Текст книги "Аграрники, власть и село. От прошлого к настоящему"

Александр Никулин
Аграрники, власть и село. От прошлого к настоящему

Посвящается моему отцу Никулину Михаилу Петровичу

Рецензенты

Б. З. Докторов, доктор философских наук;

А. В. Соболев, доктор экономических наук

© ФГБОУ ВПО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2014

Предисловие

В эту книгу вошли тексты, посвященные жизни и интеллектуальному наследию ряда замечательных российских и зарубежных аграрников XIX–XXI вв. Часть текстов уже публиковалась в некоторых академических и публицистических изданиях, часть текстов публикуется впервые.

Понятие «аграрник» многозначно, прежде всего оно означает тип мышления и действия, направленные на постижение особенностей сельской жизни в ее разнообразных проявлениях: политэкономических, социокультурных, аграрно-технологических, регионально-географических.

Понимаемое таким образом мышление и поведение аграрника, по существу, междисциплинарно и мультипрофессионально. Большинство аграрников, которых я описываю в этой книге, несмотря на, как правило, некую изначальную сельскую специализацию, на протяжении своей жизни, волей или неволей, в той или иной степени проявляли себя экономистами и политиками, социологами и культурологами, а также чиновниками, менеджерами и сельскими хозяевами.

Через все мои биографически-интеллектуальные описания аграрников проходит тема их взаимодействия с властью государственной и местной (в ее царской, советской и постсоветской ипостасях) по поводу перспектив и альтернатив развития российского села.

Взаимодействие это, как убедится читатель, никогда не было простым, аграрники в целом весьма критически относились к аграрной политике власти, за что власть их часто подозревала в политической неблагонадежности и профессиональном саботаже. В сталинский период многие из упоминаемых здесь аграрников поплатились за свои убеждения длительными сроками тюремного заключения, политических репрессий, смертной казнью. Впрочем, тех из них, кто жил до Сталина, пережил его или жил после него, как правило, также не миновала чаша больших и малых политических неприятностей.

Хотя мои очерки написаны в различной манере, для них все же характерна некая общая повествовательно-аналитическая структура, основными элементами которой являются: биографическое описание аграрника; его мировоззрение, его научные, общественные, порой личные проекты, которые он стремился реализовать в своей жизни; его взаимоотношения с властью; осмысление житейского и интеллектуального пути героя; значение этого пути для нас.

Что касается осмысления этого значения, то подзаголовок моей книги «от прошлого к настоящему» особо подчеркивает, насколько идеи, дела и поступки аграрного прошлого присутствуют в нашей с вами жизни, насколько современная аграрная политика и само сельское развитие России во многом детерминированы так и неразрешенными конфликтами и задачами прошлого.

Хотя герои моих очерков жили в разные времена и придерживались часто различных, порой противоположных взглядов на пути сельского развития, в их личностной рефлексии, безусловно, прослеживается увлеченность осмыслением общих стратегических вопросов аграрной трансформации не только России, но и мира. К таким наиболее важным стратегическим проблемам можно отнести:

– взаимоотношения города и села, связанные с развитием индустриальных и аграрных отраслей экономики;

– взаимодействие государственного, муниципального и местного уровней управления селом;

– соотношение многоукладности крестьянского, рыночного, кооперативного и государственного хозяйства;

– взаимодействие крупных и мелких форм сельскохозяйственных предприятий;

– цикличность и альтернативность сельского развития;

– взаимодействие местной традиционной и современной глобальной культуры;

– особенности регионального сельского развития;

– в конце концов, проблемы достоверности самого аграрного знания.

Формируя представленную здесь коллекцию аналитических мировоззрений аграрников, я стремился объективно воссоздать обширную палитру их личностных политических и экономических воззрений. Читатель встретится в этой книге с аграрным народничеством и аграрным либерализмом, аграрным марксизмом и аграрным консерватизмом, аграрным аполитизмом и аграрным анархизмом и, надеюсь, убедится в современности ряда, к сожалению, полузабытых, аграрных идей и решений прошедших двух веков.

Открывая повествование обозрением актуальности мировоззрения аристократа-помещика князя А. И. Васильчикова, я далее обращаюсь к современному переосмыслению социологического исследовательского инструментария казака Ф. А. Щербины.

Рассматривая интеллектуальные и жизненные пути профессоров А. В. Чаянова и Л. Н. Литошенко, подчеркивая их изначальное противостояние в политэкономической интерпретации аграрной действительности, я констатирую конечную схожесть их гибели в системе сталинской машины репрессий.

Тема аграрного сотрудничества и противостояния Советской России и капиталистического мира рассматривается мной в анализе нескольких исторических сюжетов взаимного усвоения и развития советского и американского опыта ведения сельского хозяйства, нашедших отражение в интеллектуальных исканиях профессоров Н. М. Тулайкова, А. В. Чаянова, Л. Н. Литошенко, Н. П. Макарова, Г. А. Студенского, М. А. Кубанина, Т. И. Заславской, а также технократических проектах американских агроменеджеров Г. Уэйра, Л. Харриса, Т. Кэмпбелла.

Особую часть моих очерков составляют интеллектуальные истории российских аграрников-эмигрантов С. С. Маслова, П. А. Сорокина и А. Д. Билимовича об их стремлении вдали от Родины понять, предсказать, сформулировать возможные пути ее сельского будущего в связи с мировыми тенденциями аграрного развития.

Впрочем, когда и в Советской России появилась возможность открытого обсуждения путей ее сельского развития, среди многообразного хора аграрников времен перестройки и постперестройки я особо выделил и исследую интеллектуальный вклад замечательных советских аграрников – историка В. П. Данилова и социолога Т. И Заславской – в переосмысление альтернатив трансформации сельской России.

Наконец, в своем исследовании аграрных идей мы не можем ограничиваться лишь вслушиванием в интеллектуальные голоса аграрно-интеллектуальных элит. Для полноты и объективности воссоздания картины трансформации сельской жизни мы обязаны обращаться к голосам «снизу», к мировоззрению самих сельских жителей. Многие из них, несмотря на свою исключительную поглощенность сельским трудом и бытом, обладая даром уникальной личностной рефлексии, представляют свою оригинальную точку зрения на пути сельской жизни, их взаимодействие с властью и наукой.

Поэтому, уже не столько как историк-экономист, но как аграрник-социолог, в конце книги я разместил два биографических очерка-интервью с нашими современниками, моими сельскими респондентами – кубанским станичником Михаилом Голубом и черноземным крестьянином Николаем Добрым, с которыми я проводил многочасовые беседы о сельской жизни, записывая их на диктофон, в рамках социологических проектов, осуществленных Центром крестьяноведения, Интерцентром, МВШСЭН и Центром аграрных исследований РАНХиГС.

В заключение я обращаюсь с благодарностью к моим учителям – экономистам Л. В. Никифорову и Т. Е. Кузнецовой, социологам Т. Шанину и Дж. С. Скотту, под чьим безусловным интеллектуальным и нравственным воздействием создавалась эта книга.

А. И. Васильчиков: миссия секунданта[1]1
  См.: Князь Васильчиков: заботы секунданта // История в подробностях. 2010. № 6. С. 56–69.


[Закрыть]

В статье анализируются основные вехи становления и развития интеллектуального творчества Александра Илларионовича Васильчикова (1818–1881) – русского аристократа, являвшегося последовательным сторонником развития местного самоуправления сельской России, отстаивавшего пути демократических преобразований на основе сохранения и развития российских культурных традиций и обычаев. В социально-политических конфликтах, как в крепостнический, так и пореформенный период, между центральной бюрократией и сельской Россией Васильчиков последовательно становился защитником, своеобразным секундантом на стороне последней. Как и полагается настоящему секунданту, Васильчиков стремился предотвратить углубление конфликта, предостерегая противоборствующие стороны от возможных фатальных последствий усиливающегося противостояния.

Судьба секунданта

По жизни судьба определила князю Александру Илларионовичу Васильчикову участь постоянного посредника, а порой и реального секунданта в личностных и классовых конфликтах своей эпохи. Этих посредничеств так было много, что иногда даже профессиональные историки полагают, что были разные Васильчиковы. Один, пожилой, получивший известность в правительственных и интеллектуальных кругах уже после 50 лет, – основоположник земского самоуправления и развития земской статистики, создавший фундаментальные труды по аграрному вопросу, – верный исследователь и заступник провинциальной России. Другой, юный, бесшабашный, в возрасте 24 лет бывший секундантом на стороне 26-летнего Лермонтова в его поединке с Мартыновым, не сумевший предотвратить гибель великого поэта. А это один и тот же князь Васильчиков, тот самый секундант Васильчиков.

Поколения земских статистиков и кооператоров с уважением как основоположника своих профессий вспоминали бывшего приятеля-сорванца великого русского поэта.

В советское время имя князя Васильчикова оставалось в основном известно только профессиональному кругу историков русской литературы и обществоведения. Долгое время единственной книгой, посвященной А. И. Васильчикову, было выпущенное еще в 1882 г. сочинение А. Голубева.[2]2
  См.: Голубев А. Князь А. И. Васильчиков. Биографический очерк. СПб., 1882.


[Закрыть] На рубеже XX–XXI вв. в социальных науках определенно возрастает интерес к интеллектуальному наследию А. И. Васильчикова, о чем свидетельствуют монографии А. Ю. Старостина[3]3
  См.: Старостин А. Ю. А. И. Васильчиков (1818–1881): политические идеи и концепции. М.: Изд-во МГУ, 2003.


[Закрыть] и И. А. Христофорова.[4]4
  См.: Христофоров И. А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам: Конец 1850 – середина 1870-х годов. М.: Русское слово, 2002.


[Закрыть] Важные биографические и историко-краеведческие аспекты деятельности Васильчикова как успешного хозяина-практика в своих образцовых помещичьих имениях были проанализированы в работах А. А. Найденова.[5]5
  См.: Найденов А. А. Усадьба Трубетчино. Образцовое хозяйство князей Васильчиковых // Наследие народов Российской Федерации. 2003. Вып. 3. Земля Липецкая.


[Закрыть]

Род Васильчиковых был не просто знатный и древний, из этого рода вышли многие влиятельные сановники России. Отец Васильчикова геройски генеральствовал в многочисленных сражениях с Наполеоном и в царствование Николая I являлся одним из ближайших советников императора. Сын Васильчикова, умерший в 1931 г. в эмиграции, также до самой революции являлся весомой персоной в экономической и политической жизни страны, одним из ключевых деятелей столыпинской реформы.

Сама же биография Александра Илларионовича Васильчикова сложилась следующим образом. В 1835 г. он поступил на факультет права Санкт-Петербургского университета и через четыре года успешно завершил свое обучение. Уже сам по себе этот выбор высшего образования был странен для юноши из такой богатой и аристократической семьи. Дело в том, что в большинстве своем отпрыски аристократии того времени предпочитали военное образованию гражданскому. Для князей Санкт-Петербургский университет был слишком штатским и слишком дворянско-демократическим учреждением. Но Александр Васильчиков пошел именно в университет. Его отец Илларион Васильевич Васильчиков, человек старой закалки, был не в восторге от выбора сына, но, тем не менее, препятствовать ему не стал, уважая сыновний выбор.

По окончании университета Васильчиков отправился с миссией барона Гана для административного обустройства Кавказа. Впрочем, миссию вскоре упразднили, а Васильчиков так и остался на Кавказе, где в кругу пятигорской молодежи подружился с Лермонтовым и в результате оказался его секундантом в роковой дуэли. За это Васильчиков был предан военному суду, впрочем суд над ним отменили по высочайшему повелению императора из уважения к отцу подсудимого. Васильчиков вернулся в столицу, где обращал на себя внимание критическим высказыванием собственных мнений по отношению к укреплению консервативных порядков николаевского царствования. Услужливые люди сообщили императору о неблагонадежности сына его министра. Николай соизволил встретиться с Васильчиковым-младшим и в беседе посоветовал ему: «Переменись!». Васильчиков вел себя в ответ так, что императору пришлось произнести свое «Переменись!» еще раз. Васильчиков после такого разговора вскоре решил уехать служить и жить в провинцию, что также в свете было воспринято как своеобразный вызов, ибо аристократам империи полагалось исполнять свою службу в центре, а не на периферии. Для Васильчикова потянулись длинные и неспешные годы в провинции, наполненные помещичьими заботами о хозяйстве и непосредственным участием в общественной жизни провинциального дворянства. Он служил последовательно уездным, а потом и губернским предводителем новгородского дворянства. В годы Крымской войны Васильчиков добровольцем пошел на фронт. А в наступившее потом время реформ Александровского царствования Васильчиков прежде всего связал свою общественную деятельность с развитием земского самоуправления.

Совершенно неожиданно для окружающих в возрасте пятидесяти лет Васильчиков опубликовал объемный двухтомный труд «О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений».[6]6
  См.: Васильчиков А. И. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений: 3-е изд. Т. 1, 2. СПб., 1872.


[Закрыть] Это произведение стало настольной книгой русских земских работников, объединяя в себе как описательный обзор международного и отечественного самоуправления, так и собственные многочисленные и глубокие аналитические наблюдения автора за развитием земств в России.

Так в Васильчикове обнаружился дар мощного и оригинального литератора, публициста, аналитика. В 1876 г. он публикует капитальный двухтомный труд: «Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах».[7]7
  См.: Васильчиков А. И. Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах: в 2 т. СПб., 1876.


[Закрыть] В эти же годы Васильчиков выпускает еще несколько брошюр по проектам правительственных реформ в области губернского управления,[8]8
  См.: Васильчиков А. И. Русский администратор новейшей школы. Берлин, 1868.


[Закрыть] народного образования,[9]9
  См.: Васильчиков А. И. Письмо министру народного просвещения графу Толстому от князя Васильчикова. Берлин, 187S.


[Закрыть] сельской экономики.[10]10
  См.: Васильчиков А. И. Мелкий земельный кредит. СПб., 1876.


[Закрыть]

В центре всех этих сочинений стоит стремление автора найти оптимальные пути развития российского общества через органичное встраивание традиционных укладов российской общественной и хозяйственной жизни в необходимые демократические преобразования.

К этому времени имя Васильчикова пользовалось в целом заслуженным авторитетом среди интеллектуальных и властных кругов России. Тем не менее у такого разностороннего и сложного мыслителя, каким был Васильчиков, имелось достаточно серьезных оппонентов, в том числе и весьма сердитых. В чем только они не обвиняли князя… Западники-либералы видели в нем славянофила новейшей формации.[11]11
  Leroy-Beaulieu A. Le Socialisme agraric et le regime de la propriete en Europe// Revue des Deux Mondes. 1879. Mars.


[Закрыть] Консерваторы считали его анархистом и социалистом.[12]12
  Journal de St. Petersburg. 1877. № 1.


[Закрыть] Ревнивые академические профессора выставляли его амбициозным самоучкой с потешными пробелами в истории и теории общественных наук.[13]13
  См.: Герье В. И., Чичерин Б. Н. Русский дилетантизм и общинное землевладение. М., 1878.


[Закрыть] И упорно шел слух, что так называемый друг-секундант Лермонтова на самом деле был его тайным недоброжелателем, умышленно не предотвратившим убийства гения.[14]14
  Kelly L. Lermontov. Tragedy in the Caucasus. L., 1977.


[Закрыть]

Князь иногда отвечал своим критикам – по делу, метко, кротко и с достоинством.[15]15
  См.: Васильчиков А. И. Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым//Русский архив. 1872. № 1.


[Закрыть] Но прежде всего он стремился работать. Его последняя небольшая книга «Сельский быт и сельское хозяйство в России»,[16]16
  См.: Васильчиков А. И. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881.


[Закрыть] опубликованная в год смерти автора, стала своеобразным интеллектуальным завещанием, в котором следующее поколение российских социальных мыслителей нашло ценные идеи и рекомендации для развития собственных интеллектуальных исследований.

Уже серьезно больного Васильчикова тягостно поразило известие о смертельном покушении на Александра II. Фактически сознательная жизнь Васильчикова стремительно пробудилась после гибели выдающегося русского поэта, земная жизнь князя стремительно угасла после гибели замечательного русского царя.

Сельскохозяйственный быт

Васильчиков, проживший большую часть своей жизни в сельской провинции, десятилетиями занимавшийся управлением своими имениями в Новгородской, Псковской, Ковенской, Тамбовской, Воронежской, Саратовской губерниях, накопил огромный и уникальный опыт наблюдений за особенностями экономического быта России. При этом в своих сочинения он часто признавался, что чем больше он вникал в текущую экономическую повседневность, тем она ему представлялась все сложнее и неоднозначнее и тем глубже поражала его способность бойких интеллектуалов-публицистов разных убеждений и возрастов безапелляционно судить о том, что происходит в народном хозяйстве России. Васильчиков этот свой «комплекс неполноценности» описывал следующим образом: «Как это – думал я – вот этот сановник, объехавший в одно лето по железным дорогам половину Российской империи, или журнальный репортер, переговоривший с мужичками об их нуждах и пользах, или писатель, никогда не видавший никакого селения, кроме Парголова и Новой деревни, или, наконец, юноша-социалист, пробывший несколько месяцев в какой-нибудь мастерской, – как это все эти господа, каждый, правда, со своей точки зрения, успели составить в своих кабинетах, вагонах и мастерских ясное представление о народной жизни, а я никак не мог расследовать в тех небольших околотках, где прожил несколько лет, степень благосостояния или нужды местных жителей, различить притворные жалобы, обманчивые показания от правдивых и составить себе полное понятие о действительном положении местного крестьянского хозяйства».[17]17
  Васильчиков А. И. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881. C. 5.


[Закрыть]

Конечно, Васильчиков признавал, что с ним как с сиятельным барином крестьяне могли особо не откровенничать, но при этом он подчеркивал, что для крестьян любой незнакомый человек из города (журналист, социалист, чиновник) представляется более загадочным и, как следствие, более опасным, чем местный барин. Тем более что у князя Васильчикова за прожитые сельские годы образовалось много близких и постоянных отношений с крестьянами, способствовавших установлению достаточного доверия с обеих сторон. Тем не менее, неутомимо собирая и анализируя местную сельскую статистику, Васильчиков постоянно сталкивался с трудностями сбора элементарных сведений хотя бы о том, сколько крестьяне собирают и высевают хлеба в близлежащих селениях. На подобные расспросы князя крестьяне ему втолковывали: что поля у них неровные, а на урожай воля Божья, отчего и определить его нельзя, сколько было в хозяйстве суслонов и копен, крестьянин не помнит, потому что не считал и не записывал, так как человеку неграмотному и темному это ни к чему, ведь он хлебом почти не торгует, а так лишь им прокармливается.

А с другой стороны, не перестает удивляться Васильчиков, идет же в России сбор статистических сведений, да к тому же еще и анализируется, и работа эта, по наблюдениям Васильчикова, выглядела следующим образом: «В помещичьих конторах и волостных правлениях пишутся разные ведомости наобум, как попало, полуграмотными писарями; от губернского начальства и разных ученых обществ высылаются время от времени запросные пункты с непонятными для крестьян выражениями и сбивчивыми графами, эти таблицы и листки наполняются произвольными, вымышленными цифрами, никто из сельских жителей и сельских начальников не придает никакого значения этим исследованиям, они никем не поверяются; и в то же время из этих ведомостей и списков выводятся крупные итоги, которые публикуются во всеобщее сведение, входят даже в отчеты губернаторов и принимаются в руководство для экономических соображений и административных мероприятий».[18]18
  Васильчиков А. И. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881. С. 19.


[Закрыть]

По Васильчикову, все это есть ничто иное как «добровольное, можно сказать, предумышленное ослепление»,[19]19
  Там же. С. 20.


[Закрыть] о котором все, более менее, и наверху и внизу определенно знают. И тем не менее по всем таким собранным фальшивым и ложным сведениям в государстве и обществе продолжают как судить о народном хозяйстве России, так и принимать по нему решения. Причину такой всеобщей статистической фальши Васильчиков находил в скором и формальном копировании европейских статистических образцов отечественной бюрократией. Так, еще в царствование Николая I основали соответствующие статистические комитеты со штатом по одному чиновнику на губернию, а, как известно, размер средней российской губернии равен размеру среднего европейского государства.

Васильчиков предлагал прекратить обманывать как себя, так и окружающих сбором фальсифицированных сведений, приступив к основательному и последовательному изучению народного быта и хозяйства. Для этого он выдвинул своеобразную аналитическую программу постижения основ хозяйственного быта пореформенной России.

Центральная проблема такого исследования звучит и для нашего времени вполне современно, это изучение причин и следствий богатства и бедности народонаселения, то, что сейчас называется изучением проблем социально-экономической дифференциации.

Более всего Васильчикова беспокоили формы и масштабы сельской бедности в России. Небогатая крестьянская семья, находившаяся где-то на границе нижнего среднего уровня, по наблюдениям Васильчикова, состоявшая в то время из мужика, бабы и нескольких детей, как минимум должна была иметь лошадь, корову, несколько голов мелкого скота и обрабатывать при этом все полевые полосы своего надела. Такая семья в целом пользовалась уважением и доверием в местном сообществе, имея собственный голос в мирских совещаниях сельской общины.

Критерием среднего и зажиточного уровня крестьянской семьи можно было считать соответствие в семье количества лошадей количеству душ мужского пола. То есть если в семье было трое мужчин (отец и два сына, например) и в семье этой было три лошади, тогда эту семью можно было достаточно уверенно отнести к средним и даже зажиточным семьям. Прежде всего именно такие семьи обладали и наиболее весомыми голосами на мирских сходах.

Критерии бедности крестьянской семьи определяются, во-первых, по отношению ее рабочих участников к нерабочим. Если в семье много малых детей или дряхлых стариков. Если эта семья неполная и в ней нет мужа (мужика), жены (бабы), то это почти всегда будет бедная и очень бедная семья. Если в семье нет лошади или дойной коровы – это наверняка бедная семья. И наконец, если семья не в состоянии обработать свой земельный надел или вовсе от него отказывается – это также абсолютный признак бедности.

И в связи с этим Васильчиков предлагает начинать первые реальные статистические исследования по крестьянским хозяйствам, не собирая сведения все и подряд – это дорого и нереально, а концентрируясь именно на ключевых критериях организации крестьянского хозяйства:

– отношение рабочих душ к душам малолетним и дряхлым;

– число лошадей и скота;

– пропорции земли владеемой и обрабатываемой.

По мнению Васильчикова, «такое исследование не даст полного понятия о степени благосостояния населения, но оно даст один очень скромный, но важнейший результат: укажет те семейства или группы сельских жителей, которые, прежде всего, требуют помощи, а это… составляет главный и первый предмет хозяйственного управления».[20]20
  Васильчиков А. И. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881. С. 76.


[Закрыть]

Тут, в свою очередь, следует задаться вопросом, а почему Васильчиков так пекся именно о народной бедности – по соображениям только гуманистическим или также и по экономическим? Здесь надо отметить, что в своих политэкономических воззрениях Васильчиков не отделял проблемы экономической эффективности и социальной бедности друг от друга. Он видел перед собой народное хозяйство России в целом и исходил из того, что успешность существования общества определяется не столько по состоянию его самых «первых» лиц, сколько по самочувствию самых «последних».

Васильчиков все время напоминал своим современникам: оглянитесь на Европу, где к середине XIX в. дифференциация богатства и бедности породила армии пролетариев и пауперов, что было как несправедливо, так и опасно для существования общества в целом.

Не являясь ни социалистом, подобно Герцену, ни славянофилом, подобно своему другу Самарину, Васильчиков не идеализировал крестьянскую общину, признавая в своих сельских исследованиях за общиной множество недостатков: подавление отдельной семьи и личности волей сельского общества, косный уровень агрикультуры, часто противящийся рациональным нововведениям, подчиненность общины административному контролю. Тем не менее в существующих российских условиях Васильчиков отмечал в общине главное достоинство: социальную поддержку всех членов общества, в том числе и самых слабейших.

Пореформенный период 1870–1880-х гг. в истории России совпал с первым мировым кризисом сельского хозяйства, когда в мире цены на зерновые культуры понижались по сравнению с предкризисным периодом почти в 2 раза. Одна из причин этого заключалась в складывании мирового рынка зерна, когда все увеличивающееся производство дешевого зерна в Новом Свете, в Америке и Канаде стало возможно мобильно доставлять и реализовывать в Старом Свете при помощи пароходов и паровозов. Но, как отмечал Васильчиков, в условиях России этот кризис болезненно совпал с началом в европейской части России кризиса аграрного перенаселения, приводившего к экологическому кризису сельскохозяйственного оскудения.

А в результате, констатирует Васильчиков: «Доходность земли уменьшается потому, что прежние культуры истощили почву, истребили леса, потому, что земли устали, просят отдыха, так как верхний слой их, беспрерывно переворачиваемый на одну и ту же глубину и засеваемый одними и теми же хлебами, наконец, отказывается производить такие массы продуктов, какие извлекались из него в течение столетий».[21]21
  Васильчиков А. И. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881. С. 102.


[Закрыть]

Васильчиков подчеркивал, что Россия оказалась не в уникальной ситуации. За век до нее через подобный кризис аграрного перенаселения и пределы экстенсивного земледелия прошла Западная Европа. И в Европе во второй половине XVIII в. сказывалась критическая ситуация с продовольствием и экологией, выражавшаяся в учащении годов неурожайных, скудных и голодных под воздействием роста численности населения, не способного произвести достаточного количества продуктов традиционными аграрными способами. Европа нашла выход в проведении аграрно-экономических реформ и в развитии аграрной науки, вводившей правила рационального, научного земледелия.

Васильчиков отмечал, что теперь и перед Россией стояла задача качественного повышения уровня своего сельского хозяйства, невозможного без реализации ряда социальных и экономических мероприятий. К ним Васильчиков относил в первую очередь развитие начального сельскохозяйственного образования, распространение сельскохозяйственного кредита, активную поддержку переселения сельского населения на целинные земли юго-востока Российской империи. Но все эти меры было невозможно реализовать без эффективной работы местных аппаратов власти, в особенности недавно созданных в России органов местного самоуправления – земств. А земства для организации эффективной работы нуждались прежде всего в реальной статистической картине положения дел на своих территориях. Вот почему Васильчиков одним из первых земских деятелей выдвинул программы собирания статистических сведений по так называемым подворным переписям, упрощенным, но достаточно эффективным формам бюджетных исследований. Но все это – и статистику, и образование, и кредит – возможно было эффективно организовать на селе лишь при условии эффективной работы самих земств. Деятельность только центральной бюрократии на местах, по наблюдениям Васильчикова, слишком часто оказывалась некомпетентной и, как следствие, неэффективной. А так как успех местного народнохозяйственного быта прежде всего зависел от степени организации местного самоуправления, Васильчиков и посвятил ему свое особое обширное исследование.