Текст книги "Папирус"

И всего за две недели было вырыто искусственное озеро Биркет-Абу, шириной в 1.920 и длиной в 4.776 царских локтей, наполненное водой, засаженное лилиями, заполненное рыбой и окружённое цветущими насаждениями.

И тогда Тия превзошла жрецов Мут необычностью и царским очарованием.

Это был апогей имперского могущества Египта, в который стекалось богатство всего известного окружающего мира.

В гаванях Дельты стояли корабли всех стран и народов, нагруженные товарами и данью, дарами людей и дружеских государств.

Многие из них плыли для разгрузки вверх по Нилу к Фивам.

В Египет свозилась мебель, обитая золотом или сделанная из драгоценного дерева, с отделкой слоновой костью; колесницы, инкрустированные золотом и серебром; кони ценнейших пород; бронзовое оружие и доспехи, отделанные золотом; золотые и серебряные сосуды изысканной работы; многоцветные и искусно разрисованные ткани; лучшие дары полей, садов, виноградников, фруктовых садов и пастбищ Палестины и Сирии; благовония, ароматизированные сорта дерева, духи; серебро и золото из Азии и Судана; высокие стволы кедров с гор Ливана; гончарные изделия из Микен и дикие животные с прибережья и из глубин Африки; и многое другое.

Всё это свозилось не только кораблями, но и наземными караванами.

С таким бесчисленным богатством Аменхотеп III-ий строил храмы и дворцы, возводил множество статуй, в том числе своих.

Но по мере того, как фараон старел, его характер становился всё более неровным, особо проявляясь в деспотизме.

Потакая своим слабостям и похоти, он «женился» на своей дочери Ситамон, поместив её в свой личный гарем.

Вряд ли это свершилось с согласия Тии, матери ребёнка.

Ведь она была ещё и ревнивой и мстительной женщиной.

На закате правления Аменхотепа III-го царь Тушратта II-ой предложил ему также и свою дочь Таду-Хебу (будущую Нефертити):

– «Твои посланники прибыли, чтобы взять её и сделать госпожой Египта.

Я читал и перечитывал табличку, переданную мне, и вслушивался в каждое твоё слово.

Твои слова пришлись мне по душе.

Я возрадовался, будто поговорил с тобой.

Я праздновал день и ночь.

Я отправляю её тебе как твою жену и госпожу Египта, и будем мы теперь единым целым.

Да поможет ей удовлетворить все желания моего брата моя богиня Иштар – владычица всех земель, и Амон – бог моего брата.

Ты увидишь: она созрела и создана для услаждения моего брата».

Аменхотеп III-ий Великолепный демонстрировал и другие странности своего поведения.

Предаваясь разврату и прихотям, он иногда изображал себя в женских одеяниях.

Хотя не один раз до этого императорский трон занимали извращенцы, но до него фараоны никогда не изображались в обычной одежде, тем более в женской.

Со временем фараон-охотник обратил свой интерес к тому, что позже называлось «греческой любовью», хотя в Персии, Вавилонии, Иудее и Египте, в отличие от Греции, к гомосексуализму относились с презрением.

Жизнь Аменхотепа III-го, заполненная грандиозным строительством, многочисленными дипломатическими контактами и торговыми отношениями со странами Западной Азии и островами Средиземноморья, к концу его царствования стала фараону не в радость.

В 1352 году до н. э. получив на очередной охоте тяжёлое ранение от разъярённого льва, он усугубил и прежние свои болезни – артрит, ожирение и зубную боль, – долго, тяжело и безнадёжно болея.

Проправив 38 лет, уже фактически отошедший от управления страной, Аменхотеп III-ий скончался в мучительных болях.

Узнав о его кончине, иностранные цари, поддерживавшие дружественные отношения с Аменхотепом III-им, выразили глубокую скорбь.

Митаннийский царь Тушратта II-ой сообщил его сыну Аменхотепу IV-му, жившему в то время в Митанни:

– «Когда я услышал, что мой брат Ниммурейя ушел за своей судьбой, в тот день я сел и заплакал. В тот день я не взял ни еды, ни воды.

Тушратта – митаннийский царь, Аменхотеп – египетский царь, они любят друг друга безмерно».

Своё послание он направил и в Египет вдове фараона.

После смерти мужа царица Тия на короткое время, несколько месяцев, стала единственной правительницей Египта.

Но вскоре внезапно на престол взошёл, будто бы неизвестно откуда-то взявшийся, словно неожиданно воскресший и появившийся, их теперь единственный из сыновей Аменхотеп IV-ый.

На всех многочисленных огромных семейных портретах, на которых Аменхотеп III-ий живописал себя со своей семьёй, не было изображения сына, кроме жены Тип и их трёх младших дочерей.

Ведь до этого Аменхотеп IV-ый практически не был известен в Фивах и в Египте. Своё детство и юность он провёл в странствиях по территориям других стран Востока, живя вдали от родины, в царстве Митанни.

В период царствования его отца о наличии сына вообще нигде не упоминалось, и даже никогда и ничего не было слышно.

А история этого была связана с тем, что во второй половине правления XVIII-ой династии египетских фараонов было принято вопрошать оракула о царском преемнике.

Ни до этого, ни, тем более, после этого, такой практики больше не существовало.

Поскольку во времена XVIII-ой династии Фивы были столицей Верхнего и Нижнего Египта, то жрецы Амона из огромного храма в Карнаке, заимев особую власть, в сущности, управляли монархией, а сам оракул непосредственно влиял на фараона.

В то же время оракулы в Гелиополе, в верховьях Дельты, в храме Ра и в Гизе утратили своё былое значение и влияние.

Поэтому после смерти старшего сына Тутмоса и рождения следующего сына Аменхотеп III-ий посоветовался с оракулом Амона в Фивах об этом своём следующем наследнике, о династической преемственности, и вообще, он хотел услышать, что предназначено ему и его потомкам.

Фиванский оракул, выполняя волю жрецов Амона, мечтающих в будущем посадить на трон, через брак с одной из будущих дочерей фараона, своего человека, известил Аменхотепа III-го о том, что его сын в будущем убьёт его.

Находясь в замешательстве от противоречия между естественной любовью к своему ребёнку и искренней верой в предначертания оракула, Аменхотеп III-ий решил взамен умерщвления своего сына отдать его одному из своих самых преданных слуг с «чистыми руками» Пареннеферу и выслать из страны.

Вот он и отправил их в изгнание из Египта к родственникам царской четы в дружественное царство Митанни.

Ведь мать Аменхотепа III-го и бабушка Аменхотепа IV-го, Мутемвиа – жена Тутмоса IV-го, тоже была принцессой из Митанни.

С этими, на первый взгляд незначительными событиями, египетское государство, находясь в апогее своего могущества, естественным образом вплотную подошло к квинтэссенции своего развития – Амарнскому периоду.

Глава 4
Амарна

Иногда за великими и значительными делами людей стоят всего лишь пережитые ими в детстве эмоции: любовь и ненависть, увлечение и пренебрежение, принятие и отторжение, привязанность и отчуждение, страдания и удовольствия, страсти и страхи, пристрастия и беспристрастия, радости и огорчения, и многие другие.

Именно они в совокупности стали одними из существенных причин формирования мировоззрения Аменхотепа IV-го, ярко и в полной мере проявившегося в его последующей деятельности.

После изгнания из Египта, несмотря на опасности грозившие ребёнку, он выжил.

Прошли годы, изгнанник вырос, окреп, набрался знаний и умений.

Он всё чаще и глубже стал задумываться о своей дальнейшей судьбе, о возвращении в свою страну, на трон отца.

Некоторые старейшины Египта, знавшие о судьбе наследника умирающего монарха, и не желавшие видеть на троне его жену, по их мнению, выскочку Тию, в результате дворцового заговора поспешили сообщить Аменхотепу IV-му об освобождающемся троне отца и пригласили поскорее возвратиться в Египет, чтобы потом возглавить страну.

И в царство Митанни был направлен личный посланник Анена – второго пророка Амона в Карнаке и брата царицы Тии.

Тот не хотел видеть на троне Египта свою сестру, склоняясь к кандидатуре своего племянника Аменхотепа IV-го.

На нескольких колесницах совсем немноголюдная дипломатическая миссия помчалась на север Египта, и далее на северо-восток в царство Митанни, где их ждал законный наследник фараона.

«Дядьке» Пареннеферу не пришлось уговаривать своего подопечного.

Тот давно мечтал о возвращении домой на трон отца. Но в столицу Египта Фивы Аменхотеп IV-ый сумел прибыть только после его похорон.

Через некоторое время Аменхотеп IV-ый занял трон, совершенно ничего не зная о состоянии государственных дел при своём отце, об отношениях с чужеземными правителями, но, зная по рассказам Пареннефера, какими были его отец и мать, и что было в их стране.

Обрадовавшаяся неожиданному возвращению сына, царица Тия уже в 1352 году до н. э. безропотно передала ему свою временную власть.

К радости Аменхотепа IV-го он вскоре получил послание от союзника своего отца царя Тушратты II-го (правил в 1370 – 1350 годах до н. э.) – величайшего монарха, могущественного правителя царства Митанни, давно пришедшего к власти после убитого старшего брата Арташшумары.

В своём ответном послании преданный монарх писал новому фараону:

– «Когда мой «брат» Ниммурия (Аменхотеп III-ий) умер и мне объявили об этом, то я плакал в тот день и сидел посреди ночи в печали, и вино не веселило меня.

Но когда я получил твоё письмо, узнал, что ты, Нафурия, сын великого Ниммурии от его великой жены Тии взошёл на престол, то я сказал себе: Ниммурия не умер! Теперь Нафурия, их великий сын, встал на его место. И он не изменит ничего из того, что было прежде в наших отношениях.

Тия, его мать, бывшая любимой женой Ниммурии, жива, и она передаст их сыну Нафурии, что мы были в прекрасных дружеских отношениях.

И все слова, которые я говорил твоему отцу, твоей матери Тии, известны ей. Никто больше о них не знает.

Но ты можешь спросить о них твою мать. Пусть она расскажет тебе, как дружески он относился ко мне.

С самого начала моего правления, все времена, пока твой отец писал мне, он непрестанно писал о мире. Не было ничего другого, о чём бы он писал мне непрестанно.

Тия знала все слова твоего отца, постоянно писавшего мне.

Именно Тию, твою мать, ты можешь расспросить обо всём, о чём тогда шла речь».

Сначала Аменхотеп IV-ый не порывал с устоявшимися культами, на первых памятниках своего царствования он ещё молился Амону.

Но на втором году своего правления он ушёл от поклонения старым богам, приступив к строительству огромного храма Атона, причём в самом центре храмового ансамбля в Карнаке, на территории главного святилища Амона, бросив тем самым вызов могущественным жрецам бога Фив.

Аменхотеп IV-ый считал себя единственным и принадлежащий Ра.

Он вообще считал, что создал себя сам, как Ра.

Но само Солнце почиталось в нескольких образах.

Оно было и в Хепри – восходящем Солнце; и в Ра – дневном светиле; и в Атум – в вечернем Солнце.

Когда же речь шла о видимом солнечном диске – это был уже один образ.

В этом виде к Солнцу обращались уже как к богу Атону.

А уж солнечный диск-то никак не был связан со жрецами культа Амона.

Ещё фараоны XVIII-ой династии, обратившие к Атону своё внимание и поклонявшиеся ему, утверждали, что это бог Атон, а не Амон, помогает им, своим сыновьям, в сражениях, принося победы.

Казалось бы, могучие владыки Египта могли сделать логически вытекающий следующий шаг – заменить Амона Атоном.

Сила была на их стороне. Но никто из предшественников Аменхотепа IV-го на такое не решился, или не счёл нужным.

В широких массах египетского народа до этого всё время господствовала религия многобожия.

Древние египтяне в образах многих богов обоготворяли различные стихии и силы природы, небесные светила, некоторые явления хозяйственной и общественной жизни.

Лишь в Гелиополе возникли представления о едином верховном боге, которого называли Ра-Горахте, т. е. Солнцем, встающем на горизонте в образе Гора.

Этот бог, изображавшийся с головой сокола, был покровителем царской власти.

До этого фараон Аменхотеп III-ий, как и весь народ Египта, поклонялся, в основном, богам Амону, покровителю Фив, и богу, сотворителю всех людей и богов (богу богов) Ра.

Однако, теперь пришедший к власти его сын Аменхотеп IV-ый (правил в 1352 – 1334 годах до н. э.) провёл настоящую революционную реформу.

Пытаясь сломить могущество столичных фиванских жрецов и старой, зажравшейся знати, тесно связанной с культом фиванского бога Амона-Ра, а также с местными номовыми культами, он выступил как смелый реформатор, проведший коренную религиозно-политическую реформу в стране.

Аменхотеп IV-ый запретил культ прежнего государственного бога Амона и культы всех старых богов, подвергнув гонению древнее многобожие.

Теперь имена Амона и других богов Египта уничтожались на всех памятниках.

Были конфискованы фиванские храмовые владения и введён монотеизм, т. е. новый государственный культ одного бога солнечного диска – Атона.

Уже начальная стадия этой реформационной деятельности вызвала сильную оппозицию среди фиванского жречества, что в свою очередь, заставило фараона окончательно порвать со жрецами Амона.

Угнетающая атмосфера заведомо священного города, где были закрыты восемь огромных храмов Амона, откуда было выселено духовенство и смещены с постов знатные лица прежнего царствования, сделала их жизнь в Фивах поистине безрадостной.

А для Аменхотепа IV-го в Фивах не было ничего святого: самую священную для египетского фараона вещь, мемориальную табличку своего отца, он безжалостно разрушил.

Это было равносильно убийству, поскольку, по мнению египтян, человеческая душа может жить после смерти, но не обязательно и не при всех обстоятельствах обладает бессмертным существованием.

Поэтому, после того как человек умирал, его рот должен был быть открыт особым образом, чтобы освободить душу и возродить её для новой жизни.

Отверзение уст мумии фараона проводилось под заклинания:

 
Мой рот открыт Птахом.
Мой связанный рот освободил мой бог.
Тот пришёл и полностью обеспечил заклинаниями.
Он освободил меня от Сета, связавшего мои уста.
Атум дал мне руки.
Он как мои защитники.
Мои уста, данные мне,
Мои уста открыты Птахом Металлическим резцом,
Которым он отворил уста богов.
Я Сехмет-Ваджет, живущий в западных небесах.
Я Сохит среди вознёсшихся душ.
 

Но, уничтожая имя и надгробие, человек мог похитить мёртвого у вечности.

Ведь в Древнем Египте уничтожение личного имени человека означало уничтожение самого человека.

Следовательно, то, что сделал Аменхотеп IV-ый со своим отцом, которого он практически никогда не видел, в глазах египтян было равно убийству или даже хуже.

Убитого человека могли воззвать к жизни в Полях Блаженства, но если он был убит там земным способом, то он не имел дальнейшего существования.

Святотатство по отношению к своему небесному отцу и его земному родственнику могло повлечь за собой слова оракула, в которых фараон был бы проклят за отцеубийство.

Однако Аменхотеп IV-ый, которому в раннем детстве грозила смерть, пребывал в глубокой обиде и даже ненависти к своему отцу, который, зная об уготованной им судьбе своему наследнику, всё же следуя предсказаниям оракула, выставил сына из дворца, отправив в изгнание, обрекая на муки и скитания, а возможно и на смерть.

Он испытывал злое и мстительное чувство и к божеству Амону, оракул которого и стал причиной его изгнания из царского дома.

Поэтому в самом начале своего царствования он, прежде всего, и повелел везде уничтожить память об отце, приказав стереть его имя повсюду и со всех надписей.

И по приказу Аменхотепа IV-го эти упоминания об его отце были стёрты со всех надписей и монументов.

События, сопутствовавшие раннему детству Аменхотепа IV-го, логически обосновали не только его враждебное отношение к отцу, к Фиванскому оракулу, к жрецам Амона, к самому богу Амону, но и к столице Египта и к иерархии, господствовавшей в Фивах и во всей стране.

Это отношение и явилось первоначальным истоком его будущей реформы, в которой отчётливо прослеживался бунт против отца, или, точнее, против памяти о нём.

Стирая имя отца, он пытался стереть и память о его правлении, не смотря на то, что уничтожение личного имени человека, то есть его Ка, его души, также вело и к его разрушению в загробном мире.

В этом «очищающем» действе высвечивалась и скрытая ненависть сына к своему отцу, в противовес сильному влечению к своей матери Тии, как это бывает у многих невротиков, и желание обладать ею.

Её он воспринимал лишь как красивую женщину, а не как свою мать.

Когда много лет спустя Тия умерла, Аменхотеп IV-ый не похоронил её рядом со своим отцом – её мужем. Соперничество с отцом за обладание матерью продолжилось и после её смерти.

Поэтому монотеизм Аменхотепа IV-го во многом был всего лишь сублимацией его ненависти.

Вместо отца он поклонялся Солнцу, его диску – единственному светилу дневного неба.

Корни его религиозной реформы лежали в отрицании его родственной связи.

Вместо неё он создал возвышенный идеал силы.

Каким бы ни был истинный или скрытый источник его религиозных новаций, Аменхотеп IV-ый всё равно остался в истории, как великим реформатором, так и пророком.

Таким образом, он явился предшественником монотеиста Моисея и в ещё большей степени – предшественником Христа.

Направленные на установление единобожия и внешне воспринимаемые как религиозные, эти реформы Аменхотепа IV-го имели также глубокий социальный и политический смысл.

Монархия и теократия столкнулись в непримиримой борьбе.

В результате появилось новое, преданное новому фараону, жречество.

Аменхотеп IV-ый решил завершить разрыв и вернуть Фивы к тому состоянию, в каком они находились до начала Нового царства и культа Амона, как верховного бога.

В своей борьбе с прежним высшим фиванским жречеством он, несомненно, опирался как на идеи единобожия, так и на гелиопольское жречество, поначалу выдвинув в противовес богу Амону культ древнего бога Солнца Ра-Горахте.

Однако в этих своих начинаниях он опирался не только на гелиопольское жречество, но и на средние слои населения, из которых пополнялись ряды чиновников и придворной аристократии, теперь целиком обязанной фараону своим возвышением.

Его реформы должны были подорвать огромную роль прежней жреческой верхушки в жизни египетского общества.

Находясь на вершине политического могущества, Египетское государство во главе с фараоном Аменхотепом IV-ым пыталось изменить традиционные в последнее время правопорядки, ведущие к фактическому ограничению самодержавной власти фараона со стороны жречества бога Амона.

И, в результате начавшейся реформы, центральная власть укрепилась.

Во многом это было обусловлено особенностью положения обновлённого господствующего класса Египта, его стремлением к тесной связи с государственной властью.

Положение и благосостояние его представителей естественно во многом зависело от того, какое место они занимали в должностной иерархии, насколько были близки ко двору фараона.

А к этому господствующему классу, чья роскошь была обычным явлением в Египте, принадлежали рабовладельцы, землевладельцы, придворная и номовая знать, многочисленное жречество и военная верхушка страны.

Именно они получали все выгоды от успешных завоевательных походов, развитого сельского хозяйства и процветающего ремесленного производства.

Одновременно с этим, особенностью новой эпохи явилось расширение господствующего класса за счёт включения в его состав выходцев из средних прослоек египетского общества.

Это было вызвано усложнением объёма и функций государственной власти в связи с созданием огромной Египетской империи, развитием хозяйства страны и возросшими общественными потребностями.

Для большей централизации и повышения эффективности управления страной Египет теперь был поделён на две естественные исторические части – Северный и Южный Египет – во главе с наместниками фараона.

Управление номами от наследственных номархов перешло в руки чиновников, при которых находился писец и особая палата.

Городами и крепостями стали управлять начальники, непосредственно назначаемые фараоном.

Для управления всем этим стал назначаться верховный сановник – чати, в руках которого сосредоточивалось всё управление страной.

Он ведал придворным церемониалом во дворце, контролировал все бюрократические службы в столице, распоряжался земельным фондом страны и всей системой водоснабжения.

Ему принадлежала и высшая военная власть.

Он управлял всеми крепостями, набирал войско и командовал флотом.

В его руках также был верховный судебный надзор, всё податное и местное управление.

И над всем этим на вершине иерархической лестницы на своём троне, пока в Фивах, восседал новый фараон Аменхотеп IV-ый.

Со временем, в процессе проводимой им грандиозной религиозной реформы, он, вместо покинутого города Фивы – этого оплота культа Амона-Ра, сделал столицей вновь отстроенный город Ахетатон («Небосклон Атона», современный населённый пункт Эль-Амарна в 287 км к югу от Каира).

Затем он переехал туда со всем своим двором, одновременно поменяв своё имя на Эхнатон, означающее угодный, благой Атону.

Этот, начавшийся период развития Египта, протяжённостью всего, примерно, в двадцать пять лет – в основном во время правления, в течение чуть более семнадцати лет, фараона Аменхотепа IV-го (Эхнатона), – явился наиболее интересной эпохой на протяжении долгой египетской истории, и вошёл в мировую историю, как Амарнский.

Этот период, как изменивший некоторые устоявшиеся каноны, отбросивший сковывающие путы традиционализма и давший новый толчок в творчестве, характеризовался и развитием всего египетского искусства.

В это время наметился отказ от ряда канонических форм, в том числе от идеализированного образа самого фараона и его ближайшего окружения, проявились новые веяния в художественном творчестве древних египтян.

В Амарнский период египетское искусство отказалось и от многих других условностей.

Впервые появляются изображения бытовых сцен из жизни царской семьи.

Фигуры стали изображать в более раскованных позах, что резко контрастировало с прежними жёсткими канонами.

Кроме темы Бога, – центральной темы древнеегипетского искусства, – существовало и множество других тем.

До этого их искусство базировалось на основных представлениях о природе, которые в то время были ограничены жёсткими рамками условностей в изображении эмоций и мимики людей.

Всё это придавало, насчитывающему две тысячи лет, классическому искусству Древнего Египта, в период его Амарнского расцвета, прелестную наивность, а в более поздние времена упадка – непревзойдённый шарм и доступность.

Теперь было разрешено изображать в реалистической манере и сцены повседневной жизни.

Чаще всего это были земледельческие работы, ловля рыбы и охота.

Ремесленники были запечатлены за работой в своих мастерских, писцы при исполнении своих обязанностей.

Однако не содержание и не техника исполнения являлись основной характеристикой египетского искусства, а исключительная изысканность и вкус.

До этого на протяжении примерно двух тысячелетий египетские художники успешно работали в рамках классической традиции.

И эта сила и прочность отечественных традиций, являвшихся наиболее древними и живучими в истории, до этого никогда не ослабевала.

Однако созданные египтянами в тот период произведения всегда выглядели поверхностными и экзотичными.

Египетское искусство того времени внесло большой, скорее теоретический, чем художественный, и существенный вклад в будущее: в процессе вырезания и изображения огромных фигур на стенах гробниц и храмов оно выработало классические каноны пропорций человеческого тела, которые потом через греков проникли и в западноевропейское искусство.

Хотя религиозный переворот Эхнатона был чисто мировоззренческим и не имел глубоких социальных корней, однако он оставил заметный след в искусстве страны, выразившийся, прежде всего, в отходе от обязательных требований канона любви к земной жизни.

При нём в искусстве Египта впервые появляется пейзаж, прославляется красота природы.

В самый разгар религиозной реформы Эхнатона в старой столице Фивах завершается строительство главного храма теперь единственного бога Египта Атона.

В основном именно из-за этого старые местные храмы начали приходить в запустение.

А в честь бога Атона, наоборот, по всей стране строились многочисленные новые роскошные храмы.

Сам Эхнатон посвятил Атону своё стихотворение:

 
Когда ты заходишь на западе в Земле Заката,
Земля погружается во мрак и как будто умирает.
Земля оживает, когда ты восходишь в Земле Восхода,
Когда ты, Атон, сияешь днём.
Потому что ты рассеиваешь мрак,
Потому что посылаешь свои лучи.
Две земли веселятся.
Пробуди их, чтобы они встали на ноги.
Очищены тела их и одеты.
Их руки приветствуют твоё появление.
 

Но теперь уже новый храм Атона, построенный в Карнаке в окружении сооружений, посвящённых иным богам, и на чьё создание ушло примерно пять первых лет царствования, не устроил фараона.

И к 1347 году до н. э., на найденном на восточном берегу Нижнего Нила пустом месте, «которое не принадлежало никакому богу, и никакой богине…», Эхнатон завершил строительство своей новой столицы Ахетатон – для «своего отца, бога солнечного диска Атона», куда он и переезжает.

В этой своей новой столице, вдалеке от Фив с их закрытыми храмами и безработным духовенством, Эхнатон вёл безмятежную жизнь властителя, обожаемого подданными, в кругу своей семьи, в живом общении с дипломатами и послами.

Участвуя в храмовых богослужениях, он путешествовал со своей женой, царицей Нефертити, в золотой колеснице, осыпая своих фаворитов поистине царскими дарами.

Позднее в своих преобразованиях Эхнатон заручился расположением самого старого на земле Египта оракула Она – Гелиопольского со Сфинксом в Гизе – и поддержкой его жрецов.

С этим закончилось почитание Фиванского Сфинкса, ассоциировавшегося с оракулом из Фив, который навлёк на Эхнатона роковую судьбу – изгнание и возможную смерть, которую тот чудом избежал.

Изображение этого Сфинкса – свирепой крылатой женщины на скале возле Фив – было разрушено, а сам он опрокинут с западного холма, недалеко от храма царицы Хатшепсут.

После этого Эхнатон, кстати, взявший себе это имя лишь спустя некоторое время после восхождения на трон, стал называть себя, как «Выживший, чтобы жить долго», взяв себе прозвище: «Живущий в истине».

Этот фараон, живущий в истине, проводя реформы, имел свою идею, философию жизни и этическую концепцию.

В этих личных отношениях между человеком и его божеством было что-то новое, нечто такое, что не выражалось в такой степени прежде в египетской религии.

В гимне Атону Эхнатон выразил своё томление по союзу с ним:

 
Твои лучи…, они окружают землю…,
ты скрепляешь своей любовью…
Хотя ты далеко, лучи твои на земле…
Когда ты посылаешь свои лучи на землю…
Все деревья и растения расцветают…
Птицы порхают, возносят свои крылья, поклоняясь тебе…
Ты тот, кто создаёт мужчину-дитя в женщине,
кто создаёт семя мужчины.
О ты, солнечный бог, чья власть другим недоступна…
Ты только своей силой создаёшь красоту формы,
ты пребываешь в моём сердце.
Нет никого, кто знает тебя, кроме твоего сына Эхнатона.
Ты дал ему мудрость своей волей и своей мощью…
Ведь ты долговечность… Тобой живет человек,
и глаза людей взирают на твою красоту…
С тех пор, как ты создал землю,
ты возвысил их для твоего сына,
который явился прямо из твоего лимба,
царя, живущего в истине…
 

Эхнатон в своём эгоизме рассматривал себя, как венец творения.

Он считал, что лишь ему одному был ведом Создатель, а все люди живут только для него – «сына Атона».

Эхнатон стал первым в мире идеалистом и первым в мире индивидуалистом, первым пророком и первой личностью в человеческой истории, самым гениальным и замечательным из фараонов.

И он показал всем, как должен чувствовать поэт, чему должен учить учитель, чего следует добиваться художнику, во что верить учёному, и о чём думать философу.

Он испытывал необычно сильное чувство как по отношению к природе, так и по отношению к её создателю.

В своём гимне Солнцу он писал:

 
Цыплёнку в яйце, который зарождается под скорлупой,
Ты даришь внутри неё дыхание, чтобы взрастить его;
Ты назначил для него время пробить себе путь из яйца,
Чтобы явиться в свой черёд, и так он идёт на своих лапках…
 

Эхнатон чувствовал себя избранником, единственным сыном божества, ради которого был создан весь мир.

В то время, когда во всем мире ещё господствовали суеверия, в Египте, где многими веками до этого была создана сложнейшая и самая развитая политеистическая религия, Эхнатон создал своё – монотеистическое учение, которое по своей чистоте уступало лишь христианству.

Он стал первым, кто правильно понял природу божественного.

Это хорошо прослеживается по его молитве, посвящённой его единственному богу Атону:

 
Бог нашего сердца, Бог нашего понимания, никто Тебя не знает.
Ты делаешь нас мудрыми через познание Твоих законов и Твоей Силы.
Мир в Твоих руках таков, каким Ты его создал.
Мы живы, пока жив Ты.
И если бы Тебя не стало, не стало бы и человека.
Ты показываешь Своё великолепие на Востоке символом Света, Жизни и Любви.
И когда Ра встаёт, мы озарены и знаем, что живы.
Когда он спускается к Западу, закат напоминает нам о конце жизни.
С той поры, когда Ты создал Землю, Ты поднял своих детей до Себя, дабы они могли вечно жить в Знании.
Многочисленны Твои творения.
Они сокрыты от наших глаз до той поры, пока Ты этого желаешь.
Благослови наше присутствие в храме Твоего Имени, чтобы мы могли познать истину и постичь Твои тайны.
Да будет так!
 

В эпоху непрекращающихся войн он выступил с первой в истории человечества проповедью мира; и, пока сердца его подданных всё ещё прельщались блеском военных побед и величия, он намеренно отвернулся от всего героического.

Эхнатон со своего трона проповедовал мир, любовь, простоту, честность и искренность.

Он подал пример того, каким должен быть муж и отец, и просто честный человек.

Этот фараон стал первым гуманным фараоном и первым человеком, в сердце которого не было места варварству.

За исключением времени восхождения на трон, он не был жестоким и мстительным, как большинство других египетских царей и фараонов.

Он вообще никогда и ни с кем не воевал, и даже стал терять ранее завоёванные предками территории.

При нём прекратились человеческие жертвоприношения, смертные казни людей, и охота на животных ради забавы, как, например, было при его отце – заядлом охотнике, убившем множество львов, других животных и птиц.

При Эхнатоне изображались только сцены мирной жизни зверей и птиц.

Видимо тяжёлое детство, лишения и болезни в начале жизненного пути, а также отсутствие родительской ласки и внимания, сказались самым пагубным образом на здоровье, привычках и характере нового правителя Египта.