Текст книги "Ахиллесова пята"

– Воскобойников, – не задумываясь, быстро ответил тот.

– Воскобойников, – повторил за ним Ахаян, кивнув в его сторону. – А сам-то, небось, не удосужился хотя б разок прийти, посмотреть, что там к чему.

Минаев, насупившись, стрельнул глазами в направлении своих подчиненных. На его щеках едва заметно выступили розовые разводы.

– У меня, Василий Иванович, таких «Мармонов» на учете полсотни. Тут стоящему-то агенту как следует все подготовить сил не хватает. А маршруты новые прорабатывать надо. Места для тайников обновлять надо. А у меня после Нового года у троих бойцов срок заканчивается. А на замену сколько пришлют? Опять одного?

– Ну все, все, – поморщился Ахаян, – проснулся... Везувий... вулкан Кракатау. Пришлют столько, сколько сочтут нужным. Поменьше только жаловаться надо. Побольше работать.

– А мы и работаем.

– Я вижу, как вы работаете. Наработали вон, – с силой отбросив в сторону карандаш, Василий Иванович опустил глаза на карту.

Он чувствовал, что раздражение, которое до сих пор, постепенно накапливаясь, искусно пряталось и незаметно блуждало по тайным лабиринтам его внутреннего устройства, а в последний момент (может быть, и вполне кстати, но все же несколько неожиданно для него самого) вырвалось наружу, достигло слишком высокой, по его мнению, степени концентрации. Выходить из себя, терять контроль над своими эмоциями – это роскошь, которую он не мог, просто не имел права себе позволить. Sine ira et studio – без гнева и пристрастия – этот короткий латинский девиз он еще в молодости сделал одним из непреложных правил, которые должны были определять и в подавляющем большинстве случаев определяли его мысли, поступки и отношение к людям. Sine ira et studio, потому что errare humanum est – человеку свойственно ошибаться, и он был такой же человек, как и все остальные. А коли так, то он сейчас (разумеется, не очень быстрым и даже немного небрежным движением) снова возьмет в руки карандаш, обведет глазами (внимательными и проницательными, но отнюдь не строгими и уж тем более сердитыми) замерших в напряженном ожидании подчиненных, улыбнется и, обратясь к этому вот вытянувшемуся во фрунт симпатичному молодому человеку, скажет вполне нейтральным, обычным тоном: «Ну и что тебе сегодня там не понравилось, на этом месте?»

Услышав уже произнесенный вслух вариант этой фразы, Иванов, задумчиво наморщив лоб, неуверенно пожал плечами:

– Да бабка там какая-то вертелась. С мальчиком маленьким. Вернее, сначала их не было. А потом внезапно откуда-то нарисовались, как двое из ларца. В самый неподходящий момент. И давай... вокруг да около круги нарезать. Как приклеенные.

Ахаян вопросительно посмотрел сначала на Минаева, потом на Бутко, на что оба ответили почти одинаковыми неопределенными гримасами, и после этого поднял глаза на Иванова: «Дальше?..»

– Это было еще до прихода «Мармона». Потом, уже после встречи, когда я вышел из бистро, этих двоих уже не было. Зато вместо них появилась другая парочка. Два каких-то молодых араба. Они сидели на той же скамейке и играли в шеш-беш. Причем один из них до этого заходил в бистро и терся у барной стойки. Якобы сигареты покупал и пиво.

Ахаян снова посмотрел на Минаева, который через несколько секунд, глубокомысленно нахмурив брови и глядя в какую-то точку перед собой, протянул:

– Ну... контингент для службы наружного наблюдения, надо заметить, конечно, не очень типичный. Хотя... пенсионеров они, так же как и мы, я думаю, в случае необходимости могут запросто привлечь. Из бывших сотрудников. Почему нет. Что же касается арабов, то тут тоже, в общем-то...

– Здесь, Василий Иванович, именно в Париже, в последнее время наблюдается довольно характерная тенденция. – Воспользовавшись небольшой заминкой шефа, энергично продолжил за него Бутко, развивая ту же тему. – Наружка дээстэшная в своей работе все более активно начинает использовать именно нетипичный контингент. Меньшинства всякие. Которые, к слову, скоро здесь большинством станут, да, впрочем, уже, наверное, стали. За последние полгода выявлено несколько случаев, когда в составе бригад, осуществлявших слежку за нашими сотрудниками, были задействованы негры, опять же лица арабской наружности и даже один вьетнамец.

– Ну а что ж вы хотите. Торжество демократии. Общество равных возможностей, – в тоне, каким Василий Иванович сделал это пояснение, можно было довольно явственно ощутить его внутреннее персональное отношение к торжеству этих самых возможностей.

– Ле Пена на них нет, – добавил в унисон Минаев. – Тот хоть, может, когда-нибудь к власти придет, наведет порядок.

– Да вряд ли, – скептично покачал головой его заместитель. – Процесс разложения, похоже, стал приобретать уже, как говорится, необратимый характер.

– Так, я смотрю, мы уже в политику ударились, – посчитал нужным поставить точку в развитии данной темы Ахаян. – Не пора ли... вернуться к делам нашим скорбным. – После небольшой паузы, он обратился к Иванову и снова почему-то на «вы». – Ну так что вы все-таки можете сказать, была за вами наружка или?.. Что на этот раз вам подсказывает ваша интуиция.

Олег несколько секунд, нахмурившись, задумчиво помолчал и довольно твердо и уверенно ответил:

– В любом случае, если она и была, то, я уверен, не на маршруте движения. Моего или агента.

– То есть вы хотите сказать, что она уже ждала вас на месте?

Иванов поймал на себе тяжелые, внимательные взгляды своих непосредственных начальников и, вздохнув, негромким, немного виноватым голосом ответил:

– Выходит, так.

– Очень интересное умозаключение. Главное – какое многообещающее, да? – Ахаян очень выразительным взглядом посмотрел по очереди сначала на резидента, потом на его заместителя, которые, не выдержав его взгляда, так же по очереди отвели в сторону глаза.

– Это, в любом случае, пока только предположение, – наконец ответил резидент, не то чтобы оправдывающимся или защищающимся, а, пожалуй, скорее даже контратакующим тоном.

– В данном случае, – с особым ударением произнося каждое слово, в зародыше подавил контрнаступление Ахаян, – именно это предположение должно стать сейчас для всех для вас исходной точкой и побудительным мотивом... к чему? – он посмотрел почему-то не на Минаева, а на Бутко.

– К неотложной и самой тщательной оперативной проверке «Мармона», – не задумываясь, ответил тот.

– И как, в данном контексте и ракурсе, мы должны рассматривать нашу третью версию? – Взгляд серых глаз Василия Ивановича плавно перетек уже на Минаева. – И как мы ее можем соотнести со второй. С точки зрения основных гносеологических выводов.

– С точки зрения гносеологических... – догадываясь примерно, что мог на самом деле иметь в виду Ахаян, но, не будучи абсолютно уверенным в адекватном понимании используемого термина, начал было отвечать Минаев, медленно растягивая слова и пытаясь по ходу немного быстрей соображать.

– Впрочем, об этом пусть нам лучше вон... молодой расскажет. – Ахаян кивнул в сторону Олега. – Он нам эту кашу заварил. Нежданную радостную новость принес. Да? Агент на связи у кого? У него. Ему и карты в руки. А то что это – ветераны тут за него должны, понимаешь, потеть, отдуваться. Единственную извилину напрягать. Да? – снова обратился он к сидящим перед ним резиденту и его заместителю, которые в ответ молча кивнули головами, не совсем, правда, понимая, говорил ли их шеф, упоминая единственную извилину, вообще или имел в виду кого-то конкретно. Шеф это пояснять не стал, а, подняв взгляд на продолжающего стоять перед ним виновника заварившейся каши, выжидательно посмотрел на него своим характерным проницательным прищуром.

Олег немного помолчал, собираясь с мыслями, и не очень уверенно начал:

– Ну... если исходить из предположения, что наш контакт с «Мармоном» попал в поле зрения контрразведки и за ним ведется слежка, то... – он неопределенно пожал плечами, – я, честно говоря, не думаю, что это обстоятельство может слишком сильно повлиять на анализ выдвинутых версий. Это скорее побочный фактор. Очень существенный, но побочный.

– Не может слишком сильно повлиять, говоришь, – Ахаян говорил спокойным, внешне абсолютно бесстрастным голосом. – Почему?

– Ну... потому что, с одной стороны, у нас есть определенная информация, переданная нам агентом. А с другой – подозрение, что сам этот агент попал в поле зрения спецслужб. Естественно, мы должны проверить и полученную информацию, и возникшие подозрения, но это могут быть вещи разные. Не связанные между собой.

– А могут быть и связанные, – послышался голос Бутко. – Если предположить, что мы имеем дело не с информацией, а... – он встретился взглядом с Минаевым.

– С дезинформацией? – Минаев задумчиво опустил голову, но уже буквально через пару секунд снова смотрел на своего заместителя. – То есть, если я тебя правильно понял, ты хочешь сказать, что дээстэшники могли расшифровать наш контакт с «Мармоном» и завербовать Мэтью, чтобы через нее слить нашему агенту предназначенную для нас дезу. А не слишком ли мудрено? Нет, французы, конечно, извращенцы, но не до такой же степени.

– А при чем здесь Мэтью? Я говорю уже о второй версии. – Бутко пояснил Ахаяну. – «Мармон» врет. В этом случае, с одной стороны, он, конечно, мог просто-напросто всю эту историю выдумать. Для того чтобы выцыганить у нас денег на выплату налогов за свой этот несчастный дом. Что, в общем-то, вполне возможно. Чем он рискует? Да ничем. Навел нас на дамочку какую-то непонятную. Которая якобы что-то там где-то сказала. Мы и ее саму, и всю эту информацию годами можем проверять, а с него как с гуся вода. С другой же стороны, если мы уж начали предполагать, что он мог попасть на крючок местной контрразведки, то вполне логично пойти дальше и предположить, что... – он поймал на себе тяжелый пристальный взгляд Минаева, который уже без всякого сомнения понял, в каком направлении идет ход мысли его заместителя, – что... эта самая контрразведка возымела желание установить с нашим дорогим «Мармоном» более тесное знакомство и сделать ему такое предложение, от которого он, в силу всей совокупности объективных и субъективных факторов, просто не смог отказаться.

– Ну тогда давай уж идти дальше, – подхватил Минаев. – Почему бы нам не предположить, что наш дорогой «Мармон» вообще с самого начала работал на ДСТ и был просто-напросто самой элементарной подставой. – Он посмотрел на Ахаяна таким взглядом, словно его последняя фраза была вопросом, адресованным не куда-нибудь, а именно в самые высшие начальственные сферы.

И буквально тут же, правда, несколько риторически, но примерно в той же тональности, прозвучал вопрос Иванова:

– Зачем тогда пускать наружку за перевербованным агентом? Чтобы его засветить?

– Для того, молодой человек, – веско и даже немного поучительным тоном произнес Бутко, которого самого, даже с самой большой натяжкой, нельзя было назвать человеком не то что старым, но даже пожилым, – чтобы, например, задокументировать ваш с ним контакт.

Ахаян слегка улыбнулся, но тут же, подавив улыбку, нахмурился и, после некоторой паузы, неопределенно протянул:

– Н-да. Занимательное дело. Весьма. Сразу столько интересных вопросов. – Он перевел взгляд на стоящего неподалеку Иванова. – Да?

– Опять же, не совсем понятно, зачем ДСТ могла понадобиться такая дезинформация, – по всей видимости, не переставая прогонять в голове версию Бутко, вместо ответа озвучил тот новый риторический вопрос.

– Здесь могут быть разные варианты, – неопределенно пожал плечами заместитель резидента.

– Например?

Михаил Альбертович ощутил на себе прищур Ахаяна и снова пожал плечами:

– Например... чтобы отвлечь наше внимание. Сковать силы. Сейчас вон уже полдня сидим с головной болью, ни о чем больше не думаем. А запустим Мэтью в разработку, вообще все пойдет, закрутится. Ухлопаем кучу времени. Задействуем массу оперсостава. А они нам с другого бока какую-нибудь свинью.

В воздухе опять повисла немного тягостная пауза. Василий Иванович, опустив глаза на расчерченные квадраты версий, с задумчивым видом пробарабанил по столу пальцами правой руки несколько тактов какой-то бодрой мелодии, которую Иванов почему-то определил как «Марш Радецкого». Правда, уже через несколько мгновений ему показалось, что он слышит вступление к «Осуждению Фауста» Берлиоза, но от этих мыслей его отвлек новый вопрос Ахаяна, на этот раз обращенный, по всей видимости, именно к нему.

– А «Мармону» в ходе вечеринки ничего больше не удалось разузнать про эту Мэтью? Кроме того, что она работает на «Ассошиэйтед Пресс», любит поддать и повыпендриваться. Во всяком случае, у него же должны были остаться какие-то впечатления. Сложиться мнение. Одним словом... какая-то дополнительная информация.

– Дополнительная информация есть, – быстро ответил Иванов и тут же замедлил темп. – Правда, не бог весть какая.

– Почему она не отражена в отчете?

– У меня было мало времени. Я постарался отразить наиболее существенные моменты. – Олег, словно за поддержкой, перевел взгляд на Бутко.

– Все будет восполнено, Василий Иванович, – поддержка была получена. – Завтра же полный отчет шифротелеграммой будет отправлен в Центр.

– Ну, зачем так спешить. Не надо, – как-то довольно небрежно бросил Ахаян, и анализ этой фразы сразу вызвал усиленную работу серого вещества всех остальных присутствующих, которую прервал его последующий вопрос, обращенный уже непосредственно к Иванову. – Ну и что же еще такого интересного мы знаем о нашей дамочке? Она, кстати, кто? Американка?

– Как удалось установить «Мармону», канадка. Во всяком случае, так она ему представилась. Как уроженка Торонто. Прекрасно владеет французским языком. «Мармон» даже отметил, что у Мэтью практически чистое парижское произношение. Когда он на эту тему поинтересовался у нее, она ему сообщила, что ее мать – канадка французского происхождения, причем только во втором поколении...

– Из провинции Квебек, – добавил Ахаян утвердительным тоном.

– Да, из Монреаля, – подтвердил Иванов.

– Отец, по всей видимости, из англосаксов? Судя по фамилии, – счел нелишним напомнить и о своей способности делать логические умозаключения Минаев.

– По всей видимости. Но этот вопрос в разговоре не затрагивался. Как сказал «Мармон», чтобы спросить об этом, у него не было прямого повода, сама же Мэтью на эту тему не распространялась. Что же касается ее самой, то в Париже она, по ее словам, работает уже якобы третий год. И...

– А сколько ей всего годков-то этих? – перебил его Ахаян.

– Ну... по словам «Мармона», где-то в районе тридцати пяти.

– Дан ля флёр до ляж[22]22
  Во цвете лет (фр.).


[Закрыть], – констатировал Василий Иванович и подмигнул посмотревшему на него в этот момент Бутко. – Да? Самый, как говорится, возраст. Для женщины-вамп.

– Да... – почему-то вдруг немного замявшись, неопределенно протянул тот, – это от возраста, по-моему, зависит мало.

– А от чего? От призвания? – в глазах Ахаяна мелькнули искорки улыбки. – Впрочем, тебе, как говорится, видней.

– Почему это мне видней? – В голосе Бутко, не уловившего иронический подтекст последнего замечания начальника, а может, и не захотевшего его уловить, прозвучали недвусмысленные нотки то ли настороженности, то ли обиды.

– Ну ты ж у нас парень видный. – Начальник, отметив повторную неадекватную реакцию объекта своих последних замечаний (который вместо ответа неопределенно пожал плечами и, нахмурившись, опустил голову), тут же перевел взгляд на Иванова. – Так, поехали дальше. Ну а... как она вообще эта Мэтью? Тянет... на фам фаталь?[23]23
  Роковая женщина (фр.).


[Закрыть]

– Ну... скорее, я так понял, на метрэс фам[24]24
  Энергичная женщина (фр.).


[Закрыть].

– Понятно. А на наружность как?

– Опять же, судя по словам «Мармона», не красавица, но... есть что-то такое...

– Инфернальное?

– Не то чтобы инфернальное. Привлекательное. Скорее даже притягательное. Одним словом, насколько я понял, личность такая... довольно яркая. Неординарная.

– Н-да, – сделал не совсем понятное для всех остальных присутствующих заключение Василий Иванович и тут же добавил: – Хотя на твоего «Мармона» тут полагаться... Он же ведь вроде как бы не по этой-то части.

– Почему. И по этой вроде тоже. По его словам, у него даже невеста какая-то там есть. – Иванов ощутил на себе вопросительный взгляд Бутко и поспешил на него ответить. – Я писал. В предыдущем отчете.

– Многостаночник? – с усмешкой произнес Минаев.

– Да черт его знает. Я, честно говоря, так до конца и не разобрался.

– Ну это, может, и к лучшему. Нравственность свою надо беречь. Это нынче дар редкий. – Ахаян посмотрел на Минаева. – Да, Гелий Петрович?

– Да, – неохотно подтвердил слова шефа также не очень склонный в этот день к юмору адресат этого обращения и тут же перевел взгляд на Иванова. – Он внешность-то ее тебе хоть описал?

– Да, конечно, и достаточно подробно. Я постарался выяснить все по максимуму. Рост, сложение, цвет волос... глаз, овал лица, стрижка, макияж, ну... и так далее. Я теперь даже знаю, какими духами она пользуется.

– И какими же? – с интересом спросил Ахаян.

– «Жан-Поль Готье – Фражиль».

– Это тебе кто, тоже «Мармон» сказал? – немного насмешливым тоном произнес Минаев.

– Ну... да, а кто же.

Минаев усмехнулся уже в открытую:

– Нет, не по этой он все-таки части. Да, Василь Иваныч? По той. Где это видано, чтоб нормальный мужик в бабских духах разбирался. Тут в своих-то запахах путаешься. – Он снова посмотрел на Иванова. – Да?

– Ну... почему, – неопределенно протянул в ответ Иванов и посмотрел сначала на Бутко, потом на Ахаяна.

Ахаян улыбнулся, но вместо какой-либо реакции на этот вопросительный взгляд сам задал его автору новый вопрос:

– Ну а что тебе еще про нее «Мармон» рассказал. Не про запахи. Попредметней. Манеры... какие-нибудь. Повадки.

Иванов нахмурил брови и наморщил лоб:

– Манеры... Ну, манеры у нее, как я понял, достаточно уверенные. Производит впечатление, опять же по его словам, человека, который чувствует себя в здешней репортерской среде, можно сказать, почти как рыба в воде. Знает персоналии, оперирует именами. В курсе всех последних новостей о жизни местной журналистской тусовки и, вообще, как отметил «Мармон», в целом весьма неплохо осведомлена о подробностях всей парижской светской жизни.

– Производит впечатление или старается его произвести? – перебил его внимательно впитывающий в себя каждую новую услышанную фразу Ахаян. – Надеюсь, нюанс понятен.

– Понятен, товарищ полковник. – Олег снова на секунду задумался. – Если судить по общему тону впечатлений «Мармона», то, пожалуй, и то и другое, все вместе. При этом, по его наблюдению, Мэтью не играла, а вела себя вполне естественно. Свободно. Раскованно. В общем, как человек, знающий себе цену. В то же самое время она постоянно пыталась лишний раз намекнуть о тех или иных своих достоинствах. Подчеркнуть, так сказать... свою значимость.

– Как человек, который не вполне уверен в том, что его мнение о собственной цене разделяют все остальные окружающие, – сделал за него логическое заключение Ахаян.

– Да, пожалуй, – согласился Иванов. – И в этом контексте ее поступок... ну, то, что она что-то там заявила в пылу спора...

– Что-то там! – саркастично усмехнулся Бутко.

– Ну, конечно, не что-то, а нечто такое, что ею самой, по всей видимости, воспринимается как некий предмет гордости. Так вот, то, что она это сказала... что это у нее, вполне вероятно, некоторым непроизвольным образом вырвалось наружу, это... в свете того, что было сказано выше, кажется поступком... ну, если не естественным, то, по крайней мере, достаточно объяснимым.

Василий Иванович вздохнул.

– Ну что ж. И вот так, плавно и неизбежно, мы, наконец, подошли к нашей первой версии, – подвел он некоторый промежуточный итог несколько затянувшемуся обсуждению и пояснил, обращаясь к Бутко: – К десерту. Итак... господа-товарищи... мои милые друзья, – он, встав из-за стола и жестом усадив Иванова на его место, обращался, неспешно прохаживаясь по кабинету, уже ко всем присутствующим, – а сейчас на повестке дня нашего незапланированного торжественного собрания обсуждение некого крамольного предположения, что у некой мадам или мадмуазель... по, опять же, предполагаемому имени Хелен Мэтью... особы, прямо надо заметить, пока еще весьма и весьма тусклого облика и неидентифицированного содержания... в нашем родном российском посольстве завелся, назовем его так, неопознанный... словоохотливый и, по ее собственному признанию, достаточно осведомленный... – Василий Иванович немного замешкался, подбирая нужное слово, – наперсник. Надеюсь, у высокого ареопага не будет возражений против того, чтобы данное предположение впредь стало рассматриваться в качестве основной версии в ряду всех возможных интерпретаций полученного нами агентурного сообщения. – Он медленно обвел взглядом весь состав ареопага. – С чувством глубокого удовлетворения могу отметить, что возражений нет. В таком случае объявляю переход к прениям.

После непродолжительного молчания слово, как и положено, взял Минаев.

– Тут, если допустить, что Мэтью почему-то... – он сделал ударение на этом слове, – действительно сказала правду, и у нее в самом деле есть какой-то... – Гелий Петрович сначала хотел было повторить слово «наперсник», но передумал, – контакт в нашем посольстве, то тогда перед нами сразу возникают два первоочередных вопроса. Первый, естественно, что это за контакт и соответственно каков характер ее с ним отношений. То есть я имею в виду, действительно ли этот человек передает ей какую-либо секретную информацию и если да, то на какой основе. И второй, который логично вытекает из первого, на кого в таком случае работает Мэтью.

– Если работает, – буркнул Бутко.

– А ты что же, хочешь сказать, что она ради «Ассошиэйтед Пресс» старается? Или так... из любви к искусству, – с усмешкой посмотрел на него Минаев.

– Речь, в конце концов, может идти о какой-нибудь элементарной амурной истории. К примеру. Один из участников которой выдается другим, в пьяном бахвальстве, за источник суперсекретной информации. При этом вовсе не исключено, что источник, может быть, и очень даже желаемый.

– Желаемый? – переспросил, по всей видимости, не совсем уловив направление мысли своего зама, Минаев.

– Михаил Альбертович имеет в виду, что речь может идти об агенте перспективном, – пояснил Ахаян.

– Точно так же, как она может идти и об агенте архивном. Почему нет. Мы сейчас можем делать любые допущения.

– При чем тут архивный, – поморщился Минаев. – Она же сказала, что он работает в посольстве. Работает – в настоящем времени. Так? – он на всякий случай решил еще раз уточнить это у Иванова и, получив от того утвердительный кивок головы, подтвердил: – так.

– Ради хвастовства можно немножко и заменить времена. Травай... травайе[25]25
  Работает... работал (фр.).


[Закрыть]. Разница всего в одной конечной гласной. К тому же она, насколько я понял, так ведь конкретно и не сказала, о каком вообще посольстве идет речь. Я имею в виду, в какой стране, – он тоже, видимо, желая получить подтверждение своих слов, посмотрел на Иванова, который еще раз кивнул головой, правда, на этот раз менее определенно. – И мы пока не знаем, где она была три года назад, может, она именно тогда возле какого-нибудь другого посольства отиралась, – в этот раз он смотрел уже на Ахаяна. – Ну ведь все может быть.

Ахаян обменялся с ним продолжительным взглядом, который Бутко мужественно выдержал, затем повернул голову в сторону Минаева. Минаев угрюмо хмыкнул и опустил глаза. Последним, с кем Ахаян установил визуальный контакт, был Иванов.

– Ну а ты что скажешь, виновник торжества?

– Да что уж тут скажешь, – невесело ответил виновник. – Действительно, сейчас можно предположить все, что угодно. Информация нужна, – он еще более невесело вздохнул и, посмотрев на своего самого большого начальника, на этот раз уже гораздо более решительно добавил: – Нужна информация.

– Ну что ж, золотые слова, – подвел итог самый большой начальник. – Ладно, хватит гадать на кофейной гуще. Давайте думать, что дальше делать будем. – Он заметил, как Минаев, готовясь к ответу, сделал глубокий вдох, и, не будучи уверенным в том, что это тот ответ, который он в первую очередь ожидал, оперативно этот ответ предупредил. – Сначала о «Мармоне». – По всей видимости, его предположение оказалось верным, поскольку Минаев тут же сделал выдох. Ахаян перевел взгляд на Бутко.

– Что касается «Мармона», то тут нам, конечно, нужно продумать парочку хороших проверочных мероприятий. Я думаю, в ближайшие дни можно будет набросать кое-какие варианты. Все прежние места явок, разумеется, придется сменить. Постепенно. А в целом... – Бутко немного замялся, – может быть, будет целесообразней на некоторое время вообще прекратить с ним контакты? Разумеется, под легендированным предлогом. Мне кажется, мы сейчас не должны исключать возможность провокации.

– А мы что, когда-нибудь вообще ее можем исключать? – саркастично усмехнулся Минаев.

Ахаян, кивнув в его сторону и обращаясь к Иванову и Бутко, назидательно поднял вверх указательный палец:

– Experto crede Roberto! Что означает: верьте опытному Роберту. Он знает, что говорит. – Василий Иванович подмигнул тоже слегка усмехнувшемуся Иванову:

– Что? Знакомая цитата?

Иванов неопределенно пожал плечами и с некоторым сомнением в голосе спросил:

– Вергилий?

Ахаян выразительно поднял бровь:

– Нет, не Вергилий. Хотя ты прав, у него тоже есть нечто похожее. А это Антуан д’Арена. Французский поэт, между прочим. Хотя, правда, и писал по-латыни. Слышал кто-нибудь о таком? – Он обвел вопросительным взглядом уже всех присутствующих.

– Что-то знакомое, – сосредоточенно наморщив лоб, промолвил Минаев и почему-то посмотрел на Иванова.

– А какой это век? – решил уточнить Иванов.

– Шестнадцатый, – услужливо ответил Ахаян.

– Шестнадцатый, – задумчиво протянул Олег.

– Кого-то оттуда знаем?

– Из поэтов? Ну... в общем, да. Ронсар. Дю Белле.

– Молодец, – Ахаян кивнул в его сторону, обращаясь к Минаеву и Бутко. – Тоже... можно сказать... experto. Ну хорошо, experto, сам-то ты как думаешь... – после некоторой паузы, обращаясь уже к Иванову, резко, на сто восемьдесят градусов, сменил тему Василий Иванович, – замораживаем связь с «Мармоном», чи як?

Он был любитель делать в дискуссиях разные крутые виражи и к подобному приему прибегал довольно часто как раньше, в беседах со своим многочисленным агентурным аппаратом, так и ныне, в общении с не менее многочисленным штатом своих подчиненных. Он ведь многое позволял узнать и понять, этот прием, разумеется, если им умело пользоваться. И о том, что в данный момент на самом деле творится внутри у твоего собеседника, и о том, что он, рассказывая тебе, хочет скрыть, и, наоборот, скрывая, рассказать. И многое чего о самом этом собеседнике, в том числе даже то, о чем он сам еще не знает или, в лучшем случае, только еле-еле догадывается.

Иванов коротко откашлялся и мельком бросил взгляд на Бутко.

– Я не знаю, конечно... Нет, проверить его надо однозначно, сто процентов. А что касается связи... Я бы все-таки так резко не порывал. Ну, допустим, засекли наш контакт. Ну и что? Чем мы по большому счету рискуем? Заснимут нас с ним вместе? Ну и что, какие проблемы. Что, два дипломата не могут случайно встретиться за ланчем, в ресторане, расположенном недалеко от места службы обоих и, разговорившись, из вежливости поддержать беседу? Это компромат такой... хлипковатый. Его вряд ли сильно обыграешь. Разговор запишут? Да ради бога. Я и так с ним каждый раз, по большей части, все из пустого в порожнее. А сейчас и вовсе осторожней буду. Между тем, если он подстава, можно с ним и поиграть. По крайней мере, вынюхать, какой у дээстэшников интерес.

– Да, они только и ждут таких вот игрунов. И нюхачей, – язвительно усмехнулся Бутко. – Всучат твоему «Мармону» какую-нибудь макулатурку. С грифом «Совсекретно». И повяжут вас обоих, тепленькими. В вашем уютном «Пре де Бурбон». И, пожалуйста, непорочная французская общественность, получай, очередной шпионский скандал.

– Подумаешь, – фыркнул Иванов. – Ки а пёр де фёй, най па зо буа[26]26
  Qui a peur des feuilles n’aille pas au bois (фр. пословца) – дословно: Тому, кто боится листьев, не стоит ходить в лес.


[Закрыть]. Волков бояться, в лес не ходить.

– Смелый, – Ахаян, кивнув на Иванова, подмигнул Минаеву.

– Они все тут смелые. До поры до времени. Ки а пёр! – Минаев передразнил своего подчиненного и тоже решил не отстать от других своим знанием языка страны пребывания. – А ты такую поговорку знаешь? А корсэр – корсэр э дми[27]27
  A corsaire – corsaire et demi (фр. пословца) – дословно: На бандита – полтора бандита.


[Закрыть]. На хитрую... – он откашлялся, почему-то оглянулся и понизил голос, – жопу, как говорится, есть и... штопор соответствующий.

– Ну хорошо, а если он не подстава. И не перевербованный. А честный, добросовестный агент. Который действительно, хоть и случайно, получил важную для нас информацию. – Олег увидел, как после этих его слов Минаев, нахмурившись, опустил вниз глаза. Он перевел взгляд по очереди сначала на Ахаяна, потом на Бутко, которые также, не глядя на него, задумчиво молчали, и, снова обратившись к Минаеву, привел, как ему самому показалось, самый главный аргумент: – Самое главное, я же ему Мэтью прокачать задание уже дал.

– Насчет Мэтью мы вообще-то можем как-нибудь и без «Мармона» обойтись, – после некоторой паузы обронил Бутко.

– Это каким же образом? – поинтересовался Ахаян.

– Наших сейчас всех задействуем. В первую очередь тех, кто под корреспондентским прикрытием. Пусть свои источники вовсю напрягают.

– Э-э, дружок, а вот об этом ты лучше забудь, – выразительно и веско отчеканил Василий Иванович и не менее выразительным взглядом посмотрел на своего парижского резидента. – Наших мы трогать не будем. Наши об этом знать ничего не должны. Отныне и впредь, на пока еще весьма неопределенный срок, круг лиц, знакомых с информацией, которую нам так любезно предоставил наш друг «Мармон», ограничится лишь нынешним достопочтенным кворумом. К сожалению, на настоящий момент у нас нет никаких оснований утверждать, что эта информация является на сто процентов ложью... фальшью... чушью... бредом. Неожиданной пьяной фантазией или... преднамеренной расчетливой дезой. А посему, я надеюсь, вполне понятно, что в этой связи под подозрение попадают абсолютно все. И посольские, и консульские, и «грушники», и... – Ахаян тяжело вздохнул, – и наши. Что вынужден констатировать с самым глубочайшим прискорбием. – Он медленно обвел достопочтенный кворум внешне бесстрастным взглядом. – Есть альтернативные мнения?

– Да нет, – после некоторой паузы, с хмурым видом, но достаточно спокойно, хотя и сухо ответил за всех Минаев. – Все правильно. Только тогда, если быть последовательным, в список подозреваемых надо включить и нас всех, грешных, здесь присутствующих.

– Вас, грешных, – уточнил Ахаян весьма многозначительным и выразительным тоном.