Текст книги "Формула бессмертия. На пути к неизбежному"

Я вскакиваю со стула:

– Что за бред? Я уже не могу больше это слышать! Клапан – это соединительная ткань. Это примерно то же самое, что новую кость вырастить взамен утраченной.

– Меня не удивляет ваша реакция. Когда это впервые произошло, я сам себе не поверил! А теперь для меня это рутина. Первых экспериментальных больных я «сделал» в кардиологическом институте, где меня хорошо знают. И теперь мне оттуда врачи периодически звонят: «Ты опять у нас пациента со стола снял!..» Короче, сердечно-сосудистые неполадки начинаются, как правило, с просадки печени. Есть, правда, исключения – диабетическая гангрена. Но я сбрасываю диабетикам сахар с 15 до 9 единиц, и у людей она проходит. Главное – восстановить сосуды, поскольку именно нарушения в сосудах приводят к гангрене.

– Так вы что же, получается, все болезни лечите?

– А чего там лечить-то? Ведь болезней на земном шаре всего три. Первая болезнь или, если хотите, группа болезней – иммунодефициты. Это вся инфекционная часть, рак и все прочее, что начинается с просадки иммунитета.

Второе. Иммуноагрессии. Астмы, диабет первого типа, аллергии, рассеянный склероз, болезнь Бехтерева.

Третье. Нарушения кровотока. Как говорил незабвенный Александр Соломонович Залманов, уехавший из России на «философском пароходе», болезни начинаются с нарушения кровотока. Даже атеросклероз! Он развивается так. Артерия рассчитана на определенное давление. Вот кровь бежит по артериям. Но она предназначена для органов, а сами стенки артерии питаются другой кровью, которую подводят к ним специальные сосудики и капилляры.

– Да, я знаю. Vasum vasorum. Мне один сумасшедший старик про это рассказал. Инженер-гидравлик.

– Совершенно верно, «сосуды сосудов»! Начинается капилляропатия стенок артерий. Капилляры отмирают, и падает механическая прочность сосудов. А это грозит разрывом артерии и смертью. Поэтому организм заранее замазывает место будущего разрыва. Чем? Холестерином! Почему именно им? Ну, во-первых, кровь – агрессивная жидкость, и нужно инертное вещество для заплатки. Это как раз холестерин. Во-вторых, для заштукатуривания необходимо распространенное вещество, которого не жалко, а это опять же холестерин, его в организме навалом: он – основной строительный материал для клеточных оболочек. А дальше начинаются проблемы: течение крови в организме ламинарное, а в местах, где бугрится холестериновая заплатка, начинаются завихрения, то есть возникает турбулентность, из-за этого образуются тромбы, и пошло-поехало… Поэтому когда я лечу у людей эндартериит, я на самом деле лечу капилляропатию! Как только капилляры восстановятся, питание стенок артерий наладится, и холестериновые заплаты рассосутся сами собой, лейкоциты холестерин сожрут и выведут…

А нынешние призывы официальной медицины к борьбе с холестерином напоминают мне поиски врагов народа при вашем Сталине. Если бы удалось полностью побороть холестерин, от человека осталась бы только лужа воды и горка костей! Холестерин – основа клеточных мембран. Бороться с холестерином в организме – все равно, что бороться с цементом в стране. Домов не останется! Если у человека безхолестериновая диета, организм из жиров молока, белков мяса, углеводов булки будет делать холестерин, потому что он ему нужен – залеплять ослабевшие стенки сосудов. Если у вас повышен уровень холестерина в крови, это вовсе не говорит о том, что у вас много бляшек. Это говорит о том, что у вас происходит интенсивная деструкция маленьких сосудов в организме – капилляров, венул, превенул.

…Некоторое время я, как волк в клетке, нервно прохаживался по квартире Карданова, осмысливая сказанное. Потом решил переменить тему и показал на стоящие в углу пластиковые бутылки.

– А это для чего?

– Кроме капель в нос, у меня есть растворы наружного применения, а есть для приема внутрь. Видите бутылку? Тут литр. Этого литра достаточно, чтобы цирроз печени остановился, хотя при этом пьяница будет хлебать водку по-прежнему. Еще десять таких бутылок, и он будет здоров. Язва желудка – это месяц питья бутылочки вот этого раствора… Бывают травмы, при которых в сустав попадает кровь; сустав вскрывают, чистят, после чего артроз будет стопроцентно. А вот если этим раствором побрызгать и замотать, крови в суставе не будет, а через двое суток сустав будет как новенький.

– А вы геморрой не лечите? – вдруг вспомнил я старый, но хороший анекдот.

Карданов засмеялся:

– Знаете, как я получил свой первый загранпаспорт, который давно закончился? ОВИР гонял меня по всем запятым, не хотел паспорт выдавать. Ладно, я хлопнул дверью и ушел. Проходит два года. И вдруг появляется у меня на приеме начальник ОВИРа. Геморрой замучил. Я его вылечил. И вскоре начальник ОВИРа сам принес мне паспорт домой… Как вылечил? Я не зря говорил про печень. Печень производит иммуноглобулины, гемоглобины, коллагены кожи. Приходит ко мне на прием молодая женщина с плохой кожей, сразу ей вопрос: «У вас, наверное, печень болит?» Она, наивная, ахает: вот какой доктор – наскрозь видит!.. Да не наскрозь, а на морде у нее все написано!

Так вот, если печень недовырабатывает один компонент и с избытком штампует другой, это вызывает сгущение крови и тромбофлебит. А тромбофлебит вен прямой кишки называется геморроем. Уравновесьте производство в печени, и уйдет геморрой. Нарушение всегда системно! Или вы думаете, что геморрой – он сам по себе геморрой, один-одинешенек? Ищите цепочки. Геморрой – не болезнь, а симптом. И рак – не болезнь, а симптом.

– Слушайте, может, вы и астму излечиваете?

– Астма – это детский сад. Когда мой сын учился на третьем курсе медицинского, я ему сказал: есть у вас на курсе астматики? Лечи их, тренируйся! Они безопасны, как червяк, – никогда не дают осложнений и всегда вылечиваются. Вон стоит раствор для лечения астмы. В нем всего шесть компонентов с Кавказских гор. Минералы. Эти компоненты и в Альпах есть. И в Новой Зеландии… Самое трудное в лечении – сочетать растворы, учитывая клинические проявления. У меня одних только растворов для закапывания в нос 56 штук. У человека эндартериит в сочетании с гипертонией – один курс лечения, одно сочетание растворов. А если то же самое, но с гепатитом В, – другой набор. Если у человека гангрена, даю одно, если гангрена с мочекаменной болезнью – совсем другое, иначе помрет. Я лечу не болезни, болезни – всего лишь проявления нарушения регуляции. Моя задача – не вылечить болезнь, а восстановить регуляцию, тогда болезнь уйдет сама. Это совершенно новая медицина. Новая по подходу. Обычно врачи описывают болезнь, но не ее причины. И лечат болезнь, вместо того чтобы устранять ее причины. Симптоматическая медицина, которая порой доходит до крайностей. Видели рекламу обезболивающего по телевизору? Болит – прими таблетку, болеть не будет. Ужас! Боль – сторожевой пес организма. Оргазм шлет сигнал: здесь не в порядке! А мы этот сигнал отключаем. Болезнь продолжает спокойно развиваться, а мы ей помогаем, параллельно убивая печень обезболивающей химией.

Как работает западная медицина? Как конвейер. Она имеет дело с одинаковыми деталями. В немецкой клинике врач с пациентом практически не контактирует. К нему поступают анализы, он выдает рецепт. Больной проходит по этому конвейеру, как болванка: записали номер, отправили на анализ, потом на второй, потом на рентген, выдали рецепт, отправили в аптеку. Личный контакт между врачом и пациентом в этой схеме вообще не нужен.

У меня – иное дело. Я смотрю на кожу, на реакцию, спрашиваю, как он какает, слушаю жалобы. А потом думаю: ага, у тебя гипертония, у тебя нарушения периферические в печени, у тебя ноги отечные и кольцо, утопленное в палец, значит, почки «поехали». Сводишь все воедино, принимаешь решение. Только личный контакт, индивидуальная работа и комплексное решение. А что будет с этим человеком в поликлинике? Нарушения в печени вообще не найдут, от гипертонии пропишут таблетки, от почек уколы, будут пичкать химией вразнобой. Результат? Плачевный. Человек всю жизнь будет лечиться – пить таблетки. Стариков видели? У них вся тумбочка в таблетках. Потому что врач, если к нему обратились, не может не прописать чего-нибудь, – это его работа, его шесть лет этому учили. Сколько обращений к врачу – столько новых таблеток на тумбочке. И человек на этих «колесах» медленно едет в гроб.

А я за клиентом смотрю, через два месяца меняю ему препарат, предупреждаю: после приема будут субъективные ухудшения здоровья – суставчики заболят, печень заноет, не бойтесь – это нормально. И что обострится первым, я не знаю, это организм сам разберется. Он будет перестраиваться, восстанавливаясь. Регуляция сама расставит приоритеты и решит, с чего ей начинать реновацию. Как решит, так и будет. Я в это не лезу, тонкости меня не интересуют. Тонкости пускай интересуют обычных врачей. Вот он узкий специалист и понимает все про ухо, горло и нос. А про бронхи он уже не понимает, это к пульмонологу. Видите, какие великие, тонкие специалисты! Не то, что я, серость…

Здесь я Карданова прерву. Ибо наболело. Меня самого поражает то количество химических реактивов, которые мы в своей жизни принимаем в виде таблеток. Казалось бы, элементарная ситуация – человек простыл. Температура. Хлюпает носом. Ему нужно всего лишь отсидеться дома и пить много теплого, чтобы ускорить дренаж и помочь тем самым организму в борьбе с болезнью. А для этого необходим бюллетень. Он вызывает врача, поскольку только врач может выписать оправдательную бумажку для предоставления на службу. Но, кроме бумажки, врач прописывает еще и разные препараты. Врач не может ничего не прописать, он за это деньги получает. Ничего не прописал – значит, работу свою плохо сделал. Врач ставит диагноз – ОРВИ или грипп – и прописывает, например, антибиотики и еще какие-нибудь пилюльки, которые нейтрализуют вред, наносимый антибиотиками, потому что последние выбивают в желудке полезную микрофлору, вызывая дисбактериоз. Ну и от горла микстурку. От температуры – аспирин или другое жаропонижающее. А от головной боли анальгин.

Зачем все это? Ведь давным-давно показано, что никакие препараты не меняют клиническую картину так называемых «простудных» заболеваний. Да это и без медицины давно замечено: «леченый насморк длится неделю, а нелеченый – семь дней». Более того, периодически болеть «простудами» – полезно. Легкие недомогания тренируют и «перенастраивают» иммунитет. Всякие системы в нас нуждаются в тренинге. Если не нагружать мышцы, они атрофируются. Периодические кровопускания тренируют кроветворную систему. Заучивая стихи, можно тренировать память. Любая живая подсистема тренируется, работая. Иммунитет тоже. Периодические нагрузки ему необходимы. В общем, болеть по мелочи полезно! И легкие травмы получать – тоже. А кушать таблетки – напротив… Вот что пишет по этому поводу англичанин Бен Голдакр, посвятивший жизнь разоблачению псевдонаучных мифов:

«Допустим, вы простудились. Через несколько дней вам станет лучше, но сейчас все совсем плохо. Естественно, вы пытаетесь улучшить свое состояние. Вы можете принять гомеопатическое средство. Вы можете принести в жертву козла и намотать его внутренности вокруг шеи. Вы можете попросить терапевта назначить вам антибиотики (советы приведены в порядке возрастания их глупости).

Потом, когда вам станет лучше (как всегда бывает при простуде), вы сочтете, что то, что вы делали, вас и вылечило… Потом, когда вы опять простудитесь, вы будете упрашивать вашего терапевта прописать вам антибиотики… устойчивость микрофлоры к антибиотикам будет только возрастать. Из-за такой глупости пожилые люди умирают от инфекций, чьи возбудители устойчивы к антибиотиками…

Терапевты иногда прописывают антибиотики пациентам с обострениями, хотя подобные препараты вирусные заболевания не лечат. По результатам одного из исследований, назначение антибиотика по сравнению с советом по самолечению простуды приводит к увеличению повторных обращений к врачу».

Немного статистики. Исследования, проведенные в Израиле и Франции, показали, что смертность в стране снижается во время забастовок врачей. Потому что меньше таблеток больные жрут. Средняя продолжительность жизни в Америке 75,5 лет. А средняя продолжительность жизни американского врача – 58 лет. Средняя продолжительность жизни в России составляет 69 лет (данные 2009 года). А у врачей – примерно на 10–15 лет меньше. Почему же врачи живут меньше других людей? Работа нервная? Много у кого она нервная. Доктор Блюм полагает, что это из-за постоянного вдыхания лекарственных испарений. Идет врач по коридору своей больницы, а кругом дышат сотни больных, напичканных химикатами. Воздух буквально наполнен их испарениями. Больным-то хорошо, они вскоре домой уедут и оправятся от лечения. А доктор останется. И будет дышать этим всю жизнь. Он как надзиратель в тюрьме – сидит всю жизнь.

Лекарства очень вредны…

У моей жены проблемы с зубами. Каждый стоматолог, заглядывающий ей в рот, понимающе вздыхает: «Тетрациклиновые зубы». Было раньше, при советской власти такое лекарство – тетрациклин, которым лечили детей от инфекций дыхательных путей. Как побочный результат – на всю жизнь тяжелые проблемы с зубами, которые начинают рушиться с раннего возраста, как разбомбленные дома. Выросло целое поколение, которому испортили жизнь!.. И ничего удивительного тут нет: если уж какая-то тушь для ресниц может угробить женскую половую систему при нанесении на кожу, можно себе представить, что делают с организмом химические реактивы, которые мы закидываем внутрь нашего метаболического котла!..

Еще понятно, когда речь идет о жизни и смерти, как в случае с химиотерапией, когда больного откровенно травят ядами. Там принцип прост: постараться убить клетки опухоли раньше, чем лекарство убьет больного. Но зачем с помощью таблеток мешать иммунной системе бороться с простудными инфекциями?

А знаменитая история с талидомидом, которую я приводил в одной из книг?.. Помните? Если нет, напомню. На европейский рынок был выброшен новый успокаивающий препарат. Который врачи стали активно прописывать беременным – от тошноты, чтоб не нервничали, и как легкое снотворное. В результате по всей Европе начали рождаться дети-монстры. Если будущая мать принимала талидомид между 34 и 38 днем от последней менструации, ребенок рождался без ушей. Если препарат принимали между 38 и 47 днями беременности – без рук или без ног. Плюс к этому у детей были тяжкие поражения внутренних органов. Чудо-средство!

Оно было выброшено на рынок как абсолютно безопасное. Примечательна история появления талидомида. Химиками-фармацевтами препарат задумывался как противосудорожное. Но опыты над животными показали, что таковыми свойствами препарат не обладает. Что же делать? Ведь деньги потрачены. И деньги немалые! Может, он хоть от чего-нибудь помогает? Ну хоть какое-то действие у него есть? Есть. Он немного затормаживает. Ну, значит, будем продавать препарат как седативное! Благо, передозировка не убивала подопытных мышей, то есть препарат как бы безопасен. Сразу ведь не дохнут… Безопасность препарата даже особо отмечалась в рекламе.

Любопытно, что на животных препарат почти не оказывал даже седативного действия, только люди отмечали этот легкий успокаивающий эффект и говорили, что вроде бы стали лучше спать. Но для лицензирования препарата все-таки нужно было показать его действие на мышах. А мыши, наевшиеся препарата, спать упорно не желали. Тогда для них построили особые клетки, в которых регистрировали все движения мышей, и написали в отчетах, что частота движений мышей, наевшихся препарата, уменьшилась.

Спохватились только после массового рождения уродов из-за приема «абсолютно безопасного препарата». И с тех пор история с талидомидом на устах у всех, как самый ужасный пример «лекарственного геноцида». Но он не самый ужасный. Он просто наиболее известный. Про лекарства-убийцы от диабета я уже рассказывал. А примерно в те же годы, что и талидомид, на рынки Англии, Новой Зеландии и Ирландии вышел новый антиастматический препарат. Который почему-то начал убивать детей-астматиков.

Потом была история с препаратом под названием флекаинид, с помощью которого пытались помочь сердечникам, страдающим аритмией, а в результате смертность среди сердечников, принимающих это лекарство, повысилась. Данный факт был установлен опытным путем: смертность в группе больных, принимающих препарат, вдвое превышала смертность в контрольной группе, где люди принимали плацебо. Тем не менее этот факт не положил конец лекарству, его выпуск продолжился.

И это не единственный подобный случай, когда лекарство-убийца продолжает применяться в медицинской практике. Совершенно потрясающая история произошла с диэтилстильбэстролом – синтетическим гормональным препаратом. Его прописывали в течение 30 лет миллионам пациенток. После чего выяснилось, что во втором поколении, у дочерей мам, принимавших это «лекарство», в молодом возрасте стабильно возникает довольно редкая разновидность рака шейки матки (светлоклеточная аденокарцинома). Не зря этот препарат назвали токсичной бомбой с часовым механизмом!.. Препарат применяли для снижения количества выкидышей и преждевременных родов. То есть такой была задумка. Но проведенное в 1953 году двойное контролируемое исследование, в котором участвовало 1600 женщин, показало, что препарат своих функций не выполняет. Он полностью неэффективен! Точнее, эффективен, но «в другую сторону» – как я уже сказал, вызывает рак во втором поколении.

Однако если вы сейчас наберете в поисковой строке «диэтилстильбэстрол», то с удивлением обнаружите это лекарство в списках используемых по сей день: «…синтетический лекарственный препарат из группы гормональных препаратов (женских половых гормонов). Применяют внутрь в таблетках и в масляном растворе внутримышечно при недостаточной функции яичников и др.» Просто в графе «побочные эффекты» теперь честно пишут: «повышение риска развития новообразований».

Все вышеописанные истории довольно стары, и читателю может показаться, что сегодня подобное невозможно. К сожалению, это не так. Относительная «старость» приведенных историй объясняется тем, что порой убийственные эффекты новых препаратов проявляются только через поколение, и нужны годы и десятилетия для вынесения вердикта: чего больше от этого лекарства – вреда или пользы. Вообще же в течение 25 лет после выхода в свет каждое пятое лекарство отзывается с рынка в силу убийственности. Не зря Вольтер шутил: «Искусство медицины состоит в развлечении больного, пока природа лечит болезнь». Так-то оно безвреднее будет.

Есть такое понятие – доказательная медицина. Это методическая система, которая доказывает пользу тех или иных лекарств в строгих рандомизированных клинических исследованиях с применением контрольной группы испытуемых. Испытания проводятся слепым методом, когда сами врачи-испытатели не знают, что получает тот или иной пациент – лекарство или плацебо, чтобы полностью исключить фактор субъективности (об этом факторе мы еще поговорим). Казалось бы, это вполне естественный метод испытания, так всегда нужно поступать. Однако, как ни странно, доказательная медицина очень молода. Международная система доказательной медицины образовалась только в 90-е годы прошлого века. Ей всего двадцать лет! Поэтому совершенно неудивительно читать у Голдакра следующие строки: «Исходя из современных данных, только 13 % всех видов лечения имеют веские доказательства пользы и еще 21 %, вероятно, являются полезными». Чем же нас пичкают?.. Для того чтобы понять, почему лекарства, приносящие больше вреда, чем пользы, попадают на рынок, нужно понять, как вообще работает система.

Сейчас в мире выходит около пяти тысяч специализированных научных журналов. В них за все время существования этих журналов опубликовано примерно 15 миллионов научных статей. Причем, как отмечает Б. Голдакр, «большинство публикаций содержат противоречивые утверждения».

Фармацевтическая промышленность – один из самых прибыльных видов бизнеса. Если никаких особых научных прорывов не наблюдается, новые продукты на рынок выбрасывать все равно надо. Поэтому растет количество аналогов уже существующих лекарств. Чуть-чуть изменили что-то в надежде на какой-нибудь эффект – и выбросили на рынок. Половина всех новых лекарств – модификации ранее существовавших.

Все начинается с идеи. А что если мы такую штуку синтезируем!?.. Возможно, она никого не убьет и даже будет полезна. Синтезировали. И дальше пошли испытания нового вещества. Сначала на животных. Не подохли? Слава богу. Теперь на небольшой группе самых отчаянных добровольцев. Тоже выжили? Прекрасно!

Теперь берем пару сотен других добровольцев – больных той самой болезнью, которую предполагали лечить. И начинаем опытным путем определять дозировки и смотреть, работает ли вообще наше лекарство. Ну, хоть какой-то эффект есть? Ну, хоть самый маленький? Волнуемся. Потому что на кону – большие деньги. Вывести на рынок новое лекарство стоит примерно полмиллиарда долларов.

Допустим, эффект поймали. Переходим к масштабным исследованиям на сотнях людей, сравниваем препарат с плацебо, публикуем и получаем, наконец, лицензию.

При этом 90 % клинических испытаний проводятся на деньги фармацевтических компаний. А, как известно, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Представьте себе, что вы потратили 500 миллионов долларов, а препарат получился, мягко говоря, не блестящий. Почти не работает. Что делать? Закрывать проект? Или попробовать спасти деньги?

Сначала надо посмотреть, не работает ли он в других сферах. А вдруг! Именно так появилась знаменитая виагра – делали препарат для сердечников, а получилось вон что…

Если ничего похожего нет, надо преувеличить слабенький полезный эффект лекарства и преуменьшить вред. Например, нужно отбирать в испытательную группу самых перспективных больных – молодых людей с одним-единственным заболеванием в начальной стадии (против которого и задумывался испытываемый препарат).

Далее. Не нужно сравнивать вашу новинку с уже существующими препаратами, а только с плацебо. Скорее всего, препарат покажет преимущество перед пустышкой (поскольку сделан на основе уже существующего). Пусть ваш препарат ничуть не лучше прежнего, главное – чтобы об этом никто не узнал.

Если же вы хотите утопить конкурента, можете давать контрольной группе слишком большую дозу препарата-конкурента, чтобы поярче были побочные эффекты, которые вы потом отразите в протоколе испытаний – для контраста с вашим препаратом.

А вот еще чудесный прием: вместо реального эффекта дать «теоретический». Ну, например, вы делаете лекарство для сердечников и атеросклеротиков. В принципе, вам нужно уменьшить их смертность. Но не получается. Тогда вы докладываете, что ваше лекарство гарантированно снижает уровень холестерина в крови. Теоретически чем больше холестерина в крови, тем выше вероятность смерти от сердечного приступа. А практически снизить смертность сердечников гораздо труднее, чем понизить им уровень холестерина. Ну и не акцентируйтесь на смертности. Смело докладывайте, что смогли на 11 % снизить уровень холестерина (а про то, что при этом по непонятной причине выросла частота сердечных приступов, молчите).

Кроме того, есть масса способов «правильно поработать со статистикой», чтобы создать хоть какую-то иллюзию полезности вашего нового лекарства. В общем, разных способов столько, что проведенное в 2003 году систематическое исследование медицинских отчетов выявило следующий факт: клинические испытания, проведенные на средства фармацевтических компаний, в 4,5 раза чаще независимых исследований дают положительный (для компаний) результат.

Но ладно бы еще фармацевтические компании только приукрашивали действие своих лекарств! Главный медицинский принцип – «не навреди». Поэтому гораздо страшнее побочные эффекты, к которым приводят вновь придуманные лекарства и о которых производители предпочитают публике не рассказывать, даже когда знают о них. Дело в том, что теоретические, то есть в самом буквальном смысле выдуманные, чисто умозрительные построения могут совершенно не совпадать с реальной жизнью. Один из примеров я уже приводил – сердечники. И еще приведу.

Есть такая болезнь – аритмия. Это дело опасное. Поэтому существуют антиаритмические препараты. И вот однажды некоему доктору пришла в голову идея давать эти препараты людям, перенесшим сердечный приступ. Чтобы типа помочь сердцу. Мода прижилась, стали давать. В результате смертность выросла. И как выросла! «В середине 1980-х, на пике их использования антиаритмические препараты вызвали количество смертей, сравнимое с общим количеством американцев, погибших во время вьетнамской войны», – пишет тот же автор. А ведь фирма, проводившая испытания, знала о подобном эффекте, но сочла его «случайным стечением обстоятельств»!

Вот еще пример расхождения нежных теоретических построений с суровой реальностью. Многим известна свободнорадикальная теория старения. Мол, есть в нашем тельце такие штуки – свободные радикалы, они очень вредные, все у нас внутри организма рушат, как слоны в посудной лавке, а чтобы с ними справиться, нужно потреблять так называемые антиоксиданты. К каковым относятся, например, витамин Е и бета-каротин. Кто не слышал об их полезности? «Хочешь, чтобы зрение нормально работало, – ешь морковь, в ней много каротина!» Мало кто знает, но легенда о каротине, моркови и зрении была разработана военным ведомством Великобритании во времена Второй мировой войны для дезинформации противника. Англичане тогда вовсю осваивали новую технику – радары, и потому английские летчики могли засекать немецкие самолеты издалека. Немцев это удивляло. И чтобы сбить их с толку, англичане запустили слух, будто британским летчикам скармливают большое количество моркови. А из каротина моркови образуется ретинол, который отвечает за восприятие света сетчаткой. Поэтому-де английские летчики такие зоркие! Разумеется, биологическая подоснова у этой дезы была, иначе немцы раскусили бы ее в два счета. Но умозрительная теория может быть весьма далекой от конкретной практики. Что и доказала история с антиоксидантами, к которой мы возвращаемся.

В Финляндии провели грандиозный эксперимент, в котором участвовали 30 тысяч курильщиков, то есть людей с повышенным риском заболевания раком легких. Им для защиты организма от свободных радикалов решили давать витамин Е и бета-каротин. Из теории вытекало, что смертность от рака легких у них упадет. А она выросла! Причем выросла смертность не только от рака, но и от сердечно-сосудистых заболеваний.

Второе исследование, в котором приняли участие 18 тысяч человек, подтвердило первое: смертность от рака среди людей, принимающих антиоксиданты (которые, по идее, должны были замедлить старение и продлить жизнь), выросла на 46 %!

В мире существуют десятки тысяч разных лекарств. Их так много, а их действие на организм столь причудливо, что возник новый раздел медицины – ятрогенная патология, который изучает болезни, вызванные… лекарствами. Эти болезни лечат вторым поколением лекарств. Дальнейшую цепочку вы уже поняли…

Я такое видел. Жерлыгинской пациентке Светлане С. с диабетом и боррелиозом врачи прописали кучку таблеток. Прием этих таблеток вызвал у нее боли в печени и в желудке. Ей прописали таблетки от печени и от желудка… И вскоре список с прописанными препаратами занимал целый лист, а сами они – целую тумбочку. При этом общее состояние здоровья Светланы было обратно пропорционально количеству химических препаратов, которые она поедала. Ей становилось все хуже и хуже. Спаслась, как я уже говорил, движением. Системно организованные упражнения поставили ее на ноги, а отказ от химии позволил организму быстро восстановиться.

Многие люди как-то недооценивают вред лекарств для организма. Зря. Знаете, что сказал по поводу таблеток руководитель Центра изучения печени медицинского факультета РУДН профессор Павел Огурцов? Буквально следующее: «Приема 6–8 таблеток в день популярных лекарств на основе парацетамола, которые так навязчиво предлагает “от гриппа и простуды” телереклама, бывает вполне достаточно, чтобы спровоцировать развитие цирроза».

Ладно, возвращаемся к герою этой главы. Потому что у читателя может возникнуть резонный вопрос: а чем же лечит ваш «универсальный доктор» Карданов, если не таблетками? Что он капает в нос своим пациентам? Что оставит после себя благодарному человечеству? С некоторым трепетом перехожу к ответу…

Карданов свою родину ненавидит. Он здесь чужой. И потому я ничуть не удивляюсь, услышав от него:

– В составе растворов в основном минералы, растворенные в воде в определенных пропорциях, но точного состава моих растворов никто не знает и никогда не узнает. Даже сын мой не знает. Сейчас я даю ему уже готовый концентрат, а после смерти оставлю запас на сто лет. Ему до конца жизни хватит. А этой стране я ничего не оставлю. Ничего…

– Ну, хорошо, – я машу рукой. – Пес с ней, с родиной. Но как вы пришли к этим растворам? И почему они вообще работают?

– Знаете, будучи человеком уже в возрасте, уже вылечившим раки, геморрои, астмы, я часто, обхватив голову, сам сижу и думаю: «Ёшкин кот! Ну почему эта хрень работает?!.»

– Стоп. Если вы, схватившись за голову, часто думаете, почему ваши растворы работают, откуда вы их взяли вообще? Ведь состав должен был идти от какой-то теории!

– Хороший вопрос. А откуда Менделеев взял свою таблицу?

– Во сне увидел.

– Правильно. И конструктор Шпитальный, автор скорострельных пулеметов ШКАС и УльтраШКАС увидел свою конструкцию во сне. Она к нему пришла как будто откуда-то извне. Одномоментно. Целиком. Вся сразу. И со мной было так же. Просто когда в голове масса самых разных знаний из самых разных областей и ты постоянно о чем-то думаешь, вдруг приходит идея. Она возникает как бы из ниоткуда. Процесс ее появления внутри мозга самому обладателю мозга не виден. Только результат. Я не знаю, как я это открыл и почему состав именно такой. Но я знаю, что действует он через вомероназальный орган непосредственно на мозг. На те его отделы и заводоуправления, которые заведуют цехами, пыхтящими в тушке. Для меня это черный ящик по Винеру. Я просто знаю, что если дать на вход такое действие, отклик будет вот таким. А что именно происходит внутри, понятия не имею.

– Слушайте, а может быть, это просто работает эффект самовнушения у больного, а? И что бы вы ему ни дали, будет улучшение, поскольку он верит в него? У вас все придуманные вами минеральные составы работают?