Текст книги "Литературоведческий журнал № 32"

Но дальше в его жизнь вмешались события европейской истории. Французская революция 1848 г. отозвалась в русском правительстве упразднением философии, которую в 1850 г. повсеместно заменили богословием. Преподавать богословие светским лицам было запрещено. По этим причинам весной 1851 г. Катков, сохранив должность адъюнкта, был отправлен в редакцию издаваемых университетом «Московских Ведомостей», вскоре став (что называется, по случаю) их «казенным редактором», а с 1854 г. еще и чиновником особых поручений при министре Народного Просвещения. Но научной работы не бросил, завершил ее и опубликовал в «Пропилеях» (сборники статей по классической древности) П.М. Леонтьева (1852, кн. 1–2), а затем – отдельным изданием. Так появилась книга Каткова «Очерки древнейшего периода греческой философии» (М., 1853) [см. совр. переизд.: 7]. Исследование Каткова привлекло внимание современников [7, c. 751–755]. Сумма их впечатлений свидетельствует о неоднозначном восприятии этого труда. С одной стороны, в нем справедливо видят первую попытку целостного осмысления философии «досократиков». Напомню, что до труда Каткова на русском языке вышло два сочинения, в которых затрагивались вопросы древнейшего периода греческой философии: А.А. Галича «История философских систем, по иностранным руководствам составленная», кн. I. – СПб., 1818; К. Зедергольма «История древней философии, приспособленная к понятию каждого образованного человека», ч. I. Греческая философия в своем начале. Введение. Мифический период. Семь мудрецов. – М., 1841 (досократикам уделено шесть страниц). Современниками специально подчеркивается, что труд Каткова написан на основании первоисточников, им превосходно изученных и переведенных, отмечается яркость стиля. С другой стороны, профессору философии МДА В.И. Лебедеву видится недостаточно ясным изложение философских систем «досократиков» [7, с. 751–752]. На это и другие критические замечания профессора Катков отзывается обширной статьей, помещенной в «Московских ведомостях» (1854. Т. 5. № 18) [7]. В частности, он пишет: «В своих исследованиях я шел от начала до конца своею дорогою» [7, с. 342]. Признавая значимость трудов таких ученых, как Брандис, Беккер, Штальбаум, Бек, Лобек, Карстен, Штурц, Шлейермахер, Катков замечает, что они были скорее собирателями, чем исследователями, они составили то основание, без которого «Очерки» не могли бы им быть написаны. Но философским путеводителем, по признанию Каткова, ему был Шеллинг: «Ограничив свой труд одною из самых тесных, скудных и темных частей науки, автор “Очерков древнейшего периода греческой философии”, одушевляемый тем общим воззрением, которое дает жизнь его мысли и вынесено им из Положительной Философии Шеллинга, старался сблизиться с предметом и изучать его в самой действительности» [7, c. 342].

Н.А. Любимов, близкий по взглядам Каткову автор, дает высокую оценку его диссертации: «Оригинальное философское сочинение Михаила Никифоровича “Очерки древнейшего периода греческой философии” помещено в 1852 г. в “Пропилеях” – сборнике, издававшемся покойным П.М. Леонтьевым. В сочинении этом кроме оригинальности воззрения обнаруживается замечательное искусство в передаче древних текстов и угадывании смысла выражений, в каких дошли до нас мнения древнейших философов Греции. Особенное внимание обращено на Пифагоровскую философию, которую в исторической последовательности учений он отодвигает на древнейший план» [10, c. 43]. Представляется, что оценка Любимовым диссертации Каткова в целом вполне адекватна ее содержанию. Но сочинение Каткова содержит еще и ту новизну, которая, может быть, не открылась его современникам, но которая, думается, составляет самую сердцевину заветных мыслей автора.

Уже во вступлении Катков излагает методологические основы своего труда: «Мы не столько должны смотреть на то, что сказано им (мышлением. – И. Е.) ложного или истинного, сколько на то, чтобы самим не сказать об нем чего либо ложного. И так, прежде всего мышление в своей истории должно быть рассматриваемо лишь относительно себя самого. Что с необходимостью вытекает из самой природы человеческого разума вообще и в известных фазах его развития, в каких системах он высказался: вот предмет и интерес нашего изучения в истории философии, точно так как следили бы мы за развитием какой либо области природы, или всякой другой области человеческого быта» [5, c. 2]. Выбрав позицию рассмотрения предмета исследования относительно его самого, без включения позднейших или современных представлений (важно «перенестись в то созерцание, которое существовало прежде»), Катков приходит к мысли, что подходить к пониманию досократовской философии нужно с позиций ее самой: «Все направления, все роды мышления находятся здесь в первом непосредственном синтезе, в этой первой философии, где собственно философское еще не пришло к своему самосознанию и не успело отличить себя от всего нефилософского» [5, c. 4]. Подобное неразличение не должно помешать пониманию досократиков как философов, которые мыслят в имманентных их мышлению категориях, образах и понятиях. «Все прежде всего должно быть рассматриваемо в своей сфере и в своих пределах» [5, c. 45].

В таком случае можно избежать главной ошибки историков философии, которые не представляют себе «существенного, внутреннего единства мышления», потому древняя философия распадается на отдельные, не связанные друг с другом фрагменты. «Вместо того, чтобы выхватывать фрагменты какого либо физиолога и придумывать, Бог знает что, для того, чтобы их связать и дать им смысл, стоит только взглянуть одним взглядом на весь этот фрагментарный период, и фрагменты сложатся сами собою для образования цельного смысла. Такое воззрение не исключает возможности существенных различий между школами и системами. Задача состоит лишь в том, чтобы признать в них различные моменты одной основной системы» [5, c. 8]. Представить фрагменты как философское целое, отражающее специфику человеческого мышления в определенную историко-культурную эпоху, – такова задача, поставленная Катковым в его научном труде о «досократиках».

«Очерки» состоят из двух частей: в первой части Катков дает общую картину древнейшей философии в именах и судьбах, во второй части излагает развитие философских идей, подчеркивая их тесную связь с мифологией, неокрепший характер. Философия рождается на последней фазе мифологического развития. Здесь отражаются только «начатки человеческого разумения» [5, с. 64]. При этом Катков стремится к предельной объективности, его интересует адекватная тому или иному автору передача его философских идей. Думается, именно вот эта авторская «отстраненность» не вызвала сочувствия в С.Н. Трубецком, отозвавшемся об «Очерках» Каткова пренебрежительно: «…юношеская диссертация… произведение весьма незначительное, бессвязное и фантастическое, написанное к тому же туманно и тяжело» [18, с. 160]. Эти слова написаны Трубецким в магистерском сочинении «Метафизика Древней Греции» (1890), когда ее автору было 28 лет, т.е. он был ровно четырьмя годами младше Каткова, опубликовавшего свои «Очерки» в 32 года. Но, конечно, не вся правда здесь заключена, есть и другая сторона: существенная разница в понимании философии «досократиков». Если Катков стремился очертить не слишком ясные контуры этой философии, сохранить ее интуиции, образы в органике древних представлений о мире, то Трубецкой ставит иную задачу: выявить объективные законы человеческой мысли в сочетании с ее диалектикой [18, с. 38]. При этом он совпадает с Катковым, когда пишет, что в досократовский период метафизика не отделилась еще от физики [18, с. 39]. Для сравнения из «Очерков» Каткова: «Первоначальный период философского мышления в Греции обозначался еще в древности преимущественно названием физиологического или физического» [5, с. 2]. Мысль эта напрямую вытекает из трудов самих «досократиков», писавших о природе, которая понималась ими как «физика». Более того, по структуре работа Трубецкого фактически повторяет «Очерки» Каткова: от мифологии – к философии. Разница, повторю еще раз, заключается в том, что а) Катков был первопроходцем, написав историю философии «досократиков» по-русски, б) он не стремился в отличие от Трубецкого к систематизации, более всего желая сохранить в русском варианте стихию, свойственную греческой мысли в период ее становления.

Годом позднее выхода книги Трубецкого Р.И. Сементков-ский, исследователь творчества Каткова, не без влияния сочинения князя напишет: «Ученых исследований Катков за это время не написал (с 1845 по 1850 г. – И. Е.) Только в 1852 г. он напечатал оригинальное философское сочинение, озаглавленное “Очерки древнего периода греческой философии”, в “Пропилеях”, – сборнике, издававшемся в то время Леонтьевым, с которым Катков близко сошелся еще в 1847 г., когда Леонтьев получил кафедру в московском университете. Этот труд по отзывам компетентных лиц, также не представляет собою ничего выдающегося. Особенное внимание обращено автором на пифагорову философию. Весь труд построен на началах шеллинговой философии. Любопытно только, что в нем Катков остается верен гегелевскому принципу о “разумности всего существующего”, между тем как Белинский совершенно отказался от этой точки зрения еще в начале 40-х годов» [16, c. 21].

Сементковский упрекает Каткова в том, что за время своей работы в университете тот не написал никаких научных трудов. При этом автор словно забывает, что Катков читал несколько курсов: логику, психологию, философию. Причем философия Нового времени составляла основную часть курса. Над текстами своих лекций Катков работал самым тщательным образом. Видимо, именно эта кропотливая отделка написанного текста не позволила Каткову стать блестящим лектором. Звучащее слово не давалось ему, о чем сохранилось немало свидетельств современников. Но дело даже не в этом, а в том, что написание лекций является одним из видов научной работы. Кроме того, он в это же время внимательно изучал древнюю греческую философию, причем изучал по первоисточникам, собранным и опубликованным в основном германскими исследователями. Что касается Белинского, то своим знакомством с философией Гегеля он обязан исключительно переводам Каткова, которые тот делал специально для не знавшего никаких языков «неистового Виссариона». Так что и в отказе Белинского от утверждений Гегеля без Каткова не обошлось. Кроме того, из написанного Сементковским ясно видно, что сам он этого труда Каткова не читал, потому туманно ссылается на некие авторитетные мнения, не задавшись целью хотя бы назвать тех, кому они принадлежат. Хотя, с другой стороны, он ведь писал популярную биографию в серии «Жизнь замечательных людей» Павленкова.

В отличие от Сементковского князь С.Н. Трубецкой все же найдет в «Очерках» Каткова лучшие (хотя не без иронического оттенка) страницы: те, что посвящены софистам [18, с. 387]. В частности, он замечает, что Катков вслед за Гегелем (сам Катков назвал еще и Дж. Грота [5, с. 54]) оправдывает софистов. Да, Катков оправдывал софистов в том, что они брали деньги за обучение. Одновременно от софистов он обращался к веку, в котором жил сам: «Но если Платон или Сократ могли упрекать в этом софистов; то несколько странно слышать тот же упрек в наше время, когда наука, литература, искусство считается самым честным и благородным промыслом. …Благоустроенное, разумное общество обеспечивает умственную деятельность в материальных средствах» [5, с. 52]. Конечно, в достаточно либерально настроенном Трубецком не могли вызвать сочувствие некоторые утверждения Каткова в связи с софистами. Например: «Существовавшее общество брали они (софисты. – И. Е.) так, как оно было, и не увлекаясь высшими идеалами, старались принаравливаться к положительным условиям общественного быта своей страны и своего времени» [5, с. 53]. Конечно, прогрессивно мыслящий человек не мог в России согласиться с этим тезисом. Но мудрый Катков, который не успел застать труда Трубецкого, но был хорошо знаком с «прогрессивными» идеями своего времени, подмечает некоторую закономерность: «Однако же в Афинах было неудовольствие против софистов… Но эта неприязнь относилась не к тем одним, которые специально называются софистами: она безразлично обнимала и таких, которых никто не думает подводить под это название. Книга Протагора была сожжена на афинской площади, и сам он изгнан; но та же самая гроза гремела и над Диогеном Аполлонийским и над Анаксагором Клазоменским, наконец, разразилась над Сократом, и удовлетворившись этою великою жертвою, исчезла с аттического неба, оставив за собою мысль человеческую в таком могуществе как никогда прежде, мысль, которой суждено было проявить себя в произведениях всемирных и бессмертных» [5, с. 54–55]. Да и сам Трубецкой задается вопросом: «Должна ли философия искать истины для нее самой и, опознав ее, ставить обществу идеалы?» [18, c. 386]. Ответ на этот вопрос он находит, в частности, в определении Каткова как софиста (в данном контексте оправдателя) русского самодержавия [18, c. 387]. Однако еще более убедительный ответ, на мой взгляд, предоставят события 1917 г., до которых, к его счастью, философ (в отличие от брата – Е.Н. Трубецкого) не доживет. Князья Трубецкие, в чьем имении умер их близкий друг Владимир Соловьёв, принадлежали к людям высоких идеалов справедливости, которых они не находили в отечестве. Им казалось, что если эти идеалы будут восприняты обществом, то жизнь в государстве изменится к лучшему. Но, увы, благие намерения обернулись октябрьским переворотом, который смёл как идеалы, так и их носителей. Имение «Узкое» будет отобрано (по сей день нет на здании главного усадебного дома никакой таблички, которая извещала бы о прежних владельцах), семья, спасаясь, уедет в Новороссийск, где придется жить в страшной нищете, ютясь в двух комнатах неотапливаемого дома, и где Евгений Николаевич Трубецкой, выдающийся русский мыслитель, умрет от сыпного тифа 23 января 1920 г. Цена вбрасывания «идеи» (философской в том числе) в общество может обернуться гибелью не только худшего, но и лучшего, что вслед за софистами понял Катков.

В некрологе Каткову, напечатанном в «Современных известиях» (1887. № 202), было высказано предположение: «Когда бы смерть похитила тридцать два года назад редактора Московских Ведомостей, бывшего профессора философии, на современниках лежал бы долг помянуть его заслуги науке и литературе, сказавшиеся в высоком значении диссертации Об элементах и формах славяно-русского языка, – произведении, которому равного по глубине и основательности долго не появлялось потом. Не пройдены были бы молчанием Очерки древней до-Сократовской философии, – опыт самостоятельного исследования об этом периоде, представленный русским ученым».

Современная публикация двух диссертационных сочинений [6, 7] Каткова делает неактуальным сослагательное наклонение в отношении его научных изысканий, позволяя читателю приобщиться к еще одному имени в истории языка и постижения древней греческой философии в России. Кроме того, выдвинутые Катковым принципы подхода к изучению культурных явлений прошлого (в данном случае философии, но, как свидетельствуют материалы диссертации, не только философии) предвосхищают идеи французской школы Анналов, которая сформируется в 30-е годы ХХ столетия.

¹ Боденштедт Ф. Воспоминания о пребывании в России в 1841–1845 гг. // Русская старина. – 1887. – Май. – C. 57–89.

² Воспоминания Т.П. Пассек («Из дальних лет»). Второе изд. Т. III. – СПб.: Изд. Ф. Маркса, 1906. – С. 287–307.

³ Гайденко П.П. Шеллинг // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 4. – М.: Мысль, 2010. – С. 380–382.

⁴ Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию / Общ. ред. Г.В. Ра-мишвили; послесл. А.В. Гулыги и В.А. Звегинцева. – М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2001. – 400 с.

⁵ Катков М.Н. Очерки древнейшего периода греческой философии. – М., 1835. – 156 с.

⁶ Катков М.Н. Об элементах и формах славяно-русского языка / Коммент. Л.Д. Захаровой // Катков М.Н. Сочинения: В 6 т. Т. 4. Философские чтения: Статьи, трактаты, полемика / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – СПб.: ООО «Издательство “Росток”», 2011. – С. 12–160.

⁷ Катков М.Н. Очерки древнейшего периода греческой философии. Пер. с древнегр. И.А. Едошиной, И.И. Маханькова, О.А. Чулкова; коммент. И.А. Едошиной // Катков М.Н. Сочинения: В 6 т. Т. 4. Философские чтения: Статьи, трактаты, полемика / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – СПб.: ООО «Издательство “Росток”», 2011. – С. 161–328.

⁸ Из писем М.Н. Каткова к матери и брату // Русский Вестник. Т. 250. Год изд. 42-й. 1897. Август. – М., 1897. – С. 132–171.

⁹ Литературное наследство. Т. 97: В 2 кн. Кн. II. – М.: Наука, 1989. – 847 с.

¹⁰ Любимов Н.А. Михаил Никифорович Катков (по личным воспоминаниям) // Русский Вестник. – Т. 194. – 1888. – Январь. – С. 1–46.

¹¹ Материалы для жизнеописания М.Н. Каткова // Русский Вестник. Т. 250. Год изд. 42-й. 1897. Август. – М., 1897. – С. 1–182.

¹² Письма М.Н. Каткова к А.Н. Попову 1843–1857 гг. Публикация и примеч. П. Бартенева // Русский архив. – 1898. – № 8. – С. 129–147.

¹³ Розанов В.В. Собрание сочинений. Природа и история (Статьи и очерки 1904–1905) / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – М.: Республика; СПб.: Росток, 2008. – 766 с.

¹⁴ Русский Вестник. – Т. 194. – 1888. – Январь. – 285 с.

¹⁵ Русский Вестник. Т. 250. Год изд. 42-й. 1897. Август. – М., 1897. – 250 с.

¹⁶ Сементковский Р.И. М.Н. Катков: Его жизнь и публицистическая деятельность. Биографический очерк. – СПб., 1891. – 80 с.

¹⁷ Соловьёв В.С. Сочинения: В 2 т. Т. 2 / Сост., подгот. текста и примеч. Н.В. Котрелева и Е.Б. Рашковского. – М.: Правда, 1989. – 735 с.

¹⁸ Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции / Примеч. И.И. Маханькова. – М.: Мысль, 2003. – 589 с.

¹⁹ Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения: В 2 т. Пер. с нем. Т. 2 / Сост., ред. А.В. Гулыга; прим. М.И. Левиной и А.В. Михайлова. – М.: Мысль, 1989. – 480 с.

²⁰ Шурбелев А.П. Философское постижение веры: поздний Шеллинг и христианское Откровение // Шеллинг Ф.В.Й. Философия Откровения: В 2 т. Т. 2 / Пер. с нем., статья, примеч. А.П. Шурбелева. – СПб.: Наука, 2002. – С. 411–426.

КАТКОВ О ПРОСВЕЩЕНИИ В РОССИИ

И.А. Едошина

Аннотация

В статье излагаются взгляды Каткова на образование, его структуру, содержание, выявляется сущностная связь образования с уровнем развития общества, его государственная функция. Взгляды Каткова на образование даются в суммарном виде и в развитии на основе анализа его статей. Специально подчеркивается актуальность позиции Каткова в области образования для наших дней.

Ключевые слова: образование, реформа, классическое образование, гимназия, университет, гражданин.

Edoshina I.A. M.N. Katkov about Education in Russia

Summary. The article relates the views of Katkov on education, its structure and subject matters, identifies the essential connection of education with the level of the development of the society, its governmental function. Katkov’s views on education are given in a concise way and in the course of development based on the analysis of his works. The immediacy of Katkov’s standpoint with regard to education is especially accentuated in today’s context.

Михаил Никифорович Катков был не только талантливым ученым, блестящим мыслителем, но еще и общественным деятелем, который искренне заботился о гармоническом устроении русской жизни. Потому он активно откликался на самые злободневные вопросы, касающиеся общества, предлагал варианты их решения, обращался с письмами к государям, а в статьях – к своим согражданам. Как редактор «Московских Ведомостей» и «Русского Вестника» он, подобно солдатику из сказки Андерсена, неотступно стоял на страже государственных интересов, указывая, к чему может привести общество, например, заигрывание с революционными идеями или неверное понимание задач в области образования. Соответственно личность Каткова, его взгляды после октябрьского переворота 1917 г. были преданы забвению, а если и упоминались, то лишь как предмет для критики. Однако и при жизни Каткова его труды воспринимались просвещенной частью общества как ретроградные, имели множество недругов.

В России XIX в. было модно ругать правительство, жаждать перемен и сочувствовать революционерам разных мастей. Хотя самая глубинная суть всех так называемых революционных преобразований была художественно осмыслена уже в то время, например А.К. Толстым. Вот несколько красноречивых строф из его «Баллады с тенденцией», впервые опубликованной, кстати, в «Русском Вестнике»:

 
– Но кто же люди эти,
Воскликнула невеста, –
Хотящие, как дети,
Чужое гадить место?»
 
 
– Чужим они, о лада,
Не многое считают:
Когда чего им надо,
То тащут и хватают.
 
 
Они, вишь, коммунисты,
Честнейшие меж всеми,
И на руку нечисты
По строгой лишь системе;
 
 
Системы их дешевле
Другая есть едва ли,
Станичниками древле
У нас их называли;
 
 
Они ж и реалисты,
Изящного не любят,
Знать сами не казисты,
Затем красу и губят;
 
 
Они ж матерьялисты,
От имени прогресса
Кричат, что трубочисты
Суть выше Апеллеса.
 
 
– Не те ль то нигилисты, –
Невеста вопросила, –
В честь коих журналисты
Качают так кадила?
 
 
– Те самые, о лада,
Так точно, нигилисты;
Ни толку в них, ни склада,
Но бойки и речисты;
 
 
Весь мир желают сгладить
И тем внести равенство,
Что всё хотят загадить
Для общего блаженства! 11
  Толстой А.К. Баллада с тенденцией // Русский Вестник. – 1871. – Октябрь. – Т. 95. – С. 596–597. В письме к М.М. Стасюлевичу от 1 октября 1871 г. Толстой высказывает в адрес нигилизма резкое неприятие, усматривая в этом учении глубокую язву: «Отрицание религии, семейства, государства, собственности, искусства – это не только нечистота, – это чума… <…> Это какое-то идолище, сидящее в терему у Владимира и которому служат все без исключения, даже и не хотящие, а оно только раззевает рот и пожирает все, что ему несут…» (А.К. Толстой. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4 / Подгот. текста и примеч. И. Ямпольского. – М.: Художественная литература, 1964. – С. 376, 378). По пути замечу, что даже в последнем по времени издании стихотворений поэта приведенный текст так и не получил авторского названия, по-прежнему не дан (хотя бы в примечаниях) первоначальный текст «Баллады». Меж тем в аннотации к тому, который слово в слово повторяет соответствующий том из собрания сочинений поэта 1963–1964 гг., сообщается: «Том, подготовленный выдающимся российским филологом И.Г. Ямпольским незадолго до смерти, является образцом (выделено мной. – И. Е.) лучших традиций Библиотеки поэта» (А.К. Толстой. Полное собрание стихотворений и поэм. – СПб., 2006. – С. 719). Видимо, и более чем через 100 лет, и в условиях так называемой свободы слова авторский текст «Баллады с тенденцией» все еще застит глаз тем, кто по духу своему родные братья всем отечественным революционерам-нигилистам. И эта фраза на предмет образца лучших традиций серии, основанной в 1931 г. пролетарским писателем Горьким, образцовым «совписом» (термин Войновича), свидетельствует все о той же кровной связи. Потому А.К. Толстого надо читать по тем изданиям, которых не коснулась традиция поступать с авторским текстом так, как идеология велит или не велит.


[Закрыть]
 

Конечно, печатание такого рода баллад не могло не вызвать гнев со стороны прогрессивно (читай: революционно) мыслящей части общества. Но Катков отстаивал традиционные ценности, критикуя псевдоновизну требуемых частью общества реформ.

Будучи человеком православным, искренно и глубоко верующим, Катков чутко относился к духовным (сверхчувственным) основаниям бытия. Как замечает либерально настроенный П.В. Анненков, «по всему складу мысли и деятельности К<атко>ва, с первых же его шагов за границей, все яснее оказывалось, что он гораздо более занят мыслию водворить в своем отечестве новые основы положительного созерцания и верования… чем призванием работать на просветление загрубелой русской общественной среды прямо и непосредственно, как того требовало время»22
  Анненков П.В. Литературные воспоминания / Вступ. статья В.И. Кулешова; коммент. А.М. Долотовой, Г.Г. Елизаветиной и др. – М.: Художественная литература, 1983. – С. 176.


[Закрыть]. Как видим, в восприятии Каткова Россия в силу своей природы вполне способна усвоить «новые основы положительного созерцания и верования», а по Анненкову, «загрубелая» Россия требует общественной переработки. А ведь Катков начинал свою творческую деятельность с Белинским, но весьма скоро расстался и с либерализмом, и с его сторонниками33
  <С.> Катков и Белинский (1837–1840) // Русский Вестник. – Т. 196. – 1888. – Июнь. – С. 16–54; Санькова С.М. Михаил Никифорович Катков. В поисках места (1818–1856). – М.: АПК ППРО, 2008. – С. 28–69.


[Закрыть].

Не случайно князь Николай Мещерский видит в Каткове «мученика русского дела»44
  Мещерский Н., князь. Воспоминания о М.Н. Каткове. (Письма в Тверитино) // Русский Вестник. Т. 250. Год изд. 42-й. 1897. Август. – М., 1897. – С. 41.


[Закрыть]. Под «русским делом» в данном случае понимается отношение к России как государству с имманентным ему общественным строем. Причем Катков никогда не видит в России окраины Европы, как и не отрицает значимости связи отечественной культуры с европейской, что со всей очевидностью проявляется в его взглядах на современное ему состояние просвещения в России и на его будущее55
  О том, как близкие Каткову по взглядам современники оценивали его деятельность на ниве просвещения см.: Грингмут В.А. Заслуги М.Н. Каткова по просвещению России // Русский Вестник. Т. 250. Год изд. 42-й. 1897. Август. – М., 1897. – С. 81–100.


[Закрыть].

Проблемы просвещения привлекают внимание Каткова, поскольку невежество, по его мнению, есть «злейший враг России». Действительно, как замечает младший современник Каткова В.А. Грингмут, «лишите человека возможности серьезно мыслить и логически анализировать чужие мысли, – и вы сделаете его негодным для всякой серьезной умственной работы; но кроме того, вы сделаете его жертвой и политических шарлатанов, которые воспользуются отсутствием у него логической критики, чтобы сбить его с толка»66
  Грингмут В.А. Заслуги М.Н. Каткова по просвещению России. – С. 92.


[Закрыть]. Потому образование есть проблема государственная.

Исследование этой проблемы свидетельствует, что причисленный к славянофилам Катков предлагает за основу гимназического и университетского образования в России взять европейскую систему, давшую хорошие результаты. В частности, в своей первой статье «Значение классической школы как образовательной» (1864) он указывает на положительные стороны образования в Европе, где «университет занимает центральное место, но под университетской системой следует разуметь не только те специальные факультеты, в которые принимаются молодые люди достаточно зрелые и достаточно приготовленные, а также и те учебные заведения, где эти молодые люди с детских лет приготовляются к высшим специальным факультетским занятиям. Эти учебные заведения называются у нас, как и в Германии, гимназиями; во Франции они называются лицеями, в Англии – грамматическими школами. В целом в образованном мире, везде, где существует система университетская, гимназии имеют одинаковый, общий им всем тип. Знания разветвляются в факультетах университета, а в гимназии совершается то воспитание ума, которое равно необходимо для всех специальностей знания»77
  Катков М.Н. Значение классической школы как общеобразовательной // Катков Н.М. Идеология охранительства / Составл., предисл. и коммент. Ю.В. Климакова; Отв. ред. О. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2009. – С. 480.


[Закрыть].

Как видим, расхожее представление о Каткове как о мыслителе, которому все нерусское было чуждо, не имеет под собой оснований. Кстати, многие из так называемых славянофилов получали образование и в Европе, владели иностранными языками, что позволяло им быть в курсе как исторических, так и современных событий в самых разных областях человеческой деятельности. С европейской системой образования Катков непосредственно познакомился, скорее всего, во время заграничных поездок 1840, 1842, 1859 гг.

Вопросам образования Катков посвящает целый ряд статей, которые он пишет в период с 1864 по 1884 г.88
  Катков М.Н. Значение классической школы как общеобразовательной // Московские Ведомости. 1864. № 205; Катков М.Н. Концентрация гимназии не может быть ни на каком предмете, кроме древних языков // Московские Ведомости. 1864. № 238. Под названием «Значение концентрации» опубликована в кн.: Катков М.Н. Наша учебная реформа. – М., 1890. – С. 17–36; Катков М.Н. О пропорциональном отношении объема основных предметов правильной школы к объему предметов неосновных // Московские Ведомости. 1865. № 273; Катков М.Н. Свод существенных черт настоящей классической школы. Перед рассмотрением проекта нового устава гимназий в Общем собрании Государственного совета // Московские Ведомости. 1871. № 99; Катков М.Н. Обозрение всего пути возрождения русских гимназий. По Высочайшем утверждении устава гимназий 1871 г. // Московские Ведомости. 1871. № 144; Катков М.Н. Наглядное разъяснение полной концентрации в классической школе // Московские Ведомости. 1871. № 156; Катков М.Н. Психическая болезненность молодого поколения образованных классов // Московские Ведомости. 1871. № 260; Катков М.Н. Возобновившаяся агитация против учебной реформы // Московские Ведомости. 1880. № 36; Катков М.Н. Постом и молитвой искупим нашу вину по отношению к воспитанию настоящего поколения // Московские Ведомости. 1881. № 69; Катков М.Н. О необходимости изменения университетских экзаменов // Московские Ведомости. 1881. № 109; Катков М.Н. Ключ предстоящей реформы университета // Московские ведомости. 1882. № 220; Катков М.Н. Церковь и народная школа // Московские Ведомости. 1882. № 290; Катков М.Н. Университетский вопрос // Московские Ведомости. 1884. № 178; Катков М.Н. Церковно-приходские школы // Московские Ведомости. 1884. № 347.


[Закрыть], в тот период, когда в России вопрос о реформировании образования широко обсуждался в обществе. Исследуя процесс образования 1840–1850 гг., Катков обнаруживает, что главным предметом в образовательной системе оказалась русская словесность с ее критическим отношением к государственности. В результате, как позднее заметит Розанов, «вся русская история стала представляться или была выставлена как гноище пороков и преступлений, которое чем больше кто ненавидел, тем он казался сам пророчественнее, священнее…»99
  Розанов В.В. Сочинения / Сост., подгот. текста и коммент. А.Л. Налепина и Т.В. Померанской; вступ. статья А.Л. Налепина. – М.: Советская Россия, 1990. – С. 463. На предмет отношения Розанова к Каткову см.: Николюкин А.Н. В.В. Розанов о Каткове / Катковский вестник: Религиозно-философские чтения: К 190-летию со дня рождения М.Н. Каткова. – М.: Прогресс-Плеяда, 2008. – С. 38–45.


[Закрыть]. Критика в адрес государства породила, по Каткову, нигилизм, «это одурение», которое «есть специфический продукт русской обанкротившейся школы»1010
  Катков М.Н. Возобновившаяся агитация против учебной реформы // Катков М.Н. Идеология охранительства / Сост., предисл. и коммент. Ю.В. Клима-кова; Отв. ред. О. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2009. – С. 509. Другим источником нигилизма Катков считал духовное сословие. Так, в статье «О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева» он пишет: «…Белое духовенство стало у нас сословием униженным, стесненным в своей деятельности и лишенным всякого значения в деле общественного развития. <…> Общественное тело в своих отщепенцах может стать обильным источником злобных отрицаний того самого начала, чье имя оно носит» / Катков М.Н. Идеология охранительства. – С. 662, 663.


[Закрыть].

Здесь Катков удивительным образом совпадает с теми обвинениями, которые в начале ХХ в. выскажет Розанов в адрес русской литературы и ее роли в деле уничтожения России: «…гибель от литературы, единственный во всей всемирной истории образ гибели, способ гибели, метод гибели»1111
  Розанов В.В. Сочинения / Сост., подгот. текста и коммент. А.Л. Налепина и Т.В. Померанской; Вступ. статья А.Л. Налепина. – М.: Советская Россия, 1990. – С. 463.


[Закрыть].

Но Катков этой гибели не застанет, он еще надеется, что с помощью реформ удастся изменить сложившуюся ситуацию. Потому он вдумчиво изучает европейский опыт и на его основании излагает основные положения об устройстве просветительной программы в России как единой системе: церковно-приходская школа – гимназия – университет. В результате подобного устроения образования через церковно-приходские школы в народе будет сохраняться живое религиозное чувство, через гимназии (разных ступеней) общество будет приготавливаться либо к получению ремесленной профессии, либо к поступлению в университет и занятиям наукой. В 1868 г. Катков совместно с П.М. Леонтьевым основал в Москве Императорский лицей памяти Цесаревича Николая. Лицей был открыт на частные пожертвования, в том числе и на деньги, внесенные его основателями. Покровительствовал лицею будущий император Александр III. В основу образования в лицее было положено изучение древних языков. Так идеи Каткова получили сначала свое частное воплощение, а в 1872–1873 гг. классические гимназии обрели государственный статус образовательных учреждений и стали повсеместно внедряться.

Хотя его статьи написаны в позапрошлом столетии, основные мысли не утратили, на мой взгляд, своей актуальности и в наши дни, когда российское образование в который раз подвергается реформе. В качестве примера. «Как у нас, так и в других странах масса учащихся не может или не хочет учиться долго. …Гимназия ведет к высшему образованию, но сама она есть среднее учебное заведение и соответствует разным степеням общего образования средней руки. Ее восьмилетний курс распределяется также и в этом смысле, и отдельные части ее курса пользуются каждая своими правами. Четырехклассная прогимназия соответствует по возрасту учащихся и по степени образования городскому училищу; шестиклассник прогимназии – шестиклассному реальному училищу. …Тысячи средних профессий нуждаются в людях грамотных и более или менее образованных. …Не всем быть профессорами, судьями, учеными, врачами, не всем быть и министрами»1212
  Катков М.Н. Возобновившаяся агитация против учебной реформы. – С. 512, 513.


[Закрыть]. Катков предлагает вполне разумную систему подготовки к профессии, учитывающую способности ребенка, степень его стремления к знанию и глубине его постижения.

А сегодня в нашей стране по большей части хотят получить даже не образование, а диплом, свидетельствующий о его наличии. Хотя именно о знаниях современный диплом свидетельствует в наименьшей степени. Скорее о том, что данный человек пробыл в стенах того или иного учебного заведения пять лет. На смену порочной в своей идеологии советской системе образования пришла школа, идеологическую пустоту которой заполнили все виды внешнего проявления так называемой «свободы» (секс, курение, наркотики). В этом контексте знание утратило всякую ценность. Потому современному образованию требуется не реформа, а коренная переделка, но, конечно, вовсе не в том русле, которое навязывается обществу. Всеобщая компьютеризация образования никогда не приведет к развитию человеческой личности, разве что научит искусству «скачивания» нужной информации.

В этой ситуации идеи Каткова выглядят еще более притягательными в силу своей разумности и продуманности, опоры на человеческое «разнообразие», государственно и национально укрепленное. Основу образовательной программы Каткова составляет государственный подход. Учащаяся молодежь должна быть образована таким образом, чтобы, развиваясь в личностном аспекте, способствовать процветанию науки. Он справедливо замечает, что обучение на любом уровне не может подчиняться сиюминутным надобностям только: «Педагогическое дело есть сеяние, и жатва его восходит лишь по прошествии многих лет»1313
  Катков Н.М. Значение классической школы как общеобразовательной // Катков Н.М. Империя и крамола / Сост. и вступ. статья М.Б. Смолина. – М.: Издательство «Фонд ИВ», 2007. – С. 68.


[Закрыть]. Однако чтобы «жатва» состоялась, необходимо выстроить продуманную систему образования. В своих размышлениях Катков опирается на европейские традиции, которые устоялись, продемонстрировав хорошие итоги. В частности, он пишет: «В европейской системе образования университет занимает центральное место; но под университетской системой следует разуметь не только специальные факультеты, в которые принимаются молодые люди, достаточно зрелые и достаточно приготовленные, а также и те учебные заведения, где эти молодые люди с детских лет приготовляются к высшим специальным факультетским занятиям. …Знания разветвляются в факультетах университета, а в гимназии совершается то воспитание ума, которое равно необходимо для всех специальностей»1414
  Там же. – С. 69. О справедливости утверждений Каткова свидетельствует, например, признание академика С.С. Аверинцева о решающей роли в его судьбе обучение в школе, где преподавали латинский язык.


[Закрыть]. И основано это «воспитание ума» на знании языков, в первую очередь древних – греческого языка и латыни. Катков определяет их положение в учебном процессе словом «концентрация».