Текст книги "В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922"

Глава 3
Карелия между Февральской и Октябрьской революциями

3.1. Февральская революция и национальный вопрос

Февральская революция 1917 года стала катализатором многих политических процессов, развивавшихся в России в предшествовавший период. Наряду с преобразованием политического устройства страны не менее бурно и стремительно шло развитие национальных движений и обособление национальных регионов. Толчком к эмансипации национальных окраин послужили принятые Временным правительством политические реформы: отмена дискриминационных ограничений для меньшинств и уравнение всех граждан страны в их правах. Изменение политического климата в стране, обретение гражданских свобод наряду с ослаблением легитимности власти привело к высвобождению центробежных сил. Меньшинства начали проявлять тягу к эмансипации. Не случайно национальный вопрос обсуждался как на «низовом», региональном уровне, так и в Петрограде. Каждая из значимых партий сформулировала свои подходы к национальному вопросу и грядущему региональному и национальному устройству России. Причём весной и летом 1917 года ведущие партии высказались по преимуществу за предоставление меньшинствам культурно-национальных автономий, хотя региональное устройство России виделось различным политическим силам по-разному[136]136
  См. об этом подробнее: Красовицкая Т. Ю. Этнокультурный дискурс в революционном контексте февраля-октября 1917 г. Стратегии, структуры, персонажи. М., 2015. С. 18–33.


[Закрыть].

Повсеместно активизировалась деятельность националистических организаций. Как отмечает Т. Ю Красовицкая, «общероссийским партиям пришлось столкнуться с лавинообразно возникающей массой „этнических“ партий»[137]137
  Там же. С. 34–35.


[Закрыть]. В национальных регионах страны нарастало автономистское движение, приведём несколько примеров. В июне 1917 года украинская Центральная Рада провозгласила автономию Украины. Такое же требование выдвинули молдавская национальная партия и мусаватистское движение Азербайджана, а в июле 1917 года в Казахстане была создана партия Алаш, выступавшая за национально-территориальную автономию. О национально-культурной автономии заявляли народы Поволжья и Сибири. В самых разных частях империи созывались национальные съезды. Центробежные тенденции коснулись и армии. Деникин вспоминал: «С началом революции и ослаблением власти проявилось сильнейшее центробежное стремление окраин, и наряду с ним стремление к национализации, то есть расчленению армии. […] Начались бесконечные национальные военные съезды. Заговорили вдруг все языки: литовцы, эстонцы, грузины, белорусы, малороссы, мусульмане – требуя провозглашённого „самоопределения“ – от культурно-национальной автономии, до полной независимости включительно»[138]138
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии (февраль-сентябрь 1917 г). Париж, 1921. Т. 1. С. 196–197.


[Закрыть]. Процессы суверенизации, проходившие во многих национальных регионах империи, широко изучаются, и посвящённая им литература весьма обширна[139]139
  См. например: The Ukraine, 1917–1921: a Study in Revolution / ed. J. T. von der Heide, T. Hunczak. Cambridge, 1977; Upton A. F. The Finnish Revolution 1917–1918. Minneapolis, 1980; Юлдашбаев Б. Х. Национальный вопрос в Башкирии накануне и в период Октябрьской революции. Уфа, 1984; Suny R. G. The Making of the Georgian Nation. Bloomington, 1988; Исхаки Г. Идель-Урал. Казань, 1991; Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. М., 1994; Тагиров И. Р. История национальной государственности татарского народа и Татарстана. Казань, 2000; Кульшарипов М. М. Башкирское национальное движение (1917–1922). Уфа, 2000; Майдурова Н. А. Горный Алтай в 1917 – первой половине 1918 гг. (от Горной Думы к Каракоруму). Горно-Алтайск, 2002; Алексеев Е. Е. Национальный вопрос в Якутии (1917–1972). Якутск, 2007; Нам И. В. Национальные меньшинства Сибири и Дальнего Востока на историческом переломе (1917–1922). Томск, 2009; Каземзаде Ф. Борьба за Закавказье (1917–1921). Стокгольм, 2010; Русанов В. В. Национальный суверенитет и процессы суверенизации Горного Алтая (в первой четверти XX века). Барнаул, 2010; Сушко А. В. Процессы суверенизации народов Сибири в годы Гражданской вой ны. Изд. 2. М., 2014; Smele J. D. The ‘Russian’ Civil Wars, 1916–1926. Ten Years That Shook the World. Oxford, 2015.


[Закрыть].

3.2. От Союза беломорских карел к Карельскому просветительскому обществу

Карельские регионы Олонецкой и Архангельской губерний не остались в стороне от мощных центробежных процессов, охвативших империю. Основные проблемы региона не только не были решены к 1917 году, но и усугубились, ибо за три года войны ситуация здесь сильно изменилась к худшему. Сельское хозяйство Карелии страдало от нехватки рабочих рук – в результате массовых мобилизаций деревня лишилась 47 % трудоспособного мужского населения. Посевные площади в Карелии сократились к 1917 году на 38 % в сравнении с 1913 годом. Были закрыты или работали с недогрузкой многие лесопильные заводы, свёртывались лесозаготовки, – а значит, крестьяне теряли возможность получить необходимый им дополнительный приработок. Деревня нищала. Единственной возможностью приработка для многих жителей близлежащих районов стало строительство Мурманской железной дороги. Однако и здесь условия жизни ухудшались, рабочий день часто превышал 10 часов, а заработная плата постоянно задерживалась[140]140
  История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 316–317, 321; Дубровская Е. Ю., Кораблёв Н. А. Карелия в годы Первой мировой войны: 1914–1918. СПб., 2015. С. 174–176.


[Закрыть].

В Карелии ширился продовольственный кризис, который выражался в постоянно растущих ценах на продукты питания. По подсчётам В. Бузина, если до войны семья из четырёх человек тратила в месяц на необходимое питание и промышленные товары первой необходимости 32 руб. 27 коп., то к декабрю 1915 года эта сумма составляла уже 61 руб. 73 коп. Рост цен составил почти 50 %[141]141
  Бузин В. Война и жизнь // Вестник Олонецкого губернского земства. 1915. № 23. С. 2.


[Закрыть].

Резкое ухудшение уровня жизни карельского населения фиксируется в различных чиновничьих рапортах и отчётах. Например, в одном из донесений в Петербург за 1915 год олонецкий губернатор М. И. Зубовский отмечал «удручённое настроение» крестьянского населения губернии «по случаю крайнего недостатка хлеба и отсутствия корма для скота»[142]142
  НА РК. Ф. 1. Оп. 9. Д. 12/430. Л. 4. Цит. по: Дубровская Е. Ю., Кораблёв Н. А. Указ. соч. С. 174.


[Закрыть]. Учитель М. И. Бубновский в начале 1917 года писал, что в карельском крае крестьяне «по неделям живут без хлеба» и питаются «мякиной, сосновой толчёной корой и мелко раскрошенной сухой соломой, примешанной с горстью муки»[143]143
  Бубновский М. В бане // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1917. 7/8. С. 289. Цит. по: История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 322.


[Закрыть].

Сразу после февральских революционных событий карельские и финские национальные активисты возобновили свою работу. Председатель Союза беломорских карел Алексей Митрофанов (Митро) написал секретарю Союза, писателю и национальному активисту Ииво Хяркёнену: «Теперь пришло время вновь начать ковать Сампо Беломорской Карелии, продвигая дело нашей красивой и убогой Карелии. Нужно незамедлительно созвать собрание находящихся в Финляндии беломорских карел и занимающихся этим делом финнов, чтобы обсудить, каким образом нужно было бы начинать продвигать дело Беломорской Карелии»[144]144
  Ranta R. Vienan Karjalaisten liitosta Karjalan sivistysseuraksi v. 1906–1922. Tampere, 1997. S. 111.


[Закрыть]. Митро разослал приглашения небольшой группе живших в Финляндии беломорских карел, которые в числе 22 человек должны были собраться в Тампере, – символически встреча была назначена на день рождения Элиаса Лённрота, 9 апреля[145]145
  Ibid. S. 110–123. См. также: Дубровская Е. Ю. Национальное движение в Беломорской Карелии в 1917–1918 гг. С. 88–97; Она же. Общественная жизнь карельского населения Олонецкой и Архангельской губерний в годы российской революции и Гражданской войны (1917–1920) // Трагедия великой державы: национальный вопрос и распад Советского Союза. М., 2005. С. 141–143.


[Закрыть].

Накануне этого дня была определена новая стратегия: распространить деятельность Союза не только на Беломорскую, а и на Олонецкую Карелию, создав новое общество, соответствующее этой задаче. Во избежание конфликтов и недоразумений с новой российской властью было решено направить депутацию к Временному правительству, обозначив тем самым свои намерения. В депутацию были первоначально избраны четверо из руководителей Союза: А. Митрофанов (Митро), Т. Ремшуев (Маннер), И. Естоев (Таннер), С. Дорофеев (Аланко), к которым потом присоединился известный активист Павел Афанасьев (Пааво Ахава). На следующий день на собрании Союз беломорских карел был преобразован в Карельское просветительское общество. Таким образом, карельские активисты дали понять, что воспринимают карельский регион как единый и цельный, поскольку, как пояснял присутствующим секретарь правления общества, известный писатель, переводчик и преподаватель Ииво Хяркёнен, здесь везде и в одинаковых условиях проживает «один народ, одна кровь и дух». Карельский национальный проект обновился, приобретя общенациональный масштаб.

Проект устава Общества был утверждён позже, 28 мая 1917 года[146]146
  Ranta R. Op. cit. S. 111–112.


[Закрыть]. Он немногим отличался от устава Союза беломорских карел, однако стоит отметить одну существенную особенность: члены Общества подразделялись на активных (готовых действовать) и пассивных, при этом две трети активных членов должны были составлять карелы, проживающие в Архангельской и Олонецкой губерниях[147]147
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Karjalan aseman parantaminen 1917–1920. Sidos 105.


[Закрыть]. Так выразилось стремление Общества сделать его деятельность массовой и приблизить к жителям Российской Карелии.

Депутация Общества более недели находилась в Петрограде в первой половине мая 1917 года. Временному правительству был доставлен пространный адрес «За Карелию Архангельской и Олонецкой губернии». Адрес начинался словами: «Мы явились сюда по делам живущих в России карел Архангельской и Олонецкой губерний. Мы, члены этой депутации, не живём среди названного народа, а в Финляндии, но мы все по рождению и родству оттуда и большая часть из нас русские подданные»[148]148
  Ibid.


[Закрыть]. Далее, сообщив о создании и целях Карельского просветительского общества, авторы адреса перешли к характеристике тяжёлых условий жизни Карелии, подчёркивая, что «бывшее, теперь низвергнутое правительство так же мало заботилось об этой области, как и о многих других частях Русского государства […] и не помогало им ни словом, ни делом»[149]149
  Ibid.


[Закрыть].

Рассказывая о совершенном упадке земледелия, скотоводства «и иных промыслов», о почти полном отсутствии путей сообщения, авторы адреса особенно подчёркивали отсутствие в крае просветительской и духовной работы, ибо карелы не понимают русских книг и церковных служб. При этом «поездки и прочие экономические сношения с Финляндией принесли в область финскую грамоту и просвещение», – так что, намекали деятели Общества, именно из Финляндии «проникает немного просвещения в Карелию»[150]150
  Ibid.


[Закрыть].

Карелы, сообщают авторы адреса, с нетерпением ожидают Учредительного собрания и разрешения своих проблем. «На этот раз мы ещё не представители всего народа, – признаются они, – но мы знаем, что наша деятельность, наши желания основаны на народной воле»[151]151
  Ibid.


[Закрыть]. Они ждут от Временного правительства помощи карелам и предлагают способствовать в выполнении предлагаемой программы. Первым пунктом программы выступали уже знакомые, сформулированные ещё в 1905 году языковые требования – «введение родного языка местного населения в церквах и школах», а также назначение чиновников, знающих язык народа. Для осуществления этого требования в карельских районах (предлагались сёла Ухта, Реболы, Паданы, Сямозеро и г. Олонец) должны быть учреждены духовная и учительская семинарии, а также два средних учебных заведения. Должна быть начата прокладка дорог в регионе, а кроме того, учреждены комиссии для подготовки местных экономических реформ, издания богослужебных книг и учебников, и пр.[152]152
  Ibid.


[Закрыть].

Адрес завершался географическими, демографическими и этническими сведениями о карелах, причём авторы явно пытались нивелировать как языковые, так и этнические отличия разных этнических групп карел, стремясь подчеркнуть единство народа. Кривя душой, авторы сообщали: «Язык повсюду тоже одинаков и отличается только тем, что на севере согласные выговариваются потвёрже и окончания совершеннее чем на юге. Кроме того, на юге много слов, заимствованных из русского языка…»[153]153
  Ibid.


[Закрыть] Отдельные прошения были переданы министру народного просвещения (с просьбой о создании школ и училищ) и обер-прокурору Святейшего Синода – с просьбой о создании отдельной Карельской епархии и переводе служб на карельский язык[154]154
  Ibid.


[Закрыть].

Как видим, на начальном этапе своей деятельности вновь созданное Общество действовало осторожно, и в целом держалось линии, выработанной в 1905–1906 годах. Речь шла об элементах национально-культурной автономии для карел, но ещё не было ни намёка на более глубокий национально-территориальный статус. Неопределённая ситуация в стране, непонимание будущего курса Временного правительства обусловили первые, робкие шаги карельских националистов. В Петрограде состоялись встречи с министрами просвещения и обер-прокурором Святейшего Синода (обещанное свидание с министром внутренних дел так и не произошло из-за занятости последнего), которые отнеслись к карельским посланцам доброжелательно. Министр народного просвещения А. А. Мануйлов сообщил, что правительство не будет препятствовать просветительской деятельности Общества. Оно может основывать в Карелии свои школы. Обер-прокурор Синода пообещал позаботиться о священниках, знающих карельский язык[155]155
  Ranta R. Op. cit. S. 116.


[Закрыть].

Получив эти ответы, Общество начало действовать самостоятельно, – на реальную поддержку Временного правительства рассчитывать не приходилось. Переписка членов Общества показывает, что действовали в нескольких направлениях[156]156
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Sihteerin ja toimiston kirjeenvaihto. 1917. F Sidos 32.


[Закрыть]. Прежде всего, осуществлялась подготовка народного собрания представителей карельских волостей в селе Ухта, которое считалось неформальной столицей Беломорской Карелии (население Ухтинской волости составляло в 1908 году 3076 жителей, а в самом селе Ухта проживало 1260 человек)[157]157
  Архангельская Карелия. Архангельск, 1908. С. 9–10.


[Закрыть]. С этой целью велась агитация – были отпечатаны тысячи агитационных листков на южнокарельском (ливвиковском) диалекте, на русском и финском языках. Их рассылали по почте в самые разные карельские поселения. Кроме того, приступили к подготовке агитаторов-эмиссаров, которые должны были проводить беседы с народом в различных карельских деревнях, а заодно собирать сведения о настроениях в обществе. И наконец, отбирали учителей для открытия в Карелии передвижных школ. В письме Митрофанова Ииво Хяркёнену от 14 июля перечисляются предполагаемые агитаторы и учителя. Первых было отобрано шестеро (из двенадцати, пославших заявления). В списке учителей – десять карельских девушек. Школы начали работать с осени 1917 года[158]158
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Sihteerin ja toimiston kirjeenvaihto. 1917. F Sidos 32. Елена Дубровская отмечает, что в 1917–1918 учебном году в приграничных с Финляндией карельских волостях было открыто более десятка школ с преподаванием на финском языке; общее количество учащихся в них превысило 400 человек (Дубровская Е. Ю. Национальное движение в Беломорской Карелии. С. 89).


[Закрыть].

Как показывает Елена Дубровская, активисты Общества открывали в крупных сёлах библиотеки и читальни. 13 мая вышел первый номер газеты «Karjalaisten sanomat» («Карельские новости»), в которой печатались заметки на финском языке в переводе на карельский. В Ухте, Вокнаволоке и Реболах стали создаваться местные комитеты «Карельского просветительского общества».

Дубровская справедливо отмечает, что их деятельность далеко не всегда встречалась в этих регионах с одобрением. Так, 21 мая 1917 года съезд крестьянских депутатов Повенецкого уезда, «выслушав сообщение об активизации работы просветительского общества, вынес постановление принять решительные меры по пресечению подобной деятельности»[159]159
  Дубровская Е. Ю. Национальное движение в Беломорской Карелии. C. 89.


[Закрыть]. В дальнейшем мы покажем, что даже в Ребольской волости Повенецкого уезда, наиболее тесно связанной с Финляндией экономически и культурно, звучали, тем не менее, серьёзные возражения относительно внедрения финского языка, сближения с Финляндией, и тем более присоединения к ней.

3.3. Карелы о проектах будущего

12-13 июля 1917 года (по новому стилю) в Ухте состоялся съезд представителей карельских волостей[160]160
  Текст протокола съезда см. в Приложении.


[Закрыть]. К этому времени ситуация в стране изменилась, и стало ясно, что власть Временного правительства ослабла. Помимо политических оппонентов в лице советов этим воспользовались и национальные организации окраин. Одной из первых бросила вызов центральной власти украинская Центральная Рада, принявшая в одностороннем порядке 10 (23) июня Первый Универсал, провозгласивший национально-территориальную автономию Украины в составе России. 2 (15) июля Рада получила правительственную декларацию о том, что правительство благосклонно отнесётся к разработке проекта национально-политического статута Украины. Генеральный секретариат был признан украинским высшим распорядительным органом. Это привело к кризису внутри самого Временного правительства – три министра-кадета (Д. И. Шаховской, А. А. Мануйлов и А. И. Шингарёв) покинули его в знак протеста против уступок автономистским требованиям Рады. На следующий же день в Петрограде началось вооружённое восстание анархистов и большевиков.

Серьёзный кризис разразился и в отношениях Временного правительства с Финляндией, являвшейся колыбелью карельского национального движения. 5 (18) июля, в разгар июльского кризиса, когда не ясен был ещё исход восстания большевиков в Петрограде, финский сейм одобрил (136 голосов «за» и 55 «против») социал-демократический проект «закона о верховной власти», суть которого сводилась к тому, что парламент Финляндии явочным порядком присваивает себе право принимать решения, касающиеся внутренних дел Великого княжества. Сейм решил не направлять этот «закон о верховной власти» на утверждение Временному правительству. Это привело к кризису в отношениях между Великим княжеством и Временным правительством и роспуску парламента Финляндии.

Как видим, Ухтинский съезд проходил, можно сказать, под аккомпанемент различных грозных событий, которые не могли не повлиять на радикализацию требований его организаторов. Однако, прежде чем мы обратимся к ходу и резолюциям самого съезда, вникнем в те настроения, которые в тот момент царили в карельской деревне. Историк Стэйси Черчилль обобщил наблюдения эмиссаров Карельского просветительского общества, отражённые в их рапортах. Он констатирует, что, хотя политические позиции жителей различных регионов Карелии сильно различались, эти различия не касались экономических проблем. Здесь царило единодушие: крестьян везде объединяло требование раздела земли и государственных лесных угодий[161]161
  Churchill S. Op. cit. S. 31–40. Рапорты содержатся в следующем архивном собрании: KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Karjalan aseman parantaminen 1917–1920. Sidos 105.


[Закрыть].

Волостные земельные комитеты выдвигали требования бесплатной передачи всех земель в общегосударственный фонд и уравнительного распределения этих земель на условиях долгосрочного пользования, требовали возврата отрезанных ранее в пользу казны сенокосных и других участков[162]162
  Машезерский В. И. Победа Великого Октября и образование советской автономии Карелии. С. 20.


[Закрыть]. Во многих местностях крестьяне, не дожидаясь решений высшей власти, настаивали на выделении им покосов и земельных участков. Олонецкий губернский земельный комитет, напоминая, что Временное правительство приостанавливает всякое движение земельной собственности, с тревогой предупреждал в августе население о том, что «всякое насильственное нарушение прав собственника неуклонно будет преследоваться законом»[163]163
  Борьба за установление и упрочение советской власти в Карелии: сб. документов и материалов. С. 79.


[Закрыть].

Отчаявшиеся карельские крестьяне начали искать возможности самостоятельного решения давно назревших проблем. Как и в других национальных регионах страны, выход виделся многим в регионализации, той или иной форме автономного самоуправления внутри России. Для карельских регионов встал вопрос о выборе формы самоуправления, и, как показывают источники, единого мнения здесь не существовало. Стейси Черчилль, сравнивая рапорты из Беломорской и Олонецкой Карелий, приходит к выводу, что если в первой преобладал «уверенный карельский дух» и ненависть к царским чиновникам, священникам и полиции, которых изгоняли из ряда мест (их обоснованно считали агентами власти и проводниками русификационной политики), то жителям Олонецкой Карелии была присуща ориентация на российские центры и недоверчивое отношение к политической деятельности Финляндии в регионе. И хотя и здесь можно было найти людей, надеявшихся на присоединение Олонецкой Карелии к Финляндии, гораздо больше встречалось таких, кто жёстко противостоял этой идее. Эмиссар Карельского просветительского общества В. Петров, проехавший по волостям Олонецкой Карелии, в рапорте от августа 1917 года подчёркивал, что «большая часть народа – ничего не знающий элемент, цепляется за своё прежнее состояние и верит в „Великую Россию“, каким бы положение ни было»[164]164
  Churchill S. Op. cit. S. 35–36.


[Закрыть].

Черчилль подчёркивает, что, тем не менее, Олонецкая Карелия не была однородным регионом. Население её северо-западных волостей, Ребол и Поросозера, было более подвержено финскому влиянию. Посланные сюда два агента сообщали, что многие жители выступали за создание здесь финской школы. Однако в других районах Олонецкой Карелии, по донесениям эмиссаров, жители даже стеснялись своего языка и стремились говорить с чужими по-русски, как бы демонстрируя свою «культурность». Поэтому агенты Карельского просветительского общества в этих регионах не имели успеха[165]165
  Ibid. S. 36.


[Закрыть].

Черчилль выражает уверенность в том, что как жители Беломорской Карелии, так и население Ребольского и Поросозерского уездов в целом положительно относились к «панфинской» идее, – то есть идее единства (духовного, культурного, а в будущем и политического) финского и карельского народов. Однако наши наблюдения выявляют более противоречивую картину: мы не можем утверждать, что чувство национальной близости к финнам, профинская идентичность господствовала во всей Беломорской Карелии. Отношение к Финляндии варьировалось в различных волостях края и зависело от многих обстоятельств, в частности, от близости к финской границе.

Например, сторонник Карельского просветительского общества, житель Панозера Матти Вассанен в письме от 8 июля 1917 года подчёркивал, что по степени приверженности «финской идее» жители «верхних» и «нижних» деревень Беломорской Карелии резко различаются. «Почтительно интересуюсь, – писал он Алексею Митрофанову, – как Просветительское общество собирается пробудить этих карел из нижних деревень, которые почти поголовно русскоязычные?» В письме выясняется, что «нижними деревнями» (alakylät) он называет поселения восточных волостей Беломорской Карелии, таких как Юшкозерская, Панозерская, Маслозерская и Подужемская. Автор письма негодует, что, в отличие от Вокнаволоцкой, Кондокской, Тихтозерской и Ухтинской волостей (перечисленные волости располагались вдоль финской границы), где «народ знает, что нам нужно делать и чего единодушно требовать», и уверен, что в Финляндии находятся «наши братья карелы, которые вновь подняли флаг в защиту карельских интересов» – жители «нижних деревень» ничего этого не осознают. «Это, наверно, происходит от того, – горько сетует Вассанен, – что здесь не было никакого [национального. – Примеч. авт.] пробуждения», и местное население в основном обучалось в русских школах[166]166
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Puheenjohtajan kir-jeenvaihto. Sidos 31.


[Закрыть].

Интересно, что о подобном же ментальном разделении между восточными и западными волостями Беломорской Карелии свидетельствует и другой респондент Митрофанова, вновь избранный (вместо изгнанного после Февральской революции) староста Ухты Лео Панкконен. Уже после Ухтинского съезда, в конце июля 1917 года он, перечисляя в письме те же волости – Юшкозерскую, Панозерскую, Маслозерскую и Подужемскую, – сообщает, что их жители всё-таки, в отличие от ухтинцев, склоняются в вопросе языка к русскому, хотя в школьном вопросе стоят скорее на позиции обучения на карельском или финском[167]167
  Ibid.


[Закрыть].

Существуют источники, показывающие, что и в Реболах далеко не все жители были носителями «профинского» духа. Уже упоминавшийся ребольский земский деятель Феодор Васильевич Нечаев объяснял в письме Митрофанову: «как-никак, а всё же русское влияние сильно проявило себя здесь у нас в Карелии и присоединившись бы к финнам, [мы] должны бы были снова ломать всю жизнь, а что создали бы? Нужно понять карел, и я думаю, что уже между финнами и карелами образовалась большая брешь, заделать которую пришлось бы много потрудиться». Нечаев вспоминает о массовом переходе в лютеранство финских карел, поскольку «православным карелам стало невыносимо жить в Финляндии». Приводит в качестве аргумента и уничижительное отношение финнов к карелам: «Как финны смотрят на православных финских кореляков? Смотрят как на животных. А на нас русских кореляков, как они величают нас „ryssä“, „pitkätukka“[168]168
  «Pitkätukka» – длинноволосый, очевидно, намёк на длинные бороды и волосы православных.


[Закрыть], и т. д. подоб. […] Да! – констатирует Нечаев, – повторяю, между финнами и корелами большая пропасть, и думается, что заделывать её не напрасный ли труд?»[169]169
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Puheenjohtajan kir-jeenvaihto. Sidos 31.


[Закрыть]

Важно отметить, что при этом Нечаев положительно относится к идее карельской автономии. Он пишет: «Да, уважаемый А. Митрофанов, теперь Вы взяли правильный курс! Выйдет или не выйдет что-либо из этого движения, пока судить преждевременно, но знайте, что Ваше имя станет дорогим всем карелам! Идея о самоуправлении Карелии очень скоро стала здесь распространяться и нашла массу сторонников. […] Разъезжая часто по Повенецкому уезду, я много веду с жителями беседы по волнующему меня вопросу и час то нахожу людей, сочувствующих Вашей идее»[170]170
  Ibid.


[Закрыть].

О том, насколько популярна была среди беломорских карел идея национальной автономии, можно судить и по воспоминаниям финского национального активиста Юхо Альфреда Хейкинена (более известного по прозвищу «дед из Халла»). Он, в частности, описывает дискуссии, которые летом 1917 года вели финские националистические активисты, стоявшие за присоединение Карелии к Финляндии, и представители беломорских карел. Большинство карел выступало за объединение Беломорской и Олонецкой Карелий в отдельную автономию и не одобряли идею присоединения к Финляндии[171]171
  Kokko A. Hallan ukko. Piirteitä maanviljeliä J. A. Heikkisen elämästä ja elämäntyöstä. Porvoo-Helsinki, 1939. S. 246–247.


[Закрыть].

Были, однако, и такие карелы, которые уже на этом этапе поддерживали идею присоединения своего края к Финляндии. Письмо одного из них мы встречаем среди материалов Митро – председателю Карельского просветительского общества писал солдат М. Воронов, уроженец деревни Святозеро Петрозаводского уезда Олонецкой губернии. Его короткое послание написано на ливвиковском диалекте (кириллицей) 9 июня 1917 года: «Товарищ Митрофанов! Случайно в мои руки попала газета (Карьялайстен саномат)[172]172
  Karjalaisten sanomat – «Карельские новости», газета Карельского просветительского общества.


[Закрыть], которую я воспринял очень сочувственно. Я очень хочу, чтобы вся Карелия соединилась с народом Финляндии, да и от многих кореляков я сам слышал, большинство хотело бы соединиться с народом Финляндии, все знают финские порядки и новости. […] Я же сам со своей стороны, когда буду дома, буду всем растолковывать начатые вами дела. Солдат М. Воронов. Почтовая станция Пюхяярви (Святозеро) Олонецкой губернии Петрозаводского уезда»[173]173
  KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja säilytysyksiköt. Puheenjohtajan kir-jeenvaihto. Sidos 31. Авторы выражают глубокую благодарность А. Левкоеву за перевод этого письма.


[Закрыть].