Текст книги "Почему Беларусь не Прибалтика"

Глава 2
Победители и «жертвы». Внутренняя политика в Беларуси и Прибалтике

Постсоветские Литва, Латвия и Эстония существуют на основе виктимного этнического национализма, присущего большинству стран Восточной Европы. Психология их политического класса – это психология жертвы, перенёсшей многочисленные исторические травмы, требующей извинений и материальных компенсаций от «насильников» и защиты и понимания у покровителей. Для оправдания виктимной версии своей истории страны Балтии доходят до репрессий против инакомыслящих (уголовное преследование за «отрицание оккупации») и ретуширования отдельных периодов своего прошлого. Национально-государственное строительство в Прибалтике основано на лжи: о преступлениях советской власти там рассказывают бывшие первые секретари республиканских ЦК Коммунистической партии.

Современная Беларусь существует на совершенно иной основе. Это страна победителей фашизма и уцелевший осколок Советского Союза, стремящийся к его возрождению. Беларусь не занимается расчёсыванием своих исторических ран, как Прибалтика: белорусы устремлены в будущее, а не в прошлое.

8. Великая Победа и «советская оккупация»: духовные основы Беларуси и Прибалтики

Белорусскую нацию формирует память о Победе в Великой Отечественной войне. Это память не о перенесённых белорусами страданиях, жертвах и лишениях, которые действительно были огромны. Белорусы помнят и о нацистской оккупации, и о терроре, и о голоде, и о разрушениях, и о погибших – эти воспоминания формируют в белорусском обществе абсолютное отторжение национализма и любых попыток каким-либо образом заигрывать с фашистской идеологией или символикой.

Но первична для белорусов не память о страданиях и потерях, а память о беспрецедентном мужестве, проявленном белорусским народом, о массовом героизме рядовых белорусов, о размахе и успешности партизанского движения и о серьёзном вкладе, который внесла маленькая Белорусская ССР в дело Великой Победы.

Для многих белорусов свойственно позиционировать себя как потомков партизан. Белорусский партизан – это бренд, известный во всём бывшем Советском Союзе. Партизаны – одна из первых ассоциаций, возникающих при упоминании белорусов, хотя партизанское движение против гитлеровских оккупантов существовало и в других советских республиках. Однако масштаб партизанского движения в Советской Белоруссии выделяет его в совершенно особое явление.

Очень важный момент: белорусы не отделяют своего вклада в Победу над фашизмом от вклада всего советского народа.

Их победа – часть общей советской Победы, в которую белорусы внесли немалую лепту.

Партизанское движение было не только борьбой за освобождение Беларуси – оно было частью Великой Отечественной войны. Подрывы мостов и железных дорог, спущенные под откос поезда, атакованные немецкие казармы и склады – это не только подрывные действия против оккупантов, но и посильное участие белорусов в Сталинградской битве, в прорыве Красной Армии на запад. Поэтому Победа советского народа – это в том числе победа белорусского народа. В том числе благодаря белорусам фашизм в Европе был разгромлен, а над рейхстагом поднят красный флаг.

Национальное самосознание белорусов дополняют примечательные детали этой общей картины. Самое слабое и неорганизованное коллаборационистское движение среди всех советских республик. Отсутствие крупных еврейских погромов местным населением в первые дни после ввода немецких войск, подобных тем, что имели место в Прибалтике, Молдавии и Украине. Нежелание большинства белорусов соучаствовать в преступлениях нацизма. Вынужденная необходимость нацистской администрации осуществлять карательные акции и геноцид евреев на территории Беларуси с привлечением украинских, прибалтийских и прочих пособников ввиду дефицита местных коллаборационистов.

Все эти факты делают память о Великой Отечественной войне духовной основой белорусской нации: память о Великой Победе способствует тому, что современная Беларусь считает себя преемницей Белорусской ССР, а белорусы позитивно относятся к советскому периоду своей истории и поддерживают любые проекты реинтеграции на постсоветском пространстве.

В свою очередь, в странах Прибалтики с войной связаны преимущественно негативные воспоминания. В Прибалтике категорически не приемлют термина «Великая Отечественная война», а события Второй мировой воспринимаются там как череда вражеских оккупаций. Внимание акцентируется исключительно на страданиях, перенесённых литовцами, латышами и эстонцами в военные годы.

В статусе творцов собственной истории народы Прибалтики себе решительно отказывают, воспринимая себя исключительно в качестве заложников геополитической ситуации, невинных жертв больших народов и тоталитарных режимов, вынужденных во время войны и после неё выполнять чужую волю.

Свой скромный вклад в дело Победы над фашизмом литовцы, латыши и эстонцы замалчивают или вовсе отрицают. Хотя этот вклад, пусть и в самом деле скромный, но был. Были прибалты, добровольцами пошедшие воевать в рядах Красной Армии, было движение «красных партизан».

Например, в Красной Армии были сформированы две латышские стрелковые дивизии, один полк лёгких бомбардировщиков и один зенитный полк. Героями Советского Союза стали 12 латышей, на оккупированной немцами территории Латвии действовали 20 отрядов «красных партизан». Латышский стрелковый корпус входил в состав Второго Прибалтийского корпуса и участвовал в освобождении Латвии от фашизма.

Но в Прибалтике об этих фактах предпочитают не вспоминать. Отец президента Литвы Дали Грибаускайте Поликарпас Грибаускас был «красным партизаном» из отряда «Бируте-4», но его дочь отказывается это признавать, называя отца «простым пожарным».

Память об участии прибалтийских народов в борьбе за освобождение Европы и мира от фашизма противоречит господствующей установке на то, что литовцы, латыши и эстонцы были ни к чему не причастными потерпевшими, а не субъектами истории. Поэтому история Великой Отечественной войны в Прибалтике нещадно вымарывается из социальной памяти и остаётся лишь теория «трёх оккупаций».

Вместо войны (в которой прибалтийским народам, честно говоря, гордиться особенно нечем) основой национально-государственного строительства в странах Прибалтики служит миф об утерянном рае, каким якобы были досоветские Литва, Латвия и Эстония до тех пор, пока их нормальное историческое развитие не прервали «50 лет оккупации».

Страны Прибалтики – это сослагательные нации: они живут мыслью о том, как хорошо они могли бы жить, если бы не «советская оккупация».

Они, дескать, жили бы сейчас как Швеция, Дания и Финляндия, если бы не «совок». И в том, что спустя четверть века после распада СССР Литва, Латвия и Эстония только удаляются по уровню жизни от Скандинавии и живут даже хуже, чем они жили в Советском Союзе в 1980-е годы, тоже виноват кто угодно, но только не они.

Этот универсальный отказ принимать ответственность за своё настоящее – прямое следствие отказа принимать ответственность за своё прошлое. Национальное самосознание в странах Прибалтики в принципе не признаёт ответственности за свою судьбу: высшим достижением этих стран считается формальное превращение в часть западного мира: вступление в НАТО и Евросоюз, после которого прибалтийские элиты «делегировали суверенитет» в Вашингтон и Брюссель и отказались от субъектности ради «трансатлантической солидарности».

Так что за светлое будущее Литвы, Латвии и Эстонии отвечают западные союзники, а в их тёмном прошлом и тоскливом настоящем виновата одна «советская оккупация». Это универсальный способ оправдания любых проблем современной Прибалтики местными политиками и чиновниками, причём чем больше проходит времени после распада СССР, тем больше в прибалтийских республиках становится «последствий оккупации».

Четверть века в Прибалтике объясняют своё отставание от Европы «последствиями оккупации», никак не смущаясь тем, что по мере удаления от «тёмного советского прошлого» это отставание становится всё больше. Чем больше в Литве, Латвии и Эстонии преодолевают «последствия оккупации», тем больше становится отставание от Европы, следовательно, тем сильнее довлеет над странами Балтии «наследие оккупации». Логики никакой, но зачем искать логику в том, что для прибалтийских «патриотов» вопрос веры?

Оккупационная доктрина для Прибалтики – это уже не просто универсальное оправдание любых ошибок и неудач; она превратилась в тёмное хтоническое божество, которому поклоняются прибалтийские политики и чиновники, когда им приходится признавать трудности и проблемы, не соответствующие светлому образу «прогрессивной демократической Балтии».

Возможно, дело в том, что христианизация прибалтийских народов крестоносцами и поляками оказалась поверхностной и неглубокой, ведь в наши дни за словами и делами правящих элит Эстонии, Латвии и Литвы проглядывает языческая основа. Это христианство не приемлет поклонения дьяволу, а в языческих верованиях злые и добрые божества являются равноправными объектами культа.

Добрые божества для Прибалтики – это евроатлантизм, Америка, НАТО, «европейская солидарность». Злые божества – это «русская угроза» и «советская оккупация». Злым божествам Прибалтика поклоняется, равно как и добрым. Они для неё обереги – универсальный способ успокоения себя и окружающих по поводу того, что что-то в дивном новом мире постсоветских Литвы, Латвии и Эстонии пошло не так.

Божеству оккупационной доктрины в Прибалтике приносят жертвы: связи на постсоветском пространстве, фабрики, заводы и, наконец, людей. «Наследие оккупации» четверть века лишалось гражданства и выдавливалось из стран Прибалтики.

Неотъемлемая часть оккупационной доктрины – это ложь. Национальное самосознание в Литве, Латвии и Эстонии конструируется с помощью исторической лоботомии. Все события прошлого делятся на те, что подлежат увековечиванию, и те, что подлежат забвению.

Такой подход к своему прошлому предполагает, с одной стороны, историческую шизофрению в отношении довоенных республик, из которых официальные идеологи лепят утерянный рай, с другой стороны, историческую амнезию, при которой все советские годы для прибалтийских политиков – один сплошной провал в памяти.

Советского периода для Прибалтики как будто не существовало: официально дозволяется вспоминать только о нескольких первых и нескольких последних годах этого периода. В советской истории Прибалтики были только сталинские депортации и «лесные братья» в начале и «поющие революции» в конце. Между ними сорок лет ничего не было – во всяком случае, вспоминать о том, что что-то было, на государственном уровне категорически не рекомендуется. Из официальной исторической политики следует, что ничего не было.

В том числе не было прибалтийских руководителей, в советские годы дружно вступавших в партию и комсомол, карабкавшихся вверх по карьерной лестнице в структурах «оккупационной власти» и клеймивших на партсобраниях натовскую военщину и американский империализм, а сегодня требующих компенсаций за «оккупацию» и приравнивания коммунизма к нацизму.

Прибалтийским руководителям нужны граждане-манкурты, подвергшиеся исторической лоботомии и потерявшие коллективную память. Потому что всякий человек в здравом уме и твёрдой памяти удивится, что эти люди призывают приравнять к нацизму самих себя и кричат о «преступлениях оккупационного режима», который они же и возглавляли. Прибалтийский правящий класс вышел из шинели КПСС, ВЛКСМ и КГБ – почему бы его представителям, если они так твёрдо уверены в многомиллиардных убытках Литвы, Латвии и Эстонии от коммунистической власти, не начать для начала выплачивать «компенсации за оккупацию» из своей зарплаты?

Рационально разрешить этот парадокс в пользу официальной прибалтийской мифологии невозможно, поэтому остаётся прибегать к исторической амнезии. Или, если быть точным, имитировать амнезию. Как героиня польской писательницы Иоанны Хмелевской из книги «Что сказал покойник», которая помнила, что же сказал покойник, но ломала комедию, имитируя частичную потерю памяти.

Так и Прибалтика: про «лесных братьев» она помнит, про депортации помнит, но о том, что депортировать соотечественников в Сибирь Сталину помогали сами охочие до соседского добра литовцы, латыши и эстонцы, «забыла». О том, что все советские руководители Литвы, Латвии и Эстонии были из местных нацкадров, «забыла». О том, когда и кем были построены жилые кварталы, дороги, электростанции в странах Прибалтики, тоже «забыла».

Отсюда и полярность моделей развития Прибалтики и Беларуси.

Прибалтийские республики строят национальное самосознание на основе сплошной лжи, считают себя исключительно жертвами и пострадавшими и рефлексируют о своём прошлом и настоящем исключительно в сослагательном наклонении: «как мы жили бы, если бы не советская оккупация».

Белорусская нация сформирована на осознании себя народом-победителем, народом-партизаном, не смирившимся под властью Гитлера и вместе с другими народами Советского Союза победившим фашизм. Белорусское массовое сознание не сфокусировано на потерях и страданиях прошлого – оно устремлено в завтрашний, а не во вчерашний день.

До недавнего времени на Западе, включая Америку с её приверженностью к «позитивному мышлению», считалось, что на постсоветском пространстве успешна модель развития Прибалтики, но никак не Беларуси. Но как может быть хроническим неудачником страна с психологией победителя – и считаться примерами «истории успеха» страны с психологией жертвы?

Жертва не может быть победителем по определению. Победитель же по определению не может быть проигравшим. Так что представления о победителях и проигравших на постсоветском пространстве давно пора менять.

9. Парады Победы и марши Ваффен СС: политика памяти в Беларуси и Прибалтике

Политика памяти – это комплекс инструментов, с помощью которых государство занимается регулированием социальной памяти общества и формирует представления об исторических периодах и наиболее значимых событиях прошлого. Политика памяти включает в себя формирование официального календаря памятных дат, выделение среди этих дат более и менее значимых, выбор государственной символики, создание пантеона национальных героев, мемориализацию событий и деятелей прошлого с помощью установки памятников, создания мемориальных комплексов, открытия музеев и иных мер.

Политику памяти проводит любое государство и любой политический режим. Но при общности инструментов смысловая наполняемость политики памяти в разных странах бывает зеркально противоположной. Яркий тому пример – Беларусь и страны Прибалтики.

На исторических референдумах 1995 и 1996 годов 75–80 % белорусских граждан проголосовали за замену националистического флага и герба советской символикой. Белорусским флагом стал флаг Белорусской ССР (красная и зелёная полосы плюс национальный белорусский орнамент красным по белому), с которого были удалены серп и молот; гербом – герб Белорусской ССР, на котором серп и молот были заменены контурами Республики Беларусь. Отказавшись от «бела-червона-белаго сцяга» и «Пагони», белорусы отвергли преемственность с Белорусской народной республикой и националистической версией своей государственности, которую им пытались навязать в годы войны и в 1991 году.

Чем различаются между собой две версии белорусской государственности, наглядно видно из сравнения двух вариантов национального гимна. Современный гимн Беларуси, текст которого на музыку гимна Белорусской ССР был утверждён в 2002 году, звучит так:

 
Мы, белорусы, – мирные люди,
Сердцем преданные родной земле.
Искренне дружим, силы закаляем
Мы в трудолюбивой свободной семье.
 
 
Вместе с братьями храбро веками
Мы защищали родной порог.
В битвах за волю, в битвах за долю
Своё добывали знамя побед!
 
 
Дружба народов – сила народов —
Наш заветный солнечный путь.
Гордо ж возвейся в ясные выси,
Знамя победное – радости флаг!
 
 
(Припев) Славься, земли нашей светлое имя,
Славься, народов братский союз!
Наша любимая мать – Отчизна,
Вечно живи и цвети, Беларусь!
 

А вот как звучит гимн Белорусской народной республики, который с 1991 года много раз пытались сделать гимном постсоветской Беларуси:

 
Мы выйдем плотными рядами
На свободный родной свой простор.
Пусть свобода вечно будет с нами,
А насилию мы дадим отпор.
 
 
Да здравствует могучий, смелый
Наш белорусский вольный дух:
Штандарт наш бело-красно-белый
Покрыл собой народное движение!
 
 
В бой! За счастье и за волю
Народа славного своего!
Братья, терпели мы достаточно.
В бой все до одного!
 
 
Имя и силу белоруса
Пусть услышит и увидит тот,
Кто смеет нести нам принуждение
И первым вызовет на бой.
 
 
Братья, к счастью мы подходим:
Пусть гром гремит ещё сильней!
В кровавых муках мы родим
Жизнь Республики своей!
 

Лучшей иллюстрации различий в мировосприятии трудно придумать. С одной стороны, «дружба народов – сила народов», «народов братский союз», «светлое имя», «солнечный путь», «радости флаг». С другой стороны, «имя и сила белоруса», «белорусский вольный дух» и «кровавые муки».

Белорусы отказались от свойственного остальной Восточной Европе тёмного, депрессивного и пессимистического мировосприятия травмированной нации, в котором «ще не вмерли Украины…», «Есче Польска не сгинела» и «героические поражения польского народа», выбрав куда более светлый и жизнеутверждающий взгляд на мир.

Для сравнения, вот первые строки гимна Литвы, написанного в 1898 году литовским поэтом Винцасом Кудиркой:

 
Литва, отчизна наша,
Ты – земля героев,
И сыны твои на прошлом
Всё величье строят.
 

Литва как она есть – вся в первых строчках национального гимна. Всё величие Литвы – в её прошлом, формирование литовской нации – в обращении к образу утерянной государственности: Великого княжества Литовского (какое ещё прошлое Литвы мог иметь в виду автор гимна Винцас Кудирка, сочиняя его в конце XIX века?). С таким мировосприятием было создано национальное государство литовцев в 1918 году, с таким мировосприятием оно было восстановлено в 1991-м.

Возьмём календарь памятных дат Литовской республики. В Литве празднуются целых три «дня независимости». День государства 6 июля – дата коронации Миндовга, с которого ведётся отсчёт существования Великого княжества Литовского. День восстановления государства 16 февраля, когда Литовская Тариба объявила о восстановлении независимой Литвы. Наконец, день восстановления независимости восстановленного государства 11 марта, когда Верховный Совет Литовской ССР в 1990 году принял Акт о восстановлении независимости Литвы, объявлявший о выходе республики из Советского Союза. Все три праздника – выходные дни.

С «днями независимости» у Литвы получается некоторый перебор, свидетельствующий об исторических комплексах. Создаётся впечатление, что литовские законодатели, утверждавшие все эти праздники, сами себе пытались доказать, что теперь уж Литва точно независима и у неё есть государственность. Но помимо трёх дней независимости в Литве ещё празднуют День флага, День Конституции, День литовских воинов. Ещё в литовском календаре памятных дат есть День памяти жертв Тускуленай, посвящённый сталинским репрессиям, День Клайпедского края и День геноцида жителей Малой Литвы.

Последний отмечается в день ввода войск Красной Армии в приграничные районы Восточной Пруссии 16 октября 1944 года – нынешние восточные районы Калининградской области, с последующими боями на немецкой территории и депортацией немцев после войны. Для современной Литвы эти события – советский геноцид коренного населения Восточной Пруссии, в результате которого на востоке Калининградской области не осталось литовцев. Хотя ко времени Второй мировой войны литовцев в Восточной Пруссии и так почти не осталось.

Характерная черта прибалтийского (шире – восточноевропейского сознания) – не только «расчёсывать» свои застарелые болячки и предаваться мучительным воспоминаниям о трагедиях прошлого, но и придумывать эти трагедии там, где их не было.

Сталинские депортации нелояльных советской власти литовцев, латышей и эстонцев в Сибирь, например, в Прибалтике тоже считаются геноцидом, призванным уничтожить балтийские народы, и в официальной риторике ставятся на одну доску с Холокостом. В Латвии отмечается сразу два Дня памяти жертв коммунистического геноцида: 25 марта (депортация 1949 года) и 14 июня (депортация 1941 года).

Сталинские депортации, конечно, были преступлением, равно как и лежащий в их основе принцип коллективной ответственности народов по этническому признаку (хотя в случае Прибалтики советское руководство депортировало коренное население по классовому принципу: среди высланных за Урал были не только литовцы, латыши и эстонцы, и задачи вывести все коренные народы не ставилось). Но действия прибалтийских властей были бы более обоснованы, если бы одновременно с увековечиванием памяти о сталинских депортациях они увековечивали бы память о преступлениях нацизма и реальных практиках геноцида – том же Холокосте. Но этого не происходит.

Более того, происходит обратный процесс – героизация прибалтийских пособников гитлеризма.

В Риге каждый год проходят шествия ветеранов Латышского легиона СС, воевавшего на стороне Гитлера. Полтора года «День памяти латышских воинов» был официальной памятной датой Латвийской республики, но даже наставники из США и Евросоюза, привыкшие относиться к прибалтийским подопечным снисходительно, не смогли отнестись к маршам под нацистскими стягами с пониманием, поэтому от официального празднования 16 марта пришлось отказаться. Но неофициально День памяти латышского легиона – одна из главных дат в календаре современной Латвии.

От «героев», память которых увековечивают в Прибалтике, пробирает дрожь. В Литве в 2012 году с воинскими почестями и признанием «выдающихся заслуг» был торжественно перезахоронен глава Временного правительства Литвы Юозас Амбразявичюс, в июне 1941 года санкционировавший Каунасский погром евреев. Церемония перезахоронения на государственном уровне состоялась по личной инициативе президента Литвы Дали Грибаускайте, а признания правительства Амбразявичюса легитимным правительством Литвы не произошло только из-за протестов со стороны Израиля.

В Латвии четверть века делают национальным героем военного преступника Герберта Цукурса – знаменитого латышского лётчика, в годы Второй мировой пошедшего на службу нацистам, вступившего в карательную команду Виктора Арайса и лично убивавшего людей в рижском гетто. По показаниям свидетелей, Цукурс на скаку стрелял по евреям, выхватывал младенцев у арестованных людей и разрывал их у себя на груди. После поражения Гитлера Цукурс, подобно многим нацистам, бежал от международного трибунала в Южную Америку, где в 1965 году был выслежен и убит спецслужбами Израиля.

Однако латвийскую политику памяти не интересует, кем стал Герберт Цукурс и чем он кончил. Для Латвии Цукурс исключительно лётчик-испытатель – герой Первой республики. За последние десятилетия были изданы книги о покоряющем небо латышском супермене, изображали его на почтовых марках, проводили посвящённые ему выставки. А в 2014 году в Лиепае поставили мюзикл о покоряющем небо герое-любовнике, совершавшим перелёты через половину земного шара.

Заканчивается мюзикл «Цукурс. Герберт Цукурс» сакраментальной сценой. После убийства героя Моссадом его женщина вопрошает: если суда и приговора не было, как вы можете считать его убийцей? Эта фраза – официальная позиция Латвийской республики.

На таком фоне начинает казаться, что в Беларуси фашизм проиграл, тогда как в Прибалтике… если не победил, то во всяком случае взял реванш и отыгрался за своё поражение.

Главный государственный праздник Республики Беларусь – День Победы 9 мая. Отменить этот праздник не решились даже перекрасившиеся в литвинство коммунисты в 1991–1994 годах. Парад Победы, праздничный салют, а в последние годы акция «Бессмертный полк» – традиционные элементы белорусского Дня Победы.

В Прибалтике 9 мая сразу после выхода из состава СССР было сделано обычным рабочим днём, затем эта дата была названа днём памяти и скорби по началу «новой оккупации». 9 мая в Литве, Латвии и Эстонии положено грустить и страдать, и празднование в этот день Великой Победы – социально и политически неодобряемое поведение, из-за которого у государственных служащих могут даже начаться проблемы по работе.

Несмотря на это, День Победы в Прибалтике всё-таки празднуется, причём широко: в 700-тысячной Риге, например, 9 мая 2015 года День Победы у мемориального комплекса Освободителям Риги отмечали более 200 тысяч человек.

Только проводились эти торжества без всякой государственной поддержки и при явном неодобрении властей.

В 1996 году белорусы проголосовали за перенос Дня независимости Беларуси – 88 % участников референдума высказались за то, чтобы отмечать этот день 3 июля – в день освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков.

В советские годы дни освобождения прибалтийских столиц от нацистов были одними из главных республиканских праздников Литовской, Латвийской и Эстонской ССР. Теперь эти даты на официальном уровне преданы забвению – их отмечают только местные диссиденты. Что уж говорить о том, что в Беларуси сохранился как государственный праздник и выходной День Октябрьской революции 7 ноября – в Прибалтике, где первым делом в 1991 году снесли все памятники Ленину, такого просто невозможно представить.

Но нагляднее всего культурная пропасть, разделяющая сегодня Прибалтику и Беларусь, ощущается при сравнении двух приоритетных проектов постсоветской политики памяти: прибалтийских «музеев оккупации» и минского Музея Великой Отечественной войны.

Музей оккупации Латвии был открыт в Риге в 1993 году в здании Латвийского музея революции. При входе в музей висят два гигантских портрета: слева – Сталина, справа – Гитлера. Это визуальное уравнивание коммунизма с нацизмом, демонстрация равной преступности двух тоталитарных режимов.

После придания такой начальной установки экспозиция начинает рассказывать о преступлениях нацизма и сталинизма на территории Латвии, причём основное внимание оказывается сосредоточено на коммунистических преступлениях, тогда как нацистские упоминаются только для соблюдения формальности. Всё это подаётся в гнетуще мрачной форме и в очень тяжёлой психологической обстановке.

Аналогичные музеи действуют в Вильнюсе и Таллине. Их работе придаётся особое идеологическое значение. Обязательно сводить иностранную делегацию в Музей оккупации и провести экскурсию с подробным рассказом о страданиях литовского/латышского/эстонского народа – жёсткая политическая установка прибалтийских властей.

В Беларуси идеологическую функцию «музеев оккупации» выполняет Музей истории Великой Отечественной войны. Туда тоже принято водить иностранные делегации и любых гостей Минска, в обязательном порядке привозить на экскурсии школьников.

Новое здание музея было открыто в 2014 году – это большое, светлое, просторное помещение, разделённое на четыре секции, по количеству военных лет. Секции объединяет экспозиционная галерея «Дорога войны», ведущая этаж за этажом вверх.

Особое внимание в экспозиции уделено войне на территории Беларуси: партизанскому движению, сожжённым карателями деревням, операции «Багратион». Но это музей всей Великой Отечественной войны, и героизм белорусов подаётся здесь как часть героизма всего советского народа.

В экспозиции представлены 125-граммовая норма хлеба блокадного Ленинграда, тяжёлая артиллерия Сталинградской и Курской битвы, фотографии штурма рейхстага. Ведущая вверх экспозиция заканчивается мемориальным Залом Победы, где под огромным стеклянным куполом увековечены имена всех героев освобождения Белорусской ССР от нацизма.

В этом контрасте света и мрачности, простора и зажатости, победительности и ощущения себя жертвой, акцента на борьбу и преодоление и акцента на пережитые тягости и страдания – эмоциональные и эстетические различия в политике памяти Беларуси и Прибалтики.

В одном случае это политика позитивная и жизнеутверждающая, в другом – глубоко депрессивная и ущербная. В Беларуси делается акцент на белорусском вкладе в общую Победу. Для Прибалтики само слово «Победа» является кощунством.