Текст книги "История «Солнечного Ветра»"

Не скрывая ни малейшего нюанса, я рассказал обо всем советскому вождю. Тот подумал и спросил без всякого оттенка упрека в голосе:

– Так значит, война, товарищ Серегин?

– Не война, – ответил я, – а внезапное вероломное нападение в стиле всем известного плана «Барбаросса». Война – это когда противоборствующие силы поставлены примерно в равные условия, но в данном случае все совсем не так. Во-первых, в планы американского командования входит неспешная почти недельная подготовка к нанесению ядерного удара. Во-вторых, американские военно-воздушные силы организованы так, чтобы применить восемьдесят пять процентов своего ядерного оружия еще в первом налете. В-третьих, вражеское командование уверено, что большая часть советской авиации будет уничтожена прямо на земле и не сможет помешать вторжению. Ситуация по итогам такого первого удара противника действительно может выглядеть как безнадежная, образца июля сорок первого года, умноженная на сто. Кстати, там, в своем родном мире, я читал, что при разработке планов нападения на Советский Союз американских недоумков плотно опекали недобитые гитлеровские генералы: Гальдер, Йодль и прочие Манштейны.

– И что же вы предлагаете? – спросил советский вождь. – Сдаться?

– Ни в коем случае, – ответил я. – Когда ситуация по итогам первого вражеского удара выглядит почти безнадежной, следует изо всех сил бить на опережение, снижая шансы врага на победу. Весь расчет американцев строится на том, что за ними будет и инициатива начала боевых действий, и право первого удара – и чтобы не случилось нового двадцать второго июня, этот план необходимо ломать со всей возможной решимостью.

– Да, – сказал Верховный, – брат[5]5
  Брат – товарищ Сталин из сорок первого года.


[Закрыть] говорил, что вы еще тот сорвиголова, быстрый мыслью, как Наполеон, и стремительный, как Суворов. Впрочем, и мои генералы говорят то же самое. Если нападение неизбежно, требуется нанести превентивный удар на всю глубину вражеского развертывания, чтобы застать американские войска врасплох, разгромить и погнать на запад до самого Ламанша.

– Ну что же, товарищ Сталин, – сказал я, – ваши генералы абсолютно правы. Как я уже говорил, американский план молниеносного удара «Дропшот» ничуть не лучше гитлеровской «Барбароссы». И цели и изъяны у него те же самые. Половину советских людей предполагается убить, а остальных сделать вассалами американских властей и рабами доллара. В Вашингтоне уже и план оккупации советской территории продуман, куда там знаменитому плану «Ост». Единственное, чего я не приемлю в ходе ответных действий, это ядерных и массированных бомбовых ударов по городам на территории противника. В первую очередь воевать надо с политиканами, во вторую – с генералами, в третью – с солдатами, и никогда с гражданскими. В противном случае отвоеванная вами территория не будет стоить ровным счетом ничего.

– Очень хорошо, товарищ Серегин, – кивнул Сталин, – мы тоже не желаем массовых ненужных смертей среди европейского и американского мирного населения. Но на войне может быть всякое, поэтому зарекаться не стоит ни от чего. Ведь города – это не только места скопления мирного населения, но еще и промышленные центры, и транспортные узлы, разрушение которых во вражеском тылу является непременным залогом победы. Напрасные потери советских войск нам тоже не нужны. А теперь скажите, вы просто даете нам совет нанести упреждающий удар или поддержите наши действия своими возможностями? Ну, хотя бы как в Корее.

– Конечно, поддержу, и гораздо серьезнее, чем в Корее, – ответил я. – В случае необходимости в небесах этого мира может появиться даже «Неумолимый», до жидкого стула пугая американскую деревенщину своей мощью. Но это только на крайний случай, до которого, я надеюсь, не дойдет. И еще. Поскольку Советский Союз – не Китай и не Северная Корея, то по части воздушных операций у ваших ВВС будет своя зона ответственности к востоку от Рейна. Западнее действуют мои «Шершни» и «Каракурты». Также в моей зоне ответственности находятся американские базы в Турции, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Объектов много, но надо будет успеть везде. В дальнейшем на меня ложится задача по перехвату бомбардировщиков, летящих на аэродромы в Европе, Японии, Тайване и Филиппинах. Тихоокеанский театр военных действий тоже может ожить со страшной силой, и в таком случае Япония должна стать заботой Советского Союза, а все остальное следует отдать Китаю. Именно поэтому, помимо поддержки с воздуха, я обеспечу ваши региональные командования на Европейском и азиатском направлениях планшетами орбитальной сканирующей сети. Это необходимо для того, чтобы товарищ Жуков в Германии и товарищ Василевский в Мукдене не знали, что такое туман войны, и видели противника насквозь, как голого младенца в люльке. Когда я отправлюсь на уровни девяностых годов двадцатого века, тут должна остаться только тишь, гладь и полная благодать. Никакого желания возвращаться и совершать работу над ошибками у меня нет.

– С кандидатурой Василевского согласен, но вот товарищ Жуков вызывает у меня определенные сомнения… – с оттенком недовольства произнес Сталин. – Какой-то он стал скользкий и куркулистый, что ли…

– Другого генерала-отморозка, способного безоглядно рубиться насмерть в любой ситуации, у вас нет, – ответил я. – На Западном направлении, где советские сухопутные войска будут наносить свой главный удар, должен находиться именно такой человек. Пусть доведет Красную Армию до Ламанша, а там поглядим, что и как. Если дело будет совсем плохо, то заберу его к себе в Империю, чтобы он не путался тут под ногами, не портил карму себе и вам.

– Ну хорошо, – сказал Верховный, – Жюков так Жюков. Пусть потешит душу напоследок. А теперь скажите, в какие сроки должно начаться это наше упреждающее наступление?

– Американцам осталось готовиться к нанесению внезапного ядерного удара шесть дней, – ответил я, – ударить надо в самый канун того момента, когда они пришьют там у себя все пуговицы, достанут ядерные боеприпасы их хранилищ, приведут в боевое положение и подвесят под самолеты. Пусть это будет ночь с тридцать первого марта на первого апреля, чтобы утром на коллективном Западе всем было не до смеха. И тогда всех их разом – кого прямо на земле, как на аэродроме возле Тайбэя, а кого в воздухе сразу после взлета. Не надо нам, чтобы потом где-то всплывали какие-нибудь остатки, так и до беды недалеко.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул советский вождь, на чем разговор был закончен.

Мир Мизогинистов, 28 июля 2020 года, 12:35 по времени репродукционного лагеря в Шантильи, ближнее околоземное космическое пространство, круговая орбита высота семьсот километров, SSN «Solaris ventus», каюта-апартаменты первого класса семьи проконсула Конкордия Красса

Супруга проконсула Валерия Конкордия (42 года)

Почтенная матрона Валерия Конкордия, несмотря на свои сорок два года, выглядела прекрасно: глаза ее были ясными, волосы еще не начали седеть, овал лица не поплыл, а морщин было совсем немного. Кроме того, она сохранила прекрасную фигуру, которая с годами не расплылась, а лишь обрела приятную мягкость и округлость черт. Да и вся она была мягкой, спокойной, несуетливой женщиной. Движения ее были исполнены аристократического достоинства и царской грации, а речь ее звучала медленно и плавно. Это была воистину удивительная женщина – она всегда сохраняла самообладание. Никто и никогда не видел Валерию Конкордию гневающейся или истерящей. И в то же время она не была холодна, наоборот, тепло ее души ощущалось даже на расстоянии. И потому к ней тянулись все, кому требовалось утешение. В ее серых глазах плескался океан покоя. А прикосновение ее рук могло исцелить от самой глубокой печали. И эта добрая женщина щедро делилась своим внутренним равновесием с другими. А «другими» была ее семья. Удивительно, но никто из ее домочадцев больше не обладал даром умиротворения – напротив, все они были личности страстные, эмоциональные, увлекающиеся. Таковым был супруг Валерии… а дети пошли в него. Конкордий Красс с годами, правда, стал степеннее, выдержаннее, но в глазах его по-прежнему горел тот неугасимый огонь, который так свойственен смельчакам и авантюристам.

Мужем своим Валерия гордилась. И очень любила его, совершенно не обращая внимания на некоторые не слишком приятные черты его характера. А он мог быть требовательным и ворчливым, мог придираться к мелочам, если у него было плохое настроение. Впрочем, к супруге у него никогда не было особых претензий, но своим детям он частенько делал выговоры и внушения. Этот человек был строгим перфекционистом, желающим, чтобы все вокруг него находилось в идеальном состоянии (тем не менее именно это качество помогло ему занять довольно высокую должность в Империи). Этот пятидесятишестилетний мужчина до сих пор был красив, не обрюзг и не утратил физической силы. Его глаза светились умом и проницательностью. А иногда, в минуты особого расположения, в них мелькал озорной молодой огонек – тот самый, который так нравится женщинам, делая мужчину во сто крат привлекательней.

У Конкордия Красса, помимо жены, была молодая наложница по имени Инесса – единственная, кого Валерия недолюбливала за ее дерзкий взгляд и манеру ходить, вульгарно качая бедрами. Впрочем, супруга проконсула была достаточно благоразумна, чтобы не проявлять открыто свою неприязнь, и всегда была любезна с наложницей, что исключало всякие ссоры между этими двумя женщинами. Впрочем, они особо не контактировали друг с другом.

Помимо самого проконсула, его жены, наложницы и детей, в состав фамилии входили кондиционированные слуги: камердинер главы семьи Виталий и шесть служанок. Анна и Мария обслуживали Валерию Конкордию, Павла была приставлена к наложнице Инессе, а Лола и Белла – к дочерям проконсула Виргинии и Глории. В обязанности же Нонны входило «развлекать» четырнадцатилетнего Цезаря. Самая обычная аристократическая неоримская семья…

Когда корабль захватили пираты, для семейства Красса это было неприятным происшествием, но не катастрофой. Все они прекрасно знали, что их выкупят и они вернутся домой. Но вдруг обстоятельства поменялись – и эти перемены уже были действительно тревожными, потому что выяснилось, что отныне ни о каком возвращении домой речи быть не может.

Валерия Конкордия впервые в жизни испытывала беспокойство, доходящее почти до паники. Однако, ощущая ответственность за все семейство, она не показывала своей тревоги, храня прежнюю невозмутимость. Лишь в глубине ее ясных глаз таились темными тенями страх и неуверенность.

Им было известно только то, что волею Иисуса Вседержителя захваченный пиратами «Солнечный ветер» вышел из очередного прыжка в чужой для неоримлян пространственно-временной плоскости событий, где все не так, как у них дома. И никто не знает, как вернуться обратно и можно ли это сделать. Однако пираты просчитались, решив, что теперь все их злодеяния останутся безнаказанными. И в этом пространственно-временном слое имеется своя Империя, дальняя родственница неоримской, но только не пожилая, заплывшая жирком и погрязшая в удовольствиях стола и постели, а молодая, деятельная и очень злая в отношении всяческих негодяев. Пираты и ойкнуть не успели, когда суровая рука имперского закона взяла их за шиворот. Это Валерию Конкордию радовало, но печалило ее то, что это была совершенно другая империя, где было все не так, как у обычных людей, и она не знала, удастся ей привыкнуть к чужим и чуждым правилам существования или до конца жизни она будет тосковать по привычным ей обычаям и порядкам.

Когда ее дражайшего супруга вызвал к себе для разговора император этой неведомой империи, почтенная матрона места себе не находила. Она знала горячность своего мужа, и опасалась, как бы тот в своей гордыне не натворил непоправимого. Истинный сын своей империи, он едва ли так сразу согласится подчиняться новым правилам.

Но когда отец семейства вернулся в каюту, то вид у него был такой, словно он только что беседовал с самим всемогущим Иисусом. Глаза горят, на устах многозначительная улыбка, впрочем, видно, что он изрядно чем-то озадачен.

Валерия сразу поняла, что им нечего опасаться худшего, и ее тут же отпустило.

– Ну что, дорогой, рассказывай, – сказала она.

Конкордий Красс прошел на середину каюты и уселся на положенное его чину курульное кресло. Приложил руку ко лбу и несколько мгновений пребывал в задумчивости, в то время как домашние сгрудились вокруг, топчась не месте от нетерпения услышать то, что прояснит их судьбу.

Наконец проконсул вздохнул, положил руки на подлокотники, выпрямился, обвел взглядом жену и детей и промолвил:

– Вам не о чем волноваться. Все в порядке. Мы в безопасности. И мы здесь навсегда. Но отныне нам всем придется полностью изменить свой привычный образ мышления. Да! Чтобы вписаться в новую для себя реальность, мы должны стать другими. Это будет нелегко, но нам придется это сделать…

Он снова обвел свое семейство и принялся рассказывать, начав с краткого описания основных правил этого мира…

Перебивать отца было не принято, и все слушали его в молчаливом изумлении. Все то, что он говорил, звучало просто безумно. Нет господ и рабов? Да как же это может быть? Слуги теперь свободны и равны им, господам? Но это же невозможно себе даже представить…

Но это была всего лишь первая часть удивительного повествования. Когда отец семейства замолчал, чтобы перевести дух, сын воскликнул:

– А как же ты, отец?

– Что касается меня… – Конкордий Красс потер подбородок, и глаза его хитро блеснули, – то мне самим императором предложена должность…

Валерия всплеснула руками. Радость захлестнула ее сердце – пьянящая после всех треволнений последних дней. Вот какой замечательный ее муж – его оценили! А если так, то все складывается очень даже неплохо. И на этом фоне все остальное уже не столь и неважно.

– Император Сергий поведал мне много такого, что с трудом улеглось в моей голове, – продолжал между тем глава семейства. – Дело в том, что ныне он обустраивает мир, в котором прежде происходили ужасные, немыслимые вещи… – Он замолчал, глядя на дочерей, и решил не вдаваться в подробности. – Словом, мне предстоит заниматься администрированием определенной территории, со всем находящимся на ней контингентом. Это для начала…

Старшая дочь захлопала в ладоши, следом захлопали двое других детей.

Конкордий сдержанно улыбнулся.

– А теперь вы очень удивитесь… – сказал он. – И даже, пожалуй, будете шокированы. Дело в том, что мне в помощники выделены… злодейки. Да-да! Именно они.

Семейство загалдело, издавая изумленные возгласы.

– Как?! Не может быть! Это шутка?!

Конкордий поднял руку, призывая к тишине.

– Это не шутка. Здесь светлых и темных злодеек не считают эээ… злодейками. Напротив, тут они полноправные члены общества, служащие императору наряду с обычными людьми. Мне лично будут выделены советницы – экобиологи и социоинженеры из числа светлой разновидности этого народа.

Для супруги проконсула все это звучало просто немыслимо. Но, поскольку она была достаточно гибкой женщиной, то просто сказала себе, что так обстоят дела. Кроме того, ее глубокое убеждение (впрочем, присутствующее у всех неоримлян), говорило ей о том, что император всегда прав. А ведь у них снова есть император – да еще какой! Уж его империя явно могущественее неоримской, раз даже такие неуправляемые существа, как злодейки, подчиняются ему и состоят у него на службе. После всего сказанного матрона прониклась доверием к этой новой империи, которую им еще предстояло познавать и познавать, делая удивительные открытия. Валерия заранее сказала себе, что примет любое положение вещей в своей новой бытности. Раз уж империя Сергия достигла таких высот, то уж наверняка ее устройство держится на прочном фундаменте. То, что ее супругу сразу дали должность, тоже о многом говорило. Вот только детям придется нелегко привыкать ко всему новому. Здесь другие правила приличия, и как бы их аристократическая спесь не испортила их семейству репутацию… Нужно будет серьезно поговорить с ними… Так, а как же быть со слугами, если теперь они больше им не принадлежат? Неужели их теперь заберут у них? Но ведь эти люди больше ни на что не способны, кроме как выполнять свои обязанности, что закреплено кондиционированием!

Долго длился разговор Конкордия Красса с домочадцами. Много вопросов услышал он от них, но не на все из них мог ответить. Впрочем, кое о чем – о том, что поразило его больше всего – он сам умолчал.

Спать все расходились очень задумчивые, но при этом беспокойство оставило их – появилась хоть какая-то почва под ногами. Их ждал новый, неведомый мир… А все новое и неизведанное всегда бодрит разум, открывая порой такие свойства в человеке, о которых он прежде и не догадывался.

Сам же Конкордий Красс и его супруга еще долго беседовали вдвоем, обсуждая животрепещущие вопросы, связанные с положением дел в этой новой для них империи.

– Дорогой… – сказала Валерия, – меня беспокоит один момент… касательно слуг. Раз они теперь вправе сами решать свою судьбу, то мы можем лишиться их… А фамилия Крассов никак не может обходиться без их услуг, я себе даже этого не представляю! Я, конечно, уверена, что они сами не захотят уходить от нас, но ведь все может быть… И даже если они останутся, мы уже не можем относиться к ним так, как раньше… Как же быть, дорогой?

Конкордий потер переносицу, размышляя, и ответил:

– Ты права – если слуги захотят, то они имеют полное право покинуть нас. Но если они пожелают остаться, то тут, я полагаю, есть только два варианта… – Он вздохнул и внимательно посмотрел на супругу. – Первый – это стать полноправными членами семьи Крассов, вступив в брак с кем-то из них…

Глаза Валерии расширились, и ее супруг продолжил:

– Второй вариант – надо будет платить им зарплату, как любым вольнонаемным, и понимать, что в любое время, когда у них возникнет такое желание, они могут покинуть фамилию, и никто не будет иметь права их остановить… Окончательное решение нам надо будет принять в тот момент, кода мы наконец ступим на землю имперской метрополии, находящейся там, внизу. Но случится это не очень скоро, потому что процесс разгрузки не быстрый, а мы отправимся вниз одними из последних. Пожалуйста, думай, потому что, по имперским законам вопрос расширения семьи – это прерогатива старшей жены, а не мужчины.

Матрона промолчала. Оба варианта казались ей совершенно дикими, но она напомнила себе, что обещала принимать любой порядок вещей, установленный в этой империи, нравится он ей или нет.

Когда супруги уже легли и укрылись одеялом, Конкордий вдруг сказал:

– А ты знаешь, этот император Сергий – он ведь не просто человек…

– Что это значит? – Валерия даже приподнялась на локте, чтобы видеть лицо своего мужа в бледном розоватом свете ночника.

– Я видел крылья за его спиной… – тихо произнес проконсул, глядя в потолок. – Я видел свечение вокруг его головы и призрачные доспехи… И он говорил про Божий гнев, обрушившийся на нашу ветвь Мироздания, вещал о наших грехах… о тех грехах, которые мы и таковыми-то не считали… И, ты знаешь, ведь я даже не усомнился, и сразу принял его правоту, поскольку видел невероятное – то, чего не может быть… И то, что я услышал от него – в то я сразу поверил, и понял, что это истинный Повелитель, несущий Истину. И заворочались во мне мои заблуждения, глубоко укорененные в нас тысячелетиями… И, знаешь, я сейчас почти счастлив, что все так сложилось – словно мы были нужны этому императору, а он нам, и что это именно Высшая воля решила нашу судьбу таким вот образом…

– О, дорогой… – только и промолвила женщина, после чего и сама глубоко задумалась.

И, глядя, как мерцают на глянцевом потолке розовые блики от ночника, она с трепетом ощущала, как дышит вокруг нее Мироздание, которому не все равно. Которое из миллионов песчинок строит прекрасные замки, неподвластные никакому прибою…

29 марта 1953 года, 12:45. ГДР, 34 километра южнее центра Берлина, Цоссен, штаб группы советских оккупационных войск в Германии

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император четвертой Галактической Империи

За тридцать шесть часов до наступления часа «Ч» я посетил штаб Группы Советских Войск в Германии, причем визит этот был обставлен по всем правилам. Никаких порталов: на место встречи, верховный главнокомандующий Четвертого Галактического Союза, то есть я, прибыл на тяжелом челноке «Святогор», который эскортировала четверка «Стилетов». Вообще-то терминал тактического планшета можно было бы доставить и штурмоносцем моей супруги – не такой уж он и габаритный, любая бойцовая остроухая с некоторым напряжением сил способна в одиночку таскать этот кофр. Но штурмоносец – это не так представительно, как «Святогор», да и символику Российской империи перед непосвященными лишний раз демонстрировать не стоит. Зато красные пятиконечные звезды на бортах и днище клиновидного гиганта вызывают у местных доверие, а его гигантские размеры и бесшумный полет внушают почтение и даже благоговение. И спорят выскочившие посмотреть на необычное явление местные командиры, сколько войск можно засунь в эту летающую штуку – стрелковый полк или сразу бригаду.

Даже тут, на другом конце Евразии, очень хорошо наслышаны о событиях в Корее, где похожие аппараты цивилизации пятого уровня помогли местным китайским и корейским товарищам поиметь янки во все дыры без мыла и вазелина. На данный момент ситуация для оккупантов и их прихвостней осложнилась до крайности, потому что сегодня в полдень по тамошнему времени китайские добровольцы и северокорейские войска проломили оборонительный периметр вокруг Пусана и прорвались к самому порту. Если прежде, несмотря на регулярные налеты «Шершней» американская группировка имела возможность получать снабжение и эвакуировать раненых, но вот теперь эта лавочка для них закрылась навсегда. И выбор теперь у янки небогатый: или на тот свет, или с поднятыми руками в коммунистический плен. Да и в Советском Союзе во весь рост поднялось предчувствие великих перемен и понимание того, что теперь игра идет совсем по другим правилам. Психосканирование говорит об этом совершенно определенно, как будто страна, подобно воинскому эшелону, прогрохотала колесами по стрелке, и вместо душного тупика, где ей предстояло сгинуть через сорок лет, направилась в неизвестность на привольный степной простор.

Кстати, мои спецподразделения, закончив с лагерями военнопленных, переключились на умыкание полевых госпиталей. Я-то с ранеными не воюю ни на одной войне, а вот ауксиларии товарища Сталина могут не пощадить ни их, ни медперсонал – настолько они нам все злые на кровожадную американскую демократию. Раненым предстоит долечивание, а потом перед ними встанет простейшая дилемма: или возвращение в родной мир через советский плен, или поселение в бывшем Царстве Света в ранге квалифицированного пеона, имеющего возможность выслужить себе гражданство. С медперсоналом примерно так же. Или эти врачи и медсестры работают по специальности в моих новых владениях, обеспечивая медицинской помощью людей, не чужих им по крови, или толпой идут на…, то есть в советский плен. И опять же за их судьбу в подобном случае я не отвечаю – если что, рвать на себе волосы и проситься обратно будет уже поздно.

И вот теперь то же самое опускание янки в позу на четыре кости предстоит проделать на европейском театре военных действий, только масштаб и брутальность событий будут в несколько раз превосходить корейский вариант. Именно поэтому требуется предварительно согласовать свои действия с будущими командующими фронтов и направлений, внушив им, что если они хорошо будут делать свое дело, то победа будет неизбежна, а все остальное – это моя сфера ответственности.

А вот и хозяева сего места показались из двери здания штаба: заинструктированный Сталиным командующий западным направлением маршал Жуков, вполне узнаваемый в своей исторической монументальности, и герой Сталинградской битвы, командующий ГСОВГ генерал армии Чуйков. «Стилеты» неподвижно зависают в воздухе на высоте примерно двадцати метров (еще один шок для местных обитателей), а «Святогор» мягко опускается на плиты плаца. Приехали.

На челноке открывается кормовой люк, и я с сопровождающими выхожу наружу. По правую руку от меня – генерал Бережной, теперь выглядящий как невысокий энергичный худощавый мужчина чуть старше средних лет, а с другой – омоложенный до возраста примерно сорока лет маршал авиации Покрышкин из семьдесят шестого года, с начала операции «Тополиный пух» вступивший в права командующего авиагруппой «Неумолимого». Генерал Бережной находится при мне пока лишь в качестве консультанта, а вот маршалу Покрышкину предстоит вместе с местными коллегами вдрызг урабатывать обнаглевшую американскую борзоту до состояния «никто никуда не идет». И на это он способен получше иных прочих.

При нашем появлении Жуков и Чуйков неторопливо спускаются по ступенькам, с таким расчетом, чтобы наша встреча произошла в двух шагах от крыльца, чтобы, значит, этикет встречи равных был честно соблюден и не было ущерба ничему самолюбию. Сошлись, пожали друг другу руки, при этом я представил своих спутников, указав, из какого года они происходят, чем вызвал немалое удивление.

В ответ Жуков, окинув взглядом нашу компанию, произнес банальную фразу:

– Так вот вы какой, товарищ Серегин… И ведь по внешнему виду совсем нельзя сказать, что вы какой-то там Галактический император…

Я тут же парировал:

– А по вашему внешнему виду, товарищ Жуков, совсем не скажешь, что вы находитесь в полушаге от опалы и расстрела. Если с вашими куркульскими наклонностями Хозяин уже смирился, то поддержка, даже косвенная, задуманного гражданином Хрущевым государственного переворота находится уже по другую сторону добра и зла. Да, именно так. Товарищу Сталину уже известно, что сразу после его смерти вы безоговорочно поддержали режим хрущевщины и были его верной опорой со стороны армии до самой своей отставки в пятьдесят седьмом году, но добились только опалы по обвинению в бонапартизме и антипартийной деятельности. Но только не надо меняться в лице. Я уже сказал вашему Хозяину, что негоже разбрасываться маршалами Победы, как и такими гениальными менеджерами, как товарищ Берия.

– Лаврентий у вас? – торопливо спросил Жуков.

– Да, – ответил я, – у меня. И хоть грешен он по самую маковку, среди этих грехов пока нет ни одного, который нельзя было бы ни отслужить, ни отмолить – а работы у меня столько, что хватит десятерым таким, как Лаврентий. Военный трибунал за соучастие в попытке государственного переворота приговорил гражданина Берия к высшей мере наказания через расстрел, и тут же, с учетом заслуг в укреплении обороноспособности Советского Союза заменил смертную казнь пожизненной ссылкой в другой мир без права возвращения. С вами будет почти то же самое, только вместо приговора трибунала будет прикомандирование к моей армии приказом товарища Сталина (примерно так же, как Рокоссовского командировали в Польшу), а запрет на возвращение будет негласным. Но сейчас об этом говорить преждевременно. Вот доведете Советскую армию до Ламанша и Гибралтара, омоете сапоги в водах Бискайского залива и Северного моря, впишете в свой послужной список еще и разгром американских империалистов – вот тогда можно будет решать вопрос с вашим переводом.

– А там у вас что? – напуская на себя деланное безразличие, спросил маршал Победы.

– А там у вас будет работа по специальности, – ответил я. – Конец двадцатого и начало двадцать первого века – это весьма бурное время, полное кровопролитных локальных конфликтов и необъявленных войн. А потом, когда мы решим тут все задачи, наша дорога будет лежать к звездам – там тоже есть враг, которого следует сперва победить и вынудить к капитуляции, а потом подвергнуть инверсии и перевоспитанию, ибо таков путь моей Империи. Но сейчас об этом говорить тоже преждевременно, решение текущих задач – в первую очередь.

– Тогда идемте, товарищи, – резко сказал Жуков, – и в самом деле, время не ждет.

Пять минут спустя, кабинет командующего ГСОВГ

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император четвертой Галактической Империи

В кабинете Чуйкова за плотно закрытыми массивными двойными дверями[6]6
  Внутренние створки таких дверей открываются вовнутрь, а внешние, соответственно, наружу. Зазор между такими двойными дверями зависит от толщины стены и при германском капитальном строительстве может достигать до полуметра, что обеспечивает идеальную звукоизоляцию.


[Закрыть] тишину нарушало только тихое тиканье напольных часов.

Когда мы все вошли в кабинет, Жуков вдруг резко развернулся и сказал:

– Товарищ Серегин, вот стоит товарищ Бережной; я точно уверен, что никогда его прежде не видел, ибо всех генерал-лейтенантов Советской армии я знаю наизусть, но почему то он кажется мне смутно знакомым, и чем дольше я на него смотрю, тем больше я в том уверен. Почему так?

Мы с Бережным переглянулись. А Жуков-то оказался не таким простым толстокожим солдафоном, каким кажется на первый невнимательный взгляд.

– Дело в том, – сказал я, – что товарищ Бережной – это не совсем обычный генерал-лейтенант. Из своего две тысячи двенадцатого года его сущность сначала была откопирована в четырех экземплярах в миры русско-турецкой, русско-японской, Великой Отечественной войн и Октябрьской революции. Там полковники Бережные во исполнение присяги воевали за Россию, во всех ее вариантах, дослужились до генерал-лейтенантов, прожили долгую жизнь и померли в своей постели в окружении детей и внуков. В Чертогах Творца Всего Сущего, иначе еще называемых раем или загробным миром, эти четыре сущности соединились в одно целое, а потом были направлены Свыше мне на укрепление кадрового состава. В Великую Отечественную Войну тогда еще полковник Бережной, приняв командование над подразделениями попаданцев из будущего, подкрепивших высадку Евпаторийского десанта, вступил четвертого января сорок второго года. В результате энергичных действий подчиненной ему сводной механизированной бригады сначала была освобождена Евпатория, а потом, когда для налаживания взаимодействия на плацдарм прибыл спецпредставитель Ставки генерал Василевский, удалось добиться полного разгрома одиннадцатой армии немцев, освобождения Крыма и, соответственно, деблокады Севастополя. В дальнейшем товарищ Бережной, утвержденный Ставкой в должности командующего отдельной тяжелой механизированной бригадой особого назначения, зарекомендовал себя как грамотный и инициативный командир подвижного механизированного соединения. В зимнюю кампанию сорок второго года первая ОТМБ ОСНАЗ в течение февраля месяца принимала участие в операции «Звезда Полынь» по разгрому первой танковой группы противника, что привело к полному освобождению Таврии и Донбасса. После завершения активной фазы операции «Звезда Полынь» бригада тогда уже генерал-майора Бережного была переброшена на северо-западное направление, где до начала весенней распутицы совместно с танковой бригадой генерал-майора Катукова, другими частями и соединениями приняла участие в деблокаде Ленинграда и освобождении северной части Советской Прибалтики. Во время вызванной весенней распутицей оперативной паузы первая ОТМБ ОСНАЗ была переформирована в первый механизированный корпус особого назначения, напрямую подчиненный только Ставке, то есть лично товарищу Сталину. И одновременно такому же переформированию подверглась танковая бригада Катукова, ставшая вторым мехкорпусом ОСНАЗ. С тамошним товарищем Жуковым генерал Бережной пересекся во время Курско-Белгородского сражения, на стороне противника проходившего под кодовым наименованием «план Блау». Центральный фронт под командованием генерала армии Жукова тогда под натиском собранных против него ударных соединений вермахта держал отчаянную оборону, а когда враг выдохся, Бережной и Катуков с южного фаса Брянского выступа нанесли внезапный удар во фланг и тыл вражеской группы армий «Юг». В результате два миллиона солдат, из них девятьсот тысяч немцев, будто корова языком слизнула, из-за чего война пошла на такой крутой перелом, что все закончилось без всяких союзников уже к концу лета сорок третьего года блистательной победой Красной Армии, занявшей всю Европу, включая Британские острова. После этого, отряхнув с усов европейские крошки, русский медведь развернулся на восток. И генерал Бережной в ходе той версии войны был ничуть не менее знаменит, чем Жуков, Василевский, Рокоссовский, Катуков, Рыбалко, Лелюшенко и другие в Основном Потоке истории. Из ваших слов о том, что Вячеслав Николаевич кажется вам смутно знакомым, следует сделать очевидный вывод, что все воплощения маршала Жукова связаны между собой каким-то образом и могут хотя бы частично обмениваться информацией. Понятно?