Текст книги "Очерки по русской семантике"

6. Если учесть, что избыточность меры качества может сама оцениваться с количественной точки зрения, то можно будет представить отношения между аналитическими и синтетическими средствами выражения избыточности следующей типичной схемой:

слишком резко ____________________ резко

несколько слишком резко ____________________ резковато

Имея одинаковые значения, левые и правые члены этих пар различаются по наличию – отсутствию формальных средств выражения этих значений. Однако если правый член первой пары не содержит никакого вообще материального элемента, который мог бы взять на себя выражение соответствующего значения, то во второй паре дело обстоит иначе. Правый ее член имеет некорневой, словообразовательный элемент, к которому может быть прикреплено это значение. В такой именно системе и происходит изменение значения суффикса – оват-, который от значения ‘невысокой степени отклонения от средней нормы’ переходит к значению ‘ослабленной избыточности’.

Так создаются условия, в которых – оват-производные, которые принято считать средством выражения объективной неполноты признака, используются в качестве форм субъективной оценки. Ср.: «Погасли фары, стало так темно, словно Фомину завязали глаза. У самого уха услышал голос Бакина: – Темновато с непривычки?» (Б. Попов. Бурелом).

Исходя из этого можно было бы попытаться объяснить отмечаемый многими исследователями как загадка факт преимущественного употребления – оват-образований, производных от основ со значением отрицательного признака.

Справедлива все-таки восточная мудрость: «Чтобы познать меру, нужно познать чрезмерность».

К изучению степеней качества прилагательных, наречий и предикативов
(образования с приставкой во– типа вокрасно, вокрасный)

Зарегистрированные единично еще в словарях, диалектологических, этнографических и фольклорных материалах середины прошлого века, образования этого типа долгое время оставались на положении раритетов и не привлекали внимания исследователей. Как и во многих других подобных случаях, причиной этого следует считать их глубокую периферийность.

Ограниченные территориально рядом северных, прежде всего сибирских и пермских,[38]38
  Не случайно впоследствии указания на формы типа вокрасно и под. – обычно со ссылкой на Даля – обнаруживаются преимущественно в работах по сибирской диалектологии. Так, мы находим их и в «Диалектологическом очерке Сибири» А. М. Селищева [Селищев 1921: 1, 125], и в книге П. Я. Черных «Сибирские говоры» [Черных 1958: 15]. Свидетельства наблюдателей о таких образованиях для XIX в. собраны в «Исторической хрестоматии по сибирской диалектологии», составленной Н. А. Цомакион [Цомакион 1960: 39, 74, 146, 153, 298].


[Закрыть] говоров, они неизвестны говорам центральных территорий русского языка, на материале которых возводилось здание русской диалектологии. Эти образования лишены прямых и очевидных соответствий в других славянских языках, и прежде всего в украинском и белорусском, и потому казались безынтересными для сравнительной грамматики славянских языков. Они не имеют также явных генетических корней в древнерусском языке и потому остались за пределами первоочередных интересов и истории русского языка.

В то же время образования с приставкой во– были дважды ограничены категориально. Они были представлены в старших мате-риалах преимущественно формами наречий,[39]39
  Указание на это содержится в одном из самых первых сообщений о формах во– в «Замечаниях о камчатском наречии» П. Кузмищева (Москвитянин, 1848. № 11). Ср.: «Предлог во ставится перед некоторыми наречиями, например: во-мало, во-рано, во-тесно и проч., заменяя этим имена усеченные, уменьшительные, кончающиеся на овато, енько» (цит. по [Цомакион 1960: 39]). Сходное определение находим в «Опыте областного великорусского словаря»: «Во-, предл., приставляемый к некоторым наречиям для показания неполноты качества, напр., вомало, несколько мало; вотуго, немножко туго. Перм. Ирбит.» [Опыт 1852: 217], а также в словаре В. И. Даля [Даль 1881: I, 217].


[Закрыть] т. е. частью речи, долгое время не подвергавшейся серьезному изучению (последствия этого сказываются в нашей науке и сегодня), и притом формами наречий, связанными с выражением степеней качества, т. е. категории, которая до сих пор остается одной из наименее изученных в славянском языкознании, даже применительно к литературным вариантам славянских языков.

Потребовалось более полувека, чтобы от простой регистрации соответствующих фактов (сначала как «местных идиотизмов», как «отмен, противных грамматическим правилам» [Кузмищев 1848: 38, 39], затем как экзотических диалектизмов, используемых в качестве различительного признака определенных говоров), обратиться к ним как к особому языковому явлению, требующему теоретического осмысления. И, как это характерно вообще для истории изучения периферийных и раритетных явлений языка, этот новый – теоретический – этап в изучении рассматриваемых форм на во-открыли этимологи: сначала А. Г. Преображенский [Преображен-ский1959: 1, 101; 2, 36 доп. паг], а полвека спустя М. Фасмер [Фасмер 1973: 4, 142].

Однако выдвинутые ими этимологические версии, лишенные какого бы то ни было системно-семантического и словообразовательного обоснования, не опирающиеся на необходимый анализ категории и форм степеней качества в славянских языках и обращенные к сознанию читателя только со стороны постулируемых ими фонетических связей, оказались преждевременными (подробный анализ указанных этимологии см. в работе [Пеньковский 1974], публикуемой здесь в качестве приложения). Такова обычная плата за этимологический приоритет. Этимология подобна банковским билетам: она требует полноценного обеспечения золотыми запасами языковых фактов и активами их научного описания и истолкования.

Необходимый фактический материал русская диалектология получила. Благодаря активному сбору новых данных для Общеславянского лингвистического атласа и диалектных словарей, благодаря работе над сводом накопленных словарных фактов в «Словаре русских народных говоров» в 50 – 60-х годах был выявлен обширный круг наречных и адъективных образований типа вокрасно, вокрасный и т. п., распространенных в говорах Сибири и Среднего Урала.[40]40
  См., например, следующие лексикографические издания: Словарь русских говоров Среднего Урала (Уральский гос. ун-т им. А. М. Горького). Т. 1. Свердловск, 1964. С. 83–96 (далее – СРГСУ); Словарь русских народных говоров. Вып. 4. Л.: Наука, 1969. С. 325–355; Вып. 5. 1970. С. 10 – 180 (далее – СРНГ); В. П. Тимофеев. Диалектный словарь личности. – Учен. зап. Шадрин. и Свердлов. гос. пед. ин-тов. Сб. № 162. Шадринск, 1971. C. 36–37 (далее – ДСЛ); Словарь говоров Соликамского района Пермской области (Перм. гос. пед. ин-т. Сост. О. П. Беляева). Пермь, 1973. С. 78–87 (далее – СГСП).


[Закрыть] Они не могли теперь не привлечь внимания исследователей, и за сравнительно короткий срок им были посвящены две специальные статьи – Л. В. Сахарного (1960) и Ф. П. Филина (1972).

Работа Л. В. Сахарного «Наречия и прилагательные с префиксом во– в говорах Свердловской области» [Сахарный 1960: 146–162] представляет первый в нашей науке опыт обобщения всего известного автору предшествующего материала и анализа его на основе новых данных, собранных им в говорах Свердловской и ряда соседних областей. Впервые образования с во– были объединены здесь в таком мощном корпусе фактов (их список включает производные более чем от 70 корней), и не случайно, что именно на этой фактической основе построены соответствующие статьи «Словаря русских говоров Среднего Урала», а затем и «Словаря русских народных говоров».

В то же время здесь впервые был поставлен ряд важных теоретических вопросов, связанных с особенностями семантики, словообразования и употребления форм на во-, и предложены некоторые возможные их решения.

Появившаяся позднее, но независимая от предшествующей небольшая заметка Ф. П. Филина «Вокрасно, вокрасный» [Филин 1972: 268–271] основана на материалах «Словаря русских народных говоров». Она несколько расширяет объем анализируемых фактов (в частности, за счет не выделяемых специально Л. В. Сахарным образований типа восырь, вохолодь), содержит ряд важных заключений лингвогеографического характера и выдвигает некоторые новые вопросы, связанные с семантическими и акцентными признаками рассматриваемых форм. Работу эту, однако, отличает преимущественная этимологическая направленность.

Не исчерпывая, естественно, ни материал, ни те проблемы, которые встают в связи с его анализом, обе эти работы создают надежную основу и стимулы для дальнейшего изучения форм на во-.

* * *

1. Формы с во– распространены сейчас в обширном ареале северо-восточных говоров русского языка, центром которого являются говоры Среднего Урала. На восток от Урала формы с во-функционируют во многих говорах северновеликорусского типа вплоть до побережья Тихого океана. На запад от Урала, с постепенным сокращением продуктивности этой словообразовательной модели, они известны пермским, кировским и челябинским говорам [Сахарный 1960: 147, 157, 160; Филин 1972: 268–269].

Отмечая, что в картотеке «Словаря русских народных говоров» нет ни одного примера из говоров северо-западных и центральных областей, поволжских земель и южновеликорусской территории, Ф. П. Филин включает в ареал форм с во– архангельские, вологодские и костромские говоры [Филин 1972: 268–269]. Следует заметить, однако, что материалы СРНГ располагают для этих трех диалектных территорий лишь отдельными, единичными и к тому же не самыми показательными фактами. Так, вологодские говоры представлены в этом собрании всего двумя формами. Одна из них – возвднко (1887) – извлечена из песенного текста («Седоки песни поют, Колокольчики возвонко Звенят вунывно под дугой» [СРНГ 1970: 5, 16]), и, может быть, именно этим и объясняется ее уникальное ударение на основе; при характерном для подобных образований и достаточно последовательно проведенном энантиосемическом совмещении полярных значений «ослабления» и «усиления» степени качества (ср.: вогорячо ‘не очень горячо’ и ‘слишком горячо’) имеет нейтральное значение ‘звонко’ и потому кажется не вполне надежной (ср. здесь же являющееся, по-видимому, испорченным вунувно ‘заунывно’ <?>). Вторая же – восырь (1897) – реализует другую словообразовательную модель, представленную в говорах значительно меньшим числом образований, но имеющую зато более широкое распространение.

Учитывая, что формы типа восырь известны единично владимирским и соседним ивановским говорам (основываемся на материалах собственных наблюдений), можно было бы высказать предположение, что еще в недавнем прошлом они были свойственны всем северно-русским говорам, всему северно-русскому наречию в целом или по крайней мере значительной его части.

Во всяком случае, именно в пользу этого предположения говорит тот факт, что большинство костромских материалов, содержащихся в СРНГ, представлено образованиями именно этого типа. Ср. здесь: воблизь (Буйск., 1897), вокись (Ветл., 1922), восырь (там же), вохолодь (Ветл., 1913) и – лишь один пример – вобел (Ветл., 1922).[41]41
  Если только это не описка или опечатка в источнике вместо вобелъ. Ср., например, Тобольск. вобелъ в таком же употреблении: Мы ноне ходъли <за земляникой>, да не поспела она, она еще вобелъ, вдзеленъ она. В тобольско-тюменских говорах подобные образования весьма употребительны (основываюсь на собственных наблюдениях, подтвержденных уроженцем Тюменской области доцентом В. Ф. Куприяновым).


[Закрыть]

Таким образом, для вологодских и костромских говоров формы на во-…-о, судя по материалам СРНГ, не характерны и если все же и наличествуют в них, то, по-видимому, либо как наносное явление, либо – что более вероятно – как последние осколки уходящего прошлого.

Можно предполагать, что в прошлом образования типа вокрасно были известны и владимирским говорам. Об этом могло бы свидетельствовать отмеченное Далем и подкрепленное на более широком материале СРНГ влад. пенз. сарат. воскорица «оструха, бойкая девка, бабенка» (Даль. Т. 1. С. 248); «бойкая, живая, быстрая девушка, женщина» [СРНГ 1970: 5, 135], если возводить это старое, вышедшее из употребления слово (все его записи относятся к первой половине XIX в.) не к острый, как думал Даль, а к воскоро, вострый ‘слишком скорый, слишком быстрый’.

Значительно сложнее решается тот же вопрос в отношении архангельских говоров. СРНГ содержит одиннадцать архангельских форм – вокоротко, вомало, вомелко, вопестро, вопрытко, ворано, вотемно, вотепло, вотесно, вотолсто и вотонко, однако все они засвидетельствованы исключительно данными Даля[42]42
  Вообще же в словаре Даля таких форм больше, причем Даль, по-видимому, не счел необходимым приводить все известные ему образования с во-, рассматривая их как регулярные. Ср. примеч. к вогрузно: «Также говор, вогрубо, вогрязно, водлинно и пр.» [Даль 1881: I, 218].


[Закрыть] и не подтверждены более поздними материалами из иных источников. Форм этого типа нет ни в «Словаре областного архангельского наречия» А. Подвысоцкого (СПб., 1885), ни в известных диалектологических описаниях архангельских говоров,[43]43
  Из последних см., например, работу Г. Я. Симиной «Пинежье. Очерки по морфологии пинежского говора» (Л., 1970), в которой формам степеней качества уделено как раз значительное место.


[Закрыть] ни – за редчайшими и не вполне типичными случаями – в опубликованных фольклорных текстах,[44]44
  См., например: А. Д. Григорьев. Архангельские былины и исторические песни. Т. 1. М., 1904; Т. 3. М., 1910; Материалы, собранные в Архангельской губернии летом 1901 г. А. В. Марковым и др. (Труды Музейно-этнографической комиссии. Т. 1. М., 1905; Т. 2. М., 1911), и мн. др.


[Закрыть] ни в других источниках.[45]45
  Таковы, например, отражения живой диалектной архангельской речи в текстах известных нам писателей-архангельцев М. Р. Голубковой, Н. Жернакова, С. Писахова, А. Чапыгина, Б. Шергинаи др.


[Закрыть] Положение еще более усугубляется тем, что указания Даля о распространении наречий с во-являются, как это отмечалось уже в литературе, довольно противоречивыми.[46]46
  Так, в статье «О наречиях русского языка» они приводятся в числе «примет сибирского наречия» (см.: [Даль 1881: I, LXVI]), и в соответствии с этим в некоторых словарных статьях при формах с во– ставится помета «сиб.» (см., например, вогрузно, вогрубо, водлинно [I, 218]). Однако в словарной статье о приставке во– даются уже четыре пометы: «севр. арх. прм. сиб.» [I, 217], а в иных случаях оказывается либо только «севр.» (см., например, во-далеко в статье воздалече [I, 226]), либо «арх. сиб.» или «сиб. арх» (см., например, [I, 240, 241, 253]). Ср. также соответствующие данные в работах [Черных 1958: 17–18; Сахарный 1960: 147].


[Закрыть]Тем не менее трудно подозревать Даля в ошибке.

Скорее можно было бы думать, что описанная ситуация объясняется тем, что образования с во– в архангельских говорах и в прошлом уже были (или стали) малопродуктивными и впоследствии, продолжая сокращать свою частотность, все более выходили из употребления.

Возможно, что именно этим было обусловлено отмеченное выше на примере вологод. возвонко изменение семантики во-образований с переходом от двух энантиосемически связанных значений (‘не-сколько’ и ‘слишком’) к «нейтральному» значению степени качества. Ср. в этом отношении полное тождество значений формовые и во-резвые в приводимом ниже фрагменте свадебной песни из Шенкурского уезда: «Скована и связана сижу я в брусовой во лавице, Не могу стати, не поднятися на резвыя ноженьки, У меня-то на во-резвых ногах да колоды дубовыя» [Ефименко 1877: 1, 103]. То же в одной из прионежских былин: «Щобы росту была она высокова, Станом была да востановитая» и рядом: «Станом она да становитая» [Астахова 1951: 2, 93–94]. Ср. также прозвище одного из былинных персонажей, соратника Василия Буслаева и Василия Казимировича, борца с Кострюком-Мастрюком, – Потанюшки Хроменького, который в одной из печорских былин именуется Потанюшка Вахрдмый (Вахроменъкий) [Ончуков 1904: 265, 267].

Причиной того, что формы степени качества с приставкой во-не стали здесь употребительными, должно было быть наличие иных средств выражения тех же значений, конкурировавших с во-образованиями и препятствовавших увеличению их продуктивности. Действительно, как свидетельствует указанный выше круг источников, эта роль может быть приписана, в частности, образованиям с приставками под– (ср. подчернь[47]47
  См., например: [Ломоносов 1952: 7, 642]. Ср.: подхилый [Кривополенова 1950: 100), подсухой (А. Чапыгин. Мояжизнь) и др.


[Закрыть]), при– (ср. приглубь и приглубый[48]48
  См., например: [Даль 1881: III, 407] или [Голубкова 1965: 17].


[Закрыть]), су– (ср. сукраснь и сукрасный[49]49
  См., например: [Ломоносов 1952: 612, 642].


[Закрыть]) и др. Что особенно важно и показательно, в этом ряду обнаруживаются также образования с приставкой у– (ср.: грубый – угрубый,[50]50
  См., например: [Симина 1970: 76].


[Закрыть] белый – наубел-белый[51]51
  Ср.: «Бородушка у старого седехонька, Головушка у стара на убел бела» [Гильфердинг 1950: 3, 283] и мн. др. под.


[Закрыть]), которая в соответствии с этимологией, выдвинутой А. Преображенским, может генетически связываться с рассматриваемой здесь приставкой во– [Преображенский 1959: 1, 101; 2, 36].

Откладывая окончательное решение вопроса о формах с во-в архангельских говорах на будущее (определенные надежды в этом отношении можно было бы возлагать на подготавливаемый к публикации «Архангельский областной словарь» [Гецова 1970]), следует заметить, что в любом случае нужно было бы заняться поисками образований, которые – подобно указанному выше влад. воскорица – могли бы рассматриваться как производные от форм с во-. И если эти последние в современных говорах действительно уже не употребляются, то наличие тех или иных производных от них имело бы важное значение для восстановления их истории.

Одно такое образование как будто может быть указано. Это – не зафиксированное словарями (в том числе и «Словарем русских народных говоров») существительное вохрабейщина из былины о Сокольнике (Подсокольнике), записанной на Мезени в д. Усть-Низема Лешуконского р-на: «Да впереди-то бежит да серой волк, Да позади бежит да вохрабейщина. Да как Сокольник едет потешаитця, Да под конем змея да извиваетце… Да голова у него как пивной котел. Да как глаза у него да как пивны чаши, Да промежу ушами калена стрела…» [Астахова 1951: 1, 163–173, строки 42–54, 88 – 100].

Значение этого слова не вполне ясно. Можно думать, однако, что, как и влад. воскорица, оно является средством экспрессивной характеристики лица (цитированные строки заставляют относить эту характеристику к осуждаемому былиной Подсокольнику) и потому может с достаточной убедительностью рассматриваться как производное от основы прилагательного вохрабрый, вохрабер с обычным для языка северных былин появлением [j] на месте мягкого согласного в консонантном сочетании. Таким образом, вохрабейщина < вохрабер’щина со значением, которое можно было бы определить как ‘излишне и притом неоправданно храбрый’ = ‘дерзкий, наглец’. Сюжет былины, ее содержание, особенности образа Сокольника (Подсокольника) и характер его связей с другими героями вполне оправдывают предлагаемое толкование. Что касается суф. -щин(а), то он может считаться извлечением из весьма распространенных в былинном языке экспрессивных имен-характеристик лица типа деревенщина, засельщина, старынщина, старенщина и др.

2. Рассматриваемые формы на во– представляют образования трех основных словообразовательных моделей типа: а) вдсырь; б) вдсыро и вдсырой; в) восыровато, восыроватый.

С точки зрения их места в словообразовательной системе современных говоров все они – исключение составляют только прилагательные типа восырой, являющиеся бесспорно префиксальными производными (ср.: сырой – восырой, густой – вогустой и т. п.), – характеризуются двойственностью, или, вернее, неопределенностью своих словообразовательных связей.

Так, образования типа восыро могут рассматриваться либо как префиксальные (сыро – восыро), либо как суффиксальные (восырой – восыро), либо, наконец, как префиксально-суффиксальные (сырой – восыро), и ни одной из этих возможностей, по-видимому, нельзя отдать предпочтения. В зависимости от категориальной принадлежности форм на во-… -о и от условий их употребления (а также от некоторых других дополнительных факторов) одна из этих связей либо оказывается единственной, и тогда все другие неизбежно снимаются, либо только выдвигается на передний план, так сказать, актуализируется, оставляя другим теневое или виртуальное существование. Ср., с одной стороны, Ворано сегодня встала (рано – ворано); Под глазами-то у тебя восинё (синё – восине); Вослабко вожжи затянул (слабко – вослабко) и т. п., и с другой – Хлеб поздой, вопоздо посадила (поздо – вопоздо и поздой – вопоздо); Юбка вослабко (вослабкий – вослабко и слабкий – вослабко) и т. п..[52]52
  Все примеры здесь и далее, если это специально не оговаривается, заимствуются из указанной работы Л. В. Сахарного (С. 151).


[Закрыть]

Точно так же формы, содержащие суф. -оват-, могут быть пред-ставлены либо как префиксальные (сыровато – восыровато, сыроватый – восыроватый), либо как суффиксальные (восыро – восыровато, восырой – восыроватый). И если с диахронической точки зрения нужно признать справедливым именно последнее, то в современном состоянии языка эти формы, как свидетельству-ют их акцентологические особенности (см. об этом ниже), сохра-няя старую, префиксальную связь, в то же время устанавливают новую, суффиксальную: вдтугой – вдтуговатый (стар.) и туговатый – вотуговатый (нов.).

Особый интерес представляют словообразовательная структура и словообразовательные связи форм типа восырь.

Так, можно было бы видеть в них префиксальные образования, подобные тем, какие выступают в достаточно широко известных восточнославянским языкам парах типа дурь – придурь, горечь – пригоречь ‘горьковатость’, зелень – прозелень, синь – просинь ‘синеватый цвет, примесь синевы’, чернь – подчернь, зелень – сузелень, темь – сутемь и т. п. Не препятствует этому и то обстоятельство, что для образований типа восырь, вохолодь и т. п. нам известны не все беспрефиксные субстантивные соответствия (ср., например, вохолодь – *холодь). Важно, что они разрешены системой языка и, следовательно, могут существовать, а многие и реально существуют как индивидуальные или диалектные образования. Ср., например: жидь («… .жидь-болото народ переходит восемь вере…» [Ончуков 1908: 164), сырь («…разве что из какого ли ржавого болота сырь станет брать…» [Голубкова 1965: 18] и т. п.

Здесь, однако, следует учитывать другое: формы типа восырь, в отличие от образований с приставками под-, при-, про-, су– и др., совершенно не знают субстантивного, употребления. Ср. с придурью, в прозелень (> впрозелень), в сутеми и т. п. при невозможности (или, по крайней мере, неизвестности!) случаев типа с восырью, в вохолодь, в возелени и т. п. Это соображение, как представляется, должно быть решающим, и, таким образом, формы типа восырь не могут квалифицироваться как префиксальные производные. Их можно рассматривать, следовательно, либо как суффиксальные (восырой – восырь), либо как префиксально-суффиксальные (сырой – восырь), характеризующиеся в обоих случаях нулевым суффиксом и чередованием согласных в основе.

3. Образования первых двух типов (см. 2а, 26) отличаются последовательно выдерживаемым ударением на приставке во– (нарушают эту последовательность лишь немногие песенные и былинные формы с ударением на основе), что вполне понятно и закономерно для наречий, но должно быть признано загадочным для прилагательных (ср.: [Филин 1972: 269]).

Ударение на приставке во– встречается и в формах с суффик-сом – оват-: вдтуговато, вдтуговатый [СРНГ 1970: 5, 161], вд-великоватой, вдглуховатой, вдтуговатой [СРГСУ 1964: 1, 84, 85, 95]. И это не случайность. Как ни ограниченно число таких форм, их достаточно, чтобы говорить об отражении в них одной из ста-рых восточнославянских акцентологических закономерностей, в соответствии с которой – oeam-производные от префиксальных ос-нов сохраняют ударение производящей основы, тогда как в бесприставочных образованиях ударение перетягивается на второй суф-фиксальный гласный.

Наиболее последовательно проведена и сохранена эта закономерность в украинском языке. Ср.: задерика ‘задира’ – задерикуватий ‘задорный’; замірок ‘заморыш’ – заміркуватий ‘щуплый, мелкий’; насмішка – насмішкуватий, недоумок – недоумковатий, оцупок ‘обрубок’ – оцупкуватий ‘приземистый’ и мн. др. Ср. еще: короткий – короткуватий, но пдкороткий – покороткуватий и т. п.

Русский язык в соотношениях такого рода осуществил выравнивание ударения, которое было перетянуто с приставки или корня на суффикс. Ср.: подслеповатый вместо старого подслеповатый (Словарь Академии Российской, 1794 и др.), продолговатый вместо продолговатый (Поликарпов, Лексикон 1704), придурковатый вместо придурковатый [Даль 1881: 3, 411], одутловатый вместо одутловатый [Даль 1881: 2, 574], сутуловатый вместо сутуловатый [Даль 1881: 4, 365] и др.

В соответствии с указанной закономерностью в во-образованиях с суффиксом – оват– осуществляется передвижка ударения на этот суффикс: вовеликоватый СРНГ 1969: 4, 328], воволгловатой, воглуховатой [СРГСУ 1964: 1, 81], вотуговатый [СРГСУ 1964: 1, 95].[53]53
  Как уже говорилось, это изменение вызывает переориентировку словообразовательных связей (вотуговато – вотуго, вотуговато – туговато) и тем самым подготавливает почву для вытеснения этих образований, чему не может не способствовать воздействие на говоры литературного языка Можно думать, что и отмеченная передвижка ударения также отчасти обязана этому же воздействию, вызывающему изменение системы вокализма с развитием редукции гласных, вследствие чего формы с четырьмя и пятью заударными слогами становятся неудобными


[Закрыть]

Таким образом, именно формы с ударением на приставке следует считать первичными, видя в них результат добавочной суффиксации префиксальных образований (тугой – туго – вдтуго – вдтугой – вотуговатый). Можно полагать, что явление это связано с характерной для этой категории языковых средств тенденцией к избыточности в выражении степеней качества.[54]54
  Ср такие общеславянские явления в кругу форм степеней качества, как полипрефиксация и полисуффиксация, повторы и удвоения и т. п., при возможном объединении нескольких из этих приемов См об этом специально в работе [Пеньковский 1969-6 93 – 101]


[Закрыть]

4. В категориальном отношении образования с во– можно распределить по трем основным грамматическим классам:

а) непредикативные наречия: Вобыстро разговариват, надо бы медленнее; Вогусто мы сеяли, плохая морковь получилась; Вогрубо толкнул ее (С. 148) и т. п.;

б) безлично-предикативные наречия, категория состояния или предикативы: У нас в комнате вонизко, а мы не стукаемся; Во-мутно в глазах; Подымать – дак волегко… (С. 150); Восолоно нище, в окурат; Хорошо у нас дома, восухо (С. 152) и т. п.;[55]55
  В СРНГ в таких случаях ставятся помета «нареч. Безл. сказ», но делается это непоследовательно Впервые она появляется при слове вожутко [СРНГ 1970 5, 23], затем встречается еще несколько раз и исчезает Во всех остальных случаях указывается только «нареч» См, например, вобело [СРНГ 1969 4, 326], вокрасно [СРНГ 1950 5, 35] и др. Последовательно разграничивает наречие и предикативы В П Тимофеев в своем «Диалектном словаре личности», но зато он без ясных обоснований относит к предикативам краткие прилагательные типа вомал, – а, -о, – ы– (см [ДСЛ 1971 37]


[Закрыть]

в) имена прилагательные в краткой и полной формах: Вотеплый день; Вотепел еще чай-от [СРНГ 1970: 5, 158]; Восыра еще рыба; Восырой ложок (С. 152); Каша вогуста вышла – молока ли, чо ли долить; Кисель-от вогустой родился [СГСП 1973: 78] и т. п.

Показательны количественные соотношения между образованиями этих трех классов. Уже было отмечено, что старые источники фиксируют исключительно или преимущественно наречные формы с во-, а современные данные подтверждают неслучайность этого, обнаруживая значительное преобладание наречий над прилагательными (ср. [Филин 1972: 268]).

Не менее важно, что полные формы прилагательных с во-оказываются менее частотными, чем краткие. Это обусловлено тем, что они представлены в образованиях не от всех корней (ср. отсутствие в материале полных форм к прилагательным вовелик и вомал), что из всего потенциально возможного набора полных форм реально используются лишь формы единственного числа мужского рода и что полные формы являются менее употребительными.

Красноречивы в этом отношении данные используемых слова-рей. Так, если в ДСЛ полные формы вообще отсутствуют, то в «Словаре говоров Соликамского района Пермской области» О. П. Беляевой приводятся только два прилагательных, имеющих полные формы, и в СРГСУ и в СРНГ все словарные статьи, посвященные прилагательным с во-, хотя и открываются полными формами в качестве заглавных (ср. даже искусственные вовеликий, – ая, -ое [СРНГ 1969: 4, 328], и вомалый, – ая, -ое [СРНГ 1970: 5, 89], иллюстрируют их употребление в абсолютном большинстве случаев краткими формами. При этом во всем наличном материале нет ни одной (!) полной формы женского и среднего рода и ни одной (!) полной формы множественного числа.

Одни из этих фактов могут отчасти объясняться случайностями отбора материала в условиях полевых записей, другие могут быть отчасти связаны с характерным для севернорусских говоров явлением стяжения гласных в полных формах. Однако всего комплекса отмеченных фактов и стоящих за ними закономерностей объяснить только этими двумя причинами нельзя. Объяснение следует искать прежде всего в особенностях происхождения прилагательных с во– как вторичных, исторически поздних форм отнаречного образования (см. об этом в работе [Пеньковский 1974: 146–150], а также в наст. изд., с. 151–152), в особенностях их семантики, связанных с выражением значения избыточности степени качества (см. об этом в работе [Пеньковский 1973-а: 76–84], а также в наст. изд. с. 121–131), и в специфике их синтаксического употребления, ограниченного предикативной функцией.

В особую категорию следует, по-видимому, выделить образования на во-, функционирующие в качестве сказуемого в так называемых двусоставных несогласованных предложениях. Они представлены здесь двумя типами форм:

а) формы на во-… -о: Квас ишшо вопресно, а скоро укиснет; Юбка вослабко; Суп немного восолоно (С. 151); Трава-то уж восухо; Сапоги-то вотесно ему (С. 152) и т. п.;

б) формы на во-… -ь: Горох-то у нас вокись. Ветл. Костром., 1922 [СРНГ 1970: 5, 35]; Хлеб-то у вас восырь (там же. С. 153); …если возелень рожь, помешкам маленько. Соликамск. [СГСП 1973: 80] и др.

Признавая такие конструкции двусоставными, исследователи до сих пор расходятся в понимании категориальной сущности входящих в их состав предикативных слов. И если одни квалифицируют их как наречия (см., например, [СРГСУ 1964: 1, 83]), то другие считают их неизменяемыми прилагательными (см.: [СГСП 1973: 80]), а третьи вообще уклоняются от ответа на этот вопрос, ограничиваясь указанием на синтаксическую функцию слова (см.: [СРНГ 1970: 5, 161, 160, 164 и др. ]).

Не решая сейчас этой проблемы – она заслуживает специального обсуждения,[56]56
  Те же трудности возникают в связи с анализом категориальной природы слов на – о в конструкциях типа Лес – это чудесно! и под (см об этом в работе [Бабайцева 1967 302–310 и след] Однако общность теоретической проблематики, связывающая общерусские формы на – о и диалектные образования на во– о, как и те синтаксические структуры, в которые они входят, не должна затушевывать существенные различия между ними


[Закрыть] – следует указать только на один принципиально важный вывод, вытекающий из самого факта существования вo-образований такой сложной, двойственной природы: наличие их делает невозможным однозначное определение категориальной сущности всех форм на во-… -о, выступающих в качестве сказуемого при подлежащем, выраженном существительными и субстантиватами среднего рода. Так, в предложениях: Белье во-волгло ишо; Вогорько пифцо-то; Вовелико пальто; Вогрубо сено (С. 148); Платье-то водлинно ей; Все водорого в городе; Платье-то вожелто; Тесто вокисло (С. 149) и мн. др. под. – формы на во-… -о могут рассматриваться как краткие формы среднего рода (именно так и квалифицируются они во всех словарях), но с неменьшим основанием могут считаться и неизменяемыми слова-ми (наречиями? прилагательными?) в предикативной функции. Они не допускают, таким образом, однозначной категориальной интерпретации. То же самое характеризует, конечно, и формы на во-… -ь, если они соотносятся с прилагательными, имеющими основу на мягкий согласный или шипящий (типа синий, рыжий), и выступают в функции сказуемого при подлежащем, выраженном существительными мужского рода. Ср.: – Гляко, конь-то какой рыжий! – Ну какой он рыжий? Так только ворыж(ь) маненько (Тобольск, 1955, из записей В. Ф. Киприянова).[57]57
  О некоторых связанных с этим проблемах, и в частности о возможностях разрешения категориальной неопределенности, хотя и на другом материале, см [Пеньковский 1970 189–201]


[Закрыть]

Как показывают имеющиеся материалы, формы на во– исполь-зуются не только в качестве именной части самостоятельного предиката, но и во вторично-предикативной функции в усложненном предложении. Ср.: 1. Хлеб nocaдuлa вожарко. Сухой Лог Свердл. (С. 149); Я вожарко посадила, надо было ишо охолодить, а я поторопилась и вожарко посадила. Исет. Тюмен. (СРГСУ. Т. 1. С. 86) – Я посадила хлеб, когда в печи было еще вожарко. 2. Да, наверно, вомягко я вытащила курицу из печи. Коркино Туринск. (С. 150) – Рано я вытащила курицу из печи: она уже вомягко. Или: Поздно я вытащила курицу из печи: она уже вомягко. 3. Вожирно не люблю ись. Сухой Лог Свердл. (С. 149); Когда зеленой хлеб, возелено жнешь. Липовск. Туринск. (там же).

Естественно, что в условиях вторичной предикации, при сжатии контекста и изменении окружения, значение предикативного признака, выражаемое формами на во-, подвергается большим или меньшим изменениям. Изменения эти сказываются прежде всего, по-видимому, на степени предикативности, не приводя, однако, к полному ее устранению и, в зависимости от особенностей конкретного порядка слов, конкретной сочетаемости и т. п., вызывая осложнение первоначального и в той или иной степени уже ослабленного значения предикативного признака адвербиальным, субстантивным или тем и другим значением одновременно. При этом предикативные формы на во– не становятся непредикативными наречиями, и квалификация таких форм как обычных наречий (а именно так, и притом в тех же самых примерах, они подаются в СРГСУ и СРНГ) представляется недостаточно оправданной. Такой подход неизбежно упрощает их семантическую структуру и невольно искажает их связи внутри предложения (ср.: [Золотова 1973: 275]).

Особо должны быть выделены те случаи, где формы на во– употреблены в высказываниях метаязыкового характера, истолковывающих значение этих форм, объясняющих особенности их употребления и порожденных как раз ради такого истолкования и объяснения. Ср.: Хорошо выбелено, мытой пол, постирано хорошо, дак «вобело» говорят. Шипицыно Махн. Свердл. (С. 148); Вомарко – это когда слегка замарано. Пышма Сухолож. Свердл. (С. 150); Восветло – это время, колда уже рассветат (С. 151); Хто говорит «больно крепко», хто «вокрепко». Фоминское Махн. Свердл. (С. 150) и мн. др.

Поскольку в естественных условиях внутреннего общения носителей диалекта их речевая деятельность в норме подобных высказываний не порождает, можно полагать, что они обязаны своим возникновением специфической ситуации ответа на вопрос, исходящий от носителя иной языковой (resp. диалектной) системы. Очевидно, что в случаях, подобных приведенным выше, ответ по преимуществу или даже исключительно сосредоточивается на значении слова. По существу толкуется лишь основа слова, тогда как грамматические показатели и, следовательно, стоящая за ними грамматическая природа слова оказываются в глубокой тени. Они не только не проясняются, но, напротив, предстают перед исследователями еще менее определенными, чем в естественной жизни этих слов. Поэтому самый вопрос о грамматической природе форм на во– в тех специфических условиях, которые создаются для них в обсуждаемых высказываниях, оказывается не вполне корректным. В лексикографической практике это обстоятельство не всегда должным образом учитывается.

Приложение

Краткие тезисы о происхождении во-образований

1 Если исходить из этимологической версии М Фасмера, то рассмотренные выше восточнославянские формы степеней качества с приставкой во– можно было бы соотнести с зап. – сл. и ю. – сл. (с. – хорв.) образованиями типа с. – хорв. одуг, чеш. obdlouhý, obdloužný, слвц. obdlžny, н. – луж. hóbdlujki, в. – луж. wobdlź, ст. – польск. obdlużny 'продолговатый' и, возводя эти последние вслед за 0.11. Трубачовым [Трубачов 1963:154–172] к прасл. *obdlьg-,предполагать, что мы имеем здесь дело с одним из древнейших праславянских словообразовательных диалектизмов.