Текст книги "Почему Беларусь не Прибалтика"

Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались „люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве“ – латышские СС»[11]11
  Доклад офицера по особым поручениям штаба власовской РОА поручика В. Балтинша представителю РОА в городе Рига полковнику Позднякову, от 26 мая 1944 года.


[Закрыть], – говорится об уничтожении белорусской деревни латышскими легионерами.

Прибалтийские коллаборационисты осуществили карательную операцию «Зимнее волшебство», направленную против партизан севера Беларуси. Тогда, в 1943 году были сожжены сотни белорусских деревень, убиты тысячи мирных жителей[12]12
  Дюков А.Р. Операция «Зимнее волшебство». Нацистская истребительная политика и латвийский коллаборационизм. – М.: Фонд «Историческая память», 2011.


[Закрыть].

Кроме всего вышеперечисленного, было ещё участие в геноциде цыган, сожжение заживо польских офицеров в Подгае, участие эстонских и латышских полицаев в блокаде Ленинграда.

Но о признании ответственности за эти преступления в странах Прибалтики и речи не идёт. Литва, Латвия и Эстония не могут нести никакой ответственности, а «патриоты» этих стран, боровшиеся за их независимость, не могут быть поставлены на одну доску с нацистскими преступниками, потому что они не были сторонами конфликта.

Их трагедия была в том, что они боролись за независимость своей страны под чужим флагом, и не их вина, что на этом флаге была нацистская свастика. За все преступления, совершённые под этим флагом, должны отвечать только немцы, тогда как литовцы, латыши и эстонцы – это невинные жертвы трёх оккупаций, равно пострадавшие от двух равно преступных тоталитарных режимов.

Такое понимание своего прошлого – закономерное следствие восточноевропейского виктимного национализма, когда народ отказывается от всякой ответственности за своё прошлое, настоящее и будущее, и в любой ситуации выставляет себя жертвой больших и сильных.

Такой вот контраст: белорусский народ-победитель и прибалтийские народы – «жертвы оккупаций».

Этот контраст оказался настолько велик, что, несмотря на последующие 45 общих лет в составе СССР и схожую социально-экономическую ситуацию в послевоенный период, Беларусь и Прибалтика окончательно перестали быть одним регионом – слишком разные пути в Великую Отечественную войну прошли их народы.

6. Белорусская ССР и «три прибалтийских сестры» после войны. «Наш маленький Запад» и «сборочный цех» Советского Союза

После Великой Отечественной войны Беларусь и Прибалтийские республики формируются в своих нынешних границах. К Белорусской ССР отходят все белорусские территории Польши, кроме Подляшья. Литовская ССР подтверждает получение от Сталина части Виленского края со своей исконной столицей Вильнюсом, а вдобавок получает немецкий припортовый город Мемель, переименованный в Клайпеду. Окончательно ликвидируется немецкое влияние в юго-восточной части Балтийского региона: территория Восточной Пруссии разделяется между Польшей и Советским Союзом. К Польской Народной Республике отходят Поморье, Вармия и Мазуры с Гданьском и Ольштыном, Литовской ССР Кремль отдаёт Мемель/Клайпеду, а пограничная с Литвой часть Восточной Пруссии к западу от Немана во главе с Кёнигсбергом передаётся РСФСР – сегодня это Калининградская область России.

Такая геополитическая конфигурация в этой части региона Балтийского моря сохраняется по сей день.

После войны происходит восстановление разрушенных западных республик СССР. Западная Беларусь и Прибалтика входят в общую народно-хозяйственную систему Советского Союза и переходят к социалистической экономике.

Уничтожение хуторов вызывало ожесточённое сопротивление собственников на селе: это вылилось в партизанское движение «лесных братьев» – националистического подполья, уходившего в леса бороться против коммунистов и терроризировавшего местное население, которое они считали предателями за согласие жить под властью Советов.

При этом в Западной Беларуси движение «лесных братьев» было гораздо слабее, чем в Латвии и Литве, хотя после Первой мировой войны эти регионы в равной степени равное время развивались без социализма.

Соответственно, в Белорусской ССР после войны не было таких масштабных депортаций местного населения в отдалённые регионы СССР за Уралом, какие были произведены в Прибалтийских республиках в 1949 году. В том числе поэтому в Беларуси, в отличие от Литвы, Латвии и Эстонии, не сформировалось мощной социальной базы антисоветского движения.

Другая важная причина того, что белорусское общество до самого распада СССР оставалось исключительно лояльным Советскому проекту, тогда как у прибалтийских народов были очень сильные антисоветские настроения, заключается в немногочисленности белорусской эмиграции на Запад на завершающем этапе Второй мировой войны.

Из других стран Восточной Европы (особенно из прибалтийских республик ССР) в Западную Европу, а затем Северную Америку вместе с немецкой армией бежали сотни тысяч местных жителей, не приемлющих социализма и зачастую бывших коллаборационистами и соучастниками преступлений гитлеризма. В случае Литвы, например, при населении республики в 3,5 миллионов человек в Северной Америке проживало 712 тысяч литовцев – огромная цифра для небольшого народа.

На родине у иммигрантов остались родственники и друзья, и советские власти в общем сквозь пальцы смотрели на контакты прибалтийского населения с их беглецами за океан.

Более того, в годы холодной войны политические иммигранты нередко становились участниками в играх спецслужб.

Самые яркие примеры – это две знаковые политические фигуры современной Литвы: лидер антисоветского движения («Саюдиса») и первый фактический руководитель постсоветской Литвы Витаутас Ландсбергис и экс-президент Литовской республики Валдас Адамкус.

Отец основателя современной Литвы Витаутас Ландсбергис-Жямкальнис был министром коллаборационистского Временного правительства Литвы и двойным агентом НКВД и гестапо. После войны Ландсбергис-Жямкальнис бежал в Австралию вместе с другими нацистскими преступниками, а потом несколько лет оказывал советской разведке неоценимые услуги по поимке оных, за что в 1959 году ему было позволено вернуться в Литву.

Сын Ландсбергиса-Жямкальниса хоть и числился пианистом и музыковедом, параллельно с музыкальной и научной делал ещё одну карьеру в качестве агента КГБ. В годы перестройки именно вторая карьерная линия вывела Витаутаса Ландсбергиса в лидеры антисоветского сопротивления.

Юный уроженец Каунаса и будущий президент Литвы Валдас Адамкус в 1944 году служил добровольцем в одной из дивизий вермахта. После разгрома Третьего рейха бежал в Америку, где отслужил в военной разведке и сделал карьеру государственного служащего. С 1972 года Адамкус ежегодно посещал Литовскую ССР в рамках международных программ по организации экологического мониторинга и взаимного экологического контроля, а ещё на общественных началах организовывал в США стажировки для представителей научных учреждений Литовской ССР.

Едва ли советские комитетчики могли не знать о прошлом и настоящем «посла доброй воли», тем не менее Адамкус каждый раз беспрепятственно попадал на территорию Советского Союза, из чего следует, что он был важным связующим звеном в шпионских играх КГБ с ЦРУ.

В Белорусской ССР подобных историй почти не было, потому что не было большой антисоветски настроенной белорусской диаспоры политических эмигрантов.

Прибалтийские республики в позднем СССР рассматривались как «наш маленький Запад», который из всех территорий Союза максимально приближен к Западу настоящему, и в части человеческих связей с жителями капиталистического мира, и в части уровня потребления, и в части либерализма и личных свобод.

Беларусь же воспринималась как часть «восточнославянского блока» – ядра СССР из русских, украинцев и белорусов, на которых держался весь Советский Союз.

Из 15 советских республик больше производили, чем потребляли, только две – РСФСР и Белорусская ССР. Кроме этого, была еще Украинская ССР, которая по производству и потреблению почти выходила «в ноль». Только эти три республики (и то – Украину с натяжкой) и можно считать донорами Советского Союза.

Валовой внутренний продукт на душу населения в год в РСФСР составлял 17,5 тысяч долларов, а потребление на одного человека в год – 11,8 тысяч долларов. Куда ежегодно девались оставшиеся 5,7 тысяч? Для ответа на этот вопрос достаточно посмотреть на показатели других республик.

Советская Литва в год на одного человека производила продукции на 13 тысяч долларов, а потребляла на 23,3 тысячи. Откуда брались лишние 10,3 тысячи? Из инвестиций союзного Центра в литовские дороги, всеобщую газификацию, электрификацию, мелиорацию и атомную станцию.

Аналогичная ситуация была в соседней Латвии: подушевой ВВП в Латвийской ССР был 16,5 тысяч долларов, а потребление – 26,9 тысяч. Откуда недостающие 13 тысяч долларов? От триединого русского народа, усилиями которого в Риге была на прилавках копчёная колбаса, а в российской и белорусской глубинке выстраивались длинные очереди за хрящами.

Эстонская ССР производила в год продукции на 15,8 тысяч долларов, а потребляла на 35,8 тысяч долларов – разница более чем в два раза. Излишек обеспечивали всё те же самые «советские оккупанты».

Так что Советская Белоруссия по факту была частью метрополии, хотя самим белорусам жилось бы гораздо лучше, если бы в Москве их рассматривали наособицу, как соседей-прибалтов. В середине 1950-х годов из Прибалтики было решено делать витрину социализма: потребительский рай для советского человека.

«Когда обсуждался проект постановления об изменении порядка планирования и финансирования хозяйства союзных республик (апрель – май 1955 года), только от Совета министров Латвии поступило более 40 поправок к первоначальному тексту документа, – пишет сотрудник Института российской истории РАН Елена Зубкова в предисловии к сборнику документов о финансовом взаимодействии Москвы и прибалтийских республик в период «оттепели». – […] Если в целом по СССР национальный доход на душу населения в 1956 году составлял 535 рублей, то в Латвии он равнялся 647 рублям, а в Эстонии 636 рублям – самые высокие показатели в СССР»[13]13
  Советская модель экономики: союзный Центр и республики Прибалтики. 1953 – март 1966 гг. Сост. Зубкова Е.Ю. М., 2015. С. 32.


[Закрыть].

В «наш маленький Запад» вкачивались ресурсы всего Советского Союза. За счёт ввоза из других советских республик по дотационным ценам Литва удовлетворяла 75 % своих потребностей в продукции химической и нефтехимической промышленности, 77 % – в нефтегазовой промышленности, 100 % – в угле.

Мелиорация земель в Прибалтике осуществлялась целиком за счёт союзного бюджета, и в регионе было осушено 80 % сельхозугодий – в несколько раз больше, чем в соседней Белорусской ССР. К концу советской власти («оккупации») почти 100 % прибалтийских сёл были газифицированы. В газоносной России даже сегодня газифицированы только 56 % сёл.

Советская Прибалтика снабжалась по спецпайку и была обеспечена продовольствием не хуже Москвы с Ленинградом – на то она и «витрина социализма».

Прибалтика была родиной советских потребительских нововведений: первая жевательная резинка в СССР появилась в Таллине, первая дискотека – в Риге, первый ежегодный рок-фестиваль – в Тарту, первый «шведский стол» – в Вильнюсе.

Пространство невообразимой для советского человека бытовой свободы и раскрепощённости: первые брачные объявления в газетах, первые телетрансляции концертов Высоцкого и Пугачёвой.

И при всём потребительском буме – форсированная индустриализация и ускоренное инфраструктурное развитие. Союзный центр строил Прибалтике лучшие в стране автомобильные дороги, мирового класса морские порты, собственную атомную станцию.

Структура экономики у «трёх прибалтийских сестёр» была такой же, как и у Беларуси: 60 % экономики составляла промышленность. Но Белорусская ССР только с промышленностью и ассоциировалась, нося в Советском Союзе гордое звание «сборочного цеха» СССР.

Прибалтика у советского обывателя славилась в первую очередь не производством, а потреблением: кафе-морожеными, пляжами, варьете, санаториями и эстрадными фестивалями.

Сделали ли колоссальные инвестиции Прибалтику полностью лояльной Советскому проекту, как Беларусь? Нет, не сделали. «Советская Скандинавия» от особенного отношения к себе привыкла считать себя эталоном и совершенством, а после – вовсе недостижимым идеалом, место которого – в «свободном мире», а не в одном государстве с «совками».

Антисоветские настроения в Литве, Латвии и Эстонии, уйдя в глубокое подполье, остались такими же массовыми, а рост социального благополучия и появившийся снобизм по отношению к другим советским республикам только создавали для этих настроений материальную и идейную базу.

Дотационной природы своего резко повысившегося благосостояния в Прибалтике не понимали, щедрой финансовой поддержки не ценили. Власти Латвийской ССР, например, с гневом отвергли предложение Центра построить в Риге метро.

К огромным производствам относились как к «советским монстрам», отравляющим хрустально чистую местную природу и загрязняющим свежий балтийский бриз. Рабочих, инженерно-технических работников и учёных, прибывающих из других советских республик для строительства заводов, портов и скоростных магистралей, считали колонистами, навязываемыми «оккупантами» для закрепления за собой балтийских территорий.

Правящие Компартии Литвы и Эстонии (Латвии в значительно меньшей степени, сказывалось наследие латышских стрелков) были самоизолированы от КПСС и замкнуты исключительно на удовлетворение интересов своих республик, только из формальности интересуясь общими проблемами СССР. При первой же подвернувшейся возможности они взяли курс на выход своих стран из Союза и восстановление независимости.

Прибалтика никогда не была полноценной частью Советского Союза, и чем больше в неё вкладывал союзный Центр, тем больше она отдалялась от советской цивилизации.

Беларусь же с самого начала была неотъемлемой частью Советского проекта. Поэтому в перестройку Прибалтика первой побежала из СССР, а Беларусь даже после развала Советского Союза превратить в Прибалтику не удалось.

7. От Беловежской пущи к Батьке Лукашенко. Как Беларусь не смогла стать Прибалтикой

Процесс распада СССР развивался по общему для всех советских республик, кроме РСФСР, шаблону. В зрелую перестройку гуманитарная национальная интеллигенция начинала публично оспаривать фундаментальные идеологические основы советского строя, на основании общего пафоса ниспровержения организовывалась в демократические движения, выставляла на щит загнанный за десятилетия советской власти в глубокое подполье местный национализм и от призывов к «национальному возрождению» быстро переходила к призывам к выходу из состава СССР.

На следующем этапе союзником национальной интеллигенции становилась местная партийная номенклатура, в республике за республикой приходившая к выводу, что растущие слабость и бессилие союзного Центра и очевидная тенденция к распаду страны даёт им уникальную возможность стать полными и неограниченными суверенами на контролируемой территории.

Поэтому пламенные ленинцы, теоретики марксизма-ленинизма, секретари по идеологии республиканских ЦК и просто заведующие партхозактивом враз вспоминали о своих национальных корнях, облачались в разного рода вышиванки и присоединялись к антисоветским движениям в их требованиях независимости.

После принимались декларации о государственном суверенитете, затем – о независимости и выходе из состава СССР; силовики переподчинялись местному сепаратистскому руководству, союзный Центр один за другим лишался всех инструментов политического влияния в непокорных республиках. На завершающем этапе следовало официальное признание международным сообществом новых независимых государств.

Весь процесс занял менее четырёх лет: 1988–1991 годы.

Образцом и идеальной моделью борьбы за выход из состава СССР для советских республик служили «три прибалтийских сестры». Первым антисоветским движением национальной интеллигенции стал литовский «Саюдис» – «Движение за перестройку» во главе с профессором Вильнюсской консерватории Витаутасом Ландсбергисом.

За несколько месяцев после учредительного съезда в 1988 году численность «Саюдиса» выросла до 200 тысяч человек, весной 1989 года сепаратистское движение триумфально победило на выборах в Верховный Совет СССР, а к концу года за независимость Литвы высказалась и Коммунистическая партия Литовской ССР во главе с Первым секретарём А. Бразаускасом.

На следующий год Верховный совет Литовской ССР принял Акт о восстановлении независимости, и далее Литва вплоть до августовского путча боролась за фактическую независимость от Москвы.

Специфика Беларуси с самого начала перестроечного движения проявилась во влиянии на местных националистов соседней Литвы и отторжении обществом и государственными структурами белорусского национализма и идеи выхода Белорусской ССР из Советского Союза.

Первый митинг местного аналога «Саюдиса» – Белорусского народного фронта за перестройку «Возрождение» – был разогнан милицией с применением слезоточивого газа. Центром активности сепаратистского националистического движения стала Литва: учредительный съезд БНФ был проведён в Вильнюсе. На выборах депутатов Верховного совета СССР и Верховного совета Белорусской ССР «Возрождение» выступило неудачно: в отличие от прибалтийских Народных фронтов лозунги БНФ не пользовались массовой поддержкой у населения.

Советская Белоруссия в роковые годы распада СССР плелась в хвосте событий, не проявляя инициативы и вынужденно подчиняясь общей тенденции. Не национальная окраина уходила от Центра, а Центр уходил от окраины: декларация о государственном суверенитете Белорусской ССР была принята в ответ на принятую за несколько дней до этого декларацию о государственном суверенитете РСФСР. На всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, который бойкотировали прибалтийские республики, 83 % белорусов высказались за сохранение СССР.

Окончательное решение о следовании в общем фарватере на независимость белорусская коммунистическая номенклатура приняла только после провала августовского путча и запрета в России КПСС. В декабре 1991 года в белорусской Беловежской пуще председатель Верховного совета Белорусской ССР Станислав Шушкевич совместно с президентами России Борисом Ельциным и Украины Леонидом Кравчуком денонсируют Союзный договор 1922 года и объявляют о роспуске СССР.

Бывшее коммунистическое руководство начинает национально-государственное строительство по общим для всех постсоветских республик лекалам. Белорусская ССР переименовывается в Республику Беларусь, устанавливается правопреемство с Белорусской народной республикой и более отдалённое неофициальное – с Великим княжеством Литовским. Государственным флагом становится бело-красно-белый стяг БНР – символ белорусских коллаборационистов; государственным гербом – Пагоня, герб Великого княжества Литовского.

Белорусский национализм становится господствующей идеологией взамен марксизма-ленинизма. Его носители отказываются от вклада белорусского народа в Победу над фашизмом в Великой Отечественной войне, предлагая взамен этому народу стандартную для Восточной Европы интерпретацию Второй мировой как череды нацистской и советской оккупаций.

Белорусский язык объявляется единственным государственным; русский язык выдавливается из официального обращения и обихода как имперский lingua franca, несущий угрозу существованию «беларускай мовы». Советский период истории замазывается сплошной чёрной краской и провозглашается проклятыми годами.

Стандартно для бывших советских республик коллапс социалистической экономики, распад Советского Союза, появление границ и разрушение старых хозяйственных связей вызывают в Беларуси экономическую и социальную катастрофу. Белорусские заводы простаивают, люди остаются без средств к существованию, нововведённая национальная валюта сразу же обесценивается, зарплаты и социальные выплаты не выдаются.

Шушкевич предлагает решать существующие проблемы либерализацией цен, «шоковыми реформами» по рецептам советников МВФ и приватизацией предприятий.

Предел происходящему положили сами белорусы, повернувшие свою историю вспять и выбравшие президентом Республики Беларусь директора совхоза «Городец» Шкловского района Могилевской области Александра Лукашенко.

Основатель Белорусского народного фронта Зенон Позняк и подписант Беловежских соглашений Станислав Шушкевич на выборах 1994 года не вышли во второй тур, заняв соответственно третье и четвёртое место. А набравший во втором туре более 80 % голосов оппозиционер Лукашенко был единственным депутатом Верховного совета Белорусской ССР, не поддержавшим ратификацию Беловежских соглашений о распаде СССР.

Во время предвыборной кампании Лукашенко говорил, что Беларусь находится на краю пропасти, говорил об уничтожении Советского Союза как о величайшей катастрофе, обещал запустить заводы и возродить экономику, восстановив для этого утраченные связи с Россией.

После избрания Александра Лукашенко президентом начался стремительный отход Беларуси от общей для всех стран Восточной Европы и особенно бывших советских республик Прибалтики модели развития. Новый президент сразу же провозгласил курс на сближение с Россией и другими бывшими советскими республиками.

Лукашенко делал сенсационные по тем временам заявления, что Москва – это столица не только России, но и Беларуси, что, приезжая в Москву, он приезжает не в столицу соседнего государства, а в свою столицу, которой белорусов лишили в 1991 году.

Всего через несколько месяцев после прихода Лукашенко к власти созданы платёжный и таможенный союзы между Беларусью и Россией, подписана военная доктрина между двумя странами и начато строительство Союзного государства.

Идеологические основы подлинной Беларуси были закреплены результатами референдумов 1995 и 1996 годов. За экономическую интеграцию с Россией и русский язык как второй государственный на референдуме 1995 года проголосовали 83 % белорусских граждан. Более трех четвертей белорусов высказались за отказ от националистической символики и замену бело-красного флага и Пагони флагом и гербом, сходными с государственной символикой Белорусской ССР.

На референдуме 1996 года 88 % граждан Беларуси высказались за перенесение Дня независимости Беларуси с 27 июля – даты принятия Верховным советом декларации о государственном суверенитете Белорусской ССР, на 3 июля – день освобождения Минска от гитлеровских захватчиков в Великой Отечественной войне.

После распада Советского Союза из Беларуси попытались сделать Прибалтику и не смогли: пережив жесточайший кризис 1991–1993 годов, Беларусь вернулась к самой себе.

За пару лет белорусское общество отторгло националистическую прозападную модель развития стран Балтии, отказавшись от приватизации, глобализации, либерализации, ксенофобии, русофобии – словом, от всего того, что на постсоветском пространстве принято называть «европейский выбор».

Беларусь установила правопреемство с Белорусской ССР, отвергла националистическую символику, поставила задачей сохранение промышленности, ввела два государственных языка, никого не объявляла негражданами и не выдавливала из страны, отказалась от членства в ЕС и НАТО в награду за разрыв отношений с Россией, предприняла первые попытки возродить разрушенные после распада СССР интеграционные связи.

В первую очередь заслуга за возвращение Беларуси самой себе принадлежит президенту Александру Лукашенко, который, как теперь уже точно можно сказать после 23 лет его пребывания во главе страны, является выдающимся историческим деятелем. Однако, как ни велика роль личности в истории, один человек не смог бы отвести Беларусь от края пропасти и вывести её из тупика национализма, если бы за ним не стоял белорусский народ.

Если Лукашенко смог прийти к власти и удерживать её десятилетиями под колоссальным внешним давлением, то это не потому, что «Батька» – «последний диктатор Европы», построивший авторитарный режим, а потому что он делал ровно то, что ждала от него Беларусь.

Лукашенко создал Союзное государство с Россией, вернул празднование Дня Победы 9 мая, сделал русский язык вторым государственным, спас от ликвидации и запустил производство на остановившихся советских заводах не потому, что он «диктатор», «совок» или «агент Кремля», а потому что этого хотел от него белорусский народ.

Он не мог этого не делать, потому что иначе он не был бы подлинным лидером нации, не имел бы легитимности и не выдержал бы давление Запада, не способного простить неподчинение. Если «Батька» выдержал и не сломался, то только потому, что он выполнил миссию настоящего белорусского лидера: вернул Беларусь самой себе.