Текст книги "Сказания о Русской земле. Книга 3"

В Орде ловким и красноречивым защитником прав Василия явился хитрый и изворотливый московский боярин Иван Димитриевич Всеволожский. На ханском суде Юрий доказывал свои права на основании старых порядков и приводил в свидетельство летописи и криво толкуемое им завещание Донского. Боярин же Всеволожский обошел хана, польстив ему, что Юрий ищет великого княжения и доказывает на него свои права, а московский князь Василий всецело уповает на ханскую милость, благодаря которой княжил его отец и он сам княжит уже 7 лет. Эта лесть подействовала: хан дал ярлык Василию и даже хотел, чтобы дядя Юрий в знак подчинения вел бы коня под племянником, но Василий не желал напрасно унижать дядю и отказался от этого; боярину же Всеволожскому за оказанную услугу он обещал жениться на его дочери.

Однако по возвращении в Москву великий князь по настоянию своей матери Софии Витовтовны, которая никак не соглашалась на этот брак, женился на другой, на внучке Владимира Андреевича Храброго – княжне Марии Ярославне. Тогда боярин Всеволожский, до глубины души оскорбленный этим, отъехал к Юрию в Галич. Вскоре затем на свадьбе великого князя София Витовтовна нанесла сильнейшую обиду и детям Юрия – Василию Косому и Димитрию Шемяке, снявши при всех с первого из них золотой пояс. Об этом поясе один из старых бояр рассказал ей, что он был уворован еще у деда великого князя, у Димитрия Донского, и, перейдя через несколько рук, попал к Василию Косому. Эта боярская сплетня и нанесенная Косому обида страшно возбудила Юрия и его сыновей против Василия и дала повод к новой неслыханной и жестокой усобице, которая тотчас же поднялась.

Скоро Василий Московский был наголову разбит дядей и захвачен им в плен (в апреле 1433 года), после чего Юрий въехал в Москву победителем, отпустив, по совету своего старого боярина Морозова, Василия с почетом и давши ему в удел Коломну.

Но едва Василий приехал в Коломну, как к нему со всех сторон стали стекаться князья, бояре, воеводы и слуги, отказываясь от службы Юрию. Этим, конечно, все население ясно показывало, к чему клонятся его стремления и привязанности и насколько всем дорог законный государь, хотя временно и попавший в беду. Юрий же увидел себя в Москве оставленным почти всеми. Тогда его два старших сына – Василий Косой и Димитрий Шемяка, люди коварные и жестокие с душою злодеев, а не князей, – убили в сердцах боярина Морозова, уговорившего отца выпустить Василия, затем, опасаясь отцовского гнева, они бежали из Москвы. Юрий же послал звать Василия обратно приехать на великое княжение, а сам уехал в Галич, сопровождаемый только шестью человеками. Въезд Василия в Москву представлял необыкновенно трогательное зрелище: вся дорога из Коломны до Москвы превратилась как бы в сплошную улицу многолюдного города, где пешие и конные обгоняли друг друга, стремясь вслед за Василием, «как пчелы за маткой».

Затем Юрий заключил с Василием договор, по которому признавал его старшим братом и отказывался за себя и за своего младшего сына, кроткого Димитиря Красного, принимать Косого и Шемяку.

Скоро, однако, договор этот был нарушен Юрием же. Он простил своих старших сыновей, как только они успели разбить московское войско близ Костромы, и вместе с ними двинулся с большою силою на великого князя Василия. Последний встретил их в Ростовской области и опять потерпел сильнейшее поражение. Тогда Юрий снова занял Москву. Василий Васильевич вынужден был уйти сперва в Новгород, а потом и в Нижний, откуда хотел отправиться даже в Орду, но узнал о смерти в Москве дяди Юрия. Смерть эта была совершенно неожиданна и, конечно, всех чрезвычайно смутила.

Пользуясь этим смущением, старший сын Юрия, Василий Косой, поспешил сам, уже без всяких прав, сесть на освободившийся за смертью отца московский великокняжеский стол. Однако этого не захотели его родные братья Димитрий Шемяка и Димитрий Красный и сами призвали Василия Васильевича занять Москву, получив за это от него богатые уделы. Изгнанному же ими из столицы Василию Косому не оставалось ничего другого, как прибегнуть к самым отчаянным средствам, что он и поспешил сделать.

Успев собрать войско в Костроме, Косой встретился в 1435 году с великим князем Василием в Ярославской волости, где был разбит наголову; тогда он запросил мира, на что великий князь согласился, причем дал Косому в удел город Дмитров. Прожив спокойно только один месяц в Дмитрове, Косой опять начал усобицу, при этом, не будучи в состоянии овладеть великокняжеской крепостью Гледеном в Устюжской волости, он взял ее обманом и бессовестным образом убил московского воеводу князя Оболенского, а также перевешал многих устюжан. Затем Косой встретился с великим князем Василием в Ростовской области и хотел захватить его тоже обманом, заключив перемирие. Но Василий Васильевич вовремя спохватился, причем Косой сам был взят в плен и отвезен в Москву. Вслед за тем пришло известие о разбойном захвате сторонниками Косого – вятчанами – воевод великого князя. Тогда по приговору московских бояр решено было наказать Косого так, чтобы он не мог больше вредить, и его ослепили. Решившись на эту меру, обычную в Греции, но совершенно не в духе русских людей, советники великого князя понимали, конечно, какой грех они берут на свою душу; но вместе с тем они также отлично понимали, что за человек был Косой и что если он случайно одержит верх, то не помилует Василия Васильевича, а вместе с тем погубит и все дело московских князей, вновь предав Русскую землю всем ужасам безначалия и крамолы, и поставит ее на край гибели.

П. Чистяков. Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного в 1433 году срывает с князя Василия Косого пояс, принадлежащий некогда Димитрию Донскому

По ослеплении Косого московская междукняжеская усобица прекратилась, так как Димитрий Шемяка был в союзе с великим князем и держал себя осторожно, выжидая, однако, в глубине души удобного случая, чтобы подняться на него.

Этот удобный случай предоставили через несколько лет татары.

Золотая Орда, теряя все больше и больше свою силу от внутренних усобиц, продолжала тем не менее приносить немало бед Русской земле. Беспокойные татарские царевичи постоянно появлялись в наших пограничных областях, и редкий год не отмечен в летописи их хищными набегами. С целью противодействовать этим набегам Василий Васильевич искусно пользовался раздорами между татарскими князьками и по примеру отца Владимира Мономаха – Всеволода – старался наиболее из них преданных селить в пограничных областях, где они служили в виде первой охраны при набегах других враждебных нам татар. Одному из таких служилых царевичей, Касиму, был пожалован Мещерский городок на левом берегу Оки; он дал начало подвластному нам Касимовскому ханству, которое впоследствии сослужило нам немалую службу.

Самым беспокойным из враждебных нам татарских царевичей в эти времена был Улу-Магомет. Он засел в Казани, опустошенной в 1392 году новгородцами за разгром татарами Вятки, укрепил и заселил ее и тем положил прочное начало новому разбойничьему гнезду – Казанскому царству, откуда уже в 1439 году Улу-Магомет нечаянно явился под Москвой, стоял под ней 10 дней и, погубив множество народа, безнаказанно ушел назад, так как Василий Васильевич не успел собрать войска.

Другим постоянным врагом русских был татарский султан Мустафа. Зимой 1444 года Василий Васильевич выслал против него князя Василия Оболенского и Андрея Голтяева, и наши войска, совершив поход на лыжах, наголову разбили татар, причем Мустафа был убит. Сам же великий князь в ту же зиму изгнал Улу-Магомета из Нижнего Новгорода и уничтожил несколько из его отрядов.

С. Иванов. Баскаки

За это в 1445 году Улу-Магомету удалось жестоко отплатить Василию Васильевичу. Он неожиданно напал на великого князя на реке Нерли, где тот стоял всего с 1500 человек.

Василий Васильевич смело двинулся во главе своей маленькой рати на врагов и, сражаясь впереди всех по древнему обычаю предков, обратил татар в бегство, но затем они оправились, собрались опять и задавили совершенно русских своими огромными силами. Великий князь дрался, как лев, ему прострелили руку и отрубили несколько пальцев; 13 ран зияло на голове, плечи и грудь были синие от ударов, бешено сыпавшихся на него со всех сторон; наконец он изнемог и был захвачен татарами в плен. Они сняли с него нательные кресты и в знак своей победы отправили их в Москву супруге и матери Василия.

Вся столица затрепетала от этой неожиданности. Жители окрестных селений и посадов в ужасе сбегались в нее, ожидая ежечасно нашествия татар, и огромное их количество столпилось в Кремле. Скоро новое бедствие постигло Москву – ночью вспыхнул жестокий пожар. В Кремле не осталось ни одного деревянного здания, стены многих каменных церквей упали, сгорело около 3000 человек и множество всякого имения.

При этих бедственных обстоятельствах Шемяка, конечно, торжествовал. Он поспешил предложить Улу-Магомету заключить с ним условие – держать Василия Васильевича в вечном заточении у татар, а самому сесть великим князем в Москве, под рукою казанского царя. Однако Улу-Магомет предпочел выпустить Василия Московского из плена, удовольствовавшись значительным выкупом (по-видимому, 25 000 рублей).

В тот самый день, когда Улу-Магомет отпускал от себя Василия, 1 октября 1445 года, в Москве произошло весьма сильное землетрясение, необычное для северных стран: колебались Кремль и посады, дома и церкви. Все считали это предзнаменованием каких-либо ужасных событий, поэтому, когда пришла весть, что великий князь отпущен из плена, то жителей Москвы охватила необычайная радость и он был встречен ими еще радушнее и торжественнее, чем при возвращении своем из Коломны.

Однако Шемяка продолжал свои козни. Он вступил в тайную связь с князьями Иваном Можайским и Борисом Тверским, а также с некоторыми московскими изменниками, во главе которых стоял боярин Старков, и усердно распускал слух, что Василий выпущен из плена на условии, что Улу-Магомет сам сядет на царство в Москве и на всех городах, а Василию в удел отдана будет Тверь. Этой выдумкой Шемяка хотел уверить всех остальных владетельных князей, что они лишатся своих отчин, а потому и должны подняться на Василия Московского.

Между тем последний, ничего не ведая об этом заговоре, отправился на богомолье в Троицко-Сергиевскую обитель в начале февраля 1446 года. Пользуясь его отсутствием в Москве, в ночь на 12 февраля Шемяка неожиданно овладел стольным городом, причем захватил мать и жену Василия Васильевича, оковал верных ему бояр, ограбил казну и в ту же ночь послал князя можайского с большою толпою людей к Троицко-Сергиевскому монастырю, чтобы пленить и великого князя.

Василий стоял у обедни, когда его приближенные сообщили, что Шемяка и можайский князь идут на него с ратью. Он не поверил и с негодованием заявил, что это гнусная клевета на Шемяку. Но ему скоро пришлось воочию убедиться в печальной новости при виде скачущих к монастырю во всю прыть неприятелей. Василий кинулся к конюшне, но здесь не было ни одной оседланной лошади, а все люди его оторопели от страха. Тогда он заперся в Троицкой церкви. К ней не замедлили подскакать его враги и, несмотря на то что великий князь встретил их с иконой с гроба преподобного Сергия и с горячей молитвой на устах, они грубо взяли его за плечи, связали и, посадив в сани, повезли в Москву.

Злодеи перехватали также великокняжеских бояр, но о двух малых сыновьях Василия, Иоанне и Юрии, они впопыхах забыли. Эти двое детей убежали следующей ночью с верным слугою к князю Ивану Ряполовскому в его село, откуда он, взявши всех людей и своих братьев, Семена и Димитрия, ушел в Муром, где заперся.

Между тем пленного великого князя ослепили в Москве и сослали в Углич с женою; мать же, Софию Витовтовну, отослали в Чухлому.

Брат жены великого князя – князь Василий Ярославович Серпуховский – вместе с князем Семеном Оболенским бежали в Литву, где их приняли с честью и дали богатые волости для кормления. Часть бояр Василия убежала в Тверь, другая же присягнула Шемяке, но один из них, доблестный Феодор Басенок, смело объявил, что не будет служить варвару и хищнику, вокняжившемуся в Москве. Шемяка велел его заковать в железо, но Басенок сумел бежать в Литву и соединиться с Василием Ярославовичем Серпуховским и Семеном Оболенским.

Скоро Шемяка должен был убедиться, что все благомыслящее население против него. Опасаясь всеобщего негодования, он не дерзнул послать войска против 6-летнего сына Василия Иоанна и его младшего брата Юрия, находившихся в Муроме с Ряполовскими, а хотел заманить их в свои руки путем коварства. Для этого он призвал всеми уважаемого Рязанского епископа Иону и сказал ему: «Поезжай в Муром, свою епископию, и возьми на свою епитрахиль детей великого князя Василия, а я с радостью их пожалую, отца выпущу и вотчину дам достаточную». Владыка поверил этому и отправился в Муром. Здесь князья Ряполовские после краткой думы решили исполнить волю Шемяки, так как они опасались, что иначе он возьмет город приступом. Тогда Иона пошел в церковь, отслужил молебен Богородице, взял детей с пелены на свою епитрахиль и привез их Шемяке. Но Шемяка его обманул. Он ласково принял малюток, угостил их обедом, а затем отправил в Углич в заточение вместе с отцом.

Однако у Василия Васильевича осталось, несмотря на свое ослепление и заточение, много верных и преданных слуг. Во главе с доблестным Ряполовским и князем Иваном Стригою-Оболенским они составили заговор, в котором участвовало много детей боярских, причем сговорились сойтись в Угличе в Петров день, чтобы освободить своего природного государя. Хотя освобождение это не удалось, так как Шемяка заблаговременно проведал про их замыслы, но вместе с тем последний испугался этого всеобщего движения в пользу заточенного им Василия и стал думать, что ему делать с ним дальше.

Громче всех против Шемяки говорил Иона, исполнявший в это время обязанности митрополита. Он прямо укорял Шемяку в коварстве и лжи и настойчиво требовал освобождения Василия.

Наконец, видя, что весь народ на стороне несчастного слепца, заточенного в Угличе, Шемяка решил в 1446 году с ним примириться и посадил Василия с семьей на удел в Вологду, что, конечно, было тоже родом заточения, взявши с него клятвенную запись, или так называвшуюся тогда проклятую грамоту, не искать великого княжения. Но, как только Василий прибыл в Вологду, тотчас же его приверженцы кинулись к нему со всех сторон. Вскоре он поехал помолиться в Кирилло-Белозерский монастырь. Игумен этого монастыря Трифон от своего имени и всех старцев прямо объявил Василию, что долг его, завещанный предками и святым Чудотворцем Петром, идти искать великого княжения московского для пользы Русской земли. Что же касается до проклятой грамоты, данной Шемяке, то она, будучи вынужденной, не есть законная, при этом он добавил: «Да будет грех клятвопреступления на мне и на моей братии! Иди с Богом и правдою на свою отчину, а мы, государь, за тебя будем молить Бога».

Успокоенный насчет проклятой грамоты и усиленный ежедневно прибывавшим к нему множеством людей, Василий двинулся из Вологды к Твери, где князь Борис Александрович обещал помочь ему с условием, чтобы Василий женил своего старшего сына, 7-летнего Иоанна, на его дочери Марии. Торжественное обручение двух малюток состоялось тотчас же, а затем тверские полки усилили Васильевы.

По мере приближения войск великого князя к Москве Шемяка все более и более терял своих доброхотов. Между тем князь Василий Ярославович Серпуховский, князь Семен Оболенский, Феодор Басенок и другие московские люди, ушедшие в Литву, еще не зная об освобождении великого князя, решили со своей стороны двинуться ему на помощь. В смоленских местах, у города Ельни, они встретили татар с двумя царевичами. Завязалась перестрелка. Кто-то с татарской стороны крикнул: «Что вы за люди, куда идете?» – «Мы москвичи, – отвечали русские, – идем искать своего государя, великого князя Василия. А вы что за народ?» – «А мы, – отвечали татары, – слышали, что великий князь Василий обижен братьями, идем его искать за давнее добро и за его хлеб, что много добра нам сделал». Случай этот очень ярко рисует нам тогдашнее народное настроение: со всех сторон собирались полки помогать Москве за ее старое добро.

Крамола Шемяки быстро теряла почву и скоро совсем была разрушена общенародным движением в пользу Василия, на защиту законного порядка. Действительно, положение Шемяки в Москве было самое незавидное. Окруженный людьми подозрительной верности и самой сомнительной нравственности, он, разумеется, должен был им уступать, мирволить; те пользовались этим, грабили и обирали граждан, которые обращались к княжескому суду Шемяки и не находили в нем правды. «От сего времени, – говорит летописец, – в Великой Руси про всякого судью грабителя и насильника говорили с укоризною, что это судья Шемяка, что его суд – Шемякин суд».

Наконец, видя себя оставленным всеми, Шемяка запросил у великого князя мира, который тот дал как ему, так и союзнику Шемяки, князю Ивану Можайскому, взяв с обоих клятвенные записи в верности. Затем Василий торжественно въехал в Москву.

Возвращением его, разумеется, все были довольны, кроме Шемяки. Он очень скоро нарушил свою клятвенную запись и стал вновь строить козни против Василия. Тогда последний отдал рассмотрение этого дела на суд духовенству. Достойные русские пастыри во главе с митрополитом Ионою, человеком великой души и святой жизни, так же беспредельно преданным Русской земле, как и его предшественники, святые митрополиты Петр и Алексий, отправили к Шемяке грозное послание, укоряя его в нарушении установившегося нового порядка престолонаследования и в отсутствии любви к Родине.

Однако Шемяка не послушался увещеваний духовенства, и великий князь должен был выступить против него в 1448 году в поход, после чего Шемяка опять дал на себя проклятую грамоту и опять нарушил ее в следующем же 1449 году, неожиданно осадив Кострому, где сидел доблестный князь Иван Стрига-Оболенский с Феодором Басенком. Слепой великий князь вновь выступил против Шемяки с войсками, при которых находились также митрополит и епископы. Шемяка смирился опять, написал проклятую грамоту и опять ее нарушил в 1450 году, успев собрать войско против Василия Васильевича. Но ему нанес страшное поражение великокняжеский воевода, князь Василий Оболенский. Тогда Шемяка бежал в Новгород, где ему оказали приют; из Новгорода он кинулся в Устюг и страшно злодействовал над теми, кто не желал ему присягнуть; оттуда, преследуемый великокняжескими войсками, он бежал опять в Новгород, где наконец в 1453 году умер, говорят, от яду. Известие о его смерти было встречено с великой радостью как в Москве, так и по всей земле.

Ю. Кугач. За Отчизну

«Шемякина смута, – говорит И.Е. Забелин, – послужила не только испытанием для сложившейся уже крепко вокруг Москвы народной тверди, но была главной причиной, почему народное сознание вдруг быстро потянулось к созданию Московского Единодержавия и Самодержавия. Необузданное самоуправство властолюбцев и корыстолюбцев, которые с особой силой всегда поднимаются во время усобиц и крамол, лучше других способов научило народ дорожить единством власти, уже много раз испытанной в своих качествах на пользу земской тишины и порядка. Василий Темный, человек смирный и добрый, который все случившиеся бедствия больше всего приписывал своим грехам, всегда уступчивый и вообще слабовольный, по окончании смуты, когда все пришло в порядок и успокоилось, стал по-прежнему не только великим князем или старейшиной в князьях, но, помимо своей воли, получил значение Государя, т. е. властелина Земли, земледержца, как тогда выражались. Шемякина смута, упавшая на Землю великими крамолами, разорениями и убийствами, как причина великого земского беспорядка перенесла народные умы к желанию установить порядок строгою и грозною властью, вследствие чего личность великого князя, униженная, оскорбленная и даже ослепленная во время смуты, тотчас после того восстанавливает свой государственный облик, и в еще большей силе и величии».

Еще при жизни Шемяки, чтобы после своей смерти отбить всякий повод к смуте по вопросу о престолонаследии, Василий Темный, как его стали звать после ослепления, назначил в 1449 году своим соправителем старшего своего сына и наследника, 10-летнего Иоанна, который с тех пор стал тоже носить звание великого князя.

Великий князь Василий Васильевич Царский титулярник

Маленький Иоанн Васильевич, проведя свое детство в самый разгар шемякинской смуты, смолоду должен был испытать много бедствий и насилий, много страха и ужаса, хотя всегда находился в большом бережении у преданных его отцу боярских детей. Он воспитывался в превратностях судьбы, в земском беспорядке и, конечно, вынес недоброе чувство против всех тогдашних тревог и крамол. Эти чувства разделялись, как мы видели, в те времени и всеми русскими людьми, и в народных сердцах закрепилось стремление истребить насилие, мятеж, смуту и крамолу в самом корне. «Власть великого князя получает новые силы, и его самодержавие повсюду оправдывается как единое спасение от земских неурядиц. Послушание и повиновение со стороны земства сознается как неизбежное требование восстанавливаемого порядка. Молодой Иоанн Васильевич продолжает свое воспитание именно в развитии этих новых отношений земства», – говорит И.Е. Забелин.

После смуты Шемяки Василий Темный, как и следовало ожидать, пошел на его союзника, вероломного князя Ивана Андреевича Можайского, который, не сопротивляясь, побежал в Литву. Можайск же был присоединен к Москве. Затем по поводу какой-то крамолы, «вероятно, немаловажной», примечает И.Е. Забелин, был схвачен и заточен в Угличе князь Василий Ярославович Серпуховский, бывший одним из самых видных деятелей против Шемяки. Удел его тоже перешел к великому князю. Это случилось в 1462 году. Таким образом, к этому времени из всех уделов Московского и Суздальского княжеств остался только один – князя Михаила Андреевича Верейского, двоюродного брата Василия Темного, так как уделы Шемяки и Василия Косого были присоединены еще раньше, равно как и удел их младшего брата Димитрия Красного, скончавшегося в 1440 году.

Смерть его сопровождалась необыкновенными обстоятельствами: он лишился слуха, вкуса и сна; хотел причаститься Святых Тайн и долго не мог, так как кровь, не переставая, лила у него из носа. Тогда ему заткнули ноздри, чтобы дать причаститься. Вскоре после этого он заснул, и все признали его мертвым; положили в гроб и стали читать над ним Псалтырь. Вдруг, к общему ужасу, мнимый мертвец скинул с себя покров и начал петь стихиру, не открывая глаз. Целых три дня Димитрий Красный пел и говорил о душеспасительных предметах, наконец действительно умер с именем святого.

Великий Новгород во время Шемяки неоднократно оказывал последнему покровительство, причем держал его у себя до самой смерти. Поэтому, управившись с можайским князем, Василий двинулся в 1456 году и против Новгорода, чтобы наказать его за неисправление. С ним вместе шли все князья и воеводы со множеством войска. Новгородцы испугались и выслали посадника с челобитьем – переменить гнев на милость. Но Василий этого челобитья не принял и шел дальше. Остановившись в Яжелбицах, великий князь выслал к Руссе князя Ивана Стригу-Оболенского и Феодора Басенка.

В.П. Верещагин. Василий Темный и его сын

Захватив в этом городе богатую добычу, воеводы отпустили главную рать назад, а сами поотстали с немногими боярскими детьми. Вдруг перед ними неожиданно показалось 5-тысячное новгородское войско. Храбрые москвичи, которых не было и 200 человек, решили, что лучше всем погибнуть в честном бою, нежели бежать. «Если не пойдем против них биться, – говорили эти доблестные люди, – то погибнем от своего государя, великого князя; лучше помереть». При этом, видя на новгородцах крепкие доспехи, они стали стрелять по их лошадям, которые начали беситься от ран и сбивать своих всадников. И вот 200 московских людей одержали решительную победу над 5000 новгородцев и взяли в плен их посадника. Поражение это, конечно, ясно показывало, насколько новгородцы уже утратили свою прежнюю доблесть и как самоотверженно храбры и стойки были в это время московские войска. Вслед за этим успехом к великому князю в Яжелбицы прибыл из Новгорода владыка Евфимий и стал усиленно просить мира. Василий Темный согласился на него, но взял 10 000 рублей выкупа и, кроме того, поставил условием, чтобы впредь вечевым грамотам не быть, а печати быть великих князей московских. Кроме того, Новгород обязался без спора платить «черный бор» по требованию великого князя и не давать пристанища его врагам. Этими условиями, конечно, наносился сильнейший удар самостоятельности вольного города, поэтому понятно, что Яжелбицкии договор возбудил во многих новгородцах страшную злобу против великого князя. Когда он приехал в 1460 году в Новгород с двумя младшими сыновьями, то граждане задумали его убить с детьми и верным слугою Феодором Басенком. Новгородский владыка насилу успел отговорить их от этого замысла.

После Новгорода Василием была приведена в порядок и Вятка, населенная новгородскими выходцами, за то, что она всегда стояла на стороне московских врагов и постоянно воевала с великокняжеским городом Устюгом.

Иначе сложились у великого князя отношения со Псковом. Псковичи всегда помнили, что Москва их верный союзник против немецкого засилья. В 1460 году они отправили Василию знатных послов с подарками и били ему челом, чтобы он жаловал свою отчину и печаловался о ней. «Обижены мы от поганых немцев, – говорили послы, – водою, землею и головами; церкви Божий пожжены погаными на миру и на крестном целовании». На это великий князь обещал оборонять Псков от немцев, так делывали отцы его и деды, и вскоре послал к ним наместником сына своего Юрия.

Княжества Тверское и Рязанское во время Шемякиной смуты постоянно колебались между Москвой и Литвою, но затем, как мы видели, тверской князь Борис примкнул к Василию, сосватав свою дочь за его старшего сына, 7-летнего Иоанна. Рязанский князь Иван Феодорович, видя, что Москва берет верх над Шемякой, тоже примкнул к ней и, умирая в 1456 году, отдал своего 8-летнего сына на руки великому князю Василию. Последний перевез малютку к себе в Москву, а в Рязань и другие города княжества послал своих наместников.

Так быстрыми шагами шло возвышение Москвы и объединение вокруг нее Северо-Восточной Руси в последние годы великого княжения Василия Темного.

Слепой великий князь до конца своей жизни сохранил большую живость нрава, веселое расположение духа и страсть принимать личное участие в воинских походах, которых ему пришлось совершить немало как в борьбе со смутой, так и действуя против татар, не перестававших нападать на наши владения. Кроме набегов Улу-Магомета, в 1449 году неожиданно появился на берегах реки Пахры сильный татарский отряд, причинивший много беды православному люду, но затем он был наголову разбит нашим служилым царевичем Касимом, а в 1451 году к самой Москве подошел из-за Волги татарский царевич Мазовша. Укрепив город и оставив в нем мать, жену и митрополита Иону, Василий отправился вместе со старшим сыном Иоанном, 12-летним мальчиком, в Вологду собирать войска.

Мазовша подошел к Москве 2 июля и зажег все посады. Время было сухое, и пожар распространился с необыкновенной быстротой, из-за дыма ничего нельзя было видеть, но все приступы были мужественно отбиты. Когда же москвичи на другой день проснулись, то увидели, что татары уже исчезли: они быстро побежали, побросав захваченные тяжелые товары. Народ прозвал набег Мазовши «скорою татарщиной».

В 1454 году татары пытались опять быстро подойти к Москве, но были разбиты великокняжескими войсками. В 1459 году они вновь собрались на Москву, но на берегах реки Оки им нанес жестокое поражение наследник престола – великий князь Иоанн Васильевич.

В 1460 году хан Золотой Орды Ахмат подошел к Переяславлю-Рязанскому, однако скоро должен был отступить с большим стыдом. Наконец в 1461 году великий князь объявил войну Казани, но к нему явились от казанского хана послы, и он заключил с ними мир.

Во времена Василия Темного, кроме царства Казанского, окончательно образовалось из черноморских улусов и ханство Крымское, где стал царствовать род Гиреев. Это было новое грозное разбойничье гнездо, причинившее впоследствии немало бед Русской земле, первоначально же направлявшее свои хищные набеги главным образом на Литву.

Со стороны Литвы за все время великого княжения Василия, несмотря на тяжелое время Шемякинской смуты, не было враждебных действий по отношению к Москве.

Причинами этому были те сложные и подчас тяжелые обстоятельства, которые в это время переживало само великое княжество Литовское. Мы видели, что Ягайлой и Витовтом была подписана так называемая Городельская уния, по которой все литовские паны, принявшие латинство, были сравнены в правах с польскими. Они плотным кольцом окружили Витовта и составили его думу, или раду, а также имели важнейшее значение на общих съездах, или сеймах. Вместе с этим Витовт стал сажать исключительно католиков своими наместниками и в чисто русских областях Литовского княжества. Кроме того, латинские епископы – Виленский, Луцкий, Брестский, Жмудский и Киевский – получили важное значение при решении всех государственных дел. Все это, конечно, не могло не повлечь за собой сильного неудовольствия всех русских подданных Витовта, но он мало обращал на это внимания, будучи всецело занят осуществлением своих честолюбивых мечтаний, несмотря на то, что был стар и не имел сыновей.

Он стал замышлять не только совершенно уничтожить зависимость Литвы от Польши, но еще и подчинить себе последнюю. Для этого он начал уверять, что дети Ягайлы от его четвертой жены происходят на самом деле от другого отца, а потому после его смерти, согласно договору, заключенному между ними ранее рождения этих детей, он, Витовт, и наследует польскую корону. Но этот оговор не удался 80-летнему честолюбцу, тогда он стал хлопотать о королевском венце для себя лично и просил об этом немецкого императора Сигизмунда, обещая ему ратную помощь в борьбе последнего с турками. Сигизмунд охотно согласился дать могущественному литовскому великому князю королевский венец и для переговоров об этом деле сам прибыл в 1429 году в город Луцк, где Витовт устроил блестящий съезд различных государей.