасное, новое для меня чувство… и я прикладывала массу усилий для того, чтобы оно никоим образом не отразилось на моем лице. И это была ревность. Мой жених, мой Георгий практически постоянно находится в обществе этих красавиц? Такой поворот стал для меня неприятной неожиданностью, и все остальное как-то отошло на второй план. И я уже не задавалась вопросом, каким образом эти девицы попали в кадетский корпус ГУГБ и стали телохранительницами и почему я не наблюдаю у них громады мышц и соответствующих манер. Нет – меня испепеляла ревность; ее «стрелы огненные» больно пронзали мое сердце, и я героически пыталась совладать с собой.

Наконец мне это вроде бы удалось. Пришлось вспомнить и примерить на себя ту мучительную, давно известную мне данность, что у взрослых мужчин всегда бывают «отношения» – ну, не те, которые всерьез, а так… для удовольствия. Взрослые говорят об этом шепотом и называют это «спать», а иногда по-старинному «махаться», но я достаточно хорошо знаю, что это означает на самом деле…

Выходит, мой жених не исключение, подумала я с тоской. Ведь невозможно же постоянно находиться рядом с такими красивыми девицами и оставаться равнодушным к их чарам! Все эти манерные актриски, балеринки и прочие представительницы полусвета, за которыми так любят увиваться молодые повесы, не стоят и одного ноготка эти спокойных и грациозных девиц… Но все же это был ошеломляющий удар по моему сознанию.

И сейчас, когда я пишу эти строки, я испытываю невообразимый стыд за то, что произошло дальше. Кто дергал меня за язык? Почему на какое-то мгновение я перестала контролировать себя? Я повела себя точно простолюдинка, точно ревнивая жена какого-нибудь сапожника… Я, натянуто улыбаясь, спросила у этих «телохранительниц»:

– Так, значит, девочки, вы спите с моим женихом?

Наступила тишина, во время которой какая-то птичка из кустов вдруг залилась замысловатой трелью. Кажется, растерялись все. Госпожа Антонова, обычно такая невозмутимая, нервно кашлянула, а девицы переглянулись между собой, будто обменялись записками. И потом одна из них, Анна, посмотрела мне в глаза прямым и честным взглядом.

– Да, Ваше Императорское Высочество, – сказала она, – мы спим, точнее, спали, с королевичем Георгием в одной постели. Но совсем не в том смысле, в каком вы, возможно, подумали. Наша работа отнюдь не подразумевает подобных обязанностей… Если бы в спальню проник злоумышленник, то ему бы пришлось добираться до своей жертвы через одну из нас. А вторая в это время проснулась бы и застрелила негодяя. А ваш жених – весьма благовоспитанный молодой человек, и, к его чести, не страдает неумеренным женолюбием и невоздержанностью в плане плотских удовольствий. Кроме того, он сразу нарек нас своими сестренками, а слово «сестра» для него свято. Думаю, что вы найдете в его лице идеального мужа, который весь свой мужской пыл будет оставлять только вам, вместо того чтобы разбрасывать его по сторонам.

И, странное дело – я поверила. Может быть, в правдивости этих слов меня убедило то, как она смотрела на меня. И вот тут-то на меня и накатил стыд… Я не знала, куда девать глаза. Не знала, что говорить…

Но девицы очень умело сгладили неловкость положения. Они сделали вид, что ничего особенного не произошло, и как-то плавно перевели разговор в безобидное русло… Они сказали, что совсем скоро они вместе с Георгием убывают на войну, но обещали доставить моего жениха обратно в целости и сохранности…

И при этом Анна и Феодора они были так милы и дружелюбны, так искренни и очаровательны, что я постаралась забыть о своей глупой выходке. Я лишь мысленно пообещала себе, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не поведу себя подобным образом… все, я уже не ребенок. Кроме того, моя несдержанность все же помогла мне обрести душевный покой. Мой жених не изменяет мне! Как это замечательно… А ведь если бы не мой бестактный вопрос, я бы так и мучилась ревностью и обидой – и совершенно напрасно.

А когда они уехали, ко мне подошла Татьяна… Мы с ней особенно дружны, и Вячеслав Николаевич даже называет нас «старшей парой» – в противовес двум младшим сестрам Марии и Анастасии. Мы даже живем в одной комнате, и так было столько сколько я себя помню.

– Можно сказать тебе секрет? – шепнула Татьяна мне на ухо.

– Конечно! – сказала я.

Уже давно сестренка не доверяла мне своих милых секретиков… Помнится, последний был о том, что она заочно влюбилась в капитана Блада. Эту книжку (весьма затертую, да еще и отпечатанную в так называемой «новой орфографии», из-за чего она кажется полной забавнейших орографических ошибок) принес в наш дом Вячеслав Николаевич. Как он сказал, «ради воспитания юношества». Я отнеслась к этому пиратско-рыцарскому роману с интересом и не более того, а вот на Татьяну трагическая фигура главного героя произвела глубочайшее впечатление. «Я люблю того, кого не существует! – горестно сказала она тогда, – наверное, это самая несчастная любовь на свете!»

Но на этот раз оказалось, что объект ее интереса вполне реален. Поначалу сестричка принялась меня интриговать.

– Мне один молодой человек понравился… – сообщила она. – Он такой… такой… красивый… и у него приятный голос… и он весьма начитан, хотя по-русски говорит еще довольно плохо… Угадай, кто это?

– Ну, я не знаю… – пожала я плечами.

– Я дам одну подсказку… – сестричка хитро прищурилась. – Он был у нас тут совсем недавно, вместе с дядей Михаилом и адмиралом Ларионовым…

– Неужели Борис, царь Болгарский? – воскликнула я.

– Ш-ш-ш… – Татьяна приложила палец к губам и огляделась по сторонам. – Никому не говори. Он мне очень, очень понравился! Ну вот прям ОЧЕНЬ! – Тут она потерла нос и тихо пробормотала: – Нельзя ли мне тоже… ну, это… замуж? И будем мы с тобой, две сестры – одна в Сербии другая в Болгарии – ездить друг другу в гости. Тогда наши мужья точно не подерутся…

– Тогда, – с серьезным видом сказала я, – тебе через пару лет придется поступить в то же заведение, что и мне, и это отнюдь не Институт благородных девиц. Королева, или там царица – это очень ответственная работа, которая потребует от тебя специальной подготовки. Впрочем, ты только шепни о своем желании на ушко тетушке – и сама все узнаешь. Но только сделай это так, чтобы не слышали младшие, а то они тебя задразнят. Ведь подходящих принцев только двое, и мы их уже расхватали.

13 июня 1908 года. 13:25. Македония (Западная Румелия), город Монастир (ныне Битола).

Говорят, что политика часто укладывает в одну постель самых разных людей. Но иногда бывает и наоборот… Вот и сейчас в комнате третьеразрядной гостиницы собрались офицеры турецкой армии, как говорится, среднего звена: один подполковник (бин-баши), три майора (кал-агаси), капитан (юз-баши) и один гражданский чиновник по телеграфному ведомству, смотревшийся среди блестящих военных как ручная крыса на выставке породистых котов. Подполковником был Нуреддин-бей, сын командующего 3-й армией Ибрагим-паши, майорами: прославленный в боях с повстанцами Энвер-бей, известный деятель младотурецкой партии Ахмед Ниязи-бей и инспектор Румелийской железной дороги Ахмед Джемаль-бей, а звание капитана носил Кемаль-бей (позже ставший известным как Ататюрк). Всех собравшихся объединяло то, что, будучи членами партии «Единение и прогресс» они считали, что лучше всякого султана способны сделать Османскую империю снова великой, скопировав в качестве образца смесь Германии и Британии. Турецкий султан с этими настроениями своих офицеров боролся, но как-то несерьезно. Там, где его предшественники рассылали шелковые шнурки[21]21
  Шелковый шнурок, присланный от султана какому-нибудь паше, означал, что его величество желает, чтобы этот человек покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть], рубили головы и сажали на кол, он лишь высылал проказников подальше от Стамбула: в Сирию, Месопотамию или Македонию, назначая их командовать воинскими частями.

Но главным действующим лицом в этом собрании, как ни удивительно, был чиновник телеграфного ведомства Мехмед Талаат-бей из Салоников, впрочем, состоявший все в той же организации неполживых свободолюбцев. В руке у него был зажат скомканный бланк телеграммы, отправленной из Стамбула от имени сераскира (главнокомандующего османской армией) Мехмеда Реза-паши и предназначенной командующему третьей османской армии Ибрагиму-паше. В этой телеграмме первым пунктом черными арабскими буквами по желтоватой бумаге казенного бланка было написано, что в связи с опасностью военного нападения на Османскую империю стран Балканского союза и России среди подданных его величества султана Абдул-Гамида Второго объявляется всеобщая мобилизация. Второй пункт гласил, что с начала боевых действий на всей территории Османской империи объявляется газават – священная война против всех неверных. При этом турецкая армия и правоверные подданные его величества султана не должны делать различия между неверными и убивать всех, до кого смогут дотянуться. В этой войне у Оттоманской Порты не будет союзников, а только враги. В-третьих – всех политически неблагонадежных офицеров, членов партии «Единение и прогресс», предписывается отстранить от командования, взять под арест и отправить под конвоем в Стамбул.

Помимо телеграммы, при Мехмед Талаат-бее имелся экземпляр лондонской «Таймс» за девятое июня, которым ему удалось разжиться у британского консула в Салониках, а в газете имелась язвительная статейка «Потворство русской агрессии. Король Эдуард сошел с ума», принадлежащая перу некоего Савролы[22]22
  Один из литературных псевдонимов Уинстона Черчилля. В молодости он действительно был неплохим журналистом и писателем, а в 1900 году опубликовал свой единственный роман «Саврола» в котором, как подозревали современники, вывел под именем главного героя именно себя. Оставил Черчилль это занятие только в 1910 году, после занятия поста Министра Внутренних дел, денежное содержание которого позволяло не тянуться за посторонним приработком. Ну а на данный момент он – всего лишь начинающий министр Торговли и Промышленности и не чурается литературных трудов.


[Закрыть], прожженного журналиста и начинающего политикана. В этой статье автор простым и понятным английским языком описывал международную политическую ситуацию после Ревельской конференции – так, как она виделась из Вестминстерского дворца[23]23
  Здание, в котором расположен Парламент Великобритании.


[Закрыть]. И ничего хорошего для Османской империи в этом видении не было. Континентальный альянс был так силен, что связываться с ним желающих не нашлось, тем более что его противники оказались не только слабы, но и разобщены. Британия, Франция и Австро-Венгрия были каждый сам за себя. И если Вена опасалась набега диких русских казаков, то Париж всерьез переживал по поводу возможности незваного визита германских гренадер, готовых в любой момент позадирать подолы распутным парижанкам. Посмотрите туда, чертовы лентяи – Елисейские поля и бабы; посмотрите сюда – Эйфелева башня и опять бабы. Но самое неприятное заключалось в самой Великобритании. Когда премьер Генри Асквит и глава Форин-офиса сэр Эдуард Грэй собрались было дезавуировать подпись короля под итоговым заявлением конференции, весьма влиятельные и уважаемые люди (клика адмирала Фишера) встретили их в кулуарах Парламента и попросили этого не делать, поскольку такой шаг был чреват неприятностями для британской политической репутации и не только… Что «не только», вслух не сообщалось, но, видимо, было обстоятельство, которое заставило британских политиков передумать.

«Королю дали взятку! – патетически восклицал автор статьи, – это очевидно. Кроме того, его дочь Виктория замужем за русским адмиралом Ларионовым, этим цепным псом императора Михаила, и как раз это человек фактически назначен правителем Болгарии, в связи с малолетством законного царя Бориса. Конфликт интересов налицо. Британия в опасности!»

Безусловно, лидером среди собравшихся был Энвер-паша. Его часть, хорошо обученная и дисциплинированная, была хорошо известна как сербским и болгарским четникам, так македономахам. Не перечесть, сколько бессильных проклятий обрушивалось на голову этого человека. Правда, с недавних пор и он ощутил, что в некоторые места лучше не лезть, и сейчас звериное чутье на опасность говорило ему, что в данной ситуации тоже скрывается ловушка.

– Старый бабуин, – сказал он про султана Абдул-Гамида, – доигрался в свой зулюм[24]24
  Зулюм – режим единоличного правления султана, без конституции и парламента.


[Закрыть] до того, что даже у британцев лопнуло терпение, а Германия махнула на нас рукой из-за постоянных задержек с разрешением на постройку железной дороги[25]25
  В нашей истории германо-турецкий союз начал обретать конкретные черты только при младотурках, когда они устранили все препоны с пути строительства этой железной дороги.


[Закрыть] из Константинополя в Басру через Багдад. Из нас, скорее всего, хотят сделать главных виновников надвигающегося поражения. Тридцать лет назад Османская империя проиграла войну одной России, – сегодня ей не справиться даже с союзом из Сербии, Черногории, Болгарии и Греции. Призыв к газавату – это шаг отчаяния и желание замазать кровью неверных собственные грехи. Тем более что в итоге в живых не должно остаться вообще никого, ибо победители будут безжалостны и таким же жестоким образом уничтожат правоверное население Фракии и Румелии. А виновны в этом будем как раз мы, потому что не смогли этого предотвратить.

– Час выступления настал, – сказал горячий и порывистый Ахмед Ниязи-бей, – пока нас и в самом деле не арестовали, нужно выйти из повиновения Ибрагим-паши, объявить о восстановлении конституции 1876 года и обратиться с воззванием к главам иностранных держав с тем, что режим султана Абдул-Гамида низложен.

– Еще, – сказал Энвер-бей, – необходимо обратиться к населению из местных неверных, обещая им свободу, равенство и братство. А вешать мы их будем потом, потому что сейчас главное – отвертеться от того, что нам приготовил русский царь Михаил, являющийся сыном и достойным учеником самого Иблиса.

– Боюсь, уважаемый Энвер-бей, – ответил Ахмед Ниязи-бей, – что такое воззвание окажется в высшей степени бесполезным. Вожди автономистского крыла местных болгарских повстанцев в последнее время либо были убиты, либо бежали в Европу. Сейчас в местных горах в полной силе только сторонники присоединения Западной Румелии к территории Болгарии, а у них вы своим воззванием не вызовете ничего, кроме ярости и насмешек. Зачем им нужны крошки из наших рук, когда русский царь наверняка обещал им все и сразу.

– Кроме болгар, – сказал Энвер-бей, – в Румелии проживают греки, сербы и албанцы. И ничего не значит тот факт, что албанцы – такие же правоверные, как и мы с вами. Османская армия уже не раз подавляла их восстания, ибо они также жаждут независимости от Стамбула. Да и не мудрено. Этот вислоухий ишак султан Абдул-Гамид превращает в протухшее ослиное дерьмо все, к чему прикасаются его лапы. Воззвание к местным жителям необходимо составить так, чтобы каждый решил, что оно как раз про него. Нужно пообещать снижение налогов, уменьшение цензуры, облегчение торговли, а также увеличение национальных и религиозных свобод. Сейчас мы можем обещать все что угодно, но как только наша власть укрепится, мы все свое возьмем с неверных сторицей. И, самое главное, уважаемый Нуретдин-бей, не беспокойтесь по поводу вашего отца. Мы не собираемся причинять ему зло. Заслуженные военачальники на нашей стороне тоже нужны. А вы уж постарайтесь уговорить его так, чтобы многоуважаемый Ибрагим-паша был среди нас не почетным пленником, а дорогим гостем.

– Болгары, – вздохнул инспектор Румелийской железной дороги Ахмед Джемаль-бей, – составляют среди местных неверных большинство, и если они опять обернутся против нас[26]26
  В 1902-03 году во Фракии и Западной Румелии состоялось так называемое Ильинденское восстание, которое турецкие власти смогли подавить с большим трудом. Несколько тысяч мирных жителей тогда были убиты озверевшей турецкой солдатней, а вдесятеро большее количество народа бежало на территорию Болгарии.


[Закрыть], мы будем обречены на нелегкие сражения. К тому же, если и в самом деле на территорию Западной Румелии войдет болгарская армия, то болгарские четники сразу побросают свои фракционные разногласия и побегут пинать нас в зад, чтобы мы поскорее убрались на другую сторону Босфора. По-другому никак, настолько замудрила всем головы русская пропаганда.

После этих слов в помещении наступила гробовая тишина. Присутствующая публика только теперь поняла, что ни в случае успеха, ни тем более в случае неудачи назад уже не отступить. С одной стороны – султанский режим, осознавший близость своей окончательной кончины, а с другой – неукротимый русский царь, жаждущий смыть турецкой кровью давнее унижение России, павшее еще на его прадеда, а также сербы, болгары и греки, полные мстительных эмоций за столетия оттоманского ига. Тот, кто попал в эти жернова, шансов выйти живым почти не имеет.

– Ладно, – махнул рукой Энвер-бей, – в любом случае надо начинать восстание, потому что другого выхода у нас нет. Каждый из нас знает, что ему делать, и думаю, что никто не подведет. А вы, – обратился он к Мехмед Талаат-бею, – оказали нам величайшую услугу и мы этого не забудем. А сейчас ступайте и отправляйтесь обратно к себе в Салоники, чтобы по возможности точно осведомлять нас обо всех важных правительственных телеграммах. Как только наша повстанческая армия захватит Салоники, вы будете назначены губернатором этого города.

– Ваша мудрость, уважаемый Энвер-Бей, – сказал Мехмед Талаат-бей, – может соперничать только с вашей прозорливостью. Я выполню ваше поручение со всем возможным тщанием.

С этими словами почтовый чиновник развернулся и вышел прочь из комнаты. Правда, почти сразу по окнами комнаты раздался топот копыт и грохот колес по брусчатке, похожий на тот, что создает бешено несущийся по узкой улице экипаж. Такое бывает, если кони чего-нибудь испугаются и понесут. Потом в этот шум вплелся звук, похожий на то, будто пара силачей раздирают по шву толстую ткань, и почти сразу раздались крики прохожих: «Убили, убили, совсем убили!!!». Не сговариваясь, турецкие офицеры бросились на улицу и обнаружили своего недавнего знакомца лежащим на земле в луже крови, раскинувшим руки и ноги. Несмотря на легкий ветерок, отчаянно воняло сгоревшим порохом, а Мехмед Талаат-бей выглядел так, будто в него из револьверов стрелял сразу взвод солдат. При этом на стене дома, возле которой произошло происшествие, отлетело не менее квадратного метра штукатурки…

Да, жизнь – быстротечная штука: только что они разговаривали с этим человеком, строили планы, и вот он уже лежит на земле, мертвый как бревно… И убили его, несомненно, русские боевики или те, кого русские снабдили для этого всем необходимым: от оружия и повозки до указания точного места и времени покушения.

14 июня 1908 года. 21:05. Австро-Венгерская империя, провинция Нижняя Австрия, замок Артштеттен.

Эрцгерцог и наследник австрийского престола Франц Фердинанд, а также его морганатическая супруга графиня София Хотек фон Хотков, герцогиня фон Гогенберг.

Над Европой догорал летний закат. Багровое солнце садилось в облака, заливая землю светом цвета расплавленного золота. Эрцгерцогская чета молча наблюдала это великолепие, стоя у раскрытого настежь окна. Для кого-то закат – это просто закат, а для кого-то – символ конца известного им мира.

– Мне страшно, душа моя… – Герцогиня положила руки на плечи сидящему супругу, – в воздухе как будто пахнет грозой и витает ощущение какой-то великой катастрофы. Вот сейчас полыхнет молния прямо с ясного неба – и мы с тобой обратимся в прах, и вместе с нами рухнет все то, что мы знали и любили. Быть может, я напрасно тревожусь, но это чувство не отпускает меня ни днем, ни ночью…

– Твоя тревога не напрасна, моя радость, – отвечает своей жене наследник австрийского престола, – время сейчас такое, когда лучше и не жить культурному европейцу. Мы на пороге неизбежной Великой Войны за передел Европы, и главным мотором этой неизбежности является русский царь. Он молод, в меру целеустремлен, в меру жесток и беспощаден, но главной его особенностью является восприятие России как абсолютной ценности, ради интересов которой можно отправить в пекло весь остальной мир. Сейчас интересы России толкают этого нового Тамерлана в сторону нашей Австро-Венгерской Империи.

– И что, – испуганно произнесла герцогиня София, – с этим ничего нельзя сделать?

Эрцгерцог поморщился.

– Мой чрезвычайно долгоживущий дядя, – сказал он с кривой усмешкой, – за последние шестьдесят лет своей жизни успел сделать очень много гадостей нескольким поколениям русских царей, начиная с прадеда нынешнего императора. Такое не забывается. Кроме того, Австро-Венгерская империя находится в хронической ссоре с младшими братьями русских: сербами и болгарами…

– С Болгарией, – возразила герцогиня София, – до недавнего момента были вполне хорошие отношения, да и с Сербией мы почти дружили – до тех пор, пока эти злые сербы не порубили на куски своего короля вместе с королевой… А твой дядя даже не объявил им войну, чтобы отомстить за жизнь августейшей особы…

– И правильно сделал, – проворчал Франц Фердинанд, – потому что в таком случае мы имели бы общеевропейскую бойню на пять лет раньше. Союз России и Франции против Германии и Австро-Венгрии. Да в Париже только этого и ждали. Думаю, что убийство несчастного Александра Обреновича и его жены королевы Драги – дело рук небезызвестного французского Второго Бюро[27]27
  Второе Бюро – военная разведка Франции при Третьей Республике.


[Закрыть]. Военная мощь Германии растет не по дням, а по часам, и французы, видимо, подсчитали, что совсем скоро они не смогут справиться с ней даже при помощи злого русского медведя. Так что чем раньше случилась бы эта война, тем лучше было бы для них.

– Да, это так, душа моя, – сказала герцогиня София, – но ведь теперь этот гадкий Вильгельм предал нас, переметнувшись на сторону русских.