Текст книги "Ахиллесова пята"

V

Василий Иванович Ахаян, скрестив на груди руки, сидел за рабочим столом своего парижского резидента, в его удобном вращающемся кресле и медленно переваривал то, о чем несколькими минутами ранее этот самый резидент заметно обескураженным и даже немного извиняющимся голосом успел ему в самых общих чертах доложить. Прямо перед ним и напротив друг друга, за другим, чуть более длинным столом, приставленным к основному так, что вместе они образовывали некое подобие буквы «Т», расположились Минаев и Бутко, которые, практически не шевелясь, усердно рассматривали обложки лежащих перед ними папок.

После довольно продолжительной паузы Ахаян наконец поднял глаза на своих подчиненных, застывших в примерно одинаковых позах, с сосредоточенно и немного понуро потупленными взорами. Поймав взгляд Минаева, который, почувствовав себя основным объектом внимания, осторожно, вполоборота, повернул к нему свое лицо, Ахаян сделал рукой жест, который можно было интерпретировать как приглашение приступить к уже более основательному докладу. Минаев перевел взгляд на сидящего напротив него Бутко и едва заметным кивком головы отпасовал ему полученную команду.

Бутко бесшумно и быстро поднялся со своего места и взял в руки лежавшую перед ним папку.

– Да сиди, – устало махнул рукой Ахаян и, пододвинув к себе чистый белый лист и вытащив из стоящего рядом стаканчика остро заточенный карандаш, принялся не спеша чертить им на бумаге небольшие и аккуратные геометрические фигуры.

Бутко, снова опустившийся на свой стул и раскрывший папку, сдержанно откашлялся и ровным голосом начал читать лежащий у него перед глазами текст:

«Сегодня, 27 октября, в понедельник, с тринадцати двадцати семи до четырнадцати часов трех минут, мной была проведена встреча с агентом „Мармоном“. Данная встреча была внеплановой и произошла по инициативе агента, который в девять сорок пять утра этого же дня вызвал меня на нее установленным сигналом в виде зашифрованного SMS-сообщения. Текст сообщения был заранее согласован и утвержден.

Встреча состоялась в бистро «Пре де Бурбон», по адресу: Седьмой округ, улица Казимира Перье, дом № 21. Данное место было подобрано еще на стадии оперативной разработки объекта и утверждено в качестве одного из мест проведения экстренных встреч (Пункт ЭВ-2).

Непосредственно перед встречей за объектом было осуществлено контрнаблюдение с заранее выбранной точки, в ходе которого признаков наружного наблюдения за объектом выявлено не было. Вместе с тем следует отметить то, что «Мармон» на встречу прибыл на двадцать две минуты позже установленного времени. Данный факт своего недисциплинированного поведения он объяснил следующим образом: ровно без десяти час его вызвал к себе начальник управления и задержал для обсуждения вопросов служебного характера, которое продлилось порядка пятнадцати минут. Тем не менее мной в ходе последующей беседы агенту было указано на недопустимость впредь каких-либо нарушений дисциплины и норм конспирации.

В ходе беседы «Мармон» объяснил причину вызова меня им на экстренную внеочередную встречу. Он сообщил, что им недавно была получена информация очень важного характера, которая может представлять большой интерес для, как он выразился, «его русских друзей». Далее, перейдя непосредственно к сути дела, он рассказал, что в минувшую субботу он был приглашен для участия в большом праздничном мероприятии, посвященном 15-летнему юбилею журнала «Ливинг Франс». Празднование происходило в специально арендованном зале ресторана «Шато де флёр», а затем, уже в неформальной обстановке, продолжилось непосредственно в помещении главного офиса журнала. В нем приняли участие представители различных, как французских, так и иностранных, средств массовой информации.

«Мармон» был приглашен на торжество некоей Сюзанной Гюссман, отвечающей в журнале за раздел «Путешествуя по Франции». С Гюссман он познакомился еще восемь лет назад в Сингапуре, где она в то время стажировалась в местном корпункте французского журнала «Экспресс».

Во время неформальной вечеринки, которая, после завершения официальной части, прошла в более узком кругу, в помещении редакции журнала «Ливинг Франс», «Мармон», также оказавшийся в числе ее участников, был познакомлен той же Гюссман с некоей Хелен Мэтью, представившейся как внештатный корреспондент американского информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс».

В ходе вечеринки, затянувшейся практически до утра следующего дня, «Мармон», Гюссман и Мэтью оказались в одной компании, к которой присоединились еще двое французских журналистов, одна итальянка, представляющая журнал «Оджи», и одна канадка, работающая на американскую газету «Бостон Глоуб». После полуночи, в самый разгар вечеринки, вышеназванными лицами стала горячо обсуждаться тема способов и методов сбора информации в журналистской работе. Между ними вскоре разгорелся спор о том, кто из них более опытен и искушен в плане своего профессионального мастерства.

В ходе этого спора Мэтью, которая уже находилась в состоянии достаточно сильного опьянения, заявила, что она в этом смысле сможет дать всем сто очков вперед, так как она сумела обзавестись таким источником информации в российском посольстве, который всем остальным присутствующим даже и не снился. Этими присутствующими заявление Мэтью было воспринято как хвастовство, и они начали над ней подтрунивать, особенно мужчины. Тогда она, разгорячившись, сказала, что они могут ей не верить, но настанет день, когда они все смогут в этом очень хорошо убедиться. Она, правда, пока не может, до поры до времени, открыть имя этого человека, чтобы не причинить ему какого-либо вреда, но в свое время, когда это имя станет известно всем, они все только ахнут.

Вскоре после этого тема дискуссии сменилась, и разговор ушел в другую сторону. «Мармон», по его словам, через некоторое время, также в шутливой форме, попытался еще раз мягко подвести Мэтью к разговору на тот же предмет, но она не добавила к сказанному ею ранее ничего нового, заявив только, что все те, кто с ней спорил, дураки, бездари и дилетанты, и только она в своем деле самый настоящий профессионал. Чтобы не вызвать у нее лишних подозрений, «Мармон» в ходе вечеринки к данному вопросу больше не возвращался.

Под утро, когда все гости и приглашенные стали расходиться, «Мармон» вызвал такси и предложил Гюссман и Мэтью развезти их по домам. Его предложение было принято, и таким образом ему удалось установить, что в Париже Мэтью проживает по адресу: улица Виталь, дом № 37, центральный подъезд».

– Какой, какой улице? – прервал доклад Ахаян.

– Виталь, – повторил Бутко.

– Что-то знакомое, – задумчиво пожевал губами Василий Иванович. – Это где это она у нас?.. – поднял он вопросительный взгляд на докладывающего.

– Действительно, что-то знакомое, – немного сконфуженным голосом ответил тот, – я, правда, сейчас так точно...

Минаев поспешно поднялся – надо было выручать подчиненного:

– Сейчас. Найдем. Ун секунд, – он подошел к шкафу и из его крайней левой секции достал сложенную в несколько раз схему улиц и переулков города Парижа, которую тут же развернул на столе, прямо перед глазами шефа, особая любовь которого к топографии была хорошо известна даже за пределами возглавляемого им отдела. – Хорошая карта. Свежая, подробная.

Шеф неторопливо достал из внутреннего кармана пиджака плоский футляр, а из него, в свою очередь, аккуратные прямоугольные очки, позволяющие их пользователю во время чтения, периодически поднимая взгляд, оценивать складывающуюся вокруг него обстановку.

– Так... квадрат «Е-13», – нашел Минаев искомое название в прилагаемом к карте алфавитном справочнике.

– Хм, – указательный палец Ахаяна, бегло поскользив по контурам и плоскости нужного квадрата, остановился в центре вертикального катета немного завалившегося вправо треугольника, горизонтальным катетом которого являлась улица де Пасси, а в роли гипотенузы выступали авеню Поля Думе, – интересно. – Он, поставив большой палец правой руки в найденную точку, дотянулся средним до середины бульвара маршала Ланна. – Смотри-ка, почти соседи. Сколько от нас до этой рю[13]13
  Улица (фр.).


[Закрыть] Виталь? – этот вопрос он, по всей видимости, задал самому себе, так как сразу же на него и ответил: – Километра полтора. Даже меньше.

– Н-да, очень интересно, – многозначительно качнул головой Минаев, внимательно следя за манипуляциями производящей замеры руки.

– Это, в общем-то, может ни о чем и не говорить, – услышал он справа от себя немного осторожный голос посчитавшего нужным сделать это добавление зама. – Шестнадцатый округ традиционно один из самых престижных районов города. Приезжие, естественно, кто с деньгами, всегда здесь любят снимать жилье.

– Может и не говорить, – неопределенно протянул Ахаян и, оторвав глаза от карты, поднял их на Бутко. – Значит, говоришь, престижный район? Ну и на сколько здесь один «квадрат» тянет?

– Ну... я думаю, тысяч пять-шесть, не меньше. Это если купить. А в аренду – в месяц евриков, пожалуй, двадцать – двадцать пять за метр.

– Молодец, – кивнул Ахаян в его сторону, обращаясь к Минаеву, – владеет. Агентурно-оперативной обстановкой.

– Владеет, – подтвердил Минаев. Он хотел было добавить еще какое-нибудь похвальное слово в адрес своего заместителя, но не успел.

Ахаян, оставив нематериализовавшимся его порыв, кивнул Бутко: «Ладно, пошли дальше», на что тот, вновь взяв в руки документ, постепенно становящийся для них для всех причиной все большей и большей головной боли, и, видимо, уже по привычке, снова слегка откашлявшись, продолжил:

«После получения вышеупомянутой информации, в завершение встречи, мной „Мармону“ было дано задание в очень осторожной форме, под благовидными предлогами собрать как можно более полные и подробные сведения о Мэтью, как через Сюзанну Гюссман, так и используя все иные имеющиеся у него возможности, в частности среди других его знакомых в журналистской среде и по каналам французского МИДа. Агент выразил готовность оказать нам любое посильное содействие в этом вопросе.

Никакой другой информации, которая могла бы представить какой-либо оперативный интерес, в этот раз от него больше не поступило.

В ходе встречи звукозаписывающая и иная специальная техника и аппаратура не применялась.

Признаков, свидетельствующих о том, что контакт попал в поле зрения спецслужб, не обнаружено.

Очередная встреча с «Мармоном», предназначенная для получения от него собранной за это время информации и сведений о Мэтью, назначена на 1 ноября, субботу, в 14 часов 30 минут, в Пункте ОВ-1». Подпись – Иванов.

Бутко закончил чтение, закрыл папку и, переглянувшись с Минаевым, перевел взгляд на Ахаяна, который во время чтения последних абзацев текста с невозмутимым видом продолжал свои эксперименты в области начертательной геометрии. Наконец молчание было нарушено.

– Так, – карандаш, успевший за время чтения всего отчета соорудить целую мозаику, состоящую из каких-то объемных параллелепипедов, эллипсов и иных, совсем уж замысловатых фигур, вернулся на свое прежнее место. – Что же это у нас за «Мармон»-то за такой? – не обращаясь ни к кому персонально, протянул Василий Иванович. – И с чем его едят.

Минаев, переглянувшись с Бутко, протянул шефу лежащую перед ним папку:

– Личное дело агента, Василий Иванович.

Ахаян неторопливо раскрыл досье. На самой первой странице на него с четкой черно-белой фотографии, сделанной, по всей видимости, в каком-то ресторане или ином питейном заведении (откуда-то снизу в фотографию залезло не попавшее в фокус и потому слегка расплывчатое горлышко бутылки), смотрело практически в полный фас упитанное округлое лицо молодого человека лет тридцати – тридцати двух, еще не полного, но склонного к полноте, с не очень глубокими, но явно проступающими залысинами. Ахаян сразу определил, что фотография сделана спецтехникой, объектив которой, скорее всего, был замаскирован под галстучную булавку автора съемки.

– В конце дела, там, в кармашке, есть еще фотографии. В том числе и цветные. Некоторые из них еще из Москвы, – посчитал необходимым подсказать Бутко.

Ахаян небрежно перевернул все страницы дела и потряс прозрачный целлофановый кармашек, в котором болталось около десятка фотографий разного размера, но доставать из кармашка ничего не стал, а снова вернулся на первую страницу досье, содержащую основные сведения о личности его фигуранта. «Огюст Борель... француз... – начал зачитывать он вслух, но негромко, как бы про себя и для самого себя, – тысяча девятьсот семидесятого года рождения... хм, ты посмотри, он у нас, голубчик, оказывается, в возрасте Христа... в 1994 году, со степенью мэтра, выпустился из университета Новая Сорбонна, закончив два цикла обучения на факультете средств массовой коммуникации... с 1995 года и по настоящий день работает в системе Министерства иностранных дел Франции... адрес в Париже: авеню Жана Жореса, дом пятнадцать; имеется небольшой дом в городе Шалон-сюр-Марн, в области Шампань-Арденны, доставшийся ему по наследству три года назад... Смотри-ка ты, где дом отхватил, на родине твоего „Мартеля“. – Ахаян обращался уже к Минаеву, который, не сразу уловив смысл этого лирического отступления, непонимающе слегка потряс головой.

– Шампань – коньячная провинция, – немного усталым голосом пояснил Василий Иванович и продолжил чтение документа, на этот раз озвучивая лишь те его разделы и строки, которые, по его мнению, должны были вызывать у присутствующего кворума лиц некоторый особый, повышенный интерес. – Семейное положение: холост, – слегка подняв бровь, он многозначительно посмотрел на своих собеседников, на что более молодой собеседник, сидящий по его левую руку, ответил ему такой же многозначительной улыбкой. – Так... рост: сто шестьдесят шесть сантиметров. Да, не гренадер. – Руки, держащие папку, опустили ее на стол. – Между прочим... между прочим, я, когда работал с агентурой, больше всего любил иметь дело именно с малышами. Они, конечно, народ такой... не подарок, ухо надо всегда востро. Но зато какие страсти внутри кипят, амбиции, м-м. На этом иной раз так сыграть можно. А сыграешь, найдешь... нужный регистр и никакого «фас» кричать не нужно, просто отпустил поводок, и он пошел. У меня, помню, был один такой, в Каире, в канцелярии у Садата работал. Юрист был классный, даром что араб, но, к несчастью для него... из низов и без связей. Да к тому же еще и без наружности. А что это в том смуглом мире означает, да и не только в том? Шибко круто вверх не заберешься, будь хоть семи пядей во лбу. А проявить-то себя хочется. Вот, глядишь, уже и обида... на власть предержащих. Особенно когда рядом всякие счастливчики с ограниченным интеллектом, но с богатым папой, сплошь и рядом преуспевают. Которых при этом еще и бог ростом не обидел. Так вот, короче говоря, пока этот Садат с Бегином свой мирный договор в Кэмп-Дэвиде еще только согласовывали, у меня черновик текста уже на столе лежал. Вот таким вот образом. – Опустив глаза на лежащее перед ним досье, Ахаян перелистал несколько страниц, но читать дело не стал. – Ладно, вы мне давайте вкратце, на словах, как этот гусь к нам залетел. И откуда.

Минаев, и вполне справедливо, как старший по положению, воспринял эти слова как команду, обращенную непосредственно к нему. Беда в том, что дело это, которое ему довелось последний раз открывать довольно давно (чтоб не соврать, года полтора назад, это уж точно), он так и не успел еще раз просмотреть и освежить в памяти до возвращения Ахаяна. Нет, конечно, обстоятельства вербовки этого «Мармона» он вспомнил сейчас уже достаточно хорошо – процесс шел при нем, под его непосредственным наблюдением и контролем. Но как это все с ним начиналось и когда, это все он уже, честно признаться, порядком...

– Впервые в поле нашего зрения «Мармон» попал в конце девяносто шестого года, – внезапно услышал резидент голос своего заместителя, мгновенно оценившего сокрытый смысл повисшей в воздухе секундной паузы, и мельком бросил на него одобрительно-благодарный взгляд. По всей видимости, тот все-таки успел до прихода шефа пробежать предысторию этого дела. Заместитель между тем уверенно продолжил доклад. – К тому времени он уже почти два года проработал в Москве, сначала в должности пресс-атташе, а затем перешел в отдел по сотрудничеству и культуре. Первичная информация о нем прошла по каналам второго главка. Засветился он в одном из закрытых московских клубов для холостых мужчин... которые... – Бутко на миг задумался, подбирая более-менее приемлемую, по его мнению, концовку начатой фразы, – отдают предпочтение обществу себе подобных. – Он зафиксировал внимательный прищур глаз Ахаяна и снова многозначительно улыбнулся. – Конечно, в нынешние времена основа для вербовки несколько шаткая.

– Нет шатких основ. Вербовщики есть шаткие, – выразительно произнес Ахаян и перевел взгляд на Минаева, который, нахмурившись, задумчиво устремил взгляд куда-то перед собой в одну точку. – Да, Гелий Петрович?

Гелий Петрович медленно повернул голову в его сторону и, вздохнув, вымолвил:

– Это точно. Вообще, все эти основы – дело такое... Не угадаешь. Я когда начинал, в контрразведке еще, мы одного консула из недружественной нам тогда страны... любвеобильного такого... год целый под объективом держали. Километры пленки извели. Так вот, когда решительный момент настал, и мы перед ним фотоальбомчик-то полистали, где он там в разных позах камасутру рекламирует, то он знаете что заявил? Техника, говорит, у вас, ребята, хорошая, снимки очень качественные получились. У меня все как-то тускло выходит. Не могли бы вы мне еще один такой альбом. Этот бы я на работе держал, коллегам показывал, а второй жене дома оставил, она у меня любит на досуге всякую такую фигню разглядывать. Вот так. Улыбнулся, помахал ручкой и... арриведерчи Рома. Вот тебе и основа. А другому кому, может, одну фотографию какую-нибудь полусмазанную только покажи... да что там покажи, намекни только, что она у тебя есть, так он сразу в обморок – и бери его в оборот, тепленького.

– Ну правильно, – слегка поморщился Ахаян. В его голосе послышались легкие нотки раздражения. – А я о чем говорю. Понятно, что объекты все разные. И к каждому свой подход нужен. А от кого это все зависит. Это ж ты, рыбак, понять должен, какого налима на какого живца ловить. Ты, что ж, думаешь, твоего этого консула совсем уж так... за жабры взять было нельзя? Черта с два. Это уж вы сами облажались. Понадеялись на свои километры пленки. А к нему, может, совсем с другого боку подходить надо было. У каждого из нас ведь в организме не одна струнка. Много их, да не на каждой играть можно. А есть и главная. Червоточинка. И она иной раз так глубоко сидит. А мы все по поверхности. А чего ж, так проще. Если он, значит, по бабам ходок, и ты ему бабу подставил, то давай его бабой и пугай. Нет, брат, ты в корень зри. Потому как, если мы эту червоточинку не найдем, грош нам цена, ничего у нас путного не выйдет. Так они и будут нам... улыбаться и ручкой махать. Арриведерчи. Да? – этот вопрос он адресовал уже Бутко и, не дожидаясь ответа, добавил: – Ну давай, давай, дальше. А то я смотрю, мы что-то тут в воспоминания слишком стали ударяться. Некстати.

– Ну... короче говоря, в Москве работа по Борелю ограничилась лишь стадией оперативной разработки. Вербовочных подходов к нему не было. Посчитали нецелесообразным. Точнее, несвоевременным. Он, кстати, после этого у нас недолго проработал. Уже в девяносто девятом благополучно отбыл на родину.

– А в Сингапуре он что делал? – внезапно перебил его Ахаян. – Где он с этой... евреечкой познакомился.

– С Гюссман?

– Ну да. Тоже в посольстве?

– Да. Это была его первая командировка за границу. В Москву – вторая, – зафиксировав кивок головы Ахаяна, свидетельствующий о том, что вопрос исчерпан, Бутко продолжил: – После своего возвращения во Францию «Мармон» остался в системе Министерства иностранных дел и был определен на работу в Управление по культурному сотрудничеству, где продолжает успешно трудиться и по настоящий момент.

Ахаян немного помолчал, нехотя пролистал еще несколько страниц досье и, наконец, поднял глаза на Бутко:

– Как была осуществлена его вербовка?

– Э-э... дело в том, что меня еще в ту пору... – Бутко перевел взгляд на Минаева.

– Разрешите, Василий Иванович, – подхватил тот энергичным бодрым тоном. – Это все происходило как раз в мою бытность. Под моим, как говорится, неусыпным. Примерно через полгода после того, как Борель вернулся и нами была получена на него наводка из Центра, мы его здесь еще раз как следует «прокачали», и было принято решение осуществить к нему «мягкий» вербовочный подход. Был составлен соответствующий план, санкция Центра получена. – Минаев отвел глаза в сторону.

Слова «санкция Центра» в данном случае означали не что иное, как санкция начальника отдела, курирующего деятельность парижской резидентуры, коим в ту пору, как и сейчас, являлся Василий Иванович Ахаян.

– Ну... я что-то помню, – чуть нахмурившись, небрежно процедил Ахаян. – Капустин, направленец ваш, бегал, чего-то там докладывал. Правда, деталей я как-то что-то уже...

– Да это понятно, – поспешил вставить Минаев. – Фигура-то жидковатая. Как говорится, на безрыбье... Сколько их таких через нас прошло. Разве всех упомнишь.

Ахаян нахмурился еще больше. Минаев, конечно, был прав, но можно было бы обойтись и без адвокатских ремарок, тем более в присутствии третьего лица. Василий Иванович поспешил перейти от предисловий непосредственно к самому делу.

– А кто у вас вел этого Бореля. Случайно, не Воскобойников?

– Так точно. Воскобойников, Виктор Леонидович. Было признано целесообразным поручить это именно ему, как работающему под наиболее подходящим прикрытием, – предупреждая возможный вопрос начальника, Минаев быстро добавил: – Второй секретарь посольства, тоже по культурной линии. Тем более у него в ту пору был всего лишь один оперативный контакт, в отличие от других. – Минаев не знал, зачем он сделал это дополнение, и поспешил продолжить: – Так вот, суть дела вкратце такова. Воскобойников, получив санкцию, согласно утвержденному плану, вступил с Борелем в контакт и сообщил ему, что в Москве сейчас идет следствие по делу одного из его прежних московских знакомых... по известной линии... который обвиняется в совращении малолетних мальчиков. Согласно разработанной нами легенде, этот человек, с которым у Бореля действительно были в Москве контакты достаточно близкого характера, якобы во время следствия, при даче показаний, упомянул его имя в качестве участника некоторых своих похождений. В этой связи, по той же легенде, наше МВД будто бы обратилось в российское посольство в Париже с просьбой навести неофициальные справки, действительно ли во французском МИДе работает человек, носящий такое имя и фамилию и находившийся полгода назад в командировке в Москве.

– Как был осуществлен контакт? – с интересом спросил Ахаян.

– В это время как раз шли переговоры об обмене экспозициями между музеями. Нашими – Эрмитажем, Пушкинским в Москве и этим, как его...

– Лувром? – поспешил подсказать Бутко.

– Да нет, – поморщился Минаев.

– Орсэ, – полувопросительно-полуутвердительно дал новую подсказку Ахаян.

– Точно, – продолжил Гелий Петрович. – От нас приехала солидная делегация. Замминистр культуры и так далее. Бореля в числе ряда других сотрудников его управления пригласили сюда, к нам в посольство, на торжественное мероприятие по случаю подписания соглашения об обмене. Во время приема Воскобойников под мотивированным предлогом вступил с Борелем в контакт и, побеседовав на различные нейтральные темы, в конце разговора сказал тому, что хочет сообщить ему очень важную, непосредственно касающуюся его информацию.

– Та-ак, – протянул Ахаян с легкой, едва заметной улыбкой. – Дальше.

– Воскобойников договорился встретиться с Борелем в городе и во время этой встречи, разумеется, по секрету, сообщил ему об интересе, проявленном к его персоне со стороны наших правоохранительных служб.

– Хм. Ну... это, конечно, надо заметить...

– Немного прямолинейно, согласен, – поспешил Минаев разделить уже, в общем-то, довольно явственно озвученную оценку шефа. – Ну а, с другой стороны, что нам было терять? Других зацепок у нас не было. Сам он с точки зрения перспективы фигура достаточно сомнительная, чтобы вокруг него серьезную канитель затевать. Попробовали – получится не получится. Чего мы, в конце концов, теряли? Перед ним не раскрылись. На него не наезжали. Просто... поделились кое-какой информацией. Из чисто человеческого участия. В его же интересах.

– Ну и как... проба? Удалась?

– Удалась. Даже больше чем. У нас тогда, я помню, еще один аргумент был припасен. На крайний случай. Додавить. Если бы объект на полученную от нас информацию проявил адекватную, но слишком вялую реакцию.

– Какой аргумент?

– Мы в этом случае планировали сообщить ему еще и о том, что наша прокуратура, в случае подтверждения посольством запрашиваемой информации, собирается направить Борелю, естественно официально, через французский МИД, вызов в Москву, на допрос, в качестве подозреваемого.

– И что? Не понадобился? Аргумент.

– Какой там. Борель настолько перепугался одной лишь перспективы возможной огласки этого дела, что сам обратился к Воскобойникову с просьбой посоветовать ему, как можно по-тихому выпутаться из этой истории. Ему же тогда как раз насчет повышения начали намекать, с последующим возможным переводом в Управление информации и по связям с общественностью. Воскобойников, разумеется, пообещал ему походатайствовать перед своим начальством, чтобы... ради укрепления дружественных связей между Россией и Францией... ну и так далее, в том же духе... от имени посольства через наш МИД в наше же МВД была направлена неофициальная просьба, по возможности, не раздувать это дело. Правда, в обмен на эту услугу МИД Российской Федерации, – последнее словосочетание Минаев произнес с особо многозначительным ударением, – был бы очень признателен Борелю, если бы тот... по мере своих сил и в силу своей осведомленности, смог держать его в курсе последних событий, которые так или иначе могли бы повлиять на развитие этих дружественных связей.

– И такая формулировка его устроила?

– Ну... во всяком случае, наживку он проглотил без каких-либо видимых усилий. Самое смешное, что про мальчиков несовершеннолетних у нас никакой информации-то и не было. Мы все это сами придумали. Впрочем, так же, как и про следствие. И вот гадай теперь, то ли мы... не целясь, в десятку попали, то ли он просто таким трусливым оказался.

– Трусливый агент – тоже... палка о двух концах. И нас боится, и своих боится. А перед кем страх больше и в какой момент: поди угадай. – Ахаян увидел, что Минаев собирается, слегка вздохнув, вслух с ним согласиться, и поспешил продолжить: – Значит, говоришь, наживку он у тебя проглотил. И что дальше?

Минаев все равно вздохнул.

– А дальше... все вроде бы пошло как надо, а похвастать особо нечем. Мы планировали, методом постепенного вовлечения, получив от Бореля определенную сумму информации, затем перевести его на более прочную основу. Сделать из него, так сказать, полноценного сознательного агента. Только вот информации от него за все это время... кот наплакал. Вернее, количества-то ее, информации этой, много, а вот качества...

– Тут надо отметить тот факт, что, конечно, его нынешняя должность объективно не дает больших возможностей в плане сбора информации. Прежде всего политической, оперативного характера, – счел необходимым сделать дополнительное пояснение выключенный на некоторое время из беседы Бутко. – Прямого доступа нет. Если только косвенно, через коллег и знакомых.

Ахаян, задумавшись, пожевал губами:

– Как насчет презренного металла?

Бутко перевел взгляд на Минаева, который, чуть сморщив лицо в легкой гримасе, ответил:

– Поначалу не брал. Только подарки. И то – так, безделушки. Видно, побаивался. А потом разохотился. Уже при Иванове. Началось с того, что в один прекрасный день попросил его достать два килограмма черной икры. У мамочки юбилей намечался. Хотя, что тут, в Париже ее, что ли, купить нельзя. В копеечку, правда, выйдет. Ну мы, естественно, достали. Естественно, о деньгах никакого разговора не было. Дальше – больше. Месяца три назад – новая заявка. Надо срочно заплатить налог на доставшийся по наследству дом. Дали уже наличными. Не всю, конечно, сумму. Баловать пока особенно не за что. Но так... в плане закрепления. Хотя, с другой стороны, вот... выдал же все-таки информацию. Хотя и не по профилю. И не совсем, конечно, внятную.

– Зато геморройную, – закончил за него Ахаян.

– Тут еще надо посмотреть, что он нам выдал. И зачем. Ему же ведь надо где-то оставшуюся сумму на налог брать. Вопрос-то не закрыт. Не одолжаться же, – заметил Бутко.

– А что, Иванов сказал, что он у него что-то просил? – встрепенулся Минаев.

– Нет, но он же паренек вроде смышленый. Зачем сразу просить, подозрения вызывать. Можно и потом.

– Н-да, – после некоторой паузы раздался голос Василия Ивановича. – Ну что ж, я думаю, пора звать нашего злого вестника. Может, еще что-нибудь вспомнит. Обрадует.

– Иванова, что ли? – Минаев, получив в ответ слегка задумчивое утвердительное покачивание головой, решительно нажал кнопку переговорного устройства и, услышав ответ дежурного офицера, слегка оглушил мембрану микрофона кратким приказанием: «Иванова сюда. Живо!», после чего в кабинете на несколько минут воцарилась немного напряженная тишина.

– Иванов этот твой, он вроде молодой хлопец-то еще, нет? – нарушил наконец общее молчание Ахаян.

– Молодой, – подтвердил Минаев, – тридцати еще нет, – говоря это, он, как бы ненароком, бросил взгляд в сторону Бутко.

– Двадцать семь. Если быть точным, – как бы не отвечая на этот взгляд, а просто размышляя вслух, произнес тот.

– И у вас тут вроде не так давно, – продолжил свои полувопросы-полутверждения Ахаян.

– Недавно, – подтвердил Минаев. – Полгода прошло, как прибыл.

– Ну да, я же помню, инструктаж с ним проводил. Это ведь вообще его первая командировка, – Василий Иванович произнес это так, как будто сообщал своим собеседникам нечто им неизвестное. – Он что у нас, до наших-то дел, кончал, я забыл. МГИМО, что ли? – спросил он и посмотрел почему-то на Бутко.

Ответ последовал незамедлительно:

– МГУ. Филфак.

– Французский?

– Французский у него второй. Первый английский. Хотя французский тоже ничего. Немного слишком академичный, правда.

– Это не беда. С практикой разговорный быстро наладится, – посчитал необходимым сказать свое слово Минаев.