Текст книги "Юность"

Днём он в основном играл в футбол и другие дворовые спортивные игры, вечерами иногда собирал школьных товарищей на бильярд, но те собирались недружно, поэтому результаты этих игр шли в запас на последующие турниры.

По вечерам, а иногда и днём, он смотрел по телевизору детские и взрослые художественные фильмы.

Всей семье понравился фильм Георгия Данелия «Я шагаю по Москве», вышедший на экраны ещё в апреле. В нём они увидели знакомые с детства места Москвы.

В каникулы, да и в другие дни, Платон посмотрел по телевизору художественные фильмы: «Звезда», «Красные листья», «Я сказал правду», из которого взял в свой лексикон крылатое выражение: «Руки на стол!», и другие кинофильмы.

Платон с интересом посмотрел и кинофильмы про Гражданскую и Великую отечественную войны, главными героями которых были и подростки. Это были «Павлик Морозов», «Орлёнок», «Сашко», «Девочка ищет отца» и другие. На эту тему он читал и книги, в частности про Володю Дубинина «Улица младшего сына».

С особой теплотой он вспоминал, как в пионерлагере «Берёзка» в тихий час Грачёв читал им ещё и про приключения Шерлока Холмса, в частности «Пёструю ленту».

Платон с интересом читал и исторические приключенческие романы, в частности он прочитал книги Вальтера Скотта «Ричард – Львиное сердце» и «Айвенго».

Ему надолго в память врезался не только образ главного героя, но и его возлюбленной Ровены, их короля Ричарда Львиное сердце и замок Торкильстон. Они будили воображение юноши и толкали его на сочинительство своих историй, которые вкратце он теперь рассказывал и отцу-пенсионеру, чаще бывавшему в Реутове.

После выхода на пенсию Пётр Петрович с 3 ноября 1964 года остался прикреплённым к поликлинике Госплана РСФСР, и теперь всё чаще пользовался ею.

На своём последнем месте работы в Минфине он за шесть с половиной лет работы до выхода на пенсию пять раз поощрялся персональной премией.

В годовщину октябрьской революции в субботу 7 ноября вся семья Кочетов за завтраком смотрела по телевизору парад и демонстрацию трудящихся. Поедая сочные яблоки, они иногда выглядывали в окно на улицу Ленина, по которой шли редкие колонны местных демонстрантов.

Платон позвонил Гавриловым и через главу семьи поздравил всю их семью с праздником, передав поздравления и от своих родителей. В ответ Александр Васильевич пригласил Платона прямо сейчас к ним в гости.

Тут же, ещё больше воспрянувший духом юноша, с горящими глазами стал собираться в дорогу. Ещё утром побрившись по случаю праздника, он теперь еще и дополнительно надушился.

Войдя в квартиру к Гавриловым, он персонально поздоровался со всеми и ненадолго уединился с Варей в её комнате, осыпая её поцелуями.

Но вскоре сёстры традиционно попросились погулять с Платоном.

– «Только, пожалуйста, не долго! К обеду не опаздывайте!» – попросила Надежда Васильевна.

В это время последние демонстранты покидали Красную площадь, распределялись по набережным и возвращались домой по улицам, бульварам и переулкам. Поэтому Платон с девчонками, побродив, немного по двору, пошли на Яузский и Покровский бульвары. А там было многолюдно. Все скамейки были заняты отдыхающими демонстрантами, кое-где небольшими компаниями, праздновавшими со спиртным. Кругом валялся праздничный мусор в виде лоскутов лопнувших шариков, отклеившихся бумажных цветов, обрывков газет от бутербродов, пустых бутылок из-под пива, и даже сломанных древков от плакатов. При этом все мусорные урны были переполнены.

В таком окружении их компания поднялась по бульварам и повернула обратно, пройдя мимо закрытого Детского городка, вернувшись к своему дому, свернув во двор и проведя в нём остаток, отведённого им до обеда, времени.

Придя домой, весёлые девчонки отметили накрытый праздничный стол, хмурую мать и находящегося в весьма весёлом состоянии их отца.

Александр Васильевич явно уже крепко отпраздновал один.

Платон сразу оценил психологическую ситуацию, и, чтобы не дать, не дай бог, разразиться семейному скандалу, взял инициативу разговора в свои руки, не раз обращаясь к сёстрам за подтверждением изложенных им фактов, потом со смехом комментируя их.

Его находчивость сначала оценила Варя, а потом и пришедшая в приподнятое настроение Надежда Васильевна.

Оценил поступок потенциального зятя и генерал, после обеда при всех пригласив Платона в свой кабинет на мужские посиделки.

Александру Васильевичу, имевшему трёх дочерей, явно не хватало сына, с которым он мог бы говорить на мужские темы. И он дома страдал от одиночества, всё чаще доверяя свои мысли рюмке.

Надежда Васильевна это понимала, и поощряла визиты мужа к друзьям и их ответные визиты к ним – лишь бы не пили, где ни попадя. Но теперь в их доме появлялся Платон, которому пить было совсем рано, и который, как собеседник, смог бы удержать её мужа от излишеств.

Поэтому она попросила девчонок, а прежде всего, Варю, пока не мешать мужчинам беседовать.

– «Пусть отец отведёт душу с Платоном! Я заметила, что он бывает не только увлекательным рассказчиком, но и очень внимательным, интересующимся и терпеливым слушателем! Не так ли, дочь?» – спросила она Варю.

– «Да, мам! С ним всегда так легко!» – с гордостью согласилась та.

Воспользовавшись тем, что им теперь никто не мешал, генерал, находясь в великолепном настроение и сытом состоянии тела, ударился в воспоминания о своей военной службе. А Платон внимательно слушал, соблюдая этикет, и поощрял его в этом своими уточняющими вопросами.

И Александр Васильевич быстро уловил, что его сейчас слушают не формально, из вежливости, а вполне заинтересовано.

И генерала понесло. Как отцу своего будущего внука или внучки, он доверительно рассказывал Платону такие секретные сведения и ненужные ему сейчас подробности, что вгонял того в краску.

– Как Александр Васильевич так может подробно говорить о своей службе, очевидно выбалтывая многие секреты? Это значит, что он мне безгранично доверяет! Ладно, пусть продолжает! – рассуждал Платон.

Но вскоре ему надоело слушать непонятное, и потому неинтересное, и он постепенно перевёл разговор на футбол и ЦСКА, накануне сыгравший 0:0 в Кишинёве и завершивший чемпионат на третьем месте, с чем Платон и поздравил Александра Васильевича.

– «Платон! А как ты считаешь, завтра тбилисцы сумеют выиграть у «Шинника» и догнать «Торпедо»?».

– «Конечно! Они теперь свой шанс не упустят! И будет переигровка за первое место и они выиграют у «Торпедо»!».

– «А почему ты так считаешь?».

«Так они две недели назад у себя на поле легко обыграли «Торпедо» 3:1! А за такой короткий срок соотношение сил вряд ли сильно изменится!? И потом, «Торпедо» уже было чемпионом, а у тбилисцев это первый шанс. И ещё, «Торпедо» всё время лидировало, а тбилисцы их догнали. Теперь у москвичей поджилки будут трястись, что они упускают чемпионство! К тому же они только что им проиграли! В конце концов, так будет справедливей для нашего футбола!».

– «Я, пожалуй, с тобой соглашусь!».

– А ещё, я так хочу! – про себя молча подумал Кочет.

– «Пап, Платон! Идите чай пить!» – завершила их беседу Варя.

За чаепитием с тортом «Прага» младшая из сестёр Гавриловых вымазалась шоколадом, на что средняя сестра Клава пошутила:

– «Ты у нас стала прям, как негритосина!».

– «Сама ты, как гитосина!» – оставила, как всегда, за собой последнее слово Ксюха, теперь заедая торт сочным яблоком сорта медуница, принесёнными Платоном в их семью в качестве подарка к столу.

А после чая Платона к себе до конца вечера, наконец, забрала Варя.

– «Мама тебе очень благодарна, что ты разговорами отвлёк отца от рюмки! Я, кстати, тоже!» – первым делом поблагодарила она Платона.

– «Так давай теперь от слов перейдём к делу!?» – предложил тот.

– «Давай!» – неожиданно для него согласилась Варя, запирая изнутри дверь на ключ.

– «А твои сёстры?!».

– «А их теперь от телевизора не оттащишь!».

– «Как меня теперь от тебя!» – впился Платон в губы любимой, осторожно обнимая её и прижимая к себе.

Так и миловались они и любили друг друга почти до самого салюта, первыми выйдя из комнаты и предложив всем его посмотреть, не выходя на улицу. А возможности квартиры генерала Гаврилова позволяли видеть салютные залпы над Красной площадью, в центре столицы и в секторе от северо-запада до юга и даже юго-востока, если выйти на балкон.

Но сначала Варе пришлось держать ответ перед Клавой:

– «А что вы так долго не выходили из комнаты? Чем занимались?».

– «Так разговаривали же! Давно ведь не виделись!? Потом я немного вздремнула, а Платон оберегал мой сон, листая журналы! Я сквозь сон слышала шуршание страниц. Это, оказывается, так убаюкивает!?» – ласково улыбнулась Варя своим любопытным сестрёнкам.

После салюта Платон ещё раз поздравил всех с праздником, поблагодарил за угощение, и тепло распрощался со всеми, не забыв младшую Ксюху поднять под потолок и чмокнуть в нос.

Домой он, как никогда, шёл довольный, радостный и сытый во всех возможных отношениях, ощущая себя уже немного мужчиной.

В электричке из Москвы возвращалось довольно много народу, в основном молодёжи. Но на глаза Платону знакомые не попались.

Уже поздно вечером по радио он услышал, что в этот же день президент Йеменской Арабской республики Абдалла ас-Салляль объявил о прекращении в стране военных действий против монархистов.

Оставшиеся дни осенних школьных каникул Платон проводил традиционно. С утра у него сначала были свои любимые занятия за столом, картами и глобусом, или просмотр телефильмов для школьников. Потом, когда кто-то звал его на улицу, – двор, игры, спорт и футбол. А после обеда – опять любимые занятия, книги, или телевизор.

Так что во вторую школьную четверть он вступил отдохнувшим, полным сил и желаний учиться, и с ощущением своего взросления, но немного расслабленным от удач.

Открыткой от 17 ноября Виталию Комарову Кочеты поздравили его с установлением на 19 ноября Дня ракетных войск и артиллерии.

А на следующий день 18 ноября в Ташкенте состоялся решающий матч за первое место в чемпионате СССР. В последних турах тбилисцы всё же догнали «Торпедо», и обе команды набрали по 46 очков.

В красивом решающем матче «Динамо» в дополнительно время обыграло «Торпедо» 4:1 и впервые в истории стало чемпионом СССР.

На гол Щербакова в начале второго тайма Илья Датунашвили ответил двумя голами в его конце и сразу в начале дополнительного времени. Затем пришло время главных звёзд тбилисцев. Сначала Михаил Месхи закрепил успех своей команды, а потом и Слава Метревели с пенальти установил окончательный счёт.

– Ну, вот! Не зря под моим руководством тбилисцы выиграли все пять первых чемпионатов по моему настольному футболу! – радовался за них и за себя Платон.

– А Андрей, засранец, так и не дал мне московское «Динамо» – вот оно и оказалось в середине таблицы! – немного сокрушался он.

А в стране продолжались изменения, связанные у исправлением прежних волюнтаристских решений Н.С. Хрущёва, когда 21 ноября Указом Президиума Верховного Совета РСФСР «Об объединении краевых, областных (промышленных и сельских) советов депутатов трудящихся РСФСР» было отменено, введённое в 1962 году, деление на промышленные и сельские районы, и теперь были восстановлены единые светские органы власти.

Произошли изменения и в семье Эльвины Петровны Комковой, вышедшей замуж за Аркадия Павловича Кузяева, работавшего в научно-исследовательском физико-химическом институте имени Л.Я. Карпова.

Пётр Петрович первым познакомился с новым зятем, являвшимся участником войны. Тот оказался добродушным, весёлым и общительным.

Разменяв свою комнату на комнату единственного соседа в квартире на улице Чайковского, он теперь жил с новой женой Эльвиной в отдельной комнате в квартире с тёщей и её вторым мужем.

В одно из воскресений и Платон побывал в гостях у молодожёнов, увидев и первую жену отца Елизавету Александровну.

Аркадий Павлович и Платон очень понравились друг другу. Старший, всегда любивший похвастаться и удивить собеседника, нашёл в младшем любознательного и внимательного слушателя, умевшего ещё удивляться и главное восхищаться.

Особенно Платона удивил белый пластмассовый кристалл замысловатой формы с гранями, местами специально обточенными и отшлифованными до прозрачности, как стекло, Через одну из его граней под прямым углом, через окно, выходящее на улицу Чайковского, поверх всего старого Арбата были отчётливо видны увеличенные верхушки кремлёвских башен со звёздами.

– «Вот это да! Получается, чтобы это увидеть, не надо высовываться в окно и смотреть в бинокль или в подзорную трубу по прямой линии!?» – искренне восхищался удивлённый Платон.

– «Так здесь ещё и увеличение многократней!» – добавил хозяин.

Поговорили они и о футболе. Аркадия Павловича, как ярого болельщика «Спартака», удивила осведомлённость Платона о сильных и слабых сторонах игры многих игроков его любимой команды.

– «А-а! Так ты, оказывается, сам играешь! Поэтому и понимаешь многое об игре!».

При расставании Пётр Петрович пригласил Аркадия Павлович составить им компанию на лыжах в Сокольниках. Тот согласился. Дело теперь оставалось за зимой.

Мужчины расстались весьма довольные друг другом.

– Да, скоро зима! Лыжи! – мечтательно подумал Платон.

А пока заканчивалась осень. Теперь она давно была далеко не золотой, а пасмурной, даже мрачной, слякотной и с мокрым снегом. В такую погоду не хотелось выходить из дома. Футбол во дворе временно закончился до полного замерзания земли и луж и установления устойчивого снежного покрова. Поэтому свободное время Платон проводил дома, в тепле и уюте наслаждаясь своими любимыми делами.

Из всех дней недели Платон больше всего любил субботние вечера.

Позади была учебная неделя, был сыгран очередной турнир по бильярду-хоккею, в комнатах уже была сделана уборка, и можно было в чистоте и не спеша заняться любимыми делами. А впереди было ещё и, полное планов и надежд, целое воскресенье. Но до лыж было ещё далеко.

В такую погоду на улицу совсем не тянуло, и можно было больше времени уделять урокам. Платон заметно подтянулся в учёбе, хотя основными его оценками всё равно пока были в основном тройки.

Лучше шли дела у Насти.

Её успехи на родительском собрании не раз отмечала их давняя, ещё с 1963 года, классный руководитель Зоя Григорьевна Щербакова, преподававшая географию ещё в 20-ой школе.

Достижения Насти отмечала и преподаватель литературы Лия Александровна Волкова. Видимо рассказы брата с детства привили ей интерес к литературе, в отличие от самого брата, давно привыкшего готовить домашнее задание по литературе по остаточному принципу.

Если русский язык письменный Платон, как и математику, делал вначале. Потом шли интересные для него предметы физика, история и география. Потом не интересные предметы – биология и химия, а позже и астрономия. То самым последним была литература, если на неё вообще оставалось время.

Правда у Платона со временем сформировалось чувство опасности, когда он вдруг остро, чуть ли не нутром, до выступания пота, жара или мурашек ощущал, что дальше уже тянуть с началом приготовления домашнего задания больше нельзя, иначе просто не успеешь прочитать материал и один раз.

Платон никогда не повторял вслух прочитанное им правило или теорему, что было конечно неправильно. Но так уж у него это с годами сложилось. Поэтому при ответах у доски он иногда выглядел недостаточно убедительным.

Теперь дома у Платона иногда появлялось время поговорить с гостящим у них отцом, спросить его о чём-либо, или просто обменяться с ним мнениями.

– «Сын! В процессе жизни человек набирается знаний и опыта, но всё равно совершает ошибки и набивает себе шишки. Хорошо, если он учится на этих своих ошибках! А ещё лучше, если он ещё и учится на ошибках других!».

Платон поднял голову и с интересом взглянул на отца, про себя подумав:

– Чему сегодня меня опять будет учить отец? Наверно опять вбивать в мою голову прописные истины?!

– «Но это удел шибко умных! А дурак, как известно, не учится даже на своих ошибках! В общем, жизнь учит!» – поделился Пётр Петрович окончанием своей сентенции.

– «Согласен! Да, жизнь учит! Но не все ей учатся. А из тех, кто учится – не все ей и ею научаются!» – согласился Платон с доводом отца, по-своему сформулировав суть вопроса.

– «Сынок! А ты, оказывается, у нас философ!».

Со своей философией к жизни подошла и Настя. В этом году, чувствуя своё созревание, к тому же видимо где-то насмотревшись и наслушавшись подруг, она вдруг начала чистить пёрышки, задав неожиданный вопрос маме:

– «Мам! А почему ты ногти никогда не красишь?».

– «Ну, ты Насть, и даёшь! Мама же постоянно готовит еду, моет посуду, часто стирает руками, в огороде работает! Только у такой бездельницы, как ты, мог возникнуть такой вопрос!» – словно взорвался от возмущения брат.

– Ну, надо же? Какая, оказывается, у нас Настя дура!? – про себя ещё додумал он.

И Платон тут же вспомнил, как в другой школе дурачок Глухов, увидев в учебнике рисунок коренных жителей Индии, на весь класс радостно закричал:

– «Так Платон у нас оказывается Дравид!?».

Но иногда Платону попадались изворотливые дурачки.

– «А ты сравни три среды: воздух, воду и землю! Ты же в землю не проваливаешься?!» – спросил Платон, спорящего с ним Гену Донова.

– «Ну, почему же? – попытался тот поумничать, не зная, что имеет дело с пересмешником – Иногда проваливаюсь!».

– «Ну, если только от стыда!» – закончил Платон под смех стоящих рядом товарищей, вгоняя Гену в краску.

Многие ученики их класса хотели подтянуться до уровня Платона: кто в интеллекте, а кто в физической силе.

Желая набрать силу, друзья Платона Быков и Лазаренко ещё в сентябре записались в школьную секцию штанги.

– «Платон! А ты почему не хочешь штангой заниматься? Ты бы у нас был чемпионом! Мы с Володей говорили о тебе Игорю Павловичу, и он ждёт тебя в секцию!» – первым спросил Борис Быков.

– «А зачем мне это надо?! Слишком скучный вид спорта – фактически соревнуешься сам с собой! Борь! И потом у меня руки полностью не распрямляются, и мне никогда не будут засчитывать взятие веса над головой! Это у тебя руки выпрямляются аж в противоположную сторону!».

– «Да уж!» – согласился Борис.

Видимо Быков рассказал об этом Волкову, и тот после одного из своих уроков черчения, на которых Платон всегда блистал лёгкостью и скоростью изображения деталей в изометрии и диметрии, а также разрезов и сечений, попросил Платона оголить руки и выпрямить их.

– «Да-а! Судьи вес точно не засчитают! Жалко! Ну, надо же?!» – искренне сокрушался он, что возможно потерял потенциального чемпиона.

Но Платон, не ведая того, и вопреки своим желаниям, чуть было не стал потенциальным агентом иностранной разведки.

В начале декабря на Петра Петровича неожиданно вышел французский журналист Пьер Пуше.

Тот долго высиживал вечерами в их дворике на холоде, или прохаживался по Печатникову переулку, пока не увидел в двух правых крайних окнах на третьем этаже дома двадцать, зажёгшийся свет.

Пьер Пуше неожиданно позвонил в дверь и напросился в гости, мотивировав это передачей Кочету документов и информации по его парижской квартире.

Таким образом, французская разведка Сюрте Насьональ возобновила свою прежнюю «попытку».

Но теперь уже, не надеясь получить, потерявший былое влияние и осведомлённость, источник, они, неожиданно для Петра Петровича, сконцентрировались на «воспитании» его сына – почти шестнадцатилетнего Платона – в лояльности к Франции, мечтая сделать из него в будущем хотя бы своего возможного агента влияния.

– «Мсье Питер! Я пришёл к вам по поручению юридической службы. Во-первых, я передаю вам документы, подтверждающие, что с вашей парижской квартирой всё в порядке, и деньги за её аренду регулярно поступают на ваш счёт. Вот выписки из банка и городских коммунальных служб об отсутствии у вас задолженности, и письмо от вашего нотариуса».

С этими словами гость передал бумаги хозяину, который бегло просмотрел их, теперь уже по своей инициативе возвращаясь к разговору:

– «Merci, monsieur Pouchet! – ответил Пётр Петрович – Садитесь, и позвольте мне теперь угостить вас моим вином из черноплодной рябины!».

– Хорошо хоть, что соседей нет! – искренне обрадовался Кочет.

Гость с наигранным удовольствием отведал тёмно-гранатового, довольно крепкого напитка, похвалив и поблагодарив хозяина. Однако он попытался поскорее перейти ко второму, и главному вопросу.

– «Mille pardons! Разрешите я продолжу?! Во-вторых, я представляю сейчас и интересы французского правительства!».

Увидев удивление и настороженность на лице пенсионера, журналист настойчиво продолжил:

– «Мсье Питер! У нас к вам будет совсем небольшая и совершено необременительная для вас просьба. Вам практически не нужно будет ничего делать нового».

– «Да бросьте, вы, бросьте! Какие ко мне могут быть просьбы?! Я же вашим людям из Сюрте Насьональ ещё лет десять назад в Париже говорил, что я убеждённый коммунист, патриот своей Родины!» – решительно прервал в зародыше возможную попытку новой вербовки бывший сотрудник советской политической разведки.

– «Да-да! Я в курсе! Но мы знаем, что советская власть и партия вас незаслуженно и серьёзно обидели!» – пытливо взглянул он в глаза Кочета.

В этот момент покрасневший Кочет заёрзал на стуле, подумав:

– Вот как, значит, ты решил подойти ко мне?! Через мои старые обиды, про которые я давно забыл и совсем не думаю о них! Что теперь толку ворошить прошлое и с кем-то сводить счёты?! А с кем и как? С государством, или партией?! Зачем? Что теперь изменишь? А вот совсем испортить остаток жизни себе и жизни членам своей семьи – вполне возможно, даже наверняка! – молниеносно пронеслось в голове аналитика.

– «Так зачем вам тогда, в принципе, защищать интересы СССР? Ведь ваша истинная родина – Польша, а не СССР! Вы же фактически поляк!» – допустил грубейшую ошибку вербовщик.

– «Не поляк, а западный белорус!» – поначалу гордо поправил зарвавшегося гостя хозяин, но осекся, поняв, что имеет дело с дилетантом.

Тут же Пётр Петрович несколько успокоился, теперь пытаясь услышать от гостя возможно больше полезного для себя.

– «Но Вы ведь дорожите своей парижской квартирой, которую никто у вас, кстати, не отберёт! Французское правительство гарантирует вам вашу законную собственность!».

– «Вы меня пытаетесь шантажировать моей, номинально моей, квартирой в Париже?! Так я ею вовсе не дорожу! Можете забрать её! Всё равно я ею воспользоваться никогда не смогу!» – опять начал терять терпение Пётр Петрович.

– «Да нет, нет! И квартиру мы вашу не тронем! К тому же у вас есть наследник! Но у нас, в свою очередь, есть всего лишь одно естественное, как у государства – собственника земли под вашей квартирой, желание, чтобы вы воспитали своего наследника в уважении и любви к Франции, к её народу, к её истории и культуре! Мы хотим, чтобы в будущем он помогал и содействовал процветанию Франции! И, конечно, помогал развитию советско-французских отношений!» – попытался перевести разговор в конструктивную колею гость.

– «Ну, ну! И что дальше?» – нетерпеливо опять заёрзал на старом скрипучем стуле хозяин комнаты, ожидая нового подвоха.

– «И потом он сам решит, как ему поступить, где жить и работать, кого, что и за что любить!» – намекнул тот на явно высокий уровень жизни в Европе.

Пётр Петрович немного помолчал, быстро прокручивая в голове возможные последствия этого, и улыбнувшись, спросил гостя:

– «И это всё?».

– «Да, всё! Вот ещё подарок вашему сыну!» – протянул гость футболку парижского клуба «Ред Стар» с номером девять на спине.

– «Ну, это конечно возможно, и даже нужно… – понижая голос, немного многозначительно помолчал Пётр Петрович – Тогда давайте ещё раз выпьем за советско-французскую дружбу!» – облегчённо вздохнув, стал он снова разливать по рюмкам свое творение.

На этот раз гость, не опасаясь последствий, смело осушил рюмку до дна. На этом, каждый по-своему довольный самим собой, они обменялись рукопожатиями и распрощались. Выйдя на улицу, Пуше вдруг почувствовал, что его ноги подкашиваются. И он понял, что не сможет добраться до гостиницы, не попав в милицию. А это в его планы не входило. Тогда он поднялся к Кочету, попросившись на ночлег. И Кочет предоставил его.

– Но даже в плохом деле могут быть не только минусы, но и плюсы. А просвещение сына в вопросах французской жизни может пригодиться тому в дальнейшем. Мало ли что? Может сын тоже станет аналитиком, или дипломатом, или вообще, разведчиком? Тогда это ему и пригодится! Нужно ведь хорошо знать страну пребывания! – бравурно начал рассуждать Пётр Петрович, когда гость уснул на раскладушке.

Сейчас он почему-то чувствовал себя хозяином положения.

– Хотя нет, разведчиком теперь ему не быть точно! Ведь он уже сейчас на прицеле у французских спецслужб!? А может эти гады всё же отстанут? В общем, о возможности в будущем жить в парижской квартире, я пока сыну говорить не буду! Ух! А денег за аренду, сколько набежало?! – чуть позже дошла до него и трезвая мысль.

В своё время он, конечно, обиделся на руководящих деятелей советской разведки и дипломатии, допустивших его самое суровое наказание по партийной линии, в общем-то, приведшее к краху его карьеры, перспектив, семьи и мечты. Но это никак не могло быть поводом или причиной предательства своей страны, своего народа, идеи.

Так что утром Пётр Петрович выпроводил гостя с чувством туалетного облегчения, с интересом разглядывая его подарок.

– А вообще-то Платон будет ему доволен! – понял отец футболиста.

После этого он решил до поры до времени и в дальнейшем держать втайне от всех наличие у него квартиры в Париже.

– Мало ли что в жизни может произойти?! Пусть пока будет. Вон, сколько франков за сдачу её в аренду накапало!? Хотя непонятно, как можно будет ими и квартирой в будущем воспользоваться?! А не выйдет ли всё это мне боком? Нет, теперь не выйдет, раз я на пенсии! А вот детям, особенно Платону, может и выйти! Так что пусть пока не знает, что квартира, в которой он жил в раннем детстве, всё ещё наша! Да и ему сейчас, пожалуй, не до других квартир! – рассуждал Пётр Петрович.

И был прав. Платон наслаждался свободой, благоустройством, светом и уютом реутовской квартиры. А с появлением в его комнате телефона появилась и постоянная связь с матерью на работе.

Только у отца на Сретенке пока не было домашнего телефона, а рабочего уже не стало. Зато тот теперь сам зачастил к детям.

А самым для Платона теперь приятным занятием стали субботние победы в бильярд-хоккей. Однако его настоящее хоккейное «Динамо», в отличие от настоящего хоккейного «Спартака» Сталева, далеко вперёд отпустив ЦСКА, в этом году играло хуже, пропустив вперёд себя в тройку лидеров ещё и «Химик, и борясь за последующие места с «Крыльями Советов» и ленинградским СКА.

– «У нас теперь очень редко играет Саша Комаров! И вообще нет армейской команды! Надо бы нам кого-нибудь найти для начала играть за СКА Ленинград!» – обратился Платон с просьбой к товарищам.

– «Так давай возьмём Мишку Соркина!» – предложил его сосед по парте Борис Быков.

– «Давай! Я не возражаю! Пусть приходит! Нормальный вроде парень!?».

– «Да, нормальный!» – подтвердил его школьный товарищ.

– «Ты ему тогда всё предварительно расскажи, и, если он заинтересуется, то я его приглашу официально!» – согласился хозяин.

Он вообще в этой квартире действительно чувствовал себя настоящим хозяином. У него незаметно даже появились хозяйские повадки.

А периодически появляющийся в туалете стойкий запах не свежей селёдки выдавал единственную в квартире особь мужского пола, которой сейчас незачем и не с кем было бороться за лидерство.

Зато за власть продолжали бороться военные в Южном Вьетнаме, где 20 декабря произошёл очередной военный переворот, и власть в стране захватила группа молодых генералов во главе с Нгуен Ван Тхиеу.

Но если те силой распространяли своё влияние, то у Платона это получалось самым естественным образом за счёт интеллекта, доброты и изобретательности.

И вскоре он в этом невольно убедился.

Планово посетив в конце декабря парикмахерскую на улице Ленина, Платон был неожиданно и без очереди молчаливым кивком головы лучшего мастера Рафаила приглашён в его кресло.

– «Как будем стричься?».

– «Под полубокс!».

– «Тебе подойдёт! У тебя очень хороший волос – послушный! Потом можно попробовать другие стрижки!».

– «А я долго стригся под ноль!» – вспомнил он свои походы в парикмахерскую на Сретенке, особенно перед летними каникулами.

Наслаждаясь виртуозной работой больших и длинных, открытых по локоть, волосатых, ловких и лёгких рук всеми признанного большого мастера и от повышенного внимания к себе, Платон, всмотревшись в его лицо, вдруг понял, что это отец Миши Соркина.

– «Освежить?».

– «Не, спасибо! У меня тогда денег не хватит!».

Но Соркин старший с покровительственной улыбкой из пульверизатора освежил школьного товарища своего сына, крикнув в кассу прежнюю цену.

– «Ой, спасибо!» – провёл Платон ладонью по темени, ощущая приятный запах мужского одеколона.

И с взаимными улыбками раскланялся с мастером:

– «С наступающим новым годом, Вас!».

А перед самым новым годом Платону удалось у себя дома провести рекордный по числу участников турнир по бильярду-хоккею. На этот раз пришли все. Играли долго и каждый с каждым в два круга. К удовольствию Платона его товарищи вели себя скромно. Видимо из-за того, что Саша Комаров впервые увидел некоторых из них. И Платон, чтобы те не бездельничали, не шлялись по комнате, поручил самым опытным и бесцеремонным из них, Сталеву и Комарову, помогать с судейством и вести текущую статистику, посадив на записи аккуратного и надёжного Лазаренко.

При большом числе участников и итоговые места чемпионата распределились самым объективным образом: «Динамо», «Спартак», ЦСКА, «Крылья Советов», «Химик» и СКА.

Но в розыгрыше кубка «Химик» преподнёс небольшой сюрприз, в четвертьфинале обыграв «Крылья Советов» и выйдя на «Динамо». В другой части сетки ЦСКА разобрался со СКА и взял реванш у «Спартака». Но на финал сил у Саши Комарова уже не хватило.

В отличие от этого успеха, Платону нечем было похвастаться по итогам второй четверти. В конце её он, от вдруг обуявшей его лени, сильно сбавил темп, получив много троек по второстепенным для него предметам. В некоторых случаях итоговая четвертная оценка балансировала между четвёркой и тройкой, оказавшейся последней и потому перевесившей. Да и учителя иной раз специально занижали итоговые оценки за вторую четверть, чтобы подстегнуть ученика к успешной учёбе в третье четверти.

– «Вот Варя узнает, как ты учишься, тебе разве не будет стыдно?!» – пыталась воздействовать на сына мать.