Текст книги "Аграрники, власть и село. От прошлого к настоящему"

Реальные и утопические аграрные экономики

Чаянов много и плодотворно занимался изучением не только сельской России. Его исследовательские интересы распространялись на аграрные регионы других стран и континентов. Обширное чаяновское наследие связано с аграрной экономикой Италии, Германии, Франции, Швейцарии, Дании, Бельгии еще довоенного и дореволюционного времени, когда аспирант Чаянов много путешествовал по сельской Европе, посещая ее ведущие аграрные исследовательские центры и оперативно публикуя свои зарубежные аналитические отчеты-впечатления в отечественных аграрных изданиях.[74]74
  См., напр.: Чаянов А. В. Кооперация в сельском хозяйстве Италии. М., 1909; Хозяйствующий человек в немецком земледелии. М., 1912; Крестьянское хозяйство в Швейцарии. М., 1914.


[Закрыть] После революции, являясь ответственным совслужащим, директором исследовательского института, Чаянов состоял в научной переписке с ведущими зарубежными исследовательскими центрами мира. Сам он несколько раз побывал в 1920-е гг. в зарубежных командировках, внимательно размышляя над траекториями советского и зарубежного аграрного развития.[75]75
  См.: Чаянов А. В. Краткий обзор центров экономической мысли в области сельского хозяйства в Европе и других странах//Бюллетень научно-исследовательского института сельскохозяйственной экономии. 1927. № 1–2.


[Закрыть] Особо плодотворно Чаянов сотрудничал с немецкими учеными, иногда изначально публикуя по цензурным соображениям свои работы на немецком языке.[76]76
  Например, знаменитая «Теория крестьянского хозяйства» Чаяновым впервые была опубликована именно на немецком языке: Die Lehrevonderbauerlichen Wirtshaft. В., 1923. Русское издание книги вышло на год позже, в 1924 г.


[Закрыть]

Примером чаяновского анализа ключевых проблем советской экономики в связи с мировым развитием 1920-х гг. может служить его письмо лета 1923 г., написанное в Германии Е. Д. Кусковой, замечательному деятелю кооперативного движения в России, высланной большевиками в эмиграцию. В этом письме мы обнаруживаем личные сомнения Чаянова в устойчивости и демократичности советского режима, а также в смысле и безопасности собственной работы в СССР. Но именно поэтому, полагает Чаянов, так важно для России развивать и укреплять международное сотрудничество, которое могло бы стать некоторым гарантом политической стабильности и защищенности российского населения от большевистского волюнтаризма: «Надо твердо и определенно разделить Россию и С ССР. Надо признать живые процессы в народном хозяйстве, содействие этим процессам интеллигенции, работающей с советской властью. Если мы этого не сделаем, то будем выброшены и останемся навсегда в стороне от России… Надо создать такое внутренне настроение, при котором можно было через СССР видеть Россию и ее живые силы… Вот что передо мной неясно мелькает… Я буду писать про интервенцию, но не военную, а экономическую. Мне представляется неизбежным в будущем проникновение в Россию иностранного капитала. Сами мы не выползем. Эта интервенция… идет и теперь, в наиболее разорительных для России формах. Эта интервенция усилится, так как при денежном хозяйстве в России и давлении Запада будет всегда более реальным… Это куда страшнее Врангеля и всяких военных походов! Так нельзя ли нам также использовать эти экономические возможности, открывающиеся перед Западом? Нельзя ли к экономическим концессиям Запада присоединить наши политические концессии?… Я почти уверен в том, что эксплуатировать концессии (28–30 лет!) спокойнее и выгоднее при гражданском правопорядке… Но что же делать? Я с большим усилием пишу статьи, с большим усилием работаю. И если не будет перспектив, то невольно думается о преодолении себя и переходе где-нибудь, хотя бы в Литве, хотя бы в Эстонии, на хозяйственный труд».[77]77
  Чаянов А. В. Письмо Е. Д. Кусковой. 1923 г.//Чаянов А. В. Избранное. Статьи о Москве. Письма (1909–1936). М., 2008. С. 194–196.


[Закрыть]

Из этого письма видно, что Чаянов предлагает развивать экономическое взаимодействие советской России с Западом на условиях соблюдения если не политических свобод, то хотя бы стабильных политических прав в СССР, обеспечивающих устойчивую трансформацию советского режима в сторону его постепенной демократизации. Сам Чаянов, кажется, скептически относился к возможностям воплощения такой демократической перспективы. Как мы знаем, эти предчувствия в их пессимистической форме сполна сбылись в судьбе Чаянова. А пока в 1923 г. он продолжает свою профессиональную деятельность, отправляясь из хорошо ему знакомых европейских стран в свою первую и последнюю поездку в США.

Чаянов находился в научной командировке в США в конце 1923 г. в течение двух с половиной месяцев. Целью его американского визита было изучение организации работы департамента земледелия США, а также исследование работы опытных сельскохозяйственных учреждений и ферм. По результатам своей американской поездки Чаянов выступил с докладом на коллегии Наркомзема в феврале 1924 г. Ключевые положения этого доклада представляют чрезвычайный интерес, так как дают меткие и глубокие характеристики различным аспектам сравнения советской и американской организации сельского хозяйства в их соревновательной перспективе.

Изначально Чаянов подчеркивает, что Америка – особенная страна, в которой все построено на машине, и что Первая мировая война обогатила Америку, обеспечив ее приливом золота и расширением посевных земель, необходимых для прокормления своей и союзнических армий. В Америке, стране промышленной, где цены на рабочие руки чрезвычайно высоки даже в аграрной сфере, постоянно существует угроза высокой себестоимости продукта, и отсюда проступают главные черты американского сельского хозяйства – его экстенсивность и рационализированность. По мнению Чаянова, американское хозяйство также является типичным капиталистическим хозяйством, а для сельского хозяйства это означает, что «фермер – подставное лицо, он является батраком крупного капитала».[78]78
  Доклад товарища Чаянова о поездке по Америке (прот. № 3 заседания коллегии Наркомзема от 2 февраля 1924 г.)// РГАЭ. Фонд 478. Оп. 1. Д. 1208. Л. 4–9 об.


[Закрыть]

Чаянов полагает, что в своей внешней и внутренней политике послевоенная Америка полагается исключительно на внутренний рынок, ибо «американцы в своих расчетах указывают, что они двигаются в направлении индустриализации, а сельское хозяйство рассматривают только как такую область, которая дает устойчивость и снабжение индустриальных рабочих и всех контингентов населения Америки соответствующими продуктами. Они, поэтому, не видят катастрофы в том, что производство сельскохозяйственных продуктов на вывоз стало невыгодным. Они спокойно смотрят на то, что Россия займет то место, которое она занимала до войны и из которого обстоятельства заставили ее выйти».[79]79
  Там же.


[Закрыть] Исходя из вышеизложенного, Чаянов делает оптимистический вывод: «Зная, что Америка выпадает из международного рынка, мы смело можем занять это место».[80]80
  Там же.


[Закрыть] Впрочем тут же, размышляя над организационной ролью советских Наркомзема и Внешторга в международной торговле сельхозпродуктами, Чаянов критически отмечает, что «у нас очень большие накладные расходы, и мы плохие торговцы».[81]81
  Там же.


[Закрыть] Итак, если организационно перестроить советскую внешнюю торговлю, то тогда, полагает Чаянов, у Советской России существуют хорошие экспортные перспективы в торговле не только с Европой, но и Америкой.

Общаясь с американскими специалистами по внешней торговле, Чаянов обнаружил у них огромный деловой интерес к сотрудничеству с Советской Россией: «Я направился в департамент торговли и промышленности… когда я зашел туда, я увидел там и «Правду», и "Экономическую жизнь", и все материалы о России. Мне там объяснили, что она рассматривает Россию как ближайший рынок. Они говорят, что об Америке они знают гораздо меньше, чем о нас. То же самое и в департаменте земледелия… я увидел самые последние издания ЦСУ, увидел карту РСФСР в новых границах… Конечно, Америка интересуется нами не только в плоскости снабжения нас капиталом, но и в плоскости получения от нас чего-нибудь».[82]82
  Доклад товарища Чаянова о поездке по Америке (прот. № 3 заседания коллегии Наркомзема от 2 февраля 1924 г.) // РГАЭ. Фонд 478. Оп. 1. Д. 1208. Л. 4–9 об.


[Закрыть] По мнению Чаянова, послевоенная Америка, чрезвычайно богатая капиталами, ищет им приложение на международных рынках, в этой связи аграрные перспективы советского развития также могут стать чрезвычайно притягательными для американских денег. Чаянов полагал, что в самое ближайшее время СССР мог бы организовать экспорт в Америку семян сахарной свеклы и вообще семян нетрудоемких культур и лекарственных растений. Также, само собой, напрашивалось развитие экспорта продуктов леса и пушного промысла.

Переходя от перспектив советско-американского соперничества-сотрудничества в производстве и торговле сельхозпродуктами к сравнительному обозрению организации управлением земледелия в двух странах, Чаянов давал чрезвычайно высокую оценку эффективности и профессионализму департамента земледелия США, который свою работу строит на доверии к информации и делам «снизу». В отличие от советского централизованно забюрократизированного Наркомзема, у американского департамента земледелия «нет центральной работы в большом масштабе – зато полное доверие к местам вовлечения местных фермеров к своим работам».[83]83
  Там же.


[Закрыть] В Америке правительственный агроном ничего не организует, а только помогает фермерам, являясь одним из членов местного фермерского бюро, состоящего из избранных в него 4–5 фермеров. Агроном вовлекает в агрикультурную работу местное население лишь через консультирование фермеров, но не посредством приказов и директив. Агроном и его агрономический участок содержатся на софинансировании со стороны как фермеров, так и государства. Чаянов многократно подчеркивает, что, обозревая всю пирамиду сельскохозяйственного управления в США, он убеждался, что оно эффективно именно потому, что прежде всего демократически аккумулирует энергию сельскохозяйственных производителей на местах.

Чаянов дал любопытные соревновательные характеристики различий в деловой и интеллектуальной культуре двух наций: «Я бы не сказал, что американцы в учености выше нас. Американская нация не является выдающейся с этой стороны. Существенно то, что эта нация очень аккуратна, очень жестка и умеет добиваться своего, устранять все препятствия. Отсутствие разгильдяйства, отсутствие расхлябанности, в противоположность нам, бросается в глаза. Но если не принимать во внимание нашего разгильдяйства, то нужно российскую нацию поставить выше. Американцы не так образованы, как мы, не так вообще думают. Я даже чувствовал, несмотря на плохое знание английского языка, что значительно выше стою многих американских профессоров».[84]84
  Доклад товарища Чаянова о поездке по Америке (прот. № 3 заседания коллегии Наркомзема от 2 февраля 1924 г.)// РГАЭ. Фонд 478. Оп. 1. Д. 1208. Л. 4–9 об.


[Закрыть] Фактически реальный образ Америки во многом подтвердил для Чаянова его вымышленное видение этой страны.

Здесь мы должны отметить, что Чаяновым, кроме его чисто литературных фантастических повестей, были написаны две научно-фантастические утопии, посвященные прогнозам возможного российского и всемирного сельского развития. В первом произведении «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» главный герой, высокопоставленный советский служащий времен Гражданской войны, загадочным образом попадает в Москву 1984 года. Там он выдает себя за иностранца, а именно за американца, знакомящегося с социально-экономическим устройством России и мира конца XX в. В это время весь мир в чаяновской утопии разделен на пять замкнуто автаркических народнохозяйственных систем: англо-французскую, американскую, германскую, японо-китайскую и российскую. Каждая из систем основывает свою экономику на культурных основаниях, наиболее ей присущих, например, японо-китайской системе присущи императорско-феодальные черты; германская фактически полностью огосударствлена, является своего рода пародией на систему советского военного коммунизма; Америка – страна монополистического капитала и семейного фермерства.[85]85
  См.: Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии // Чаянов А. В. Венецианское зеркало. Повести. М., 1989.


[Закрыть]

В основе экономики России находится строй сельских и городских домохозяйств, объединенных в обширные и гибкие системы кооперации. Впрочем в этой системе существует и мощный государственный сектор, чье могущество основано на контроле природных богатств, распределяемых в интересах всего общества. Есть в России и капитализм, который по пословице «на то и щука, чтобы карась не дремал» выполняет функции менеджериально изобретательного и мотивационно стимулирующего фермента в народном хозяйстве и находится под неослабным государственным и общественным контролем из-за присущих ему деструктивно дифференцирующих черт воздействия на общество. В этой утопической России пластично взаимопроникают друг в друга своими лучшими сторонами городской и сельский образы жизни, хотя и в этом утопическом мире существуют конфликты и соперничество. Главный герой становится свидетелем нападения Германии на Россию, именно в этот момент его арестовывают, подозревая, что за его странным американским акцентом скрывается германский шпион. Россия стремительно одержала победу в войне благодаря применению своего атмосферического чудо-оружия, главного героя выпустили на свободу, на этом первая часть повести окончилась. А вторую часть Чаянов не написал из-за усиливающейся советской партийной цензуры, которая к первой части, написанной в годы военного коммунизма, предсказавшей альтернативу появления в стране утопического нэпа с гуманистически-крестьяноведческим лицом, предъявляла серьезные претензии.[86]86
  См.: Чаянов В. А., Петриков А. В. А. В. Чаянов и следствие ОГПУ по делу Трудовой крестьянской партии // Сельский мир. Альманах. М., 1998. С. 21–23, 80, 86–87.


[Закрыть]

Почти через десять лет после первой утопической повести в канун «великого перелома» появился второй фантастический чаяновский прогноз «Возможное будущее сельского хозяйства».[87]87
  Чаянов А. В. Возможное будущее сельского хозяйства // Жизнь и техника будущего: социальные и научно-технические утопии. М.; Л., 1928.


[Закрыть] Сравнить хотя бы бегло эти два произведения необходимо. Сразу бросается в глаза абсолютная противоположность двух утопий: утопия 1919 года – затейливо-замысловатая сказка с юмором, пародией, притчей, критикой; утопия 1928 года – суховатая (особенно для пера Чаянова), подчеркнуто научно-практическая сводка предстоящих изменений в сельском хозяйстве. В утопии 1919 года большая часть изложения посвящена описанию социальных отношений будущего: крестьянская держава, царство кооперации, развитие и управление обществом снизу в самых разнообразных формах культурной и политической самоорганизации. В утопии 1928 года ни социальные отношения, ни крестьянство вообще не упоминаются, зато приведен каскад научно-технических достижений – от генной инженерии зерна до изменения полярного климата (включая изощренную механизацию, химизацию, мелиорацию), которые полностью затмевают скромный метеорефор – машину изменения погоды, главного носителя сельскохозяйственного прогресса в первой утопии Чаянова.

Утопия 1919 года остается прекрасной незавершенной крестьянской сказкой. В утопии 1928 года финал без всяких культурно-национальных различий ясен: «В сущности, будущее сельского хозяйства – правда, самое отдаленное, – это отмена сельского хозяйства, в современном смысле этого слова, и переход к изготовлению питательных и текстильных материалов фабричным способом, подобно обычным продуктам тяжелой и легкой индустрии, путем ассимиляции азота и углекислоты из воздуха с помощью химического, синтетического процесса».[88]88
  Там же. С. 241.


[Закрыть] И еще: «Все сельское хозяйство превратится тогда в такую же размеренную систему производства, какой является наша обрабатывающая промышленность: ни один момент случайности, ни один момент произвола Николая Угодника здесь уже не будет иметь места…».[89]89
  Там же. С. 250.


[Закрыть]

Так, утопия 1928 года полностью отрицает утопию 1919 года, мировоззренческие установки основной чаяновской теории крестьянского хозяйства: в будущем нет места крестьянской семье – самой совершенной форме организации труда и хозяйства; в будущем уникальность и неповторимость процесса хозяйствования на земле должна подчиниться всеобщему ритму фабрично-заводской промышленности и раствориться в нем. Стандартизация технического прогресса упраздняет разнообразный мир Чаянова. Таким образом, и в сфере фантазии в конце 1920-х гг. чаяновский гений вынужден был подчиниться мифологии шоковой индустриализации. Впрочем, и во второй утопии, в самом ее названии Чаянов оставил намек на неистребимость альтернатив, ибо «Возможное будущее сельского хозяйства» означает, что у сельского хозяйства могут быть и иные варианты. Лишь в одном две утопии странным образом схожи – мистической способностью их автора предсказать происшествия конкретные и значительные. Так, в утопии 1919 года упоминается разрушение храма Христа Спасителя и путч диктатора Варварина в 1937 г., в утопии 1928 года – исчезновение Аральского моря: «Мы не сомневаемся, что в целом ряде районов, где мощные реки могут послужить исходным пунктом орошения, мы можем создать из сжигаемой солнцем пустыни роскошные оазисы, напоминающие собой тропические формы земледелия. Быть может, для этого потребуется погубить Аральское море путем израсходования на орошение всех вод питающих его рек и поставить крест на аральском рыболовстве…».[90]90
  Чаянов А. В. Возможное будущее сельского хозяйства // Жизнь и техника будущего: социальные и научно-технические утопии. С. 257.


[Закрыть]

Система государственного коллективизма – совхозный план 1930 года

В научной и государственной деятельности Чаянова мы обнаруживаем практическое участие и сотрудничество в экономическом управлении большевистским государством. Не сразу – в 1917 г. Чаянов однозначно отрицательно относился к экспансии российского большевизма, – но все же он принял решение связать свою жизнь и судьбу именно с Советской Россией.

С 1918 по 1930 г. Чаянов опубликовал более двух десятков статей по теории и практике советской государственной экономики. С точки зрений общей социально-экономической теории Чаянова в России после Октября 1917 года возникает новая хозяйственная система, не самая эффективная и гуманная, но достаточно живучая, с определенным потенциалом развития. В уже упоминавшейся классификации из работы «К теории некапиталистических народнохозяйственных систем» среди капиталистического, крестьянского товарного и натурального, феодального, рабовладельческого хозяйства мы обнаруживаем хозяйство государственного коллективизма. Так Чаянов называл экономическую систему, возникшую в России в период военного коммунизма. Хотя эта система существовала лишь несколько лет, в сравнении со столетними и тысячелетними сроками жизни ее соседок, по чаяновской классификации, тем не менее Чаянов дал объективное описание этого способа хозяйствования с рассмотрением как достоинств, так и недостатков государственного коллективизма, воздерживаясь от превосходных или уничижительных характеристик, которые сопровождают этот хозяйственный строй со времени его возникновения до сих пор.

Итак, система государственного коллективизма характеризуется, по Чаянову, следующими основными признаками: уничтожением категорий капитализма – капитала, процента на капитал, зарплаты, ренты; единым огромным хозяйством всего народа; выполнением планов государственных органов, определяющих структуру, пропорции, темпы и цели развития экономики. Главное отличие данной системы от остальных заключается не просто в отсутствии рыночных отношений, а в неспособности «существовать чисто автоматически, элементарно». Для этого строя требуются непрерывные общественные усилия и всеобщие государственные меры экономического и внеэкономического принуждения.

Полагая режим государственного коллективизма возможным, но отнюдь не считая его самым лучшим, Чаянов пытался осмыслить причины его возникновения и возможности развития. Размышляя над шансами советского строя, Чаянов относил к причинам его возникновения не только кровь массового революционного энтузиазма, обновляющую возможности государственного организма, но и некоторые архетипические основания: например, жестокая «политика просвещенного абсолютизма», проводимая государством для блага темных сограждан, или «схожесть» идеального советского государства с большой крестьянской семьей – со своим мудрым и грозным отцом семейства, родственностью семейных чувств, натурализацией и замкнутостью от всего мира. И хотя в 1921 г. военный коммунизм потерпел крах и Чаянов получил возможность заниматься своим любимым внегосударственным и некапиталистическим крестьянско-кооперативным направлением, он не сбрасывал со счетов колоссальные возможности новорожденного строя XX в., которые в конце 1920-х гг. стали вновь усиленно воплощаться в жизнь.

Уже в ряде работ 1927–1928 гг. Чаянов дал глубокую характеристику развертывающихся событий, проницательно предсказав переворот общественных аграрных отношений в стране. В это время он переключается на форсированную разработку проблем сверхкрупных советских сельских хозяйств, и лишь арест прервет его работу. Особое значение в понимании чаяновского творческого наследия конца 1920-х гг. имеет статья «Эволюция идеи о совхозах» (1928), где проведена четкая фиксация этапов совхозного строительства советской России. Чаянов показал, что совхоз – последовательно государственное советское предприятие – является безошибочным индикатором аграрной политики и аграрных отношений в стране. Как палеонтологи по изменениям скелета определенного вида животных отмечают моменты и пути эволюции природы, так и Чаянов описывает этапы совхозного строительства, каковых он к 1928 г. насчитал целых семь: 1) борьба центра против стихийного распыления земельной площади крупного хозяйства (1918–1921); 2) идея создания «фабрики зерна и мяса» и осуществление данной идеи в приписных совхозах (1919–1921); 3) идея совхозов как последовательно социалистической формы в развитой системе военного коммунизма (1920–1921); 4) эпоха ликвидаторства совхозов (1921–1922); 5) идея использования совхозов как орудий агромероприятий (1922–1923); 6) борьба за систему трестированных совхозов и идея социальной рентабельности совхозов (1923–1926); 7) хозяйственное укрепление совхозной сети, превращение совхозов в предприятия последовательно-социалистического типа, работающие в системе общей плановой организации сельского хозяйства.[91]91
  См.: Чаянов А. В. Эволюция идеи о совхозах// Совхоз. 1928. № 9–10. С. 43.


[Закрыть] Обратим внимание на чаяновскую характеристику самого последнего (седьмого) этапа, начавшегося в 1927–1928 гг., и связанные с этим этапом обобщающие социально-политические выводы и оценки ученого.

Чаянов совершенно определенно характеризует текущий период как возвращение ситуации военного коммунизма. Он показывает, что совхозы в конце 1920-х гг. были вновь подчинены экономическим идеям военного коммунизма, которые были отброшены с введением нэпа: вновь проектируется интенсивное строительство «фабрик зерна и мяса», совхозы получили «революционно-производственную установку», в отличие от нэповской «установки охранительной» – в период нэпа совхоз – это прежде всего институт сохранения государственного земельного фонда, от которого исходит просветительская, агрономическая, племенная, техническая помощь крестьянским хозяйствам. Начиная с 1928 г. совхоз – хозяйственно и организационно окрепшая форма развития сельского хозяйства, его рост политически, организационно, материально всемерно поддерживается государством. Вновь экстренно осуществляется идея аграрных преобразований в последовательности «крестьянские хозяйства – колхозы – совхозы» – идея того же военного коммунизма. Самая важная мысль статьи: военный коммунизм в истории страны – не случайность, порожденная Гражданской войной, «так как именно в тот героический период нашей революции мы, быть может, без достаточных материальных обоснований и в грубых формах поставили перед собой всерьез и надолго задачи практического осуществления ряда идей социалистической организации народного хозяйства». Но через десять лет военный коммунизм не повторяется автоматически, а вступает в новую фазу – «идеи двадцатого года… возникают вновь в гораздо более углубленном и обновленном виде и, что самое главное, с материальными возможностями для своего осуществления».[92]92
  Чаянов А. В. Эволюция идеи о совхозах // Совхоз. С.45.


[Закрыть]

Восстановленное, окрепшее после войны хозяйство, контролируемое многократно усилившимся государственным аппаратом, теперь всемерно подчиняется идее, отсутствовавшей в 1920 г., не только планового государственного хозяйства, но и плановой реконструкции сельского хозяйства в целом. С воплощением этой идеи в жизнь начинается эпоха тотального государственного воздействия на «все сельскохозяйственное производство определенных плановых районов во всей его совокупности». Сделав этот однозначный и окончательный вывод, Чаянов все дальнейшее изложение посвящает рациональному воплощению так называемого планового воздействия в зависимости от разнообразия социальных и природных факторов.

По сути, «социалистическая реконструкция сельского хозяйства» – идеологическое обоснование коллективизации – означала создание жестко централизованного механизма всеобщего огосударствления и планирования. Суть чаяновской программы для организации социалистических аграрных предприятий можно свести к следующему: коль огосударствлять, так по-государственному – с четкой концентрацией научных, организационных и материальных сил на приоритетных, эффективных направлениях, с формированием оптимально больших размеров государственных хозяйств, что позволит упростить и сократить административно-управленческие, расходы по созданию ремонтной и транспортной базы, а также общие расходы хозяйств. Такое огосударствление позволит в гигантских ландшафтах сельских предприятий укрыть остатки маневра хозяйственной и личной самостоятельности земледельца и побыстрее разношерстные колхозы, наклепанные усердствующими активистами, формально кооперативные, но реально во всем подчиненные государству, укрупнять по точным научным разработкам и переводить в совхозы; все сельское хозяйство огосударствлять, превратить его в единый приписной совхоз. И когда государство в сельском хозяйстве останется наедине с самим собой, оно будет вынуждено нести ответственность за свое хозяйство.

План совхозного Чаянова, безусловно, отрицает Чаянова кооперативного. Разве не утверждал Чаянов-кооператор, что искусство сельского хозяина есть умение учитывать частности, своеобразие, неповторимость данного участка природы и взаимодействующего с ней человека. Исходя из этой уникальности разрабатывался крестьянский организационный план, подбирались средства производства. В совхозном же плане упор сделан на полную унификацию и стандартизацию, но этому в государственном хозяйстве России 1930-х гг. есть безусловное объяснение. Во-первых, всеобщая стандартизация и унификация позволяла в кратчайшие сроки сформировать структуру государственного управления и образования, произвести если не культурную революцию, то хотя бы некий культурный ликбез среди сельских жителей, с началом коллективизации окончательно лишавшихся основ традиционной культуры. Во-вторых, в мощных, механизированных предприятиях предъявляются более серьезные и научные требования к организатору и руководителю производства. Чаянов почти не упоминает, каким должен быть тип нового работника (хотя в организационно-производственной школе хозяйствующий человек в земледелии есть центр изучения), но его план подразумевает создание в кратчайшие сроки действительно нового типа труженика, который будет обладать навыками, дисциплиной, кругозором индустриального рабочего, а, с другой стороны, в работе на земле в нем возможно сохранение характера крестьянина. Тем более что Чаянов отмечал (правда, без каких-либо комментариев, как факт) наличие у большинства совхозных работников подсобного хозяйства. Наконец, максимальная механизация потребовала бы и максимальных капиталовложений в сельское хозяйство. То, что государство не давало единоличникам и колхозам, оно вынуждено было бы выделить собственным совхозным предприятиям.

Создание новой сельскохозяйственной системы Чаянов стремился осмыслить не только в организационных, технологических, но и политэкономических отношениях. Цели и критерии хозяйствования нового земледелия он определял на основе социальной и экономической природы социалистического сектора хозяйства. Для выяснения особенностей экономических принципов работы совхоза Чаянов приводил соответствующие сравнения совхозов с капиталистическими предприятиями: капиталистическое предприятие руководствуется максимумом прибыли; социалистическое предприятие – часть планово руководимого хозяйства страны, и его задача – взаимодействие динамического характера с плановым руководством.

Если при капитализме организация и выбор сельскохозяйственного предприятия определяются подбором его товарных отраслей и культур, то в советском хозяйстве дело обстоит иначе. Здесь Чаянов в традициях позднего средневековья дает абсолютному государю – «организатору планового хозяйства» – своего рода рецепты: «Он (организатор) должен установить количественно и качественно те сельскохозяйственные продукты общественного оборота, которые необходимы для народнохозяйственного баланса страны, и, поскольку наши планы строятся на основе районирования, распределить сообразно естественным и экономическим особенностям конкретного района продукцию между ними и затем определить, на какие производящие аппараты, существующие в каждом районе, он должен возложить их производство. Этот выбор, так же как и выбор производственных районов, должен зависеть от анализа технических, почвенных и дистанционных особенностей каждого из этих аппаратов и производиться так, чтобы гарантировать наиболее дешевую себестоимость производства необходимого количества каждого из продуктов. Наряд, возложенный сообразно общему анализу хозяйства района на каждый совхоз и представляющий собой часть производственного плана всего общественного сектора сельского хозяйства, и определяет собой направление хозяйства. Таким образом, определение направления хозяйства совхоза и колхоза есть установление его роли в общей системе народного хозяйства и страны в целом. Цель же основного звена государственной сельскохозяйственной системы – совхоза – выполнение плана и самоокупаемость, при которой он… совершенно прочно держался на своих ногах без всяких стеклянных колпаков, дотаций и посторонней помощи».[93]93
  Чаянов А. В. От классовой крестьянской кооперации к социалистической реконструкции сельского хозяйства // Экономическая жизнь. 1929. № 38.


[Закрыть] Для этого организатор совхоза ответствен за три экономические задачи: полностью выполнять количественно и качественно полученный наряд, делать это наиболее дешево, не дороже заданного лимита, и гарантировать в своей работе не только простое, но и расширенное воспроизводство с возможностями отчисления в общегосударственные фонды социалистического накопления.

Общие выводы из проекта чаяновской государственной системы сельского хозяйства можно сформулировать следующим образом. План, или плановый наряд, – главный нерв государственного хозяйства. Цель организатора и ученого, разрабатывающего план, – сделать его максимально разумным, соответствующим социальным интересам и природным ресурсам государства. Вектор организационных форм сельскохозяйственных предприятий (размеры и структура) должен составляться из оптимального взаимодействия между техникой, природой и населением. При этом Чаянов часто в своих последних работах 1930 г. напрямую апеллирует к американскому опыту создания крупного агроиндустриального производства, конечно, с учетом и под руководством советского планового хозяйства.[94]94
  См.: Чаянов А. В. Техническая организация зерновых фабрик // Экономическое обозрение. 1929. № 12. С. 101.


[Закрыть]

Итак, чаяновский совхоз – это могучий агробиологический и агропромышленный комплекс, встроенный в единое сельское хозяйство страны гибкими мерами стандартизации и унификации технологии, 100 %-ной механизации, искусным районированием. Чаяновские совхозы в 100 тыс. га – ячейки административного деления государства, базисы-оазисы развития культурной и политической жизни села. Безусловно, Чаянов создал лишь эскиз государственного функционирования сельского хозяйства, некоторые важнейшие проблемы (например, механизмы мотивации работников) он вообще не упомянул, не затронул и вопросы организации верхних структур государственного управления. Окончательному оформлению спроектированной системы государственного хозяйства Чаянов отводил 10–15 лет, считая, что в будущем возможно обращение к новым (старым) народнохозяйственным трансформациям.