Текст книги "Один в поле воин! За ВДВ!"

3.4 Учебная тревога

– Рота, подъём! Учебная тревога! – кричит дневальный по роте.

Что-то новое! Мы вскакиваем, валимся друг на друга, толкаемся, материмся, надеваем «ПШ», мотаем портянки, засовываем ноги в горячо любимые кирзовые сапоги, схватив ремень с шапкой, несёмся на построение.

Перед строем вышагивают наши гвардейские сержанты.

– Недалеко от нашей базы высадился американский десант, сейчас получаете вооружение, специальные средства и строитесь на плацу!

Мы по очереди забегаем в оружейную комнату, получаем оружие, специальные средства, надеваем шинели, закрепляем полученное военное имущество на ремне, выбегаем на плац. Строимся в колонну по два.

– Бегом марш!

Выбегаем с территории базы, бежим по зимнему лесу.

– Вспышка слева! – командует сержант Миниханов. Мы бросаемся вправо, в другую сторону от взрыва.

– Отставить! Встаём, бежим дальше.

– Вспышка справа! Бросаемся влево на снег.

– Отставить! Бежим дальше.

– Вспышка сзади! Бросаемся вперёд на снег.

– По-пластунски вперёд! Самозабвенно ползём.

Шинель – очень неудобная штука, когда бежишь, полы шинели путаются под ногами, мешают бежать. Но ползать в ней очень удобно. Полы шинели стелем на снег, под колени и вперёд! Коленям тепло на снегу, очень удобно!

Когда мы уже порядком устали и выбегаем из леса на поле, звучит команда:

– В цепь, слева и справа по одному, вперёд!

Мы на ходу выстраиваемся в цепь, бросаемся в снег. Слева и справа по одному, с криками «Ура!» наступаем на превосходящего противника. Лежащие бойцы, в это время, прикрывают наступающих десантников кинжальным огнём. Противник в панике! Бежит от нас! Мы победили! Пленных не берём!

– Строиться! Мы строимся на снежной дороге, потные и счастливые.

– Задача по уничтожению вражеского десанта выполнена! – хвалит нас сержант Миниханов. – В колонну по два, бегом, выдвигаемся на базу, сдаём оружие, специальные средства, готовимся к обеду. Вперёд!

Наше крутое, «молодое», подразделение, уничтожившее американский десант, во главе с Терминатором, держит курс на базу. Бежим, дышим свежим воздухом. Подбегаем к казарме, фотографируемся с сержантами, для дембельских альбомов. Забегаем в расположение, сдаём оружие, специальные средства.

Я снимаю мокрую гимнастёрку, вешаю её на спинку кровати, стаскиваю тяжеленные сапоги, убираю сбившиеся на ноге портянки. Мозолей стало ещё больше. Надеваю тапки, хромаю к заветной аптечке, беру зелёнку с лейкопластырем, ковыляю к своей табуретке. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, заклеиваю лейкопластырем. Хорошо! Какие хороший сегодня выдался день, крутые переживания и активные действия!

3.5 Письма из дома

– Строиться на обед! – кричит дневальный по роте.

Я хватаю мокрую гимнастёрку, натягиваю её на себя, мотаю сырые портянки, засовываю опухшие ноги в сапоги. Ощущаю себя ихтиандром. Хромая бегу на построение.

Спускаемся в столовую. «Встать», «сесть», «встать», «сесть», «встать», «сесть»…. Это длится бесконечно… С удовольствием поглощаю солдатский обед, прогулка по зимнему лесу идёт впрок. Хорошо пообедал. «Встать», «сесть», «встать», «сесть», – отличные упражнения для уплотнения обеда. Поднимаемся в расположение.

Самое приятное для солдата, это получить письмо из дома. Полученные письма от родителей обходятся для «молодого» солдата безболезненно, а получение письма от подруг или от друзей, карается сержантами ударом ладошки по шее, на которую и положен этот конверт с заветным письмом.

После обеда к нам на базу приехал старослужащий Колчин, привёз почту. Он отдаёт нашим сержантам конверты, трещит с ними о том, о сём. Сержанты делятся с ним впечатлениями о нас, солдатское время нужно как-то убить. Они берут конверты и раздают их нам.

– Кириллов, письмо! – радостно кричит сержант Смирнов. Кириллов подходит к сержанту, тот показывает ему адрес на конверте.

– От кого? – ласково спрашивает сержант.

– От родителей, – шепчет «молодой» солдат Кириллов.

– Забирай! – разрешает сержант.

– Новиков! – продолжает сержант Смирнов.

– Я! – радостно кричу я

– От кого? – невинно спрашивает сержант.

– От подруги, – не поняв ещё, что меня ждёт, говорю я.

– Отлично! Положено штамп на конверт поставить! – учит сержант Смирнов.

– Как это? – интересуюсь я.

– Нагибай шею, – командует он.

Я нагибаю шею, он надувает, предварительно надорванный, конверт и кладёт его мне на шею. Со всего размаха бьёт по конверту ладошкой. Хлоп! Конверт взорвался с громким треском.

– Гы, гы, гы, гы, – загоготали довольные сержанты.

Дальше называют других счастливчиков, бьют по конвертам, веселятся, гогочут. В армии ведь так мало веселья, вот и развлекаются. Но это ведь не зазорно, так, детская шалость, не тельняшки с портянками старослужащим стирать! Так ведь?

Позднее все письма я называл «от родителей», чтобы не получать по шее. Иногда проходило, иногда нет, всё-таки сержанты не совсем тупые и запоминают адреса приходящих писем.

После цирка с раздачей писем готовимся к строевой подготовке. Надеваем шинели, выходим на плац. Строимся в колонну по два.

– Ша-а-а-гом марш! Раз, два, раз, два, левой ногой, правой, левой. Правой ногой, левой, раз, раз, раз, два, три. Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во, раз, раз, раз, два, три. Нале-е-во, раз, раз, два, три. Стой! Раз, два. Поднять правую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Поднять левую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Ша-а-гом марш! Левой, левой ногой, раз, два, три. Песню запевай!

В зимнем лесу, под Псковом, звучит наша суровая строевая песня. Берегись, Америка, скоро «молодые» десантники придут в войска, из учебных подразделений!

– Стой! Раз, два! Заходим в расположение!

Стараясь не хромать, я заползаю на второй этаж. Снимаю шинель, добираюсь до своей табуретки, снимаю сырую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати. Скидываю кирзовые сапоги, портянки, как обычно, сбились в один комок. Разглядываю опухшие ноги, покрытые кровавыми мозолями. Надеваю тапки, хромая, иду к аптечке. Зелёнка и лейкопластырь меня спасут. Заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Красота! Жжение в ступнях ног заметно убавилось.

– Строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.

Натягиваю мокрую гимнастёрку, судорожно наматываю сырые портянки, со скрипом сую ноги в кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и лечу в строй.

Спускаемся в столовую. Встаём и садимся около стола, раз по десять. Наконец добираемся до каши, в темпе забрасываем её в свои желудки, запиваем чаем. Поднимаемся в расположение. Готовимся к завтрашнему дню. Подшиваемся, бреемся, моемся под умывальником.

– Строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

Сержант Миниханов сверяет личный состав учебной роты по списку. Солдат, услышавший свою фамилию, кричит «Я!».

– Отбой!

Сто человек бегут, топая кирзовыми сапогами, к своим кроватям, толкаются, ругаются между собой. На ходу скидываем гимнастёрки, снимаем сапоги, раскручиваем сбившиеся портянки, всё складываем на табурет. Под табуретки вешаем портянки, ставим сапоги и летим в кровати, укрываемся одеялами. Всё это длится не более минуты.

– Отставить!

Я вскакиваю с кровати, прыгаю вниз на чьи-то плечи, меня обкладывают матом, я отвечаю аналогично, надеваю гимнастёрку, галифе, накручиваю портянки, натягиваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу в строй.

– Отбой!

«Весёлые старты» продолжаются минут тридцать. Толпа «молодых» солдат, через ноги, познаёт солдатскую науку. С каждым разом «отбиться» получается всё быстрее и быстрее, наконец, мы затихаем под одеялами. Ещё один день прошёл, спокойной ночи!

3.6 Постирай тельняшку!

– Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

– Рота, подъём! – дублируют, трубя во всё горло, бравые сержанты.

Я спрыгиваю со второго яруса, протискиваюсь к своей табуретке, натягиваю галифе, мотаю, красные от крови портянки, на ноги, со скрипом засовываю их в сапоги, надеваю гимнастёрку, хватаю ремень, с зимней шапкой и лечу на построение.

– Отставить!

На ходу снимаю ремень, скидываю гимнастёрку, толкаясь, подбегаю к своей табуретке. Стаскиваю с опухших ног кирзовые сапоги, разматываю портянки, всё аккуратно и быстро раскладываю на табуретке, лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Затих, приготовился к очередному старту.

– Подъём!

Всё в обратном порядке. Минут двадцать мы шлифуем своё мастерство подъёма и отбоя. Наконец построились в расположении учебной роты. Перед нами, как павлины, ходят бравые сержанты.

– Все живы, потерь нет? – изволит шутить долговязый сержант Стариков. – Выбегаем на зарядку!

Выбегаем на улицу, здесь холодно и мрачно. После тёплой солдатской кровати выходить на мороз смерти подобно. Я дрожу от холода, когда эти грёбанные сержанты изволят появиться?! Наконец они вышли, дали нам «старт». Через несколько метров становиться теплее, жить стало веселее. Краски в лесу стали яркими, не всё так плохо!

Зимний лес стал красивым, деревья пушистые, тишина. Раздаётся только топот более ста пар кирзовых сапог и наше дыхание. «Вспышка слева», «вспышка справа», «вспышка сзади». Прибегаем на спортивный городок.

– Повисли на турниках! Раз! – вверх, два! – вниз, раз! – вверх, два! – вниз.

Слабаки срываются с перекладин, сержанты, пинками, их загоняют обратно. Сильные «молодые» солдаты висят на турниках и ждут сорвавшихся, когда они повиснут снова.

– За одного отвечают все! – напоминает нам сержант Миниханнов. – Перешли на брусья!

Ходим на руках по брусьям, друг за другом. Здесь та же история. Слабаки умудряются упасть с брусьев, их опять пинками загоняют обратно, печальное зрелище! Чем эти слоны занимались на «гражданке»? Самогон по углам хлестали? Похоже на то!

– Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!

Я, уставший, но счастливый, ковыляю в расположение учебной роты, на второй этаж. Добираюсь до своей табуретки, снимаю насквозь мокрый китель, скидываю кирзовые сапоги. По ощущениям они весят килограмм по десять каждый! Разматываю сырые портянки, они сбились в одном месте, и опять натёрли пару новых мозолей. Ноги горят, как в огне. Разглядываю опухшие ноги, надеваю тапки и почти бегом, передвигаюсь к заветной аптечке. Беру зелёнку с лейкопластырем, заливаю открытые мозоли, залепляю пластырем, жжение, в ободранных, до мяса, пальцах, немного убавилось.

В тапках иду умываться, потом наводим порядок в расположении. По нитке ровняем полосы на одеялах, набиваем кантики. Ноги в тапках отдыхают.

– Строиться на завтрак!

Хватаю мокрый китель, натягиваю его на себя, мотаю на ноги, красные от крови, портянки, со скрипом засовываю в кирзовые сапоги, хватаю ремень, с зимней шапкой и ковыляю на построение.

Спускаемся в столовую. Как вкусно пахнет, оказывается, солдатская «параша» ещё и пахнет как настоящая еда, или это я очень голодный? Становимся вокруг стола, ждём команды сержантов, они не торопятся, а куда им торопиться? До дома им ещё, как до Китая пешком!

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Приступить к приёму пищи!

Раздатчик накладывает, в тянущиеся к нему тарелки, чудо-кашу. Мы начинаем усиленно работать ложками. Каша не хочет отлипать от тарелки, но мы очень настойчивы. Скоро она переходит в наши голодные желудки, становится хорошо и хочется спать, вот бы часик вздремнуть!

– Закончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку!

Поднимаемся в расположение, на второй этаж, надеваем шинели, выходим на плац. На улице мягкая зимняя погода, после завтрака организм работает и не мёрзнет. Стоим, ждём сержантов, разговариваем, наслаждаемся минутами отдыха. Под ногами скрипит снег. Выходят сержанты.

– Строиться в колонну по четыре! Шаго-о-ом ма-а-арш! Песню запе-е-евай!

В лесу, под Псковом, звучит наша лихая строевая песня. Мы ходим по плацу, оттачиваем строевые приёмы; повороты, передвижения, выход из строя, заход в строй. Тянем носок, держим ногу на весу. Ходим и строем, и по одному, и парами, и тройками.

Время не стоит на месте, приезжает автомашина с нашим обедом. Наряд по столовой выгружает продукты из автомашины. В воздухе запахло вкусной солдатской едой, сразу захотелось кушать, желудок призывно заурчал. Команды сразу стали исполнятся не чётко, какие команды, когда кушать хочется?!

– Строиться на обед! – кричит сержант Смирнов.

Вот и до обеда дожили! Бежим в расположение, снимаем шинели, вешаем их на вешалки, бежим строиться на обед. Заходим в столовую, стоим около стола, ждём команды.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

Ещё минут пятнадцать приседаем около стола, тешим самолюбие сержантов. Наконец, добираемся до еды. Мелькают ложки, голодные солдаты усиленно жуют. Нужно успеть съесть максимальное количество еды, чтобы ни остаться голодным.

– Окончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Заходим в ленинскую комнату, учим Устав.

Хорошая команда, будем сидеть в ленинской комнате, будем бороться со сном, а потом и с голодом. Но бежать никуда не нужно, лафа! Сидим, отдыхаем, раненые ноги гудят…

– Новиков, к сержанту! – кричит дневальный по роте.

В бытовой комнате сидит сержант Миниханов.

– Вызывали, товарищ сержант? – спрашиваю я его, подходя.

– Да, – говорит сержант из Альметьевска.

Берёт со стола свою грязную тельняшку и бросает её мне.

– Постирай! – требует он.

– Что?! Я постирай?! – в бешенстве спрашиваю я.

– Ты, – удивляется сержант Миниханов.

– Найди там слона и отдай ему свою тельняшку! – показываю я на свой призыв.

– А ты не слон? – спрашивает сержант, удивлению сержанта нет предела.

– Я не слон! – отрезаю я.

– Ну, ну, придёшь в войска, быстро обломают! – пугает меня гвардейский сержант.

– Посмотрим! – говорю я, и выхожу из бытовой комнаты.

Захожу в ленинскую комнату, продолжаю учить Устав. Взбесил меня этот, решивший, что он крутой сержант, придём в войска, я им покажу как нужно себя вести! Сам, сто пудово, этот тощий татарин, стирал своим старослужащим форму. Не на того напал, слон бенгальский!

После этого разговора, сержант Миниханов стал более пристально за мной следить, чаще ставить меня в наряды, докапываться по мелочам. Но меня этим не достанешь, мне глубоко плевать на сержантские потуги! Кто, интересно, постирал этому сержанту его грязную тельняшку, ведь всё равно, он нашёл для себя прислугу, в лице «молодого» солдата!

– Рота, строиться на ужин!

Строимся в расположении, спускаемся в столовую, встаём вокруг столов.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Приступить к приёму пищи!

Опять замелькали ложки, заработали челюсти. Сержанты сидят за отдельным столом, смеются над нами, лакомятся пирожными, пьют соки. Хорошо быть сержантом!

– Закончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Заходим в расположение роты, готовимся к завтрашнему дню, подшиваемся, бреемся.

Я поднимаюсь в расположение, добираюсь до своей табуретки. Снимаю китель, вешаю его на душку кровати. Стягиваю кирзовые сапоги, распутываю, сбившиеся в комок, портянки, надеваю тапки и ковыляю к заветной аптечке. Заливаю кровавые мозоли зелёнкой, залепляю новым лейкопластырем, стало гораздо легче!

В тапках иду умываться, бриться. Сажусь на табуретку, и меняю подворотничок на кителе. День службы почти закончен, несколько минут покоя.

– Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

Долговязый сержант Стариков проводит перекличку личного состава учебной роты. Незаконно отсутствующих нет, никто не дезертировал.

– Отбой!

Стадо из тридцати «молодых» солдат устремилось к своим кроватям. Места катастрофически не хватает. Мы толкаем друг друга, ругаемся. Около своей табуретки я снимаю китель, кирзовые сапоги, раскручиваю портянки, всю форму складываю на табуретке, портянки внизу, под табуреткой. Ныряю в кровать, укрываюсь одеялом. Затаился, будет продолжение цирка.

– Отставить!

Все бежим обратно, топот кирзовых сапог раздаётся, наверно, до Пскова. Толкаемся, ругаемся, ковыляем на построение. На ходу приводим себя в порядок.

– Отбой!

Сто человек, на ходу раздеваясь, бежит к своим кроватям. Скидываем на табуретки свою форму, летим в кровати, укрываемся одеялом. Прыгаем полчаса, радуем сержантов. Но всему приходит конец, конец пришёл и нашим прыганьям, затихаем под одеялами. Я сразу засыпаю. Спокойной ночи!

3.7 Шестёрки

Весь личный состав учебной роты начал разбиваться по группам, для лучшего выживания в экстремальных условиях. И, естественно, начали возникать трения между группами. Я сблизился с солдатом с Украины, Хохловым. Единственный минус Хохлова состоял в том, что он болел плоскостопием, и практически, не мог бегать. На всех мероприятиях, по бегу, мне приходилось тащить его за собой.

Одна из таких групп состояла из солдата Толстого, Рождественского и Жабина.

1. солдат Толстый – крупный, басистый парень, лет 18, с замашками начинающего лидера. Место жительства не известно.

2. солдат Рождественский – худой тип, неопределённого возраста, состоящий из оттопыренного уха, наверно родовая травма, гнилых зубов – не во всём Советском Союзе были кабинеты стоматологов, и бегающих от страха глаз. Место жительства, в захолустном углу Советского Союза. Судя по сгнившим зубам, родился в эпоху динозавров.

3. солдат Жабин – худой, похожий на свою фамилию человек, лет 18 от роду. Место жительства не известно.

Толстый, отчего-то, думает, что он очень сильный, и решает подмять под себя весь личный состав учебной роты. С его мнением я, естественно, не согласен. А так как у лидера должны быть свои шестёрки, для количества, то в роли шестёрок выступил солдат Жабин и солдат Рождественский.

Две шестёрки Толстого неотступно следуют за своим хозяином. Хихикают и лебезят перед ним. Так как Толстый позиционировал себя мастером рукопашного боя, мне пришлось выйти с ним на разборки в лес, но Толстый мастером рукопашного боя был только в своих, розовых, мечтах, а поэтому, мне не понадобилось его бить, просто разошлись после обмена любезностями. Солдат Толстый бросил попытки физического воздействия, и совместно со своими шестёрками, перешёл на простое хихиканье и на тупые подколки, как, впрочем, и положено кучке необразованных слонов.

Так, весь «Курс молодого бойца», я и отбивался, словесно, от этой стаи слабосильных шестёрок. Правда, один раз пришлось, в лесу, солдату Жабину дать по фейсу, просто, для урока. Он попробовал помахать своими кривыми ногами, но получил в челюсть, пару раз. Бокс, это тебе не шутки, солдат Жабин!

После распределения личного состава учебной роты по подразделениям батальона, гнилозубый солдат Рождественский, одна из шестёрок Толстого, попал со мной в четвёртую роту.

– Вот где тебе, ушастый, зачтётся! – пообещал я ему, но как впоследствии оказалось, обманул.

3.8 Укладка парашютов

– Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

– Рота подъём! – подхватывают сержанты.

Настал новый день. Я лечу с кровати на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, возвращаю эту порцию обратно. Натягиваю галифе, накручиваю портянки, надеваю сапоги, хватаю ремень с шапкой, и бегу строиться.

– Отставить! – радостно кричит долговязый сержант Стариков.

Стартую обратно, на ходу скидываю гимнастёрку, у табуретки снимаю сапоги, раскручиваю портянки, сбрасываю всю одежду на табуретку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Жду…

– Рота, подъём!

Толпа «молодых» солдат, топая кирзовыми сапогами, несётся на построение, места катастрофически не хватает, работаем локтями, плечами.

– Сейчас выбегаем на зарядку. Потом умываемся, наводим порядок. После завтрака из дивизии прибудет прицеп с парашютами, будем их перекладывать. Вперёд!

Строимся на плацу. На дворе зима, холодно, голодно. Ждём сержантов, стоим, мёрзнем. Выбежали.

– Бегом марш!

Снег хрустит под кирзовыми сапогами. В лесу слышно только дыхание более ста человек.

– Вспышка слева! Вспышка справа! Вспышка сзади! Вспышка спереди! По-пластунски, марш! Несём своего товарища, потом меняетесь! Сели на корточки, гуськом марш! Шевелитесь, слоны, бля, бенгальские!

Прибегаем на спортивный городок.

– Повисли на турниках!

Мы гроздьями висим на турниках, срываемся, опять запрыгиваем.

– Раз! – вверх, – Два! – вниз, – Раз! – вверх, – Два! – вниз.

Переходим на брусья, идём по ним друг за другом. Отжимаемся.

– Раз! – вниз, – Два! – вверх, Раз! – вниз, Два! – вверх.

Ходим на корточках, гуськом – любимое упражнение «молодых» солдат.

– Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок! – звучит команда сержантов.

Ковыляю на второй этаж, скидываю мокрую гимнастёрку, снимаю кирзовые сапоги, разматываю, сбившиеся в комок, портянки, в тапках бегу к аптечке. Заливаю зелёнкой кровавые мозоли, ноги жжёт, как огнём, мотаю на открытые мозоли лейкопластырь. «Первую помощь» себе успел оказать, уже хорошо! Хромая иду умываться.

По верёвке ровняем полосы на одеялах, отбиваем край одеяла. Одним словом, наводим порядок.

– Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

Строимся, спускаемся в столовую. «Сесть», «встать», «сесть», «встать», «сесть», «встать». Приседаем перед столом. Наконец добираемся до чудесной каши. Заталкиваем в желудок кашу – клейстер, запиваем чаем. «Встать», «сесть», «встать», «сесть», «встать», «сесть». Выходим из столовой, ждём технику из дивизии.

Приезжает ЗИЛ с прицепом, в прицепе на полках, под номерами, парашюты со всего батальона. Разбираем закреплённые за нами парашюты, и под руководством, приехавшего для этой цели офицера, раскладываем парашюты на плацу. Парашюты раскладываем на «столы», расстеленные на снег.

«Стол» – ткань из брезента. Шириной метра в два, длина равна длине разложенного парашюта.

Собираем парашюты обратно. Каждый этап укладки контролируется зорким офицером. Заносим в паспорта парашютов свои фамилии и дату укладки. Складываем собранные парашюты обратно в прицеп.

– Строиться! – командует сержант Миниханов. Мы строимся на плацу.

– На днях будут прыжки с парашютом, с АН-2, сейчас обедаем, после обеда собираетесь в ленинской комнате, учите Устав, – продолжает сержант Смирнов.

Учить Устав, это хорошее занятие. Сидишь в ленинской комнате, борешься со сном, с голодом. Короче, ничего не делаешь. Солдат спит, служба идёт!

На очередном построении сержант Миниханов объявил четырёх счастливчиков, заступающих в наряд по роте и в наряд по столовой. Я заступаю в наряд по роте.